Текст книги "Удар ниже пояса"

Автор книги: Александр Ходырев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

– Извините, Аркадий Борисович. – Раздражение Хозяина опять никак не отразилось на его лице. – Я думаю, нам надо усилить наблюдение за рейсами от туда. И попробовать поработать в поездах. Здесь-то мы можем ничего не опасаться. Слон к нам претензий иметь не будет.

– Ну, это можно, – после некоторого раздумья согласился Хозяин. – Я поговорю тут с одним человеком. Как бы на предмет нахождения поставщиков. Может, мы так, с разных сторон, и вычислим его людей. Но мы должны знать их всех. Сам понимаешь, оставлять потом никого нельзя. Понимаешь?

– Конечно, Аркадий Борисович. Я думаю, через неделю мы будем знать всех. Вероятность девяносто девять процентов.

– Здесь нужно сто. Понял? Нам потом этот один процент слишком дорого стоить будет. Ну, эти, Ахмед и Коляныч?

– Полная ясность, Аркадий Борисович. Тут точно сто процентов.

– Ладно. Только вот рыбка мелкая. Ну, ничего, всё сгодится. Значит, жду тебя в пятницу вечером. За Розовым внимательно посмотри.

– Понял, Аркадий Борисович.

Круглый легко поднялся из глубины кресла, поклонился и упругим спортивным шагом вышел из кабинета.

Оставшись один, Хозяин тоже встал из-за стола и в возбуждении мелкими шажками прошелся по кабинету. Он что-то напряженно обдумывал, иногда беззвучно шевеля губами. Потом снова сел, достал из стола какую-то папку и стал внимательно ее читать, делая пометки карандашом.

Глава 3

Встреча была назначена на 6.50 у первого вагона на «Планерной». Когда в 6.47 точный Ходунов вышел из вагона, Шутиков и Бобров уже дожидались его.

– Привет ранним пташкам, – улыбнулся Ходунов, пожимая им руки.

Вчера в эту сумасшедшую нескончаемую пятницу, переполненную неотложными делами, встречами и сборами в дорогу, он лег довольно поздно. Сегодня пришлось встать ни свет ни заря. Но, несмотря на это, настроение у него было радостное, приподнятое. Впереди было приятное путешествие, встречи с интересными людьми, интересная и важная работа. На целую неделю их ждала совершенно другая жизнь.

– Привет руководству, – радостно ухмыляясь, ответил Щутиков.

– Ну, как самочувствие? – поинтересовался Ходунов. – Готовы к наслаждениям заграничной жизни? Ого, у нас сегодня даже Леонид Павлович помят несколько менее обычного. А чемодан-то у него! Ну, это просто атас, как моя младшая скажет. Леонид Павлович, дай немного повезти, удостой чести.

– Ещё чего! – Шутиков важно прошелся с тянувшимся за ним чемоданом. – Могу, конечно, за умеренную плату. Тридцать долларов в час.

– Не слабо, однако. А хороший чемодан, ей-богу. Сколько отвалил за него? – спросил Ходунов, направляясь к выходу из метро. – В магазине мы с тобой почти такой же видели. Он там, по-моему, долларов семьдесят стоил.

– Вот именно. Почти такой же. С виду. С этим чемоданом, ребята, просто целая история. Можно даже сказать, сага. Или былина. Купили мы его на рынке, как ты и советовал. На Черкизовском. Цена просто смешная. Если пересчитать – девять долларов.

– За такую цену вид у него шикарный, – удивился Бобров. – Я тоже такой купил бы.

– Не советую. Категорически. Сейчас дойдем до остановки, расскажу.

Подойдя к остановке, Шутиков вернулся к теме чемодана:

– Вид у него действительно ничего. Но есть некоторые слабые места. А вернее, все места, которые у него есть, – слабые. За что ни возьмись – ломается практически сразу же. С самого начала практически не работала «молния». Тут я сразу понял, что надеяться не на что, и «молнию» заменил. Обратите внимание, сделал это я сам. Два вечера ковырялся.

– Ну, ты гигант! – покачал головой Ходунов. – Это ты руками так сделал?

– Зачем, на машинке, – с гордостью ответил Шутиков. – Красиво?

Потрясенные Ходунов и Бобров разглядывали «молнию», цокали и качали головами. Ходунов даже наклонился почти вплотную к чемодану, сдвинув очки на лоб.

– Это просто классная работа. Мастер, одно слово.

– Принимаю заслуженную похвалу, – с нескрываемой гордостью сказал Шутиков. – Но на этом злоключения не кончились. Тут ещё два слабых места. Ручка выдвижная и колеса. Ручка – это вообще просто смех. Она вся была сделана из тонкой жести. А так как вставка «молнии» сопровождалась, как вы понимаете, некоторыми сценами из семейной жизни с обильным слезоотделением, я решил не усложнять жизнь. Тихо снял все размеры и попросил соседа. Он у меня на почтовом ящике работает. Так он мне ручку отгрохал из титана. Ее теперь в космос можно запускать. Вот, видите? – Шутиков с силой надавил на выдвижную ручку. – Железный вариант. То есть в данном случае титановый.

– О, вот и наш автобус, – прервал его Ходунов. – Садимся, мужики, в автобусе доскажешь свою захватывающую историю.

Разместившись в автобусе, делегация продолжила слушание вопроса.

– Так вот, – продолжил Шутиков, – колеса у меня тоже вызывали сильнейшие подозрения. Но ведь знаете как – понадеялся на авось. Ну что, думаю, ведь мне только из дома выйти. Я его и нести могу обычным по рядком. Загрузил я его вчера вечером, жена говорит – пройдись, посмотрю, как это будет выглядеть. Прошёл по комнате три шага – трах! Колесо отвалилось. Надя тут же в слезы. Что-то этот чемодан на нее очень сильно действует. Прямо необъяснимое явление какое-то. Паранормальное, наверное. Ладно, выгружаю все вещи, обследую чемодан. В общем – все надо менять. А время – уже около одиннадцати. Надя уже не плачет, но смотрит на меня так, будто это не чемодан, а тонущий младенец, которого я не хочу спасать. Что делать? Слава богу, нашел из чего сделать скобы и оси. К двум часам ночи все закончил. Но чтоб было наверняка, все тяжелое положил в сумку. В чемодане у меня теперь только кроссовки да тренировочный. А в тренировочный я литровую бутыль завернул, чтоб не разбилась.

– Ты что, спать совсем не ложился? – сочувственно спросил Бобров.

– Нет, лег все-таки, но, представляете, заснуть не могу! Так меня вся эта чемоданная эпопея завела – лежу и не могу заснуть. Только задремал – будильник…

– Да, жуткая история, – заключил Ходунов. – Будем надеяться, что больше у него ничего не сломается.

– Не знаю, – с сомнением покачал головой Шутиков. – У меня какое-то чувство к нему, что в нем обязательно что-то будет не так.

– Вот, Валентин Евгеньевич, – Ходунов покачал головой, – на ваших глазах рождается суеверие. Леонид Павлович, выброси ты все это из головы. Вот мы сейчас приедем, сдашь свой чемодан, пойдем в буфет и – по коньяку. И все твои предчувствия моментально забудутся.

– А что, у нас в программе коньяк с утра? – радостно удивился Шутиков.

– А ты разве не знаешь? У нас традиция. Как пройдём таможню, регистрацию, пограничников – идём наверх. Руководитель делегации угощает. Знаешь, как в народе говорят – с утра стакан принял, целый день свободен.

– И что же, большие у вас стаканы?

– Ну, ты губы-то не раскатывай. По рюмочке примем, и хорош. А то ты еще после своих злоключений в буйство впадешь. Или того хуже – заснешь.

– Почему же хуже? – изображая обиженного, сказал Шутиков.

– С буйным у нас хоть какой-то есть шанс, а спящего мы тебя должны будем в самолет отнести. Тут два хилых интеллигента точно не справятся.

* * *

В зале вылета, как обычно в это время, было людно. Регистрацию на рейс уже объявили, и путешественники пристроились в хвост длинной очереди.

– Прошу меня извинить, – обратился к стоявшему последним Боброву элегантный дородный господин с точно таким же чемоданом, как у Шутикова, – вы не на Женеву? Здесь будет регистрация?

– Да, – ответил Бобров.

– Благодарю вас, – бархатным, хорошо поставленным голосом сказал господин, становясь в очередь. – Ну, что же, подождём.

Свой чемодан господин поставил рядом с чемоданом Шутикова. Очередь немного продвинулась, и пассажиры задвигали свой багаж по гладкому полированному полу. Стоящий сзади господин аккуратно приподнял свой чемодан и поставил его опять рядом с чемоданом Шутикова. Шутиков посмотрел на господина и переставил чемодан ближе к себе. Господин улыбнулся и вежливо поклонился. Шутиков тоже поклонился. Оба остались довольны друг другом.

Ходунов, продолжая с удовольствием легкую пикировку с Шутиковым, который, в свою очередь, пытался растормошить сосредоточенного Боброва, спокойно и с удовольствием оглядывался вокруг. Вглядываясь в разные, большей частью возбужденные или напряженные лица людей, стоящих в очереди и около нее, он вдруг случайно встретился взглядом с человеком, который стоял в стороне от очереди, прислонясь к колонне. Среднего роста, светлый, лет тридцать – тридцать пять, одет он был в какую-то неопределенного цвета помятую куртку. Ходунов отметил про себя, что лицо этого человека ему показалось интересным. Спокойное, умное лицо сильного и уверенного в себе человека. Когда через пару минут Ходунов снова взглянул в том же направлении, человека там уже не было.

Очередь между тем двигалась довольно шустро, и делегация, толкая перед собой багаж, уже подошла к ограждению зоны таможенного контроля.

Стоявший сзади господин, приподняв голову, вглядывался в глубину зала, там, где были стойки регистрации.

– Э-э, простите великодушно, – обратился он к Шутикову. – Я что-то плохо вижу. На Женеву уже объявили регистрацию или ещё нет?

Шутиков, а за ним Бобров и Ходунов попытались из-за голов впереди стоящих людей увидеть номера рейсов. Бобров даже отошел чуть в сторону.

– Да, одиннадцатая стойка, – сказал он импозантному господину. – Номер рейса есть, но, похоже, ещё не начали регистрировать.

– Спасибо большое. Я, наверное, тогда ещё успею позвонить.

Господин взял чемодан и величаво покинул очередь. Очередь продвинулась на несколько шагов. И тут Ходунов снова увидел того крепкого блондина, который раньше стоял у колонны. Теперь он стоял с другой стороны, у барьера, огораживающего таможенную зону. Но вот очередь сделала ещё один рывок, и Ходунов оказался уже под равнодушно-строгим взглядом таможенника. Протянув паспорт с вложенными в него билетом и декларацией, Ходунов поздоровался и поставил свою сумку на движущуюся ленту, которая вползала в камеру для просвечивания багажа. Таможенник пробежал глазами документы, расписался и шлепнул печать. Ходунов поблагодарил, взял документы, подхватил выползшую сумку и направился к стойке регистрации. Пройдя немного, он остановился, чтобы подождать остальных. Светлый незнакомец так и стоял у барьера, видимо, ожидая кого-то.

Проведя полчаса в буфете наверху и пройдя еще один контроль, делегация расположилась в креслах, ожидая приглашения на посадку. Прямо напротив них уселся тот самый вальяжный господин, который стоял за ними в очереди на таможню.

– Я вот думаю, у этого типа, вон того, который за нами в очереди стоял, чемодан-то небось настоящий, – тихо сказал Шутиков. – Не с рынка.

– Да уж, – усмехнулся Ходунов. – Лощеный господин. У него вон, видишь, одни ботинки стоят больше, чем все наши, вместе взятые. Этот, наверное, в первом классе летит.

– Это точно, – согласился Шутиков.

* * *

В самолёте места у них были в середине салона. Когда они проходили к своим креслам, Ходунов обратил внимание на то, что тот самый дородный господин с чемоданом все-таки был здесь, а не в первом классе. Место у него было во втором ряду от входа, и он с трудом устраивался в том узком пространстве, которое отечественное авиастроение предоставляет пассажирам туристического класса. Экономным конструкторам среднестатистический пассажир представляется, наверное, очень худым, с коротенькими ногами и с причудливо изогнутым позвоночником. Атак как господин этим критериям не соответствовал категорически, процесс размещения его тела в кресле шел очень туго. Буквально. Лицо и даже руки господина побагровели от напряжения. Казалось, наступи сейчас темнота, он бы просто светился.

– Да, от ошибок никто не застрахован, – сказал Шутиков, усаживаясь у окна. – Я был на сто процентов уверен, что он летит в первом классе.

– Ты не одинок, – успокоил его Ходунов, устраиваясь посередине. – Я тоже так думал.

* * *

После стандартного аэрофлотовского обеда Шутиков моментально уснул. Ходунов тоже задремал. Но уже минут через десять он услышал впереди какие-то возбужденные голоса. Открыв глаза, он приподнялся в кресле. В начале салона в проходе стояли две стюардессы со встревоженными лицами и несколько пассажиров. Лица пассажиров тоже были напряженными, но любопытство в них преобладало. Что-то происходило во втором ряду слева. Ходунов увидел, что из-за занавески вышел один из пилотов. Он о чем-то спросил стюардессу, нахмурился и, постояв немного, ушел. Стюардесса постарше что-то сказала двум стоявшим рядом с ней пассажирам, и те, открыв отсек сверху, достали оттуда свои вещи и прошли в хвостовую часть. Ещё двое, стоявшие в проходе, неохотно отправились на свои места в том же ряду на противоположной стороне.

– Что-то там случилось, – сказал Ходунов Боброву. – Похоже, что это тот самый, у которого чемодан так похож на шутиковский. Да, такому трудно было влезть в это пространство. Вот и не прошло бесследно.

В динамиках прозвучал мелодичный сигнал, призывающий к вниманию, и женский голос произнёс:

– Уважаемые пассажиры! Если среди вас имеется врач, прошу его подойти в начало салона туристического класса. Повторяю…

– Да, видно, серьёзно у него, – сказал Бобров. – Видите, места рядом с ним освободили. И стюардесса там что-то пытается сделать.

Мимо них к началу салона прошла пожилая полная седоволосая женщина, вероятно, врач. Она остановилась рядом со стюардессой, и та что-то ей объяснила. Потом пожилая женщина наклонилась к пассажиру, который, видимо, лежал на сиденьях. Некоторое время был виден только пучок ее седых волос. Пассажиры вытягивали шеи и даже привставали, пытаясь увидеть что-нибудь. Но вот пожилая женщина выпрямилась. Лицо у нее было спокойным и сосредоточенным. Она что-то сказала стюардессе и собралась идти на свое место. Стюардесса, видимо, вспомнив что-то, остановила ее и что-то спросила. Женщина кивнула и пошла по проходу. Стюардесса на несколько минут скрылась за занавеской. Потом она снова появилась с тем же пилотом. Пилот тоже наклонился над пассажиром, потом выпрямился с хмурым лицом, зачем-то несколько раз энергично потянул себя за нос, что-то сказал стюардессе, и они вместе вышли. Через минуту стюардесса появилась снова с большим пледом в руках. Она накрыла им лежавшего пассажира и ушла.

Пассажиры, видя, что больше ничего не происходит, успокоились и перестали пытаться увидеть что-то интересное.

* * *

Самолёт основательно тряхнуло, и Шутиков даже слегка стукнулся лбом о стекло иллюминатора, к которому он прилип, разглядывая разворачивающуюся перед ним панораму. Самолет резво побежал по бетонной полосе аэродрома. Потом он подрулил совсем близко к одному из больших круглых стеклянных терминалов и, в последний раз вздрогнув, затих. Пассажиры, разминая затекшие от долгого сидения ноги, столпились в проходе, ожидая, когда стюардесса, стоявшая у занавески в начале салона, пригласит их к выходу.

Проходя мимо второго ряда, пассажиры дружно поворачивали головы налево. Ходунов, дойдя до этого места, посмотрел туда же. Темный плед полностью накрывал полулежавшего пассажира. По тому, что лицо его тоже было закрыто, Ходунов понял, что дородный господин мертв. Из-под пледа торчала только одна нога. Бросались в глаза хорошо отглаженные светлые брюки и сверкающий ботинок с затейливой пряжкой.

Выйдя из самолёта на трап и вдохнув теплый воздух со слабым цветочным запахом, Ходунов увидел стоявшую справа от трапа машину «Скорой помощи» и рядом с ней людей в униформе.

– Да, вот так, – сказал ему нахмурившийся Шутиков, когда они уже спускались по трапу. – Суетимся, что-то планируем. А она-то – раз! И конец всем твоим проблемам и надеждам. Мементо мори. Помни о смерти.

– Все там будем, – пожал плечами Ходунов. – Рано или поздно.

– Чур, я поздно. – На лице Шутикова снова появилась улыбка. – Здесь я всегда готов уступить дорогу.

* * *

Пассажиры спустились в небольшой зал, куда должны были доставить багаж.

– Ну, что ж, придется подождать, – снова начал сокрушаться Шутиков. – Извините, братцы, это жертва моей респектабельности.

– Да не переживай ты, – успокоил его Ходунов. – Тут всё это очень быстро.

– Тогда ладно, – Шутиков удовлетворённо кивнул. – Успокоил ты меня. – Все еще под впечатлением от увиденного умершего пассажира он продолжил: – Да, думаю, достанется теперь Аэрофлоту хлопот с этим жмуриком. Надо смерть здесь оформлять, потом решать, что с телом делать. Куча проблем.

– А для родственников, представляете? – покачал головой Бобров.

– Ну вот, – отвлек их от грустных мыслей Ходунов, – я же говорил. Вон уже табло зажглось. Сейчас чемоданы поедут.

Действительно, лента транспортера пришла в движение, и на ней показались медленно выползающие сумки, коробки и чемоданы.

Ожидающие пассажиры подошли ближе к транспортеру.

– Вот он, мой красавец, – сказал Шутиков, снимая с ленты чемодан. – Так, посмотрим бирку. Погоди-ка, да ведь это не мой! Хорошо, что я на бирку посмотрел. А, вон он, мой, плывет, голубчик. Ну, это уж точно мой.

– Ты погоди, не торопись. – Ходунов задержал хотевшего отойти Шутикова. – Проверь все-таки. А то, может, и третий одинаковый есть.

– Ну, это уж было бы слишком, – засмеялся Шутиков. – Нет, все в порядке. Номер мой. Все в порядке. Двинули, двинули, господа.

* * *

Встретил их Дима Самойлов, работавший в аппарате организации. Через полчаса он довез их на своей машине до гостиницы. Здесь, в этой скромной гостинице, в узком переулке между шумной Рю де Лозанн и набережной, Ходунов останавливался уже не в первый раз. Это была гостиница в классическом швейцарском стиле – скромно, но очень чисто, удобно, добротно. И в каждом номере маленькая кухня с набором посуды, кастрюль и сковородок.

Быстро покончив с формальностями, все четверо подошли к лифту.

– Поднимешься с нами? – спросил у Самойлова Ходунов.

– Пожалуй, не буду нарушать традицию.

– Ну, у вас тут такие традиции, – заметил Шутиков, когда все с некоторым трудом разместились в тесном лифте. – Прямо не командировка, а сплошной ритуал. А по приезде по рюмочке в ритуал входит?

– До сих пор такой традиции у нас не было, – ответил Ходунов, выходя из лифта. – Но это дело индивидуальное. Есть желание – удовлетвори его.

– Я точно пас, – покачал головой Бобров. – Сейчас ни два, ни полтора.

– Так, ну вот и четыреста двенадцатый. Это мой. – Ходунов открыл дверь в номер. – Давайте зайдем ко мне, решим, что и как.

– Хороший номер, – сказал Самойлов, оглядывая все вокруг. – Ага, кухня закрыта. Попросить, чтобы открыли?

– Спасибо, Дима, спасибо, – поблагодарил Ходунов. – Мы порядки здешние знаем. Так что, как действуем?

– А что, – снова проявил активность Шутиков. – Открывать и наливать. Вот она у меня здесь, в чемодане. Холодненькая, прямо из багажного отсека.

– Да угомонись ты, – засмеялся Ходунов. – Ты просто перевозбудился. Не время. Да и Дима не может, за рулем. Так что, Дима, как ты завтра? Может, съездим куда-нибудь?

– Да я вот как раз и хотел поговорить на этот счёт. – Самойлов смущенно улыбнулся. – Понимаешь, тут у нас сейчас Галина мама. И вот в это воскресенье я хотел с ними поездить.

– Ну и прекрасно. – Ходунов ободряюще улыбнулся. – Ты и так нас уже сколько раз возил. А поговорить у нас время будет. Так что ты не бери в голову. Спокойно ублажай тещу. Важнее этого ничего не бывает.

– Ладно, так и сделаю, – с облегчением улыбнулся Самойлов. – Но есть некоторая надежда, что я смогу освободить четверг.

– Четверг? – удивился Ходунов. – Вы же обычно отчёт делаете в четверг.

– Да знаешь, в этот раз сессия очень тихая будет. Последние-то две были, конечно, просто безумные. А теперь народ решил не напрягаться. К тому же немцы презентацию свою отменили. Лоренц заболел серьёзно. Так что сейчас пока планируем в среду, часам к трём, всю повестку дня закончить. А по моей ответственности только дежурное утверждение новых видов. Я вполне успею все подготовить вечером и в четверг возьму отгул.

– Ты смотри, Дима. – Ходунов положил руку на плечо Самойлову. – Из-за нас не стоит никаких лишних напряжений. Мы и сами себя развлечем.

– Да я и сам очень хочу передохнуть, – улыбнулся Самойлов. – Мы же здесь живем тоже в такой колее. Не с кем пообщаться нормально.

– Ну, гляди, – сказал Ходунов, протягивая Самойлову руку. – Спасибо тебе еще раз за встречу. До понедельника. Мы будем в половине десятого.

Простившись с Бобровым и Шутиковым, Самойлов вышел.

– Так, сейчас по местному 10.45, – сказал Ходунов. – Давайте в 11.20 спускаемся вниз. Вы дальше по коридору, так что заходите за мной.

– Одеваемся как? – спросил Шутиков. – Официально?

– Кто как хочет. – Ходунов усмехнулся. – Что ты всё коллективное решение хочешь найти? Действуй по собственному разумению. Есть оно у тебя?

– Поищем, – бодро ответил Шутиков. – Где-то точно было.

– Тогда дружно разбежались, – скомандовал Ходунов. – Жду вас через 35 минут.

– А мой-то четыреста тринадцатый, – сказал Шутиков, выходя из номера. – Как бы чего не вышло. Ты суеверный, Женя?

– Нет, но число «тринадцать» не люблю.

– Хорошая шутка.

– Да я серьезно.

– Ну, тогда очень хорошая шутка.

* * *

Войдя к себе в номер, Шутиков поставил чемодан в прихожей и, бросив на кровать сумку, запер дверь. Потом, быстро раздевшись, он босиком пошел в ванную.

С удовольствием, шумно отфыркиваясь, он принял душ и, уже вытираясь большим белоснежным полотенцем, вспомнил, что забыл вынуть из чемодана шлепанцы. Тихонько насвистывая, накинул на плечи полотенце и, оставляя за собой влажные следы, вышел из ванной. Он наклонился к чемодану и, уже двигая застежку «молнии», почувствовал что-то не то. Да, слишком уж легко и плавно она двигалась. И сама «молния» была другой. Шутиков перестал насвистывать и нахмурился. Он аккуратно довел застежку «молнии» до конца и открыл крышку.

Это был не его чемодан.

В чемодане лежали упакованные в коробки несколько дорогих рубашек, джинсы, легкий свитер, пакет с бельём, несколько носовых платков. Отдельно в прозрачном пакете лежали шикарные зеленые, шлепанцы с вышитыми золотыми вензелями.

Шутиков выпрямился, продолжая глядеть на раскрытый чемодан, и шумно вздохнул. Потом, продолжая сосредоточенно глядеть на чемодан, он тщательно вытерся. Взяв с кровати стоявшую сумку, он вынул оттуда джинсы. Одеваясь, он время от времени смотрел на лежавший на полу открытый чемодан. Одевшись, взял лежавшую на столе ручку с наименованием гостиницы и снова склонился над чемоданом. Опустив ручку до дна чемодана и отметив пальцем край чемодана, он приложил ручку с другой стороны.

– Так, – тихо сказал он и присвистнул. – Приехали.

Аккуратно выложив все содержимое из чемодана на кровать, он внимательно осмотрел дно. Потом, используя все ту же ручку, не торопясь, пробуя в разных местах, попытался отделить дно. Мягкое дно, закрепленное на липучке, достаточно легко отделялось. Отделив дно полностью по периметру, Шутиков приподнял его.

Узкое пространство между фальшивым и настоящим дном было забито черными блестящими пакетами с надписями «Кофе молотый». В одном углу тайника лежала довольно толстая пачка долларов.

Шутиков снова вздохнул, опустился на корточки перед чемоданом и задумался.

* * *

В 11.20 в дверь номера Ходунова постучали.

– Входите, открыто, – крикнул Ходунов, вставая с кресла.

В номер вошел Бобров, одетый в ковбойку и тренировочные брюки с яркими полосами по бокам. На ногах у него были девственно-чистые белые с черным кроссовки. За ним в коридоре стоял Шутиков.

Ходунов выключил телевизор.

– Так, ну я тоже готов. Пошли, на разграбление города у нас с вами часа четыре. А зачем ты сумку взял? – спросил он у Шутикова, запирая дверь. – Все равно в нее много не войдет.

– Я же говорю, сросся я с ней, – как-то нехотя ответил Шутиков. – Или она со мной. Привычка.

– Ну, гляди. А вот туфли эти ты точно зря надел. По магазинам бегать лучше в кроссовках. Так ты все ноги себе собьешь, точно тебе говорю.

Шутиков замялся, что было на него совсем не похоже. И вообще он показался Ходунову каким-то необычным, озабоченным.

– Понимаешь, какая штука, – выдавил Шутиков из себя наконец. – Прямо тридцать три несчастья.

– А что случилось? – встревоженно спросил Ходунов. – То-то я смотрю, ты какой-то не такой.

– Да, бутылка моя. Ну, в чемодане. Разбилась, и всё там залило. Ну, и кроссовки тоже. А потом стал там все разбирать, наклонился как-то резко, и ка-ак в спину ударит! Вступило что-то. В общем, одно к одному. Номер, наверное, виноват, – он криво улыбнулся, – четыреста тринадцатый.

– Да, это штука неприятная, – сочувственно сказал Ходунов. – По себе знаю. Так, может быть, тебе и не стоит сейчас с нами-то идти? Давай, ты скажи, что надо тебе купить, мы справимся, я думаю. Как сейчас-то самочувствие?

Шутиков, поморщившись, сделал несколько движений плечами.

– Да вроде ничего. Нет, точно, ничего. В конце концов, будет плохо, вернусь в гостиницу. Только вот бегать мне действительно пока не стоит.

– Да, конечно, – согласился Ходунов. – А то смотри, полежал бы.

– Ну, обидно лежать здесь. Я же здесь и не был никогда. Ладно, вызывай лифт, Валентин Евгеньевич, поехали. А кроссовки я себе все равно планировал новые купить. Так что первым делом их и куплю.

На следующее утро, когда в 8.15 за Ходуновым зашли его спутники, он уже успел прочитать документы, переданные ему Самойловым, и еще раз бегло просмотрел привезенные из Москвы бумаги по всем пунктам повестки дня.

– Привет, – поздоровался он с вошедшими. – Как самочувствие? Спина-то болит, Леня?

– Чувствуется, – поморщился Шутиков. – Но ничего, терпимо. А ты как, бегал?

– Еще как. Я встал, еще шести не было. Пробежался так хорошо, искупался. Здорово!

Шутиков снова показался Ходунову каким-то необычным – напряженным, непривычно задумчивым. Внимательно посмотрев на него, Ходунов удивленно поднял брови:

– О, слушай-ка, я только сейчас обратил внимание. Ты что, усы решил отпустить?

– А что? Не нравится?

– Нет, почему же. Вы как считаете, Валентин Евгеньевич? Хороши будут усы?

Бобров тоже удивился:

– Чего это ты вдруг? У тебя что, были они когда-то?

– Нет, – нехотя сказал Шутиков, поглаживая какую-то редкую, тщедушную поросль у себя под носом. – Сделаю жене сюрприз.

– Ты бы дал ей телеграмму, – посоветовал Ходунов. – А то она без подготовки-то может и не выдержать. Что называется, без слез не взглянешь.

– А, идите вы, – спокойно отреагировал Шутиков. – Вам бы только любой порыв задушить. Безразличен я к вашим инсинуациям. Ну, не дано вам понять. Жалко мне вас.

– Да нам и самим себя жалко, – не отставал Ходунов. – И как это мы не можем этого понять? Ну, ничего, со временем, глядишь, поймем.

Полдня они провели в парке на другой стороне озера. Пообедав по-советски, в номере у Шутикова, и отдохнув, решили прогуляться по набережной.

Оставив позади два моста и старинное, украшенное скульптурами здание электростанции, они пошли вниз по течению Роны. Пройдя небольшой участок набережной, застроенный солидными старинными домами, они подошли к вытянувшемуся вдоль реки на добрый километр громадному современному зданию. Дом этот сильно напоминал океанский лайнер, совершенно неожиданно оказавшийся на берегу стремительной горной реки. Как на настоящем корабле, у этого дома была палуба – грандиозная прогулочная площадка, которая начиналась для верхнего по течению конца дома с уровня первого этажа. Уклон реки на этом участке Роны был очень большим. Дойдя по этой горизонтальной площадке-палубе до конца дома по нагретому солнцем бетону и посмотрев вниз, вдруг обнаруживаешь себя на высоте десятого этажа и видишь далеко внизу покрытую пятнами белой пены голубую Рону.

Спустившись по лестнице в торце этого гигантского дома, троица вышла к мосту. Перейдя узкую улицу, они спустились к уходящей вверх узкой тропинке, по которой Ходунов и повел их. Сначала тропинка шла по пологому склону, но дальше начался уже выступ скалы. Здесь со стороны склона тропинка была огорожена. Аккуратные оцинкованные столбики были забетонированы в скалу, и на них натянута металлическая сетка. Пройдя по тропинке всего метров сто, они оказались на относительно ровной площадке. Изгородь здесь перекрывала проход к уступу, идущему вдоль почти отвесной в этом месте скалы. Тропинка поворачивала и уходила серпантином вверх, где дальше, уже на вершине скального обрыва, была видна часть большого дома. С площадки далеко внизу была видна белая от пены река и громадные валуны, усеивающие её берег с этой стороны. Сквозь листву громадных деревьев, стволы которых шли, казалось, параллельно склону, просматривался и противоположный берег, где была обычная набережная, а за ней большие серые здания какого-то предприятия. А здесь, на этом берегу, везде громоздились отливающие бронзой темные скалы, на фоне которых очень красиво выделялись цветущие кусты.

Неожиданный переход от шумной улицы к этому красивому и тихому уголку дикой природы действовал ошеломляюще.

– Ну, как? – спросил Ходунов. – Впечатляет?

– Да, очень здорово, – сказал Бутиков.

– Похоже, здесь мало кто бывает, – заметил Бобров.

– А мне здесь нравится, – сказал Ходунов. – Я случайно на него наткнулся. Хотел пройти по этому берегу к мосту, который ниже по течению, и пошел по этой тропинке.

– А куда тропинка эта выходит? – спросил Шутиков.

– Да вон, видишь, там край дома торчит? – показал Ходунов. – Этот дом на улице стоит. Магазин рядом. А улица как раз и выходит прямо на мост. Хотите, прогуляемся туда?

– Может, нам поберечь силы для завтрашнего дня? – с сомнением в голосе не то спросил, не то предложил Бобров.

– Все ясно, – засмеялся Ходунов. Он повернулся к Шутикову. – Ты тоже, как я понимаю, за то, чтобы беречь силы. Тогда разворачиваемся к дому.

* * *

Начало заседания было назначено на десять. Но когда в начале десятого Ходунов и его спутники вошли в отделанный мрамором огромный светлый холл, там было уже людно. Основная часть прибывших собралась в небольшую толпу в центре холла.

Ходунов и Бобров с удовольствием включились в традиционный процесс приветствий, представлений, обмена новостями. Здесь, на заседаниях, формировалось это интересное и странное сообщество, возникающее раз в полгода и потом распадающееся, чтобы возникнуть обновленным снова.

Без четверти десять открылись тяжелые двери в большой зал, и все потянулись туда. В зале, у задернутого шторой огромного, во всю стену окна стоял длинный стол президиума и напротив него широкими дугами расположились ряды кресел для делегаций. Таблички с названиями стран стояли в алфавитном порядке. Найдя табличку с надписью «RUSSIAN FEDERATION», Ходунов показал Шутикову на кресло с краю: