Текст книги "Сибирский вояж"

Автор книги: Александр Джад

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

ГЛАВА 8
Дороги-пути

Если стараться обходить все неприятности,

то можно пройти мимо всех удовольствий.

Ночь, по моим ощущениям, прошла без приключений. Спал как убитый. То ли химией какой-то прыснули, то ли просто устал да переволновался, вот защитная реакция организма и сработала – дала возможность мозгу отдохнуть и набраться сил.

Покопались они в моих вещах, нет ли – трудно сказать. Ну и пусть. Что они там могут найти? Зубную щётку, пасту да мыло. Ничего предосудительного, провокационного и, безусловно, им нужного всё равно не найдут, уж я-то постарался…

Утром, когда открыл глаза, мои попутчики были уже в полной экипировке. И когда успели? Ничего не слышал.

– Доброе утро! – приветливо сказал Аркадий. – Скоро Москва. Подъём или ещё поваляемся?

– Привет! Подъём! – то ли ответил ему, то ли скомандовал я сам себе.

– Билет до Братска не закомпостирован? – Аркадий был сама любезность.

– Пока нет.

Можем объединить наши усилия, тогда и дальше поедем нашей тёплой компанией?

Вот так ненавязчиво садятся на хвост… Профессионалы, блин. Отказаться? Что это даст? Но и помогать, зная их задачу, никак не хотелось. Отвязаться так запросто от них не удастся – это понятно. Раз получили задание, пусть стараются, упрощать им жизнь даже не собираюсь…

– Мне уже всё заказано, – это было правдой. Михаил в записке сказал, где и как могу получить билет. – Так что, как бы это ни было прискорбно, придётся в столице нам расстаться.

– Совсем не обязательно, – возразил Аркадий. – Билет заказан по интернету? На ваше имя – Арсений Львов?

Ну-ну. Фамилию им тоже не называл. Опять прокол? Что-то много для профи. Но эти мои мысли тут же развеялись.

– На билете прочитал, – увидев, как вскинулись с удивлением мои брови, сказал Аркадий. – Там все данные есть.

Такое пояснение было вполне логичным. Но по сути ничего не меняло. С ними, точнее, с их задачей мне было всё и так ясно.

До конечной станции ещё было время. В полном молчании мы попили принесённый проводницей чай с печеньем. Мне надо было собраться с мыслями. Соседи по купе, видимо, это почувствовали и с разговорами не приставали.

А думы мои были, как бы это точнее выразиться… вбок и вкривь. Совсем не по теме. Хотя как сказать. Ринулся, не задумываясь, в столь авантюрное предприятие. Пью чай с вполне интеллигентными, но всё же бандитами. Что дальше?

Мысли сами по себе скатились до мироустройства и мироздания. Десять дней – моя задача была меньше, чем за этот срок выполнить поручение… Постепенно размышления потекли по новому руслу. За десять дней до конца света… Вот как это было бы, случись такое на самом деле?

Всё в нашем мире, несмотря на его бесконечность, рано или поздно заканчивается. Прекращается жизнь, и постепенно исчезает всё с ней связанное. Поначалу из дома ушедшего забирают припасённые и неиспользованные при жизни продукты, потом одежду, какие-то милые сердцу безделушки, книги, письма…

И, скажите, какая разница конкретному человеку, закончилась жизнь или пришёл конец света? Результат в том и другом случае всё равно один – тьма, пустота и безвременье.

Каждый человек приходит в этот мир с определённой, предназначенной свыше именно ему, целью. Каждый… Но ведь и все вместе тоже. Так что, пока цель не достигнута, наш мир, всё человечество будут существовать и развиваться. Вот только знать бы, что это за цель, когда мы её достигнем и сколько осталось?

Или лучше всё же не знать? Ведь, как говорят, чем меньше знаешь, тем крепче спишь… А вот если осталось всего десять дней? Десять последних дней.

В эти дни надо поспешить завершить дела. Можно постараться ухватить побольше удовольствий и наслаждении… Всяко можно.

Но непременно, как и неизлечимо больной человек надеется на лучший исход, так и мы всегда думаем о будущем, даже если твёрдо знаем, что у нас его уже почти совсем не осталось.

А тут вдруг только десять дней. Но пока ничего не предвещает вселенской катастрофы. Всё хорошо. По-прежнему в голубом, безоблачном небе светит горячее солнце. Птицы снуют по своим неотложным делам. Деревья шелестят листвой. Объятья любимой горячи и нежны. И вдруг; на всё про всё осталось десять дней! Трудно поверить. Смириться ещё трудней.

Останется ли в эти последние десять дней хоть капля надежды или руки сами по себе опустятся в ожидании неизбежного?

А может, стоит просто жить, особо не заморачиваясь? Когда же подступит неотвратимое, принять как должное. Ведь ясно одно: рано или поздно всё равно это случится и от этого никуда не деться.

В этой связи припомнился случай, рассказанный одним из участников боевых действий, сержантом Раковым, командиром отделения связистов.

Во время одного из сражений довольно мощный снаряд разорвался в непосредственной близости от окопа, где находились бойцы его отделения. Взрывная волна подняла тучу земли и, опрокинув людей, полностью засыпала окоп, буквально сровняв его с поверхностью.

Какое-то время после взрыва сержант пролежал без сознания. А когда очнулся… Вокруг чернота. Пошевелиться невозможно. Дышать тяжело. Пахнет сырой землёй. Что можно было подумать? Всё, умер. Ад? Не, не жарко. Рай? А где ангелы, небеса?

«Но… раз мыслю, – подумал он, – значит, живу».

Раз так, надо как-то выбираться. Начал ёрзать, кричать. А тут санитар возвращался с передовой. Смотрит, земля вроде бы шевелится. Прислушался. Кричит кто-то. Принялся копать и… откопал. Вот так сержант Раков и выжил. Остальных спасти не удалось. Кто задохнулся, а кого так и не нашли – война всё-таки, под обстрелом шибко не покопаешь.

А если знать наверняка, что до конца света осталось десять дней? Всего десять. Что тогда?

На самом деле жизнь измеряется не столько количеством прожитого времени, сколько событиями её наполняющими.

Десять дней. Целых десять. Стоит их прожить наполнено, будто час за год, а день за жизнь.

Только что будет потом? Ничего никуда не исчезает, лишь переходит из одного состояния в другое. Вода, нагреваясь, становится паром. Потом, охлаждаясь, в виде дождя вновь возвращается на землю. Деревья, поглощая образовавшийся при дыхании углекислый газ, выделяют кислород. Цветок, погибая, даёт жизненные силы собратьям. Кто-то покидает этот мир, но его место не остаётся пустым. Нескончаемый круговорот.

Так и вселенская катастрофа. Случись, она будет таковой лишь для конкретного уголка Вселенной. Целостность не исчезнет, лишь перейдет и станет существовать после, но только вне нас. Начнётся ли всё сначала или продолжится с той точки отсчета, на которой остановились мы?

Сейчас невозможно это сказать. Да и надо ли? Нам от этого будет ничуть не легче. Трудно осознавать, что не наступит завтра. Не укладывается в голове это! Исчезнут радость и грусть, воздух и вода, солнце и земля.

Ведь сегодня, как бы ни было тяжело, всё очень даже неплохо. И если вы адекватный человек, то домашние кладовые пусть и не ломятся, но не пусты.

Есть всё необходимое для жизни. Только, как считают многие, – жизни нет. Но так говорить и думать можно, когда она, жизнь, есть. А когда наступит НИЧЕГО, то и мыслей таких не будет. Вообще никаких мыслей не будет.

Что есть смерть? Уход из жизни человека, точнее, его души или, иначе, сознания. Что есть Мир? Совокупность осмысленных жизней, осмысленных опять же нашим сознанием.

Но если уйдут все и сразу, что изменится? Для любого из нас ничего! Ведь какая разница конкретному человеку, закончилась жизнь или пришёл конец света? Результат в том и другом случае всё равно один – тьма, пустота и безвременье.

Только почему-то хочется, чтобы это произошло как можно позже, желательно, не с нами или хотя бы не при нас.

Но тут уже от нас ничего не зависит…

– Билеты нужны? – отодвинув дверь, в купе заглянула проводница.

– Нужны! – ответил Афанасий и тут же пояснил, словно оправдываясь передо мной. – Мы ж командировочные.

Уходить не хочется, но… придётся, – мысли мои всё ещё были далеки от реальной действительности. Точно говорят все поэты-писатели немного не от мира сего… ’

И вообще, жизнь коротка, так что нужно попробовать в ней всё, если хочешь сделать её ещё короче. На самом деле, что ждёт впереди? Незнакомый мне город. Новые люди. Необычная задача. Опасно? Неизведанность не пугала, но настораживала. А тут ещё навязчивые мысли не отпускали.

Жизнь всё равно поступит с нами так, как посчитает нужным. Но повлиять на свою судьбу можно, если, конечно, шевелиться, а не смиренно ждать неизбежного.

Все эти сегодняшние – в широком смысле – рассуждения лишь повод задуматься лишний раз (лишний ли?) о том, как мы живём, что творим с собой, с планетой, на которой отвечаем за всё.

Конечно, хотя размышления понятные и правильные, только ведь всё равно бесполезные. Никто никого не откопает по той самой причине – некому будет. Разве только при раскопках во времена новых цивилизаций отроют и выставят наши скелеты в музеях. Жаль, полюбоваться сами собой мы уже не сможем.

Из всего вышеизложенного напрашивается вывод: перед концом света лучше без всяких размышлений выспаться и встретить его как данность.

– Арсений, вы с нами? – Аркадий вывел меня из прострации, быстренько спустив на землю.

– Конечно! – не знаю, что заставило меня ответить именно так. Но, как говорится, слов из песни не выкинешь… – Как же без вас?

– Вот и ладненько, – мне показалось, Аркадий с облегчением вздохнул. – Тогда в путь! Поезд уже минут пять назад остановился.

– В путь! – кивнул я.

И мы гуськом потянулись к выходу…

ГЛАВА 9
Борода

Как же быстро летит жизнь!

Ещё юношеская дурь не успела выветриться,

а уже старческий маразм наступил.

По улицам вовсю шнырял холодный, колючий, сухой осенний ветер. Прохожие спешили укрыться от этого пронизывающего студёного странника, спрятавшись за приютившимися на автобусных остановках газетными киосками или в тепле самых разных магазинов и ларьков.

Взяв билеты мы, как тройные сиамские близнецы, бродили по ближайшим к вокзалу улицам. Поезд до Братска отправлялся примерно в полдень, так что особо не разгуляешься. Решили перекусить. Купили по хот-догу и с аппетитом жевали, наблюдая за вечно куда-то спешащими, погружёнными в свои заботы прохожими.

Моё внимание привлёк… даже не знаю, как сказать… Пусть будет немолодой мужчина. Без видимой причины этот человек бродил возле остановки автобуса, постоянно мелькая у меня перед глазами.

Трудно было его не заметить. На улице не лето, а мужчина, казалось, не испытывал никакого неудобства от злого, обжигающего ветра, словно совсем не ощущал холода. Густая с проседью борода топорщилась в разные стороны на испещрённом морщинами худощавом лице. Обтянутые кожей выступающие скулы, ввалившиеся щёки и огромные, цвета болотного омута глаза лишь подчёркивали неприкаянность хозяина.

На голове его покоилась потерявшая форму коричневая фетровая шляпа. В руках – корявая палка, на которую он опирался при ходьбе. На плече пузырился белый, перехваченный сверху мешок из-под сахара. Куртку заменяла старая, видавшая виды роба с торчащим из швов и прорех наполнителем. Вместо тёплых – по сезону – брюк, тонкое хлопчатобумажное трико. На ногах – черные, выношенные чуть не до дыр ботинки, подвязанные вместо шнурков верёвками.

А вот взгляд, добрый и открытый, совершенно не соответствовал всему облику мужчины. Детская наивность сочеталась со взрослым умом. Кому-то он, возможно, даже казался хитрым. Так бывает, когда за убогой внешностью прячется большая и распахнутая всему миру душа. Казалось, только слепой мог не увидеть этого.

Однако люди подчас бывают слепы и неоправданно жестоки и бездушны. Наверняка эту незащищённую от грубости и чёрствости душу любой, не боясь отпора, мог унизить…

Фантазия у меня заработала на полную катушку. Имя. Мне всегда казалось, что имя должно соответствует характеру, точнее, внутреннему содержанию человека. Не зря же говорят, мол, как лодку назовёшь, так она и поплывёт. Фёдор. В моём представлении именно так должны звать этого колоритного субъекта. В голове уже зрел план нового рассказа…

– Арсений, о чём задумались? – прервал мои мысли Аркадий. – Творческие муки?

Не в первый раз замечал удивительную проницательность нового знакомого. Как это у него получается? Ведь в самую точку.

– Вы правы, – сказал я. – Видите того человека?

– Конечно, его невозможно не заметить. Болтается как неприкаянный.

– Вот о нём и думал.

– А чего о нём думать? – удивился Афанасий. – Обычный бомжара.

– Может, и так, зачем мне было вступать в ненужную полемику? – Только если копнуть глубже.

– Так поделитесь с нами вашими мыслями, – предложил Аркадий. – Право слово, интересно.

– Тогда слушайте, – самому хотелось узнать, что из этого может получиться, куда заведёт меня фантазия. – Зовут его, думаю, Фёдор. Так вот, многие пользовались…

…Многие пользовались его наивностью и безотказностью: он всегда был готов отдать людям всё, не требуя ничего взамен. Не требуя… Вот за это однажды и поплатился…

Палка Фёдора в такт шагам выстукивала по подмёрзшему асфальту мелкую дробь. Семеня, он с трудом перебирал ногами в своих не по размеру ботинках, спеша только в одному ему понятном направлении.

На людей Фёдор старался не смотреть. К чему ловить на себе укоризненные или откровенно неприязненные взгляды. Что делать? Так распорядилась жизнь. У кого-то было всё, что нужно… А у него… Но он не жаловался.

Мимо сновали женщины, не обращая на него внимания. Это было хорошо. Так он мог совершенно незаметно, не поднимая взгляда, наблюдать за ними, точнее, за тем, что попадало в поле зрения.

Да, не чужды были ему обычные человеческие желания. Не чужды, но по понятным причинам недоступны. Кому он нужен такой? Прекрасно понимая это, Фёдор и не пытался что-то исправить. Но смотреть-то никто не запрещал…

«Вот к чему это они так понаряжались, как не показаться? размышлял он. – Ишь, вон коленками сверкают из-под коротких юбок. А то вообще шортики напялят и шныряют туда-сюда, словно голые. Или ещё, натянут панталоны с кружевами на колготки, будто забыли на нижнее бельё юбку надеть и шуруют вовсю. А курточки даже пуп не прикрывают…»

Нет, Фёдор не был женоненавистником. Просто раздражала его такая вольность в женской одежде. Как такое можно выдержать на самом деле? Трудно. Вот то-то и оно…

– Чего прёшь на людей! – шарахнулась от него женщина с раздутыми от продуктов пакетами в руках.

Задумавшись, он не сразу увидел её. Немолодая, лет под пятьдесят. В длинном тёмном пальто, коротких сапогах на толстых ногах-тумбах. На голове крупной вязки берет, на лбу испарина. Нелегко ей было нести эту, видно, тяжёлую ношу.

– Простите великодушно, – извинился Фёдор. – Давайте помогу. Мне не в тягость, – он протянул руку за одним из пакетов.

– Проваливай! – она инстинктивно спрятала пакеты за спину. – Иди куда шёл!

Так я ж ничего такого… – растерялся новоявленный помощник. – Ой! – получив нехилый удар пониже спины, вскрикнул Фёдор.

В спине что-то хрустнуло. Он с трудом удержался на ногах, но лица не потерял.

Я ж ничего такого, – обернувшись и посмотрев на обидчика, виновато повторил он. – Зачем же так-то со мной?

Нечего к нормальным людям липнуть, вонючка, – готовясь к новому удару, сказал довольно крепкий белобрысый парень. – Свалил отсюда, козёл!

Глаза холодные. Не злые, а какие-то пустые, стеклянные, не выражающие ни любви, ни ненависти. Жуткий такой взгляд.

– А вы можете идти спокойно, – обратился он к владелице пакетов. – Он к вам больше не сунется.

Женщина с опаской посмотрела на избавителя… Вроде бы поблагодарить надо, а слова застряли в горле, и она промолчала.

Фёдор не стал ждать дальнейшего развития событий и, от греха подальше, как только смог быстро ретировался. Он шёл и по привычке глядя в землю, думал о только что произошедшем инциденте. Не впервой с ним подобное случалось. Привык уже. Злые стали люди. Несдержанные. Тяжело им, вот и нервничают…. О-ох. Он поднял голову и остолбенел.

Ему навстречу спешил мужчина с шикарной, почти такой же, как и у него, разве что совсем седой бородой. На священника не похож – не так священники выглядят. Писатель… музыкант… художник… Ясно одно – человек творческой профессии. И Фёдор обратился к нему.

– Мужчина, можно вас на минуточку?

Обладатель бороды, казалось, ничуть не удивился. Остановился и приветливо, без отвращения глянул на Фёдора.

– Слушаю вас, – с неподдельным интересом разглядывая новоявленного собеседника, ответил мужчина.

– Вижу, у вас борода… как у меня. Она не доставляет вам неудобства?

Незнакомец ничуть не удивился вопросу. Более пристально присмотрелся к Фёдору, немного поразмышлял и на полном серьёзе ответил:

– Да нет. У меня есть ножницы и зеркало…

Словно не услышав ответа, Фёдор продолжил:

– Вас, простите, как зовут?

– Геннадий Васильевич.

– Фёдор Афанасьевич, – представился он. – Отца Афанасием звали. Правда, необычно? Хороший у меня батька был. Жаль, прожил недолго. А меня назвал по-современному…

Фёдор замолчал. Взгляд его обратился куда-то вдаль. Глаза увлажнились, губы задрожали… Но довольно быстро он справился с собой и продолжил:

– Так вот, Геннадий Васильевич, понимаете, меня милиция постоянно останавливает и проверяет документы. Думаю, это именно из-за бороды. Нет, точно знаю – борода виновата. Никого из безбородых не останавливают, только меня. А вам не докучают?

– У вас проблема с документами? – участливо спросил новый знакомый.

– Документы в порядке, – Фёдор скинул с плеча мешок и принялся развязывать верёвку. – Сейчас покажу…

– Не надо, не стоит! – остановил его Геннадий Васильевич. – Верю. А вот насчёт вашей проблемы скажу так…

Он отступил на шаг, прищурил глаз, словно примериваясь для выстрела. Фёдор не шелохнулся, перейдя весь во внимание. Потом Геннадий Васильевич подошёл к витрине магазина и, махнув рукой, подозвал Фёдора.

– Гляньте на себя, Фёдор Афанасьевич…

Фёдор посмотрелся в витрину, как в зеркало. Те же лохмотья, шляпа, борода…

– Ничего не замечаете?

– Да нет, – пожал плечами Фёдор. – Всё как всегда.

– Посмотрите на себя… на меня. Разницу улавливаете?

– Так мы же разные, – удивился вопросу Фёдор. – В этом и отличие.

– А вы конкретно посмотрите…

– И конкретно разные.

– Видите, у вас борода торчит в разные стороны, растёт как бы сама по себе, а за ней, как и за женщиной, надо ухаживать.

– Как за женщиной… – Фёдор заметил отражённую витриной очередную молоденькую очаровашку в коротенькой юбке и, повернув голову, с затаённым вздохом посмотрел ей вслед.

– Ну да, – Геннадий Васильевич проследил за его взглядом. – И все женщины будут ваши.

– Все? – воскликнул Фёдор.

– Ну… может, не совсем все, но многие.

– Спасибо вам огромное, – преисполнился энтузиазмом Фёдор. – Теперь знаю, что надо делать… А у вас случайно не найдётся каких-нибудь старых, ненужных ножниц и зеркальца?

– Зеркальца…

Геннадий Васильевич задумчиво посмотрел на нового знакомого. Увидел этот, созданный великим мастером – природой, удивительно открытый и наивный взгляд. Да, так бывает, когда за убогой внешностью прячется большая и распахнутая всему миру душа…

– Знаете, – сказал он, – я художник. Пойдёмте ко мне в мастерскую. Вы у меня немного посидите, и я вам подарю ножницы, зеркальце, кое-какую одежду, сможете умыться и переодеться. Но сначала, если вы не против, напишу ваш портрет.

– Я весь в вашем распоряжении! – воскликнул воодушевлённый радостной перспективой Фёдор. – Сегодня я абсолютно свободен!

– Тогда вперёд, – улыбнувшись, сказал Геннадий Васильевич.

И они неторопливо, о чём-то оживлённо переговариваясь, пошли, изредка бросая взгляды на спешащих мимо в откровенных нарядах женщин…

На этом моя фантазия иссякла. Точнее, сказал всё, что хотел. Да и вдохновитель – мужчина с бородой тем временем, видимо, всё же пришёл к какому-то решению и благополучно исчез из поля нашего зрения.

– А чегой-то он Афанасьевич? – с обидой в голосе уточнил великан. – Нельзя было другое отчество придумать?

– Вы знаете, как-то на автомате прошло, – признался я. – По ассоциации, наверное.

– Ассоциации у него… – насупился Афанасий.

– Да ладно тебе! – благодушно хлопнул его по плечу Аркадии. – Никогда бы не подумал, что из-за какого-то бомжа может получиться такой необычный рассказ.

Тема жизни обездоленных, отвергнутых обществом меня всегда волновала, – сказал я. – Отношение к ним обычных людей, молодёжи…

– Как по мне, – заметил Аркадий, – так сейчас сплошь и рядом, особенно подрастающее поколение, бывает необоснованно жестоко или просто равнодушно к незащищённым и одиноким.

– Ну почему? – не уступал я. – Разные люди бывают. Даже камень на дороге один переступит и не заметит, а другой обязательно пнёт.

– Может, когда-то и жили по правилам, – продолжал гнуть свою линию Аркадий, – но только не сейчас. Кто сказал, что миром правит любовь? Только сила, да ещё деньги, которые, в общем-то, и есть та мощь, способная вершить дела.

Вот оно как… Теперь понятна позиция моих попутчиков. Золотой Телец у них правит бал… Да ещё сила. И только. Но такая постановка вопроса мне была явно не по нраву.

– Не могу согласиться, что вся наша молодежь груба, жестока и пассивна. По моим наблюдениям, сейчас в среде подрастающего поколения наблюдается и возрождение достоинства, и стремление к правильной жизни. Поверьте, современная молодёжь, как и прежняя, думает о будущем и всегда стремится поступать, с их точки зрения, справедливо. Старикам этого не понять, как когда-то их самих не понимали их предки. И это нормально. Но жизнь продолжается, вселенской катастрофы из-за падения нравов не произошло, просто сместились ценности и нормы. Так что не всё так мрачно…

– Мы будем трепаться, – вклинился Афанасий, – или пойдём к поезду? До отправления, между прочим, осталось полчаса.

– Точно! – сказал Аркадий. – Будет желание, продолжим разговор в купе.

– Ладно, – кивнул я, и мы, дожевав наш нехитрый перекус, заспешили на перрон.

Однако продолжения разговора так и не последовало. Располагались в купе основательно, ведь провести здесь предстояло почти трое суток. По очереди застелили постели, прикрыли одеялом, чтобы можно было присесть в верхней одежде.

Потом тоже было не до разговоров, пора подумать о пище не духовной, а очень даже физической. Шутка ли, скоро вторые сутки без горячего на печенюшках да бутербродах! И вот тут возникла небольшая проблема…