Текст книги "Следователь (СИ)"

Автор книги: Александр Александров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

– Все не так просто, – он закусил губу. – Понимаете, я… такие, как я могут, к примеру, взять под контроль чиновника высокого ранга… Даже короля.

– И что с того? Ну, будет вместо одного короля другой. Что изменится? Короли и министры и так травят друг друга ядом, подсиживают собственных братьев, пишут доносы… Это просто борьба за власть. Побеждает самый хитрый и подлый. Допустим, захватили Вы управление над каким-нибудь министром. А что, если Вы будете лучше его? Умнее?

– А если нет?

– Хуже, чем наши министры? Виктор, чтобы быть настолько феерическим жлобом и мракобесом нужен талант. Вряд ли у Вас получится, даже если Вы будете стараться.

– Марина, я могу заставить человека разбить себе голову о стену.

– А превратить его в кучу пепла, стало быть, гуманнее? Или пустить ему пулю в живот? Не смешите.

– Марина… – лицо Виктора стало каменным, – …А что бы Вы сказали, если бы узнали, что мне доводилось убивать людей?

– Виктор, – она поморщилась, – мой отец был на войне. Он как раз и занимался тем, что убивал людей. Помню, как он сказал: «Когда я стрелял по ним, я понимал, что они ничем от меня не отличаются. Эти ребята тоже любили выпить с друзьями, у них тоже были жены, дети… Просто, если бы я в них не стрелял, они пристрелили бы меня, причем даже не задумываясь». Так-то, Виктор. Я не думаю, что Вы можете прибить человека только потому, что он Вам не понравился.

– Не могу… Эх, Вас ничем не прошибешь… Смотрите, Марина, – белка!

На ветке дерева, как раз у них над головами, сидел пушистый зверек и внимательно рассматривал их своими глазами-бусинками. Белка была большая и важная; было видно, что ее часто подкармливают гуляющие в парке парочки и мамаши с детьми.

– Красивая…

– Тише, Марина… Смотрите…

Виктор поднял руку, поманил белку пальцем, и та неожиданно прыгнула прямо ему на ладонь. Марина охнула от изумления.

– Вот. Держите. Не бойтесь, не укусит. – Он посадил белку Марине на плечо. Белка, не проявляя ни малейших признаков испуга, взобралась ей на шляпку, потом спустилась на грудь и принялась обнюхивать лицо, комично балансируя на задних лапках. Марина засмеялась, чувствуя, как тонкие усики зверька щекочут ей подбородок.

– Невероятно… Вы ей… приказали это сделать?

– Приказал? Нет, что Вы. Просто объяснил, что нас не стоит бояться.

– Ой! Убежала…

– Пусть бежит. У нее свои дела, у нас – свои… Вы все еще меня не боитесь?

– А должна?

– Фу ты… А если так – я большой и страшный Хозяин Марионеток! Я заполучу полный контроль над твоим телом! Ты будешь повиноваться мне!

– Боже мой, как романтично!

– О, дьявол… Кстати, Марина, мы ведь с Вами вчера так и не поужинали.

– Это приглашение?

– Конечно. Или Вы против?

– Ни разу. Знаете что? Пойдемте в «Киску»! Вы так и не попробовали знаменитый гаспачо господина Торреса, а тамошняя винная карта Вас приятно удивит.

– Хорошо. Пойдемте кушать Ваш знаменитый гаспачо.

– И обнимите меня, черт возьми! Мне холодно.

***

– О, проклятье! Марина, какие же у Вас длинные лестницы!

– Тихо Вы! Всех соседей перебудите!

– Хорошо-хорошо… Тс-с-с! Молчу. Но, все же…

– Вчера, когда Вы были при смерти, Вас это не смущало.

– Да не помню я про вчера… Однако же Вы и пьете!

– Я случайно. И потом, не забывайте, что я – дочь солдата.

– Это я заметил.

– Сейчас… Где же эти ключи?... А, вот они.

– Давайте я сам… Есть. Где у Вас лампа?

– Зачем? И так светло.

– И то правда.

– Это был замечательный вечер. Просто замечательный.

– О да. Вы правы.

– Не думала, что Вы так хорошо играете на рояле. Господин Торрес был в восторге.

– А я понятия не имел, что Вы умеете танцевать сальтарелло.

– Я и тарантеллу умею.

– Невероятно!

– Вероятно. Виктор, Вы… О!..

– М-м-м…

– Поцелуйте меня снова.

– Черт, как же это у Вас расстегивается? Понятия не имею…

– Все Вы знаете, не притворяйтесь.

– А, вот, нашел.

– Спальня направо… Нет-нет – возьмите меня на руки и отнесите.

– О, как романтично!

– К дьяволу романтику! Я запуталась в этой проклятой юбке!

– Минутку…

– О, так лучше. Зажгите лампу. Ненавижу темноту.

– Марина?

– Да?

– Ты красивая.

– Врун!

…За окнами шелестел ветер, и мелькали габаритные фонари карет. Ближе к утру взошла луна и тогда город, наконец, уснул. До самого утра на улицах было пусто и тихо, и только одинокий фонарщик, направляющийся домой, размахивал полупустой бутылкой, напевая себе под нос: «…одии-и-ин ра-а-аз в го-о-од, са-а-ады цвету-у-ут…»

Дежурный жандарм высунулся из караулки на углу, проводил фонарщика взглядом, плюнул, и не стал его трогать.

– Приехали, ваше сиятельство! Жестянка!

Фигаро порылся в карманах и дал извозчику серебряную монету.

– Сдачи не надо.

– Спасибо, добрый господин! – извозчик просиял. – Вам к алхимику надыть?

– Знаете, где он живет?

– Знаю, конечно, как не знать, – закивал извозчик. – Пройдете во-о-он до того красного дома, свернете в переулок, где, значится, дорога под уклон, и прямо пойдете, аккурат до перекрестка. Там как раз будет лавка алхимика евойного, он там и живет.

– Благодарю. – Фигаро спрыгнул в утоптанный снег и потянулся за саквояжем. – Он что, живет в лавке?

– Дык весь дом выкупил, супостат! Первый этаж у него – лавка, а во втором он живет, значить.

– Какой, однако, зажиточный алхимик… Ну, бывай.

Извозчик помахал рукой и сани, сорвавшись с места, унеслись во тьму.

Башенные часы глухо пробили половину второго ночи. Фигаро вздохнул и помотал головой. Хмель понемногу отпускал, а вместе с этим возвращались старые сомнения.

Что он тут делает в таком часу?

– Ну нет, – зло процедил следователь. – Взялся за гуж…

Переулок больше напоминал ледяную горку. Дорожки, правда, уже успели посыпать песком, но следователь все равно пару раз чуть не шлепнулся, ругаясь и выписывая ногами кренделя. Было непонятно, как местные жители обходятся без травм, несовместимых с жизнью – телега или сани по этой дороге точно бы не проехали.

Дом алхимика он нашел быстро. Это был аккуратный домик в два этажа: кирпичные стены, выкрашенные в бледно-розовый цвет, резные ставни на окнах и новая оранжевая черепица на крыше – видимо, алхимик, действительно, не бедствовал. Над обитой клепаной сталью дверью висела аккуратная вывеска: «Альберт Сальдо, алхимик – мастер. Открыто каждый день, с полудня до девяти вечера».

Фигаро дернул за толстый красный шнур, и где-то в доме раздалось мелодичное треньканье колокольчика. Следователь немного подождал и снова позвонил. Колокольчик надрывался, однако дверь открывать никто не спешил. Тогда Фигаро принялся барабанить в дверь кулаком.

– Эй, Сальдо! Открывай! Я знаю, что ты дома!

За дверью послышалась возня, а затем скрипучий старческий голос пискнул:

– Не открою!

– А я тебе говорю – открывай, скотина ты эдакая!

– Фигаро, это Вы? Идите домой, я занят!

– Никуда я не пойду! Нам надо поговорить!

– Вот завтра утром и поговорим! С полудня до девяти… Пшел прочь, а то жандармов позову!

– Ну и зови, – зло рассмеялся следователь. – Винсент Смайл будет очень рад меня видеть. Это мой старый друг, так что он мне еще поможет вытащить тебя из твоей норы, старый прохвост!

– Чего Вам надо? – в голосе за дверью послышались нотки сомнения.

– Мне нужна твоя помощь! Сейчас, понимаешь?!

За дверью помолчали. Затем что-то щелкнуло, и послышался тяжелый вздох.

– Входите, Фигаро. Только ноги вытирайте.

…Первый этаж дома Альберта Сальдо, как и сказал извозчик, был переделан в алхимическую лавку. Судя по запаху, лаборатория располагалась тут же, в подвале. За дверями, кутаясь в теплый темно-синий халат, стоял сам алхимик, держа в руке подсвечник с единственной горящей свечой.

Альберт ничуть не изменился с того времени, когда Фигаро видел его в последний раз. Разве что козлиная бороденка алхимика стала больше похожа на облезлый беличий хвост, да вокруг рта прибавилось морщин. Маленькие глазки Сальдо смотрели внимательно и зло, а обложенный язык то и дело высовывался изо рта, делая старикашку похожим на дряхлую, но все еще опасную ядовитую змею. Остатки седых волос алхимика прикрывал пижамный колпак, напоминавший давно не стираный носок.

– Здрасьте, Фигаро, – проскрипел Сальдо. – Каким ветром Вас занесло в наши края? Я даже не знал, что Вы в городе.

– В вашем чудесном городишке меня задержала погода. Прелестная погода, не правда ли? Скажите, Сальдо, Вы любите лыжи? А кататься с горки на санках? Нет?

– Не паясничайте! – взвизгнул алхимик, выходя из себя. – Вы заявились ко мне в самый глухой час ночи, практически вломились ко мне в дом, а теперь еще и…

– Да ну-у-у?! Имею полное право паясничать и вообще делать, все, что пожелаю! – теперь злится начал Фигаро. – А как прикажете разговаривать с человеком, который выставил меня посмешищем перед всем Департаментом?!

– Вы, я так понимаю, имеете в виду ту историю с привидением? – Сальдо поджал губы.

– «Историю»?! Вы превратили официальное расследование в балаган! И вышли сухим из воды, хотя были виновны по четырем статьям Другого Кодекса! Вы…

– Виновен?! – алхимик забрызгал слюной. – И Вы еще смеете в чем-то меня обвинять?! Вы уничтожили мою работу, на которую я потратил два года жизни! Вы варвар и вандал!

– А если бы кто-то не прятался в подвале от налоговых инспекторов и регистрировал свои делишки в Инквизиции, никакого «дела» не было бы вообще! Ваше привидение…

– Было абсолютно безвредно! А Вы его уничтожили! И при этом переломали мне кучу ценного оборудования!! Вы хоть знаете, сколько сейчас стоит хорошая ректификационная колонна?!

– Да мне плевать! Вы накатали на меня кляузу в Департамент, воспользовавшись своими старыми связями в Коллегии! Думаете, я не знаю, что именно Вы лечили Председателя Марлоу от мужской слабости?! Этот старый импотент…

– …поступил по законам чести! А Вы… А Вы…

Они начали орать друг на друга, размахивая руками и выкрикивая взаимные оскорбления. Фигаро покраснел и плевался; Сальдо тряс бородкой и изрыгал ругательства, достойные потомственного сапожника. В лавке сразу сделалось тесно и душно, оскорбления и ругань становились все менее изощренными  – дело явно двигалось к неизбежному членовредительству.

Наконец, когда следователь уже был готов схватить алхимика за грудки, тот внезапно заткнулся, покраснев как перезрелый помидор. Сальдо сипло втянул воздух и разразился кашлем и чиханием. Его согнуло пополам, и алхимик принялся громогласно сморкаться и перхать, мотая головой, как заводное огородное пугало.

Фигаро глубоко вздохнул, восстанавливая душевное равновесие, и принялся терпеливо ждать. «Алхимическая сухотка», или, в просторечии, «насморк алхимиков» – болезнь профессиональная и, к сожалению, неизлечимая, а Сальдо явно страдал от нее не первый год. Тут уж ничего не поделаешь – последствия работы.

Дождавшись, когда алхимик перестанет чихать и сморкаться, Фигаро, скорчив страшную рожу, достал из кармана большой носовой платок и брезгливо протянул старикашке. Платок был мятый и несвежий, но Сальдо схватил его с явной благодарностью и тут же принялся трубно продувать нос.

Когда с гигиеническими процедурами было покончено (платок алхимик, скомкав, сунул себе в карман), Сальдо посмотрел на следователя покрасневшими глазами и проскрипел:

– Извиняйте, Фигаро. Что-то я разошелся.

– Простите, погорячился, – процедил тот сквозь зубы.

– Ладно, – Сальдо плотнее закутался в свой халат, втянув шею, отчего сразу стал похож на старого мокрого сыча, – проходите, что ли… – Он махнул рукой куда-то себе за спину и, отвернувшись, пошел вдоль прилавков, шаркая тапочками. Фигаро, тяжело вздохнув, поплелся следом.

Мельком он заметил, что в стеклянных витринах нет ничего, кроме склянок с йодом, зеленкой и микстурой от кашля. В то же время следователь был готов отдать голову на отсечение, что ассортимент, скрытый в потайных ящичках под прилавком гораздо внушительней. Старый прохвост Сальдо, похоже, ничуть не изменился, продолжая всячески уклоняться от уплаты налогов.

Алхимик привел Фигаро в тесный закуток, втиснутый между центральной витриной и окном, где стояла пара потертых диванчиков – очевидно, здесь посетители могли подождать особо срочный заказ – и уселся на один из них, жестом приглашая следователя занять место напротив. Фигаро присел и тут же достал из кармана трубку. Сальдо поморщился, но лишь кивнул:

– Итак?..

– Мне нужен препарат, – решительно начал Фигаро. – Препарат, который может полностью защитить от ментального влияния.

– Ментального влияния какого рода? – в глазах алхимика вспыхнула искра профессионального интереса.

– А бывают разные? – растерялся следователь.

– Фигаро! – возмутился алхимик, – ну как так можно! Вы же учились в университете! Есть влияния на алхимию мозга, которые вызываются различными декоктами, вытяжками, наркотиками, короче говоря, всем, что по моей части. Есть влияния ментально – неколдовские, например, гипноз. И, наконец…

– От колдовских… То есть, не совсем… Ах ты, черт! – следователь взъерошил волосы и задумался. – Мне нужно зелье, которое способно защитить от способностей псионика.

– Ого! – густые брови алхимика взметнулись вверх.

– Ага. Так как, ты сможешь приготовить нечто подобное?

Сальдо подпер подбородок кулаком и задумался. Было видно, что разговор становится интересен алхимику, но он старается не подавать виду. Наконец, он коротко кивнул и произнес:

– Смогу.

– Отлично! – Фигаро хлопнул в ладоши. – Сколько это будет стоить?

– Погодите, Фигаро, – алхимик поднял руку, – я еще не закончил. Препарат такого рода приготовить несложно – для этого существует проверенная рецептура. Но есть проблемы. Во-первых, я таких рецептов знать, сами понимаете, не должен…

– Плевать!

…– а во-вторых, сам препарат имеет несколько особенностей, о которых Вам необходимо узнать перед применением. Своего рода, инструкция.

– Особенностей? – нахмурился следователь. – Поясни, Сальдо.

– Первое: микстура действует сравнительно недолго. Всего-то около часа. Второе: она влияет только на природную алхимию мозга людей с колдовскими способностями. На Вас, например, она подействует, а на какого-нибудь стекольщика Гуню – нет.

– Так… – Фигаро крепко сжал руки на коленях и уставился в пол. – Значит, придется самому… Ладно, это даже к лучшему. Продолжай, Сальдо.

– Третье: под действием препарата крайне не рекомендуется колдовать.

– Почему? Он влияет на способность оперировать эфирными потоками?

– В том-то и дело, что нет. Однако принимая «Песню Радуг» – это обобщенное название для линейки подобных декоктов – вы впадаете в состояние, сходное с временным умопомешательством. К чему может привести сотворение заклинаний в таком… хм… виде, Вы можете представить сами.

– Насколько сильным будет это… временное сумасшествие?

– Скажем так: придется прилагать заметные усилия, чтобы давать происходящим событиям адекватную оценку. Впрочем, это индивидуально. Может быть, Вы просто почувствуете легкое головокружение, как при опьянении, и все. Зависит от Вашего воображения и жизненного опыта.

– Но от псионика эта штука защитит?

– О, можете не сомневаться. Псионики действуют на ту часть сознания, которая отвечает за мнемонические репрезентации, а она в это время… – алхимик противно захихикал. – Короче, это то же самое, что пытаться попасть из пушки в мишень, которая постоянно и хаотично движется. Ничего не выйдет.

– Хорошо. Очень хорошо. – Следователь сжал кулаки. – Сколько тебе понадобится, чтобы приготовить эту отраву?

– О, не больше пары часов. Могу приступить немедленно.

– Приступай. Но мы так и не сошлись в цене…

– Фигаро, – алхимик заносчиво вздернул нос, – боюсь, у Вас не хватит золота.

– Это не тебе судить. Так сколько?!

– Нисколько! – заорал Сальдо. – Я не возьму с Вас ни медяка! Понятно?!

– Нет. – Глаза следователя округлились. – Непонятно. Что ты, в таком случае, хочешь?

– О! – Сальдо расплылся в улыбке, – это правильный вопрос! Две вещи. Первая – и главная – я никогда больше не увижу Вашу противную рожу в радиусе трех верст от моего дома. И второе…

– С превеликим удовольствием.

– Второе: пока я буду готовить препарат, Вы расскажите мне, зачем именно он Вам понадобился. Расскажите подробно и не торопясь.

– Господи, но зачем?!

– Я любопытен. А Вы неплохой рассказчик. Помню Вашу историю про вампира, которую Вы рассказывали этой журналистке из столицы. Ну, которая потом написала статью с карикатурой, что так Вам не понравилась. История – полный бред, но интересная. Так что…

– Сальдо, – Фигаро встал, вытирая выступивший на лбу пот, – если твой чертов препарат не подействует как надо, я вернусь. И расскажу тебе совсем другую историю. Про мелкого пакостного алхимика, который умер не своей смертью.

– Подействует, Фигаро, подействует. А теперь – за мной! И не затыкайте нос, не так уж тут и воняет.

Кабинет начальника тудымской жандармерии был довольно примечательным местом.

Во-первых, в отличие от обычных казенных кабинетиков-будок, он был большим. Высокие потолки, высокие окна и очень много пустого пространства между дверью и письменным столом. Посетителям, прежде чем приблизится к начальствующему лицу, приходилось пересекать большой прямоугольник блестящей паркетной пустоты, что вызывало однозначные аллюзии с дворцовым церемониалом и сразу настраивало на торжественно-заискивающий лад. Особенно сильно это действовало на молодых женщин и мелких чиновников.

Во-вторых, создавалось впечатление, что в кабинете попеременно ведут дела два совершенно разных человека: суровый спартанец и изнеженный гедонист. Спартанец, как и положено, был минималистом и не любил излишеств: здесь не было ни одного мягкого кресла или пуфа, только грубые деревянные стулья без спинок и две лавки. Даже начальственное кресло больше походило на кухонный табурет, разве что побольше размерами. Посетителю, будь он чернорабочий или министр, предоставлялся выбор: сидеть на узкой и низкой лавке, напоминающей пресловутую скамью подсудимых, или же ютится на тяжелом некрашеном стуле с прямой спинкой. Ножки стула толщиной не уступали ногам быка, а на сидении можно было без труда разделывать свиные туши.

Зато второй хозяин кабинета разошелся не на шутку. Резные дубовые панели на потолке. На окнах – тяжелые темно-бордовые шторы с позолоченными кистями. Картины на стенах – в основном, полотна известных баталистов, но была и пара сюрреалистических пейзажей, где лиловое небо пожирало кривые черные деревья и изломанные часовые циферблаты. По-мещански пошлые, но дорогие напольные часы в виде рыцарских доспехов. Особенно стильной была скульптура у стола: колдун, бросающий в невидимого противника огненный шар. Фигура колдуна и сфера брошенного заклятья были скручены из тонких полосок жести, но при этом выглядели чрезвычайно натуралистично. Дело было в самом моменте, запечатленном неведомым скульптором: когда шар пламени только-только оторвался от пальцев колдуна, завершающего финальный жест –  заклинатель был как живой.

Но, конечно же, хозяин у кабинета был только один.

Винсент Смайл сидел в кресле у стола, уронив голову в ладони, и краем глаза поглядывая на часы-доспех. Стрелки медленно, но неуклонно ползли вверх, чтобы вскоре встретится на цифре «двенадцать».

Бювар для «входящих-исходящих» был забит под завязку. Точнее, забито было отделение для «входящих». Там были бумаги, требующие его подписи, рассмотрения, щепотка отчетов, совсем немного прошений, горка требований, еще совсем чуть-чуть писем… Надо было работать.

Работать Смайлу не хотелось.

О, нет, – главжандарм не пребывал в черной бездне депрессии.

Он был в ярости.

В отличие от Фигаро, то и дело проваливающегося в омут рефлексии, Винсент Смайл был человеком действия. И сейчас невозможность что-либо предпринять приводила его в бешенство.

Проклятый псионик уничтожил группу захвата. На это ему потребовалось всего-то минут десять – не помогли ни ружья, ни револьверы, ни даже многолетний опыт его, Смайла, сотрудников.

Его людей, черт бы подрал этого подонка!

Мысль о том, что он сам послал их в пасть к этому ублюдку-мозгогрызу стояла костью поперек горла. Чертов следователь предупреждал его, но Смайл проигнорировал предупреждение. Хуже – он отнесся к нему легкомысленно!

Смайл сжал кулаки и тихо зашипел от злости. Злости на Фигаро, на убийцу-псионика, ну и, конечно, на самого себя.

Нет, выход, разумеется, был. Можно было прямо сейчас отправить телеграмму в Орден Строгого Призрения и навсегда забыть о Вивальди, передав это дело тем, кому по статусу положено заниматься подобными вещами. Так сказать, автоматически развязать себе руки.

Смайл понимал, почему он до сих пор этого не сделал. Дело было даже не в его папочке, который считал, что «мальчику» не стоит лезть на рожон, и больше думать о женитьбе. Куда там!

В душе у Винсента пылал огонь вендетты.

На счастье, все эти дни папаша Смайла не появлялся ни дома, ни на работе. Старый хрыч как в воду канул, не посылая даже своеобычных ежедневных телеграмм. Это развязывало Винсенту руки, но оставался один-единственный вопрос.

Что делать?

Что можно противопоставить человеку, который усилием воли способен заставить Смайла сунуть в рот ствол револьвера и нажать на курок?

О, разумеется, можно было поставить все разом на кон и героически погибнуть, но такой вариант главжандарма не устраивал. Переняв от отца изрядную долю его педантичности, Смайл предпочитал, чтобы героически погиб псионик.

Вот только как провернуть такой фокус?

…За дверями кабинета послышалась возня. Кто-то громко затопал, раздались возмущенные возгласы, громко хлопнула крышка конторки.

Смайл раздвинул пальцы рук и посмотрел сквозь них на дверь.

Там явно происходило нечто необычное. Шум становился все громче, слышалась ругань, кто-то визгливым речитативом доказывал что-то невидимому собеседнику. Потом Смайл услышал голос своего секретаря, госпожи Мантин, захлебывающийся от праведного гнева, удар чего-то тяжелого по столу и быстрый топот.

Замок щелкнул и дверь открылась.

Смайл оторвал руки от лица и привстал в кресле.

В кабинет, сопя и отдуваясь, вошел младший следователь ДДД Фигаро, на ходу засовывая в карман пиджака пухлую темно-бордовую «корочку». Следователь снял шляпу – «котелок», повесил ее на вешалку, посмотрел на Смайла и виновато развел руками.

– Ненавижу трясти удостоверениями, но к Вам очень трудно попасть на прием.

– Ну и записались бы на завтрашнее утро. – Смайл, все еще ничего не понимая, разглядывал Фигаро. – Вы что, недавно вышли из запоя? У Вас рожа – сплошная щетина.

– Нет у меня времени записываться и ждать, – следователь промаршировал к столу главжандарма, по пути отряхивая снег с калош. – Мое дело не терпит отлагательства и, в любом случае, Вы заинтересованы в его удачном разрешении куда больше меня.

Смайл пожал плечами, и вяло махнул рукой на дебелый стул на слоновьих ножках, но следователь и не подумал примоститься на этом предмете мебели, неудобном даже для взгляда. Вместо этого Фигаро сел на стол, положил ноги на скамейку и вытащил сигару из коробки, которую Смайл тщательно прятал между бюваром и дорогим письменным прибором.

– А говорили, что не курите, – он с довольным видом понюхал сигару и, откусив кончик, прикурил легким щелчком пальцев. – Лютеция? Замечательно! Я даже не знаю, где их тут можно купить. Разве что заказывать из столицы…

– Фигаро, – главжандарм начал злится, – Вам, собственно, что нужно? Если Вы пришли прочитать мне лекцию о…

– На этот раз никаких лекций, – следователь покачал головой. – Но – все по порядку. Для начала мне хотелось бы извинится…

– Вот даже так?

– Да, так. Я повел себя как капризный школьник, который не хочет рано вставать и идти на экзамен по арифметике. Хуже: я даже не попытался лично связаться с Орденом Строгого Призрения. Опять же – личные страхи, амбиции и опасения за службу.

– Фигаро, – Смайл покачал головой, – не дурите самого себя. Вы ни в чем не виноваты. А если и виноваты, так не больше меня.

– Не согласен. – Следователь выпустил из ноздрей маленькое облачко дыма. – Вы знаете, какие слова есть в присяге Департамента?

– Без понятия.

– Там всего одна строка. «Клянусь защищать людей». Вот и все – такая у нас присяга. Короче не бывает. Заметьте, Винсент: не «народ», как это любят формулировать наши государственные деятели, а людей. Говорят, эта присяга старше Инквизиции и Королевства вместе взятых. Но суть не в этом. На службе я или нет – я остаюсь следователем ДДД. Вы хотите поймать этого псионика? Хорошо. Я Вам помогу.

– Фигаро, – Смайл провел рукой по волосам, – я понимаю Ваши чувства. И я благодарен Вам за, так сказать, души прекрасные порывы. Но это не повод для самоубийства. Кому станет легче, если мы с Вами расшибем головы? Вы думаете, Вас посмертно приставят к награде?

– «Живая собака лучше мертвого льва», – процитировал следователь. – Согласен. Но Вы не дослушали до конца. Никто не собирается умирать. Я знаю, что делать с этим нашим Вивальди.

– Значит, «нашим»?

– Да, нашим. Слушайте внимательно…

Следователь говорил минут пятнадцать. За все это время Смайл не сказал ни единого слова. Только однажды восхищенно прищелкнул языком и, достав из коробки сигару, сухо щелкнул маленькими ножничками и закурил. Курил он, несмотря на свои прошлые заверения, смачно и со вкусом: с аппетитом затягивался и, жмурясь от удовольствия, выпускал тонкие струйки сизого дыма. Настроение у главжандарма улучшалось на глазах.

– Ладно, – сказал он, когда Фигаро, наконец, замолчал, – прекрасно. Я восхищен Вашей идеей. Но если эта штука… это зелье не сработает?

– Тогда мне каюк, – согласился следователь. – Но я думаю, что все сработает. Сальдо, конечно, сволочь и жулик, но при этом он лучший алхимик из всех, что я знаю. А знавал я их немало.

– И посадили тоже, – вставил Смайл.

– И посадил. – Фигаро согласно кивнул. – Всякое бывало. Но весь этот план не выйдет за рамки голой теории, пока мы не узнаем, где сейчас Вивальди. До этих пор… – он развел руками.

Винсент Смайл встал. Открыл ящик стола, достал револьвер, проверил, заряжен ли тот и сунул в кобуру. Взял в руку трость, повертел ее, любуясь игрой света на набалдашнике, и повернулся к Фигаро.

– Скажете Фигаро, – медовым голосом произнес начальник тудымской жандармерии, – что Вы делаете сегодня вечером?

– Чего?! – следователь выпучил глаза.

– Ну, в смысле, не заняты ли Вы. Потому что сегодня около девяти Валерий Вивальди будет ужинать в «Киске»… Чего Вы так на меня смотрите? Оружие у Вас с собой?..

В маленьких городах бывают вечера, в которые думать о чем-то плохом просто невозможно.

В синем воздухе разливается  какая-то старомодная грусть, словно вынутая из старого, пропахшего пылью сундука, краски становятся ярче, свет мягче, а тени домов наливаются загадочным фиолетовым бархатом. Свет окон таинственно-трепетен, и даже огни фонарей кажутся маяками, зовущими к неведомым далям, что давным-давно потерялись за картонной ширмой будней. Звуки стихают, в небе появляются первые тусклые звезды и откуда-то издалека слышна тихая мелодия. Патефон? Саксофонист в старом кафе? Пресловутая «музыка сфер»? Кто знает…

…Фигаро глубоко вдохнул морозный воздух, выбросил в урну окурок и задумчиво посмотрел на вывеску «Киски». Алхимический газ в тонких стеклянных трубках, из которых было составлено название, почти потерял заряд, и теперь надпись мигала, вспыхивая тусклыми алыми искрами.

Странно – следователь совсем не чувствовал страха, только огромную, необъятную как заледеневшее озеро усталость. Хотелось лишь одного: поймать извозчика, отсыпать ему золота полной мерой, сесть в сани и ехать по ночным улицам – ехать и ехать без конца, ни о чем не думая. Он вспомнил старую легенду: пожилой колдун, умерший в своей карете, который проносится по ночным улицам в самый темный час. Хочешь уехать прочь из опостылевшего мира – выйди в полночь на дорогу и брось на брусчатку серебряный грош. Тогда, рано или поздно, ты услышишь, как тихо цокают подковы и из-за угла появится…

Он резко тряхнул головой, сбрасывая наваждение. Так можно провалится в прострацию и без всякого псионика. Следователь постучал в дверь кареты и та тут же распахнулась.

Винсент Смайл был одет точно так же, как и в первый раз, когда Фигаро его увидел: кремовое пальто с меховым воротником, светло-серые брюки, канареечная рубашка и полосатый галстук. Только вместо щегольских лаковых туфлей Смайл надел валенки. Это были самые настоящие валенки – черные и ворсистые «вездеходы», в каких сейчас ходила половина Нижнего Тудыма. Фигаро подумал, сказать ли главжандарму о том, что в валенках он смотрится как журавль в лаптях, но передумал – было видно, что Смайл и так находится на грани нервного срыва. Поэтому он просто буркнул:

– Ну-с? Долго еще?

Начальник жандармерии достал из кармана часы и, откинув ногтем тонкую серебряную крышку, посмотрел на циферблат.

– Мой человек уже на телеграфе. Можно начинать.

– Повторим еще раз, – следователь сунул руки в карманы. – Я захожу внутрь. Если через пятнадцать минут я выйду из кафе один – давайте отмашку отправлять телеграмму в Орден. Если же мы с Вивальди  выходим вместе, значит, на нем уже надеты вериги и он абсолютно безопасен. Тогда… В общем, дальше он Ваша забота.

– А если Вы не выйдете из кафе вообще?

– Такой вариант тоже возможен, – признал Фигаро. – Тогда отправляйте телеграмму. Сами ничего не предпринимайте. А то я Вас знаю…

– Но если дело дойдет до драки? Что если столкновения с Вивальди избежать не получится?

– И это тоже возможно. Если он вытащит из моей головы, что Вы поджидаете его снаружи – Вам несдобровать. Постарайтесь избежать открытого столкновения, но если не получится… Тогда запомните несколько правил: во-первых старайтесь чтобы расстояние между Вами и псиоником было как можно более большим. Думаю, что сажен тридцать – уже предельная для него дальность. Прятаться в укрытии не имеет смысла – он видит не глазами и легко достанет Вас даже за каретой. Идеально, конечно, было бы спрятаться за дюймовый стальной лист, но вряд ли Вы таскаете его с собой.

– Да уж как-то не завалялся в карманах.

– Если уж все-таки попадете под удар – не сопротивляйтесь. Наоборот – постарайтесь расслабиться. Попробуйте полностью заглушить мыслительный процесс. Да, я знаю, это невероятно сложно, но Вы, все-таки, попытайтесь. Например, испугайтесь до зеленых чертиков. Так испугайтесь, чтобы аж в штаны наложить. И ни в коем случае не планируйте своих действий ни на секунду вперед. Действуйте инстинктивно.

– Вас послушать – так это раз плюнуть. – Смайл нервно облизнул губы.

– Нет, что Вы. Это очень сложно. Но возможно, поверьте. Я слышал историю про одного монаха…

– Фигаро, – застонал жандарм, – идите к… монахам! Давайте покончим с этим поскорее. А то я чувствую, что моя храбрость сейчас, действительно, стечет в брюки.