Текст книги "Барон Семитьер: Мясорубка (СИ)"

Автор книги: Александр Полефф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Дворецкий посмотрел вверх, будто считая в уме, покивал. Открыл небольшую дверцу, расположенную внизу самоходки, сунул туда несколько черных брикетов. Машина пыхнула паром и загудела.

Девушка сидела напротив Барона, зажав руки между колен.

– Простите меня, месье Семитьер… – Роза понурила голову, ее глаза предательски щипали слезы. – Вы столько для нас делаете. И из-за случившегося с папой вам пришлось врать служителю закона…

Аристократ хохотнул:

– За сегодняшний день меня можно было бы упрекнуть в чем угодно, но уж точно не во лжи. И как же эта каша приготовилась в вашей светлой головке?

– Ну, вы же сказали жандармам, что я работаю у вас…

Барон в притворном возмущении замахал руками, будто отгоняя пчелу:

– Это невозможно назвать ложью. Просто такая мысль пришла мне в голову только в участке, и я не успел озвучить ее вам. Я, действительно, нуждаюсь в секретаре. Пьер не отличается слишком большой любовью к общению с людьми, а уделять время каждому клиенту я, к сожалению, не в силах. Судя по вашей грамотной речи, вы окончили среднюю школу?

– Да, месье. Моя мама, светлая ей память, была учительницей в гимназии Пажоля. Читала географию и обществознание. Мне очень повезло, я успела окончить девять классов, пока она не слегла с чахоткой.

– Отлично. В таком случае, я официально предлагаю вам, мадемуазель, работу в моем похоронном бюро. Естественно, с проживанием и полным пансионом – график не нормирован, заказчики могут объявиться даже среди ночи. Для начала положу вам оклад в сотню ливров. Не так чтобы много, но со временем он может быть пересмотрен. Ну как, вы согласны?

Губы Розы задрожали:

– Это очень… щедрое предложение. Но разве я могу бросить своего отца?

До этого момента молчащий Роман погладил грубой, шершавой ладонью ее по голове:

– Ты это… не глупи, птаха. Негоже тебе топтаться в наших трущобах, надо думать о своем гнезде.

Семитьер задумчиво помолчал. Вытащил из практически незаметного ящичка серебристую фляжку, сделал большой глоток. Пристально посмотрел на Фалюша, после чего протянул сосуд ему:

– Верно сказано. Да и никто не запрещает вам регулярно видеться с дочерью.

Роман потянулся к фляге, однако тут же отдернул руку:

– Не. Хватит. Свою бочку я уже выхлестал.

Барон одобрительно хмыкнул. Снова перевел взгляд на замявшуюся и покрасневшую Розу в ожидании ее ответа.

– Конечно, я согласна.

Спустя какое-то время ландолет остановился у аккуратного двухэтажного дома с мансардой, выкрашенного в непривычно светлый, песочный цвет. На вывеске здания красовались загадочные иностранные буквы, больше напоминающие разноцветные картинки. Семитьер сделал своим спутникам знак следовать за ним, после чего вышел наружу. Ему навстречу, из расписанной изразцами двери, во дворик выскочил смешной, длинноносый человечек в бурнусе и обернутой вокруг головы полоске ткани – клефте. Он суетливо, панибратски поприветствовал гостя:

– Б-а-а-а, какие люди! Дружище, надеюсь, сейчас ты приехал ко мне не по делу, а на чашечку кофэ? Учти, заполучив сюда, просто так я тебя не отпущу! Тем более, ты не один.

– Я тоже сердечно рад тебя видеть. Господа, познакомьтесь – мой старинный приятель, по совместительству владелец этих шикарных апартаментов, Ану Безье. Ну а это – Роза и Роман Фалюш.

Пьер, а затем и мясник, чинно пожали не прекращающему суетиться господину руку.

– Ну что ж, Ану, давай, вываливай на нас свое аегиптское гостеприимство. А я за это поведаю тебе весьма любопытную историю.

Подскочив на своих коротких ножках, будто в подошвы его сандалий были вделаны пружины, господин Безье увлек Барона со спутниками за собой в дом. Там, будто по мановению волшебной палочки, на столе появились незнакомые заморские закуски, а также жаровня, наполненная потрескивающим, раскаленным песком и погруженной в него туркой. Гведе подмигнул:

– Во всей Лютеции никто не варит настолько бесподобный кофэ, как Ану. Кстати, настоятельно рекомендую отведать его сырную конафу. Пальчики оближете!

Он указал на аппетитно выглядящее блюдо, будто приготовленное из нитей теста, присыпанное сверху засахаренными орехами. Хозяин разлил по крошечным чашечкам черный, густой, как смоль, напиток, после чего Барон Семитьер приступил к рассказу. Даже настолько трагическая история в его исполнении выглядела довольно комично. Рассказчиком он был великолепным: повествование его буквально изобиловало забавными деталями. Он гримасничал, изображая прелата Бергнара, супил брови, показывая командана Раффлза, а также жестикулировал, подобно паяцу. Безье хохотал взахлеб, утирая выступившие слезы. Да что там, даже Фалюш, явно чувствующий себя немного не в своей тарелке, несколько раз раскатисто расхохотался.

– Собственно, поэтому мы и приехали к тебе. Сколько возьмешь за комнату в своей развалюхе со старого друга?

Ану выпучил и без того пребывающие навыкате глаза, зашевелил губами:

– Так… мансарда на одного, с ванной… стол два раза в день… Семьдесят ливров!

Роман охнул. Барон откинулся на спинку дивана:

– Ты прекращай свои аегиптские штучки. Что, как обычно, делим на три?

Восточный человек звучно хлопнул себя ладонями по пухлым щекам, вновь расхохотался:

– Гведе, да ну! Конечно же, я не возьму с тебя ни экю за постой. Ну а за питание – уволь – десять ливров. Ты меня знаешь, я всю кровь отдам, но овес, сам понимаешь, нынче дорог.

– Держи двадцать. И чтоб без фокусов! – он шутливо погрозил Безье пальцем. Тот всплеснул руками:

– Обижаешь же? Как родного человека приму. Сешат!

В зал вошла безумно красивая, стройная девушка с точеными чертами лица и подведенными черным глазами.

– Сешат, милая, моя, проводи друга нашего Барона в люкс, что в мансарде. На ближайшую неделю господин Фалюш будет нашим гостем.

Дама учтиво поклонилась, после чего взяла своей тонкой ладошкой волосатую лапу Романа и увлекла за собой к лестнице в глубине холла. Внезапно взгляд Безье стал неприятно колючим:

– Барон, друг мой, ты же не собираешься опять ввязаться в какую-нибудь привлекающую к нам внимание аферу? Я просто хочу напомнить тебе, что последняя обернулась для некоторых из нас большими неприятностями. Мадам Каллипиге даже пришлось срочно уезжать на родину.

– Ану, я надеюсь, в этот раз все обойдется без эксцессов. Впрочем, время не ждет. Благодарю за помощь, мон шер. За мной не заржавеет.

***

В шикарном особняке Семитьера Роза чувствовала себя, будто уличная кошка, которую впервые принесли в тепло. Поручив ее дворецкому, Барон собрал достаточно увесистый саквояж, после чего попрощался и отбыл. Девушка снова присела на краешек дивана в гостиной, сцепив пальцы в замок, и затравленно озиралась вокруг. Переодевшийся в ливрею Лютен неслышно подошел к ней сзади. Положил руку на плечо:

– Позвольте провести для мадемуазель небольшую экскурсию по дому.

– Если можно, зовите меня просто Роза…

Пьер одобрительно хмыкнул. Первым делом он показал девушке ее комнату. Для привыкшей с детства к скромной квартирке на рю Белло, она выглядела царскими хоромами. Широкая кровать с балдахином, гардероб, письменный стол и два кожаных кресла соседствовали с изготовленными из красного дерева, громоздкими книжными шкафами. Их полки были плотно уставлены фолиантами с разноцветными корешками. На полу лежал ковер, изображающий пышногрудую африканку, несущую на голове протекающий кувшин.

– Эту комнату, – в голосе Лютена сквозила неприкрытая гордость, – я меблировал по пожеланиям мадам Лаво, владелицы манора. Впрочем, ей настолько пришлись по душе Объединенные Колумбовы штаты, что она поселилась там навсегда. Уверен, она будет очень рада, когда узнает, что ее заняла протеже мастера Семитьера. Кстати, после того, как я покажу вам дом, Барон поручил мне съездить на вашу старую квартиру. Помочь вам перевезти необходимые вещи.

Дом действительно потрясал. Высокие потолки, украшенные лепниной, картины во всех комнатах и даже на кухне. Стекло и изысканный хрусталь в многочисленных сервантах. Наконец, спустившись по скрипящей под ногами лестнице и пройдя по короткому подвальному коридору, дворецкий провел Розу к мощной черной двери.

– Это – святая святых мастера, покойницкая.

Он распахнул дверь и пригласил девушку следовать за ним. Ее глазам открылся мрачный зал с драпированными черной тканью стенами и крошечными окошками сверху. Холод, царящий внутри, пробирал до костей. Под сводчатым потолком мертвенно-голубым, призрачным светом засияла огромная люстра.

Сейчас Роза смогла рассмотреть, что стены покойницкой украшены пугающими мистическими символами – скелетами, черепами и различными частями человеческих тел. К стенам прижимались стеллажи и шкафы с какими-то склянками и коробками. Посреди зала, на столе белого мрамора, лежал мужчина в дорогом сюртуке. В призрачном свете ламп он выглядел крепко спящим. Девушка вздрогнула – на мгновение ей показалось, что труп шевельнулся.

Лютен успокаивающе сжал ее ладонь:

– Привыкайте, Роза. Тут иногда мерещиться всякая чертовщина. А бывать здесь вам придется частенько. По рабочим вопросам, разумеется. Ну что ж, теперь мы можем смело отправляться за вашими пожитками.

Из ремиза в глубине сада, построенного практически на территории кладбища, Пьер вывел двух вороных, коней. Они раздували ноздри, выдыхая облачка пара. Следом за ними показался черный фаэтон с широким подиумом сзади. Дворецкий развел руками:

– Простите, Роза, на ландолете уехал мастер Семитьер, а потому нам придется довольствоваться катафалком. Впрочем, возможно, так даже лучше. Произведем больше впечатления на ваших соседей, – он подмигнул своей спутнице.

***

Рю Белло встретила экипаж весьма настороженно. Слишком уж изысканно смотрелся он в окружении грязных улочек, покрытых мусором. Грозным лошадям, прядущим ушами и сердито фыркающим на зазевавшихся пешеходов, опасливо уступали дорогу. Однако, стоило Розе покинуть катафалк, как настороженность сменилась неприязнью и злобой. Девушка вжала голову в плечи, будто желая уменьшиться в размере. Грязные старухи шипели ей в спину проклятия, а мужики, насупив косматые брови, сжимали кулаки.

Кто первый швырнул в нее камень, Роза не заметила. Она увидела только руку Пьера, ловко перехватывающего летящий булыжник практически у самого ее лица. В следующее мгновение коротышка, словно молния, метнулся в сторону столпившихся жителей дна Лютеции, а в его левой руке сверкнули развернувшись веером метательные ножи. Один из них он плотно прижимал острием к горлу месье Фуве:

– Еще одна подобная выходка, ты, отродье портовой шлюхи, и назад наша гробовозка не поедет порожняком. И, поверьте, места там хватит на всех, – прошипел Лютен.

Жан Фуве икнул. По его давно не видевшей воды шее стекла тонкая, алая струйка. Дворецкий окинул исподлобья внезапно притихшую толпу, после чего повернулся к Розе и произнес уже совершенно спокойным голосом:

– Мадемуазель Фалюш, не торопитесь. Соберите все, что вам необходимо. Возвращаться в эту дыру повторно я не планирую.

Роза вздохнула и посмотрела на хибару, которая двадцать лет была ее жильем. Дом стоял, прижавшись плечом к таким же кривобоким соседям, напоминая пьяниц, поддерживающих друг дружку на выходе из кабака. Два этажа, но высотой чуть больше, чем в полтора: второй ярус вжался в крышу, словно стыдясь своего существования. Штукатурка, когда-то белая, сейчас больше напоминала кожу прокаженного – желтые подтеки ржавчины сочились из железных скоб, стягивающих трещины. Окна одной из квартир на первом этаже были забиты досками; в одном зияла дыра, закрытая мешковиной.

Крыша, покрытая черепицей, наполовину съеденной временем, напоминала стариковскую челюсть. Из трубы валил сизый, вонючий дым – не от камина, а от жаровни, в которой жгли мусор. Запах стоял терпкий, как уксус, смешанный с прогорклым салом.

Парадная дверь, а точнее, то что от нее осталось, висела на одной петле. Еще вчера она была вполне нормальной. Вероятнее всего, ее сорвали сегодня утром.

Девушка вошла внутрь. Сквозь щели виднелись провалы в ступенях, ведущих наверх. На перилах, покрытых липкой пленкой жира и пыли, кто-то вырезал ножом: “Жан-Клод умер от крыс”. Надпись эта появилась еще до рождения Розы, а потому печальную историю неизвестного мужчины давно все забыли.

Внутри пахло мышами и сыростью тюремной камеры. Стены, оклеенные старыми газетами десятилетней давности, пузырились от плесени. На втором этаже, кроме Фалюшей, ютились еще две семьи. За одной дверью, затянутой для большего сохранения тепла грязной простыней, слышался плач младенца. Малыш Николай. Наверное, голоден, а мать работе. Воровато озираясь, она просунула в дверную щель пятиливровую купюру. Елена придет домой, найдет деньги и купит еды.

Роза наскоро собрала свои немногочисленные вещи – несколько сарафанов, пару кофт, теплые чулки, толстенький блокнот в сафьяновом переплете, пару мелких сокровищ, оставшихся на память от покойницы-мамы. Связав пожитки в простыню, девушка мысленно попрощалась со своим домом.

“Чего бы это не стоило, мы сюда больше никогда не вернемся. Прости, мамуля!”, – подумала девушка, спускаясь вниз.

Прежде чем влезть в катафалк, она еще раз окинула взглядом дворик, в котором играла в детстве. Сейчас он, заваленный обломками кирпичей и бутылками с зеленым осадком. Тут же росла единственная старушка-яблоня. Раньше играть в ее тени было очень весело. А сейчас все напоминало о том, что даже время на задворках Ла Шапель движется иначе – медленно, тяжко, как телега с покойником по мостовой, усыпанной костями селедок.

***

На сей раз задержек в холле Управления общественной безопасности никто чинить не собирался. Скорее всего, о визите Барона командан предупредил заранее. Он же встретил Семитьера на пороге своего кабинета и не преминул возможности выговорить ему:

– Однако, вы не торопились. Понимаете же, что это дело государственной важности?

Барон переложил саквояж из правой руки в левую, протянул ладонь для приветствия, которую Раффлз, нехотя, пожал:

– Знаете, что обычно говорит Смерть, приходя на вечеринку? “Не переживайте, я не опоздала. Просто пришла в последний момент”. Хотя эта шутка не очень хороша. Ведь, у старушки нет чувства времени. Есть только чувство окончания. Впрочем, действительно, не будем заставлять усопшую ждать. Тем более, со своей главной гостьей на балу жизни она уже встретилась.

Спустившись в подвал по уже знакомой винтовой лестнице, Барон довольно расправил плечи. Ощущалось, что в этом месте, напоенном смертью и человеческими трагедиями, он чувствует себя как дома. Повинуясь его приказу, ассистенты извлекли труп мадам Новакович из холодильника и перенесли на свободный секционный стол. Критически осмотрев предложенные ему инструменты, Семитьер решительно сгреб их в сторону, после чего вытащил из своего чемодана кожаный несессер, который разложил перед собой. Внутри мертвенным блеском сверкнули хромированные рукояти разнокалиберных ножей, пинцетов и пилочек. Аккуратно сняв цилиндр, Гведе передал его Раффлзу, после чего нацепил на голову странную конструкцию, состоящую из ремешков, медных креплений и дымчатых стекол.

– Окулус мортис, – пояснил он заинтересованному медэксперту, – мое личное изобретение. Позволяет рассмотреть даже то, что Смерть хотела бы стыдливо скрыть от нашего взора. А это…

Рядом с персональным набором инструментов появился пузатый механизм с системой трубок, проводов и банок.

– А это – анализатор виталис. Существенно экономит время тем, кому совершенно недосуг постоянно обращаться к лаборантам. Тем более, если к ним особого доверия и нет.

Один из санитаров протянул Барону прорезиненный фартук, который могильщик с благодарностью нацепил поверх фрака. На руках его вновь появились перчатки. Из внутреннего кармана он вытащил сигару, которую тут же ловко разжег.

– Но здесь курить… – в присутствии этого самоуверенного аристократа Марсель чувствовал себя весьма неуютно.

– Мне – можно.

Ловко орудуя какими-то крючками и зазубренными лопатками, Семитьер откинул в стороны кожу и мягкие ткани жертвы убийства. Надвинув на правый глаз одну из линз, он чуть ли не с головой погрузился во внутренности покойницы. Не выдержавший затянувшейся паузы, Франсуа Раффлз спросил:

– Ну что скажете?

Барон недовольно посмотрел на жандарма:

– Она однозначно мертва. Пока скажу только это. А там – вскрытие покажет.

При помощи блестящего шпателя он разворошил ком фарша внутри полости тела, вытащил из несессера огромный шприц и, воткнув его в то, что когда-то было органами, попытался набрать жидкость. Шприц едва наполнился на несколько делений. Из углубления в своем диковинном анализаторе Барон вынул стекло, на которое выдавил некоторое количество капель полученного секрета. Накрыл его другим таким же стеклом, после чего вернул на место. Прибор зашипел, выпустив струйку розового дыма.

– Кровяных телец практически нет, – пробормотал Гведе, внимательно прильнув к окуляру в верхней части прибора. – Мне становится все интереснее и интереснее.

С помощью остро отточенного ланцета, мастер сделал аккуратный разрез руки Новакович с внутренней стороны. Развел лоскуты кожи и, указал на слипшиеся трубочки сосудов:

– Помимо всего прочего наш убийца – большой аккуратист. Прежде чем закончить со своей жертвой, он выкачал всю кровь из ее организма. Вопрос – зачем…

С полным отсутствием уважения к “внутреннему миру” погибшей, Барон вытащил из ее брюшной полости мясной ком, после чего швырнул на услужливо подставленный ассистентом хромированный поднос. Тем же шпателем порылся внутри, внимательно посмотрел на фарш через линзу. Взял в руку пинцет и с его помощью вытащил на свет какой-то синий ошметок, за которым тянулся отрезок нити искусственного происхождения:

– Запомните, господа, как бы хорошо не сохранилась жертва самого плохого дня в своей жизни, унести с собой на тот свет секреты ей не удастся. Обратите внимание, перед вами – лигатура. Нить, которой во время полостных вмешательств хирурги перевязывают сосуды, дабы жертва не истекла кровью.

Осторожно положив нитку на стол, он, невольно или с умыслом, отряхнул руки так, что некоторая часть выделений попала на лицо инженер-сыщика:

– Подытожим, господа. Наш убийца – отличный анатом. Вероятнее всего, доктор медицины. Прежде чем отправить достойную мадам Новакович на суд Всевышнего, он умело провел тщательно спланированную и подготовленную операцию. Именно это он по собственной глупости попытался скрыть, превратив ее внутренности в однородную смесь. Предвосхищая ваш вопрос: нет, это не студиозус, который анатомировал тело ради его изучения. Слишком хорошие инструменты. У школяров такие не водятся. Дорогое удовольствие. Тем не менее вопрос остается открытым: для чего ему был необходим живой организм, который он, впоследствии, все равно изуродовал, превратив внутренности в кашу? Как только мы получим ответ на этот вопрос, сможем максимально приблизиться к разгадке. Раффлз, мне нужно ознакомиться с записями, касающимися предыдущих жертв нашего врача-убийцы. Марсель, можете зашивать тело. Ничего более интересного внутри него мы уже не найдем.

В кабинете Барон по-хозяйски уселся за стол Раффлза, смахнув в сторону документы.

– Глубокоуважаемый командан, не соблаговолите ли вы показать мне дела жертв этого самого Мясорубки? Исходя из той кропотливой работы, которую проделывает преступник, у меня создается впечатление, что мы имеем дело не с обычным, жаждущим крови убийцей.

– Точнее?

– Я говорю о том, мы пытаемся поймать маньяка. Этим термином психиатры в Колумбовых штатах называют одержимого некой идеей, толкающей его на определенные действия. Правда, вот странно, почему-то никогда эти идеи не призывают его ехать на черный континент и рыть там колодцы. Все больше они настаивают на каком-нибудь примитивном убийстве.

Инженер-сыщик нахмурился:

– Вы сделали такие выводы из того, что увидели в мертвецкой?

– Именно. Популярные мотивы, как убийство из мести или из жажды наживы мы сразу отбрасываем. Чересчур много усилий для такого примитива. Мы имеем дело с кропотливым педантом, а не просто с импульсивным психопатом.

Раффлз мысленно махнул рукой на режим тайны. Покопался в секретере и грохнул на запыленную поверхность стола кипу канцелярских папок. Барон хмыкнул и углубился в чтение. Раффлз тихо вышел из кабинета. Когда он вернулся, принеся себе и гостю чай, то увидел, что часть документов из переданных валяется на полу, а пять папок разложены перед Семитьером в некоем подобии пасьянса. Аристократ сдержанно поблагодарил хозяина за угощение, отхлебнул половину, после чего щедрой рукой долил в чашку из своей фляжки.

– Гаитянский ром. Один из лучших в мире, – пояснил он и с места в карьер перешел к делу:

– Рукам Мясорубки принадлежат только эти пять трупов. Из восьми дел. Одно – имитация. При чем, бездарная. Остальные вообще не имеют отношения к нему. Грубо сработано. Обычные вспоротые животы. Пока займемся тем, что у нас есть в наличии. Даница Новакович, сербка. Марко Пелори, уроженец Авзонии. Восточные люди Фарида и Марш аль-Зухри. Ада Бат-Шева, хананеянка. Что объединяет их всех?

– Все они жили в районе Каналь де Сен-Дени.

– В разных общинах. Но да. То, что маньяк выбирает своих жертв именно в трущобах уже может о многом говорить. Вопрос – почему они? Мы упускаем еще некую связующую их всех нить…

Инженер-сыщик наклонился над раскрытыми папками. Произвел в уме какие-то вычисления:

– Все они иностранцы. Каждый из них не так давно прибыл в Лютецию. Семейство аль-Зухри беженцы из Аравии. Покинули родину из-за войны с хананеями. Как ни забавно, приплыли в Европейскую Конкордию на одном корабле с Бат-Шевой, сбежавшей из своей страны по той же причине.

– Падающие на голову баллоны с ипритом и адские машины, начиненные фосфором никому не нравятся.

– Неделей ранее них по железной дороге в Галлию прибыл Пелори со своим... что?

Барон ехидно хохотнул:

– Сожителем, мон шер. Что, шестеренки в вашем мозгу всегда заклинивает, когда вы сталкиваетесь с упоминанием содомитов? Поверьте, это не самое страшное, что может быть в мире.

Раффлз зло скрежетнул зубами, но проглотил язвительное замечание:

– Тем не менее, из этой логики совершенно выпадает Новакович. Она живет в Лютеции уже пять лет.

Семитьер поднял палец вверх:

– Отнюдь, дорогой друг. Не выпадает, а дает нам прямую подсказку. Что необходимо каждому мигранту, попавшему на родину символа бюрократии – Триумфальной арки?

– Право на жительство.

– Документ очень важный, но живущие в трущобах практически не имеют шансов на его получение. В отличие от разрешения на работу. Без него вас даже убирать трупы травленых собак не допустят.

– И обновлять его нужно раз в пять лет. Получается, убийца – чиновник из Департамента???

– Скорее, он имеет доступ к реестрам этой богопротивной организации. Когда у нас был обнаружен первый труп?

– Сейчас скажу точно, – Раффлз сверился со своими записями. – В октябре прошлого года.

– Угу. Авзонец прибыл в Республику в сентябре, а уже в октябре был убит. Следующей оказалась хананеянка. В декабре. Практически два месяца паузы. Конец января – оба члена семьи аль-Зухри. Их Мясорубке хватило чуть более, чем на тридцать дней. Дальше пришло время сербки.

– Но мигрантов прибывает в страну намного больше. Чем руководствуется этот психопат?

– Это я и пытаюсь понять. Впрочем, одна мысль есть. Я слышал, у фликов вашего уровня имеется информация обо всех организациях в столице?

Раффлз криво ухмыльнулся. В его взгляде читалась гордость за свою службу:

– Как говорится, “нет человека – нет досье”. Мы, действительно, знаем обо всем.

– Да-да. Наслышан. Как и о том, что к каждому досье есть пометка “Склонен к дыханию и сердцебиению”. Вы, наверное, жалеете, что не успеваете убирать ее из документов усопших? Впрочем, это неважно. Меня интересуют все политические и подпольные группы галльских националистов. Возможно нам повезет и наш маньяк окажется намного проще, чем следовало бы ожидать. Ну а сейчас, позвольте откланяться. Меня еще ждут дела. Как только у вас на руках будет то, что меня интересует, телефонируйте. Мой адрес на визитной карточке.

***

Когда Гведе Семитьер вернулся на проспект Гамбета, Роза уже успела разложить свои нехитрые пожитки и вовсю помогала Лютену с готовкой. Первым на появление своего нанимателя среагировала девушка. Отбросив со лба приклеившийся из-за жарко растопленной печи локон, она скромно потупилась в пол, вытянув руки по швам. Будто только что они с дворецким не хохотали над какой-то задорной шуткой.

– Мастер Семитьер, обед будет готов через полчаса. Простите, мы были уверены, что вы приедете немного позже…

Барон отмахнулся:

– Роза, прекратите это низкопоклонство. Дома вы можете называть меня просто по имени. Не учитесь у этого старого убийцы дурному чинопочитанию. И запомните: в моем доме действуют только два незыблемых правила, за нарушение которых я попросту выброшу вас прочь. Законы эти очень простые: не трогать мои инструменты и не умирать до получения заработной платы. Все понятно? Ну и отлично. К слову, обедать вам придется без меня. Я уезжаю в клуб. Лютен, дружище, приведи мой выходной набор инструментов в порядок. Как тебе доподлинно известно, мертвецы – те еще грязнули.

Гведе указал глазами на саквояж, после чего удалился в свой кабинет. Роза посмотрела на дворецкого:

– Наверное, вы очень уважаете мастера… Гведе. Он, конечно, говорил мне, что вас связывают дружеские отношения. И все равно, мне кажется, его иногда заносит до оскорблений.

Лютен усмехнулся:

– Голубушка, а в чем оскорбление? До того как я поступил на службу к госпоже Лаво, я действительно состоял в банде. Вы слышали о Нэн Руж? Нас еще называли “дьяволами из Детройта”. Или вы считаете, искусством ножевого боя я овладел в свободное от уборки время? Так что, да. Я действительно бывший преступник.

– Но вы одумались и бросили преступный мир?

– Почти. Однажды мы получили наводку на один фешенебельный особняк в Новом Орлеане. Его владелицей оказалась Мари Лаво. Королева Вуду. Близкая подруга ужасного Барона. В отличие от других “дьяволов” мне несказанно повезло – когда на наши головы свалились все возможные проклятия, я успел сложить два и два, после чего прибежал к госпоже Лаво с покаянием. Большого сердца женщина…

– О Легба! Ну конечно. А я, как всегда в этой истории, воплощение зла и мрака! – в гостиную вышел Барон, в честь выхода в свет нарядившись в бордового цвета фрак и черные брюки, заправленные в высокие сапоги для верховой езды. – Роза, не верьте этому пройдохе. Если бы не ваш покорный слуга, кормил бы он червей. Мария никого еще просто так не прощала. Но любовь, как известно, затмевает собой даже самые темные уголки души объекта чувств. Лютен, я буду в “Картье” на бульваре Распай. Сегодня там собирается презанятная компания для карточной игры. После обеда введи мадемуазель в курс ее обязанностей секретаря. Желаю приятного аппетита.

***

В бывшем центре искусств “Картье” было шумно. Разорившееся заведение предприимчивые дельцы довольно быстро превратили в казино для преуспевающих буржуа. Несмотря на то, что аристократия предпочитала более респектабельные места, нужды в состоятельных посетителях клуб не испытывал. Не в последнюю очередь – благодаря введению в обиход такого термина, как “спортивные карточные игры”.

Пройдя в дальний зал, раскрывающий свои двери только перед членами клуба, Барон тут же попал в водоворот горячей дискуссии. Зачинщиком ее, судя по всему, являлся некий корпулентный господин, известный обществу, как месье Жан Мантень. Мелкий чиновник почтовой службы, знаменитый своей тягой прослыть всезнайкой, страдал от игровой зависимости и слыл отчаянным спорщиком. И, конечно же, темой дня были кровавые убийства.

– Представьте себе, милостивые дамы и господа, этот нелюдь не просто убивает своих жертв. Он буквально перемалывает их внутренности в фарш, после чего начиняет им тело убитого, как хананеянка щуку, и выбрасывает его в людном месте! Да-с. Их уже находили даже на Сен Доминик и возле Университе! А наши жандармы, как обычно, сами роют себе могилу. Ставлю триста ливров, что они очередной раз сядут в лужу, заявляя, будто поймают маньяка еще до конца месяца. Да-с. Шутка ли, уже пять человек превратились в рыбу-фиш, а они все надувают щеки, трубя о собственной компетентности.

Как и всегда, когда разговор заходил о росте преступности, тему подхватила безымянная дама с веером в руках:

– Вот действительно! Куда смотрит жандармерия? Представьте, в прошлом году у меня из рук вырвали зонтик! И где? В самом центре столицы, на площади Звезды. И что вы думаете, мне сказал патрульный? Он заявил, мол, это хулиганская выходка, не более. И заниматься розыском какой-то ерунды они не намерены! Вы можете поверить в такое безобразие?

Посетители салона тут же единодушно поддержали пострадавшую от капель дождя мадам, вспоминая и наперебой рассказывая об аналогичных случаях “преступного и халатного бездействия жандармов”. Барон приложился к своей фляжке и заинтересованно подошел ближе к болтунам. Воодушевленный поддержкой, Мантень продолжил спич:

– Да-с! Точно вам говорю, жандармы сядут в лужу. Тем более, что за это дело уже взялись истинные слуги Всевышнего – Святейшая Инквизиция. Сир Ги Бергнар сможет изловить убийц гораздо быстрее. Вы не ослышались кровожад действует не в одиночку! Вы слышали последнее заявление прелата?

Публика вопросительно молчала, а чиновник, насладившись выдержанной театральной паузой, чуть ли не выкрикнул:

– Все эти трупы – результат ритуального убийства. Всем же известно, что именно таким промышляют франкмасоны! Во время своих богопротивных хананейских празднищ они приносят Сатане кровавые жертвы. Закалывают похищенных христиан остро отточенными отвертками и сосут их кровь!

Присутствующие в салоне дамы закатили глаза, а дама с украденным зонтиком даже выронила веер. Впрочем, так как никто из буржуа не кинулся его поднимать, она решила привлечь к своей персоне чуть больше внимания:

– Ах-ах! – закудахтала она. – Месье, неужели наши жандармы не в силах решить эту проблему? Ведь, даже я знаю, как можно это сделать. И очень даже легко!

– Как интересно… – протянул Барон. – Мне кажется, вы непременно должны поделиться своим способом с благородным сообществом.

На него удивленно воззрились десятки глаз, а он продолжил:

– Вдруг среди нас есть особы, приближенные к министру, курирующему этих бездельников-жандармов? И эти люди смогут донести до него ваши соображения. Представляете, вам даже могут вручить медаль!

В толпе кто-то громко хрюкнул, но основная масса совершенно никак не отреагировала на ядовитый сарказм в голосе Гведе. Дама же подняла на него глаза: