Текст книги "Сеть"

Автор книги: Александр Щеголев

Соавторы: Александр Тюрин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 28 страниц)

5. Утро

5.1 сводка новостей по делу «Миссионер», гриф «Информация открытая»

Данные по стране.

Прогрессивная общественность возмущена деятельностью секты, известной под названием «Миссия». Повсеместно проходят демонстрации протеста. Верховный Совет требует от руководителей «Миссии» выйти из подполья, официально зарегистрировать свою организацию, обнародовать устав и программу, иначе деятельность указанной организации будет признана преступной. Верховный Суд по представлению Государственного Банка объявил незаконными все доходы «Миссии» и установил запрет на большое число сделок, в которых, по мнению Банка, прослеживается участие секты. Такое решение уже привело к разорению множества мелких фирм. Все наиболее влиятельные члены Ассоциации Новых Промышленников подписали заявление, в котором официально пообещали воздерживаться от любых операций, вызывающих у специально нанятых экспертов малейшие сомнения. Ведущие деятели культуры опубликовали декларацию, где говорится о необходимости повысить ответственность каждого творческого работника за результаты своего труда, чтобы не допускать появления откровенно подрывных или клеветнических произведений, и о важности противопоставить ползучей паучьей пропаганде всю систему ценностей нашего демократического общества. Генеральный секретарь оппозиции и его ближайшее окружение пока отмалчиваются. Население открыто обвиняет правительство в нерешительности. Представитель службы безопасности доложил о нейтрализации за истекшую неделю восемнадцати предателей, но одновременно признал, что по экспертным оценкам число вновь появившихся за это же время предателей превышает сто человек.

Данные из-за рубежа.

Лидеры Вселенской Церкви опровергли широко обсуждаемую версию о своей причастности к деятельности так называемых «пауков», назвав ее гнусной провокацией дьяволопоклонников. Они заявили, что не имеют и не желают иметь никаких связей с пресловутыми «пауками», поскольку находят в их действиях лишь воинствующее кощунство, а само их существование считают вызовом, брошенным человечеству силами зла.

Блок нейтралов организовал международную Конференцию ученых и журналистов, посвященную проблеме возникновения «Миссии». Было заслушано и обсуждено три доклада. Делегация блока стран гуманистической ориентации выступила со следующим сообщением. Несколько лет назад в рамках военной программы стран демократического блока на одном из островов было произведено плановое испытание ядерного оружия нового поколения. По утверждению докладчика, в зоне испытания оказалось пассажирское судно. В результате чего, предположили гуманисты, и произошла роковая мутация, приведшая к перерождению пассажиров и членов команды, а затем и к появлению секты пауков. Представители демократического блока достойно ответили на брошенное в лицо обвинение. Они напомнили о том общеизвестном факте, что в странах гуманистического блока до сих пор ведутся исследования в области разработки излучения нейролептического действия, и высказали версию, что очередное неудачное испытание вызвало непредсказуемые изменения в мозге подопытных граждан, которые и образовали впоследствии преступную организацию. Гуманисты, конечно, пытались отрицать очевидное и вместо обсуждения чисто научных вопросов навязать политическую дискуссию, но получили единодушный отпор истинных ученых. Блок Ислама представляла группа астрономов, которые рассмотрели возможность внеземного происхождения «пауков». По их мнению инопланетная версия полностью отпадает вследствие той простой причины, что, кроме нас, во Вселенной нет и не может быть больше разумной жизни, а якобы существующие на нашей планете тайные пещеры, в которых звездные гости когда-то оставили эмбрионы, являются циничной фантазией алчущих денег газетчиков.

На очередном заседании Лиги Наций представители гуманистического блока внесли предложение создать международную комиссию, занимающуюся проблемой «миссионерства», а представителям организации «Миссия» дать возможность выступить с трибуны Лиги, обеспечив гарантии полной неприкосновенности. Предложение было отклонено в силу явной нереальности. В свою очередь демократический блок информировал мировую общественность о том, что по имеющимся сведениям в джунглях экваториальных стран гуманистического блока «пауки» безнаказанно организуют лагеря, в которых готовят себе пополнение. Задан вопрос: намерены ли правительства стран гуманистической ориентации обеспечить выявление и блокаду этих лагерей? Вместо ответа т. н. «гуманисты» высказали аналогичные претензии к нашему правительству и к правительствам наших друзей.

Конец сводки новостей.

5.2 РЕТРАНСЛИРУЕМЫЙ СИГНАЛ, источник «Сырье», гриф «Свободный эфир»

Меня бурно трясли за плечо:

– Что с тобой? Эй!

Я вскочил. Я ошалело закрутил головой. Бесновалось сердце, в мозгу трепыхались бессвязные мысли – где? что? – вокруг было много цвета, много порядка и бесконечно много спокойствия.

– Разве я не умер? – выговорил я, со сна ни хрена не соображая. Рядом послышался смех, и объемная картина наконец наполнилась смыслом. Я лежал, то есть уже сидел в чистенькой постели и был накрыт пуховым одеялом. Впрочем, одеяло было откинуто. А около, опираясь локтем о подушку, помещалась симпатичная девушка, которая весело наблюдала за мной.

– Подожди, – сказал я ей, жадно озираясь по сторонам, – так это был сон? Фу ты, гадство, ну надо же!

– Снилось что-то плохое, малыш? – мурлыкнула она и ласково погладила меня по мокрой от пота спине.

– Да ну его… Смех на палке. Я кричал?

– Ты стонал и еще дергался. Страшно было, да?

– Чертовщина… Будто все люди вымирают. Сроду ничего, кроме желоба и панели управления, не снилось, а тут… Ладно, забыли. Слушай, как там тебя зовут?

Женщина удивленно поиграла бровями.

– Мы же знакомились.

– A-а! – вспомнил я. – Елизавета! Точно, ты мне ночью говорила, это я просто не в себе. Деловое имя, мне нравится.

Она улыбнулась, довольная.

– Это родители постарались. Они обожали комиксы «Русские приключения», ну знаешь, березки, стрельцы, всенародные купания, резня. Вот и назвали меня в честь царицы, а я и не против. Жаль, что сейчас эти комиксы уже не в моде.

Она сделала паузу, потом добавила на всякий случай:

– Елизавета – такая великая царица была. Она очень любила ноги в горячей воде парить.

– Только не надо мне баки забивать, – заметил я, с наслаждением ощущая, как уходит из сознания кошмар. – Про великих цариц и все такое. Даже школьники знают – баба на троне, это первая шлюха в государстве. Твой славянофил папаша что, сразу понял, кем станет его дочь? Вот опыт, завидую…

– Козел, – сказала она мне, надувшись. – И не трогай моих родителей, это очень хорошие люди. Они хоть и огорчились, когда я пошла в профессионалки, но все равно купили мне новые туфли.

– Клиент всегда прав, – напомнил я ей строго. – Как ты себя ведешь? Кстати, ты действительно профессионалка? Чего-то не видно навыков.

Женщина неожиданно огорчилась, это было трогательно. И тут же полезла доказывать.

– О-о! – простонал я через пять минут, терзая руками ее голову. – Хватит, хватит, верю! Что ж ты делаешь, оставь немножко на вечер… – и неожиданно для себя полюбопытствовал. – Скажи-ка лучше, тебе нравится работа?

– Нет, конечно, – она подняла улыбающееся личико. – Работа не может нравиться.

– Я имел в виду именно твою работу.

Пожала плечами.

– Моя работа? Ничего, жить можно. Да и какая разница? Одни продаются у конвейера, другие – за письменным столом, третьи – как я. Каждый продает, что не жаль.

– Здравая мысль, – согласился я. – Древняя, но очень патриотичная.

Она скорчила гримасу.

– По правде, эта работка грязновата. Вечно попадается какая-нибудь мразь, а ты возись, гони ей кайф. Бывает, ничем не проймешь, как в стену ладонью.

– Кстати, ваш дежурный, знаешь, он ведь…

– Не надо про него, – она закрутила головой, разметала волосы. – Эта мразь стоит всех прочих.

Я облегченно вздохнул и расправил плечи. Кошмар отпустил окончательно, оставив в душе смутное беспокойство и одновременно – ощущение важности происходящего. Тело наливалось непривычной свежестью.

– А вдруг я тоже мразь? – предположил я. – Скрытая. Замаскированная под обычного «своего парня».

«А ведь так и есть», – мелькнула нежданная мысль.

Женщина засмеялась.

– Нет, ты скорее похож на настоящего мужчину.

Настоящий мужчина, – усмехнулся я. – Настоящий человек… Плесень, просто плесень. И она, и я. И никому мы не нужны. И наша дурацкая болтовня никому не нужна, нам самим – в первую очередь.

– С тобой было приятно, – продолжала она. – Ты ласковее, деликатнее других. Сам знаешь, как с нами обращаются. А ты… Если честно, у меня таких клиентов давно не было.

– Ладно, – оборвал я ее. – Достаточно поговорили.

Вылез из-под одеяла и, поеживаясь, проследовал к стулу с одеждой.

– Что с тобой, малыш? – растерялась она. – Обиделся?

– Ничего особенного, – равнодушно объяснил я. – Мне пора.

Женщина спрыгнула с кровати, легко подошла и подала рубашку. Нет, – подумал я, – хватит с меня. Это ж удавиться можно, какая тоска! Вот помру от перепоя или от баб. Хотя куда мне – мразь живуча. Правильно она о нас сказала: ничем не прошибешь, стена. Или она это не о нас?.. Впрочем, неважно. Все неважно, кроме нашего разговора.

– Если хочешь, приходи еще, – попросила женщина, глядя мне в глаза. – Бесплатно, когда я буду свободна. Серьезно. С родителями познакомлю… Хочешь, я сама к тебе приду?

– Нашла рыцаря на белом коне, – буркнул я, заканчивая туалет. – Сейчас, небось, признаешься, что полюбила с первого взгляда… У вас здесь как, все шлюхи такие артистки или ты одна самая умная?

Потом кисло посмотрел на себя в зеркало – заросший, неопрятный, фу! – и направился к двери. Она молча пошла за мной. В небольшой прихожей я затормозил и оглянулся. И тут на меня опять что-то накатило. Стало ее очень жалко. Боже мой, ведь мучается девчонка, цепляется за жизнь, ждет чего-то от жизни, – значит, сорвется скоро. Боже мой, ведь совсем одна… Конечно, она привлекательна и умела, она согласна продавать этот скромный товар каждой встречной сволочи, но ее профессия не нужна людям. Нужна плесени, грязи, гнили. Поэтому она сама – плесень, грязь, гниль. Ее сделал такой наш мир, и она не виновата, что такой остается: правду о себе ей не от кого узнать.

– Лиза, – позвал я, сменив тон. И взял ее руки в свои.

– Да… – с готовностью откликнулась женщина.

– Лиза… – повторил я. Замолчал, не понимая, что сказать. Она безумно шарила глазами по моему лицу, руки ее были горячи и напряженны. Тогда я решился. Надо же когда-нибудь начинать, в самом деле!

– Як тебе приду, – пообещал я, и она стремительно просияла. – Сегодня. Ты не будешь плесенью, Даю гарантию.

Она посмотрела на меня геометрическими глазами и шажком отодвинулась:

– Конечно, Саша…

Тогда я повернулся, вышел в коридор, аккуратно прикрыл дверь. Стена, – думал я, – это каменная, поросшая мхом стена. Мне придется биться в нее не ладонью – лбом. Иначе нельзя. Ноги несли меня на этаж ниже, в таинственный 215-й номер, и мне было совершенно непонятно, зачем я туда иду, но пути назад уже не существовало… Ох и трудно будет жить! – думал я. Эта непривычная мысль сладостно щекотала самолюбие.

В задумчивости я опустился на один пролет и едва не воткнулся в огромного охранника. Он стоял, как изваяние, отгородив внушительным телом целый этаж. Светлый путь вперед оказался закрыт.

– Скучаешь, приятель? – спросил я дубину, не ожидая ответа. Он меня заметил, лениво двинул взгляд в мою сторону.

– Что случилось-то? – продолжил я.

Страж закона деловито облизал губы и сказал, хмурясь:

– Проходите. Задерживаться запрещено.

Делать было нечего.

– Бревно, – сказал я ему. – Столб, – и торопливо сбежал в холл.

Дежурный сидел на месте и сосредоточенно курил, пуская к потолку сизые кольца дыма. У дверей возвышался другой столбоподобный, отрешенный от мирских забот охранник. В креслах ерзало несколько граждан сомнительного вида. А на улице, у самого входа стоял гигантский автомобиль. Он был настолько широк, что занимал почти треть проспекта, и настолько неприступен, что остальной потерявший вид транспорт робко объезжал его, в почтении снижая ход перед такой мощью. Настоящий автомонстр. На крыше бронированного салона гордо реял небольшой, но не утративший от этого свою величественность трехцветный флажок – символ нашей могучей свободной родины. В общем, в гостинице стояла гнетущая атмосфера беспокойного ожидания. Обычное явление, если в деле замешана горячо нами любимая народная милиция, пропади она пропадом, загаженная потаскуха. Собственно, не милиция даже, а ее незаконнорожденное дитя, ведающее безопасностью, оберегающее и укрепляющее наш великий многострадальный патриотизм, наше неотъемлемое право подгнивать на корню.

– Как вам понравилась Елизавета? – вежливо поинтересовался дежурный, когда я сдавал ему жетон.

– Прелесть, – ответил я, нисколько не покривив душой.

– Заглядывайте к нам почаще, – сказал он, шаблонно подмигнув. – Она у нас не единственная, наши девочки лучшие в районе.

– Вы мне уже говорили.

– Разве? – удивился дежурный. – Хотя возможно… Так приходите еще.

– Обязательно, – пообещал я и заговорщически наклонился к нему. – А что случилось, не знаешь? Смотрю, целая свора набежала. К тому же эти, черно-погонные. Цапают кого-нибудь?

– Одного типа берут, – понизив голос, сообщил он. – Который конец света предвещает.

– Предвещает конец света?

– Говорят… – дежурный замялся. – Я-то сам не в курсе… Еще говорят, будто это какой-то гипнотизер или телепат, точно не знаю. Он раньше работал в казино, фокусы показывал. А теперь кретином стал.

– У тебя богатые сведения, – шепотом похвалил я дежурного.

Тот испугался:

– Да какие там сведения! Так, слухи.

– А при чем здесь чернопогонные?

– Как при чем! Кретин же. Смуту наводит, людей подбивает.

У нас есть много прав, – думал я, с ненавистью разглядывая блеклое лицо дежурного. – Совершенно необходимых нам прав. Пить горячую, бить графины, заниматься любовью где попало и с кем попало, ругать правительство и хвалить демократию. Право хрустящих и право пожизненного одиночества. У нас много замечательных, завоеванных кровью прав. Нет одного – вредного, никому не нужного – права иметь собственное мнение. Так и не появилось… Ты не зря боялся чужих глаз, ты чувствовал, что этот разговор последний. И ты не зря говорил о себе горькие правдивые слова. О нас горькие правдивые слова. Обо всем – только горькие правдивые слова. Вчера ты пробил словами каменную мшистую стену, но сегодня тебе вырвут язык.

– Его номер на втором этаже? – спросил я дежурного.

– Да… – он вдруг отшатнулся и подозрительно оглядел меня. – Сударь, а вы случаем не его дружок?

– Нет, – произнес я и неожиданно понял, что сказал правду. В сущности, я его совершенно не знаю. Кто такой хотя бы. Да что там «кто такой» – внешности не помню! Остался в памяти пронизывающий насквозь взгляд голубых глаз, и все. А ведь почти уже возомнил себе его преемником. Мразь, плесень.

– Вы не скажете, – сменил я тему, – этот остолоп у дверей выпустит меня на улицу?

– Не выпустит, – ответил дежурный, – у него приказ. Вон, видите, сколько постояльцев ждет? – показал на граждан сомнительного вида. – Так, значит, вы не знаете того человека?

– Какого?

– Которого арестовали.

– Я два раза не повторяю.

– Вот и хорошо, – сказал он, продолжая неприязненно смотреть на меня. – Я уж подумал, что вы один из этих гадов.

– Гадов?

– Ну да, гадов. Бунтарей. Кретинов, которым не нравится наша жизнь. Не умеют жить, вот и завидуют, что другие умеют. Или зажрались, сволочи. Давить их надо, как клопов, вот что я вам скажу, чтобы не лезли в наши постели, чтобы не пили трудовую кровь… Вы точно его не знаете?

– Иди в задницу! – ответил я, стервенея, с радостью чувствуя, что начал заводиться. – А если бы и знал, твое какое дело? Паршивый извращенец, лучше признайся, где твоя дочь!

Зрачки дежурного сузились, он прошипел:

– Моя дочь дома и никогда здесь не была! Запомнил, вонючий бунтарь?

– Паршивый извращенец, – сказал я ему раздельно. Внутри у меня уже кипело. Эти трупоеды ноют, хнычут: плохо, мол, живется. А как отыщется смельчак, который говорит то же самое им в глаза, они набрасываются на него – рвут, рвут, рвут…

– Нажретесь горячей, свиньи, и беситесь, – говорил дежурный, прибавив громкость. – Революционеры с похмелья.

– Паршивый извращенец!

Хороший человек для них как кость в горле – глотнуть дерьма мешает. Они понимают, что он лучше их, выше их, чище их. Они не могут этого простить ему, и тогда хороший человек становится для них вонючим бунтарем. Кретином, которому не нравится их жизнь. И они хотят давить его, как клопа, и удается им это всегда…

– Если нажрался с утра, так иди в сортир! – почти кричал дежурный. – Поблюй, станет легче!

– Паршивый извращенец, – повторял я. – Паршивый извращенец, паршивый извращенец…

– Ваше место в психушке! И твое, и твоего кретина!

Ну и вмазал же я ему тогда! Не выдержал. Всю наличную злость вложил в этот удар. Я бил не за себя, нет, я бил за «твоего кретина» – во всяком случае, очень хотел верить в то, что бью не за себя. Кулак сделался знаком, сообщающим заплесневевшему миру о моем прозрении. Другие знаки мне в голову не приходили.

Дежурный кулем впечатался в стену с ключами, глаза его распахнулись, он трусливо забормотал:

– Ты что… Ты что, чудак… Я же ничего такого…

Жалкий, усталый, старый человечек.

– Плесневей на здоровье, – выплюнул я, удовлетворенный.

Тут на лестнице образовалось движение, и я обернулся. Четыре человека чинно плыли по ковровой дорожке: один в центре, один впереди, двое сзади. Магический треугольник. Мужчиной, идущим в середине, конечно же, был Лекарь. Это я понял сразу – пусть в полутьме, но все-таки не меньше получаса я ночью его разглядывал. Костюм разорван, лицо разбито, в руке чемоданчик… Его вели туда, к огромной страшной машине у входа, чтобы увезти из нашего мира, чтобы вырвать ему язык, чтобы одним кретином-бунтарем стало меньше. Люди, сопровождавшие его, были в идеальных черных костюмах, модных шляпах, сияющих ботинках. За лацканом пиджака – бросающий в холодный пот значок. Правая рука у каждого покоится за пазухой, готовая в любой момент озлобленно вскинуться и подарить свинцовый заряд кому бы то ни было. Это шагали верные слуги нашей безопасности. Неподкупные стражники нашего покоя. Тюремщики нашей свободы. Тупые физиономии, тупые мысли, тупые желания. Тупые прически и одежда. Все тупое. Тупая бездушная сила – они не понимали, на что замахнулись, а если и понимали, то им было на это глубоко плевать. В выходные, дни им нужен десяток графинов с горячей плюс смачная девочка, а в остальное время – днем и ночью – выкорчевывают из общества настоящих людей. Или они работают без выходных?.. Волшебник заметил меня, но вида не подал. Только равнодушно взглянул в мою сторону. «Поразмыслил, брат?» – спросил он глазами. Я кивнул. «Хорошо поразмыслил?» «Твоими заботами», – так же беззвучно ответил я ему. Лицо его прояснилось: «Вот и прекрасно». Странный это был разговор, но мы друг друга отлично поняли.

Звери, – думал я, следя за ненавистными черными фигурами. Как там пишут в правильных книгах: нацепившие человеческую личину? Все точно! И таким псам надо разъяснять, таких агитировать? Глупо. Опасно. Ты очень верно говорил – нужно бороться. Обрезами, самодельными пистолетами, зубами, когтями – кто чем может. Нужно вычищать наш гниющий мир, пока еще есть кому. Я знаю, ты скажешь, что это террор, а террор – всего лишь способ борьбы слабейших. Наверняка ты имел в виду что-то другое, когда упоминал о чистке – жаль, не объяснил, что именно. Ты скажешь, что грязной тряпкой пыль не вытрешь. Ты мне обязательно все это скажешь, брат, но только после того, когда испытание кончится, и я с тобой соглашусь, не колеблясь. Если мы, конечно, сможем поговорить. Если нам оставят такую возможность. А сейчас – чихать на твои возражения, потому что… потому что…

Значит, так. Я беру тех двоих сзади. Неоценимое преимущество нападать на противника со спины! Преимущество ублюдков вроде меня… Тебе остается один – офицер, шествующий во главе процессии, и у тебя есть то же самое неоценимое преимущество. Правда, охранник у дверей может успеть вмешаться, но его, по-моему, давно хватил столбняк. Ч-черт, смущают меня эти подмышечные арсеналы у товарищей оппонентов!

Спасибо милому дежурному, что вовремя встряхнул мою злость. Это так полезно: завестись хорошенько перед серьезной дракой. Пусть извинит он мою несдержанность, – конечно же, он ни в чем не виноват. Никто в отдельности не виноват, виноваты все вместе… Не хочу быть плесенью, не желаю, чтобы от меня очищали мир! Прочь, страшный сон, отпусти, позволь проснуться… Мурлыкая шлягер, я нащупал влажными пальцами «шило» под ремнем. Я никогда не делал ничего подобного, но у меня есть моя злость – она мне поможет. И когда настал подходящий момент, я постарался его не упустить. Улыбаясь, дал мышцам приказ.

Я точно знал, что с каждым прыжком перестаю быть плесенью.