Текст книги "Сибирский вояж"

Автор книги: Александр Джад

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Услышав, как хлопнула дверь ванной комнаты, она быстренько поправила его брюки, сунула деньги под газету на столе, нырнула обратно на диван и расслаблено потянулась. Хорошо…

2

Вера Михайловна с трудом затащила последние сумки с товаром в палатку. Вытерла проступивший на лбу пот, капельками стекающий за шиворот. Всё нижнее бельё было мокрым насквозь. Футболка, одетая под водолазку, противно холодила, прилипая к спине. Но останавливаться нельзя – на улице минус двадцать и чуть остынь – простуда, а то и воспаление лёгких, обеспечены. Такой роскоши она себе позволить не могла.

Именно сейчас деньги были нужны как никогда. Не позднее чем через неделю предстояло заплатить за учёбу дочери в институте. Лишних же капиталов нет. Всё вкладывалось в товар. Как известно, нельзя заработать торговлей не вложив определённых средств. Но и продать всё «под ноль» невозможно. Всегда были сезонные остатки, ложившиеся тяжким бременем на себестоимость, а стало быть, на заработок. Так что приходилось поднапрячься.

Понятное дело, работа начнётся лишь завтра, но рассортировать, развесить товар и сдать под охрану нужно сегодня, что бы с утра не терять на это время. При теперешнем изобилии за каждого покупателя приходилось бороться…

«Лучше пусть всю жизнь остаётся, чем один раз не хватит», – лозунг, который стал для Веры Михайловны одновременно и девизом, и жизненным принципом. Жизнь научила не чураться ничего, что могло бы принести пользу. В рамках дозволенного, конечно.

А ведь когда-то она даже представить себя рыночной торговкой не могла. Всё начиналось, как и у многих. Школа. Техникум. Замужество. Институт. Двое детей – девочка и мальчик.

Поначалу жизнь складывалась как нельзя лучше: рядом любимый человек, детки… Всё было хорошо, пока муж не стал прикладываться к бутылке. Полюбил он эту работу и отдавался ей с наслаждением. Поначалу выпивал по праздникам, потом – по выходным и, наконец, почти каждый день после работы. Пил не то что запоями, но постоянно, можно сказать, не просыхая…

Долго так продолжаться не могло. Какой пример он мог показать детям? Чему научить?

«Чем такой, уж лучше никакой», – решила Вера Михайловна. И однажды, не выдержав, коротко бросила:

– Уходи!

А ему словно только это было и нужно. На выпивку уж как-нибудь заработает, одиноких баб хватает… Ну, скажите, зачем вешать на шею двух нахлебников, пусть даже и собственных детей, в придачу к вечно недовольной, постоянно бурчащей жене?

«К тому же любовь познаётся в разлуке, – вспомнил он крылатые слова. Куда она денется? Потоскует одна и назад позовёт…»

Наивный. Забыл, видно, что есть и другая поговорка: «С глаз долой – из сердца вон!» Так и получилось. Только с его уходом Вера Михайловна и смогла вздохнуть свободно…

Договорились по-хорошему. Вера Михайловна на алименты не подаёт, а он выписывается и перебирается к своей матери в другой город, оставив квартиру жене. На том и порешили.

Так она осталась одна с двумя детьми, которых надо было вырастить, выучить и вывести в люди. На какое-то время о себе довелось забыть. Дети стали для неё главным приоритетом.

С государственной службы пришлось уволиться – невозможно выжить втроём на одну зарплату. Занялась торговлей. Выкупила место на рынке и стала зависеть только от себя и своих способностей.

Не завышая цен, с любовью подбирая товар, постепенно выработала свой стиль. Заняла определённую нишу в этом бизнесе. Обросла постоянными покупателями. И началась каждодневная изнурительная работа.

Раз в неделю в свой выходной выезжала на оптовую базу и закупала товар. Тащила на себе неподъёмные сумки, чтобы утром с улыбкой и во всеоружии встретить покупателя. Уже забыла, когда могла позволить себе отдохнуть… За этот труд яхту на Канарах, конечно, купить не могла, но растила детей и жила хоть не припеваючи, но безбедно…

…Вера Михайловна, присев на сумки с товаром лишь на секунду, перевела дух и принялась с трудом разрывать обжигающие холодом, скрипучие от мороза целлофановые мешки, в которые были упакованы маечки, трусики, футболки, свитера, водолазки, жилеты и жакеты.

Пока таскала товар сил почти не осталось. Но надеяться было не на кого. Понимала, главное, не останавливаться. И потому, собрав волю в кулак, борясь с холодом и усталостью, разрывала, сортировала, развешивала…

Провозившись до позднего вечера, едва волоча ноги, Вера Михайловна с трудом доползла домой. Дочь нажарила картошки, накормила младшего брата, но сама есть не стала, ждала мать. Но Вера Михайловна настолько устала, что даже поесть толком не смогла. Попила чайку с печеньем, вымылась, трупом свалилась в постель и тут же уснула. Сны не снились. Никакие.

3

Маша органически не переваривала торгашей. Вон какие морды упитанные и довольные над прилавками торчат. Дурят всех бессовестно. Покупают по одной цене, а продают втридорога. Сволочи! Наживаются на простых людях. У них столько денег… полные кошельки. А за копейку удавиться готовы.

Она даже не пыталась вдуматься, почему все торгаши кажутся такими скупыми. Уж не потому ли, что та самая копейка достаётся им с большим трудом? Изнурительная каждодневная работа на людях без выходных, отпусков и больничных. Задыхаясь под палящими лучами солнца или вымокая под дождём. В холод и жару. С утра и частенько до темноты…

Не знала Маша всего этого. Да и зачем ей было знать? Все торгаши жадные и вредные – это очевидно. Так что наказать их – дело справедливое и достойное…

Торговые развалы были полны всякими шмотками. Маша ходила по рядам, зорко приглядываясь, выбирала. Вот тётка торгует. Одна. Незаметно понаблюдала. Так, годится. Сумочка с деньгами под прилавком… Интересно. Ладно, пусть пока поработает, чтоб денег побольше было. Если уж рисковать, так было бы за что…

К концу дня Маша вернулась к приглянувшейся торговой точке. Уставшая за день женщина одиноко грустила за прилавком. Внимание притупилось, бдительность ослабла. Самое время.

– У вас водолазка на меня есть? – приняв самый заинтересованный вид, Маша обратилась к женщине.

Продавщица, прикидывая, оглядела Машу. Худенькая. Без макияжа. Обычная. Эдакая серая мышка. Второй раз встретишь, не узнаешь…

– Найдём! – отбросив усталость, приветливо улыбнулась. – Вы какой цвет хотели бы?

– Ну не знаю… Надо посмотреть.

Продавщица достала коробку с водолазками и принялась перебирать, выуживая разные цвета.

– Вот этот, бежевый, – ткнула Маша в один из мешочков. – Можно примерить?

– Конечно, – кивнула женщина. – Проходите сюда.

Маша зашла за прилавок, но раздеваться не спешила. Вроде бы засомневалась – морозно на улице всё-таки.

– Знаете, что, – сказала она, – а мужские водолазки у вас найдутся?

– Конечно. Вам для кого?

– Брату. Покажите, пожалуйста, – Маша старалась быть предельно вежливой. – Он почти такой же, как и я.

Продавщица направилась в самый дальний угол и отвернулась, на секунду потеряв сумочку с деньгами из вида. Момент был самый подходящий. Маша молниеносно наклонилась, схватила сумочку, распрямилась, сунула её под куртку и тут же приняла самый безобидный вид.

– Вот этот подойдёт? – женщина достала тёмно-серый свитер.

– Вполне, – кивнула Маша. – Пойду позову брата. Вы не убирайте, пожалуйста…

– Конечно, – женщина положила свитер на прилавок.

Маша усилием воли сдерживалась, чтобы не побежать, покидая место преступления. Прекрасно понимала, нельзя вызвать подозрение излишней поспешностью.

«Получилось! – ликовала она, оставляя опасную зону. – Какая, всё-таки, я умная и хитрая. Эта толстая тётка ничего не заметила пока. А потом поздно будет!»

Прошло какое-то время. Покупательница с братом не возвращалась. Вера Михайловна опустила взгляд и похолодела. Сумка с выручкой исчезла. Девочка. Эта худенькая серая мышка…

Вера Михайловна выскочила из палатки, заметалась из стороны в сторону… Куда бежать? Кого искать?

Сердце бешено колотилось. Кровь хлынула вверх и тяжёлой кувалдой замолотила по вискам. Сильно закололо внизу живота. Она схватилась за голову, сжалась от боли и присела.

– Вера, что с тобой? – на помощь к ней поспешила продавщица из соседней палатки. – Тебе плохо?

– Деньги, – превозмогая боль, выдавила из себя Вера Михайловна. – Всю мою наличность, что на учёбу дочки копила, да ещё выручку за сегодняшний день украли.

– Зачем же ты в рабочем кошельке все деньги хранишь?

– Сегодня собиралась за дочку заплатить. Время уже к концу работы, вот и приготовила. А теперь… Теперь всё пропало…

– Ты это брось, всё пропало, – попыталась успокоить соратница. – Наработаешь ещё. Товар есть. Потихоньку выкарабкаешься. Ты ж знаешь, никогда нам не быть олигархами. Не были миллионерами и не будем.

– Только-только начала выползать из пропасти – и тут снова по башке бац! Обратно в яму… – невольные слёзы покатились из глаз Веры Михайловна. – Я её запомнила!

– Да брось ты, забей и забудь. Не для того она стибрила бабки, что бы ждать тебя за углом и отдать.

– Но как же так?

– А так. Забудь и всё.

– Но они мне так нужны. Именно сейчас…

– Забей. Если пропали, утеряны или украдены деньги, мудрые люди говорят: «Спасибо, Господи, что взял деньгами…»

– Конечно, – утирая глаза, сказала Вера Михайловна. – Понимаю…

Не в состоянии больше сдерживаться, она прижала ладошки ко рту и тихонечко заплакала. Плечи мелко задрожали. Боль не отпускала. Казалось, всё тело болело и ныло. Закололо в сердце. Она всхлипывала, не в силах остановиться. Мысли, тяжёлые мысли не давали вздохнуть. Где сейчас взять так необходимую ей немалую сумму, чтобы оплатить учёбу дочери? Этого она даже не представляла…

А Маша, окрыленная успехом, покидала рынок с чувством выполненного долга. Как же, и себе потрафила, и противную торгашку наказала. Пусть знает, как народ дурить!

Она спешила в магазин, чтобы накупить деликатесов. Сегодня должен прийти Пётр Фёдорович, и она постарается устроить ему достойную встречу. Одарить перед ним в грязь лицом она не хотела…

Аркадий оторвал взгляд от экрана. Видимо, рассказ закончился. И тут же навалилась тишина, липкая и тягучая. Даже стук колёс, казалось, был неслышным и раздавался где-то там, далеко, чуть ли не в другой галактике.

Было над чем задуматься. Мысли и образы сами по себе возникали у меня в голове…

Жизнь складывается из череды самых разных случайностей – счастливых или нет, как когда. Именно случай нам предоставляет возможность радоваться победам или огорчаться неудачам.

Когда же всё само идёт в руки, то так и воспринимается – как должное. От чего тут быть на седьмом небе?

Когда всё валится из рук, виним в этом кого угодно, только не себя. Если же добиваемся пусть и незначительных результатов, то эта заслуга непременно наша. Как же иначе? Ведь этого добились сами…

Но не всё так просто. Очень часто мы не знаем, что именно приготовила нам судьба, от чего стоит отступиться, а чего непременно добиваться. Бытие определяет сознание – это аксиома. На самом деле как раз бытие и заставляет нас в том, или ином случае поступать именно так, а не как-то иначе.

Только здесь есть одно большое «но». Люди в сходных ситуациях поступают далеко не одинаково в силу самых разных причин. И понять, почему так происходит, очень трудно, если вообще возможно…

– Прекрасно понимаю раздвоенность Маши на хорошую и плохую, – наконец нарушил молчание Аркадий. – В ней два человека. В какой-то момент жизни они меняются местами. Один – трудолюбивый, терпеливый и скромный, но, чтобы выжить… Другой – мстительный, озлобленный, жестокий и жадный… опять же, чтобы выжить.

– Согласен, – кивнул я. – Думаю, не у всех, но у многих детей, выросших в детдоме, искаженные представления о честности, чести и порядочности. На подсознательном уровне при определённых обстоятельствах у них срабатывает инстинкт даже не самосохранения, нет, а заложенное с детства умение выжить в любых условиях, приспосабливаясь ко всему, причём, не важно, как и каким образом.

– Как раз хотел об этом рассказать, – заметил Аркадий. – Был такой случай с одной из моих знакомых, назовём её Надежда Михайловна. Работала она воспитателем в круглосуточном детском садике. И вот одна мамаша так напивалась, что не забирала свою дочку, Катю, даже по воскресеньям – просто-напросто забывала. Моя знакомая иногда брала девочку к себе в семью. Жила Надежда Михайловна в двухкомнатной квартире со своей дочкой и старенькой мамой. Вскоре Кате пришла пора идти в школу, и, понимая, с чем ребёнку придётся столкнуться дома, Надежда Михайловна с огромными трудностями оформила опекунство, и девочка поселилась у неё. Прошло много лет. И что вы думаете?

– Чё тут думать? – из своего угла подал голос Афанасий. – Вся в мамочку пошла.

– Так и есть, – согласился Аркадий. – Катя выросла и «отблагодарила» приёмную мать так, что, когда узнал, буквально волосы дыбом встали. Катя стала такой же пьяницей, как её мама. Еще учась в школе, выносила из дома деньги, драгоценности. А потом пошли ухажёры, родился ребёнок. И тогда Катя решила отсудить часть квартиры у человека, который по доброте душевной приютил её у себя. И что вы думаете? Правильно. Отсудила.

– Не удивлюсь, – сказал я, – если в дальнейшем Маша, та, из рассказа, отомстит своему благодетелю. И неважно за что. Хотя бы за то, что он появился в её жизни очень поздно, не с детства… Мне кажется, свою обиду эти дети непременно переносят на любого, кто попадается в сложный момент под руку. Даже на того, кто к ним был добр и внимателен…

– Но одновременно, согласитесь, Арсений, нельзя всех стричь под одну гребёнку, – сказал Аркадий. – Многие выходцы из детдомов добились значительных результатов и стали достойными и известными людьми.

– Безусловно, – кивнул я, – это не касается всех. Но трудно получить от яблони грушу. Разве что какой-нибудь Мичурин возьмётся. Только не всем подросткам с непростой судьбой на пути встречается такой человек.

– Будем надеяться, что Пётр Фёдорович станет для Маши таким Мичуриным, – видно, не оставила Аркадия равнодушным судьба девушки.

– Дай-то Бог… Мне тоже этого очень бы хотелось.

– Припоминается ещё один случай, – сказал Аркадий, – полярный тому, что мы только что прочитали. Интересно?

– Почему бы не послушать? – сказал я.

– Понятное дело, – протянул Афанасий. – Кому, как не писателю, слушать?

Нет, это уж точно прокол. Я не представлялся писателем. Откуда они знают? Да и Аркадий бросил на приятеля такой недвусмысленный взгляд, что громила моментально скукожился, опустил голову и заткнулся. Но я даже и ухом не повёл, сделал вид, что слов Афанасия не услышал.

– Так вот, – глянув на меня и, видно, успокоившись, продолжил, как ни в чём не бывало, Аркадий. – Жил я тогда в небольшом районном городе и воспитывался, как уже говорил, в детдоме. Была в этом городе местная достопримечательность и знаменитость, точнее, был, поскольку пол у него мужской – Женька-комиссар…

ГЛАВА 7
Женька-комиссар

Жить надо так,

чтобы твое присутствие

было необходимо,

а отсутствие – заметно.

Почему именно комиссар, теперь, вероятно, уже не вспомнит никто. Может, потому что старался казаться сильным и крутым. А может, потому что всегда ходил в полувоенной форме с заткнутым за пояс камуфляжных штанов неизменным браунингом (правда, не настоящим, а найденным в каком-то мусорном баке).

Было ему… лет тридцать, а может, и все сорок. Трёхдневная щетина на щеках умело маскировала его истинный возраст. Да и какое это имело значение? Он одинаково легко находил общий язык как со взрослыми, так и с детишками, на равных играя с последними.

Утро у него начиналось очень рано. Шесть раз в неделю чуть свет он спешил на рынок. Там его уже ждали торговцы. За мизерное, иногда чисто символическое, вознаграждение, можно сказать, из любви к процессу, он помогал им собирать и устанавливать торговые палатки, выносить из подсобок товар и раскладывать по местам.

За его помощь на рынке шла если и не борьба, то, по крайней мере, соперничество. Кому не понравится дармовая рабсила? Крепкий физически Женька-комиссар пусть и не блистал умом, но был по-детски наивным, безотказным и добросовестным. Торговцы наперебой приглашали его к себе, завлекая, кто нехитрыми подарками, кто просто добрым словом.

От добрых слов сердце Женьки таяло, как масло на горячей сковородке. При таком отношении к себе он готов был работать бесплатно, лишь бы его хвалили и привечали. Известное дело, доброе слово и кошке приятно. И многие, зная об этом, без зазрения совести пользовались этой его слабостью. Никто и никогда не видел его злым или хотя бы хмурым, только радостным и счастливо улыбающимся…

Летнее утро дышало прохладой и свежестью. Женька, как всегда, был облачён в старые военного образца брюки и камуфляжную футболку. За поясом торчал игрушечный браунинг. Китайские шлёпки из литой пластмассы при ходьбе покрылись обильной, выпавшей на траву возле железной дороги, росой. Каждый день Женька проделывал этот путь к рынку, не забывая нарвать незатейливых полевых цветов для очередной выбранной на сегодня пассии.

Не то чтобы он был заядлым ловеласом, нет. Просто это была для него такая игра в принцессу и рыцаря, беззаветно преданного и безнадёжно влюблённого. Надо сказать, вкус у него был. Он выбирал из всех самую привлекательную даму и сегодня только ей дарил цветы, любовь и верность.

Но это потом, позже, когда солнышко начнёт пригревать, и покупатели потянутся на рынок, как аквариумные рыбки к кормушке.

Рынок потихоньку оживал. Сонные торговцы заполняли прилавки свежими овощами. Несколько старушек, подстелив, кто газетку, кто тряпицу, прямо на земле раскладывали пучки свежей петрушки и укропа. Борис-хлебовоз, подогнав фургон к ларьку, крикнул Женьке:

– Алё, комиссар! Суши вёсла! Давай-ка шевели ластами к моему причалу!

Видимо, в прошлой, дорыночной, жизни он был моряком, потому что всегда вставлял морские словечки в свою речь.

Как всегда, широко улыбаясь, Женька с готовностью кивнул и заспешил к первому работодателю.

– Спину у меня радикулитом свело, – пояснил Борис. – Так ты того, освободи трюм, а шкипер, – он ткнул себя в грудь, – пока дальнейший курс проложит и фарватер определит.

Вкусно пахло свежим хлебом. Аж голову закружило от ароматного дурмана. Так захотелось отломить хрустящую слегка поджаренную корочку от соблазнительно лежащего на поддоне батона, положить в рот и… Женька явственно ощутил на губах этот чудесный вкус. Нечаянная слюна выскользнула из уголка губ, он вытер её рукой и сглотнул. Но брать чужое нельзя. Вздохнул. Подхватил поддон, полный румяных булок, и понёс в ларёк.

Борис не был жадиной, так что наградил Женьку не вчерашним зачерствелым хлебом, а свежеиспечённой небольшой городской булкой. Но как бы ни хотелось, Женька не спешил разделаться с ней. Причём делал это не из мазохистского удовольствия, а исключительно от прагматизма – понимая, что хлеб лучше употреблять с чем-то ещё.

– Эй, Женечка, комиссарчик! – ласково позвала полногрудая Алёна. – Машина с колбасой пришла, помоги разгрузить, сам знаешь, я не обижу…

Женька радостно кивнул и заспешил к колбасному магазинчику. Он бы Алёне и за так помог. Кокетливо поводя плечиками, она иногда позволяла ему дотронуться до себя. И даже погладить по руке разрешала… И Женька с энтузиазмом принялся таскать тяжёлые ящики из машины в подсобку.

Алёна не обманула.

Женька, – сказала она, протягивая небольшой целлофановый пакетик, – вот здесь обрезки с колбас. Со вчерашнего дня для тебя припасла. Кушай на здоровье!

Уговаривать Женьку долго не пришлось – не каждый день так фартило! Свежая булочка, колбаса… Ведь в основном ему приходилось довольствоваться лишь вчерашним хлебом, который выкинуть было жалко, а так хоть Женька поест. Да ещё подпорченными яблоками – не брезговал он и такой незамысловатой едой. Он мыл их над раковиной в туалете, куда его пускали как своего совершенно бесплатно. Аккуратно обрезал гниль и с аппетитом хрустел ими, пока не наступало насыщение. Остатки складывал в пакет и засовывал в карман про запас.

Сейчас же он расположился на ящиках у мусорных контейнеров. Готовясь к почти настоящему пиру, не торопясь расстелил найденную тут же в коробке из-под печенья почти совсем чистую бумагу. Вытряхнул на неё содержимое Алёниного пакетика. Кроме обрывков шпагата, здесь были пусть и небольшие, но кусочки самой разной копчёной колбасы от «Краковской» до «Салями». Спасибо, Алёна! Не обманула.

С вожделением он откусил большой кусок от ароматной булки. Поднял за хвостик кусочек «сервелата», ловя губами, вслед за булкой отправил его в рот и принялся методично жевать. Вкуснота заполнила рот. Больше он не пытался растянуть удовольствие, а спеша откусывал хлеб, выгрызал колбасную сущность из шкурки и обсасывал каждую верёвочку, пропитанную колдовским колбасным вкусом.

Насытившись, он сладко потянулся и неожиданно громко икнул – всухомятку не каждый сможет всю булку, пусть даже и с колбасой, уговорить. Но это не беда!

Он зашёл в туалет, благо, далеко идти не пришлось. Открыл кран и с жадностью принялся пить тепловатую, застоялую в трубах воду. Напившись, вытер губы рукой (а чем же ещё?) и с улыбкой осмотрелся. Вокруг всё было привычно и прекрасно. Жизнь хороша!

Не торопясь он вышел на свежий воздух. Солнце уже взошло и стало пригревать остывшую за ночь землю. Нахальные воробушки суетились над прилавком с семечками. Продавщицы веточками пытались отогнать их, но они с назойливостью мух так и старались ухватить лакомые зёрна.

Возле овощного прилавка стояла девушка и выбирала капусту. Короткий сарафанчик. Загорелые ножки. Волнистые, соломенного цвета волосы раскиданы по плечам.

Женька не мог оторвать от неё зачарованный взгляд. Девушка, словно почувствовав, обернулась и улыбнулась. Кто ж в нашем районе Женьку не знает?

– Привет! – сказала она.

Это было сигналом. Женька подскочил к ней, припал на одно колено, выхватил из кармана слегка помятый, собранный утром букетик и протянул его девушке.

– Выходи за меня! – без обиняков воскликнул новоиспеченный жених.

– Женька, сегодня никак не могу, – пытаясь сохранить серьёзный вид, ответила девушка. – Мама приболела, надо для неё супчика сварить. Подождёшь до завтра?

– Как скажешь, моя принцесса! – с той же патетикой продолжил Женька.

– Женька! – вмешалась в разговор немолодая продавщица фруктов. – На-ка, скушай яблочко! – она протянула ему совсем ещё хороший, лишь слегка помятый, но сочный и сладкий плод.

Женька схватил яблоко и жадно впился в него зубами. Во все стороны брызнул сок. Девушка инстинктивно отпрянула. Женька замер, виновато посмотрел на предмет своего воздыхания и, с неизменной улыбкой, прошептал:

– Я нечаянно… Больше не буду…

– Женька! – у ворот показалась ватага мальчишек. – Айда в догонялки играть! Ты ловишь! Бежим!

– Это меня! – облегчённо выдохнул Женька и бросился догонять пацанов.

– О-ох! – только и вздохнула продавщица, глядя ему вслед.

Но поиграть сегодня Женьке была не судьба.

– Женька! – крикнул Артур, хозяин большого продуктового склада-магазина.

Женька на полном ходу затормозил – работа прежде всего! – Чего изволите? – в шутовском поклоне склонился он.

– Машина пришла. Оплата как всегда. Давай быстро, а то за простой придётся платить.

– Слушаюсь! – притворно щёлкнув каблучками, точнее, насколько это было возможно, шлёпками, кивнул безотказный Женька.

Освободился он лишь, когда солнце стояло уже высоко и жара вовсю разливалась по рынку, проникая в самые затенённые уголки. Покупателей заметно уменьшилось, и продавцы, лениво переговариваясь, коротали время за разговорами и перекладыванием товара.

Женька вытер пот со лба.

– Пойду-ка я… – ни к кому конкретно не обращаясь, сказал он и направился к выходу.

Он перешёл пустырь, привычно перебежал шоссе и вышел к железной дороге. Справа приближался товарняк. «Успею!» – решил Женька и поспешно пустился с насыпи. Товарняк, натужно шипя и беспрестанно гудя, неумолимо приближался.

Но Женьке это было не впервой. До тепловоза оставалось ещё метров пятьдесят, когда он благополучно миновал опасный участок и поднялся на насыпь уже с другой стороны.

Женька, улыбаясь, смотрел на машиниста. Тот в бессилии лишь погрозил ему кулаком, но Женька только улыбался. Ведь всё обошлось. Чего дядя сердится?

– Чего принёс? – дома его ждала тётка Зоя, сестра матери, взявшая после её смерти опёку над не совсем благополучным, но вполне безобидным племянником.

– Вот! – Женька протянул заработанные деньги. – Артур сказал, на бутылку хватит.

На бутылку… – забирая деньги, забрюзжала тётушка. – Поди, целую машину один разгрузил?

– Ага! – радостно закивал Женька. – Сам. Один!

– Дурак ты… Нужно было раз в пять больше брать, – вздохнула она. – Корми тут тебя, одевай…

– Ещё принесу, – улыбнулся Женька. – Сейчас!

И, больше не слушая причитаний родной тетки, стараясь как можно быстрее выполнить поставленную задачу, стремглав бросился из дома.

Весь мокрый от жары быстро добежал до насыпи. По привычке посмотрел в одну сторону, в другую. Теперь уже слева приближался пассажирский поезд. Времени на раздумья было мало. Да и чего тут размышлять? Задача поставлена. Только вперёд! И он ринулся с насыпи.

Поезд, приближаясь, надсадно гудел. Женька тяжело дышал и беспрестанно вяз в сыпучей гальке ногами, обутыми в шлёпки без задников, но изо всех сил спешил преодолеть опасный участок.

Вот уже и рельсы. Всего пара шагов… Но и поезд буквально в нескольких десятках метров. От его пронзительного сигнала в голове, оглушительно громыхая, буквально разрывались артиллерийские снаряды, а перед глазами вспыхивал целый сонм искр, мешая видеть и думать.

Женька напрягся из последних сил. Мощно оттолкнулся. И буквально перелетел через рельсы. Но одна шлёпка соскользнула с ноги. Боковым зрением Женька заметил, как она, словно мячик запрыгала по шпалам.

«Тётушка будет ругаться…» – только и успел подумать он и тут же метнулся за ней.

Пронзительно завизжали тормоза, скользя по стальному полотну. Тяжёлый состав всей своей массой протаранил Женьку и, уже бездыханного, протащив не один десяток метров, будто игрушку отшвырнул в сторону. Тело его почти не пострадало, а на лице так и застыла удивлённая улыбка. Жизнь для Женьки в этом мире была закончена.

Хоронили Женьку всем миром. Рыночные скинулись, дабы помочь тётке оформить похороны надлежащим образом. Да и тётка отжал ела кое-какую копейку.

В день похорон рынок был закрыт на санитарный день, да и все, кто его знал, пришли проводить Женьку-комиссара в последний путь. Людей оказалось неожиданно много. Процессия растянулась, перекрыв движение по шоссе. Идя за гробом, женщины не могли сдержать слёз, а мужики хмурили брови и играли желваками на скулах.

Заметив затор, подтянулись служивые из ГАИ.

– Кого хоронят? – спросил офицер у женщины, немного отставшей от шествия.

– Женьку-комиссара… – приостановилась она.

– Комиссара? – хотя это было и не по его ведомству, но на лице гаишника отобразилась работа мысли. – Что значит, комиссара? – насторожился блюститель порядка. – Кто он такой, этот ваш Женька-комиссар?

– Кто такой? – женщина удивлённо посмотрела на милиционера. – Человек. Женька был просто человек! – бросила она уже на ходу, промокнула глаза кончиком платка и поспешила вслед за уходящей вдаль процессией…

По-прежнему мерно стучали на стыках колёса. Разгребая темноту, поезд мчал нас к столице России. Молча мы с Афанасием прослушали рассказ, ни разу не перебив Аркадия. Его слова уже остались далеко позади, а все мои чувства и мысли были ещё там, на шоссе, вместе с людьми, пришедшими проводить в последний путь Женьку-комиссара…

Отзывчивость и доброта необходимы всегда и всем. Даже у самого закоренелого злодея есть то, что заставляет его, даже помимо воли, творить добро. Причём искренне, а не по принуждению.

Так злая девочка-разбойница из сказки Андерсена «Снежная королева», которая не любила, как сама говорила, «эти телячьи нежности», помогла Герде найти Кая. А короткостриженый качок в лихих девяностых, возвращаясь с бандитской разборки, остановил свой джип, вышел из него, бережно подхватил глупого, свернувшегося клубочком котёнка, устроившегося на проезжей части, и отнёс подальше от дороги.

Да и вообще, все деспоты сентиментальны. Попадаются, правда, иногда чувствительные, впечатлительные и даже ранимые. Иногда… Но, чаще всего, тираны очень жестоки, бесчеловечны и эгоистичны. Идущая из души теплота доступна немногим…

– Недостаток ума, – наконец-то я прервал затянувшееся молчание, – с лихвой перекрывался избытком доброты, сердечности и искренности. Количество или, точнее, качество «мозгов» явно не находится от этого в прямой зависимости. Скорее всего, даже наоборот.

– Говорят, грядёт какой-то новый, более мудрый разум, сказал Аркадий. – Может, и Женек, жующих гнилые яблоки и обрезки колбасы, станет меньше.

– Тема юродивых всегда очень больная и волнующая, – перед моими глазами всё ещё стоял Женька-комиссар. – Отношение к блаженным – показатель уровня сердечности и человечности в нашем обществе. По этому признаку можно судить, насколько общество больно и обездолено.

– Почему наша действительность такова, – как бы развивая мою мысль, продолжил Аркадии, – что истинная доброта может исходить зачастую от людей «не от мира сего»? Неужели добро делают только ненормальные?

– А давайте по пять капель для разговору и хорошего сна? – неожиданно подал голос Афанасий и, как мне показалось, недвусмысленно посмотрел на напарника.

Аркадий на секунду задумался, типа соглашаться или нет.

– Не пью, – дабы отмести все притязания на этот счёт, сказал я. – Сплю и так прекрасно.

– Без проблем. На нет и суда нет, – тут же согласился Аркадий. – Тогда и мы не будем.

– А чего нет? – недовольно пробурчал Афанасий, но спорить не стал. – Тогда давайте ложиться. Завтра договорите.

– А и правда, – тут же согласился Аркадий. – Всё мировые проблемы всё равно сейчас не разрешим и не разрулим. Так что давайте располагаться.

Застелив постели, мы устроились каждый на своей полке: Аркадий и я внизу, Афанасий – на верхней. Укладываясь, я не мог не заметить их переглядываний. Не понравились они мне. Но что было делать? Один из моих жизненных принципов гласит – если чего-то нельзя изменить, то это нужно воспринимать так, как есть.

«Надо будет держать ухо востро», – решил я.

Устроился поудобней. Подложил руку под голову. И буквально через минуту провалился в глубокий, беспробудный сон…