Текст книги "Змеелов в СССР (СИ)"

Автор книги: Александр Дорнбург

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Сейчас у меня внешность хотя и своеобразная, но довольно приятная. Я, много работая на свежем воздухе, загорел, похорошел и окреп. Так что имел довольно экзотический вид в стиле «испанский граф проездом в городе». К тому же, на всякий товар найдется свой покупатель.

Так что я ныне стремился освоить и окучивать столь прославленную в дамских романах стезю «латинский любовник». Родриго Диегович Гонзалес. С гусарским душком. А что? Романтика! Мужественный и храбрый змеелов приехал из далекой Туркмении!

Это позволяло мне легко знакомиться со студентками. К тому же, с деньгами проблем я не имел. И был на это дело не жадный. Подарил цветы, сводил в «шапито», то есть в утопающее в зелени летнее кафе, где под раскинутым шатром располагались столики посетителей. Посидели, лимонад и мороженное поели-попили. Далее стандартно.

Снял на ночь комнатку с ванной, купил у спекулянтов настоящие американские презервативы, заказал столик в ресторане. А сейчас в ресторан вечером в Киеве так просто не попасть. Надо дать швейцару на лапу. Развлечений в городе мало: пять больших танцплощадок, десяток кинотеатров – и все. Везде забито под завязку.

Обоял девушку, напоил, привез к квартирку, дал проблеваться, вместе, почувствовав родство душ, приняли душ и прочая любовь-морковь до гроба. Только койка скрипит. Так сказать, осуществляли тестовый прогон бета-версии. О котором обе стороны получали приятные воспоминания.

Ибо пролетариат принес нашей женщине раскрепощение и освободил ее от всяких буржуазных условностей. Комсомолка отстаивает свое право выходить замуж и разводится каждый день как главное завоевание революции.

Но глупо жениться без пробы. Хватит, один раз у меня в этом мире был неприятный случай. Ходил в женихах хвостиком за девушкой, терпел во имя высшей цели. А невеста возьми да и помри. Не раскупоренной. Боги посмеялись…

Но все встречи были не в масть. Я уже человек немного будущим избалованный, а тут нравы народные, деревенские. Упор больше на ведение домашнего хозяйства, чем на создания мужу комфортного домашнего очага во всех смыслах. Даже колхозницы-пятисотницы ( у них за год набирается более пятисот трудодней) считаются отличными невестами. Богатыми. Женихи у их ног штабелями валяются.

А уж девушка, рассчитывающая получить диплом о высшем образовании, претендующая на должность технического специалиста, строит из себя королеву. Лорда Чемберлена ей подавай. Хотя Чемберлен уже женат, и жена не разрешает лорду отпускать усы, так как с усами этот британец на вид – форменный каторжник.

А ты лорду, что взамен предлагаешь? Свою дремучую дурь? Тупая же как деревянная табуретка! К тому же, честно признаться, я не из тех мужей, жены у которых выказывают свой норов…

Так что у меня все что-то не вытанцовывалось. А женится для галочки в анкете я не хотел.

Поэтому, далее у меня по плану утром происходил внезапный вызов на выездное заседание малого Совнаркома. В другом городе. Любимая, будем писать друг другу. Нравы пока в некоторых кругах относительно свободные, революционные. Ну, а если вдруг не сработало мое гусарство, значит просто разошлись краями, как в море корабли. Обвинений в изнасиловании мне не нужно, у меня своих дел полно. Так что на нет и спроса нет.

Вот значит, однажды в университете, во время одного из моих визитов, я повстречал знакомого герпетолога, некоего Юрия Циммера.

– Пойдем ко мне, – сказал он, шагая по коридору с видом человека, который чем-то взволнован и страшно куда-то спешит.

Я последовал за ним.

В лаборатории, стоя возле стола, уставленного сетчатыми ящиками, Циммера уже ждали несколько человек.

– Сейчас, брат, начнем священнодействовать, – сказал он мне, весело блеснув очками. – Гляди, учись, запоминай – может пригодится.

Как у матери великовозрастный сын всегда ребенок, так и для профессора я казался вечным учеником. Циммер и представить не мог, что я умею доить змей получше него.

Герпетолог подал знак, и «священнодействие» началось. Лаборант, облаченный в белый накрахмаленный халат, отодвинул крышку ящика и осторожно вынул оттуда серую гадюку. Взяв змею пониже головы, лаборант поднес к ее рту пробирку. Гадюка мгновенно вцепилась в край пробирки, и по ее стенке скатилось на дно несколько капель яда.

Гадюк – их было чуть ли не сорок штук – недавно наловили в пойме реки Ирпень.

Пара штук из них досталась и мне, и я проделал с ними то же самое, что перед этим делал в Туркмении. Чем заслужил одобрение профессора, местного добытчика змеиного яда. Туше!

Свойства змеиного яда известны с глубокой древности. В больших дозах – это грозное смертельное оружие, которым можно убить наповал любое самое крупное животное; в малых дозах – это ценное лекарство от многих тяжелых заболеваний.

Но сведений о яде все еще было недостаточно. Изучение его велось на самом высоком современном уровне коллективами нескольких институтов нашей страны.

Один из них находился в Москве. Юрий Циммер советовал мне заехать в этот институт и познакомиться с профессором Талызиным – известным специалистом в области паразитологии и большим знатоком змей. А мне такое предложение только в кассу. Можно окунуться в еще один девичий цветник. Только уже в столице. А я все еще в поиске. Подходящего спутника жизни. Которого пока еще не нашел, хотя ищу его постоянно. И усердно.

Будучи проездом в Москве я поспешил последовать совету Циммера, познакомившись с этим авторитетным в сфере советской науки человеком. То есть знаменитым профессором Талызином. Который мне тоже стал помогать с публикациями. В обмен на змеиный яд. Так как я лез ему без мыла во все отверстия. И кроме этого, я получил право на законных основаниях шастать по институту и знакомиться с девицами.

В общем, если бы не грядущая война, то мои дела шли неплохо. Я, выставив отвальную, в мае 1938 года съехал с санитарной станции, арендовав половину дома в центре Байрам-Али. У горожанина по имени Хусни-эд-дин.

Этот дом тоже находился неподалеку от бывшей царской резиденции. Две комнаты плюс летняя кухня, плюс хозяйственные постройки, которые я приспособил под содержание змей. Не желая, чтобы мне докучали любопытные соседи, на всех дверях я наклеил самодельные рисунки с нарисованным черепом и костями.

Внешним признаком достатка хозяина был покрытый виноградными лозами двор. Виноград требует много воды, а простые смертные доступа к ней не имели. Надо признаться, что хотя Маргиана славилась своими садами, но домашние сады все же являются привилегией не многих, и обнесены такими плотными стенами, как будто за ними содержится золотой запас страны.

Хозяину я платил 100 рублей, но он всем говорил, что пустил меня за 50.

По ленивым движениям Хусни-эд-дина, торговавшего на местном рынке в ковровом ряду, было видно, что работать он не любит, оттого скучает, и в то же время, очень дорожит своим бездельем. Ему было хорошо, покойно, и он с удовольствием думал о том, что ему хорошо, и не хотел ни чем нарушать свое спокойствие.

«Зачем пришли эти русские, чего им надо? – думал он с раздражением в сердце, подымаясь с корточек, когда заканчивал курить длинную трубку. – Эти русские всегда желают того, чего никогда не бывает…»

С таким образом жизни мои деньги пришлись этому человеку очень кстати.

Хочу сказать, что здешние туркмены, потомки древних маргианцев, очень любят тишину и покой. Их неторопливость и умеренность происходят не от праздности и лени, а от духовной зрелости. Им некуда торопиться, они все уже узнали, все поняли, и точно отделили хорошее от плохого.

Фанатически исповедуя религию Магомета, они в тоже время все еще остаются в душе такими же последователями пророка Зоратуштры, который был родом из этих мест, какими были их предки. Тайной является для них земная жизнь, но не небесная.

Маргианцы находят радость под каждым деревом, возле которого протекает небольшой ручей или арык. Они могут сидеть здесь неподвижно, от восхода до захода солнца, как будто жизнь вокруг остановилась.

Для маргианцев жизнь европейцев, все равно, что для нас жизнь краснокожих индейцев. Сплошная экзотика!

– Зачем Вы так мучаетесь? – спрашивал у меня Хусни-эд-дин, который ездил молодым человеком в Париж в 1913 году.

То есть четверть века назад. Он, перелистывая старые журналы «Ревю де Дё Мод», рассказывал мне о этой своей поездке в Париж, как о несчастном случае.

– На улице было много лишнего света, – говорил он, все еще сильно переживая. – Мне все мешали, и я всем тоже мешал. Все куда-то торопились, и я, глядя на них, тоже стал торопиться, хотя спешить мне было некуда. Вокруг меня было так много людей, что я не мог понять, для чего все они собрались здесь? Смотря на меня, все улыбались, как тихо помешанные, и я тоже старался улыбаться, подражая им, хотя мне было совсем не весело. Наконец, я с трудом выбрался на дорогу, стал среди гудевших на меня машин, и заплакал…

Надобно заметить, что мое новое жилье все же было дальше от «дворца» и ближе к вылепленному из глины туземному городу. Теперь под вечер, вместо пения соловья, из глубины соседних дворов, точно из глубины души, доносится старинное заунывное пение, под аккомпанемент двухструнной балалайки. Но с наступлением темноты, все вокруг незаметно умирает. Кое-где еще слышатся отдельные голоса; прерывисто и жалобно, как дыхание больного, вскрикивает и обрывается песня туркмена.

Стрелять я стал уже совсем хорошо. А на городских соревнованиях «Ворошиловских стрелков» в Байрам-Али, где я, по старой памяти выступал под флагом санитарной станции, мне удалось занять почетное третье место. Прогресс налицо.

Но и война приближалась. Еще 11 марта этого года гитлеровские войска перешли границу Австрии. «Аншлюс» состоялся, германские государства объединились. Как выразился канцлер Гитлер: Сегодня нам принадлежит Германия, завтра – весь мир! Тысячелетнему рейху надлежит стать глобальной империей.

А из-за политики расовой гигиены Германию надлежало очистить от «унтерменшей» (недочеловеков), чтобы стать непобедимыми. Недолюдей предстояло безнаказанно эксплуатировать, порабощать и убивать.

Уничтожали всех, не только евреев. Лишали жизни всех кто не хотел стать расой господ. Цыган, мишлингов ( евреев-полукровок), прочих метисов, азиатов, коммунистов и гомосексуалистов. Интеллектуалов. Цветных. Инвалидов и умственно неполноценных (по программе «жизнь не достойная жизни»).

Такое обстоятельство изрядно встревожило коммунистическую верхушку СССР.

Ведь в своей программной «Майн Кампф» Гитлер прямо указал куда будет нанесен главный удар. Если в январе 1938 года, под бульканье водки и массовые подлоги, в СССР расстрелы шли на полную катушку, как и в феврале, то в марте они уже резко пошли на спад. Это были уже судороги.

Все похерили. Побоялись, что озлобленный народ не поддержит власть в надвигающейся войне. Хотя средства информации в этом последнем весеннем месяце на одном и том же радостном дыхании сообщали как об успешном завершении попанинского дрейфа на льдине, так и о окончательной расправе с участниками «правотроцкисткого блока».

Даже нашу семью почти миновала это чаша. Лишь несколько дальних родственников попали в мордовскую спецколонию усиленного режима на лесозаготовки. В отличии от семейки киевских Мехельсонов, которая исчезла в недрах НКВД практически в полном составе. Включая придурковатую бабулю.

На этом все. Баста! Лишним людям нашлось другое применение. Теперь только они, массово снабженные штыками, могли гарантировать сохранение СССР. И нынешней власти.

Добавлю, что именно в горах на западе Австрии фашисты начнут сооружать несколько подземных заводов, для производства современнейшего чудо-оружия, которое должно было принести рейху победу в предстоящей войне.

Разрабатывали, приспосабливая в военных целях, самые передовые технологии. В короткий срок достигая умопомрачительного прогресса. Готовили необычайную ракетную технику. Управляемые ракеты. Крылатые ракеты. Сверх продвинутую авиацию. Реактивные самолеты. Подводные лодки-невидимки. Самонаводящиеся торпеды.

Предшественников «умных бомб», то есть авиабомбы, самонаводящиеся на тепловое излучение, много металла или радиосигнал. Неслыханное химическое и биологическое оружие. Оборудование ночного видения. Предшественников «стеллс-технологий», изготовленные Фарбен по программе «Черный самолет», маскирующие материалы. И даже атомную бомбу.

Гитлер искренне верил в то, что именно новые технологии позволят выиграть немцам предстоящую великую войну. Он так и заявлял без тени сомнения: «Будущее принадлежит нам!»

С другой стороны, Гитлер пока позиционировал себя как потенциальный союзник СССР. И главное – удачный торговый партнер. Который по «справедливой цене» мог забирать наш хлеб, продовольствие, цветные металлы, сплавы, и многое другое.

У нас ведь как получалось? Ленин говорил: «капиталисты сами продадут нам веревку, на которой мы их и повесим». Но не сказал, откуда взять деньги на покупки, когда конфискованные драгоценности буржуев закончатся.

Дело обстояло как? Приходят наши совторговые «хваты» к американским капиталистам и давай канючить, чтобы у нас они у нас купили хлеб за валюту. А те в ответ: нам свой девать некуда, сами продаем. Разве, что возьмем за бесценок на фураж скоту.

Наши в ответ: купите у нас тогда отличный природно-легированный чугун.

На это американцы, в ответ на предложение купить советский чугун, просто подводили зарвавшегося советского торгпреда к окну. Перед ними открывалась, к примеру, панорама промышленного города Кливленда с сотнями самых различных заводов, с электростанциями, железнодорожными путями, огромными зданиями, устройствами вездесущей рекламы.

Прямо на переднем плане виднелся гигантский металлургический завод, дым из трубы которого заслонял значительную часть городского пейзажа. На завод и был направлен указательный палец слегка дрожащей старческой руки хитрого капиталиста. Которому в это время было уже 76 лет.

– Мы с вами конкуренты в области торговли чугуном,– сказал гостеприимный хозяин, финансирующий это предприятие.

Намек: нам такого и даром не надо. Сами чугун всех марок дешево производим в огромных количествах.

– Но ваша промышленность не вырабатывает чугуна из природно-легированных руд,– парировал наш торгпред.

– Это верно, но американцы привыкли легировать с помощью присадки ферросплавов,– отвечал в ответ капиталист.

– Тогда вы можете у нас покупать феррохром, ферромарганец и другие ферросплавы,– предлагал озабоченный торгпред купить хоть что-то.

– И это верно, если бы американцы не имели мощностей по переработке марганцевых, хромовых и других руд,– лениво говорил капиталист, и они отходили от окна.

– Тогда давайте обсудим вопрос о поставке из Советского Союза хромовой, марганцевой руды,– заявлял советский представитель.

– И то, и другое, и третье было бы верно, если бы американцы не заключили долголетних контрактов на поставку руд из Бразилии, ряда стран Африки, из Турции и других стран, куда, кстати говоря, они вложили свои капиталы,– завершил деловой разговор советник хозяина-олигарха по финансовым вопросам.

Облом.

Так советских совторговцев и брали за жопу. Да уж, науправлялись… кухарки! Если что американцы и покупали у СССР, то максимум за треть рыночной цены. В отличии от немцев. Которые готовы были брать все и побольше.

Правда, денег у изнуренных репарациями немцев ( даже после объединения с австрийцами) было немного. Но Гитлер уже решил, где их раздобыть. В ограбившей золотой запас России богатенькой Чехословакии.

Глава 18

В августе я совершил еще одно челночное перемещение. Туда-сюда. Байрам-Али-Киев и обратно. Рутина, одним словом. Деньги сами себя делать не будут. Я же не Леня Голубков.

В Киев доехал неплохо. В преддверии войны, великая чистка почти прекратилась. Камни сдал штатно, деньги получил, у Сомовых металл взял. По старой схеме собирался выехать в Туркмению.

За что я хочу похвалить товарища Сталина, несмотря на все его ужасающие зверства, что все же рост в стране идет ощутимый. К примеру, по золоту. При царе-батюшке в Сибири добывали около 30 тонн золота, а Сталин всеми правдами и неправдами, понукая и трудовой армией зеков, героев дешевого труда, в количестве шести миллионов человек, и вольными старателями, старается увеличить это число на порядок.

В Сибири и на Колыме золотодобыча приближается уже к 200 тоннам. И нелегальный ручеек оттуда тоже возрастает, даря хорошие денежки всем, кто сумел к нему примазаться. Но и основной поток дает хороший приток валюты в СССР, для приобретения необходимого промышленного оборудования. А оно, работая, резко повышало товарную массу.

И все же, где-то в моих делах протекло. А на подобные операции не приходят люди в белых перчатках.

Было жарко, так что я был одет налегке. Вещей тоже вез немного, все же имею съемный дом в Байрам-Али, так что часть личных вещей оставалась там. Давно прошли те времена когда все свое я носил с собой.

Металла я взял на этот раз 600 грамм. Разве это вес? В обычный граненый стакан можно насыпать золотого шлиха до краев. Объем 0,250 л, а вес выходит целых четыре килограмма. А у меня всего маленькая горстка песка. Рыночной стоимостью 670 долларов США на международном рынке.

Это при том что средняя зарплата рабочего в богатеньких США, занятого в текстильной или в сталелитейной отрасли, составляет 423–433 доллара в год. Из них 236 долларов уходили на скромное питание, 115 драли за коммуналку, а 9 долларов на год оставалось на развлечения.

В чемодане, среди нескольких тряпок, в которых скрывался кисет с металлом, гостила гадюка. Еще у меня был полупустой рюкзак, где лежали мыльно-рыльные принадлежности, полотенце, металлические кружка, ложка, миска, запасная рубаха, открытые чувяки.

На голове кепка, рубаха в стиле гимнастерки с карманами, где лежали документы и часть денег. Сбоку на предплечье – скрывался ножик в специальных ножнах. В поездке без ножа никак нельзя. Хотя бы чтобы колбаску и хлебушек порезать…

В заначке, то есть в трусах, лежали основные проездные средства. Мой костюм дополняли штаны и рабочие сапоги-ботфорты. Эти ботфорты, а еще профессиональный сачок с пинцетом, выполняли роль транспарантов, издали предупреждающих работников правоохранительных органов о моем нелегком ремесле. И отбивали у них желание связываться со мной напрочь.

Добравшись попутным паровозом из Белой Церкви в Киев, я приехал почти к отправке своего поезда. Ждать пришлось бы полчаса, не больше. Так что вещички я все носил с собой. Ожидая посадки. Вдруг спиной я ощутил чей-то недобрый взгляд.

Я украдкой обернулся, но никого подозрительного не заметил. Паранойя? Может быть. На вокзале клубилась целая куча разнообразного народа, так что подозрительных личностей здесь всегда хватало. А я не знал кого искать. Правоохранителей или уголовников. И тех и других я не приветствовал в данном положении.

Перед поездкой я поспешил посетить вокзальный туалет. По малой нужде. Вещи, естественно таскал с собой. Хотя это было неудобно. Но примостив чемодан у стеночки, вместе с сачком и прочей лабудой, я справился с задачей и собирался выходить.

Но было уже поздно. Вслед за мной в сортир зашли четверо мужчин. Всем своим видом вызывающие антипатию. По виду вошедшие были типичные урки. Перстни на пальцах, татухи «Коля» там же. Рожи, не обезображенные излишним интеллектом. Шлепанцы драные, выцветшие рубахи. Красноречиво. И кто же это вас из дурдома выпустил?

Кроме меня, в туалете имелось еще пара мужиков. Довольно справного и домашнего вида.

Главарь – длинный, жилистый мужик, в линялой тельняшке с отрезанными рукавами, засаленной кепке, надвинутой на глаза, сразу по-хозяйски приказал потенциальным свидетелям:

– Мужики! Быстро вышли! У нас тут с корешом базар серьезный будет!

А поскольку его сопровождало трое субъектов, подручных, из числа тех, кого на зоне обычно называют «бакланами», или «рогометами», или еще как-нибудь похуже, весьма характерного облика, то мужики спорить не стали, а исчезли. Мигом растворились.

Мне это тоже не понравилось, так что я перевесил рюкзак за лямки на одно плечо, чтобы при случае сразу его скинуть и освободиться. В правую руку взял свой чемодан, в левую негабаритные прибамбасы. Вторжение вахлаков было настолько вызывающим и наглым, что я сразу почувствовал себя незащищенным. Одиноким и потерянным.

А предводитель урок уже распоряжался:

– Шнырь, стань на вход!

Так ведет себя хозяин, вожак, медведь в волчьей стае, то есть долговязый явно верховодил в этой компании «Робертов». От слова «робыть», что в переводе с украинского означает «делать».

Самый зачуханный из уголовников переместился ко входу, чтобы отгонять потенциальных клиентов сортира казенными словами:

– Перекурите пока десять минут. Санитарная обработка.

По виду именно такие урки в камере себе яйца к лавке приколачивают, чтобы только на работу не ходить.

А на меня буром пошли трое. Все они были в меру пьяны «для куражу» и, похоже, находились на своей территории. Потому как излучали непоколебимую уверенность. Уличные бойцы старой школы. Работать не хотят, а деньги – чтоб лопатой…

Впрочем, главарь держался чуть сзади, видимо берег свою тушку, предпочитая самому не ввязываться в мясорубку, а руководить действиями подручных «быков».

Впрочем, нагло «базарить» ему это не мешало:

– Слышь, фраерок ушастый, сорока на хвосте принесла, что у тебя есть вещички, которые порадуют братву. Было ваше – стало наше. Сам отдашь или Гнилозубый тебя пером попишет? – высказал претензию мне «джентльмен удачи».

При этом обветренные губы урки по-блатному искривились, открывая стальную фиксу. Недобрый взгляд тусклым буравчиком так и сверлил мне душу.

Улыбающийся Гнилозубый в расхристанной до пупа грязно-розовой шведке, у которого рту действительно творилось что-то ужасное, вытащил здоровенную заточку и показал ее мне, улыбаясь до ушей. Матово заблестела тусклая сталь. Действовал он довольно быстро, его костлявая, перевитая венами кисть нырнула в карман и с опасной ловкостью тут же выскользнула обратно. Самодельный нож прыгал в руке дегенеративного уркагана как живой.

За финку на воле с ходу срок дают. А такая самоделка сойдет за подручное средство. Хотя, надо признаться, что уголовникам самые гуманные в мире советские суды до сих пор выносили самые мягчайшие приговоры: для коммунистической идеологии вся гнусность и подлость были явно остатками вчерашнего «старого режима», вчерашнего капитализма. Блатному отвесят за преступления – самое многое, годика три, для приличия. Это тебе не двадцать пять лет качаться в лагерях. Все ждут как в сказке чудесного перерождения. Уголовного чудовища-рецедивиста в красавца-принца.

– Кишки выпущу! Гы-гы-гы… – все так же улыбаясь, мне пообещал этот любитель стоматологии, чувствующий себя хозяином положения.

Выхлоп перегара чувствовался на приличном расстоянии…

Ну вот. Плохие парни во всей красе! И что делать? Как ответить на этот извечный русский вопрос? В спарринг они со мной играть не собираются, просто прирежут и вся недолга. И страдать угрызениями совести потом не будут. Даже если «уработают меня наглухо». А простой гадюкой в чемодане их не испугать. От таких бандитских рож сама гадюка перепугается и убежит.

В обморок падать не вариант.

А против четверых мне не выстоять. Никак. Это же не кино с злоключениями Милагрес латиноамериканского разлива. У меня от страха даже руки дрожат и пальцы почти не гнуться. Отдать товар? Здоровье дороже. Но нет, потом мне жизни не будет, все медным тазом накроется, все мои планы поломаются. Ставка слишком велика. Потенциальная угроза должна быть устранена немедленно. Значит надо бить первым, бить сразу и сильно. Обманывать. Может кто прибежит на шум драки. Тут все же вокзал, где полно милиции.

Так что я поставил чемодан на пол, чуть сзади и начал изображать из себя испуганного беспартийного интеллигента.

Говорю по-лоховски:

– Ребята, не режьте меня, сам все отдам. А меня деньги есть, много, возьмете водки, выпьете за мое здоровье. Вижу, вы люди хорошие, заявлять не буду. Разойдемся краями.

Ну, понеслась! Золотое правило уличной драки – скорость, натиск, неожиданность. И никаких правил. Три, два, один… После этого я отчаянно прыгнул вперед. Сместившись влево. Играя в жестокое уличное правосудие.

Сачок в левой руке уже немного убрал назад, а выдвинутым вперед пинцетом для ловли змей сильным тычком ударил в солнечное сплетение Гнилозубого. Изо всех сил. Словно в крутое тесто. Удар палкой передался по телу.

Началось распространение болезненных ударных волн. Сила удара является производной веса палки и ее скорости. Чистая математика. Произведение скорости на массу есть момент импульса. Импульс мой был хорош. У уголовника сразу рот открылся, словно у вынутой из воды рыбы, да в глазах плескался даже не страх, а глубокое непонимание происходящего.

Правой же рукой, вытащенным из скрытых ножен отравленным клинком я рассек зеркальную – правую щеку главаря. Тот ошеломленно дернул головой, на миг потеряв ориентировку. И тут же я проворно отскочил назад.

Так как второй бычара справа, хотя находился и дальше от меня и поздно среагировал, но, изображая крутого героя боевика, попытался меня ткнуть своим здоровенным татуированным кулаком, похожим на сваебойку. Такой кувалдой можно свалить с ног любого человека. Если хорошо попасть.

Но я уже рукой с зажатым в кулаке ножом успел сорвать с плеча рюкзак и бросить его под ноги нападавшему дегенерату. Противник, в стиле «Атакующий носорог», запнулся, кулак его просвистел рядом с моей головой, а на возврате я еще его успел оцарапать своим ножичком.

Это была только прелюдия. Если бы уголовники тут же всей толпой навалились на меня, то мне бы тут же пришел конец. Поэтому я тотчас же истерично закричал благим матом:

– Стой! Извините, ребята, не знаю как так получилось. Это нервы. Сейчас все отдам. Забирайте и уходите!

Урки оторопели, не поймут в чем дело. А мне нужно было время, чтобы яд подействовал. Змея сразу каплю яда в ранку вводит. И то от укуса кобры или гюрзы человек погибает в течение 15—20 минут. Хотя и работоспособность теряет в течении трех-пяти. Разумеется, тут многое зависит от времени года, места укуса, состояния человека и самой змеи в момент укуса. А я пол капли вчера вечером развел и лезвие обработал. Не хотелось с утра такими делами в спешке заниматься. А за половину суток жидкий яд гюрзы немного разложился, на четверть утратил свою гиблую силу.

И все же он еще был смертоносен. «Гробовая змея», «Ужас ночи», «Царица мертвых» – такую громкую славу снискала себе гюрза в Средней Азии.

К тому же, не сильно полагаясь на действие слов, я выставил вперед свои руки. В левой из которых была палка с пинцетом, а в правой клинок, хотя и с маленьким лезвием. Но жутко ядовитым.

Так что урки растерялись. Хотя на главаря было страшно смотреть. Кровь, она такая, может брызнуть так, что неслабо в ней уделаешься. Лицо бандита было искажено яростью. Лезвием я достаточно эффективно рассек ему щеку и теперь кровь заливала его застиранную тельняшку, которая сразу покрылась красными пятнами. Линялая ткань набухала алой жидкостью.

К тому же, главарь больше привык работать языком, давить авторитетом, а в драках был осторожен, полагался на подручных. А сейчас Гнилозубому я ударом палки сбил дыхание, а второй бык в одиночку не желал ринуться в бой. Он тоже достал убийственного вида заточку и, сдвинув набок кепку и взъерошив пятерней сбоку редкие грязные волосы, ждал, пока товарищ его поддержит. У него было злое лицо неудачника и щербатый рот.

Главарь же пытался надавить авторитетом:

– Конец тебе, фраер. Давай, Гнилозубый, введи лоху наркоз! Будет знать, как на братву кидаться!

И тут же, обращаясь ко мне:

– На кого ты тянешь, волчара позорный⁈ Да я зону топтал, когда ты еще в штаны ссался! Я тебя, падла парашная, на куски порву и каждый кусок съем без соли! Смотри! – главарь истерически рванул ворот засаленной тельняшки.

Тельняшка легко порвалась как гнилая тряпка, обнажив тело уголовника. Культуризмом он явно не занимался. Проникающий в туалет через маленькие верхние оконца свет высветил характерные татуировки на впалой груди: Сталина, летящего голубя и воткнутый в пенек кинжал, обвитый змеей. Звезды, набитые вокруг сосков. Они и витые погоны на плечах уголовника выдавали опыт многочисленных «ходок» на зону и высокое положение в уголовной иерархии. Генерала криминального мира.

Сталина на сердце урки бьют для страховки. По местным поверьям ни один милиционер не рискнет стрелять в профиль великого вождя. Иначе сам поедет в зону. Купола на спине не видны, но скорее всего они там присутствуют. Из других татуировок мне был знаком забавный кот на левом предплечье. Мультяшный, в щегольском цилиндре и в галстуке-бабочке. Этот КОТ означал «Коренной Обитатель Зоны».

На правом же предплечье главаря был изображен синий лихой пират с черной повязкой на глазу и с кинжалом в зубах, украшенной снизу надписью ИРА. Что символизировало не имя невесты и даже не Ирландскую Республиканскую Армию. А кредо по жизни: «Иду Резать Актив».

Надо ли говорить, что при виде таких вверительных грамот я нисколько не испугался? Силу ломает только другая сила! А тут какой-то петух камерный что-то кукарекает.

У тому же, пауза была весьма кстати, так как яд в крови старшака урок уже начал действовать и на губах его слегка запузырилась пена. Он даже слегка повизгивал, как неудачно заколотая свинья. Должно быть, он уже страдает от невыносимой, жгучей боли. Толи еще будет!

Гораздо опасней были быки. Они занимали удобную позицию для атаки.

Гнилозубый, крадучись, обходил наглого фраера слева. Его подельник справа. Четвертый, с испещренным оспой лицом, привычно зажал между пальцами лезвие опасной бритвы и стал страховать товарищей, готовый от входа сразу при удобном случае подключиться, как только ему представится такая возможность.

Кодла действовала очень слаженно, чувствовалось, что у нее изрядный опыт в таких делах и на счету имеется немало кровавых побед. Главарь отвлекает внимание по центру, быки одновременно с флангов атакуют. Если удается свалить жертву наземь, то подключаются все четверо и безжалостно лупят тело ногами. А потом и горло избитому перерезать не составляет никакого труда.

В попытках еще немного выиграть время, я сказал:

– Ребята, забирайте рюкзак и уходите! Я не буду создавать вам проблем. Я сделаю все, что вы скажете.

Но уголовники хотели все, в том числе и мою жизнь. Ну да. А кому бы понравилось – ни с уха, ни с рыла – и по рогам?

И урки, выбрав подходящий момент, молниеносно кинулись вперед. В левой руке у меня была длинная палка с пинцетом, который в данных обстоятельствах я не боялся сломать. Жизнь дороже. Так что я яростно тыкал им, словно бы моей рукой управлял неутомимый шатун паровоза. И держал Гнилозубого с его заточкой на безопасном расстоянии. К тому же, что-то у них пошло не так. Уголовники должны были атаковать меня втроем, но сейчас главарь неожиданно почувствовал себя очень усталым и решил передохнуть. В надежде, что быки сами сломают фраера.