Текст книги "Змеелов в СССР (СИ)"

Автор книги: Александр Дорнбург

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Но сейчас уже вузы выпускают целые толпы инженеров и прочих высших технических специалистов, так что как говорил Шариков: «В очередь сукины дети, в очередь». Но кто успел застолбить себе место раньше, тех пока не уплотняют…

Я был самый младший из детей, хоть и жлоб двадцати лет. Брат и сестра были еще старше. Причем брат уже рассматривался как главный наследник, так что мне ничего не светило. Он собирался жениться и привести жену в наш дом. Сестра тоже планировала в ближайшее время выйти замуж и уехать вместе с женихом к его родителям куда-то на Харьковщину.

Вроде число жильцов остается неизменным, но потом у брата пойдут дети, так что мне намекали, чтобы я собирался вить свое собственное гнездо. Конечно, это было не в лоб, а завуалированно, но умный поймет.

При этом я с грустью констатировал, что в семье я, за исключением матери, один такой «черныш». Отец мой имел кряжистую фигуру и внешность типичного русского мужика с темно-русым оттенком волос. Мои старший брат и сестра унаследовали внешние признаки от обоих родителей и лишь я во всем пошел в мать. Печально… Что я пролетел в генетической лотерее. Как обычно.

Но что поделаешь, если гены темного цвета глаз, волос и кожи доминантны?

В это время я осторожно в беседах с отцом, матерью, братом, сестрой пытался нащупать возможность какого-нибудь денежного «гешефта» в сталинском СССР. Деньги нужны всем, в любые времена и при любой власти. Но ничего не наклевывалось. А чистой наукой сыт не будешь.

Обработав ядро нашей семьи, я пошел дальше по бабушкам. Как мной и ожидалось, Елизавета Исааковна, урожденная Тельфер, теперь по мужу Смирнова, меня не подвела. А посоветовала мне обратиться за консультациями к одному родичу. По еврейской линии. Проживающему как раз в Киеве.

Изя Фридман, теперь на украинский лад Иосиф Кухарук был весьма хватким человеком. С большим жизненным опытом и определенными связями в различных сферах. Глядишь, чего мне этот двоюродный дядя (или же троюродный, я так и не понял хитросплетения семейных связей) и насоветует.

Вернувшись в Киев я в понедельник пошел в университет. И попал с корабля на бал. Военная кафедра заставила нас сдавать нормативы ГТО. Чему я был только рад. Приятно, что на войну меня загребут не рядовым бойцом, а как минимум взводным. Младшим лейтенантом, так как я буду иметь диплом о высшем образовании. А сейчас это пока редкость. Даже в верхушке Красной Армии всех людей имеющих высшее образование хватило только на небольшую брошюрку. Которая так и называлась «Командиры с высшим образованием в РККА».

И кроме того, я смог на практике проверить физические возможности моего нового тела. А заодно и сравнить себя с другими студентами. Все тридцать три удовольствия за раз.

Мы бегали, прыгали, подтягивались на брусьях и турнике. А так же лазили по канату и метали «гранату». Оттачивали навыки строевой подготовки. К сожалению, мои возможности оказались весьма средними. И это в лучшем случае. Так как я не выделялся из основной массы студентов. А это все же интеллигенция, рабочие и колхозники должны быть в целом покрепче.

Кроме того, у нас в стране имеются настоящие уникумы, природные самородки. Достаточно вспомнить того же Ивана Поддубного. Когда какой-то чемпион мира осуществлял коммерческий «чёс» по украинским провинциям, распорядитель пригласил всех желающих сразится с чемпионом. Тогда обычный грузчик Поддубный вышел на арену и легко заборол чемпиона мира.

Единственный светлым пятном была стрельба. Здесь я показал результаты намного выше среднего уровня. Из почти сотни человек ( а стреляли и девушки) я занял почетное восьмое место. Правда, в призеры не попал, и меня даже опередили две девицы. Но все равно это уже неплохо. Есть на что опираться и над чем работать.

Дело в том, что на войну лучше идти не обычным пушечным мясом, а ценным специалистом. Авось тебя и не будут бросать в мясные штурмы. Мне же с моими навыками ботаника, специалиста по чешуйчетокрылым, в армии придется очень тяжело. Радистом мне не стать, так же как электронщиком. А так же летчиком, танкистом и артиллеристом. Не жаждут меня увидеть с такими навыками и во флоте. То есть моя судьба служить в пехоте.

И единственная нормальная возможность – перейти в снайперы. Конечно, бог не дал мне особого таланта. Но человек может постоянными тренировками развить свои навыки. До настоящих вершин.

Все мы читали о замечательных тунгусских или якутских таежных охотниках – снайперах. Как и о их отличных коллегах из Средней Азии. Но следует помнить, что противостоящие нам немцы подобных кадров под рукой не имели. Они мобилизовали в снайперы всех лесников, а так же талантливую молодежь, показавшую отличные навыки в стрельбе. И эти люди нашим самородкам не многим уступали. Тут все дело в тренировках.

Охотники стали снайперами из-за дефицита патронов. Предположим, что охотник тратит за сезон сто патронов. Итого тысячу за десять лет. А его противник может сжечь тысячу патронов на тренировках за год. Год ничего не даст, но тяжелым трудом за года три можно догнать такого лесного самородка. А если ты выстрелишь десять тысяч раз – поневоле станешь великим мастером.

Кроме этого, следуют помнить что в отличии от наших, которые шли с голой грудью, немцы уделяли еще особое внимание индивидуальной защите. Специальные каски, бронежилеты. Плюс превосходство в оптике.

В конце концов, можно вспомнить, что лучшим стрелком Великой Отечественной войны стал не тунгус и не якут, а обычный бухгалтер, герой Сталинграда, Василий Зайцев. Он брал тем, что тщательно обсчитывал математически каждую позицию на которой работал. А у «нацменов» с этим были определенные трудности.

Другое дело, что патроны денег стоят. И немалых. Я уже не говорю о оптике, средствах защиты и экипировки. И на студенческую стипендию, пусть даже повышенную, как у меня в 50 рублей, такого не купишь. Нужны финансы и большие. Чтобы пустить их в военные инвестиции. В конце концов, на собственной безопасности не экономят.

Глава 4

А во вторник меня в университете ждал сюрприз. Неприятный. Очень.

Недаром меня терзали дурные предчувствия. Вляпался я по самые не балуй. Мой пьяный бред Артоболевскому не остался без последствий. Вот кто меня за язык тянул? Лучше бы промолчал.

А так вылез – получите. Как говорят итальянцы: Вылезший гвоздь всегда снова заколачивают. Вот и на меня обратили особое внимание. Больно уж в моих тезисах прозвучали свежие идеи. Профессор поспешил поделиться ими с начальством. Тем это тоже угодило в масть. Комсомольский порыв! Народный энтузиазм бурлит в массах! Советские комсомольцы штурмуют новые рубежи!

К тому же, тема оказалась неисхоженная и поэтому Киевский университет поспешил закрепить ее за собой. Отчитавшись в Москву. И получив за это жирный плюс.

И естественно, что инициатива имела своего инициатора. Тем более, что связываться со змеями дураков не нашлось. Все свалили на меня. Как на добровольца. Все хотят подняться на моём горбу!

Так что Артоболевский вызвал меня к себе и огорошил:

– Пляшите. Я доложил ваши мысли начальству, ректор пришел в полный восторг. Университет пробил Вам научную командировку в Туркмению. На два месяца. Но если все пойдет хорошо, то можем продлить ее на все лето. Возможно и сентябрь Вам разрешат прихватить. Выезжаете уже через две недели. Если фортуна вам улыбнется, а она непременно должна улыбнуться, привезите, пожалуйста, нам в университет хотя бы парочку ядовитых среднеазиатских эф. Как бы украсили они наш зоологический музей! Ведь там, кажется, только эф и не хватает?..

Я был сразу сражен таким потоком информации и быстро утратил всякую нить повествования. Как говорится – «я дурею, Клава».

Ёк-макарёк! Мама дорогая, какие еще две недели? Смеетесь? Я же этих змей боюсь больше ядерной войны. Как я Вам их буду ловить?

Короче, меня протестировали на идиотизм и признали годным. Да, я в принципе собирался попробовать это занятие, начинать хотел в конце апреля на относительно безобидных гадюках. А тут рисковать жизнью с кобрами, гюрзами и эфами? Может быть я и гадюки испугаюсь? Не смогу себя пересилить?

Я осторожно начал выспрашивать, что и как. И нельзя ли эту командировку хотя бы отложить месяца на два. Но мне быстро дали понять, что заднюю скорость включать уже поздно.

Отказываться же совсем не вариант. В сталинские времена такое невозможно себе даже вообразить. Тут же лютая диктатура как в автобусе: один ведет, половина сидит, остальные трясутся. И как в народной песне поется:

"Сталин наш любимый,

Сталин дорогой!

Ленин уже умер,

а ты еще живой…"

Как говорится, сказка ложь, да в ней намек…

Короче, ректор доложил о наших успехах в Москву, там мою работу поставили в план. Если я по какой-нибудь причине не поеду, то попаду в «черный список». И тогда место учителя биологии в сельской школе найти мне будет за счастье. Короче: назвался груздем – полезай в кузов. Помолясь – приступай!

В общем, отвертеться не удалось. Судьба! Будь, что будет!

Единственная надежда оставалось, что мы не немцы и графики исполнять вовремя и в срок не умеем. То есть эти две недели быстро растянутся на целый месяц. Но меня это не спасало. Никак. Ибо о змеях я совсем ничего не знал и ловить их не умел. От слова совсем. Надо было сперва наблатыкаться. Хотя бы теоретически. Так как было еще только самое начало апреля и ловить змей под Киевом было затруднительно. Еще слишком прохладно.

В общем, для меня начался самый настоящий ад. Еще не наступила настоящая весна, а я, будущий биолог, с лихорадочной поспешностью развернул подготовку к своей первой экспедиции, чтобы на собранном материале написать дипломную работу.

Прежде всего я наскоро ознакомился с инструментарием. Экспериментировать, однако, придется… На себе. Сачок у меня не вызвал особых затруднений. Он почти такой же как при ловле бабочек. Только больше и крепче.

Еще был так называемый «пинцет». Больше всего эта штука на длинной ручке напоминала мне сучкорез для обрезки веток садовых деревьев. Только тут на конце не секатор, а клещи. Дернул на конце ручки за веревку, а клещи и сомкнулись. И схватили змею. Впрочем, этой штукой мне активно пользоваться не рекомендовали. Так как клещи были выставлены на сильное усилие, чтобы змея не вырвалась и не разозлилась. Иначе она поспешит атаковать змеелова.

А такое сильное усилие «плоскогубцев» на конце могло сильно повредить змею. И даже сломать ей позвоночник. Что ей радости не прибавит. А ведь змею мало поймать, ее нужно еще и живой привести в Киев. То есть мне предстоит прожить с кучей живых змей, возможно донельзя озлобленных на меня, месяц-другой.

Так что мне на полном серьезе рекомендовали просто ловить змей руками за хвост и сажать их в мешок. Так будет намного проще. И не пытаться схватить змею за голову. Бесполезное занятие. Ядовитая гадина атакует гораздо раньше. И успешней тебя.

Поскольку змей в натуре мне сейчас половить не удастся, то я немало потренировался " пинцетом" в общежитии, упорно хватая за ножку наш единственный стул. Что навело меня на определенные мысли по усовершенствованию данного приспособления.

Зачем же змею голым железом калечить? Я нашел на свалке старую шину от автомобиля, нарезал из нее кусков, а потом пошел к сапожнику и попросил приклеить куски резины на концы плоскогубцев самым сильным сапожным клеем. Чтобы в самый пикантный момент резинка не отклеилась, я еще тщательно примотал ее конопляным шпагатом. Это было самое простое дело.

Не нравился мне и предложенный мешок для змей. Созданный по типу солдатского сидра. Змею положил, за веревочку потянул, горловина и закрылась. Но таскать такую штуку в руках весь день не удобно. Да и таская за веревку, ты так затянешь верхушку, что потом будешь целый час ее ногтями распутывать. А змея тебя в это время за руку и цапнет. А напоминаю, что в Туркмении в своем большинстве обитают такие змеи, после укуса которых ты проживешь не более десяти минут. И то это время будешь корчится в агонии. Ломая в судорогах кости.

Помимо пресмыкающихся надо было опасаться еще и скорпионов. А так же ядовитых пауков. Каждый год много народу гибнет от укусов небольших, но очень ядовитых самок паука каракурта.

Как старый турист, я знал, что в походе удобен рюкзак, если носить его на спине, то меньше устаешь. Но одевать рюкзак за спину, чтобы тебя змеи кусали? Увольте. Я его одену если там будет такая броня, которую ни одна змея не прокусит. То есть нужен кусок тонкой жести, а так же толстый слой вываренной кожи, не только на рюкзак, но и на спину, на высокий воротник, прикрывающий шею. А это серьезные затраты.

Готовясь к поездке, я прочел несколько подвернувшихся под руку книг о бывшей Закаспийской области, о Средней Азии. От прочитанного в голове была такая мешанина!.. Тут и имена ханов и султанов, полководцев и везиров, поэтов и историков, названия городов и крепостей. «Коварный Восток, загадочный край! Здесь яд и булат погибель таят – смотри не зевай!»

Закаспий в эту пору был для меня далеким и загадочным местом. И все же именно сюда меня душей как-то потянуло. Почему? Сказать трудно. Но думаю, не последнюю роль сыграли тут экзотика, жажда приключений, романтика, желание осуществить свою мечту о научных открытиях, о борьбе с трудностями, мечту, которая жила во мне с детства, как живет она, вероятно, в каждом мальчишке и девчонке.

Но специальных сведений о растительном и животном мире края из прочитанных книг я почерпнул совсем немного. Или же казалось, что – немного. А меня очень интересовали местные пресмыкающиеся и особенно змеи. А по ним информации я раздобыл мизер.

Большое внимание я уделил подбору дорожного снаряжения. За что ни возьмись, все казалось мне архинужным. Порвешь одежду – без ниток, без иголки не обойтись. Заночуешь в степи – нужны палатка, фонарь, спички, керосин. Не мог я рассчитывать и на готовое угощение – знал, самому придется кашеварить.

А Доширака сейчас в продаже не найдешь. Поэтому я взял с собою примус, кастрюлю, ложку, немного муки; сахару, сухарей, чая. Прослышал я, что в Туркмении свирепствует малярия, пришлось доставать хины, аспирина и других лекарств.

Немало набралось и специального снаряжения, состоявшего из гербарных папок, ватных матрасиков, пинцета, скальпеля, морилок. В общем все мои вещи едва уместились в одном рюкзаке и небольшом чемодане. Еще баулы брать было просто бесполезно, так что я решил ехать аскетом.

Часть снаряжения выделил университет, на приобретения остального выделил денег, но по крайне скупой смете, так что за многое пришлось платить из собственного кармана. А там была вошь на аркане. То есть мои личные средства быстро закончились. Ещё раз – блин!

Как я и предполагал, в две недели мы не уложились. Все шло через дебри советской бюрократии, неспешно. Так что когда указанный срок миновал, я еще был только на середине пути.

А денег уже не было. Даже на горизонте. К тому же, мне казалось не правильным тратить на экспедицию личные деньги, тем более занимать у семьи. Тут необходимы хозрасчет и самофинансирование. Да и не хотелось все время работать голимым передовиком двадцать четыре часа в сутки ради куска хлеба. Прозябать в трудах нищенских и быть в долгах как в шелках – такая перспектива не по мне.

Конечно, быть романтиком в Стране Советов можно и даже подобное всемерно поощряется, но очень уж это вредно для здоровья. Особенно если эта сама романтика соседствует хотя бы с минимальным уровнем интеллекта. Так что это не мой вариант.

И мыслишка как заработать у меня была. Раз я буду мотаться туда-сюда, то не подзаработать мне курьером? Никаких наркотиков. Есть и другой вариант – золото.

В советские времена во всех книгах описывалось, что среднеазиаты очень любят золото. Пламенной любовью. Следователи Глян и Иванов во время перестройки его у туземных коррупционеров немало изъяли. К тому же, у этой любви давние корни.

Тот же эмир бухарский буквально обожал золото. И его в бухарской казне скопилось немало. При этом таможня и внешние сношение Бухары были под присмотром чиновников российской империи и официально через границу золото в эмират не ввозилось. В самой Бухаре золото не добывали. Никаких тебе золотых приисков. Не покупал эмир и золото из царской казны. Как же так?

Вассал российской империи, вынужденный отказаться от внешних сношений и терпеть опеку русского резидента, усевшегося в недавно недоступной для немусульман священной Бухаре, эмир считался богатейшим государем в мире. И богател на «тайном золоте».

На тех же печально знаменитых Ленских приисках добывалось в год 14 тонн золота. А казну сдавалось всего лишь 12 тонн. При том, что казна была монополистом по закупкам благородного металла. Золото – государственная регалия, то есть собственность. Золотосодержащие земли могут принадлежать только государству. Добытчик, кто бы он ни был, обязывался весь металл сдавать в казну. По законам, утайка считалась уголовным делом.

Но остальное просто разворовывалось. На приисках работало множество мусульман. В основном татар. Кроме того, золотопромышленники сами оплачивали зарплату мусульманским священнослужителям. Муллы были нужны чтобы рабочие не вздумали бастовать. А эти «мусульманские батюшки» были снабжаемы «духовным» образованием в высших училищах исламистского культа – в бухарских медресе. Вот эмир и протянул золотой транзит через мулл от Лены до Бухары.

Да и во всех классических советских детективах описывается, что цены на нелегальное золото в Средней Азии были самыми большими в СССР. Но это понятно. Продукция Ювелирторга в любых регионах продается по одной цене. Но золото, как предмет роскоши, облагается большими акцизами. В изделиях грамм золота обойдется в сто рублей. И дороже. Между тем СССР – один из центров мировой добычи благородного металла. А среднеазиаты были при закупках такого золота наиболее щедрыми.

Но это было в эпоху позднего СССР. Сейчас еще проще. Хотя на дворе и суровые сталинские времена. Я тут поспрашивал людей. И получается такая картина.

Да, есть зеки. И много. Есть официальные механизированные прииски. Но Сибирь очень большая. И золота в ней много. А золото было так нужно государству! И Сталин практично считает, что лучше получить дополнительную часть, что обеспечит хорошие валютные поступления, чем сидеть как собака на сене и до остервенения ждать у моря погоды.

До войны (и немного позднее) будут обеспечивать основную добычу золота старательские артели. Сейчас это называется «вольным старанием». Название образное, правильное. Все просто. Работай сколько хочешь, со своим инвентарем; заработок твой зависит не столько от уменья или от рабочего времени, как от удачи.

По условиям труд «вольного старателя» был так тягостен, что с давнейших времен, задолго до революции, сами старатели прицепили ему звучное название: вольная каторга. То есть, считай, добровольные зеки. Подстегивал их азарт, затягивала «золотая лихорадка»…

«Вновь, вновь, золото манит нас»… Так что старателей в тайге много. Кто группами, а кто и в одиночку копается.

Короткое лето. С осени, для многих на всю долгую зиму, начинался тягучий вынужденный простой. А в сезон убийственная работа – песня! Как одержимый народ копался всюду, промывал породу в надежде фарта. Копались и удача сопутствовала многим – золотой песок вызывал азарт, а если повезло и находили самородки – наступала эйфория. Но обогащались единицы из десятков тысяч. Десятки тысяч развращались, гибли. Дикая алчность. Бешеное золото.

Мы по собственной охоте

Гнием в каторжной работе…

Показали бы таежным «вольным» приискателям правду об их будущем, и вряд ли хоть один, поглядев в магическое зеркало, подписался бы на это окаянное дело.

Сибирское золото тяжелое, рассыпное, в одиночку его не взять, как берут или брали в иных местах Калифорнии, в Мексике. Когда-то в первобытном дьявольском ландшафте, в уходящих вверх отвесных горных утесах первозданной Сибири зарождались золотые поля. Над ними расстилались плотные облака, темные от сернистых газов, изрыгаемых землей, такие густые, что сквозь них никогда не пробивалось солнце.

Вся вода, которой в будущем предстояло стать океанами, тогда находилась в атмосфере, воздух был так насыщен влагой, что дождь шел непрерывно, он падал на горячие скалы остывающей земли, вода поднималась облаками пара, конденсировалась и выпадала снова.

Прошли миллионы лет, ветры и дожди стачивали безымянные горы, скрывавшие золотую руду, размалывали ее, уносили в бесчисленных ручейках, водопадах, реках, потоках грязи в долины между горами.

Скалы постепенно остывали, вода дольше задерживалась на поверхности перед испарением, она застаивалась в долинах, образуя озера размером с внутренние моря.

В эти моря втекали потоки воды с золотых гор, они несли с собой крошечные частицы желтого металла, он вместе с зернами песка и гравия оседал на дне озер, создавая сплошной слой. Затем озера высыхали, земля проходила через циклы оледенений. Каждый раз растаявший лед вызывал потоки воды, размывающие древние золотые поля и разносившее золотые крупинки по руслам рек и ручьев. Пока не пришел человек, чтобы взять это золото. Из диких мест.

Но суровая сибирская земля отдает свои сокровища неохотно, ее приходится упрашивать, а золото – вырывать.

Копают металл артелями, выручку делят поровну. Коль и прильнет будто бы сам собой к руке самородочек иль откроется «гнездо» – бери меня, кто первый увидал! – оно лучше будет с ними не баловать. Чревато.

Артель тверда товариществом и сама в сто глаз смотрит, чтобы дела вершились без изъяна. Теперь что-то не слыхать таких дел, а вот в старое время бывало, что блудливого артельщика товарищи своим таежным судом и «пришьют», то есть зарежут, попросту говоря.

Против артели и родной отец не заступа. Это реальность, вплетенная в материю жизни. Вернувшись домой, из тайги, артель сообщит по начальству: помер от горячки Петр Иванов или Иван Петров – и концы в воду. Никто разбираться не будет.

Где-то до конца 1947 года, то есть до отмены карточной системы и до денежной реформы, старательское золото «отоваривалось». Сдав добычу, старатели на полученные боны брали в магазинах золотоскупки что хотели, по своему выбору и без нормы: пшеничную муку, сахар, масло, ткани и прочее.

Любопытно, что даже в таких оазисах изобилия, а так же в «Торгсинах», государство все равно драло со своих граждан за продукты дороже рыночной экспортной цены. Так животное масло продавалась в 1,7 раз дороже экспортной цены за границу, растительное в 3,81 раз, сахар в 3,8 раз.

Что было старателю сверх собственных надобностей, то пускалось на рынок по вольной цене. И один золотоскупочный рубль обрастал шестью «базарными», как баран шерстью, как птенец пухом.

То есть схема проста. Есть официальная скупка для старателей. Будем считать «по рынку» по 6 рублей грамм. Несли золото в приисковые кассы, а иные прятали в тайниках.

Есть же еще и золотые жучки. Может скупка закрыта, а золотой «шлих» жжет руки и старатель хочет от него быстрей избавится. А может какой-нибудь бойкий еврейский закройщик, обосновавшийся рядом с приисковой конторой, скупает его втихомолку по шесть с полтиной. Или чуть больше. У нас же на Украине, в зависимости от числа посредников, такой нелегальный металл можно достать уже от 24 до 30 рублей. И выше, так как нет предела человеческой жадности. По слухам в Средней Азии цена уже идет по сорок. И даже немного выше. Слишком уж там любят золото.

То есть схема получается простая. Здесь купил – там продал. Десять рублей (а то и больше) с грамма на карман положил. И самый цимес в этой схеме то, что как только я засвечусь пару раз на маршруте как змеелов, перевозящий живых ядовитых змей, то потом не один милиционер или работник НКВД даже под угрозой расстрела у меня обыск делать не будет. Побоится. Суд еще когда будет, а скопытится можно прямо сейчас. Изящно выходит, не правда ли?

Все это было гладко в теории. Как оно будет сейчас я хотел посоветоваться со специалистом. С двоюродным дядькой Кухаруком.

Глава 5

Бывший гражданин Фридман, а ныне Кухарук, был человеком разнообразных навыков. И интересной судьбы. И больших талантов. Но чтил Уголовный Кодекс. В последнее время.

Но в молодости покидала его нелегкая. Побросала судьба по кочкам. Даже пришлось ему присесть года на два. По экономической статье. Благо советское государство считало сейчас экономические преступления сущей ерундой. По сравнению с политическим инакомыслием. В последнем случае органы и суд карали быстро, жестоко и беспощадно.

Рассказывают, что в определенный период Кухарук подвизывался старателем в «Севзолоте». Впрочем, говорят, он был не столько старателем, сколько охотником за другими старателями, но не с винтовкой в лесу, как в старину в Сибири, а с рублями: Кухарук якобы скупал золотой песок и самородки. Так это или нет, доподлинно не известно. Изя не любил делиться воспоминаниями об этих временах ни с кем. Ни с родственниками, ни с друзьями.

Теперь же «дядя» жил в пригороде Киева, отделенном добрым часом езды от центра. Где чужих не любили и во дворах выли цепные псы. Обитал он в собственном доме. Хозяин. Он так и говорил всем: «мой дом», хотя официальной владелицей числилась его жена. Было ему лет под пятьдесят, и считался в округе Иосиф мастером на все руки.

Он и слесарил, и столярничал, и рисовал красками. Потрафляя вкусам местного киевского мещанства, Кухарук давно строил из себя «свидомого хохла». Мимикрировал. Подстригся под горшок, отпустил вислые «казацкие» усы, носил «вышиванки» и шаровары. Талант! Артист больших и малых театров!

«Дядя» умело разрисовывал клеенки и холсты, превращая их в настенные «ковры». Художник доходчиво и лихо изображал русалок с пышным телом и с газельими глазами, на берегу ручья в томительных позах, или задумчивых дам с зонтиками, вопиюще-гнусного вида «мамзелей» «старинного покроя», с тончайшими талиями, широчайшими бедрами, со сливочным низким декольте.

Словом, малевал Кухарук совершенную дрянь, но в ярких красках и, надо все же признать, с каким-то намеком на «квазиунофантазию», что и обеспечивало ему неплохой рыночный сбыт. Шишкин, Крамской, Куинджи, Левитан плачут горькими слезами от зависти.

Сбыт хотя и относительно небольшой, чтобы им заинтересовалась государственная фабрика, был вполне достаточен для существования этой полукустарной мастерской, специализирующейся на определенных товарах, выработка которых на крупном предприятии не всегда выгодна. Сейчас, по нынешним непростым временам, Кухарук работал не кустарем-одиночкой, он официально состоял членом артели «Славутич».

Объединения, которые сейчас называются художественными артелями, призваны заполнить известный пробел, создать некие ценности, которые государственные организации не создают. Например, строительные тресты не занимаются, за некоторыми исключениями, роскошной отделкой зданий и помещений, а особенно ремонтом и реставрацией.

Проектные организации, заводы, фабрики нуждаются в чьей-то помощи для изготовления макетов, плакатов; школы и высшие учебные заведения – в наглядных пособиях; клубы – в картинах, рамах для картин; профсоюзные организации – в оформлении праздников. Перечень подобных работ, где требуется художественное выполнение ремесленными приемами, бесконечен. В общем, дело хлебное.

Этот интересной судьбы человек должен был понимать толк и в золоте… Что и явилось причиной моего визита.

Короче. Мой родственник был представителем совершенно другой России, существующей рядом и параллельно со Сталинским СССР. Сохранявшейся в довоенный и затем медленно угасавшей в послевоенный период. России кулаческой и частнособственнической, не имевшей с конца 1920-х годов никаких защитников во власти.

России «хозяев», ненавидевшей коммунистов (и примкнувших к ним «перерожденцев» из евреев) и искренне желавшей работать на себя;

России пригородов, кормившей города выращенными на приусадебном подворье бычками;

России, много лет уничтожавшейся Сталиным и добитой только хрущевским указом от 20 августа 1958 года;

России артелей по выпуску ширпотреба, дававших возможность выживать и дискриминируемым «старым» евреям, и сбежавшим в города от раскулачивания работящим крестьянам, но окончательно закрытых постановлением ЦК КПСС и Совмина СССР от 20 июня 1960 года «О промысловой кооперации».

Эта была Россия патриархальной трудовой этики – купеческой, старообрядческой, еврейской, татарской, – хорошо помнящая и дореволюционные времена, и НЭП, и она окончательно вымерла, потеряв способность к воспроизводству, только в позднюю хрущевскую эпоху.

Кухарук жил собранно, уединенно, строго. Совсем немногие знали, что после Тарнопольского разгрома в Первой мировой, тогда еще молодой хозяин, как и многие его товарищи, скупил у дезертирующих с фронта солдат целый армейский арсенал.

К примеру винтовку, числящуюся за кем-то в полку за соответствующим заводским номером, офицерский наган-самовзвод, полный солдатский мешок сахара, а в сахаре запас патронов и полдюжины ручных гранат, похожих на черные граненые апельсины.

Почти никто не видал Кухарука пьяным, и мало кто его посещал с визитами. Редких посетителей Иосиф встречал в пристройке к дому – обширной, как сарай, комнате, где в углах валялся всевозможный хлам, а на вбитых в стены гвоздях и на самодельных полках покоился столярный и слесарный инструмент, кисти, краски. На земляном полу стояли подрамники для заправки «ковров».

В пристройке застоялся запах махорки, клея и красок. Такая смесь служила как бы основой для какого-то цепкого и не совсем приятного запаха, повсюду сопутствовавшего самому хозяину.

Пристройку эту, где роль кровати исполнял деревянный топчан, «дядя» всегда витиевато именовал своим «апартаментом», про жену же говорил просто – «она», если ему изредка приходилось упоминать о супруге.

«Тетя» и проводила меня к хозяину. Днем калитку во двор не закрывали: пес Букет не пустит чужих. Преследуемый по пятам здоровенным кобелем, шастающим без цепи (если не хозяйка – порвет!), я скромно проследовал в пристройку. «Тетя» тут же ушла, а хозяин предложил мне круглую затейливо-самодельную табуретку:

– Падай, малой. Чувствуйте себя, как дома.

И Кухарук непроворотно-плотно уставился на меня своими темно-мутными глазками.

Не смущаясь ни нависшими над глазами сивыми бровями, ни хмурой нелюбезностью «родственничка», я рассказал о своих планах и почтительно попросил его о дельном совете.

– Ах, молодежь. Всюду вы лезете, не зная броду. Ты поговорку, малой, знаешь? – Дядя быстро перешел на фамильярное «ты». – Кто «там» не был – будет, а кто был – не забудет.