Текст книги "Барон Семитьер: Мясорубка (СИ)"

Автор книги: Александр Полефф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

– Конечно нет!

– Вот и чудесно. Однако, мне кажется, вы пришли сюда для чего-то более важного?

– Тело господина Рожье из вашего подвала забрали его родственники. Оплату оставили ту, что была записана в их квитанции. Также телефонировала мадам Дрейфус. Сегодня ночью скончался ее муж и она хотела бы узнать причину его смерти. По ее заверениям, это отравление.

Барон почесал затылок концом химического карандаша:

– Яды это всегда интересно. Когда доставят труп?

– После обеда.

– Ну что ж. Отлично. Кстати, сейчас мне понадобится ваша помощь. Пойдемте-ка со мной.

Идти пришлось в подвал. Он встретил гостей тяжелым запахом сырости и едва уловимым – формалина. Где-то в темном углу лестницы капала вода, нарушая тишину мерными ударами, словно отсчитывая последние секунды перед чем-то важным. И снова по телу девушки забегали мурашки: несмотря на то, что сейчас стол для вскрытий пустовал, само место вызывало у Розы невыразимый ужас. Это не осталось незамеченным для Барона:

– Вы зря опасаетесь мертвых, дорогая моя. Тело, не более чем костюм, в который вынуждена обряжаться душа, находясь на земле. Труп является идеальным гостем на последнем празднике жизни. Он спокойно лежит и ничего не просит. Максимум, что он может – это из-за случайной посмертной судороги уронить вам на ногу банку с формалином. Живые же роняют куда более серьезные вещи. Например – репутации. А то и целые головы. За долгие годы работы с мертвецами, я пришел к выводу, что опасаться стоит не их, а тех, кто их приносит. И поверьте, естественный отбор здесь встречается куда реже, чем в остальной природе. Труп – самое честное существо во Вселенной. Он никогда не лжет, не предает и не берет деньги в долг. В отличие от живых.

– Простите, Гведе. Нужно привыкнуть к этому месту… – в порыве внезапной откровенности прошептала Роза. – Просто мне кажется, что холод мертвецкой пробирает не просто до костей, а прямо до глубины души.

“Такой же холод, как тот, который поселился в нашей квартире, когда умирала мама. А что если однажды я и сама стану такой же холодной и жуткой?”, – едва слышно прошептала она.

Сделав вид, что не услышал ее последние слова, Барон постучал костяшками пальцев по столу и кивком указал на дверь:

– Холод морга не только позволяет сохранять тела в надлежащем виде. Еще он служит их защитой от тех, кому не повезло остаться по другую сторону. Скоро, мадемуазель Фалюш, вы убедитесь в этом сами. Но мы здесь не для того, чтобы предаваться праздной философии. Вы умеете наносить макияж?

– Немного. Я часто наблюдала за тем, как мастерски это делала моя мама, прежде чем отправляться на уроки в гимназию.

– Что ж, уверен, под моим руководством вы легко освоите это несложное дело. Сегодня вам придется помочь мне выглядеть немного старше. Но сперва мне нужно...

Семитьер подошел к стоящему в темном углу шкафу и, широко раскрыв его створки, поманил девушку к себе. Подойдя ближе, она рассмотрела полки, плотно заставленные расписными бутылочками, запечатанными корковыми пробками и воском. Рисунки на них были самыми разнообразными – от затейливых узоров до портретов и целых пейзажных композиций. Девушка поежилась – на секунду ей показалось, что одна из бутылок покачнулась, словно от движения воздуха. Барон задумчиво поводил пальцем по ряду сосудов и, наконец, остановил свой выбор на флаконе с изображением страшного, серого паука с крестом на спине.

– Это – фетиши Вуду или гри-гри. В них содержатся души тех, кто остался мне должен после смерти. Сегодня у месье…м-м-м-м…кажется, его звали генерал Монтеро, большой день. Наконец у него появился шанс расплатиться со мной. В свое время, господин… впрочем, его имя не имеет особого значения, научил меня использовать отпечатки памяти человеческих душ для перевоплощения. Пусть и на небольшой срок, но эта “маскировка” уже не раз спасала мне жизнь.

– Но это же жестоко держать человеческие души… взаперти!

Барон распечатал сосуд из которого тут же вырвался отвратительный запах тлеющей серы. Запрокинув голову, он влил в рот несколько капель. По телу могильщика пробежала дрожь. Он сел за стол перед зеркалом в старинной позолоченной раме и указал девушке на откинутую крышку занимающей добрых полстола шкатулки с красками для грима, кремами и косметическими карандашами:

– Жестоко? Очень. Но кто сказал, что у меня здесь находятся только те, кто такого отношения не заслужил? Для многих из них это практически спасение. Помогите-ка мне привести себя в соответствующий вид.

Роза подошла к столу и, оказавшись за спиной своего нанимателя, бросила взгляд в зеркало. Оттуда на нее смотрел совсем другой человек… Даже, скорее не человек, а существо с глазами, в которых плескались ночные кошмары. Его лицо было подобно карнавальной маске, изображающей кого-то очень древнего, не принадлежащего этому миру.

Девушка помотала головой и наваждение испарилось. Она глубоко вздохнула и взялась за кисть, придвинув к себе палетку с красками.

***

Фиакр Управления общественной безопасности остановился у кованых ворот особняка Семитьера. На козлах сзади стояли, вытянувшись во фронт, двое крепких жандармов в темно-синих сюртуках. За спиной каждого на ремне висела винтовка. Из экипажа выскочил Франсуа Раффлз в парадной форме инженер-сыщика. Размяв спину, он недовольно посмотрел на стоящую около входа Розу, поддерживающую под руку сгорбленного старика одетого в ацтланский мундир:

– Мадемуазель Фалюш, я вас приветствую. А где же Барон? Мне казалось, он достаточно пунктуален, чтобы не заставлять себя ждать.

Ацтланин ехидно ухмыльнулся и, распрямившись, резво зашагал к карете:

– Вы не узнаете меня, коллега? Это отлично. Значит, и остальные не узнают.

Он подмигнул Раффлзу и, кряхтя, полез в экипаж. Растерянный командан последовал за ним. Гнедая фыркнула: мол, мы не договаривались на лишнего пассажира, после чего кучер свистнул и фиакр тронулся с места.

– Барон, объясните, зачем вам понадобился этот маскарад? И как у вас вышло настолько ловко изменить свою внешность?

Семитьер сделал глоток из вечной фляги, закурил:

– Запомните, друг мой, если к дверям нет ключа, конечно, можно выбить ее ногой. Я же предпочитаю сперва вежливо постучать. И поверьте моему опыту, хозяин двери будет менее откровенен с тем, кто секунду назад испортил его собственность. Касаемо моих методов маскировки, то мне кажется, что один раз показать будет гораздо легче, чем объяснить. В наш просвещенный век люди часто забывают, что иногда магия Вуду может быть намного более эффективна, чем кажется.

Некоторое время они ехали молча, после чего тишину нарушил Барон:

– Откровенность за откровенность, друг мой. Что привело вас в жандармерию?

Раффлз пожал плечами:

– Кто-то же должен поддерживать порядок в Республике? А вообще, если честно, желание служить в жандармерии у меня появилось какой-то десяток лет тому назад. Дело в том, что начиная с четырнадцати годов я находился по другую сторону закона. Не хочу углубляться в детали, которыми я совершенно не горжусь. Одним словом, последнее мое пребывание в тулонской тюрьме заставило меня несколько пересмотреть взгляды на мир. Я начал изучать преступный мир, а также – науку изучающую следы ног и отпечатки рук. Тогда же я отправился в ближайшую комендатуру жандармерии и предложил свои услуги. Кто может лучше ловить преступников, нежели тот, кто знает их методы "работы" на собственной шкуре?

– Да, иногда мировоззренческая колода тасуется слишком причудливо. И что, ваши взгляды за это время ни разу не потерпели крах?

– Ни единого. Наоборот, я укрепился в мыслях о том, что закон должен соблюдаться в каждом элементе из составляющих общество.

Барон затянулся сигарой, его желтые глаза сверкнули:

– То есть, закон – это высшая мера оценки?

– Именно так.

– Законы обычно пишутся чернилами, в то время как справедливость – кровью. Давайте предположим некую гипотетическую ситуацию. На рю Сен-Поль, по соседству с вами, произошло убийство…

Раффлз изумленно вытаращил глаза:

– Простите, откуда вы знаете, где находится мой дом???

– Это не настолько важно. Скажем так, об этом мне сообщила знакомая вам мадам Пино, жившая еще три года тому назад на той же улице. Помните, я говорил, что мертвые зачастую более болтливы, чем живые? Ну да не суть. Итак, произошло убийство. И по чистой случайности, вы доподлинно знаете, кто совершил данное преступление. Например, как в случае со светлой памяти Жаклин Пино. Но вот загвоздка – знать то вы знаете, а доказательств этому деянию у вас ровно никаких. Любой барристер в суде развалит это дело в два счета. Казалось бы, забрать жизнь убийцы будет вполне справедливым. Но, ведь, тогда количество убийц в Лютеции не уменьшится – вы займете место выбывшего, нацепив на себя все положенные ему регалии. А вот количество справедливости – увеличится. Закон это отличный инструмент, не более. Просто не стоит забывать, что его параграфы – как могильные плиты. Чем их больше, тем сложнее докопаться до нужного содержимого. Кстати, остановите экипаж. Я выйду немного раньше, дабы нас не видели вместе.

– У вас есть какой-то план, в который вы не соизволили меня посвятить?

– План прост как яма. Я отправлюсь к Девалю первым. Попытаюсь выяснить, не видел ли он мою многострадальную дщерь, коя пошла позавчера в его богоспасаемое заведение, дабы устранить выскочивший на заднице чирей. Зачастую реакция человека на нестандартную ситуацию может рассказать о нем много больше, чем допрос с пристрастием. Мне понадобится около четверти часа, после чего вы смело можете приступать к своим прямым обязанностям.

Кряхтя и оступаясь, шаркающей походкой, Барон направился к вычурно украшенным воротам клиники Адольфа де Ротшильда.

***

Выждав положенное время, инженер-сыщик отдал команду жандармам следовать за ним. Игнорируя возмущение пожилой дамы, сидящей за конторкой при входе, они ворвались в кабинет, на котором висела медная табличка с именем Франка Деваля. Первым, что бросилось в глаза Раффлзу, был портрет, расположенный прямо над столом доктора. На нем художник изобразил мужчину с узким овальным лицом, высокими скулами и волевым подбородком, придающим ему жесткость и строгость. Еще год назад этого человека в хорошо скроенном, светлом костюме разыскивали все правоохранители Конкордии за преступления против человечества. Будучи придворным медиком канцлера Тевтонии, он проводил жесточайшие эксперименты над военнопленными. Потом его труп обнаружили в Темзе. С добрым десятком ножевых ранений.

Сам же хозяин кабинета, пожилой лысоватый темнокожий мужчина с седой бородой, сидел в дорогом кресле прямо под портретом. У доктора Деваля было округлое лицо с мягкими, изможденными чертами, явственно свидетельствующими о его возрасте и состоянии здоровья. Глубокие, проницательные глаза с тяжелым взглядом сейчас буквально рассыпали молнии гнева:

– На каком основании вы вламываетесь в мой кабинет? – заверещал он. Невысокий, склонный к полноте, он довольно резво вскочил на ноги и бросился к Раффлзу:

– Немедленно покиньте помещение, или я буду жаловаться на произвол!

Жандармы аккуратно отстранили его, пропуская внутрь своего начальника. Командан кивнул уютно расположившемуся на стуле для посетителей Барону, после чего повернулся к господину Девалю:

– Управление общественной безопасности Лютеции. Рекомендую вам честно отвечать на поставленные вопросы, а не мельтешить перед глазами. Вы подозреваетесь в ряде убийств, совершенных вами из неприязни к представителям других рас и национальностей. Впрочем, – он взглядом указал на портрет, – это не удивительно, если вы восторгаетесь герром Минглом. Вам есть что сказать в ответ на обвинения, или нам стоит продолжить разговор на площади Бастилии?

Пожилой доктор поник лицом. Казалось, что когда он возвращался к своему креслу, ноги его стали ватными. Аккуратно присев за стол, он бессмысленно переложил кипу бумаг с одной стороны на другую:

– Что ж. Я знал, хананеи не оставят этого просто так. Судя по тому, что вы используете в обвинении их формулировки, это очевидно. Я могу телефонировать барристеру?

– Со своим защитником вы свяжетесь из Управления, как и положено по закону. Я верно понимаю, что вы не отрицаете своей причастности к убийствам?

Деваль презрительно фыркнул:

– Да они бы и так сдохли! Эти несчастные идиоты настолько погрязли в самолюбовании, что отказываются видеть самые простые вещи. Так почему бы потенциальному трупу не послужить на благо Республики? Все значительные прорывы в медицине совершались именно опытным путем! Анатомы вскрывали тела умерших, наплевав на церковь. Лучшие лекарства испытывали на больных. Да и можно ли считать этих грязных хананеев людьми? Вечные рабы, они должны гордиться тем, что благодаря им доктора смогут спасти десятки и сотни истинных галлийцев!

Внезапно из приемной раздались крики и звук нескольких ударов. Дверь кабинета слетела с петель. На пороге, в сопровождении трех гвардейцев в ярко-красных мундирах стоял инквизитор Бергнар. Он указал на сидящего Деваля:

– Именем Спасителя и властью, данной мне кардиналом де Монморанси, арестуйте этого человека.

Один из гвардейцев снял с пояса ручные кандалы и, помахивая ими в воздухе, направился к доктору. Франсуа Раффлз вскипел:

– Гийом Бергнар, вы ошалели? Какого черта вы себе позволяете в присутствии официального лица, представляющего закон Лютеции? Оставьте в покое подозреваемого и проваливайте туда, куда солнце не заглядывает!

Инквизитор прищурился, будто в его глазах разгневанный сыщик выглядел мелкой букашкой:

– Не знаю, кого вы здесь осторожно именуете “подозреваемым”, но передо мной сидит человек, которого я обвиняю в поклонении Дьяволу и совершении жертвоприношений Врагу рода земного. Для нас он Об-Ви-Ня-Е-Мый! В связи с этим, доктор Франк Деваль будет препровожден в резиденцию доминиканцев для тщательного дознания. Если же слова слуги Господа вам недостаточно – извольте ознакомиться с этим.

Он протянул Раффлзу конверт с изображением лилии. Гведе Семитьер привстал со своего места и заглянул в представленный документ через плечо командана. Прочитать написанное бисерным почерком было сложно, хотя это и не требовалось. Внизу письма красовалась печать в виде пальцев, держащих ключ.

Бергнар вырвал из рук остолбеневшего инженер-сыщика документ, после чего, гордо подняв голову, удалился вслед за солдатами, подталкивающими арестованного в спину примкнутыми к винтовкам штыками. Узнать в старом вояке из далекой заокеанской страны Барона ему не удалось.

В кабинете воцарилась зловещая тишина.

– Ключ от небесных врат?

Раффлз злобно зыркнул на Барона:

– Да. Заверенное рукой кардинала разрешение, оправдывающее любые действия во имя Республики.

– Что ж, Франсуа. У меня для вас есть две новости, и обе очень поганые. Первая – вероятнее всего в вашем ведомстве работает “крыса”. Вторая – Девалю можно было бы предъявить обвинения в нескольких непредумышленных убийствах. А вот в том, что он и есть Мясорубка, мы ошиблись. Позвольте мне порыться в его бумагах и я докажу вам это.

Раффлз устало потер переносицу:

– Делайте, что считаете нужным, Семитьер. А мне сейчас необходимо срочно отправляться к комиссару Лесклеру. Мы не можем допустить, чтобы этот напыщенный инквизитор вмешивался в дела безопасности Лютеции.

***

К Павильону де Фло, где располагалось главное управление комиссариата Лютеции, Раффлзу удалось добраться только через сорок минут. На то, чтобы продраться сквозь бюрократические тернии – еще столько же. Глава жандармерии, Гаспар Лесклер, принял командана тайной службы весьма дружелюбно, однако, услышав о том, какое дело привело к нему Раффлза нахмурил лохматые, седые брови:

– Мой дорогой Франсуа, поймите – в свете последних событий – связываться с Инквизицией никто не рискнет. Еще год назад я сам, с огромным наслаждением, прижег бы керосином хвост этому проходимцу Монморанси. Но сейчас, когда кардинал и его псы успешно предотвратили покушение на Президента…

Действительно, в сентябре прошлого года все газеты Галлии пестрили заголовками о том, что благодаря неусыпному оку Инквизиции удалось обезвредить целую банду, что готовила убийство солнцеликого Луи де Пассивуара. Того самого, которого в народе иронично называли не иначе как де Трамбле – “дрожащим”. Вероятнее всего, именно на той самой черте характера, за которую его так прозвали, и решили сыграть ставленники Ватикона. Вечером в летнюю резиденцию Президента ворвались гвардейцы, сняли охрану, а начальника службы и вовсе арестовали. Через три дня он сознался в готовящемся покушении и “сдал” всех причастных. Естественно, после такого кардинал мгновенно попал в фавор. При чем настолько, что именно ему доверили подбор персонала, работающего непосредственно во дворце. Некоторые издания тогда попытались язвить по этому поводу, заявляя, что вся эта история шита белыми нитками по резаным ранам на коже начальника охраны. Мол, святым отцам достаточно ласково спросить у человека, любит ли он котят, чтобы тот сознался в самых страшных преступлениях. Теперь названия этих газет остается только вспоминать.

– То есть, мы позволим этим кретинам вмешиваться в вопросы правосудия и назначать виновных так как угодно им?

Комиссар развел руками:

– А что я могу сделать? Допустим, сейчас в моем секретариате напишут апелляционное требование. Допустим также, что де Монморанси примет его в порядке очереди. То есть, через месяц. Даже если вы найдете миллион серьезных доказательств невиновности этого вашего лекаря, ему это никак не поможет. Поскольку уже через несколько дней его голова слетит с плеч. И поверьте, для него это будет лучшим выходом из сложившейся ситуации. В худшем случае, доминиканцы демонстративно поджарят его на площади у птичьего рынка.

Забыв о субординации, Раффлз треснул со всей силы кулаком по столу:

– Но это же несправедливо!

– Дорогой Франсуа, справедливость в нашем мире – это фата-моргана, иллюзия. Впрочем, есть один козырь, который я хотел придержать до лучших времен…

– Что вы имеете в виду?

– Вы утверждаете, будто кардинал выдал своим шавкам “ключ от небесных врат”? Бесспорно, это туз. Но не стоит забывать, что кроме традиционных пикета и белота, в которые играют во всех уважаемых салонах Лютеции, есть еще игра простолюдинов, “муавр”. Так вот, по ее правилам двойка вполне может бить козырного туза. Мы можем попробовать сыграть в эту игру с Бергнаром. Но тогда рискованная роль двойки выпадет именно вам.

– Ваше превосходительство, я не совсем понимаю эти метафоры.

– Все просто. У меня есть право назначать на расследование преступлений государственной важности своих доверенных лиц, консилеров. Придав делу Мясорубки статус “государственного” мы получаем полную свободу на ведение расследования. Но стоит помнить, что звание консилера временное и не обеспечивает получившему его никаких личных привилегий вроде безопасности. Доминиканцы же известны своей мстительностью, и, увы, если вы попадете под их репрессивную машину – я помочь вам не смогу никак. А вы под ней окажетесь – попомните мое слово. Особенно в том случае, если провалите расследование. Что скажете, командан?

Раффлз закрыл глаза и некоторое время размышлял в тишине. Резко поднялся на ноги:

– Да и черт с ним. Поймать этого потрошителя для меня – дело чести. А там, хоть трава не расти.

Гаспар Лесклер улыбнулся:

– Трава, конечно же, не завянет. А вот если преступника поймаем именно мы, то кардиналу придется очень несладко. Дело в том, что о ходе расследования в вопросах государства я буду вынужден докладывать лично Президенту. Следовательно, совать палки нам в колеса будут всенепременнейше, а вот тронуть – руки коротки. Если вы согласны на подобную авантюру и риск, я готов отдать команду о переквалификации дела.

– Не нужно о палках, господин комиссар! – Раффлз поморщился. – Но я согласен.

– Люблю уверенных в себе людей. Что ж. Белую карту консилера вы получите сейчас же, в канцелярии.

***

На острове Ситэ, окруженное грязными и холодными водами Сены, по соседству с бывшим королевским дворцом, превращенным в застенки, возвышается здание Дворца правосудия. Правда, это название давно стерлось из памяти старожилов. Одна из поговорок жителей Лютеции гласит: “Красный дом не судит, он поглощает”. Но даже не зная ее, попавший сюда впервые даже не усомнится и на долю секунды, что именно так и есть. Суровые фасады Дворца, давящие каменные стены и острые шпили башен превратили его в мрачное сердце власти и страха, словно вырезанное из плоти столицы. Высокие стрельчатые окна, подобные пустым глазницам мертвеца, молчаливо глядят на тех, кто по доброй воле осмелился приблизиться к резиденции псов господних. Гладкие стены дворца, потемневшие от времени и сырости, хранят следы тысяч рук – молитвенных, дрожащих, окровавленных. Создавалось впечатление, что камень их впитал в себя крики тех, кто искал здесь справедливости, а нашел лишь страдания.

Инженер-сыщик, продемонстрировавший молчаливым гвардейцам у ворот “белую карту”, беспрепятственно прошел во внутренний двор, обошел неработающий фонтан с потрескавшейся чашей и направился к главному входу. Над двустворчатыми деревянными дверями на позолоченной ленте был высечен девиз Инквизиции: “Fiat justitia, et pereat mundus”. Да свершится правосудие, хоть погибнет мир.

Высокие своды главного зала, который сами обитатели дворца цинично прозвали “Залом шагов потерянных”, казалось, были созданы для того, чтобы уничтожать волю. Навстречу Раффлзу вышел высокий, худой как жердь монах.

– Командан Раффлз. Управление общественной безопасности Лютеции. Мне нужен Гийом Бергнар. Вопрос государственной важности.

Прелат, как и положено ему по статусу, занимал отдельный кабинет на третьем этаже дворца. Подняв глаза от толстого тома, который читал, Бергнар криво усмехнулся:

– Месье жандарм! Решили лично принести извинения? Не утруждайте себя. Господь милостив, он учил нас прощать скорбных разумом.

Губы Раффлза сжались, превратившись в нить:

– Монсеньор прелат. Согласно закону Республики, преступления маньяка-убийцы, прозванного Мясорубкой, переквалифицированы в дело государственного значения. Будучи консилером, его ведущим, я требую передачи мне незаконно удерживаемого вами Франка Деваля, проходящему подозреваемым.

Рыхлое тело инквизитора затряслось от хохота. Притворно утирая слезы он шутливо погрозил инженер-сыщику толстым как сосиска пальцем:

– Ай-ай-яй! Я то думал, вы пришли ко мне с покаянием, как и положено доброму христианину. А, ведь, мы одно дело делаем, петушок вы мой галльский! И не трясите вашими бумагами я с радостью готов сотрудничать с вами! Но, вот незадача, передать мне особо и не кого. Ваш, как вы изволили выразиться, “подозреваемый”, к сожалению, скончался. Вообразите, повесился прямо в камере. Хорошо, успел дать признательные показания. А то, знаете ли, конфуз бы вышел!

Бергнар наслаждался каждой секундой своего представления. По его маленьким, свиным глазкам было видно – унижать жандарма доставляет ему огромное удовольствие.

– Где же оно? Наверное, у брата дознавателя осталось. Сию секунду прикажу и нам его принесут.

Прелат позвонил в серебряный колокольчик, на пороге появился еще один монах:

– Брат Анкур, принесите мне сегодняшнее confessio in peccato. Живо.

Лицо инквизитора снова расплылось в слащавой улыбке:

– Видите, месье Раффлз, смиренные чада Христовы во всем готовы помогать законоохранителям. Мы даже выполнили за вас всю грязную работу, уличили нарушителя шестой заповеди. Вы отлично справились с задачей, выследив этого еретика. Нам, к сожалению, с вами не сравниться. Не уследили! И откуда только у него в камере оказалась веревка – ума не приложу. Наверное, кто-то из братьев опояску обронил. Но вы не волнуйтесь, виновный обязательно будет наказан! Даже не сомневайтесь!

Дверь со скрипом отворилась, в кабинет протиснулся молодой инквизитор – совсем еще мальчишка. Почтительно склонив голову, он протянул прелату перевязанный алой лентой свиток. Бергнар неспешно встал и подошел к сыщику. От него несло смесью гнили от давно нечищенных зубов и ладана:

– Ознакомьтесь, господин сыскарь. Все четко, как в аптеке. До буковки.

Развернув документ, Раффлз начал читать написанный на канонической латыни текст. Лицо его побелело от злости. Согласно показаниям доктора, он вместе с временно неустановленными персонами, состоял во франкмасонской ложе. Для того чтобы получить неограниченное влияние на Президента, они регулярно приносили в жертву благочестивых христиан своему богу, именуемому Бафометом. Всего планировалось убить тринадцать человек. Благодаря недюжинному сыскному таланту командана Раффлза, еретик был задержан и препровожден во Дворец правосудия, где сознался в богохульстве и убийствах.

Прелат торжествовал:

– Обратите внимание, мы даже не обошли стороной ваши заслуги! Сам еретик отметил вас, как старательного и умелого жандарма! Нам не нужны честь и слава, оставьте их себе. Самым важным для Инквизиции всегда было искоренение греха. Готовьте свой парадный мундир, ведь после того, как мы обнародуем этот документ, вам обязательно дадут новое звание!

У инженер-сыщика заломило в висках. Головная боль была настолько нестерпимой, будто сверху на него рухнула тяжелая потолочная балка. Деревянной походкой он подошел к столу Бергнара, положил свиток. Не говоря ни слова развернулся и пошел прочь. Ему в спину вперились глаза, столь холодные и безучастные, что казалось видели не его самого, а скрытые в глубине сознания мысли. В этом взгляде не было ни ненависти, ни презрения – только холодная, бесстрастная угроза.

***

Вторник, 7 марта, день.

– Что вы говорите, коллега? Прямо, взял и повесился?? Каков молодец. Впрочем, я не хотел бы обсуждать происходящее по телефону. Лучше сядьте на извозчика и поезжайте прямо ко мне. И никаких отговорок! Вы непременно должны оценить качество экипажей, принадлежащих парку господина Рогроув. У него извозчики – сплошь аквилонцы. Ни слова не понимают по-галльски. Зато город знают, как свои пять пальцев. Их обычно можно найти неподалеку от моста на набережной Анри IV. Отлично. Жду.

Гведе Семитьер повесил трубку на настольный аппарат и задумчиво забарабанил пальцами по крышке бюро:

– Значит, нам открыто объявили войну… Ладно, будь по вашему. Тем более, это занятие как минимум для двух сторон. Роза, девочка моя, мне нужна ваша помощь!

Роза выбежала в холл:

– Да мастер?

– Сейчас вам придется совершить небольшой вояж. Вы отправитесь в библиотеку Мазарини. Там найдете служащего по имени Набу Меродах, это мой старый знакомый. Попросите его помочь вам собрать данные по всем языческим культам, действующим сейчас в Лютеции. Отберите из них те, которые подозреваются в членовредительстве и жертвоприношениях. Вас отвезет Лютен. От него не отходите ни на шаг. Считайте его своей тенью. Можно сказать, телохранителем.

Девушка кивнула и бросилась в свою комнату, откуда вышла спустя несколько минут. В руках она сжимала толстый блокнот. Барон улыбнулся:

– И еще. Пьер, дружище, по дороге посетите Золотого гуся. У тебя отличный вкус, поэтому положись на него и подбери госпоже Фалюш что-нибудь достойное ее статуса.

Спустя час после отъезда Розы, в двери особняка постучали. На пороге, надвинув на глаза фетровую шляпу с широкими полями, стоял Раффлз.

Если судить по той жадности, с которой инженер-сыщик опустошил полный бокал рома, за ним гналась сотня чертей.

– Я последовал вашему совету, Барон. Хотя и не до конца понял, для чего нужна вся эта секретность. На сегодня с меня хватит загадок, а потому просто постарайтесь объясниться.

– Вы знаете, кто такие кроты?

– Конечно. А при чем здесь они?

– При том, друг мой, что одно из этих животных успешно завелось в огороде вашего Управления. И, боюсь, оно способно оставить нас без урожая. Судите сами, о предстоящем визите к Девалю знали только мы и некто, работающий на вас. Ни мне ни вам совершенно неожиданное появления святош не было интересным. Следовательно, информацию инквизиторам мог передать только тот, кому вы сами сообщили о возможном аресте подозреваемого. Так? Осталось выяснить, кто это.

Командан задумался:

– Вчера вечером, по возвращении от вас, я телефонировал в Управление и отдал приказ сразу же с утра передать в мое распоряжение двух жандармов и фиакр. Однако я точно помню, что не сообщал дежурному, куда именно мы едем и по чью душу.

– Одним подозреваемым меньше. Впрочем, если бы это был он, то по приезду в клинику нас уже встречал бы пустой кабинет.

– Логично. Утром я заполнил все необходимые формуляры, положенные в случае ареста. Их видели только два человека – старший жандарм Готье и ответственный за парк Ришар.

– Стало быть, сообщить о том, куда мы направляемся, мог любой из них. Ну что же, обоих под одну плиту мы укладывать не будем, а вот выяснить, кто конкретно наш крот – сможем без труда. Но об этом потом. Расскажите-ка, для начала, что вам наплел наш приятель из "красного дома".

Внимательно выслушав рассказ сыщика, Барон хмыкнул:

– Да уж. Впрочем, было бы очень неосмотрительно считать наших оппонентов безмозглыми идиотами. Эту битву мы бездарно проиграли. Предоставим возможность Инквизиции какое-то время упиваться торжеством. Даже несмотря на то, что они очень грамотно подстраховались с точки зрения претензий от кардинала, убийства не прекратятся. Как бы негативно я не относился к “Доку” Девалю, единственное в чем он действительно виновен – это в глупости.

– Вы все-таки обнаружили его непричастность к убийствам?

Семитьер закурил свою извечную сигару:

– Относительно. На руках этого человека как минимум три трупа. И все они принадлежат хананеям, которых так не любили в Тевтонии и которых готов обвинить во всех смертных грехах прелат Бергнар. Право слово, дались же они им? Поверьте моему слову, я похоронил многих людей самых различных вероисповеданий и рас. И все они в гробу выглядят одинаково недовольными. Но я отвлекся. Итак, наш бывший подопечный действительно свихнулся на идеях превосходства галлийцев над другими нациями. Себя он, урожденный гаитянин, считал именно таковым. Хананеи же в его рейтинге ценности находились в самом низу. Как и у его кумира-тевтонца. Единственное отличие в их мировоззрениях, это то, что Деваль считал каждую нацию на земле обязанной приносить пользу. На той, которую он видел самой низшей он испытывал новые медицинские препараты. И, надо сказать, преуспел в этом деле. Из практически полусотни в результате его опытов погибли всего трое. Недуги же остальных ему удалось исцелить. Что стоит записать в его дебетовую книгу. Кстати, обо всем этом очень подробно написано в его личном дневнике. Вон он, на столе. Почитайте на досуге. Есть весьма интересные мысли.