Текст книги "Шевалье д’Арманталь"

Автор книги: Александр Дюма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 32 страниц)

От неожиданности Батильда слегка вскрикнула, и регент, который прохаживался взад и вперед по комнате, глядя себе под ноги, поднял голову и обернулся.

Батильда, не в силах сделать ни шагу более, упала на колени, и вытащила из-за корсажа письмо и протянула его регенту.

У регента было слабое зрение: он не сразу понял, что происходит, и направился к Батильде, которая казалась ему в полумраке расплывчатым белым пятном. Скоро он распознал в этом пятне женщину, а в этой женщине – красивую девушку, застывшую в умоляющей позе. Что касается бедной Батильды, то она тщетно пыталась произнести свою просьбу: у нее пропал голос, а вслед за тем силы оставили ее – она запрокинула голову и упала бы на ковер, если бы регент ее не поддержал.

– Боже мой, мадемуазель, – сказал регент, на которого признаки глубокой скорби произвели свое обычное действие, – что с вами и что я могу для вас сделать? Сядьте же, сядьте в это кресло, прошу вас!

– Нет, ваше высочество, нет, – прошептала Батильда, – мне надлежит быть у ваших ног, ибо я пришла просить вас о милости.

– О милости? О какой же?

– Узнайте сначала, кто я, ваше высочество, – сказала Батильда, – а потом я, быть может, осмелюсь говорить.

И она протянула герцогу Орлеанскому письмо, на котором зиждилась вся ее надежда.

Регент взял ее письмо, глядя поочередно то на него, то на девушку, и, подойдя к свече, горевшей на камине, узнал свой собственный почерк, снова перевел взгляд на девушку и наконец прочел следующее:

«Сударыня,

Ваш супруг погиб за Францию и за меня. Ни Франция, ни я не можем вернуть Вам его. Но, если Вам когда-нибудь что-либо понадобится, помните, что мы у Вас в долгу. С глубоким уважением

Филипп Орлеанский».

– Я безоговорочно признаю, что это письмо написано мной, мадемуазель, – сказал регент, – но, прошу меня извинить, к стыду моему, я не помню, кому я его написал.

– Взгляните на адрес, ваше высочество, – сказала Батильда, немного ободренная полной благосклонностью, написанной на лице герцога.

– Кларисса дю Роше!.. – воскликнул регент. – Да, в самом деле, теперь я вспоминаю: я написал это письмо из Испании после смерти Альбера, который был убит в битве при Альмансе. Я написал это письмо его вдове. Как оно попало к вам, мадемуазель?

– Увы, ваше высочество, я дочь Альбера и Клариссы.

– Вы, мадемуазель! – воскликнул регент – Вы! А что стало с вашей матерью?

– Она умерла, ваше высочество.

– Давно?

– Около четырнадцати лет назад.

– Но, надеюсь, она умерла счастливой и ни в чем не нуждаясь?

– Нет, ваше высочество, в отчаянии и нуждаясь во всем.

– Но почему же она не обратилась ко мне?

– Вы, ваше высочество, были еще в Испании.

– О Боже мой, что вы говорите! Продолжайте, мадемуазель. Вы не можете себе представить, как меня интересует то, о чем вы рассказываете. Бедная Кларисса, бедный Альбер! Помню, они так любили друг друга! Она, верно, не смогла его пережить… Знаете ли вы, мадемуазель, что ваш отец спас мне жизнь при Нервиндене?

– Да, ваше высочество, знаю, и это дало мне смелость предстать перед вами.

– Но что же стало потом с вами, мое дитя, что стало с вами, бедная сирота?

– Меня призрел, ваше высочество, друг нашей семьи, скромный писец, по имени Жан Бюва.

– Жан Бюва?! – воскликнул регент. – Подождите-ка, мне знакомо это имя. Жан Бюва?.. Но ведь это же бедняга-переписчик, который раскрыл весь заговор и который несколько дней назад лично изложил мне свои претензии. Он служит в библиотеке, ему не выплачивают задолженности, не так ли?

– Да, ваше высочество.

– Мадемуазель, – продолжал регент, – кажется, все близкие вам люди предназначены судьбой для моего спасения. Я дважды ваш должник. Вы сказали, что пришли просить меня о милости, говорите же смело, я вас слушаю.

– О Господи, дай мне силы!.. – сказала Батильда.

– Значит, вы просите о чем-то важном и трудновыполнимом?

– Ваше высочество, – сказала Батильда, – я прошу сохранить жизнь человеку, который приговорен к смерти!

– Не идет ли речь о шевалье д’Армантале? – спросил регент.

– Увы, ваше высочество, вы угадали.

Регент задумчиво нахмурил лоб. И Батильда, увидев, какое впечатление произвела ее просьба, почувствовала, что у нее сжимается сердце и подкашиваются ноги.

– А кто он вам? Родственник, свойственник, друг?

– Он – моя жизнь, он – моя душа! Я люблю его, ваше высочество!

– Но знаете ли вы, что, если я его помилую, я должен буду помиловать всех его сообщников, а среди них есть еще более виновные, чем он?

– Только сохраните ему жизнь, ваше высочество! Пусть он не умрет. Это все, о чем я прошу.

– Но, если я заменю ему смертную казнь пожизненным заключением, вы его больше не увидите.

Батильда почувствовала, что близка к обмороку, и протянув руку, ухватилась за спинку кресла.

– Что станется тогда с вами? – продолжал регент.

– Я уйду в монастырь, – сказала Батильда, – и до конца моих дней буду молиться за вас, ваше высочество, и за него.

– Это невозможно! – сказал регент.

– Почему же, ваше высочество?

– Потому что как раз сегодня, час назад, у меня попросили вашей руки и я ее обещал.

– Мою руку, ваше высочество?! Вы обещали мою руку?! Кому же, Бог мой?

– Читайте, – сказал регент, взяв со своего бюро распечатанное письмо и подавая его девушке.

– Рауль! – вскричала Батильда. – Это почерк Рауля. Бог мой! Что это значит?

– Читайте, – повторил регент.

И Батильда прерывающимся голосом прочла вслух следующее письмо:

«Ваше высочество,

я заслужил смерть, я это знаю и не прошу сохранить мне жизнь. Я готов умереть в назначенный день и час, но во власти Вашего высочества скрасить мне смерть, и я на коленях умоляю Вас оказать мне эту милость. Я люблю одну девушку, на которой женился бы, если бы остался в живых. Позвольте, чтобы она стала моей женой теперь, когда мне суждено умереть. Пусть, расставаясь с ней навсегда, оставляя ее одну на всем свете, я смогу утешаться, по крайней мере, тем, что даю ей в защиту свое имя и состояние. По выходе из церкви, Ваше высочество, я взойду на эшафот. Это моя последняя просьба, мое единственное желание. Не отвергайте мольбы умирающего.

Рауль д’Арманталь».

– О ваше высочество, ваше высочество! – разрыдавшись, воскликнула Батильда. – Вы видите, что в то время, как я думала о нем, он думал обо мне! Не права ли я, что люблю его, когда он меня так любит?

– Да, – сказал регент, – и я исполню его просьбу, она справедлива. Пусть эта милость, как он говорит, скрасит его последние минуты!

– Ваше высочество, ваше высочество, – воскликнула девушка, – и это все, что вы ему даруете?!

– Как видите, – сказал регент, – он сам воздает себе по заслугам и не просит ничего другого.

– О, как это жестоко, как это ужасно! Увидеть его, чтобы в ту же минуту потерять!.. Ваше высочество, ваше высочество, сохраните ему жизнь, умоляю вас, пусть даже я никогда его больше не увижу!

– Мадемуазель, – сказал регент тоном, не терпящим возражений, набрасывая несколько строк на листе бумаги и запечатывая его своей печатью, – вот письмо господину де Лонэ, коменданту Бастилии, оно содержит мои указания относительно осужденного. Мой капитан гвардии поедет вместе с вами и проследит, чтобы эти указания были выполнены.

– О, даруйте ему жизнь, ваше высочество, во имя Неба, даруйте ему жизнь, умоляю вас на коленях!

Регент позвонил, лакей открыл дверь.

– Позовите маркиза де Лафара, – сказал регент.

– Ваше высочество, вы очень жестоки! – сказала Батильда, поднимаясь. – Позвольте же мне умереть вместе с ним, тогда, по крайней мере, мы не разлучимся даже на эшафоте, не расстанемся даже в могиле!

– Господин де Лафар, – сказал регент, – проводите мадемуазель в Бастилию. Вот письмо для господина де Лонэ. Вы вместе с ним прочтете это письмо и проследите, чтобы содержащиеся в нем распоряжения были в точности выполнены.

Потом, не обращая внимания на последний крик отчаяния, который издала Батильда, герцог Орлеанский открыл дверь своего кабинета и удалился.

XII

ВЕНЧАНИЕ IN EXTREMIS ^[32]

Лафар увлек за собой полумертвую девушку и посадил ее в одну из карет, всегда стоявших наготове во дворе Пале-Рояля. Карета тотчас помчалась во весь опор, направляясь к Бастилии по улице Клери и бульварам.

Во время всего пути Батильда не проронила ни слова. Она была безмолвна, холодна и бесчувственна, как статуя. Глаза ее, устремленные в одну точку, были сухи. Только подъезжая к крепости, она вздрогнула: ей показалось, что на том самом месте, где был казнен шевалье де Роган, во мраке возвышается эшафот. Немного дальше часовой крикнул: «Кто идет?» Потом экипаж проехал по подъемному мосту, поднялась решетка, открылись ворота, и карета остановилась у лестницы, которая вела к коменданту.

Выездной лакей без ливреи открыл дверцу. Лафар помог Батильде сойти. Она едва держалась на ногах; душевные силы покинули ее, когда исчезла надежда.

Лафару и лакею пришлось почти нести ее на второй этаж. Господин де Лонэ ужинал. Батильду оставили в гостиной, а Лафара немедленно повели к коменданту.

Прошло минут десять, в течение которых изнемогающая Батильда оставалась в кресле, куда она упала, войдя в гостиную. Бедняжка думала только об ожидавшей ее вечной разлуке с Раулем, мысленно видела, как ее возлюбленный поднимается на эшафот.

Через десять минут вошел Лафар вместе с комендантом. Батильда машинально подняла голову и посмотрела на них блуждающим взором.

Тогда Лафар подошел к ней и, предлагая ей руку, сказал:

– Мадемуазель, в церкви все готово, и священник вас ждет.

Батильда встала, ничего не ответив, бледная и оцепеневшая. Почувствовав, что у нее подкашиваются ноги, она оперлась на руку Лафара. Господин де Лонэ шел впереди, двое слуг с факелами освещали им путь.

Войдя в церковь через одну из боковых дверей, Батильда увидела д’Арманталя, входившего через другую дверь в сопровождении Валефа и Помпадура. Это были свидетели жениха, а господин де Лонэ и Лафар были свидетелями невесты. У каждой двери неподвижно, словно застывшие статуи, стояли два гвардейца с обнаженными шпагами.

Влюбленные шли навстречу друг другу: Батильда, бледная и изнемогающая, Рауль, спокойный, с улыбкой на устах. Когда они поравнялись с алтарем, шевалье взял девушку за руку и подвел ее к предназначенным для них местам. Там они оба упали на колени, не сказав ни слова друг другу.

Алтарь был освещен всего лишь четырьмя восковыми свечами. И в этой церкви, и без того темной и овеянной мрачными воспоминаниями, их тусклый свет придавал церемонии что-то общее с заупокойной службой. Священник начал мессу. Это был красивый седовласый старик с печальным лицом, на котором повседневные обязанности оставили глубокий след. Ведь он был капелланом Бастилии двадцать пять лет и за эти двадцать пять лет выслушал немало горьких исповедей и увидел немало печальных зрелищ.

Прежде чем благословить супругов, он по обычаю обратился к ним с кратким наставлением. Но, вместо того чтобы говорить супругу об обязанностях главы семейства, а супруге – об обязанностях матери, вместо того чтобы приподнять завесу над их будущей жизнью, он говорил им о небесном покое, о милосердии Божием, о вечном воскресении. Батильда чувствовала, что задыхается. Рауль, видя, что она готова разрыдаться, взял ее за руку и посмотрел на нее с такой грустной и глубокой покорностью, что бедная девушка сделала над собой последнее усилие, чтобы сдержать слезы, которые, она чувствовала, капля за каплей падали ему на сердце. В момент благословения она склонила голову на плечо Рауля. Священник подумал, что ей стало дурно, и остановился.

– Продолжайте, продолжайте, отец мой, – прошептала Батильда.

И священник произнес сакраментальный вопрос, на который оба ответили «да», казалось вложив в это слово все силы своей души.

По окончании церемонии д’Арманталь спросил у господина де Лонэ, будет ли ему позволено провести с женой оставшиеся ему немногие часы жизни. Господин де Лонэ ответил, что ничего не имеет против и что их отведут в камеру д’Арманталя. Тогда Рауль расцеловался с Валефом и Помпадуром, поблагодарил их за то, что они согласились быть свидетелями на этом мрачном венчании, пожал руку Лафару, выразил свою признательность господину де Лонэ за доброе отношение к нему во время его пребывания в Бастилии и, обняв за талию Батильду, которая, казалось, вот-вот рухнет на каменные плиты церкви, повел ее к двери, через которую вошел. Там ждали двое людей с факелами, которые пошли впереди и проводили их к двери камеры д’Арманталя. Привратник открыл им дверь. Рауль и Батильда вошли, дверь закрылась, и супруги остались одни.

Тут Батильда, которая до сих пор сдерживала слезы, не смогла более противиться своей скорби. Из груди ее вырвался душераздирающий крик, и она, ломая руки и рыдая, упала в кресло, сидя в котором д’Арманталь, без сомнения, часто думал о ней в течение трех недель своего заточения. Рауль бросился к ее ногам, обнял ее колени и хотел утешить. Но он сам был так потрясен горем, что мог лишь рыдать вместе с ней. Это железное сердце тоже растопилось, и Батильда почувствовала на своих губах одновременно слезы и поцелуи возлюбленного.

Они провели вдвоем не больше получаса, когда услышали приближающиеся шаги, а вслед за тем поворот ключа в замочной скважине. Батильда вздрогнула и судорожно прижала к своему сердцу д’Арманталя. Рауль понял, какое ужасное опасение мелькнуло у его жены, и успокоил ее. Это еще не мог быть тот, кого она страшилась увидеть: казнь была назначена на восемь часов утра, а только что пробило одиннадцать вечера. В самом деле, появился господин де Лонэ.

– Господин шевалье, – сказал комендант, – будьте добры следовать за мной.

– Один? – спросил д’Арманталь, в свою очередь заключая в объятия Батильду.

– Нет, вместе с супругой, – сказал комендант.

– Вместе, вместе! Ты слышишь, Рауль? – вскричала Батильда. – Куда угодно, только бы вместе! Мы готовы, сударь, мы готовы!

Рауль в последний раз сжал Батильду в объятиях, запечатлел у нее на лбу последний поцелуй и последовал за господином де Лонэ, призвав на помощь всю свою гордость, стершую с его лица всякий след только что испытанного им ужасного волнения.

Все трое некоторое время шли по коридорам, освещенным лишь редкими фонарями, потом спустились по винтовой лестнице и оказались у двери башни. Эта дверь выходила во внутренний двор, который был окружен высокими стенами и служил местом для прогулок узникам, не осужденным на одиночное заключение. Во дворе стоял экипаж, заложенный двумя лошадьми, на одной из которых сидел кучер; в темноте поблескивали кирасы десяти или двенадцати мушкетеров.

В один и тот же миг молодые супруги почувствовали проблеск надежды. Батильда просила регента заменить Раулю смертную казнь пожизненным заключением. Быть может, регент даровал ему эту милость. Карета, заложенная, вероятно, для того, чтобы отвезти осужденного в какую-нибудь тюрьму, отряд мушкетеров, видимо предназначенный конвоировать его, – все это придавало правдоподобие такому предположению.

Между тем господин де Лонэ дал знак карете приблизиться. Кучер повиновался, дверца открылась, и комендант, сняв шляпу подал руку Батильде, чтобы помочь ей сесть в экипаж. Батильда на мгновение заколебалась и обернулась, чтобы посмотреть, не уводят ли Рауля, но, увидев, что он готовится последовать за ней, села в карету. Через секунду Рауль сидел возле нее. Тотчас дверца закрылась, карета тронулась в сопровождении конвойных, скакавших по обе стороны от нее, проехала по крытому переходу, потом по подъемному мосту и наконец оказалась вне Бастилии.

Супруги бросились в объятия друг другу. Сомнений больше не было: регент помиловал д’Арманталя и, более того, очевидно, согласился не разлучать его с Батильдой. Об этом Батильда и д’Арманталь не осмеливались и мечтать. Жизнь в заточении, которая всякому другому показалась бы мукой, была для них упоительным существованием, раем любви. Они смогут постоянно видеть друг друга, никогда не расставаться! Чего еще они могли желать, даже когда были хозяевами своей судьбы и мечтали об общем будущем? Одна только грустная мысль пришла им обоим, и, повинуясь единому движению сердца, как это бывает только с людьми, которые любят друг друга, они в один голос произнесли имя Бюва.

В эту минуту карета остановилась. В этих обстоятельствах все вызывало страх у бедных влюбленных. Оба они испугались, что тешили себя чрезмерной надеждой, и задрожали от ужаса. Почти тотчас открылась дверца, и показался кучер.

– Что тебе надо? – спросил д’Арманталь.

– Да как же, сударь, – сказал кучер, – я хотел бы знать, куда вас везти.

– Как куда меня везти? – вскричал д’Арманталь. – Разве ты не получил приказа?

– Мне было приказано привезти вас в Венсенский лес, на дорогу между замком и Ножан-сюр-Марн. Вот мы и приехали.

– А куда делся наш конвой? – спросил шевалье.

– Конвой? Он покинул нас у заставы.

– О Боже мой, Боже мой! – воскликнул д’Арманталь, между тем как Батильда, трепеща от надежды, лишь молитвенно сложила руки. – О Боже мой, возможно ли это?

И шевалье выпрыгнул из экипажа, с жадностью посмотрел вокруг, протянул руки к Батильде, которая, в свою очередь, устремилась к нему, и они оба испустили крик радости и благодарности.

Они были свободны, как воздух, которым дышали.

Регент лишь отдал приказ отвезти д’Арманталя на то место, где шевалье похитил Бургиньона, думая, что похищает самого регента.

Это была единственная месть, которую позволил себе Филипп Добродушный.

* * *

Спустя четыре года после этого события Бюва, получивший прежнее место в библиотеке и вожделенную задолженность, имел удовольствие вложить перо в руку красивого трехлетнего мальчика. Это был сын Рауля и Батильды.

Первые два имени, которые написал ребенок, были имена Альбера дю Роше и Клариссы Грей.

Третьим было имя Филиппа Орлеанского, регента Франции.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Быть может, некоторые из наших читателей настолько заинтересовались лицами, играющими второстепенную роль в нашем повествовании, что желают знать, как сложилась их жизнь после катастрофы, погубившей заговорщиков и спасшей регента.

Мы в двух словах удовлетворим их любопытство.

Герцог и герцогиня дю Мен, чьи заговоры регент хотел пресечь раз и навсегда, были арестованы: герцог – в Со, а герцогиня – в ее маленьком домике на улице Сент-Оноре. Герцога доставили в Дурланский замок, а герцогиню – в Дижонский, откуда затем перевезли в Шалонскую крепость. Оба они были освобождены через несколько месяцев, обезоружив регента: герцогиня – полным отрицанием своей вины, а герцог – полным признанием.

Мадемуазель де Лонэ отправили в Бастилию. Тяготы заключения, как можно видеть из оставленных ею мемуаров, были для нее весьма скрашены любовной связью с шевалье де Минелем; и не раз, уже после выхода на свободу, ей случалось, оплакивая неверность дорогого узника, говорить, подобно Нинон или Софи Арну (не знаю точно, которой из них): «О прекрасное время, когда мы были так несчастны!»

Ришелье был арестован, как его предупреждала мадемуазель де Валуа, на следующий день после того, как он привел Батильду к регенту, но его заключение обернулось для него новым триумфом. Как только распространился слух, что прекрасный узник получил разрешение прогуливаться на террасе Бастилии, улицу Сент-Антуан запрудили самые элегантные экипажи Парижа, и через двадцать четыре часа она стала самым модным местом прогулок. Поэтому регент, утверждавший, что у него в руках достаточно улик против господина де Ришелье, чтобы приказать отрубить ему четыре головы, если бы он их имел, не рискнул навсегда лишиться популярности у прекрасного пола, удерживая долее герцога в тюрьме. После заключения, продолжавшегося три месяца, Ришелье вышел из Бастилии, более чем когда бы то ни было пользуясь славой и успехом у дам. Однако к этому времени шкаф для варенья оказался замурован, а бедная мадемуазель де Валуа стала герцогиней Моденской.

Аббат Бриго, арестованный, как мы сказали, в Орлеане, некоторое время находился в тюрьмах этого города, к великому отчаянию доброй госпожи Дени, девиц Эмилии и Атенаис и господина Бонифаса. Но в одно прекрасное утро, когда семья Дени садилась завтракать, вошел аббат Бриго, как всегда, спокойный и аккуратный. Его встретили с восторгом и засыпали вопросами, но он, со свойственной ему осторожностью, отослал любопытных к своим судебным показаниям, говоря, что это дело доставило ему уже много неприятностей и его очень обяжут, если никогда не будут о нем говорить. А так как аббат Бриго пользовался, как мы видели, поистине самодержавной властью в доме госпожи Дени, его желание было в точности выполнено, и с этого дня больше не было речи о деле «улицы Утраченного Времени, № 5», как будто оно никогда и не существовало.

Несколько дней спустя Помпадур, Валеф, Лаваль и Малезье тоже вышли из тюрьмы. Что касается кардинала де Полиньяка, то его даже не арестовали: он был просто выслан в свое аббатство д’Аншен.

Лагранж-Шансель, автор «Филиппик», был вызван в Пале-Рояль, где его ждал регент.

– Сударь, – сказал ему герцог, – думаете ли вы обо мне все то, что вы написали?

– Да, ваше высочество, – ответил Лагранж-Шансель.

– Ваше счастье! – сказал регент. – Потому что, если бы вы написали подобные гнусности против своей совести, я приказал бы вас повесить.

И регент ограничился тем, что сослал Лагранж-Шанселя на остров Сент-Маргерит, где тот пробыл лишь три или четыре месяца. Враги регента распространили слух, будто по его приказу Лагранж-Шанселя отравили, и герцог не нашел лучшего средства опровергнуть эту новую клевету, как открыть двери тюрьмы перед мнимым мертвецом, который вышел из нее полный ненависти и желчи более, чем когда бы то ни было.

Это последнее доказательство милосердия герцога Орлеанского показалось Дюбуа до такой степени неуместным, что он прибежал к регенту, чтобы устроить ему сцену. Но вместо ответа на все его упреки герцог лишь пропел ему рефрен песенки, которую сочинил о нем Сен-Симон:

Я добряк, это так, я добряк!

Это привело Дюбуа в такой гнев, что регент, чтобы помириться с ним, был вынужден сделать его кардиналом.

Назначение Дюбуа преисполнило Фийон такой гордости, что она объявила о своем намерении отныне принимать у себя только тех посетителей, которые ведут свой род с 1399 года.

Впрочем, она потеряла в этой катастрофе одну из своих самых знаменитых пансионерок: через три дня после смерти капитана Рокфинета Нормандка удалилась в монастырь Кающихся Грешниц.

КОММЕНТАРИИ

«Шевалье д’Арманталь» («Le chevalier d’Harmental»), один из первых исторических романов Дюма, написан в 1842 г. Первоначально печатался отдельными частями с продолжением в популярной парижской газете «Siecle» («Век») и в этом же году вышел отдельным изданием. Как и многие исторические произведения Дюма, «Шевалье д’Арманталь» основан на реальных событиях и серьезных документальных источниках.

Настоящее издание – первая публикация несокращенного перевода романа на русский язык. Все пропуски, имевшиеся в предыдущих изданиях, предназначенных для детского чтения, восстановлены Г. Адлером. При сверке с оригиналом использовано издание: Paris, Lévy, 1846.

Шевалье– рыцарь, кавалер, дворянский титул в феодальной Франции.

Аржансон, Марк Рене Вуайе де Польми, маркиз д’(1652–1721) – французский государственный деятель, с 1697 г. генерал-лейтенант (начальник) французской полиции, с 1718 г. председатель совета финансов и хранитель печатей, член Французской академии.

Башня Самаритянки– здание водовзводной машины для подачи воды из Сены в королевские сады, установленное на Новом мосту в Париже в начале XVII века; было украшено скульптурным изображением евангельской сцены разговора Христа с самаритянкой.

Самаритяне (или самаряне) – жители библейского города Самария в Палестине.

…Гранадских гор… – Очевидно, имеются в виду горы Сьерра-Невада в Испании, неподалеку от которых находится город Гранада.

…в Альмансе… – В 1707 г. при Альмансе (город в Испании) во время войны за Испанское наследство произошло сражение между французской и англо-австрийской армиями. Победа французов позволила утвердиться в Испании династии Бурбонов.

Лувр– дворцовый комплекс в Париже, строившийся начиная с XII в.; резиденция французских королей в XVI–XVII вв.

Тюильри– королевский дворец в Париже, построенный в середине XVI в.; в 1871 г. уничтожен пожаром. Лувр и Тюильри располагались рядом на берегу Сены.

Триумфальная арка– воздвигнута по приказанию Наполеона I в 1806 г. в честь побед императорской армии.

Фийон(ум. в 1727 г.) – знаменитая парижская сводница, агент тайной полиции.

Трапписты– члены монашеского ордена, основанного в 1636 г. в монастыре Ла Трапп во Франции. Устав ордена отличался особой строгостью и аскетизмом (монахи ходили без рубашек, скудно питались и соблюдали обет молчания).

Филипп– герцог Филипп Орлеанский (1674–1723) – регент Франции во время несовершеннолетия Людовика XV.

…именин супруги маршала д’Эстре, когда она, переодетая Венерой, поднесла ему перевязь… со стихами, в которых сравнивала его с Марсом. – Эстре, Виктор Мари, граф, затем герцогд’ (1660–1737) – французский военачальник, вице-адмирал, маршал Франции, член совета регентства, президент совета по морским делам.

Венера (древнегреческая Афродита) – богиня любви и красоты в античной мифологии, возлюбленная Марса.

Марс (древнегреческий Арей, или Арес) – бог войны в античной мифологии.

Лафар (ла Фар), Филипп Шарль де(1687–1752) – французский военачальник, маршал Франции, приближенный регента Филиппа Орлеанского.

…благодаря заключению мира. – Имеется в виду заключение в 1713 г. в Утрехте и в 1714 г. в Раштадте мирных договоров между Францией и Англией, Голландией, Священной Римской империей (Австрией) и рядом других европейских государств. Так закончилась война за Испанское наследство (1702–1714) за обладание испанскими владениями в Европе и Америке, завещанными бездетным королем Карлом II внуку Людовика XIV герцогу Анжуйскому, бывшему в 1700–1746 гг. королем Испании под именем Филиппа V. Франция вышла из этой войны разоренной и ослабленной. Испании же пришлось уступить Империи ряд своих владений в Италии и Нидерландах.

Луидор(луи) – «золотой Людовика», французская монета XVII–XVIII вв.; при Людовике XV равнялась 24 ливрам. Ливр – старинная французская серебряная монета.

Великий Конде– Луи II де Бурбон, принц Конде (1621–1686), прозванный современниками Великим Конде, – французский полководец; одержал много побед в войнах середины и второй половины XVII в.; во время Фронды сражался против Франции на стороне Испании.

Ришелье, Луи Франсуа Арман, герцог де(1696–1788) – маршал Франции, внучатый племянник кардинала Ришелье.

Апокрифический– здесь: недостоверный, вымышленный, маловероятный.

Колишемарда– вид шпаги с клинком более длинным, чем у обычного оружия.

Секунда– прием защиты от удара в фехтовании.

…проделал… кампании… итальянскую… и испанскую… – Северная Италия и Испания были театром военных действий на протяжении всей войны за Испанское наследство. Капитан должен был бы говорить здесь о целом ряде кампаний.

…площади Людовика Великого… – то есть Людовика XIV (1638–1715), короля Франции в 1643–1715 гг.

Арсенал– имеется в виду парижский арсенал, построенный в XIV в.; ко времени царствования Людовика XIV потерял свое военной значение. Дом его управляющего использовался как дворец.

…столик работы Буля. – Буль, Андре Шарль (1642–1732) – французский художник-столяр, искусный резчик, гравер и рисовальщик, придворный мастер Людовика XIV; создатель особого стиля дорогой дворцовой мебели.

Али-Баба– герой одной из сказок памятника средневековой арабской литературы «Тысяча и одна ночь»; при помощи волшебных слов «Сезам, откройся» проник в пещеру, полную сокровищ. Первый французский перевод этих сказок появился как раз накануне времени действия романа «Шевалье д’Арманталь».

Ментенон– в девичестве Франсуаза д’Обинье, по мужу Скаррон, маркиза де (1635–1719) – фаворитка Людовика XIV, на которой он тайно женился после смерти своей первой жены Марии-Терезы.

…сохраняла дружеские чувства к своим прежним любовникам. – Ментенон до своего знакомства с королем находилась в близких отношениях с тремя представителями семейства Вилларсо: маркизом Луи Вилларсо (1619–1691), аббатом Рене Вилларсо (ум. в 1691 г.) и Шарлем Вилларсо. Здесь, по-видимому, имеется в виду Шарль Вилларсо.

…этой королеве in partibus… – Полностью «in partibus infindelium», «в стране неверных» – добавление к номинальному титулу католических епископов в нехристианских странах. В переносном смысле – человек, носящий высокое звание, не имея на то юридических прав.

…Для шевалье было большой радостью, что перед ним открывается такая карьера. – В этом абзаце Дюма упоминает ряд имен полководцев и государственных деятелей, а также места сражений войны за Испанское наследство.

Маршалы Франции: Таллар, Камиль д’Остюн, герцог де (1652–1728), военачальник и дипломат; Марсен, Фердинан, граф де (1656–1706); Вильруа, Франсуа, герцог де (1644–1730), друг детства Людовика XIV, воспитатель Людовика XV; Виллар, Луи, герцог де (1653–1744), дипломат и военачальник, один из способнейших полководцев Людовика XIV.

В 1704 г. войска под командованием Мальборо и принца Евгения Савойского разгромили при Гохштедте в Баварии армию маршала Таллара. Сражение при Гохштедте в исторической литературе называется также сражением при Бленхейме.

В сражении при Рамильи в Нидерландах в 1706 г. французская армия под командованием Вильруа была разбита англо-австрийскими войсками Мальборо и принца Евгения Савойского.

В сражении при Фридлингене в Германии в 1702 г. маршал Виллар нанес поражение австрийской армии.

В сражении при Мальплаке в Нидерландах в 1709 г. англо-австро-голландская армия под командованием Мальборо и Евгения Савойского принудила к отступлению французские войска маршала Виллара.

Мальборо, Джон Черчилл, герцог(1650–1722) – английский полководец и политический деятель, в 1702–1711 гг. главнокомандующий английскими войсками в войне за Испанское наследство.

Евгений– принц Евгений Савойский (1663–1736) – австрийский полководец и государственный деятель, имперский главнокомандующий в войне за Испанское наследство.

Кольбер, Жан Батист(1619–1683) – французский государственный деятель, генеральный контролер финансов (с 1665 г.), глава морского ведомства. В годы его деятельности Франция достигла невиданного ранее торгового и промышленного расцвета. Герой романа Дюма «Виконт де Бражелон, или Еще десять лет спустя».

Лувуа, Мишель Летелье, маркиз де(1641–1691) – французский государственный деятель, военный министр Людовика XIV, реформатор французской армии.