Текст книги "Змеелов в СССР (СИ)"

Автор книги: Александр Дорнбург

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Днем я вышел из зала ожидания, чтобы немного «хлебнуть» июльского воздуха Москвы. Недалеко от вокзала, перед которым синела булыжная площадь, я сел прямо на чемодан и предался неторопливому размышлению о массовой человеческой непоседливости и о том, как это сказывается на судьбе отдельного человека: как трудно бывает порой этому человеку осуществить самое скромное желание – сесть на самый обыкновенный пассажирский поезд и примчаться домой, в объятия родных и близких.

Но я ничего не мог поделать, чтобы ускорить исполнение своего желания. Так как в стране воцарился сущий бардак. В дальние дороги двинулись даже самые убежденные домоседы и любители насиженных мест, жизненная философия которых укладывалась в давно известной фразе: «На одном месте и камень обрастает».

И даже они, эти домоседы, смотря на то, что в российском государстве творится и пораскинув умишком, «обрастать» предусмотрительно решили на новых местах, где должны были подняться новые города, плотины, гидростанции. А кто не хотел сам, тому «органы» активно выписывали «путевку в жизнь». Подбадривая даже самых скромников к трудовых свершениям в тайге. Так что всю страну, как затейливо выражаются советские писатели, «обуяла муза дальних странствий».

Мимо меня потоком проходили, пробегали и просто вразвалочку, прогуливались люди. Пыль садилась на потные, мокрые лица прохожих. Везде царствует пешеход, транспорта даже в центре Москвы раз-два и обчелся. Зеленые ящики грузовиков, горбатые спинки «Москвичей» с колесом на горбу, громоздкие, цвета майского жука автобусы и черные «ЗИМы» или «ЗИСы». Не знаю точно как сейчас эти членовозы называют.

А вообще-то, социализм – пока страна господствующих пешеходов.

Занятый невеселыми мыслями, я не обращал на проходящих мимо людей никакого внимания. Тем более, что сидел я со слегка опущенной головой, положив подбородок на ладонь правой руки, локоть которой упирался в колено, точь-в-точь, как «Христос в пустыне» на известной картине Крамского.

Но вот в поле моего зрения попали две пары до блеска начищенных сапог. Органы пожаловали! Они, любимые. Милиция или НКВД. Форменные сапоги шагали в ряд, не спеша. Правый, самый близкий ко мне сапог, был приметен тем, что на нем, в отличие от других трех, возле носка, виднелась маленькая, не больше копейки, заплаточка.

Сапоги прошли передо мной раз, потом так же не спеша продефилировали обратно. Теперь, не поднимая головы, я невольно стал наблюдать за ними. Я был почти уверен, что эти сапоги нацелились на меня.

Я сидел и ждал, не появятся ли они снова.

И они появились. Как по заказу.

Поравнявшись со мной, сапоги повернулись ко мне носками, и в эту же секунду раздалось легкое покашливание.

Я поднял голову: передо мной стояли два брата – идиота. То есть два молодых сержанта… милиции. Один худощавый, с живой лукавинкой в серых глазах – ему-то как раз и принадлежал правый сапог с крохотной заплаткой. Другой был коренастый, с крупным добродушным лицом вчерашнего крестьянина. Прост, как медный пятак.

Родная милиция! Рабоче-крестьянская.

Увидев блюстителей порядка, я закипел было от гнева, но, овладев собой, принял равнодушный вид.

«Как бы еще не забрали, – подумал я. – Только этого не хватало! А как сейчас любят писать в протоколах: задержанный долго бился головой о сапоги участкового…»

Бдят, товарищи. Очевидно, милицию ввел в заблуждение мой багаж и мой не совсем обычный вид: загорелое цыганское лицо, как из оперы «Демон», курчавая бородка, а главное – чемодан… А еще сачок и пинцет. Для тех кто не знает, что это такое – идиотские вещички. А значит подозрительные. Короче, кругом выходит «стилевой шик» высшей пробы.

Правоохранители на меня кидали заинтересованные взгляды особого сорта. Так индивидуальный зенитный комплекс «Стрела» отправляет запрос летящему самолету по системе «свой-чужой», которое определяет поведение готовой к старту ракеты.

– Позвольте узнать, – приветливо козырнул сержант с заплаткой на сапоге, – что у Вас в чемоданчике?

«Что же, друг ситцевый, давай поиграем, – подумал я. – Вот хрен тебе в жопу вместо укропа! Гарантирую, что ты теперь при виде моих характерных вещичек потом долго сраться будешь. И ссаться. И сослуживцам заповедуешь обходить меня десятой дорогой. »

Я был в своих рабочих сапогах. И был уверен, что змеи, вырвавшись на волю, их не прокусят. Насчет же обуви милиционеров я такой гарантии бы давать не стал. Так что я специально шел на провокацию, рассчитывая стать «неприкасаемым» человеком для советской милиции. Чем я рискую? Платочками? Ерунда. Это мелочи. В следующей поездке ставки уже намного крупней будет. Так что лучше начинать именно сейчас.

– Откровенно? – спросил я с таинственным видом заговорщика.

– Ну, а как же? – в унисон, как близнецы, ответили сержанты.

– А мне за это ничего не будет? – продолжал я ломать комедию.

Сержанты недоуменно переглянулись, как бы спрашивая друг друга: всерьез я говорю или просто прикидываюсь простачком?

– Там видно будет, – последовал стандартный ответ, после которого слишком многие граждане СССР отправлялись валить лес «на Севера».

– Серьезно ничего? Клянитесь! – потребовал я.

– Да! Посмотрим… – уклонились они от прямого ответа.

– Ну так и быть, Вам скажу: в чемодане… мясная киевская колбаса.

После этих слов сержанты повеселели – куда только напускная строгость девалась!

– Очень хорошо, гражданин, – сказал один из них, – пойдемте-ка в отделение.

– Зачем же, дорогой товарищ, в милицию? Неуютно там, в милиции-то, – по-простецки парировал я.

– Но-но! Поговори у меня тут. Щас в браслетах потащим! – высказал неприкрытую угрозу коренастый сотрудник.

– Да, пожалуйста! Пойдемте! – покладисто согласился я. – Другой бы возражать стал, а я не могу: характер уж больно мягкий.

Сержанты вновь стали серьезными. Мой тон и моя шутка им явно не понравились. Чуйка сыграла.

– Разговорчики! – снова сердито прикрикнул на меня коренастый. – Берите чемодан, а мы возьмем рюкзак и вещмешок.

– Можете носильщика нанять…

– Гражданин! – ледяным голосом сказал сержант с заплаточкой на сапоге. – Кончайте острить! Так будет лучше… Для вас.

Мы пришли в отделение. Скромное, почти тесное помещение. Теплое до вонючности. Две скамейки по сторонам. За решетчатой перегородкой дежурный капитан пил чай и закусывал бутербродом с колбасой. Колбаса по виду и запаху была очень дорогая. В помещении стоял такой соблазнительный, такой вкусный, такой аппетитный колбасный запах, что я тут же, как только его учуял, непроизвольно несколько раз сделал глотательное движение.

Худощавый, выступив вперед, бодро доложил:

– Товарищ капитан! Задержан гражданин, промышляющий колбасой. Вот он, голубчик, полюбуйтесь на него.

Дежурный подошел к барьеру и, напряженно посверлив меня острыми голубыми глазами, обратился к своим помощникам:

– Чемодан вскрывали?

– Никак нет! – ответил коренастый.

– Вскройте!

Поставив чемодан на барьер, сержант начал орудовать услужливо поданным мной ключом. Готовьтесь, придурки. Тупоголовые ослы! В ожидании нужного эффекта, я на всякий случай отодвинулся подальше.

Мой план сработал безошибочно. Коренастый сержант наконец отпер замки, откинул крышку и… тут же в ужасе отпрянул назад. То же самое случилось и с сунувшим туда нос вторым сержантом.

Началась потеха. Оставшись без поддержки, чемодан слегка закачался и грохнулся на пол. Из него стали выползать мои пленники: различные змеи. Спасаясь от них, сержанты шустро вскочили на скамейки. Ловкие, гады. Дежурный за перегородкой побледнел.

Воцарился полный хаос. Цирк приехал.

Спокойным оставался только я. Чего мне было волноваться? Змеи только с виду страшные…

Долгая тишина. У милиционеров – шоковое состояние. Немного придя в себя, капитан поправил гимнастерку и с омерзением попросил меня собрать рассыпанную «колбаску». Да кроме меня, за это никто бы не взялся. Даже за большие деньги.

Я тоже хотел закончить все это быстрей, пока мои змеи не разбежались, поэтому взял сачок, взял пинцет, и начал сноровисто собирать пресмыкающихся в чемодан. Содержимое его милицию теперь совершенно не интересовало. От слова совсем.

Когда я, наконец, запер чемодан, дежурный, видимо, желая мне польстить, сказал:

– А вы, гражданин, однако, с юмором!..

– Юмор – великая вещь, товарищ капитан, – весело ответил я, – он благотворно влияет на пищеварение и незаменим в трудную минуту жизни. Если бы не юмор… я давно бы отдал концы!..

Впрочем, моего юмора тут никто не оценил. Менты, что с них взять.

– Ваши документы! – выслушав мою тираду о юморе, отрывисто произнес капитан. Я подал ему студенческое удостоверение, командировку, ходатайство перед местными органами власти о содействии в сборе зоологического материала. Документы для советской власти имеют сакральное значение и утрата любого документа чревата большими неприятностями.

– Н-нда… – несколько раз раздумчиво произнес дежурный, читая мои документы.

– Как же это так? – теперь уже обращаясь к сержантам, начал устраивать им суровый разнос капитан, – как же это: не установив личность гражданина, вы сразу тащите его в отделение? А? Позор! Перед вами студент, можно сказать, без пяти минут – ученый! Змеелов! А вы – едят вашу курицу… не разобрав брода… А?

Я чувствовал себя великолепно. Вот из-за меня вдруг прилетели немалые неприятности двум крутым парням из органов… Видно было, что приходилось им несладко. Уж слишком глубоко они переживали свой промах – краснели, потели, бледнели и стояли, вытянувшись в струнку.

– Товарищ капитан! – вмешался я, – Мне бы побыстрей в Киев уехать. А то не дай бог змеи разбегутся. А на вокзале куча народа. Это же будет форменное ЧП. Паника с пострадавшими.

И я, пустив театральную слезу, рассказал о том, как долго сижу в Москве, о том, что не спал уже несколько ночей подряд и – что особенно тревожно – деньги на исходе, проелся окончательно. «В дороге совершенно издержался» (цитата Хлестакова из Ревизора).

– Понятно! Сейчас все решим. Квакин! Ляпунов! – крикнул капитан.

Квакиным оказался длинный сержант с заплаточкой на сапоге. Другим – коренастый Ляпунов.

– Ставлю Вам боевую задачу: срочно помочь товарищу Устинову оформить билет и посадить на поезд. Действуйте! – распорядился дежурный.

Приказание капитана сержанты тут же исполнили в точности. Посадив меня на первый же поезд до Киева. Они даже не ушли с перрона до тех пор, пока поезд со мной не тронулся в путь.

Провожая меня, милиционеры дружно махали мне руками. Лица у них были все еще испуганными. На них таки читалось невольного уважение к моей храбрости, ловкости и непобедимости.

Я тоже махал и улыбался. Только у меня была на редкость довольная рожа.

Глава 11

Подъезжая к Киеву, я думал, что моя поездка прошла неплохо. Можно продолжать. А что? Живу по-царски. Почитай в во дворце. На уровне лейб-лакея, но по нынешним временам и это неплохо. У меня своя комната с удобствами и обстановкой. А это не чета киевской общаге. Место курортное, граница рядом. Как деньги делать на поездках уже понятно.

Остается запредельный риск в работе. Но сейчас по всей стране риск. В любом городе, любом селе, любом поселке. Ляпнешь что-нибудь и могут к стенке поставить. Или лес рубить отправить. А меня если и направят работать решением суда, то по специальности. И без конвоя. А деньги я смогу и тогда делать.

Опять же война скоро. В Туркмении я по мелочи качался, бегал по утрам. Опять же работа была исключительно на свежем воздухе. Так что я немного окреп. Пора на винтовку браться.

Вот остаток лета буду каждый день в тир ходить, тренироваться. А в следующую поездку в Туркмению можно будет и что-нибудь себе солидное прикупить. Хотя бы стандартный британский Ли Энфилд конца 19 века. Таких из Афганистана много привозят. А оружие там местные в открытую продают.

Винтовка конечно не современная, но учиться снайперскому мастерству пойдет. Наклепали ее за полвека массово, так что патроны к данному оружию найти не проблема. Старинная надежность с огромным запасом прочности. Такое оружие будет стрелять даже побывав в воде.

А в Афганистане ее туземные снайперы будут использовать даже в конце 70-х годов 20 века. Дальнобойность и сила выстрела позволяли. С близкого расстояния пуля, выпущенная из Ли Энфилда, может рельс в узкой части пробить.

Конечно, еще оставалось масса вопросов «Что?» и «Как», но видно было, что двигаться нужно в том направлении. А без мысли не может быть и решения.

Когда я приехал в Киев, далее продолжать путь домой было нельзя. В первую очередь следовало сдать змей и университет. В живой уголок зоологического музея.

Как только там я оформил сопроводительные бумаги – опись, протокол, акт приемки-передачи, подпись, отпечатки пальцев, нарисовался гонец из бухгалтерии и потребовал немедленно отчитаться за казенные деньги.

Вот же засада! Готовить отчет по командировке – занятие не на один день. Так что я с видом мученика поплелся в бухгалтерию. К счастью, хотя и было лето, мне сказали что я пока смогу пожить в своей комнате в общежитии. Пока не отчитаюсь. Деньги – вопрос серьезный. А что поделать? Отрыжка канцелярско-бюрократического руководства.

Казалось бы – все должно быть нормально. Я получил деньги на три месяца и вернулся через три месяца. Если бы командировку продлили, то деньги мне бы выслали почтой. Но по статьям были перекосы. Так дорога заняла на полмесяца больше, а период работы – на полмесяца меньше. Кроме того, на многие траты у меня не было подтверждающих документов. То есть эти суммы могли повиснуть на мне.

В общем, дурдом! Ту же гостиницу в Мары где я провел полтора дня мне не хотели оплачивать полностью. Так как я взял одноместный номер, а такая гостиница штука дорогая, особенно для бедного студента. Мне могли оплатить только из расчета двухместного, уменьшив сумму счета вдвое.

К счастью, времена сейчас более патриархальные. Люди понимают, что не на все в чужих краях у тебя может найтись бумажка. Ту же дорогу могут оплатить по справке РЖД о стоимости проезда до места в жестком вагоне. Правда, у меня билеты были на все участки пути. И тоже я ехал в жестком вагоне.

Но могут оплатить и проживание без чеков по расценкам трехместного номера сельской гостиницы «Урожай». (Бывший «дом крестьянина»). Так что мне в бухгалтерии предложили взять справку в Киевском горотделе коммунального и гостиничного хозяйства и посчитать эти суммы.

А это было кстати, так как комнату в Байрам-Али мне выделили согласно законам восточного гостеприимства бесплатно. А в Москве несколько дней я ночевал прямо на вокзале.

Мне предложили написать докладную на имя ректора, чтобы он разрешил мне оплатить питание змей исходя из сметы, применяемой в живом уголке нашего университетского зоомузея. А так же указать в данной докладной расходы на посылочные ящики и временные террариумы, чтобы зачесть их по расценкам, которым закрывали наряды нашему столяру. Короче, все как-то вытанцовывалось.

Конечно, я потратил своих рублей шестьдесят, которые мне никто не вернет, но казенные деньги, выданные бухгалтерией, можно было рассчитывать закрыть «под ноль». Плюс-минус.

В общем, я сидел, обложившись бумагами и мой мозг кипел. А тут еще и разразилась форменная катастрофа. Узнав, что я обосновался в бухгалтерии, в комнату, волнуясь и плача, вбежали мои однокурсницы.

Они потрясли меня сообщением, что из Грузии моя Сима не вернулась. Погибла!

Вот тебе и предчувствие о последней встрече! Я поехал на край света, где ежедневно рисковал жизнью, работая с ядовитыми змеями и сижу здесь живой и невредимый, а моя невеста неожиданно скончалась на грузинском курорте. И так бывает.

«Неужели это правда? – повторял я про себя, потрясенный горестной вестью. – Неужели я никогда не увижу ее?»

К сожалению, все было правдой – горькой и беспощадной, против которой в мире было бессильно все.

В то утро, ничем не предвещавшее беды, на стареньком разболтанном грузовике девушек-студенток привезли к подножию какой-то безымянной горы, по склону которой, цепляясь за трещины, курчавился жесткий зеленый кустарник.

Разбив палатку и переодевшись во все походное, девушки позавтракали и через несколько минут собирались приступить к сбору зоологического материала.

Сидя на спальном мешке, Сима задумчиво смотрела на широкую, затянутую легким туманом долину. В это время рядом с палаткой, то сближаясь, то отдаляясь друг от друга, затеяли игру две бабочки, казавшиеся издали белыми, как молоко. На самом деле передние крылья бабочек были такие красные, словно их только что до половины окунули в киноварь или ярчайший пурпур.

– Какая прелесть! – вдруг, увидев бабочек, воскликнула Сима, нагнулась, схватила лежавший возле нее сачок и со словами:

– Обязательно надо поймать их. Быстрей. Все будут так рады!.. – бросилась догонять беспечных насекомых.

А те, не прекращая игры, стали все выше и выше подниматься над склоном горы. Хотя бабочек и не назовешь существами разумными, а ведь они поняли (а может, инстинкт подсказал), что надо уходить от опасности на недоступную для врага высоту.

Хватаясь за кусты, Сима торопливо карабкалась вверх, и были такие моменты, когда бабочки подпускали ее на близкое расстояние, Сима взмахивала сачком, но каждый раз они успевали увернуться и отлететь в сторону.

Вот Сима достигла вершины утеса и оттуда взглянула вниз, где виднелись как бы игрушечная палатка и рядом с нею пестрая стайка подруг, больше похожих теперь на детей, чем на взрослых. Приставив к лицу ладони рупором, они звали Симу, делали ей знаки, чтобы она быстрее спускалась вниз, потому, что пора приниматься за работу.

Но бабочки… Надо же их поймать!..

Теперь они летали у самого края скалы, то приближаясь, то отдаляясь от нее, и можно было подумать, что они специально делают так, чтобы подразнить или поиздеваться над своим преследователем.

Стоя на ровном «пятачке» скалы, Сима, не шевелясь, следила за их полетом и терпеливо ждала, когда они подлетят еще ближе.

Наконец, она решила, вероятно, что до бабочек можно дотянуться сачком, взмахнула им резко и сильно и, не удержавшись на своем «пятачке» сорвалась со скалы. Бабочки умели летать, а девушка – нет. Хотя высота и не слишком была большая, но во время падения Сима несколько раз ударилась головой об острые выступы утеса и умерла сразу, не приходя в сознание. Какое горе!

Судьба распорядилась за меня. По новому бросив кости. Или раздав карты. Было немного обидно. Где я сейчас себе такую невесту еще найду. И красивую и богатую.

А с другой стороны – не слишком умную, раз сумела погибнуть на ровном месте. Отхватив премию Дарвина.

И хорошо, что это произошло именно сейчас, а не когда мы поженились. Сейчас не будущее, когда есть множество различных гаджетов, облегчающей жизнь домохозяйке. Это в 21 веке девушка может стоять двадцать минут у двери и не понимать как ей войти. И ни сколько не пострадает от этого.

В Сталинский период все же требуются мозги для жизни. А такая девушка сейчас годится лишь для любовной игры.

Допустим сейчас у них в семье есть домработница. Которая все по дому и делает.

Но если бы через год мы поженились, то разве смогли бы держать домработницу? А между тем семейная жизнь сейчас это не грузинский курорт. Все эти керогазы и примусы грозят пожаром, баллонный газ – взрывом, а при печном отоплении – угореть как нефиг делать. Каждый день можно погибнуть. И «Сима – кинь грусть», как ее звали в нашем университете, могла угробить не только себя, но и меня и наших соседей.

Вот такой вот я в душе старый циник.

Что же касается достатка ее семьи, то это все тлен и суета. Это – в сторону. Скоро твердая рука и шустрый ум будут стоить гораздо больше любого богатства. Через пять лет начнется война, Киев превратится в руины, а куча народу погибнет. Где уж тут собирать богатства земные. Надо копить полезные навыки. Что на войне пригодятся. А деньгами фашистам не заплатишь, чтобы они капитулировали. Их убивать надо.

Но все равно я переживал потерю и мне было грустно. А в Киеве все цвело и пахло. Помолодевший, по-летнему нарядный, город был оживлен уличным движеньем, шумом зеленой листвы, обилием солнца и блеском золотых куполов. Вдоль заборов плотной щеткой лезла к свету трава. Звенели трамваи, толпился народ в магазине, на улице… Все торопились ловить момент. Жизнь брала свое.

Глава 12

Итак, я оказался холостой. И бедный на наличку. Так как, когда я рассчитался с бухгалтерией, свободные денежные средства у меня почти закончились. Все было в товаре. А я был в долгах как в шелках, родственники ждали от меня возврата более полутысячи рублей. Стипендию же за летние месяца мне должны были выдать лишь в сентябре.

Что прикажете делать? Я снова поехал к «дяде» Кухаруку. Здоровенный пес снова встретил посетителя, и опять повторилась обязательная для всех процедура. Жена Кухарука провела меня в пристройку. Там на подрамнике был натянут холст для будущего стенного ковра.

Контуры густейшего сверхтропического леса уже проступили, так же как и поляна у ручья, на которой в целях выполнения плана художественной артели кустарей «Славутич» предстояло появиться соблазнительным нимфам. Для вдохновения Кухарук, превратившийся в добродушнейшего усатого украинского «дида», чередовал ремесло с искусством, что, впрочем, бывало характерно и для более известных маэстро.

Здесь же, в цитадели базарного искусства, я и сдал шустрому родственничку оптом платки по 25 рублей штука. Ерунда, двадцать индийских платков на огромный город – слезы, разберут и будут просить еще. Так что дядя рассчитывал наварить с каждого по пятерке. Тут бумажной мануфактуры людям не хватает, а тут шелка заморские. Подходи и бери!

Пристроил «дяде» же и иглы дикобраза. Навар с них обещал быть бешеным. В процентах. Но слезы в рублях. Сотни две игл дядя обещал раскидать по лоточникам и продавцам сувениров. А так же цыганским коробейникам Неполено и Язаниму, широко известным на рынке по именам Гоча и Мача. Если продавать экзотическую иглу по пятачку то всего получится десять рублей. Из которых на мою долю придется всего три. Остальное уйдет реализаторам.

Оно, конечно, по моему «копиталу» такие рубли мелочь, однако врешь, курочка по зернышку клюет, а сыта бывает, деньги же на полу не валяются.

Что касается монет, то я не мог позволить, чтобы привередливые нумизматы выковыряли у меня раритеты словно изюм из булочек. Надо было продавать все. Так что присмотрев сотню монет, у которых были дубли и поэтому они не могли считаться редкостью, я их пристроил в десяток антикварных лавочек. На комиссию.

Настоящий расцвет антикварных магазинов пришелся в нашей стране на конец 20-х годов. Тогда власти начали через них массовую реализацию вещей, конфискованных в годы революции у аристократии, буржуазии и церкви. Тогда витрины стали напоминать музеи ювелирных изделий, картин, икон и реликвий.

Иностранцы с восторгом описывают выставку-продажу в Москве весной 1927 года большой коллекции яиц Фаберже. Народ тогда массово толпился у витрин, в том числе и пьяные пролетарии в шапках-ушанках, смотрел на это чудо, но купить, естественно, ничего не мог. Сейчас же блеск антикварных витрин несколько потускнел, но все же лавочки еще работают, зарабатывая для страны деньги. А мне больше ничего и не надо.

Школьники мои монеты купят или случайные люди – мне без разницы. Каждый товар найдет своего покупателя. А моим монеткам в среднем полторы– две тысячи лет. А Крым сейчас принадлежит РСФСР, поэтому на территории Украины находится довольно мало греко-римских городов и античных монет. А после, первые монеты стал чеканить только князь Владимир тысячу лет назад. И то это было редкостью. Так как в основном древнерусские князья использовали гривны – мерные куски серебра.

Более перспективные экземпляры я уже показал нескольким нумизматам но пока продавать не стал. Пусть рынок созреет. А я вернулся домой, в Белую Церковь.

Пока я отсутствовал, состав моей семьи претерпел некоторые изменения. Брат привел в наш дом жену, а сестра вышла замуж. И пока жила или у нас, или у мужа. Готовилась осенью к переезду. Мне кое-как, учитывая неизрасходованную заначку, удалось закрыть все мои денежные долги перед родственниками. Весь предстоящий доход теперь осел в монетах. А ведь мне предстоит копить деньги на золото для новой поездки в Туркмению.

Но пока мне предстояло немного отдохнуть. И потихоньку писать диплом. Надо будет выдать рукописными более сорока страниц. Так что, еще в поездке я начал писать тезисы своей дипломной работы. Мысли, вынесенные из будущего, с каждым днем все тускнеют и покрываются пеплом забвения. Так что их надо по ходу дела записывать. Когда вспоминаешь.

А надобно еще раз напомнить, что времена нынче стоят удивительные. Необычайные! И весьма запутанные. Возьмем, к примеру, моего почти земляка, проживающего до революции в Бердянске, известного советского писателя-фантаста, по профессии биолога-палеонтолога, Ивана Ефремова. Сейчас, в 1936 году, Ивану 27 лет. Или 26, если он прибавил себе года. И он уже кандидат наук. При этом Ефремов не только не написал никакой кандидатской диссертации, но даже просто не имеет диплома о высшем образовании.

Так как с факультета биологии университета его «вычистили» за «неправильное» происхождение. По отцу. Купцу 2-й гильдии. А так же потому, что сам Иван не был ни коммунистом, ни рабфаковцем.

Но его мать еще в начале гражданской войны, в 1918 году, в Херсоне вышла замуж за влиятельного красного комиссара. И жена сейчас считается «при муже». То есть у нее теперь самое правильное происхождение. А отчим очень влиятелен, чтобы двигать своего пасынка вперед, не взирая на всякие «буржуазные формальности». И нет таких крепостей, что не могут взять большевики. Так что дипломом, полученным заочно, без отрыва от работы, кандидат палеонтологических наук обзаведется только в следующем году. Вот такая сейчас сложная жизнь, друзья…

И, естественно, мне надо было готовиться к предстоящей войне. Бегать, заниматься зарядкой, закаляться и упорно ходить в тир. Не жалея копеек.

Так как обстановка в мире накалялась. В июле Франко взбунтовал испанские войска в Марокко. Началась гражданская война в Испании. А в августе войска Чан Кай-Ши в Китае вошли в Гуанчжоу. Примерно в это же время в фашистской Германии была введена всеобщая воинская повинность.

Гитлеровцы начали формировать немецкую армию из призывников, которым необходимо было отслужить по два года.

Чем же ответил СССР? Тем, что в конце августа расстрелял Зиновьева, Льва Каменева и других осужденных по делу троцкистско-зиновьевского центра. Правильно! Бей своих, чтобы чужие боялись.

Пользуясь отцовскими связями на железке, я часто мотался в Киев. Работал с нумизматами и антикварами. Три часа – туда, три – обратно, три часа в городе. Часто я навещал Кухарука и, в благодарность за совет, понемногу помогал ему в работе. Натягивал холсты на подрамники и грунтовал их. Пару раз выступил на рынке в качестве рекламщика. Бодро крича:

– Налетай, торопись, покупай живопись!

Остаток лета пролетел очень быстро. Теперь фактически нам оставалось всего четыре месяца учебы. Второй семестр начнется подготовка к написанию диплома. В этот период уже можно устраиваться на работу. То есть махнуть в Туркмению.

Учиться мне было чертовски нелегко. Так как биология меня в прошлой жизни не очень интересовала. Вернее, совсем. А сейчас с меня внезапно требовали то, что я считал китайской грамотой. Правда, я мог пользоваться интеллектуальным багажом своего предшественника. Но у него память была не абсолютной, что он благополучно забыл – теперь и я не знал.

А по-новому, я хотя и старался учиться, но слишком уж предмет мне был в новинку. Впрочем, все шло относительно неплохо. Как герой, змеелов, я был на хорошем счету у преподавателей, так что оценки мне натягивали. Да и в целом по уровню знаний я был не хуже остальной массы студентов.

Другое дело, что мой шанс остаться аспирантуре уверенно накрывался медным тазом. Крепкий середняк для науки не подходил. То есть, по окончании университета, так же как и все мои однокашники, я должен был пойти в одну из школ в качестве учителя.

Но к этому времени я основательно и бесповоротно поостыл к профессии сельского педагога. Да и что сказать? Недавно, постановлением ЦК ВКП(б) педология была объявлена «реакционной лженаукой» и устранена из системы советской школы.

Но мне все это было по барабану! Пусть трактор пашет, он железный! Я же мечтал о поприще, связанном с природой, разъездами, охотой, научными экспедициями.

На фоне моих метаний обстановка продолжала быстро накаляться. В начале октября СССР помпезно объявил, что будет помогать республиканцам в Испании. Поставляя туда оружие и советников. В ответ, в конце этого же месяца создался противоположный блок. Ось Берлин-Рим.

У меня же образовалась своя экологическая ниша. А научные статьи я могу писать и работая змееловом. Главное найти тех, кто мне будет платить за эту работу деньги. И через родственников я нашел такую шарагу.

Мне подвернулась работа на Киевской фабрике наглядных пособий. На фабрике было три или четыре цеха по изготовлению различных энтомологических коллекций. Составлялись они с таким расчетом, чтобы отразить видовой состав насекомых, их эволюцию или такое явление, как мимикрия – способность некоторых видов становиться похожими на других животных, менять окраску под цвет окружающей среды. Фабрика выпускала также коллекции из насекомых – вредителей сельского хозяйства и поставляла все это в специальные магазины.

Киевская фабрика наглядных пособий работала на материале, который ей добывали многочисленные ловцы, промышлявшие во всех областях Украины. Теперь к этому отряду охотников собирался подключиться и я. В качестве приглашенной звезды. Мы заключили временный трудовой договор. Мне предстояло добывать в неограниченном количестве насекомых, змей, ящериц и других животных Туркмении.

Между тем, 1936 год уверенно приближался к своему концу. 25 ноября Германия и Япония заключили Антикоминтерновский пакт, подразумевающий совместные действия против СССР.

В ответ Страна Советов приняла новую, сталинскую конституцию. Образовались новые республики. Казахстан гордо вышел из состава РСФСР и стал полноправным союзным субъектом. Так же Закавказскую ССР националисты сумели раздробить на Армению, Грузию и страну со сложным названием – Азербайджан.

Я же обложился учебниками, похудел и самым непостижимым образом сумел неплохо сдать экзамены. Наступил Новый год, а вместе с тем и моя временная свобода. Грозный 1937 год пока в народных массах вызывал ассоциации только как юбилейный год двадцатилетия революции.