355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Щеголев » Сеть » Текст книги (страница 18)
Сеть
  • Текст добавлен: 15 октября 2016, 00:48

Текст книги "Сеть"


Автор книги: Александр Щеголев


Соавторы: Александр Тюрин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 28 страниц)

6. Неопределенное время суток

6.1 сведения, не вошедшие в материалы по делу «Миссионер», а также не зафиксированные на кристалле «Сырье»

Бесформенной массой расползалась тишина. Воняло кислым. Граждане сомнительного вида прятались под креслами, из-за телефонной стойки выглядывал ночной дежурный. Охранник, стоявший у дверей, механически засовывал пистолет в кобуру, другой застыл на ступеньках лестницы, оба были бесстрастны – по инструкции. А в центре холла лежали четверо. Один был просто трупом, поскольку кусок свинца вышиб из его головы все лишнее. Ему повезло, он покинул мир без мучений. Двое в черных одеждах неловко ползали, пачкая ковер вязким, вишневым, – эти откровенно умирали. Четвертый забавно барахтался на полу, пытаясь приподняться, он стонал и ругался, и наконец принял вертикальное положение.

– Что произошло? – обратился он к охраннику у входа, обхватив затылок ладонями.

– Этот человек совершил нападение на конвой в целях освобождения арестованного, – отрапортовал тот, указывая пальцем на изувеченное тело. – Я был вынужден застрелить его, мой капитан.

– Понял, – морщась, сказал поднявшийся и горестно склонился над коллегами. – Ребята, как вы?

Ребята помалкивали.

– Лейтенант! – крикнул тот в отчаянии. – Тридцать пятый, скажи что-нибудь!

Лейтенант у его ног беззвучно открывал рот и вяло сучил конечностями.

– С-сволочь… – выдохнул капитан. – Двоих!

Охнув, он нагнулся, поднял тонкое окровавленное лезвие. И вдруг…

– Арестованный, – прошептал, повернулся к охраннику и заорал. – Где арестованный, я тебя спрашиваю!

Невозмутимость на мгновение покинула глыбу мяса.

– Сбежал, мой капитан. Огрел нас по голове, выбил окно, вот это, и сбежал. Я ничего не смог…

– Ничего не смог! – продолжал орать руководитель группы. – Сначала нужно было стрелять в арестованного, дубина! Почему ты не стрелял в арестованного? Почему ты не преследовал его, мерзавец? Ты не знаешь, что в таких случаях делать? Расстреляю!

– Я… не смог… – мямлил охранник. – Забыл про него… почему-то… только теперь вспомнил… кэп, вы же знаете, что это за тип… – он вытянулся по стойке «смирно» и во весь казенный голос доложил, радуясь собственной сообразительности. – Арестованный заколдовал меня и совершил побег, выбив окно!

Происшедшая метаморфоза и удачная формулировка произвели на капитана благоприятное действие. Он еще немного покричал:

– Ишь ты, заколдовал! А мне теперь хозяин голову снимет? А я тебе сниму, чурбан!

Затем надавал провинившемуся пощечин и постепенно успокоился.

– Интересно, как этого гада зовут? – сказал он, злобно ткнув труп ботинком. – Слышишь, родной, я к тебе обращаюсь! Ты ведь с ним разговаривал.

Дежурный, осмелев, вылез из укрытия и ответил:

– Прошу прощения, гражданин офицер. Он пришел буквально этой ночью, я не успел записать его данные. Отправил сразу в номер, думал, оформить как положено можно и утром, когда он отдохнет. А то клиент сейчас обидчивый…

– Думал, мыслитель… – усмехнулся капитан. – Значит, фамилия неизвестна, рожа незнакома. Малая вошь, наверное… Убрать труп в машину, – распорядился он. – Господи, и вызовите наконец медгруппу! Скорее! – затем огляделся. – Никому не уходить!

Повернулся и пошел на улицу.

– Сволочи, – гудел он себе в нос. – Не нравится им, видите ли, наша жизнь. Не нравится? Пожалуйста, перерезайте вены, делайте петли из подтяжек, глотайте химию. Масса вариантов… Почему они мутят воду? Почему?

– Почему их столько? – удивлялась проститутка Елизавета. – Опять облава, что ли? Совсем озверели… – Опершись о подоконник, носительница славного имени с любопытством наблюдала, как бригада дюжих милиционеров тащит нечто в простынях. Было интересно, как в комиксах.

– Почему? – плакал добрый волшебник. Неудержимо подхваченный утренним приливом, он плыл по пыльным асфальтовым руслам. В голове его бурлили воспоминания – нет, не собственные! – воспоминания его последнего подопечного. Его марионетки, его спасителя. Он хорошо их запомнил, начиная со вчерашнего вечера и кончая сегодняшним утром, он тасовал чужие воспоминания, как колоду карт, и ужасался. Добрый волшебник механически повторял заклинание, дань минутной слабости. – ПОЧЕМУ Я ЗДЕСЬ! ПОЧЕМУ Я ЗДЕСЬ!

6.2 кристалл «Лекарь», итоговый рапорт, гриф« Штабное»

«Да будет чиста ваша душа, брат».

«Укрепится ваш разум, брат».

«Итак, очередной провал. Погибли двое Избравших свет».

«Всемогущ разум! Значит, служащий Областного банка тоже…»

«Да. Ваши предложения, сделанные в промежуточном рапорте, подтвердились, его взяли душегубы».

«Как его расшифровали? Неужели опять из-за неумения сдерживать речь?»

«К сожалению, история гораздо более нелепа. Неумение сдерживать речь показал ваш предшественник. Он впервые вел работу самостоятельно, и отсутствие опыта обернулось обидной ошибкой. Будучи экономистом, Избравший свет заинтересовался состоянием наших финансов, и ваш предшественник неосторожно рассказал ему о некоторых проблемах и проблемках в этой сфере. К счастью, информация о секретных счетах осталась в неприкосновенности, иначе один провал привел бы к целой цепи трагедий. Вероятно, Избравшему свет очень не терпелось хоть чем-нибудь помочь нам, вероятно также, он хотел прийти на встречу с вами, уже имея весомые результаты, во всяком случае, он проявил инициативу – пытался произвести некую банковскую авантюру. Видите ли, ваш предшественник не сообщил ему главную причину наших финансовых затруднений, посчитал это преждевременным».

«Понимаю. Проблема праведных и неправедных денег. Я-то считаю, что деньги изначально не могут быть праведными…»

«Оставьте, брат, не время дискутировать. Разговор идет о следующем провале, теперь уже с вашим участием. Еще одна смерть, еще один тяжкий груз для нас всех».

«Моя скорбь безгранична, вы должны это чувствовать».

«Скорбеть не имеет смысла. Целесообразнее обдумать причины постигшей неудачи».

«Причины очевидны».

«Вы так считаете, брат? Я изучил ретранслированный вами материал. На основании его я составил собственное мнение, которое сформулирую позднее, а сейчас прошу изложить ваши оправдания».

«Запись ведется?»

«Разумеется. У вас есть возражения?»

«Нет. Моя воля ослабла, и я просто хотел уточнить, нужно ли тратить силы на сдерживание не относящихся к делу образов. Теперь мне ясно, что наша беседа официальна».

«Я ощущаю ваше состояние. Но постарайтесь справиться с эмоциями: вас вызвали для серьезного разговора. Начинайте. Информацию прошу кодировать, поскольку с некоторого времени мы не можем гарантировать полную закрытость штабного канала».

«Хорошо. Мне было дано задание вылепить из уличной грязи человеческую фигуру. Попытка сделать это не привела к успеху. Выбор сырья оказался удачен, и со временем мы, несомненно, получили бы достойного соратника, но свора душегубов слишком рано сумела меня обнаружить. Вмешавшись, враги не дали довести процесс до конца. Я успел только осуществить начальную стадию обработки материала, включающую предварительную настройку мышления с помощью наивной проповеди, а также демонстрацию очищающего видения. Естественно, моделирование кошмара в чужом мозгу потребовало много энергии, в результате чего мой потенциал почти полностью обнулился. Для скорейшего восстановления энергетического баланса я применил полную релаксацию сознания. Сделавшись в этот момент беззащитным, я попал в лапы псов из службы безопасности».

«Брат, эти сведения не имеют практической ценности. Описанная ситуация сложилась банальнейшим образом. Таких, как мы, можно застать врасплох лишь во время короткого отдыха после утомительной работы. Излагайте по существу».

«Постараюсь. Я видел мало способов выпутаться из „банальнейшей ситуации“. Например, используя остатки моего потенциала, попытаться нейтрализовать врагов. Но их было так много, что на всех меня не хватило бы. Я мог потратить часть энергии на связь с вами, но вы были слишком далеко и не успели бы мне помочь. Сил у меня хватило только на то, чтобы удерживать контроль над мозгом сырья. Я решил: затраченные на первичную обработку усилия должны принести хоть какую-то пользу нашему делу, для этого нужно воспользоваться ими в целях своего освобождения. Другого выхода я не видел».

«Ясно. Вместо врагов вы нейтрализовали совесть, позволив себе сунуть под пули другого человека. Кстати, я до сих пор не услышал ваших оправданий. Продолжайте».

«Я считаю, что ваша формулировка некорректна».

«В чем?»

«Если вы проанализировали отчет, то должны были понять, что Александр…»

«Не называйте имен!»

«Простите… Что материал еще не стал человеком, что он оставался подонком. Правильные мысли, которые появились в его голове, еще не принадлежали ему, это были мои собственные мысли. Поэтому я не посылал под пули человека, как вы утверждаете. Кроме того, я очень рассчитывал, что темные навыки помогут материалу самому остаться в живых».

«Брат, пришло время сформулировать мое мнение. Понимая разумность ваших доводов, я все же настаиваю, что вы повели себя как трус. Ведь вы знали: материал хоть и не стал человеком, он мог бы им стать, он уже начал им становиться».

«Вы не имеете права так думать! Вы штабист, не нюхавший настоящей грязи!»

«Укротите эмоции, брат. Я имею право так думать, потому что не меньше вашего работал рядовым ассенизатором душ человеческих».

«Но я сделал это во имя нашего главного дела! Пожертвовав сырьем, я получил возможность продолжать выполнение своей миссии. Брат, вы одергиваете мои эмоции, между тем сами судите, опираясь на чувства, а не на разум».

«Я не сужу вас. Пусть каждый судит сам себя. Просто, размышляя о благородстве вашей миссии, вы попутно спасали свою шкуру. В сущности, поступив точно так же, как ваш… э-э… материал. Помните? Чтобы отвести гнев приятеля, он подставил вместо себя случайного прохожего».

«Если бы меня растерзали, по-вашему, это было бы наилучшим вариантом?»

«Повторяю, укротите эмоции, брат».

«Пытаюсь… Ладно. Как мне надлежало поступить?»

«Прежде всего необходимо было предусмотреть возможность провала, активно подготовиться к такой возможности. Экономнее расходовать энергию, расширить область НЗ, аккуратнее осуществлять внедрение в мир, тщательнее следить за окружающей обстановкой, с осторожностью применять полную релаксацию сознания. Ну и так далее. Вам надлежало не допустить столь безнадежных обстоятельств. Это прописные истины».

«Да, это прописные истины. Но первичная обработка сырья настолько важна, что я посчитал неправильным жалеть на этот процесс энергию. К тому же локация окружающей среды не обнаружила и малейших признаков слежки. Я был уверен, что служба безопасности меня не засекла, поэтому действовал в полную силу. Вероятно, мне не хватило опыта».

«Что ж, душегубы умеют работать, а молодость – не ваша вина. Побеждать учатся в боях. Собственно, вас ни в чем не обвиняют. Абсолютно ни в чем не обвиняют».

«Мне показалось, наоборот…»

«Вот именно, показалось. Внимание, брат, сосредоточьтесь, сейчас я задам вопрос, ради которого вас вызвали на беседу».

«Сосредоточился».

«Небольшое пояснение. Чтобы вы ответили откровенно, мы спрашиваем в момент, когда жива горечь от постигшей неудачи. Обидные слова понадобились для активизации этого настроения».

«Понял».

«Вопрос такой: почему наши многочисленные попытки освещать сумеречные души так часто заканчиваются провалом? Срыв может произойти в любой стадии процесса. Сырье гибнет от рук душегубов либо не поддается обработке – благоприятный исход, похоже, случаен. Особенно страшно, когда сырье подвергает себя самоуничтожению. Вы, наверное, слышали о таких ужасах. Даже если обработка приносит желанный результат и Избравший свет превращается в полноценного человека, все равно, совершая непредсказуемые глупости, он слишком быстро становится добычей душегубов. Изложите ваше мнение: почему работа в разных обстоятельствах с разным сырьем приводит зачастую к одному финалу – краху? Задумывались вы над этим?»

«Согласен, проблема острая. Насколько я понял, вы собираетесь корректировать тактику нашей борьбы, для чего и проводите тайный опрос?»

«Вы правильно поняли».

«Конечно, я не мог не задумываться о таких вещах. Простите, если мои мысли покажутся вам банальными. На мой взгляд, причины неудач носят глубинный характер и не являются техническим браком, как, возможно, многие из нас полагают. Я вижу здесь действие неких естественных закономерностей. Суть их в следующем. Душа человеческая не портфель, из нее нельзя вытащить одно и вложить другое. Внесенная совесть, соседствующая с загнивающим багажом прошлых жизненных принципов, какой результат она даст? Невозможно предугадать. Не решаем ли мы непосильную задачу, внося совесть в деградирующий разум? Настоящую совесть нужно выстрадать в реальной жизни, а не в очищающих кошмарных видениях. Мы же предлагаем заменитель, усредненный суррогат. Не удивительно, что наша деятельность безуспешна. Вполне возможно, что она и не может быть успешной, поскольку противоречит законам формирования вышеупомянутой души человеческой. Этот процесс диалектичен, в рамки его укладывается только воспитание, мы же пытаемся перевоспитывать. Человека нельзя перевоспитать. Человека можно воспитать».

«Стоп. Вы хотите дать рекомендации?»

«Ну… В некотором смысле – да».

«Тогда я подключаю вас к другому кристаллу. Внимание. Продолжайте».

«Воспитание – единственно реальный способ исправить сложившееся положение. Самое надежное сырье в этом деле – дети. Мы должны целенаправленно работать с детским сырьем… Пожалуй, вот главное. Не Думаю, что открыл для вас нечто новое».

«Неужели вы не знаете: наши лучшие братья всегда работали с детским сырьем! В чем же ваши рекомендации?»

«На освещение детских душ необходимо переключить всех нас, а не какую-то избранную группу. Нет смысла тратить силы на бессмыслицу. Я имел в виду эта. Кстати, зафиксируйте мою смиренную просьбу. Я очень хочу лепить людей из детского сырья, а не из взрослых подонков».

«Красивое предложение. Красивая просьба. А где гарантии, что однажды вы не решите, будто ребенком можно пожертвовать, потому что он еще не стал человеком?»

«Все-таки вы меня обвиняете?»

«Я подразумевал не вас лично».

«Спасибо. Огромное спасибо. Надеюсь, я удовлетворил требованиям опроса? Теперь спрашиваю сам – что мне делать дальше?»

«Вам? Только одно: выполнять Миссию. Пока существует хоть доля шанса, что сегодняшняя бессмыслица закладывает фундамент для смысла жизни будущих борцов за человека – нужно выполнять Миссию. Нужно вытащить из грязного болота немногих оставшихся еще людей. Нужно помочь этой маленькой драгоценной группке освободиться от присохших звериных шкур. Любыми имеющимися средствами. Любой ценой. Вот главное для каждого из нас. Сегодня – это главное».

«Извините меня, брат».

«Извинения излишни. Я благодарю за неравнодушные высказывания. Конец связи».

«Укрепится ваш разум, брат».

«Очистится ваша душа».

1982, 1989



Александр Тюрин
Хожение Вадима Серегина

1

Я – романтик с большой дороги, вместо сердца, естественно, пламенный мотор. Меня еще шофером называют. Я работяг совсем не понимаю, прилипли на весь день к одному месту и пытаются унасекомить микроны. А у меня за окном – постоянное кино, сто серий. Я, видимо, для баранки и был сделан. Из университета меня пихнули так, что об том можно было в стенгазете прочитать. В армии избавили от лишней тяжести в голове и даже ремеслу обучили. Родители ноют, дескать, зря мы тебя по Эрмитажам водили и на музыку. Это, конечно, зря, спорить не буду. Но я им культурно отвечаю, мол, получил бы я ваше верхнее образование – что толку? Сидел бы сейчас да выуживал из носа экономические эффекты или благодарно принимал бы, как горшок, сверхразумные указания начальства. А так выбрал свой путь-дорогу. Чего доброго заделаюсь в далеком будущем философом-примитивистом, стану людей упрощать. Школа моя назовется ухабной – у меня на ухабах все удачные мысли рождаются, правда, вперемежку с давно известными фольклорными выражениями. На ровном же месте я веду растительное существование, слушаю музон, о девочках вспоминаю. У меня до армии их было, что синяков на морде, случалось, по двое-трое в Дверь лезут, собачатся, кто самая достойная. А сейчас поразлетелись курносые. Но шукать вечорами по есенинским местам с четвертаком в зубах особенно не тянет.

Приду с работы, афишу сполосну и наслаждаюсь, не поймешь чем. Может, покоем, который другим только снится, а мне пожалуйста. Об этом я собираюсь официально сообщить средствам массовой информации, сделав наколку на ягодицах – буду на конкурсах красоты щеголять. Если позовут. А еще, наверное, соберусь да пошлю в газету «Смена» брачное объявление: «Неумный и неинтересный ищет поклонницу». Если таковая найдется – сразу женюсь, невзирая на фотокарточку.

«Сегодня – жуткий день», – сказал мне один астролог в очереди по сдаче пустой посуды. Я его отправил мыться, а оказалось – все правда. Во-первых, забыл заправиться. Во-вторых, остановился не где-нибудь, а у Черной речки, за постом ГАИ. Встал с протянутой рукой, как нищенка, подайте, подайте. Стою, и в-третьих, на редкость опустело вокруг. Вдруг вижу – идет из лесочка девушка в стиле фолк-рок с коромыслом, а на нем габаритные ведра. Я, естественно, как незанятый трудом, стал тут же виться перед ней – использую момент, или он меня. Спрашиваю, у вас в ведерке не бензин. А она взглядом не то отшивает, не то приглашает и обратно в лес улепетывает. Я догнал ее, в меру кавалера обнаглел, переложил коромысло на себя, иду сзади и вещаю. Все больше себя расхваливаю. Она молчит отчего-то, а потом как скажет: «На свою беду ты меня встретил». У меня вначале холодок по разным местам прошмыгнул. А дальше, наоборот, жарко стало. Но не от переживаний, а потому что двинуло мешком по спине. Я спикировал, но сразу вскочил, готовый отличиться перед дамой. Отпрыгнул, затанцевал, хотел врезать между рог – да некому. Брэк. Вокруг никого, одна моя красотка. На всякий пожарный говорю:

– Ну и шутки у вас, остроумные, как в зоопарке.

Но вижу по ее отстраненному виду, что она здесь ни при чем. Или замаскировалась хорошо. Я не стал обижаться, тащусь дальше, но, конечно, заноза в мозгах засела – что-то не то. И лес мне не по нраву, густой чересчур, хотя в двух шагах от дороги. Птицы заливаются, зверек кричит, надрывается – непривычный концерт. Впрочем, я по лесам никогда не бродил, в партизанах не числился. Сравнивать не с чем. Может, саунд насыщенный, как и положено. От нечего делать я свою знакомую рассматриваю: внешний вид с намеками, уж не системная ли девочка. Платье из авангардной дерюги, поясок кожаный на лбу, фенечки на шее. Вдруг у них здесь летний лагерь для развития придури. Но девица приперлась не к стойбищу, а к вождистскому забору и воротам в резьбе а-ля-рюс. Она колотушкой по дереву хлоп. Ворота раскрываются, в них рыло сонное стоит и бороду чухает. Я за девой, а мурло за мной.

– Куда прешь?

– Спокойно, шеф, – говорю, – я интурист из мира развитого социализма.

– Пропусти, – снизошла наконец моя красотка, – новая человечья сила.

Хата капитальная за забором, хоть и стоит на двух сваях. Дескать, проживает здесь простая баба-яга.

Входим мы потом на кухню размером с вестибюль метро, я ставлю ведра и говорю:

– Пошли погуляем, солнышко.

В ответ «солнышко» бьет меня половником по лбу и командует очередным муркетом:

– Чужого в Исправильник.

– Какой питомник для дур взрастил тебя, прекрасное дитя? – без особых околичностей откликнулся я.

Тут меня хватают, бьют пару раз об стену, а потом несут, открывая многочисленные двери моей башкой. В конце концов бросают на осклизлую солому и запирают под замок.

Вот так познакомился.

– Чтоб ты родила буратину, неотесанная, – заорал я, но получилось жалко, еле слышно – с перепугу, Должно быть, или от сотрясения.

2

Утром – а это было утро, судя по полоскам света, просочившимся в скудное окошко карцера – голова вглубь не болела, хотя лоб, конечно, страдал. Что там с моим зилочком, кто может сказать?

– Пустите к машине, черти, – заколошматил я тапком в дверь.

И тут замок щелкнул, открылся выход, шмыгнула какая-то тень в сумраке коридора. Я прошел по пустому дому во двор и, не связываясь с запором на воротах, перемахнул на другую сторону забора. Приключение вроде кончилось. Можно, конечно, кричать, кидаться навозом, призывать мучителей к ответу. Но неохота. На кого жаловаться? Как, где, когда отлупили? Эй, кто-нибудь, дай ответ. Не дает ответа. Номера на доме нет. Там в бору за сосенкой – не звучит. Ладно, хрен с ними. Пусть им пищеварение совесть затруднит.

Я прошел сто, двести, пятьсот метров, и никакой дороги. Или надо было в другую сторону идти? Но в этом лесу, как ни странно, не попадалась ни одна ходячая справочная, то есть ни дачника, ни разорителя грибниц. Вообще ничего человеческого, кроме тропки. Значит, все-таки влип. Что там эти фашисты за забором сделали с моей головой? Или вдруг в Америку катапультировали без единого доллара в кармане?

А потом тропа на холм стала забираться. Ну, окей, сверху, говорят, видно все. Вправду, вскарабкался и различил с другой стороны холма несколько темных изб. На прилизанное садоводство не похоже, однако такие строеньица по России встречаются не в единственном числе. Побежал я вниз, с размаху перескочил какой-то плешивый частокол и оказался у мужика на огороде. Сам мужик в поддевке да в берестяных лаптях лыком к ноге пришпандоренных – прямо этнографический музей. Может, тут действительно заповедник и вздули меня тоже для создания исторического колорита. Заодно в фильм снимали с эдаким бесплатным каскадером.

– Ну что, смерд, сеешь? – блестя эрудицией обратился я к экспонату.

– Самое время, барич, травень начинается, – отвечал мужик, наваливаясь на плуг или на соху.

А если разжиться у него харчами? Не от розетки же он питается.

– Давай я тебе помогу, – сделал я первый ход.

– Иди, картоху сажай, – и он протянул мне какую-то палку с пропеллером на конце.

Вот это недосмотр, какая ж в древности картошка и пропеллер? Надо будет при случае местному заправиле на ошибки указать.

Потыкал я палкой, тут старик взял обратно свой инструмент, навертел несколько ямок и бросил туда картофелины.

– Вот так, несмышленый.

И я с удовольствием отвлекся на труд. Но, очевидно, перестарался, потому что сил оказалось немного и они скоро потребовали подкрепления. Когда я совсем сник, старче махнул корявой рукой, вроде как приглашая в дом. По крайней мере, я этот жест истолковал в свою пользу. В избе все было выдержано в том же ископаемом духе, мне даже понравилось. Но на вопросы, где дирекция, где автобус, где магазин, ни старец, ни его хозяюшка отвечать не стали. Даже отвернулись. Не на шутку увлеклись товарищи эпохой. А я с укоризной самому себе подумал, что не знаю, как именуется половина из их вещичек и шмоток. И тут у меня под ушибленным лбом зароилось: это братчина, это ендова, а это буза. Бузы я вытребовал, и с первого ковша меня понесло. Туда, куда они мне присоветовали идти – в Царское Село. Это у них, верно, так дирекция обзывается. Сказали, что от Выселок, то есть от их деревни, до того места час резвого топанья.

Бежал я мимо степенных мужиков, телег, повозок, лошадей с льняными гривами. На всех мордах и лицах следы довольства и труда… Заповедник не мал оказался по штату и имуществу.

Царское Село я сразу признал по красивым домам с наличниками, коньками и разной дребеденью, По улице, крытой гладко тесанными брусьями, прохаживался изрядный телесами человек и вел себя по-хозяйски, регулируя движение пинками и подзатыльниками. Поэтому я сразу к нему и направился.

– Товарищ городовой, заблукал я малость, мне бы выбраться отсюда, – бойко выпалил я, надеясь на быструю помощь.

Как бы не так. Амбал, которого я почему-то назвал городовым, отмахнулся, как от назойливой мухи, и пошел себе в другую сторону.

Играть так играть. Я догнал его и снова затараторил:

– Премного будем благодарны, начальник дорогой, если научите, куда мне, простому человеку, деваться.

– Беги дальше, в приказную избу, что возле Государева Двора, к дьяку Василию, – показывать направление городовой посчитал излишним и снова отвернулся.

Спрашивать у него было уже неуместно, а у народа не хотелось, потому что никого не оставляли равнодушными мои порточки и шузы. Этнографическая чистота у них, что ли? Но тут меня словно притягивать куда-то стало. Не думаешь, а идешь.

И не ошибся. Я эту приказную избу сразу узнал, вернее Государев Двор. Там, за каменной оградой, вдоль которой дядьки с бердышами прогуливаются, – хоромина, будь здоров. Тут и фильмы для госпремии снимай и кабинеты устраивай, где воздух чист и свеж, как поцелуй ребенка, даже при самой напряженной работе.

А перед приказной избой пороли мужика. В натуре, не бесконтактным способом. Это, наверное, тоже входит в наше наследие, но интересно, сколько битому грошей дадут на физиотерапию и где спрятана камера. Я попытался выяснить.

– Беги воруй, – попросили меня не задерживаться и идти по своим делам ражие ребята с батогами. Предложение было с благодарностью принято, и я прямиком направился к дьяку Василию.

– Ты мне осточертел, – заорал дьяк на писаря в углу, скромно скрипящего пером по свитку, – сколько раз велено тебе проклинать через глашатая, чтобы всех прибывших извне вели вначале в Исцелитель.

– Значит так, зовут тебя Вадька Серегин, – обратился он ко мне, – делать ничего по-нашему не умеешь. К хорошей работе тебя не представим, потому что навредишь, а пойдешь на черную. Жить тебе предстоит в Поселении, тело питать хлебом и капустной, коих положено получать по два камня в день, если без провинностей. Работать будешь, как и все, от зари до зари, а отдыхать зимой. Там тебя учить станут, от этого не отнекивайся, иначе не выбиться тебе в десятники. Коли проявишь радение и смирность, переведем тебя в Слободу, в подмастерья, или в деревню, Государеву землю потом поливать. А сейчас раздевайся, выдадим другую одежонку, кафтан из поскони, лапти…

– Как бы не так, мышь белую, что ли, нашли? – возмутился я. – Не согласен на эксперименты.

– Слушайся начальников, – продолжил дьяк, – и тогда продлятся дни твои. Государя, хоть он и отдал всего себя на благо, особо не славословь, родимый сам о тебе вспомнит, если понадобишься. А вообще, у нас каждый на виду, за лень мышц и бред головы ответ держать придется, не сумлевайся.

– Да пошел ты, аппаратный боец, – разозлился я, – икай тут без меня, – и собрался уже идти, да столкнулся в дверях с детиной. Как они их откармливают До такого бугайства?

– Это, Серегин, лекарь твой, без него-таки никак, – дьяк хихикнул, – давай, Семенов, помоги человеку.

– Ну, я сейчас вам, – сказал и решил, что уж прорваться смогу. Я однажды с похожим жлобом дрался и одержал полную викторию. Он полчаса за мной гонялся, потом впилился мордой в асфальт, а я сел на трамвай и уехал. Ну и сейчас закричал: «Я-a, пасть порву», чтобы лекарь этот оробел, сделал выпад «йоко». Кажется, он меня за ногу схватил. И забил в пол, как гвоздь, по самую шляпку. Причем я сам себе и молотком был. Обидно.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю