Текст книги "Тайна девятки усачей"

Автор книги: Александр Власов

Соавторы: Аркадий Млодик
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

БОЛОТНЫМИ ТРОПАМИ

Походную колонну открывал Плюс. За ним шел дед Евсей с двустволкой Ивана Прокофьевича. Пасечник выбрал кружный, но зато удобный путь, по которому могла проехать телега. Во всем колхозе только дед Евсей знал эту дорогу, пролегавшую вдоль Болотнянки.

Чуть поодаль тянул телегу Соколик. Ступал он почти бесшумно, – дорога совсем заросла травой. Правила конем Катя. Рядом с ней сидела Мария Петровна в высоких резиновых сапогах. А сзади громоздилась довольно объемистая поклажа: три палатки, котел, полуведерный медный чайник, лыжи, бур и вещевые мешки, туго набитые полученными на колхозном складе продуктами и собственными вещами.

Катина мама шла за телегой вместе с мальчишками и как-то сразу завоевала их симпатию. Она двигалась легко, пружинисто, привычным размеренным шагом геолога. Да и сидевшая на телеге Мария Петровна теперь не казалась ребятам обузой. Во-первых, она пока ни во что не вмешивалась, не делала никаких замечаний, не приставала со своей математикой. А во-вторых, с нею был Плюс. Ради него мальчишки могли пойти и на большие жертвы. Какой же поход без собаки!

Распорядок первого дня был такой. Отряд должен дойти до болота и разгрузить телегу. Вовка и Катя уедут на Соколике в деревню и сразу же возвратятся пешком назад. За это время остальные разобьют на берегу, временный лагерь и начнут бурить скважины. Уже все ребята знали, что гажа обычно встречается около источников и на дне высохших озер и болот.

Тихо поскрипывали колеса телеги. Белка, завидев Плюса, уронила шишку и рыжей молнией переметнулась с дерева на дерево. Гриша загляделся на нее и споткнулся о горку вырытой кротом земли. Расковыряв ботинком земляной холмик, Гриша спросил:

– Тетя Ксюша, а верно, что лисица помогла найти алмазы в Якутии?

Ребята рассмеялись. Но Катина мама неожиданно поддержала его:

– Я тоже это слышала. Говорят, геологи заметили около лисьей норы голубую глину, в которой часто встречаются алмазы. Отсюда и пошло...

Гриша взял горсть земли, поднес к глазам. Катина мама тоже заглянула в его ладонь.

– Где мы стоим, когда-то был берег большой реки,– сказала она. – В половодье вода заносила сюда песок, глину, ил. Потом река обмелела, стала узенькой и превратилась в речку.

Болотнянка протекала метрах в двадцати от дороги, посередине широкого луга.

– Это пойма. По-местному,– пожня, – объяснила Катина мама. – А много лет назад вместо травы там росли водоросли – луг был дном реки.

Санька шел сзади всех. Ему мешала карта. Свернутая рулоном бумага не хотела слушаться хозяина. Чтобы нанести на карту какой-нибудь значок, приходилось звать на помощь. Охотнее всех помогал Геня Соков. Он придерживал край листа, стремившегося свернуться в трубку, и Санька начерно делал пометку.

Это была не работа, а мучение. Санька сердился и нервничал: не любил он плестись в хвосте, но и от карты отказаться не хотелось.

Пока мальчишки стояли у кротовой норы, Санька догнал их.

– В каком мы квадрате находимся? – спросила Ксения Даниловна.

Санька хотел показать карандашом точку на карте, но упругий лист выскользнул и выбил карандаш из руки.

– Ты бы сложил карту, чтобы нужный квадрат был наверху!– посоветовала Катина мама.

– Мять неохота!

– Зато удобно. Это же рабочая карта, тут красоты не нужно. Можно я?

Санька кивнул головой, и Ксения Даниловна быстро сделала из рулона гармошку. Квадрат с голубой лентой Болотнянки очутился наверху.

– Посмотри... Лучше?

Санька взял карту, а Ксения Даниловна вытащила из кармана круглую коробочку и протянула ее Саньке.

– Держи. С ним еще удобнее. Это был компас.

До болота было уже совсем недалеко, когда дед Евсей остановился. Встал и Соколик. Подошли мальчишки. У речки из осоки торчали какие-то черные зазубренные куски металла.

– Танк! – вспомнил Гриша. – Это же танк взорванный!

Ребята сбежали с дороги на пожню. Обломки фашистского танка валялись по всему берегу. Взрыв был очень сильный. К тому же саперы закладывали взрывчатку с таким расчетом, чтобы побольше осколков вылетело на берег. В траве и осоке валялись помятые шестерни, обрубленный конец пушечного ствола, обломки брони. Распластался покореженный обрывок гусеницы. Крышка люка торчком вошла в землю. На этом диске было написано мелом: «Звену усачей от взвода саперов».

Мишук посовещался с дедом Евсеем. Они оба подошли к Марии Петровне. Получив ее одобрение, звеньевой скомандовал:

– Тащи к дороге что полегче! С Соколиком обратно пошлем Сему и Саньку! Они погрузят и отвезут часть металлолома в деревню! Остальное заберем потом! Быстро!

Через полчаса у дороги выросла горка мелких металлических обломков.

– Кончай! – приказал Мишук. – Хватит на одну телегу!

Отряд двинулся дальше. Впереди лес становился гуще. Дорога чуть приметно поднималась на небольшую возвышенность. Это была прибрежная гряда, за которой начиналось болото.

Поднявшись на гребень, прорезанный неглубоким руслом Болотнянки, ребята очутились на краю болота. Оно лежало внизу – в котловине. Маленькое голубое оконце чистой воды виднелось слева, как раз в том месте, где прибрежная возвышенность понижалась и образовывала седловину. Из этого оконца и вытекала речка.

Отряд подошел к самому истоку Болотнянки.

– Когда-то тут была широкая и полноводная река, – сказала Ксения Даниловна. – Вместо мхов плескались воды глубокого озера. Потом уровень в нем понизился. Река обмелела, а озеро стало зарастать и превратилось в топкое болото. Но воды в нем еще много – сток плохой. Берега у болота высокие, а русло у речки мелкое.

– А если прорыть поглубже? – спросил Гриша.

– Вот об этом и мечтал Дмитрий Большаков! – произнесла Мария Петровна. – Чертил карту и думал, как осушить болото.

– Я не мелиоратор, – сказала Ксения Даниловна, – но и мне кажется, что это не пустая фантазия!

Гриша скинул ботинки, вошел в ручей и, поднатужившись, вытащил со дна камень. Вода зажурчала веселее. А может быть, это только показалось мальчишкам, но они зажглись. Еще двое вошли в реку, ухватились за торчавший из воды валун и откатили его к берегу. Теперь уж, без сомнения, Болотнянка оживилась. Полоса мутной воды помчалась вниз, увлекая за собой хворостинки и листья, плававшие в болотном окошке.

– Сюда бы саперов! – сказал Вовка. – Как бы рванули – вода бы водопадом пошла!

– Высохло бы болото! – подхватила Мария Петровна.– Зазеленели бы здесь поля! А ширь-то какая: конца-края не видно. И все это пока не приносит людям никакой пользы!

Ребята понимали, куда клонит учительница. Они сами видели, что Болотнянка могла бы стать быстрой и глубокой. Нужно только прорыть дно ручья. Вода не осилила каменистый прибрежный гребень, а человеку все под силу! И тогда болото с каждым днем начнет высыхать...

– Но на авось работать нельзя, – сказала учительница.– С умом, с расчетом... Может быть, одной Болотнянки будет мало. Возможно, придется прорыть несколько искусственных каналов. Но этот труд окупится! Попробуйте представить, что даст колхозу осушение болота! Предположим, что оно круглое, а диаметр – тридцать километров. Это – семь тысяч гектаров! Тут вам и топливо, и удобрение, и новые посевные площади. Вы только подумайте!

Семь тысяч гектаров! Эта цифра поразила ребят. Неужели они когда-нибудь подарят колхозу такой огромный кусок земли? Это не какой-то мостик через Болотнянку, не силосная траншея!

И не было в ту минуту в звене ни одного мальчишки, которого не увлекла бы идея осушить болото...

Телегу разгрузили на берегу Болотнянки – дальше лошадь не могла пройти. Санька с Семой завернули Соколика и поехали обратно. Им предстояло забрать по дороге часть металлолома, сбросить его в Усачах у штаба и пешком вернуться в отряд.

– Быстрей! – крикнула Катя. – Без вас обедать не начнем!

Вот когда усачи оценили присутствие женщин, которые взяли на себя все заботы об обеде. Мальчишки только подвесили котел на двух рогатинах с перекладиной, натаскали дров и наносили воды.

Пока женщины хлопотали у костра, дед Евсей обучал мальчишек ходить по болоту на лыжах. Наука не сложная, а для тех, кто зимой катался на лыжах, и вовсе простая. Требовалось соблюдать три правила: не скользить по мху, а шагать, следить, чтобы лыжи опускались на поверхность болота всей плоскостью, и точно распределять свою тяжесть.

Дед Евсей тряхнул стариной: он довольно бойко шлепал по болоту, показывая технику ходьбы.

– Лыжи лыжами! – покрикивал он. – А главное – ноги! Как с берега сошел, так считай, что отдыха не будет до островины! Хоть тысячу верст, а иди без остановки! Не терпит болото стоячих. Зазеваешься – хап! – и проглотит!

Часа через два из деревни вернулись Санька и Сема. Все сразу же сели обедать. Пни служили стульями, колени заменяли стол. Над головой нависал шатер еловых лап. Суп попахивал дымком и хвоей. Аппетит был зверский.

– Не еда, а потрясуха! – воскликнул Санька.

– Что это такое! – возмутилась Мария Петровна. – Что за жаргон?

– Я хотел сказать: потрясающий суп! – поправился Санька.

– А я хотела сказать, что тебе, Александр Крыльев, надо иметь переводчика!

В «столовой» дружно захохотали и подсмеивались над Санькой до конца обеда. А потом Ксения Даниловна повела ребят в поиск. Пошли все, кроме деда Евсея и Марии Петровны. Сема и Санька несли бур. Прибрежная тропа то приближалась к краю болота, то отдалялась от него и сворачивала в кусты.

Первую буровую скважину заложили на ровной сухой площадке, поросшей бледно-серым ломким, хрустящим мхом. Здесь тоже раньше была трясина, а теперь вода отступила. Бур под собственной тяжестью ушел вниз на полметра. Когда Санька с Семой взялись за жимки, штанга быстро погрузилась в торф на всю длину.

Бур вытащили. В ложке, привинченной к нижнему концу, была темно-коричневая спрессованная масса перегнивших водорослей.

Санька вытер лоб.

– Пусто! Тут гажой и не пахнет!

– А место хорошее, – сказала Ксения Даниловна.– Когда-то был залив со спокойной стоячей водой. Как раз то, что нужно для выпадания и оседания углекислого кальция. Только глубоко очень – бур не достал дна.

До второй скважины штангу несли Мишук и Гриша. И опять, затаив дыхание, с надеждой смотрели усачи, как бур погружается в торф. Но и во второй, и в третьей, и в пятой скважине гажи не обнаружили.

– А вы как думали? – улыбнулась Ксения Даниловна, взглянув на приунывших ребят. – Геолог – профессия, конечно, романтическая. Но без труда романтики не бывает. Сегодня по плану – еще две скважины... Или устали очень?

Мальчишки устали, но никто не признался в этом.

– Хоть десять! – храбрился Санька.

– Две! – повторила Ксения Даниловна. – Впереди два хороших места.

– Вы уже были здесь? – удивился Мишук.

Ксения Даниловна многозначительно переглянулась с Катей.

Шестая скважина была в тот день последней. Ее бурили не на берегу болота, а в густом кустарнике. Ксения Даниловна сказала, что на этом месте был небольшой водоем, который соединялся протокой с основным озером. Постепенно водоем зарос мхом, а теперь – и кустарником.

Прорезав двухметровую толщу торфа, заостренная ложка бура вошла во что-то более твердое. Мальчишки сразу почувствовали это – штанга углублялась не так быстро.

– Вытаскивайте! – сказала Катина, мама. – Неужели повезло?

Бур вытащили.

– Ура-а-а! – завопил Санька.

В ложке был белый порошок. Сема растер его на ладони, понюхал, сказал, будто много раз находил гажу и мог узнать ее по запаху:

– Она!

– Гажа! – подтвердила Ксения-Даниловна. – Но сколько ее здесь?

– А сколько нужно для колхоза? – спросил Мишук.

– Много. На каждый гектар шесть – семь тонн.

– Жаль, что лопаты с собой не взяли! – сказал Санька.

Он был готов хоть сейчас копать гажу. Но Катина мама объяснила, что до добычи далеко. Прежде всего надо узнать, какую площадь занимает пласт гажи и толщину ее слоя. Для этого придется бурить десятки скважин...

Радостные, счастливые вернулись ребята к деду Евсею и Марии Петровне. Ужин ждал юных геологов. Когда они поели, усталость взяла свое. Еще только смеркалось, а все уже спали вокруг костра. Зато проснулись рано – с восходом солнца. Дед Евсей доваривал на костре гречневую кашу.

После завтрака пасечник повел отряд вправо вдоль берега. Вскоре дошли до знакомого Саньке зеленого мыска, от которого протянулась к камню цепочка хилых осинок и берез. Прежде чем ступить на кабанью тропу, сделали короткий привал и надели лыжи. Санька знал, что до камня-следовика можно идти и без них. Но таков был приказ пасечника, и никто не смел его не выполнить.

Добрались до следовика. Дед Евсей не разрешил долго рассматривать на камне большие растопыренные пальцы. Безопасное расстояние до раскинувшегося вокруг камня мха было узкое – всем не разместиться.

– Не задерживайся! – покрикивал старик. – Не скапливайся! Придете налегке – насмотритесь!

Мальчишки с сожалением проходили мимо. И никто, кроме Саньки, не заметил спичечную коробку, лежавшую внизу у самого следовика. Он мог бы поклясться в том, что прошлый раз коробки здесь не было. Сойдя с тропы, Санька подхватил ее и потряс. Внутри что-то перекатывалось. Он открыл коробку. Там лежали четыре пуговицы от его рубашки и записка:

«Парень, забери свои пуговицы!

И запомни, что ты не герой, а глупец.

Я скажу это всякому, кто без нужды пойдет туда, где могут быть мины.

Лейтенант Косарев»

Санька покраснел, торопливо засунул коробку с запиской в карман и быстро посмотрел по сторонам. Впереди чернел закопченный бок котла. Он, как каска великана, целиком закрывал голову Семы. Сзади шла Катя. Она поправляла лямки вещевого мешка с привязанным к нему чайником и тоже не видела, как Санька поднял коробку.

Преодолели большую половину пути. Плюс неожиданно остановился, пропустил вперед деда Евсея, а сам побежал в хвост отряда, к Марии Петровне. Он будто почуял, что ей трудно.

– Ничего. Иди, иди! – успокаивала его учительница.

Но пес не захотел отходить от нее ни на шаг.

Катина мама предложила Марии Петровне разгрузиться – отдать вещевой мешок. Учительница отказалась от помощи. Не мешок мешал ей, а лыжи, но она так и дошлепала на них до островины.

Переход по болоту отнял много сил. Мальчишки не сразу приступили к оборудованию лагеря. Даже на осмотр островины они пошли после получасового отдыха.

Дед Евсей зарядил ружье и повел ребят вверх по лесистому склону. Лес с этой стороны был хвойный.

– А на том склоне – дубы, – вспомнил пасечник. – Из-за них кабаны на островину повадились – желудями лакомятся.

Под стройными мачтовыми елями ребята обнаружили обвалившийся блиндаж и подковообразные углубления, которые лейтенант назвал пулеметными ячейками. Отсюда, с высоты, тропа просматривалась до самого берега. Здесь два пулеметчика могли отразить атаку целого батальона.

В другую сторону видимость была тоже отличная. Внизу лежало нехоженое болото. Ни одна тропа не нарушала унылого однообразия мхов. Виднелись три островины: две правые – поближе, а левая – далеко.

– На этих я бывал, – сказал пасечник, указав вправо.– Вдвоем с Димкой. А на ту и с ним не хаживал...

– А тропка туда есть? – спросил Вовка.

– Никакой тропы и тогда не было, – ответил старик. – Не ходили туда ни люди, ни звери. Мы шли сначала вроде к этой – левой островине... А где-то посередке шест из мха торчал... Сгнила давно Димкина вешка. Около шеста сворачивали к правым островинам. Вел-то он, а я больше сзади. По его следу и топал. Тут в сторону ни-ни! Есть такие зыбуны, что и на лыжах в тартарары провалишься...

– Дедушка, я у тебя про нарост на дереве спрашивал,– сказал Санька. – Может, ты сейчас припомнишь что-нибудь похожее? Как найдем это дерево, так и дорогу на островины отыщем!

Старик недоуменно покосился на Саньку.

– Чего там в прятки играть!– произнес Мишук.– Надо доложить нашему командиру обо всем!

И Санька, помявшись, рассказал деду Евсею о знаках Димы Большакова и о своей вылазке в болото.

– Ах ты, блудник окаянный! – Пасечник даже притопнул ногой от возмущения. – Вот зачем ты меня обхаживал!

– Не ругайся, дедушка! Мне они уже всыпали за это! – Санька посмотрел на мальчишек. – А сегодня еще раз попало. От лейтенанта! – Он вытащил из кармана коробок. – Нашел у камня... Только им не рассказывайте!

Санька показал под гору, где остались Катя и женщины, и подал деду Евсею записку. Старик прочитал ее, и лицо у него подобрело.

– Ишь как искали! Аж пуговицы заметили! Ни единой, поди, мины в нашем краю теперь не осталось!!

Мальчишки тоже с любопытством прочитали записку лейтенанта. Вовка спросил:

– Как же ты пуговицы поотрывал?

– Гнались бы кабаны за тобой, ты бы и штаны в болоте оставил! – буркнул Санька. – Это, наверно, когда на камень лез. Не помню!

Рассказ о знаках Димы Большакова не помог. Дед Евсей никакого дерева с кольцевым наростом не видел и ни от кого не слышал, что белоус растет вдоль болотных троп. Старик знал только луговой белоус – растение со щетинками и маленькими колосьями.

Дед Евсей повел мальчишек к дубам. Выбрав удобное место, ребята вернулись к женщинам, перетащили в дубовую рощу весь груз и под присмотром опытной в этих делах Ксении Даниловны разбили палатки.

Весь день ушел на устройство лагеря. А когда поужинали у костра и стали расходиться по парусиновым домикам, ноги, как и вчера, заплетались, а веки были свинцово-тяжелые – хоть пальцами поддерживай.

Последними по заснувшему лагерю прошлись Мария Петровна с Плюсом. Зачерпнув в ковшик воды, учительница залила угольки костра, заглянула в обе мужские палатки, прислушалась к спокойному дыханию и потом долго стояла под дубом.

Утро пришло спокойное и ясное. Мальчишки проснулись и, еще не протерев глаза, услышали где-то рядом, за брезентом палатки, потрескиванье костра.

Пахло блинами. Тихо переговаривались женщины. Бодрые выскочили ребята из палаток. Лагерь ожил.

И роща, и вся островина наполнились веселым гомоном и движением. Блины исчезли за пять минут. И тут же, у костра, ребята принялись обсуждать план дальнейших поисков.

Еще в деревне условились не спешить и тщательно обследовать все, что попадется на пути. Поэтому сегодняшний день решено было провести на первой островине.

– А как мы ее назовем? – спросил Гриша.

– Еловая! – не задумываясь, сказал Санька. – Я и на карте уже написал! И у Димы Большакова на ней ели нарисованы.

– Почему у Димы? – спросила Мария Петровна.

Мишук положил руку Саньке на плечо и по-дружески попросил:

– Расскажи... А то неудобно получается...

Пришлось Саньке снова вспоминать, как он нашел в тетрадке чертеж Димы Большакова и как тайком от всех ходил по болоту. Шутка ли – третий раз признаваться в своей вине! Неприятные были минуты. И Санька с завистью подумал о тех счастливчиках, которые ничего не делают тайком от друзей и которым ни в чем не надо признаваться.

Мария Петровна погрозила Саньке пальцем, а Ксению Даниловну заинтересовала болотная трава.

– Как ты ее назвал?

– Белоус.

– Пожалуй, и я с этой травой встречалась... Искали мы руду. Двое чуть не погибли в трясине, и тогда местные жители показали нам отличного проводника по болоту. И, по-моему, ту траву тоже называли белоусом.

– Конечно, – подтвердил Гриша. – Пришвин врать не будет! Он эту природу наизусть знает! Надо поискать белоус вокруг островины.

– Здесь его нет! – сказал Санька. – Он дальше!

– А может, есть! – возразил Гриша.

Ребята заспорили. Санька доказывал, что белоус растет за второй островиной. В тетрадке Димы между еловой горкой и деревом с наростом ничего, кроме пунктира, не было. А вот за деревом Большаков написал слово «белоус». Санька считал, что незачем терять время на поиски травы-проводника у первой островины, а надо хорошенько посмотреть, не видно ли какого-нибудь странного дерева на следующих островинах. Если оно найдется, – к нему и нужно идти по болоту.

Когда высказались все, заговорила Мария Петровна. Она вернулась к началу разговора.

– Название Еловая утверждаем? – спросила учительница.

Возражений не было.

– Единогласно... А день сегодня проведем так, – продолжала она. – Побываем у камня-следовика. Потом часть ребят поищет белоус, а самые зоркие пусть осмотрят дальние островины. Возможно, им удастся заметить дерево с наростом.

Для нетерпеливого Саньки эта программа была скучной, но с Марией Петровной не поспоришь. До обеда пришлось сходить к камню. А после обеда все поднялись на самую высокую точку островины – к разрушенному блиндажу. Здесь началось соревнование на зоркость. Договорились: кто первый увидит дерево с наростом, тот и придумает название новой островине.

Видимость была хорошая. Справа за угрюмой равниной трясины возвышались две зеленые горушки, слева – одна. На эти три островины и смотрели ребята, стараясь отыскать ориентир Димы Большакова. Левую рассматривали больше других, потому что дед Евсей бывал на двух первых островинах.

– Бинокль бы! – сказал Гриша. – Дедушка, а у Димы не было бинокля?

– Не было, – ответил пасечник.

– А если взять и пойти на островину без всякого ориентира?– спросил Вовка.

– Провалишься.

– И на лыжах?

– И на лыжах! – сказал старик и снова вспомнил, как он ходил по болоту за Димой Большаковым.

Из слов старика выходило, что, пробираясь к правым островинам, они держали курс сначала на левую островину, доходили до вешки и лишь у нее сворачивали вправо. Путь до вешки был прямой. После поворота тоже шли как по линейке. Чуть свернешь в сторону – и лыжи начинают продавливать мох. Ногой и не ступи – сразу провалишься!

Санька внимательней всех слушал эти рассказы. Он представил вешку и вдруг подумал, что дело совсем не в ней. Ее не увидишь издали в болоте. Не случайно Дима Большаков даже не нарисовал вешку в тетрадке. Скорей всего, она служила указателем поворота к правым островинам, а путь определялся большими заметными ориентирами. Один ориентир – Еловая островина, а другой – дерево с наростом. Но где оно?

Ребята так долго смотрели вдаль, что зарябило в глазах, но ориентир не хотел показываться.

– Пошли лучше белоус искать, – предложил Мишук.

Это было веселое занятие, и ребята согласились. На вершине остались двое: Санька и Катя. Вскоре они увидели, что мальчишки надели лыжи и разбрелись вокруг островины.

– Ничего не найдут! – сказал Санька и спросил у Кати: – А ты почему не пошла с ними?

– Так!

– Тогда помогай!

Санька развернул свою карту, а компас отдал Кате.

– Ты мне говори направление и расстояние до островин.

– Правая островина, – произнесла Катя и, подумав, сказала: – Метров восемьсот... Юго-восток...

Санька стал вычерчивать контуры правой островины.

С болота долетали голоса. Где-то далеко прокричала птица. Вечерело. Над мхами подымалась легкая дымка. Но воздух оставался прозрачным. Он только уплотнился, потяжелел. Удлинились тени от деревьев. Островины словно приподняли зеленые шапки. Косые лучи солнца осветили стволы.

А птица все кричала, отрывисто и беспокойно.

– Как-то непонятно тут, – сказала Катя. – И красиво, и печально, как осенью. И одной остаться страшно. Как ты не побоялся.

– Сколько до центральной островины? – перебил ее Санька.

– Тоже метров восемьсот... А скажи, Саша... Неужели ты тогда из-за меня?

– Не только! – буркнул Санька.

– Значит, из-за меня тоже? А я перетрусила – ужас!

– Сколько до левой? – спросил Санька.

– Сейчас, только ты мне еще вот что скажи: ты и на будущий год здесь останешься?

– А что?

– Да так!

– Ну и останусь! Здесь не хуже города будет! Хочешь знать – тут даже ванны в новом доме установят!

– Я не о том... Ты не будешь сердиться, если я летом опять приеду?

– А мне что – жалко, что ли? Даже интереснее...

– Интереснее? – оживилась Катя. – А почему? Санька отмахнулся от нее.

– Привязалась! Потому что ты не как все девчонки... Не пищишь и с мальчишками везде бродишь!

Катя почему-то рассмеялась.

– Ты скажешь, сколько до левой островины или нет? – рассердился Санька.

Катя прикрыла рот ладошкой, посмотрела на островину сияющими глазами да так и застыла с немножко смущенным счастливым лицом. На одном из далеких деревьев, освещенных сбоку заходящим солнцем, виднелся какой-то нарост.

– Смотри! – шепотом произнесла Катя. – А я загадала: если мы с тобой увидим, будет все хорошо! И увидела! Смотри!

Санька тоже разглядел странное дерево, на ствол которого будто надето что-то вроде колеса.

– У-са-чи-и! – закричал он во все горло. – Ви-жу-у... Что я говори-и-ил?

И снова все собрались на верху островины. Но мнения разделились: одни видели нарост, другие нет. Не видел его и дед Евсей. А через несколько минут нарост вообще исчез. Солнце опустилось еще ниже, и ориентир снова стал невидимым. Хорошо, что Ксения Даниловна и Мария Петровна успели заметить необычное дерево. И судьба завтрашнего похода к островине была решена.

Утром восемь лыжников по одному опустились с берега на мох. Дед Евсей впереди, сзади – Катина мама. Команда Гени Сокова и Мария Петровна остались в лагере.

Нарост по-прежнему прятался где-то в густой зелени. Вероятно, издали его можно было видеть только под вечер, да и то всего несколько минут – когда солнце находилось невысоко над горизонтом, в каком-то определенном положении. Но Санька заметил вчера, что нарост виднелся на дереве, которое стояло слева. На левый край островины и ориентировался пасечник. Остальные шли по его следу.

– Ждем вас! – долетел голос Гени Сокова.

Ребята шли и чувствовали под ногами что-то живое, неустойчивое. Но лыжи держали отлично, и, когда первые сто метров остались позади, мальчишки перестали опасаться.

– На лыжах по самой трясучей трясине пройдешь! – крикнул Вовка.

– Не останавливайся! – сердито сказал дед Евсей. – Хвастать потом будешь!

Болото было удивительно бедно растительностью – однообразные мхи. Даже кочки встречались не часто. На них топорщились какие-то колкие щетинки, зеленели листки клюквы, изредка попадался стебелек морошки.

Под ногами хлюпало. Пропитанный влагой мох легко проминался. Стоило чуточку задержаться, как на лыжи наплывала ржавая болотная жижа.

Дед Евсей вел отряд быстро. Старик и сейчас еще не видел никакого колеса на дереве. Но вскоре все поняли, что идут правильно.

Во мху лежала жердь.

– Димкина вешка! – весело сказал пасечник.

Старик приободрился и пошлепал на лыжах дальше, а все остальные, проходя мимо вешки, невольно замедляли шаги. Когда-то эта жердь стояла торчком, но нижний конец сгнил, и она упала. Дерево обесцветилось от времени, стало серым, как оберточная бумага. Мальчишкам хотелось рассмотреть вешку получше, но дед Евсей сердито покрикивал:

– Не стой! Не стой!

Островина приближалась. Теперь уже и старик видел на дереве серый кольцевой нарост. Это была береза. Она росла вбок, будто какая-то сила пригибала ее к земле.

Подошли еще ближе, но прибрежные заросли заслонили дерево. Нетерпение ребят все возрастало. Последние метры преодолели бегом. Сбросив на берегу лыжи, мальчишки пробились сквозь густой кустарник и выскочили на поляну. Береза стояла в центре пестрой от цветов лужайки. На ствол дерева было насажено большое каменное кольцо.

– Силища! – воскликнул потрясенный Санька. – Кто его туда надел?

– Жернов! – узнал дед Евсей. – А кто надел?.. Никто! Сама береза надела. Проросла сквозь дырку и подняла жернов. Вот ее и повело в сторону от тяжести...

– Силища! – повторил Санька.

– Вы ниже посмотрите! – тихо произнесла Катина мама.

Под березой возвышался продолговатый холмик. К стволу дерева была прибита жестяная планка. Рука предусмотрительного человека сделала на ней надпись не карандашом и не краской, а ровными дырочками, аккуратно пробитыми гвоздем. Дырочки почти слились, перемычки перержавели и раскрошились, но слова еще читались: «Партизан Дим. Бол. Погиб 09.11.43. Память о тебе не умрет».

Печальные вернулись ребята в лагерь.

Цель была достигнута. Но никто не испытывал радости. Отправляясь в поход, ребята, конечно, не рассчитывали на чудо. В том, что Дима погиб, не сомневался никто. И все же могила и надпись потрясли усачей.

Остаток дня прошел невесело. На островине не было слышно ни шуток, ни смеха. Говорить старались тихо. На болото и на еще не исследованные островины поглядывали без прежнего волнующего чувства. Даже костер не подбодрил ребят. Сидели вокруг и задумчиво смотрели в огонь.

– Завтра оградку временную поставим, – сказал дед Евсей.

– Памятник бы... – добавил Вовка.

– Памятник есть – жернов... Лучше не придумаешь,– ответил старик.

– Да... Памятник удивительный, – согласилась Катина мама.

– А мы и не увидим! – жалобно произнес Геня Соков.

– Увидите! – возразила Мария Петровна. – Завтра же сходим на могилку. Это наш долг!

Мальчишки из команды Гени Сокова хоть и оживились, но приняли эти слова без обычной восторженности.

Утро было пасмурное и хмурое, будто и у погоды испортилось настроение.

Неторопливо позавтракали, забрали с собой еду, топоры, пилы, и весь отряд покинул островину. Плюсу Мария Петровна приказала остаться и сторожить палатки: пес завяз бы в болоте.

У могилы Димы Большакова все было как вчера. Пестрели на поляне цветы. Шелестела, листвой береза. Жернов козырьком прикрывал низкий земляной холмик. Краснела на белом стволе жестяная проржавевшая планка.

Долго стояли вокруг могилы. Ребята думали о Диме, старались представить, как он выглядел, как разговаривал, как погиб. А Мария Петровна вдруг почувствовала какую-то тревогу за доверенных ей ребят. Хотя ей очень не хотелось огорчать усачей, но она решила, что больше никуда их не отпустит и как можно скорее выведет из болота.

Ксения Даниловна тоже считала, что ребятам незачем подвергаться опасности. Судьба Димы Большакова выяснена. Что же еще нужно? Узнать, что произошло с партизанским отрядом? Для этого пришлось бы идти дальше – в глубь болота.

Катина мама отвела в сторону Марию Петровну. Они о чем-то посовещались, и учительница объявила отряду, что Ксения Даниловна отправится в разведку – на поиски белоуса, а остальные пока займутся оградкой вокруг могилы.

Санька с завистью проводил глазами Катину маму. А та взяла лыжи и пошла к противоположному берегу островины.

Болото здесь было не такое унылое. Кое-где росла осока. Мох, то зеленый, то светло-желтый, чередовался с голубыми оконцами чистой воды.

Невдалеке темным массивом стоял лес – там был большой остров.

Ксения Даниловна прошлась на лыжах у самой кромки берега, припоминая, как выглядит белоус, и неожиданно увидела знакомое растеньице. Чуть дальше стояли второй и третий стебелек. Еще не веря в удачу, Ксения Даниловна отдалилась от берега, а стебельки все бежали и бежали в глубь болота – в сторону большого острова. Они, как крохотные маячки, указывали дорогу...

Ребята закончили ограду, проверили лыжи, а Катина мама все не возвращалась. Она пришла часа через три. Потерявшие терпение усачи уже собрались на берегу, обращенному к большой островине. Ксению Даниловну увидели издали и почувствовали, что она чем-то взволнована.