Текст книги "Змеелов в СССР (СИ)"

Автор книги: Александр Дорнбург

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

После моей нумизматической эпопеи у меня в загашнике оказалась тысяча рублей. Которую я приберег для закупок. Хорошее подспорье. Еще пятьсот рублей мне пришлось опять занимать по родственникам. Так что я явился в дом к Степаниде Сомовой, утверждая, что меня послал для проведения сделки мой родной дядя Гольдберг. Тот, что зубной врач.

Эта одинокая женщина лет сорока пяти была тертый калач, «промышленница».

Но поскольку я щедро использовал полученную мной от Кухарука информацию о ценах, источнике золота, ее родственниках и составе семьи, способах доставки металла в Киев, то для Сомовой проще было поверить мне, чем отказать. А вдруг я обижусь и побегу в НКВД? С доносом?

Легче уж провести сделку между своими людьми. Тогда все будут заинтересованы держать язык за зубами. Да и что там у меня? Мелочь. А тут килограммами орудуют.

Добавив немного средств из своего кармана, из подъемных, я сумел прикупить по 24 рубля за грамм 65 грамм приискового золотишка. За 1560 рублей. Эх, хороша кашка, да мала чашка!

Все прошло без шума и пыли. «Без боли» – как до революции писали на своих вывесках зубные врачи

У меня с прошлой поездки в Туркмению сохранилась сброшенная змеиная шкурка, вот я и набил шлихтом «змейку». Из смолы сделал головку, получилась у меня ядовитая гадина словно живая.

Теперь на поездку мне предстояло потратить меньше денег. Так как я оформил две командировки. И как студент Университета. И как временный сотрудник фабрики наглядных пособий. Слуга двух господ. С двойной оплатой.

На снаряжение теперь мне свои деньги тратить не надо было. К тому же, теперь я знал сколько продуктов и каких мне надо брать с собой в дорогу. То есть мог экономить на весе и составе.

В середине января я вновь отправился в Туркмению. На «задворки» СССР. Так как памятный 37 год, когда в междоусобной партийной борьбе по цепочке будут уничтожаться целые кланы и сообщества, лучше проводить подальше от дома. Иначе невольно окажешься под ударом. Загребут до кучи, потом никто разбираться не будет.

Зима. Морозы. Стужа. Но ехал я «как белый человек». На поезд из Киева до Москвы меня без проблем смог пристроить отец. В Москве я с ходу пошел в дежурную часть. В надежде встретить своих знакомых сержантов Ляпунова и Квакина. Или непреклонного служаку-капитана. Я сразу наткнулся на капитана, предъявил ему документы, сообщил, что в чемодане у меня есть кое-какая живность и попросил посодействовать. С целью дальнейшего следования в пункт назначения. Во избежание различных ЧП.

Пошел по зеленый улице. Милиция посодействовала. Посадили меня красные околыши на первый же поезд до Ташкента. Нельзя сказать, что такие мои успехи заслужили одобрения других пассажиров, толпившихся на вокзале в поисках билета на нужный поезд. В спину мне некоторые несознательные советские граждане шептали:

– Интеллигенция, грамотные. Сволочи еврейские!.. Душить их! Вороньи носы, нас заклевали, образованные! Таких мы в 18-м году прямо к стенке ставили!

Москву я покидал в зимний буранный день января. В воздухе висела косая кисея крупного мохнатого снега.

Временами по булыжным мостовым мела поземка, бушевала пурга. Трудно было представить, что где-то уже весна, ярко и тепло светит солнце, растет трава, цветут цветы, порхают бабочки и греются в весенних лучах холодные гибкие змеи.

Дорога действительно была долгой. В Ташкенте пересадка. Теперь близко. От столицы советского Узбекистана я сразу по узкоколейке добрался до Байрама-Али. Еще пески, еще стужа и такыры, схваченная морозом верблюжья степь. Глубокие выемки сквозь насыпи древних земляных крепостей. Прибыли.

Пролетел я весь свой огромный путь в четыре тысячи километров менее чем за две недели. Уложился за двенадцать дней. Как раз по приезде успел узнать, что Рузвельт второй раз подряд вступил на должность президента США.

Самые продвинутые советские граждане активно обсуждают программную речь нового американского президента. О которой написано в газетах. Идиоты! Разве президент будет говорить, что думает? Резать правду-матку? Если он умен, то, конечно, нет. А дурака не выберут.

Я опять отправился сюда по старым следам, с большим нетерпением ожидая новых встреч со старыми крепостями, тихим городком Байрам-Али и с теми немногими, кого судьба послала мне в товарищи или добровольные помощники.

Маленький южный город дышал удивительным для жителей больших центров спокойствием. Приехал я в Байрам-Али уже не как студент, а как человек вполне самостоятельный, и остановился все на той же санитарной станции. Хорошо-то как! Царская резиденция для отдыха. На курорт приехал, на курорт курортничать! А это вам не на всесоюзных стройках ломаться. Горб себе зарабатывать.

Вот только комнату мою занимал теперь врач, специалист по борьбе с малярией, – в эти годы для Туркмении да и вообще для всей Средней Азии малярия была настоящим бедствием.

Врач был молод, энергичен, одним из тех энтузиастов, кто упорно и смело взялся за искоренение тяжелого недуга, и, прежде всего, малярийного комара – разносчика болезни.

Моя новая комната находилась по соседству с комнатой врача, и по комфорту ничуть не уступала прежней. И кроме, того подкупала тишина и уединенность. Главным же ее достоинством по-прежнему я считал электрический свет. Даже мой самопальный «террариум» со стеклом целехоньким дождался меня у завхоза «царского санатория».

На этот раз – как охотник – на особенную удачу я не рассчитывал, так как приехал довольно рано, зимой, когда активность животного мира, его численность, разнообразие резко сократились. Змеи, например, еще спят, до будущей весны зарылись в песок местные тортиллы, а такой зверь, как желтый суслик, непогоду решил переждать в своей норе и, как обычно, на целую зиму завалился дрыхнуть.

Так что можно было отдыхать и заниматься своими делами. Основной смысл моего раннего приезда скорее всего заключался в изучении охотничьих угодий, где в будущем можно было бы развернуть охоту, и самым интересным в этом отношении районом мне представлялся оазис, жизнь которому давала сбегавшая с парапамизских вершин река Мургаб.

Так что я гулял, можно сказать, с экскурсионными целями. К тому же, ежедневные прогулки на свежем воздухе – для здоровья хорошо.

Климат был здесь резко континентальным, и морозы пока стояли, не уступающие киевским. Легкие у меня горели и холод обжигал лицо. «Морозец не велик, но стоять без дела не велит». И никаких тебе вокруг грязных плюющихся верблюдов, в последний раз мывшихся при рождении пустынных кочевников и множества иных дурно пахнущих личностей. Тишина и покой.

История Мургабского оазиса уходила в туманную глубину веков и изобиловала неслыханными по своему драматизму событиями. К этому – в общем-то небольшому клочку земли – оказались причастными имена людей, когда-то прогремевших на весь мир и которых мы хорошо знаем со школы. Многие из них вторгались в этот оазис с целью грабежа, захвата и порабощения тех, кто населял долину с незапамятных времен. Несчастье оазиса заключалось в его феерическом плодородии, в его богатстве.

Так, географ и историк древней Греции Страбон писал о виноградных лозах Маргианы толщиною в обхват и виноградных гроздьях длиною в локоть.

Маргиана!..

Звучит-то как здорово!.. И нежно, и торжественно, почти как имя женщины – Марианна! «О Марианна, моя Марианна, я никогда не забуду тебя»… Именно так – Маргианой – и называли в древности долину Мургаба греки и римляне.

Были у оазиса и названия попроще: Маргав, Маргуш, Мару, Мерв. Древний город, существовавший уже в те годы, когда в лесах России еще полноправным хозяином был медведь. А хозяйничал он лишь потому, что человек, редкий абориген – охотник и рыболов, бывал там и по численности и по силе лишь случайным гостем.

А здесь – древняя земля. Очень древняя. При этом не один «потрясатель вселенной», обуреваемый жаждой захвата, стремился прибрать к рукам эту славную и многострадальную жемчужину Средней Азии. Чтобы оградить себя от непрошеных гостей, жители оазиса возводили мощные крепости и укрывались в них в лихую годину.

Но стены крепостей не всегда помогали.

Несколько раз покоряли Мерв персидские цари. Как свидетельствует клинописная надпись на Бехистунской скале, еще в шестом веке до нашей эры долина Мургаба входила в состав Ахеменидской державы под названием Маргуш.

Несладко, видимо, жилось маргианцам под властью захватчиков. Бесконечные поборы, бедность, унижения вынудили их восстать против поработителей. Произошло это в разгар ожесточенной династической борьбы между потомками персидского царя Кира. А возглавил восстание маргианец Фрада.

Кто он был? Ремесленник, ученый, служитель культа или же правитель области – марзубан? Неизвестно. В том же 522 году до н.э. попытался обрести свободу и ряд других областей огромной Ахеменидской империи: Персия, Элам, Мидия, Сирия, Египет, Парфия, страна Саков.

Но всюду восставших настигала неудача. Царь Дарий Гистасп жестоко расправился с повстанцами, о чем с редким для государя хвастовством поведал в наскальной надписи в Бехистуне, на территории современного Ирана. Надпись выбита на отвесной скале, которая вознеслась на тысячу метров над безжизненным простором степей.

Состоит надпись из трех параллельных текстов, написанных тремя рядами клинописи на трех языках: древнеперсидском, эламском и вавилонском. Но содержание текстов одно и то же. В них рассказывается о кровавом подавлении народных восстаний. Ведь только в Мерве вместе с незадачливым Фрадой было уничтожено свыше пятидесяти тысяч человек.

Не было мира в Маргиане!

На протяжении тысячелетий кровавые волны нашествий следуют одна за другой.

В четвертом веке до нашей эры войска Александра Македонского, сокрушив империю Ахеменидов, вторгаются в пределы Туркмении. К тому времени главное местное поселение, Эрк-кала, была уже сильно укрепленной цитаделью. Предполагают, что послав в Мерв один из своих боевых отрядов, сам Александр более коротким путем из Парфиены, предгорий Копетдага, двинулся на Бактры.

Греки, видимо, заняли Эрк-калу, превратив в казармы жилые постройки. Но даже здесь, в надежной цитадели, они вряд ли чувствовали себя в безопасности. Местное население ненавидело их. Воинственные кочевники налетали на гарнизон. И уж совсем, наверно, бедственно сложилась судьба гарнизона после смерти Александра, когда восточные провинции начали отпадать от сколоченной им державы. Сбежать греки не могли. Куда отсюда сбежишь? Кругом пустыня, пески.

Спустя полвека на Восток двинулись войска сирийского государства Селевкидов. В числе других восточных земель покорена была и Маргиана.

Около двух десятилетий (280—261) правил государством Селевкидов Антиох Сотер. В Маргиане он был «поражен плодородием равнины», обнес ее глинобитной стеной и основал город Антиохию. Стена должна была оградить оазис от наступления пустыни и кочевых племен.

Как ни много пролетело времени, а остатки стены Антиоха Сотера все еще видны на севере Мервского оазиса.

Сохранились и остатки города Антиохии. Они заключены в развалинах городища Гяур-калы, «Крепости язычников», площадь которого превышает триста тридцать гектаров. Находится крепость к востоку от Байрам-Али, недалеко от железной дороги и также недалеко от других, более поздних крепостей.

Стены Гяур-калы оплыли. А ведь когда-то это были высокие и мощные стены, толщиною до шестнадцати метров, включавшие в себя до тридцати с лишним прямоугольных, с небольшим выступом, башен.

Теперь эти крепостные стены напоминали череду огромных, навсегда застывших холмов. С них далеко видны степь, выщербленные стены крепостей, курганы и гордый в своем одиночестве мавзолей султана Санджара.

Внутри Гяур-калы от былых построек – дворцов, культовых зданий, домов – остались лишь бугры, ямы, да черепки битой керамики.

Вернувшись с прогулки, я узнал от завхоза санатория, что в воскресенье на базар в Мары от них поедет машина и меня могут прихватить с собой. Отлично. Мне надо нанести денежный визит своему старому знакомому каджару. Сбыть металл – и ходу.

Глава 13

Поскольку в воскресенье был рыночный день, то мне пришлось довольно долго ждать пока каджар освободиться.

И машина обратно уехала без меня. Но эти неудобства компенсировала мне хорошая сделка. 2730 рублей как с куста. Деловая, увлекательная арифметика! Как говорится: «Главное – начинать жужжать – пчелы сами прилетят!»

И это было не так уж дорого за золотой песок, в котором на тысячу весовых частей приходилась восемьсот девяносто одна часть чистого золота, семьдесят три части серебра и тридцать шесть частей прочих металлических примесей. Восемьдесят девятая проба.

На ночь я остался желанным гостем в доме иранца.

– Оставайся, дорогой. Ты – хороший человек. Металл мне привез. Нам всегда нужно иметь немножко золота: бывает хорошая работа для хороших людей. Почему не заработать?

Иранец тоже был доволен. Добавит лигатуры, разбавит вдвое мое золото, с работой оно уйдет покупателям по сто рублей за разбавленный грамм, а может и больше.

Пили мы не много и только водку, так как пророк, запрещая правоверному шииту сок виноградной лозы, ничего не сказал про хлебный спирт. Кроме этого водка была символом достатка, благосостояния, хорошей жизни.

– Ото всех болезней во всю жизнь водкой лечился я, – доверительно говорил мне почтенный Надир-усто.

Пили мы и ликеры, так как последователи Магомета, пользуясь плохими познаниями пророка в органической химии, могут и эту смесь употреблять без особого греха.

Для меня как «христианина» не существовали запреты, ограничивающие аппетиты Надира-усто. Я предпочитал виноградные вина крепкому алкоголю, но здесь следовал примеру ювелира, чтобы не оскорбить щекотливое благочестие верующего. К тому же, считающего водку полезной, и разубеждать его в этом – напрасный труд, потерянное время. Водка же была класса «Буратино»… Почувствуй себя дровами…

Слегка развеселившийся мастер раздухарился и желал немедленно идти по девкам. Он напомнил мне об библейском Аврааме, которому было сто лет, когда бог послал ему сына, и предлагал мне пройти в одно «хорошее место». Но я отказался. Мало ли, в кармане денег куча, а утром после «праздника любви» легко можно очнуться опоенным и бедным.

Но это забавное предложение почтенного женатого ювелира напомнило мне один анекдот. Рассказывают, что однажды Мулла Насреддин пошел в кино с женой. Они были женаты уже, по меньшей мере, лет двадцать. А шел как раз один из этих знойных иностранных фильмов! И вот, когда они выходили из кинотеатра, жена спросила его: «Насреддин, ты никогда не любил меня так, как любят эти актеры в кино. Почему?»

«Ты что, с ума сошла? Знаешь, сколько им за это платят?» – воскликнул Насреддин.

По ходу дела я попросил хозяина помощи в приобретении нормальной винтовки. Кажар обещал помочь. Ювелир – уважаемый человек, а жены у советских милиционеров тоже любят украшения.

Утром я проехал по железной дороге в Байрам-Али, щедро сунув трояк проводнику. В пути проблем не возникло.

Ладно, неделю отдохнул, финансовые вопросы решил, пора и честь знать. За работу приниматься. Уже первая декада февраля близится к завершению. А в третьей декаде февраля в Туркмении, считай, весна начинается. К тому же, эпоха грозных 30-х не дает расслабиться. Время гонит вперед. Как раз сейчас начинается компания, чтобы девушки переезжали на Дальний Восток. Добровольно. Иначе хуже будет. Я, конечно, не девушка, но придется и мне под напрячься.

Не стоит отрываться от коллектива.

И я возобновил свои рейды. Продуваемая всеми ветрами пустыня жила своей зимней жизнью. Пока крайне скудной. Зато свежий воздух был чист как стекло и прозрачен как горный хрусталь. Тишина и мертвый покой были способны нагнать тоску на кого угодно.

Из животных мне встретились только одна или две ушастые круглоголовки. Эта закаленная ящерица поражает своим необыкновенным любопытством и смешной внешностью. Мордочка у нее круглая. А по бокам мордочки словно уши торчат. И бегает как собачонка, задрав хвост…

Отбежав в сторону, ящерица вдруг остановится, высоко задерет ушастую голову и так с безопасного расстояния начнет внимательно за тобой следить. И как мне за такой с сачком гонятся?

Черт с ней!

Юго-западный угол Гяур-калы срезан древним каналом Разик, который, обогнув стену с запада, поворачивает затем к подножию Эрк-калы. Еще в правление Антиоха Сотера предместье этой цитадели было широко и густо заселено. Много было садов, виноградников, много было воды. И крепость (которую потом назовут «Крепостью язычников»), строил Антиох с таким расчетом, чтобы она вобрала в себя и Эрк-калу и раскинувшийся у ее подножия густонаселенный пригород.

Так оно и было.

Обе крепости (одна в другой) долго служили маргианцам надежной защитой от врагов. Много раз их подновляли, реставрировали, чинили.

Когда крупные восстания потрясли селевкидскую державу, от нее отпали Бактрия и Парфиены. До конца третьего века до нашей эры Маргиана была под властью Греко-Бактрии. Потом ее надолго захватывает парфянский царь Митридат I. Парфия сумела расширить свои границы от Сеистана на юго-востоке, до Армении и Сирии – на западе и стала грозным соперником Рима.

Особенно славилась конница парфян. Решающую роль сыграла она в битве войск Орода I с многотысячной армией римлян, которой командовал Красс.

Армия Красса была разбита, сам он попал в плен и был обезглавлен, а десять тысяч римских легионеров – обращены в рабов и отправлены в Маргиану. Выполнявшей тогда роль местной Сибири.

Спустя несколько столетий, когда Аршакидская держава пала, земли по Мургабу снова забирают персы.

Начинаются войны персов и арабов.

Арабы стремительно движутся на Восток и в середине VII века сокрушают сасанидский трон. Судьба последнего из этой династии персидского царя Иездигерда была решена в Мерве. Почти все двадцать лет своего царствования Иездигерд провел в изнурительных сражениях с арабами, в борьбе со своими подданными и в скитаниях по провинциям своего государства. Этот высокомерный недоумок перессорился со всеми, с кем мог, поэтому слил шайкам грязных арабов всю войну.

В 651 году отступающий шах прибыл в Мерв.

Отец местного правителя настроил сына так, чтобы тот не открывал ворот шаху. Покинутый даже собственной охраной, сраный шах ушел от крепости и укрылся где-то на мельнице, возле Мургаба. Здесь он и был убит: по одним сведениям – мельником, по другим – посланцам правителя области – марзубана. Сколько тайн!

Убийцы сняли с царя драгоценные одежды, браслеты и царскую перевязь, а тело самого шаха бросили в реку.

Труп Иездигерда выловили местные христиане. По распоряжению Мервского митрополита его с почетом доставили в мавзолей, воздвигнутый в северной части Мерва, на берегу канала Маджан. Тогда – наряду с официальной религией – зороастризмом – здесь исповедовалось и христианство; были храмы огня, и были храмы православной церкви.

Когда арабы завоевали Хорасан и вторглись в Мерв, его правитель безоговорочно признал Омейядских халифов. Эта позорная капитуляция тяжело отозвалась на жителях области. Завоеватели наложили на них огромную контрибуцию, потребовав зерна, лошадей, ковров и жилищ.

Мерв аккуратно отсылал ежегодную дань в багдадскую казну. Но с IX века подчинялся халифату лишь номинально. На самом деле он входил в состав крупных государств Средней Азии – Тахиридов и Саманидов.

В эту пору в городах Маргианы и особенно в Мерве бурно развиваются ремесла. Область славится продуктами сельского хозяйства. Изделия ремесленников и щедрые дары плодородного оазиса широким потоком идут на экспорт. Из Мерва вывозились великолепный хлеб, изюм, виноградный уксус, сушеные дыни, печенье филятэ, сладкий напиток абкамэ, хлопок, шелковые покрывала, плащи, тончайшие и изумительные по красоте ткани «мульхам» и «казин».

Среди развращенной свалившимся богатством феодальной знати средневекового Мерва появляется тяга к искусству, литературе, к утонченной интеллектуальной жизни. В городе возникают десятки библиотек и специальные «Дома науки» – «Дар уль-ульм».

До нас дошло имя Атика ибн-Абу-Бекра, о котором упоминает выдающийся географ Якут ибн-Хамави в своем словаре.

Кто же был этот Атик?

Оказывается, он разводил сады и огороды, торговал на мервском базаре фруктами и ароматическими травами. Торговцы разные бывают. Атик, видать, прослыл человеком честным и удостоился высокой чести быть приглашенным ко двору султана Санджара на должность виночерпия.

Известно, что на эту должность кандидатов отбирали особенно осторожно, потому что случаи отравления царских особ в средние века происходили довольно часто. Трудно сказать, как отнесся к своему возвышению сам Абу-Бекра, но несомненно одно: положение у него было сложным. Даже случайное отравление кого-нибудь из придворных или иностранцев во время пира (а пиры тогда закатывались широкие), и кравчему не сносить головы.

О том, чем закончилась судьба Атика ибн-Абу-Бекра, неизвестно. Но прославился он не только тем, что был придворным виночерпием, а скорее своей библиотекой: в ней насчитывалось 120000 томов!

Самого высокого расцвета феодальный Мерв достиг в XI—XII веках, когда он входил в состав государства турок ( или туркмен)-сельджуков. Именно в эту пору он получает название «Шахиджан» – «Душа царей» и «Мать городов всего Хорасана».

По словам историка Джувейни, Мерв «был местом, куда стекались и высшие и низшие. Площадь его была значительнее, чем у других городов Хорасана, и птица благополучия могла летать во все его концы. А численность населения равнялась каплям дождя в месяце нисане».

Свыше ста поэтов жило при дворе султана Санджара. Наиболее известные из них: Хасан Газневи, Абд-ал-Васи, Эмир Моиззи, Энвери. Уроженцем Мерва был и крупный историк Самани.

Жизнь средневекового Мерва была сосредоточена в «Крепости султанов» – Султан-кале и в сильно разросшемся пригороде – рабате. Возведена она была при сельджукидах: Алп-Арслане и Меликшахе – отце султана Санджара.

Городская застройка была плотной. Помимо базарной площади и главных магистралей, внутри крепости теснились кварталы жилых домов, улочки, переулки, тупички.

Вот эту-то «Крепость султанов» я и увидел лет девятьсот спустя после того, как она была возведена. С древней могучей Гяур-калой ее не сравнить; стены тонкие, да и высота уже не та. В стенах – трещины, пробоины, проломы, закладки. Да и как ей, Султан-кале, не обветшать, если над ней прошумело столько военных гроз, пролетело столько смертельных ураганов!

1093 и 1095 годы – время междоусобных распрей наследников сельджукида Меликшаха. Брат Меликшаха Арслан-Аргун дважды разрушает крепость.

1152 год. Дикая конница кочевников-гузов, ворвавшись в крепость, предает город неслыханному грабежу.

1172 год. Мервом овладевает хорезмский правитель Султан-шах.

А в 1186 году к воротам города подходит хорезмшах Текеш.

И, наконец, грянул 1221 год – самый страшный в истории Мерва. В этот год на жителей города обрушилась ужасы монгольского нашествия. Младший сын Чингиз-хана Тули, окружив город, атаковал его. Крепость могла бы выдержать долгую осаду. Для этого было все необходимое: и продовольствие, и вода, и большое число защитников. Не было лишь единства среди правящих групп Мерва. К тому же, правителей города охватили растерянность и испуг.

И город сдался почти без боя.

Жителей Мерва монголы вырезали. За одну ночь выросли горы трупов. Такого страшного побоища, такого дикого разгула смерти Маргиана не знала никогда. Кочевникам нужны были только обширные пастбища для скота и немного искусных мастеров, в качество рабов. Остальных пустили под нож.

Выбросив останки султана Санджара, монголы разграбили его могилу. Но мавзолей уцелел. Почти на сорок метров взметнул он в небо свой купол. Говорят, что когда-то он был облицован голубыми изразцами или золотом, его можно было увидеть за пять-шесть фарсахов [30–36 км].

Короче, так я и гулял как беспечный турист, не замечая, что с каждым днем солнце припекает все сильней и весна вступает в свои права. Просыпались и змеи, но они мне пока не попадались, так как стремились забраться выше к солнцу, чтобы прогреть свою холодную кровь.

Однажды, осмотрев «Крепость султанов» внутри, я решил пройти по ее стенам. Подыскал место, чтобы выбраться на стрелковую галерею. Подъем оказался крутым. С точки зрения дилетанта. Цепляясь за выемки, за уступы, я медленно начал подниматься и… вдруг чуть не накрыл ладонью эфу. Выражение лица, что застыло на моей испуганной физиономии – таких еще поискать.

Если бы я резко не отдернул конечность, шансов на удачный исход у меня оставалось бы на десятые доли процента. Но, пронесло. Я моментально отдернул руку, и сердце бешено забилось. Заторможенная холодной весной змея даже не шевельнулась, как будто ей ничто не угрожало.

Откровенно говоря, эфа не только меня напугала, но и… обрадовала. Еще не отошедшая от зимней спячки змейка пополнила коллекцию моих трофеев. Дополнительные поиски показали мне, что «Крепость султанов» может быть хорошим источником для добычи змеиного яда.

Между тем, в этот период я не совсем бездельничал. Так как помаленьку скупал на рынке Байрам-Али различные мелочи. Как известно, денег у меня теперь было много и я не знал, что везти обратно в Киев. Пачка новых сторублевок, сложенных по десять штук, имеет толщину в два миллиметра, пятидесятирублевок – вдвое толще.

Сталинские банкноты больше похожи на детские фантики. Говорят, когда генсеку принесли эскиз бумажного рубля, он уменьшил его чуть ли не в четверо. Чтобы сэкономить хорошую хлопковую бумагу для печати денег.

Я еще раз взял оптом двадцать шелковых индийских платков. Двести рублей. Но набивать чемодан шелком мне было как-то не с руки. Он должен производить впечатления пустого, передвижного ящика для змей. Возить же шелк в рюкзаке или хурджине было более опасно. Скажут: откройте! И что делать?

Раньше я был в нумизматике дилетант. Поэтому скупал старинные бронзовые монеты на вес. Сейчас я уже по опыту знал дешевые экземпляры и не брал их. Сосредоточившись на дорогих. Уже снова набрал бронзы на пол кило. Но бронза есть бронза. Она дешевая. Десять килограммов я с собой не потащу. А золото да и серебро в Туркмении стоит дороже. Недаром же я драгоценный металл сюда вожу.

Если бы я был профи в нумизматике, то можно было найти древние монеты, которые оправдали бы вложение. Но я только начал разбираться в мелочи. С более дорогими экземплярами пока решил не связываться.

А так, что мне везти из Туркмении? В этой стране много песка, нефти, газа. Славятся местный каракуль и лошади. Но мне этого не надо.

Конечно, рядом, за речкой, Афганистан. А там есть драгоценные камни. Но у меня еще нет столько денег, чтобы пускаться в ювелирные эксперименты. Купил себе на пробу два булыжника из синего лазурита. Но это не столько драгоценный камень, сколько поделочный. У афганского торговца этим камнем прямо на земле была насыпана целая куча лазурита, словно картошка. И я взял пару камней, если прицепятся, скажу – геологические образцы.

Надо ли говорить, что я продолжал свои занятия физкультурой? Бегал, прыгал, отжимался. Поднимал стулья, меняя руку. С тех пор как поймал первую в этом сезоне змею, стал вновь проводить свои «прививочные мероприятия».

Глава 14

Весна захватывала землю, словно победоносный вражеский полководец. Наступала страда.

Со временем район моей охоты в Мургабском оазисе намного расширился. Он начинался от города Байрам-Али и простирался к северу километров на пятьдесят, вплоть до самой границы с песчаной пустыней. И чем дальше к северу, тем все меньше я встречал на своем пути глинобитных и каменных руин: разной величины башен, дворцов, мелких жилых построек. И древние стены, и земля, и глубокая пыль – здесь все под пригревающим солнцем было сухое, как порох.

Безлюдная, ровная степь свободно просматривалась из края в край. По ней были разбросаны только холмы – не высокие, серые, сильно оплывшие – свидетельство давно отшумевшей жизни. Прошло, вероятно, несколько тысячелетий, как она заглохла здесь. Почему? Скорее всего, потому, что Мургаб – единственный поилец этих мест – уже не мог так далеко добрасывать свои воды для орошения полей.

Иногда я выбирал другой маршрут: к югу от Байрам-Али, бродил по берегам Мургаба и его водохранилищ, заросшим круглыми ветлами, турангой, тамариском, эриантусом и тростником. В то время рыба в Мургабе и его водохранилищах водилась в изобилии! Множество было пернатой дичи. Поэтому и охота и рыбалка здесь были отличными.

Особое удовольствие я находил в неторопливом созерцании плотин в русле реки, белопенного кипения воды, бурно, с грохотом вырывавшейся из-под приподнятых затворов. Все эти сооружения построены еще до Советской власти, но построены добротно, с большим вкусом. Рядом с ними на берегу реки, как правило, приветливо зеленел небольшой оазис, где жили их регулировщики и смотрители. Показывали мне на Мургабе и так называемый Султанбент, – место, где из хвороста и кирпича была построена в XII веке плотина султана Санджара.

И все же чаще всего я посещал руины древних городищ в северной части Мургабского оазиса, в нескольких километрах от Байрам-Али: крепости Абдуллы-хана, Султана Санджара и крепость Гяур-Калу. В развалинах этих городищ, в заброшенных, заросших камышом оросителях да и на открытой равнине я почти всегда удачно охотился на змей, которых отсылал в Киев, на фабрику наглядных пособий, а взятый у них яд – в Прибалтику, Ленинград и Москву. Прибалты хотя пока и фашисты, но с Москвой сотрудничают, а стране нужна валюта. Любым путем.

Удалось мне приобрести себе и винтовку. И даже выправить в милиции себе разрешение. Для самозащиты. Брожу в одиночку по пустынным местам, мало ли, какой зверь на меня нападет. К примеру, бешеный шакал! Или какой беглый преступник. А ведь еще можно встретить в пустынных степях или песках полупустынь – гепарда, среднеазиатского леопарда, тигра или барса.

Правда, ныне хищник подвывелся и почитается едва ль не за редкость. Мы приходим, рубим леса, корчуем пни и кустарники, пашем новь, захватываем степь своими стадами и вытесняем других. Мы гоним их из родных гнезд и нор. А уходить им некуда. И вины на них нет. Концы я свести не умел, но особой вражды к хищникам у меня не было.

Так что я начал таскать с собой еще и ружье и в безлюдных местах жечь патроны на тренировках. А хорошее ружье – отличная инвестиция. Хорошее ружье перепродается с хорошей же выгодой.

В конце прошлого года я немало провел времени в тире, так что меткость моя заметно увеличилась. А сейчас это модно. Соревнования «ворошиловский стрелок» идут постоянно, и среди юношей и среди трудовых коллективов. Так что я отблагодарил медиков, которые за символическую плату выделили мне комфортное жилье, тем, что поддержал честь работников санитарной станции на Байрам-алинских городских соревнованиях. Призовое место я не занял, но среди наших медиков я был самым лучшим.