Текст книги "Необыкновенные приключения капитана Шпарина (СИ)"

Автор книги: Александр Карпов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Я считаю, что парапсихолог симулирует погружение агента в гипноз. Такое у меня сложилось впечатление. Поверьте, я в этом кое-что понимаю. Разрешите попробовать мне.

– Да-а? – удивленно произнес майор. – Что же ты раньше молчал? Ну, давай, пробуй.

Прошло несколько минут.

Супонев, подвязанный жгутом, рыскал по лаборатории в поисках спирта.

Миазмов, выпучив чёрные глаза, стоял рядом с майором, сидящим в кресле.

Евпахов стоял напротив Шпарина и делал пассы.

Шпарин мечтал о гранате в руке.

– Не получается, – признался Евпахов. – Как будто стена передо мной. Это Миазмов мешает. Как вам не стыдно, Эфир Спиритович?

– Зря я назначил тебя новым начлабом, – сказал майор. – Иди с глаз долой.

– Куда идти, позвольте узнать? – расстроился Евпахов.

– Спать иди! – заорал майор.

– Слушаюсь, господин майор! – Евпахов вытянулся и направился к выходу.

– Значит так! – сказал Шпарин. – Или вы меня кончаете, прямо здесь и сейчас! Или оставляете в покое. Всё! Я больше не могу.

– Кон-чаем... – отрываясь от найденной новой колбы со спиртом, отрыгнул Супонев. – Прямо сейчас.

– Ну, зачем же так сразу, Михаил Иванович, – нежно сказал майор, с любовью глядя на Шпарина. – Кончаем... Есть ещё один тестик. Повернись ко мне спинкой.

– Юра!? – оборачиваясь, крикнул он Супоневу. – Принеси-ка со стола в кабинете, мою папочку. Да, эту, она там одна... Опять спирт хлещет. Без закуски... Ну, что с ним делать? Миазмов, снимите с Михаила

Ивановича бинты.

– Кто это сделал? – помрачнел майор, увидев свежий, сочащийся кровью, надрез на животе Шпарина. – Новый начлаб?

– Больная сволочь, которую вы недавно отправили на другой свет вместо меня.

– Терпи, Миша, – сказал Древака. – Терпи. Сейчас закончим.

Древака достал из принесенной Супоневым папки пачку фотографий.

– Так, сличаем... Ага-а... Совпадают. Полностью.

Шпарин повернулся.

– Что совпадают?..

– Входные отверстия от пуль. Одна дырка прямехонько под левой лопаткой, две других под правой.

– У кого? – спросил Шпарин.

– У тебя, – ответил майор. – И у трупа. Совпадают. На одном расстоянии друг от друга, в тех же местах... И пупок глубокий.

– Это ты? – спросил майор, показывая Шпарину фото.

– Я... – ответил пораженный Шпарин. – Только мертвый. Причем совсем.

– Вот, ─ сказал майор. – Вот! Самое главное. Так, где ты находился целых три месяца после того, как тебя при переходе границы убили конфедераты?

Экстрасенс слегка покашлял и незаметно для майора повращал глазами. В голове у Шпарина что-то щёлкнуло. Терять было нечего.

– Уполз обратно к конфедератам. Пришел в себя и потихоньку уполз. Наткнулся на деревеньку, где одна добрая бабуля выходила. Местная знахарка. Заговоры, отвары всякие, примочки.

– А пули? Пули, кто вытащил? – сверля глазами Шпарина, спросил Супонев.

– Сами вылезли! – отрезал Шпарин. – Кто, кто? Бабулька и достала. Усилием воли. Она же вроде него, – он кивнул на Миазмова. – Колдунья такая... добрая.

– Пусть скажет, отчего он попёрся обратно к конфедератам, когда уже находился на своей территории, – настаивал Супонев, заглядывая в пустую колбу. – Не верю я ему. Не верю и всё.

– Перепутал, – Шпарин продолжил сочинять историю чудесного спасения. – Интересно, а куда бы ты попёрся, истекая кровью, с треми дырками в обоих боках? В какую сторону?

– Подобные случаи зафиксированы, – тяжело дыша, подтвердил эскулап третьего ранга Евпахов, появляясь на пороге лаборатории. – В стрессовых ситуациях... отдельные личности, проделывают... невероятные для человека, пребывающего в обычной обстановке... вещи.

– Какое мнение имеет на этот счёт представитель потусторонних сил? – майор обратился к Миазмову. – Возможно ли, чтобы человек, получив ранения не совместимые с жизнью, прополз несколько километров и остался жив?

– Однозначно согласен. Я знаю историю погромче. В прошлой моей жизни, в городе, где я жил, в психушке случилась драка между страдальцами, с мордобитием и поножовщиной. Так вот, один придурок,

получив несколько ударов заточкой, сиганул, чтобы не быть зарезанным до смерти, через трехметровый забор, перебежал в потоке машин шестирядную магистраль, забрался без всяких приспособлений на фонарный бетонный столб, где сидел, поливая кровью прохожих, пока не приехали скорая и пожарная машина с лестницей. А ещё...

Супонев перестал разглядывать колбу.

– Хорошо бы послать человечка на ту сторону, наведаться в ту деревеньку и расспросить бабульку о постояльце.

– Это целая операция, – майор поморщился. – Переход границы, прикрытие перехода, прикрытие возвращения. Слишком долго и хлопотно. Нет, не годится. Евпахов, окажи помошь Михаилу Ивановичу.

– Отвали, – с ненавистью сказал Шпарин эскулапу. – Я сам. Как-нибудь...

– Давайте, давайте, вам самому не справиться.

– Раньше справлялся и сейчас справлюсь.

– Повернитесь. Ну что вы, в самом деле... Это не я сделал, капитан.

– Пока не капитан, – сказал Древака. – Обезболь ему рану, Евпахов.

Евпахов сделал укол, быстро и аккуратно обработал рану, наложил новую повязку.

Древака поманил Шпарина поближе и повернул спиной к Супоневу.

– Самый последний неоспоримейший тест. Помнишь прощальную баньку перед твоим уходом к конфедератам, с девчонками и прочими нехитрыми развлечениями?

– Ну, помню... – осторожно соврал Шпарин.

– И я помню, – майор прищурился. – Так что у тебе на жопке? На левой половинке?

– Родинки... – растерянно ответил Шпарин. – Три родинки... С самого рождения.

– Точно, три родинки, образующие равнобедренный треугольник, – сказал майор Древака и сдернул со Шпарина пижамные брюки.

Больше всех обрадовался Миазмов. Евпахов довольно дружелюбно улыбнулся. Супонев застыл с открытым ртом, но быстро пришел в себя и попытался всё испортить.

– Треугольник не равнобедренный, – усомнился капитан. – И родинки на правой стороне.

Все четверо наклонились, рассматривая Шпаринское мягкое место.

– Я наверно тогда перепутал, – пробормотал Древака. – В баньке... А в досье местоположение родинок почему-то не указано. Главное они есть.

– Сколько времени прошло после баньки, – равнодушно сказал Шпарин. – Поправился на конфедерацких харчах, жопка и увеличилась, естественно и растояние между родинок изменилось, – добавил он, глядя на потолок, где вдоль плит перекрытия, от стены к стене, начали змеиться тонкие трещины.

– А вещи, пистолет, телефон? Пусть объяснит! – не унимался Супонев.

– Достал, муфлон криворогий. Это новейшие разработки конфедератов, – пренебрежительно ответил Шпарин, окончательно входя в роль. – Прихватил с собой.

– Проверка закончена! – торжественно объявил майор Древака. – Капитан Шпарин! Департамент Тайных Операций, в моем лице, поздравляет вас с возвращением на родину. Господа, поприветствуем капитана!

Раздались жидкие аплодисменты адресованные голому Шпарину. Супонев хлопал со всеми, но с такой кислой физиономией, что Шпарину страстно захотелось глотнуть сладкого чая.

Новоиспеченный капитан, пока майор не вспомнил про ещё какие-нибудь приметы у двойника на теле, поспешил одеться. В том, что двойник существовал, пусть и когда-то, Шпарин больше не сомневался. Он

поглядывал на потолок. Трещины увеличились, начала осыпаться штукатурка, но этого никто, кроме него, пока не замечал.

– Да, кстати, Евпахов, а почему ты вернулся? Я ведь велел тебе идти спать, – запоздало удивился майор.

– Господин майор! – удрученно произнес эскулап третьего ранга. – Профессор Давкин пропал, вернее его тело. Я заглянул в морг, перед уходом, там его нет. На столе, где лежал профессор, мокрое место.

Мистика. Во всем здании кроме нас ни души. Я проверил. Связи тоже нет.

– Почему не доложил сразу?! – Древака побелел. – Да я тебя в порошок сотру! Опять не предупредили...

Внезапно раздался сильнейший удар, сотрясший здание. Завибрировал и заходил ходуном пол. Погас свет. Взвыли сирены и тут же затихли.

– Спокойно! – крикнул Древака. – Сейчас включится аварийное освещение.

– Землятресение? – Шпарин балансировал в темноте на расставленных ногах..

– Какое землятресение?! "Умники" на "Холме" балуют, включили "машинку" на полную мощность, – зло ответил голос майора. Глаза у всех во мраке начали светиться разным цветом. У Древаки зеленым.

У Супонева светились красным цветом, у Евпахова жёлтым, у Миазмова синим.

"Сборище вурдалаков", – подумал Шпарин, пятясь в темноту. Он потерял равновесие и свалился на пол.

Зажглись тускло-жёлтые аварийные светильники.

– На выход! К лифту!.. – крикнул Древака, вываливаясь из спецкресла и на четвереньках, вместе с Супоневым и Евпаховым, бросился к бронированной двери с кодовым замком.

Теперь, кроме пола, задвигались и покосились стены. Летели стеллажи, падали шкафы, звенело бъющееся стекло.

Потолочная плита, над дверью, которую пытался открыть майор, раскололась и рухнула вниз, накрыв сразу всех троих. После очередного удара упала ещё одна, рядом, вместе с какими-то приборами, стульями, после чего в разгромленной лаборатории стало тихо.

Шпарин с Миазмовым, не сговариваясь, полезли под широкий и массивный металлический стол с тисками и хирургическими инструментами. Места под ним оказалось достаточно, чтобы усесться спиной к спине и вытянуть ноги.

– Выдержит? – Шпарин на ощупь попробовал толщину металла. – Ты глаза их видел? У тебя были синие. А у меня?

– И у тебя.

– Значит "мы одной крови". Помнишь у Киплинга?

– Помню. Только Маугли нет.

– Маугли это я. Тоже потерялся, в более зрелом возрасте. Утащили злые дяди.

– Этих дядей тебе не приручить. Давай пересядем, не люблю разговаривать не видя собеседника, – сказал Миазмов.

– Давай.

Они пересели.

– Как там Москва? – спросил Миазмов.

– А?.. – высовывая на разведку голову, переспросил Шпарин.

– Москва, говорю, как? Плохо слышишь?

– Москва? Стоит наверно в пробках, – машинально ответил Шпарин, возвращая голову под стол. – Давно там не был.

– И я давно, – Миазмов усмехнулся.

– Ха-а! – недоверчиво произнес Шпарин. Наконец до него дошло. – Так ты из наших? Уникальный случай. То-то, думаю, обороты речи знакомые, как у наших шарлатанов в рекламе. Потом книга, даже я не

помню дословно написанного, а ты декламировал, будто её читал. Феноменальные способности. Откуда? Только конспективно.

– Не поверишь. До этого самого случая работал простым инженером. Всё, как у всех. Работа, дом, семья. Поехал в деревню к родне. Пошли на рыбалку. Гроза. Молнии! Прошила насквозь, вошла сзади в плечо, вышла из ступни. Очнулся, перед глазами трава, цветочки, жучки ползают. Мужики по старому поверью закопали в землю, до головы. С тех пор почувствовал дар, какую-то силу, не понятную самому. Первым

экспериментом стал дворовый петух. Кукарекал громко спозаранку. В один из приездов я высунулся в окно и пожелал ему заткнуться. На время перестали нестись куры... Ушёл с завода, стал лечить людей. Давал представления, гастролировал...

Шпарин смотрел на еле различимое в полумраке лицо Миазмова и напряженно думал.

– Вспомнил! – воскликнул Шпарин, выпрямляясь и больно стукаясь головой о крышку стола. – О-ё... Вспомнил, где тебя видел. ДК турбинного завода. Три года назад. Меня туда случайно затащила одна подруга, любительница этих дел. "Эфир Миазмов. Практическая магия, телекинез и другие паранормальные явления". Даже афишу вспомнил. Так значит это ты...

– Хорошая память. Хорошие были времена, – Миазмов взгрустнул. – Эфир Миазмов мой сценический псевдоним. В нашем мире меня звали Сергей Николаевич Маралов. Что чернявый и кучерявый – в роду цыгане были.

– А как здесь оказался? Как тебя взяли?

– Опять же идиотский случай. Из-за той проклятой рыбалки. Поехали с другом в мою деревню. Проехали пару кварталов и тут вспомнили о забытых снастях в гараже. Пришлось возвращаться. Вот и не верь

после этого приметам.

– Как деревня называется? – быстро спросил Шпарин.

– Тростянка. Большое село. Семьдесят дворов.

– Знаю, – сказал Шпарин. – Это недалеко от меня. Километрах в тридцати. У меня в Авдеевском небольшой домик. Дед с бабулей жили. Я к ним пацаном на каникулы ездил. Похоронил прошлым летом. Померли друг за другом... в течении месяца.

– Ехали на моей машине, за рулём приятель, Я, после поддачи на дне рождения другого приятеля, дремал на пассажирском сиденье. Он меня растолкал. Попали в полосу странного рыжего тумана. Вижу

необычную дорожную разметку, красные, жёлтые, белые полосы. Приятель – бывший автогонщик, любитель давить на "газ". Еле вписался в поворот и мы тут же врезались в шлагбаум. Вылетел через лобовое стекло,

смог даже в горячке встать на ноги, посмотреть на машину. Машина в хлам, шлагбаум дугой, потом потерял сознание.

– Запомнил ещё что-нибудь?

– Видел мельком какой-то щит, строения возле шлагбаума, кажется танки.

– Охранный пункт N 6. Был я там. А приятель?

– Больше не встречались. Погиб, наверно. Непристегнуты были. Повезло, что жив остался, а может и зря остался. Часто об этом думаю. Ну, а ты, твоя жизнь?..

– Конспективно... Отца не помню. Матушка рано умерла. Армия, военное училище, горячие точки. После ранения комиссовали. Поездил по стране: грузчик, верхолаз, продавец, таксист, докер, монтажник,

журналист... Нигде не осел, вернулся домой. Работаю...

– Работал, ─ сказал Миазмов.

– Работал... – с надрывом сказал Шпарин. – В "Городских Историях". Книжки пишу...

– В "Городских..."? Еженедельник?.. Подожди... – Маралов прищурился.

– Колонка "Мужчина и женщина. Современные вызовы".

– Развлекательно. Читал я твои книжки и эти твои... опусы, читал. Развлекательно, но претенциозно. И сексу много. Ты – сексист.

– Эссеист.

– Как писателем заделался?

– Заделался?.. – Шпарин усмехнулся. – Сложный вопрос.

Они помолчали, прислушиваясь к тишине.

– Часто такое? – спросил Шпарин.

– Чудес хватает.

– Я заметил. Вылазим?

– Кажется, прекратилось, – сказал Миазмов. – Но лучше подождать. Была попытка вернуться домой. Первая и последняя. Закончилась недельным карцером и каждодневным битьём. Никакие способности не

помогли. В живых оставили и на том спасибо.

Экстрасенс ухмыльнулся в полутьме подстолья.

– Хочешь услышать, как я наивный собрался уехать домой? Только не смейся.

– Хочу, – сказал Шпарин, с трудом выбирась из-под стола. Миазмов последовал за ним. – Все тело затекло. Вторые сутки лупят, связывают, развязывают, связывают, развязывают, что-то вкалывают, допрашивают. Устал, меры нет. Давай, говори...

– Выбрал я автомобильчик, по-моему мнению, самый скоростной на Базе и угнал. Выбил ворота на КПП...

– В чем идея заключалась? – спросил Шпарин, разминаясь и кашляя. В воздухе всё ещё стояла густая пыль.

– Добраться на предельной скорости до места, где клубился тот рыжий туман. Была надежда...

– Взлететь? – раздраженно спросил Шпарин. – Какая чушь!

– ... пересекая полосу тумана, попасть обратно на свою дорогу.

– Хочешь скажу, чем закончился твой побег? – Шпарин приблизился к плите, накрывшей Древаку. – Никакого тумана. Никакой обратной дороги. Тебя догнали, прострелили колеса, вытащили из машины, набили морду и увезли на Базу. Дальше я знаю.

– Примерно так, – согласился Миазмов. – Только по колёсам не стреляли. Бесполезно. Колеса литые, из особого материала, можно сказать вечные.

– Ничего вечного не бывает.

Шпарин нагнулся, пытаясь заглянуть под плиту.

– Вот это номер, не хуже твоих фокусов. Их тут нет. Пропали, исчезли, растворились.

– Значит светопреставление не закончилось, продолжение следует, – пробормотал, ёжась, Миазмов.

– Давай выбираться. Составим уцелевшую мебель и вперед, наверх, через этот пролом, – предложил Шпарин, не слушая экстрасенса.

– Не получится. Мы под землей. Пятый подземный этаж. Наверняка лестница завалена, лифт поврежден и на всех этажах то же самое, а на поверхности вместо здания куча обломков. Не выбраться.

– Тогда спать. Может раскопают. Перед сном поболтаем. Есть у меня наболевшие вопросы. Но жрать хочется больше, чем спать. Вот ведь, как человек устроен, вместо того, чтобы молиться о спасении души, он

думает о том, как бы набить брюхо. Может я один такой?

– Не один, – утешил Миазмов. – Но сомневаюсь, что раскопают.

– Что так?

– Я просто знаю.

– Не нагнетай. Давай устраиваться. Подвинем пару столов, к этому, под которым сидели, там и заляжем. Хорошо бы найти чем укрыться. Пойду посмотрю.

Шпарин стал обходить помещение.

– Ба-ба-ба... Тут, что-то есть. Иди сюда.

На другом конце лаборатории, в стене, пробивалась узкая полоска света.

– Дверь, – сказал Шпарин. – Если бы не катаклизм, я бы её не заметил. "Катаклизм" переводится с греческого, как потоп, но мы же не греки. Что за ней? Не терпится узнать.

Шпарин навалился на перекошенную дверь и вместе с ней упал на пол небольшой комнаты.

– Тайная пещера профессора. Полностью меблированная, правда в несколько разобранном виде. Диван, два кресла и столик сохранился. Ай да страстный приматолог! Надеюсь опыты с мартышками он проводил не на этом диване.

– В спецкресле он проводил.

– А это, что за штуковина? – Шпарин открыл лежащий на боку приличных размеров светло-коричневый ящик. – Холодильник? А я думал, что у них ничего такого не водится.

– Водится. И телевизоры водятся, и телефоны, и компьютеры. Много чего водится, о чем мы даже и понятия не имеем.

– Мобильников у них нет, – Шпарин рассматривал внутренности холодильника.

– Не беспокойся, есть, другие, гораздо лучше. Они вроде китайцев. Стоит попасть им в руки стоящей вещи, тут же скопируют, переделают и выдадут за свою. Даже улучшат. К примеру – моя "Нива", на которой мы врезались в шлагбаум. Через несколько дней их на Базе появилось три штуки. Кузов почти тот же, а внутри это что-то.

– Ребята шустрые. Пока мне одно понравилось, машинки-то ихние на воде ездят.

– Шустрые, – согласился Миазмов, присоединяясь к Шпарину в изучении содержимого холодильника. – Бывшая "Нива" тоже на воде. Как раз на одной из них я и пытался удрать.

– Запасы впечатляют, поужинать хватит, – констатировал Шпарин. – И выпить есть. Вино. Бутылки не разбились. Видимо спирт профессор не любил. Консервы и фрукты. Незнакомые фрукты мы кушать не будем.

– Зря, вот этот тёмно-синий хорош. Нечто невообразимое по вкусу, как если к сливе добавить малину, ананас и горький шоколад одновременно. Я пробовал.

– Не будем, не хватало проблем еще и с желудком, – Шпарин отверг синий плод и достал из холодильника несколько консервных банок. – Это нам подойдет. "Консервы мясные с рисом". Четыре банки. "Консервы свиные с горохом". Две банки. О! "Языки муфлона в остром соусе". Три банки. И просто консервы овощные. Четыре банки. Производитель... так, кто производитель? "Военно-полевое хозяйство N 17 имени Генерал-Губернатора". На крышках кольца. Открывай. По одной. Сегодня в подземелье пир. Я такой голодный, что сьел бы поросёночка небольшого роста, но без ушей. Остальное растянем, если про нас забудут.

– Теперь вино. Коллекционное! Медали. Да это просто романтика – "Луговой ветерок", "Лесная роса", "Летняя ночь". Но какой циничный набор: тушенка и такое вино!

Шпарин разбросал деревянные панели и извлёк из кучи битой посуды две вилки.

– К сожалению тарелки и бокалы разбиты. Вино будем употреблять из горлышка. Хорошо бы лапки помыть и личико сполоснуть.

Шпарин подошел к умывальнику и покрутил вентили.

– Вода есть, видимо стекает с верхних этажей, не все трубы полопались.

Шпарин разделся по пояс и протянул руки к тонкой струйке воды.

Миазмов изучал спину Шпарина.

– Эти ранения...

– Командировка в одну горную республику. Не люблю вспоминать...

– Извини, – сказал Миазмов.

– Двойник! – с тихой яростью в голосе произнёс Шпарин, сдергивая полотенце с крючка над умывальником. – На фото – вылитый я. Совершенно невероятные совпадения, вплоть до ранений и родинок. Я скоро,

выражаясь простыми словами, просто рехнусь от этого удивительного места и обалденных впечатлений, в полном смысле этого слова, которыми уже напичкан по самое "не могу"... Какие были планы, господин Миазмов!

– Забудь про них, – сказал экстрасенс. – В параллельном мире или в другом измерении, – это ещё вопрос, куда мы попали, наши пытливые исследователи непознанного вполне допускают существование двойников.

– Хочешь сказать, что где-то рядом болтается твой двойник.

– Ну, да. Может и не рядом, но скорее всего он есть, – Миазмов умылся, бросил полотенце на диван и уселся в кресло. – Хотелось бы с ним встретиться.

– Также увидеться с женой, – Шпарин взял бутылку вина и стал давить вилкой на пробку, пытаясь протолкнуть её внутрь.

– С чьей женой?

– Со своей, согласно теории о двойниках.

Шпарин справился с первой бутылкой и принялся за вторую.

– Посмотреть на своих детишек, но сделанных чужим мужиком.

Миазмов, осмысливая услышанное, часто заморгал и заёрзал в кресле.

– Так, что в твоей теории изьян, дорогой ты наш колдун в тридесятом колене. Такой вот морально-этический временной конфликт. Но разрешимый. Можно убить двойника, без всякой жалости. Они ведь тут все

чокнутые, мочат друг дружку почем зря и чуть ли ни всех, кто попадает к ним в лапы. Как-будто в игры играют. И ничего им за это не бывает, и тебе не будет.

– А тебе?

– И мне.

– Здорово придумал! – расстроился Миазмов.

Шпарин совладал со второй бутылкой и принялся за третью.

– А можно жить всем вместе и давать представления: "Молочные Братья-Близнецы в параненормальном шоу".

– Сам ты ненормальный! – обиделся Миазмов.

– Тогда отзови свою теорию и сразу станет легче.

– Ладно, отзываю. Но всё равно буду думать, чего ты тут наплёл.

Третья пробка не поддавалась.

– Не думай, лучше помоги. Покажи фокус. Покажи, как это делаешь, вытащи пробку. После того, как развалил шкафчик, тебе это раз плюнуть. Может и остальное твоя работа?

– Не буду. У меня стрессовое состояние.

– У всех стрессовое, – поднатужился Шпарин, борясь с пробкой. Пробка подалась, но к его удивлению выскочила вверх.

– Передумал, – захихикал экстрасенс. – У меня лучше получается, когда я злюсь и вообще мои способности после насильственного переселения увеличились во много раз.

– Я запомню, – Шпарин протянул бутылку. – Пробуй. "Летняя ночь". Правда, в подвале.

– Сначала ты, – отказался Миазмов.

– Ладно, – Шпарин сделал несколько глотков. – Неплохо, но крепковато.

– М-м-м... крепковато, – пробуя, согласился экстрасенс.

– Теперь "Луговой ветерок". Прекрасное вино, – Шпарин облизал губы. – Прекрасное...

– Очень хорошее, – подтвердил Миазмов, делая то же самое.

– А это ещё лучше, – передавая бутылку "Лесной росы" экстрасенсу, сказал Шпарин. – Просто восхитительное.

– Восхитительное, – употребив треть бутылки, Миазмов прикрыл глаза.

– Теперь питаться, а то напьемся. Ты, я вижу, опять того, на старые дрожжи. Я раньше и не подозревал, что колдуны лакают спиртное, как обычные люди, полагал профессия не позволяет, – сказал Шпарин,

подвигая к себе банку с языками муфлона. – Попробуем язык врага моего. Жаль хлебушка нет.

– Пищеварение не враг народного общения, – вдруг выдал вновь захмелевший экстрасенс, вонзая вилку в банку с овощами. – Удивительный мы народ, стрессоустойчивый. В любой непростой ситуации находим

выход и не сдаёмся.

– То-то ты его нашел. За ужин скажем спасибо пропавшему трупу профессора, хоть он меня и чуть не замучил. Интересно, куда они подевались, Древака и сопровождающие его лица?

– Не волнуйся, скоро опять их увидишь, майора и всю камарилью. Только всё будет выглядеть несколько иначе. Может и меня увидишь, не удивляйся, если я тебя не узнаю. Вообще ничему не удивляйся, для тебя же будет лучше.

– Реинкарнация что ли? Как всё запутано, – сказал Шпарин, выбирая вино. – Тебе, Эфир Спиритович, освежающий "Луговой ветерок", мне "Летняя ночь". Сказка, а не вино. Расскажи мне ещё какую-нибудь сказку про эту замечательную страну, где мы так приятно проводим время, пока ты ещё чего-то соображаешь.

Миазмов поперхнулся и облил бороду вином.

– Ну, вот, теперь стирать придётся, – заметил Шпарин.

– Я в любом состоянии соображаю, – обиделся экстрасенс, отряхивая бороду. – А пью от тоски, незаслуженных страданий и безысходности. Твой оптимизм поражает. Помучаешься с моё, тоже запьешь.

– Не собираюсь здесь оставаться, – Шпарин привстал с дивана и отобрал у Миазмова бутылку. – Хватит на сегодня

– Останешься. Выхода нет. Не вижу.

– Простая логика. Вход он же выход. Если мы заблудились в темной комнате и потеряли входную дверь, нужно понять, где её искать. Можно наощупь, что очень долго, а можно попросить включить свет. Сразу нам его не включат, но если очень настойчиво попросить, свет мы, думаю, увидим.

– Отдай бутылку, – проворчал Миазмов. – Ты разбередил мои душевные раны. Но есть проблемка, такая маленькая проблемка, что, если тёмная комната не комната, а лабиринт, где будешь ползать пока не

сдохнешь.

– Выход из лабиринта виден сверху.

– Туда ещё надо забраться, на этот верх. Пропуск у тебя есть? Отдай бутылку.

– Пропуск мой новый статус. Забыл? Я теперь капитан Вооруженных Сил Соединенного Губернаторства. Департамент Тайных Операций. Элита, – Шпарин усмехнулся, возвращая вино. – На! Возвращаю с

условием. За тобой рассказ. Не верю, что после неудачного побега, ты оставил попытки найти выход. Давай, делись информацией. Два года достаточно большой срок, чтобы понять суть происходящего.

– Я знаю, что ты хочешь услышать. Кто в доме хозяин, кто заправляет этим сумашедствием? Что это за "Холм", постояно всплывающий в разговорах, при упоминании которого Древака со своими подданными кривятся и морщатся, как при геморрое.

– В самую точку, – сказал Шпарин. – Ну и...

– Моя версия такая: «Холм» – некий Научный Центр, где пытаются интенсивно экспериментировать с пространством. Он где-то тут, недалече. Я даже расшифровал аббревиатуру, не берусь утверждать на все сто, но в моём переводе это звучит как «Хронооптический линейный модулятор».

– Пресловутая машина времени? Плохо верится...

– Но ты здесь?

– Вообще-то здесь, – неохотно согласился Шпарин и посмотрел через проем двери во тьму разгромленной лаборатории.

– Возятся в основном у себя во времени. Иногда прорываются в чужие эпохи и тогда попутно прихватывают всё, что попадется под руку. По-моему мнению, эти посещения носят случайный, плохо управляемый характер. Как они это делают, какие технологии задействованы, не понимаю и не знаю. Судя по постоянным сбоям и частым авариям технологии совершенно сырые. Определённо сырые, как инженер говорю, но

работают.

– Видел я этот Центр и кое-что ещё, – сказал Шпарин, вспоминая фантасмагорическое зрелище за озером, двух Супоневых и жёлтую папку в кабинете помначштаба. – Теперь ясно, зачем существует Охранный Отряд и База. Буфер между гостями и настоящим. Приёмная зона. Зона, где фильтруется попадающее в сети. Полезное оставляем, ненужное в печку. Человеческая жизнь ничего не стоит. Они плохо кончат.

– Мне по большому счету и сейчас хорошо.

– Кормят, поят, тепло, светло и мухи не жужжат. Иногда, правда, что-то стучит по башке, глазёнки вылазят на пузо, но это детали. Зато никто не запрещает жрать водяру. А среднерусская действительность?

С ознобом во внутренностях! А щемящая причастность к бескрайними родными просторам, полям и лесам? Сдался?

– Лесов тут тоже хватает.

– Ещё нелепица. Нескладушка, – сказал Шпарин. – Древака – командир Охранного Отряда и полковник Департамента Тайных Операций.

– Есть у меня ещё одна мыслишка на сей счёт, не решаюсь сказать, – Маралов с жалостью посмотрел на Шпарина. – Они меняют реальность! До сих пор не понял?

– Можно сколько угодно упражняться в создании околонаучных теорий, но мы и на шаг не приблизимся к разгадке. А этот рыжий туман?..

Миазмов поставил бутылку на стол.

– При изменении несущей частоты сигнала, думается мне, – воздушная среда меняет цвет. А вон там, – экстасенс ткнул пальцем в обломки шкафа. – Есть вино. Ещё две бутылки.

– Пей, алкоголик, – равнодушно сказал Шпарин. – Пойду всё-таки посмотрю, как отсюда вылезти. Ты со мной?

Миазмов отрицательно мотнул головой.

Шпарин встал с дивана и сделал шаг к лаборатории.

Аварийные светильники, сочувственно подмигнув, погасли. Раздался звук бьющегося стекла.

– Это не я, – сообщил Миазмов.

– Точно не ты, тебе это незачем, иначе бутылку мимо рта пронесёшь, – согласился Шпарин, падая на диван. – Но скажи честно, как ты это делаешь? Помнится в ДК турбинного завода на такие трюки ты способен не был. Передвинуть стакан с водой, отыскать в зале с помощью подсадного какой-нибудь предмет, распилить женщину в ящике, это я понимаю. Но битьё стёкол с опрокидыванием шкафа и сдёргиванием штанов – высший класс. Как?

Вместо ответа он услышал невнятное бормотание.

– Понятно. Готов. Теперь и поговорить не с кем.

Далее события, о которых Шпарин вспоминал только с использованием нехороших слов и внутренней дрожью, приобрели совершенно невероятный характер, даже в контексте виденного за двое суток.

Стены комнаты заволновались, скривились. Воздух зашипел, пошел слоями и вскипел. Фигура экстрасенса обозначились оранжевым цветом, вспыхнула и стала прозрачной.

– Фильм ужасов, – с тоской сказал Шпарин. – Кончайте дурить, гады!

Тело Миазмова потеряло очертания, заблекло и исчезло.

"Всё! Сейчас умру! – ужаснулся Шпарин, разглядывая свои прозрачные руки. – Вот твари, чего удумали – решили опять меня растворить, как кусок рафинада. Разложат на атомы и поминай как звали. Никто и не вспомнит... Кроме, пожалуй... Светки, Маринки, Светланы Андреевны. Ну, Милки Звирник. Может Татьяна вспомнит, Бушина, – целый год любовь крутили. Чуть не женился. Или из последних подруг, Анна... из

турагенства. А из мужиков, кто? Кому денег одолжил – обрадуются. А из настоящих? Кое-кто вспомнит... Эх, завещание не написал. Нужно было в детский дом какой всё завещать...".

Неиспытанная раньше боль раздирала тело, каждая клеточка молила о пощаде, просила не дать потерять себя, не соскользнуть с этой грани, где ломаются и крошатся, стираются и выворачиваются представления о бытие.

Мутные оранжевые волны заполнили помещение светящимся туманом.

Туман сожрал окружающие предметы, разверглась бездна, сознание Шпарина растеклось густой сверкающей жижей, померцало, померцало и медленно потухло.