Текст книги "Русские народные сказки Пермского края"

Автор книги: Александр Черных

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

40. Ореховая веточка

Жил в одном селении человек, и было у него три дочери. Поехал он раз на базар и спрашивает, что им там купить. Одна заказала платье, вторая – красивый платок, а третья заказала ореховую ветку. И вот он купил одной платье, другой красивый подшалок, а ореховую ветку не нашел. Поехал домой. Едет по лесу, оглядывается, и вдруг на дорогу наклонилась с дерева ветка. Он посмотрел, а на ней орехи. Мужик и думает: «Не эту ли ореховую ветку мне дочь заказывала?» Взял и срубил эту веточку. А как только срубил – медведь зарычал:

– Как ты смел срубить мою ореховую ветку?

– Это я, – говорит мужик, – для дочери.

– Ну, вот пусть дочь эта и будет моей женой.

Мужик заплакал:

– Как же я ей скажу, что за медведя ее замуж отдам?

– А вот, – говорит, – так и скажи.

Приехал мужик домой, подарки раздал, а дочери ничего не сказал. Прошел день, прошло два, а на третий день вдруг колокольцы раздаются. Выбежали все, смотрят: а там на нескольких лошадях едет кто-то, как свадьба. Перед их крыльцом лошади остановились, и выходит кто-то в богатой одежде, в шубе тяжеленной. Разглядели – а это медведь. Вышел и говорит: «Я приехал за своей невестой, за той, что просила у отца ореховую ветку сорвать». Старшая сказала: «Это не я». Вторая сказала: «И не я». А третья призналась, что это она ореховую ветку просила. Медведь говорит: «Вот ты и будешь моей женой. Если сейчас же со мной не поедешь, то я тебя разорву». Некуда было девушке деваться, и села она с медведем.

А жених всех приглашает: «Сейчас у нас свадьба, отец с матерью и сестры пусть тоже едут». Запрягли они лошадь и поехали все. Вот подъехали они к церкви, вошли, а как взошли на паперть, с жениха медвежья-то шкура и спала. И стал он красивым молодцем и всем объявил, что он сын богатого человека и что прокляла его старая ведьма быть медведем до тех пор, пока не пойдет за него замуж какая-нибудь девушка. И он всех приманивал, старался, но вот только одна согласилась и пошла за него замуж, и он снова человеком стал.

И был пир очень большой, и я на этой свадьбе была, мед-пиво пила, по усам бежало, да в рот не попало.

41. Сивка-бурка

Жили-были старик со старухой. Поля у них были большие, сеяли они пшеницу, урожай хороший собирали и своих сыновей троих кормили, растили.

В одно лето кто-то у них стал пшеницу топтать. Старик сначала одного сына послал – тот никого не укараулил.

Второго сына послал – тоже ничего. Послал третьего сына, Ванюшу. Ванюша всю ночь не спал, караулил. Слышит: земля дрожит, конь бежит. Прибежал конь и стал пшеницу щипать, а потом стал по пшенице кататься, ноги вверх задирать. Тут Ванюша не вытерпел, тихонько подкрался, за гриву поймался и сел задом наперед. Конь выше церквей подымался, выше лесу был, выше домов, но он все равно усидел, не мог конь его сшибить. Ну, в конце концов устал конь, спустился около поля и говорит:

– Хорошо, Ванюша, ты на мне усидел, тебе мной и владеть. Только ты меня отпусти, а когда потребуюсь я тебе, скажи только: «Сивка-бурка, вещий каурка, встань передо мной, как лист перед травой». Я к тебе и прибегу.

Иван взял да и отпустил его. Пришел домой, а отец спрашивает:

– Ну как? Видел кого-нибудь?

– Нет, никого, – говорит, – не видел. Только пшеницу нашу больше топтать никто не будет.

Много ли, мало ли времени прошло – старик-то заболел да умер. Старушка тоже старая совсем стала. Решили братья жениться. А в том царстве-государстве у царя была дочь, и вот этой дочери пришла пора жениха сыскать. Велел царь посадить ее в высокий терем перед окном, а на палец золотое кольцо одеть и везде афиши развесить: «Кто достанет кольцо у царевны с руки, тот получит ее в жены и полцарства в приданое».

Ну, парни как это узнали, всем захотелось взять в жены царскую дочь, а пуще того приданое – полцарства! Стали и братья Ивана думать да гадать, как бы до окошка допрыгнуть и кольцо снять.

Вот в один прекрасный день собираются братья в город, лошадей овсом кормят, чистят, хвосты им подрезают, гривы чешут. А Ванюша говорит:

– Возьмите меня тоже с собой.

– Да куда тебе, у тебя и коня нет, да и сам-то ты мазуля, грязнуля. Сиди вон на печи да перегребай золу.

Уехали. А Ванюша взял лукошко и пошел в лес. Насобирал полное лукошко грибов, спрятал под елочку. А сам крикнул:

– Эй, Сивка-бурка, вещий каурка, встань передо мной, как лист перед травой!

Сивка-бурка бежит, земля дрожит, из ноздрей жар пышет, хвост по полу тащится, грива по земле волочится. Прибежал, встал как вкопанный.

– Что, Ванюша, тебе надо?

– Да вот, говорят, царь отдаст дочь замуж за того, кто достанет кольцо у ней с руки. Мои братья уехали, а у меня и лошади нет.

– Ну так что, эта служба не такая уж большая: давай залезай в правое ухо, вылезай в левое.

Иван залез в правое ухо, вылез в левое. Сделался таким красивым, чистым, опрятным, и одежда на нем другая стала.

– Теперь, – говорит Сивка-бурка, – садись на меня.

Сел Ванюша на него и погнал. Приехал в город, а людей там на площади видимо-невидимо. Кто хочет кольцо доставать, а кто и просто так посмотреть пришел, как другие доставать будут. А царская дочь сидит на подоконнике и руку вниз спустила. А кольцо золотое у нее на руке так и светится, так и сверкает.

Разогнал Ванюша Сивку-бурку, подскочил – немного до кольца не дотянулся. Прогнал дальше и уехал снова в лес.

А Сивка-бурка его утешает:

– Да, оплошали мы, ну ничего, в следующий раз достанем.

Залез Иван коню в правое ухо, вылез в левое. Опять такой же Ванька стал. Отпустил Сивку-бурку гулять, а сам взял лукошко с грибами и пошел домой.

А братья приезжают и говорят:

– Ух, Ванька, какой там приезжал парень! Да на какой лошади, всем нашим лошадям не чета! Да какой он красивый, да как он одетый! Да ведь прыгнул и чуть-чуть не достал, а мы никто и близко не достали.

На следующее воскресенье снова братья собрались ехать. Опять они своих лошадей моют, чистят, сами чисто одеваются. А Ванька говорит:

– Возьмите меня с собой, я хоть погляжу, что там за невеста.

– Куда тебя такого грязного! Сиди на печи да перегребай золу. Нечего тебе там делать!

Уехали. А Ванька взял лукошко и опять в лес пошел. Насобирал грибов, спрятал под елочку, закрыл лопушочками, а сам свистнул:

– Ш-ш-ш… Сивка-бурка, вещий каурка, встань передо мной, как лист перед травой!

Сивка бежит, земля дрожит, жар из ноздрей пышет. Прибежал.

– Ну давай, – говорит, – ты теперь уже знаешь, что делать: залезай в одно ухо, вылезай в другое.

Ванька залез-вылез, сделался еще краше. На коня сел и погнал в город. Как разогнался Сивка-бурка на этот раз, Ванька как подпрыгнет – успел и кольцо снять, и царевну поцеловать. И опять в лес ускакал.

– Ну вот, на этот раз ты молодец, – Сивка-бурка ему говорит, – не оплошал, хорошо на мне усидел и хорошо подпрыгнул.

Отпустил Иван Сивку-бурку, а сам домой пошел с грибами. Только заходит в ограду – и братья заезжают.

– Ох, Ванька, ведь парень-то прежний опять приезжал, достал кольцо-то да еще успел царевну поцеловать. Да какой конь-то под ним красивый, да какой он сам нарядный!

– Да не я ли там был?

– Тебе ли быть такому.

Ну что, лошадей поставили, ужин сготовили, а Ванька на печь залез. Кольцо, что у царевны снял, надел на палец да и тряпочкой завязал, чтобы никто не видел. Лежит на печи, и охота ему стало рассмотреть, что за кольцо-то. Взял да и развязал тряпочку. А от золотого-то кольца такой свет пошел, такие искры посыпались! А братья-то увидели и говорят:

– Ванька, ты чего там спичками балуешься, подожжешь еще!

Ванька скорей тряпочкой кольцо завязал. Поужинали они и спать легли.

В следующее воскресенье должен был жених к невесте явиться. Невеста ждала-ждала, ждала-ждала – никто не явился, никто не пришел. И она вот что придумала: на другое воскресенье позвала всех парней и стала их пивом угощать. Ходит по комнате и всех, кто пришел, пивом угощает.

Братья тоже пошли к царской дочери на угощенье, и Ванька побрел. Пришел, когда уже полна горница людей была. Прямо поместиться некуда. И он под самый порог, под умывальничек, сел, только там ему место и оказалось. Царевна всех пивом обнесла и дошла до Ваньки. Стал он кружку с пивом брать – царевна видит: а палец-то завязанный. Она спрашивает:

– А что это, молодец, у тебя палец-то завязанный?

– Да я, – говорит, – порезал.

Только она ему не поверила. Когда стала кружку обратно брать, взяла да и сдернула повязку-то. Золотое кольцо так и засветилось, так и засверкало, прямо всех вокруг ослепило. Тогда взяла она его за руку, подвела к столу и говорит:

– Вот, это мой жених.

Все удивились.

– Да как это? Ведь это же Ванька!

И братья смотрят.

– Так это же наш Ванька! Да где же ему!

Старший брат выходит, говорит:

– Ошиблись вы: наш Ванька вовсе не ходил кольцо доставать, у него и лошади-то нет.

А царская дочь все свое:

– Нет, это мой жених! Подождите покуда.

Повели Ваньку в баню. Вымыли его, вычистили, переодели и назад привели.

Встал он за стол рядышком с невестой, и все люди узнали.

– Правда, ведь этот парень-то и был!

И отдали царскую дочь за Ваньку замуж. Хотя и было обидно братьям, да деваться некуда. На свадьбе той было очень весело. И братьев, и всех-всех пригласили, и стали они жить да поживать и добра наживать.

42. Про Буренушку

Жили-были старик со старухой, и была у них доченька Машенька. Старуха умерла. Взял старик другую жену, да с двумя дочерьми. Мачеха есть мачеха: своих дочерей любила, а Машеньку нет. Своих дочерей работать не заставляла, а всю работу выполняла по дому Машенька: и стирала, и полы мыла, и скотину кормила. Мачехины же дочери только гуляли да играли.

Раз пошли они вечеровать к подружкам, и Машенька просится.

– Отпустите, – говорит, – и меня на вечерки[53]53
  Вечерки – посиделки, сбор молодежи в вечернее время в одном из домов для игр и работы.


[Закрыть].

Мачеха отпускает:

– Ладно, иди, только вот я тебе кудели[54]54
  Кудель – льняное волокно, из которого прядут нити.


[Закрыть] дам, ты ее всю опряди, а потом и играть станешь.

Взяла Машенька эту куделю, а ее так много, что и за вечер не опрясть, а поиграть так уж и вовсе времени не останется. Зашла она с этой куделей во двор, а во дворе корова, Буренушка. Она, эта Буренушка, еще при родной матери жила и была у Машеньки любимицей. Обняла она эту Буренушку за шею и говорит:

– Буренушка, матушка, как мне тяжело жить. Не любит меня мачеха, все-то меня заставляет делать: я и полы мою, я и стираю, я и варю. А ее дочери все только гуляют да бегают. Она их и на вечерки отпускает, и работушки не дает, а меня вот хоть и отпустила, дак столько кудели дала, что мне и за весь вечер не опрясть. А если не опряду, она меня бить будет, ругать будет, больше никуда не отпустит.

Буренушка пожалела ее и говорит:

– Ладно, Машенька, не плачь, давай куделю, толкай ее мне в рот, а из уха клубочки мотай.

Машенька так и сделала. Корова стала эту куделю жевать, а из ушей у нее нитки пошли. Стала Машенька их доставать да в клубочки мотать. Мотала, мотала, намотала несколько клубочков, в фартук положила, сняла фартучек с себя, под крылечко спрятала, а сама на вечерки побежала. И такая была веселая, со всеми играла и песни пела. А когда стали расходиться, она взяла фартучек с клубочками и принесла домой.

– Вот, – говорит, – я напряла.

Мачеха удивилась:

– Молодец, много ты сделала. Ладно, можно тебя и на следующий раз отпустить.

Опять все на вечерки собрались, и Машенька просится:

– Можно и мне сходить?

Мачеха отвечает:

– Иди, только кудель опряди и моты[55]55
  Моты – большие мотки ниток.


[Закрыть] смотай!

И дала ей кудели больше прежнего.

Пошла Машенька к Буренушке, упала на шею, заплакала:

– Буренушка, отпустили меня погулять, а работы дали больше прежнего. Где же я столько напряду да в моты смотаю, как это я все сделаю?

А Буренушка говорит:

– Не плачь, Машенька, толкай мне в рот свою куделю, а сама моты мотай.

Столкала Машенька куделю Буренушке в рот, а сама только моты мотает. Смотала все и опять в фартучек завернула, под крылечко спрятала и на вечерки побежала. Очень ей там понравилось, даже парень один приглянулся. Ну, а когда стали все домой расходиться, она тоже пошла, моты забрала, принесла мачехе. Та удивилась, что она так много сделала, и на следующий вечер уже сама посылает:

– Иди, но не только моты смотай, а и холсты вытки.

Машенька думает: «Как это я холсты вытку? В один вечер и куделю опрясть, и моты смотать, и холсты соткать?» Пошла опять к Буренушке. Буренушка говорит:

– Не плачь, я тебе помогу!

Стала опять Буренушка куделю жевать, а из ушей у нее готовые холсты выходят, Машенька эти холсты только складывает. Сложила, спрятала под крыльцо, а сама на вечерки побежала. Поиграла там, а парень тот, который ей приглянулся, стал ее сватать.

– Пойдешь, – говорит, – за меня замуж?

А Машенька отвечает:

– Меня замуж не отдадут: ведь я в семье все делаю.

Вернулась Машенька домой, холсты из-под крыльца достала и мачехе отдала. А той понравилось, что самой прясть не надо и дочерей не надо заставлять, на следующий вечер снова Машеньку посылает.

– Иди, – говорит, – веселись, только сделай теперь не простые холсты, а с рисунками.

И кудели дала больше прежнего.

Побежала Машенька к Буренушке, а мачеха следит за ней. Следит и видит, что это Буренушка ей помогает. На следующий день говорит мачеха своему старику:

– Давай Буренушку зарежем!

Старик и рот раскрыл.

– Ты че, баба, белены объелась? Как же это мы без Буренушки-то жить будем?

– Нет, – говорит, – я от такой коровы даже и молока не хочу, не надо мне такой коровы!

Спорила, спорила, переспорила старика. Согласился он корову зарезать. А Машенька услышала, побежала к Буренушке, упала ей на шею и говорит:

– Буренушка, матушка, тебя зарезать хотят.

А Буренушка ей отвечает:

– Не плачь, Машенька: я уже старая, пора бы мне и умирать, все равно когда-то смерть должна прийти! Пусть меня зарежут, только ты все косточки мои собери в лукошечко и под окошечко закопай.

Машенька так и сделала: все мясо едят, а она под столом сидит, все косточки собирает. Собрала все косточки в лукошечко и тайком от всех под окошечко закопала. А через некоторое время под окном вырос сад, да такой расчудесный: яблони, вишни, сливы – чего в нем только нет! А когда мачеха Машеньку посылает что-нибудь сделать, она в этот сад бежит – и все само как-то быстро и легко делается, и ветки сами наклоняются, чтобы она яблочек поела, и птицы поют. А как только зайдут в этот сад мачехины дочери, птицы их клевать начинают, а все ветки вверх поднимаются. И они боялись и не любили в этот сад ходить. Мачеха видит, что ее дочерей этот сад не любит, и говорит опять старику:

– Давай Машеньку отдадим замуж, пусть она уйдет, а сад останется моим девочкам. Они будут в этот сад ходить и всю работу выполнять легко.

Старик согласился. А тут и жених есть – парень, которому она на вечерках полюбилась. Сыграли свадебку, а когда их от венца везли в дом жениха на другой конец деревни, сад встал и следом пошел. И где Машенька стала жить, там и сад этот стал расти под ее окнами.

Осталась мачеха и без Машеньки, которая выполняла всю работу по дому, и без сада, который помогал Машеньке во всем. Осталась она со своими дочерьми, и пришлось им выполнять всю работу самим.

43. Иван Мельников

Жили старик со старухой, и был у них сын, Иван Мельников. Старик со старухой умерли, осталась Ивану от родителей мельница, только молола она плохо. Повадилась к нему ходить лисица – лизать брусок на мельнице.

Иван Мельников и говорит ей:

– Ты у меня, лисица, доходишься брус лизать – я тебя убью.

– Не бей меня, – говорит лисица, – я тебе на пору-на время сгожусь.

Вышла она на угор и легла. Бегут два волка и спрашивают:

– Что, лиса, покатываешься, поваливаешься?

– Я, – говорит хитрая, – тут у царя в гостях была да опять хочу идти.

– Возьми, – говорят, – нас с собой. – Ну, пойдемте.

Пришли они к царю.

– Вы, – говорит лиса волкам, – постойте-ка тут за воротами, а я пойду схожу.

Зашла она к царю во дворец и говорит:

– Царь, великий государь, не изволь казнить, а изволь слово говорить.

– Говори!

– Мой хозяин, Иван Мельников, послал тебе пару волков.

– Пойдите, слуги, заберите, – царь приказывает.

Слуги ушли, волков забрали, а лису угостили. С тем она и ушла. Пришла и опять на угоре развалилась. Идут два медведя и спрашивают ее:

– Что, лиса, поваливаешься, что покатываешься?

– Я у царя в гостях была да опять хочу идти.

– Возьми и нас с собой.

– Ну, пойдемте.

Она их с собой взяла во дворец, у входа оставила, а сама прямо к царю. Опять просит:

– Царь, великий государь, не изволь казнить, а изволь слово говорить.

– Говори!

– Иван Мельников послал тебе пару медведей.

– Пойдите, слуги, заберите, – говорит царь.

Слуги медведей забрали, а лису опять угостили.

Пошла лиса обратно на тот угор. Бежит пара куниц.

– Что, лиса, поваливаешься, покатываешься?

– А я, – говорит, – у царя была в гостях да опять пойду.

– Возьми нас с собой.

Вот пошли они к царю. Пришли, а лиса опять свое.

– Царь, – говорит, – великий государь, не изволь казнить, а изволь слово говорить.

– Говори!

– Иван Мельников послал тебе пару куниц.

– Пойдите, – говорит царь слугам, – заберите.

Опять лису угостили.

Пошла она опять на угор. Бежит пара хорьков.

– Что, лиса, поваливаешься, что покатываешься?

– А я, – говорит, – у царя в гостях была, снова хочу идти.

– Возьми нас с собой.

И с этими так же было. И вот выдумала лиса сватать царскую дочь. Пришла к царю, начала сватать.

– Иван Мельников, – говорит, – задумал жениться и велел посватать вашу дочь.

Царь подумал-подумал и согласился.

Пришла лиса к Ивану Мельникову и говорит:

– Иван, я за тебя высватала царскую дочь, поехали к царю.

А Иван ей:

– Да ты что? Мою бедность не знаешь? В чем я поеду? Мне на себя и накинуть нечего.

А лиса ему:

– Поезжай как есть.

Приехали. Лиса Ивана Мельникова за воротами оставила, а сама к царю.

– Царь, великий государь, не изволь казнить, изволь слово говорить. Ехали мы к тебе в лодке, везли с собой напитки-наедки. Лодка перевернулась, все из нее выпало, одежда вымокла. Теперь Ивану Мельникову стыдно тебе показаться.

Царь говорит слугам:

– Принесите одежду, в которой я к заутрене хожу.

Иван Мельников переоделся, пришел к царю. Сели они все за стол. А Ивану в царской одежде непривычно, стал он себя ощипывать, охорашиваться.

– Что, – спрашивает царь лису, – он у тебя ощипывается, охорашивается?

– Да он у нас в эдаком только на мельницу ходит, – лиса отвечает.

– Пойдите, – говорит царь, – слуги, принесите одежду, в которой я к обедне хожу.

Принесли Ивану одежду, надел он ее на себя. Вот свадьбу отвели, царя в гости к себе повезли. А лиса впереди бежит. Видит: ходят пастухи по берегу, пасут коров.

– Чьи вы, пастухи? – спрашивает лиса.

– Идола Проклятого.

– Не говорите, что Идола Проклятого, говорите, что Ивана Мельникова, не то царь вас казнит.

Вот царь мимо проезжает, спрашивает:

– Чьи вы, пастухи?

– Ивана Мельникова! – те ему отвечают.

Опять едут. Лиса видит: коней пастушат. Она опять:

– Чьи вы, пастухи?

– Идола Проклятого.

– Не говорите, что Идола Проклятого, говорите, что Ивана Мельникова, а то царь вас казнит.

Они так и сделали.

Едут дальше. Лиса видит: пастухи пасут овец стадо. Она и говорит опять:

– Чьи вы, пастухи?

– Идола Проклятого.

– Не говорите, что Идола Проклятого, говорите, что Ивана Мельникова. Царь, что следом едет, вас казнит, ежели так не скажете.

Ну, пастухи так и сказали.

Дальше лиса пастухов со свиньями и гусями встретила и им так же отвечать наказала.

Бежит дальше. Стоит на реке мельница. Забежала лиса на мельницу, спрашивает:

– Чьи вы, мельники?

– Идола Проклятого.

– Не говорите, что Идола Проклятого, говорите, что Ивана Мельникова.

Так они и назвались. А лиса добегает до дому самого Идола Проклятого. В дом забежала, говорит:

– Идол Проклятый, убирайся-ка из дому.

– Что такое? – Идол спрашивает.

– Царь едет, вас казнить хочет.

– Куда же мне деваться?

– Ступай в обмет[56]56
  Обмет – стог соломы.


[Закрыть] со всей семьей, в солому прячьтесь. Вот они убежали, спрятались. Царь подъезжает, спрашивает:

– Чей это дом?

– Да Ивана Мельникова.

А дом хороший, двухэтажный. Зашли они в дом. Лиса их встретила. А на столе всякие кушанья, напитки стоят. Сидели они гостили, шутки шутили. Лиса и говорит:

– Давай, царь, еще одну шуточку сшутим: давай один обмет сожжем.

– Что ты, Лиса Семеновна: у вас скота много, обмет-то нужен.

– Да он у нас лишний.

Ваяли и сожгли обмет. Идол Проклятый и сгорел со всей семьей.

Теперь Иван Мельников и царская дочь там живут.

44. Про Иванушку

В некотором царстве, в некотором государстве, а именно в том, в котором мы живем, жили да были старик со старухой, и был у них сын Иванушка. Вот старушка заболела и умерла. А старик взял другую жену с двумя мальчиками. Новая мать любила своих сыновей, а Ванюшку нет, и пищей его обижала, и работать заставляла больше, чем других. Выросли дети, и стало им лет по двадцать и больше. Провели они посев, мать им и говорит: «Пока делать нечего, поезжайте в город, заработайте деньги, нынче зимой вас женить будем. Купите для себя брюки, рубашки, фуражки и для будущих невесток подарки». Стала собирать их в путь-дорогу. Напекла им пирогов да шанег. А Ванюша все это слышал, и ему тоже захотелось заработать денег и купить наряды для себя и для невесты. Но мать его не пустила, а сказала: «Ты будешь чистить двор, пасти скот, помогать в хозяйстве». Ванюша заплакал. Пожалел его отец и говорит: «Ладно, Ваня, поди вместе с братьями. А я за тебя здесь буду работать». И Ваня пошел с братьями. Но еды ему мать не собрала в котомку. Шли они, шли – устали. Сели – поели, а у Вани есть нечего. Пошли дальше, шли, шли, ночь настала. Костер разожгли, поели, переночевали, а у Ванюши есть нечего. Так и на второй, и на третий день. Не вытерпел он и попросил у братьев: «Дайте хоть один пирожок». Они дали ему половинку и дальше пошли. Шли, шли, устали, сели обедать. Ваня опять у них попросил шанежку. «Сколько ты будешь выпрашивать у нас? Зачем ты за нами идешь?» Набросились на него братья и избили, так глаза ему подбили, что он видеть не стал. Бросили его, а сами дальше пошли.

Лежит Ваня, едят его комары, мухи. Лежит он, поджидает себе смертоньки, прислушивается ко всему. И слышит: какие-то птицы прилетели и сели на дерево. А были это три вороны. Одна говорит: «Кар. Я новость знаю. Есть город, где нет воды. Люди копают колодцы, но воды никак не достанут. Все хотят пить и умирают от жажды». Вторая птица говорит: «Кар. Я тоже новость знаю. Заболела у царя дочь. Царь приказ издал: кто ее вылечит, тому и дочь в жены отдаст, и в приданое половину своих владений». Третья птица говорит: «Кар. Вот тут недалеко есть живая вода. Если кто-то капнул бы ее в колодец, появилась бы там вода. Если дал бы капельку царевне, она бы поправилась». Птицы улетели, а Ванюша стал шлепать по земле руками, искать воду. Круг прополз, другой прополз – и нашел. Помочил себе один глаз и стал видеть, помочил второй – и второй стал видеть. Он умылся этой водой, и у него все синяки сошли. И он понял, что это та вода, о которой птицы говорили. И захотелось ему тем людям помочь, о которых птицы рассказывали. Да как взять этой воды, в чем нести? Он думал-думал и придумал: нашел желудь, достал зернышко, в скорлупку набрал воды, закрыл пальцем и пустился в путь.

Долго ли, коротко ли шел, видит: лежит мышь, задавленная колесом. Жалко ему ее стало, он капнул этой водичкой, и мышка ожила. Спросила: «Как тебя, молодец, зовут?» Он назвался. Она поблагодарила: «Спасибо тебе, Ваня. Когда потребуюсь, ты меня позови». – «А как тебя позвать?» – «Скажи „пи-пи-пи“, и я прибегу».

Пошел Ваня дальше. Шел, шел, устал, сел отдыхать на обочину дорожки, а на цветке ползает пчела без крылышек: кто-то ей крылышки объел. Жалко ему стало пчелку, он и ей дал водички. У пчелки крылышки выросли. Она тоже поблагодарила Ванюшу и сказала: «Если я тебе буду нужна, позови». – «Как тебя позвать?» – «Скажи „жу-жу-жу“, и я прилечу».

Идет Ванюша дальше и слышит: кто-то стонет. Видит, за стогом сена волк. Его кто-то ранил, и он лежит, встать не может. Ваня взял и тоже его водичкой помазал. Волк его поблагодарил и сказал: «Если я потребуюсь, ты меня позови». – «Как тебя позвать-то?» – «Скажи „у-у-у“, и я прибегу».

Пошел Ваня дальше и нашел этот город, где нет воды. Видит: люди кругом колодцы копают, дети и женщины плачут, все просят пить, а воды нет. Он подошел, поздоровался с ними и сказал: «Сейчас будет вода». Капнул в колодец – и колодец стал наполняться водой, и даже через верх, образовался ручеек, а из ручейка небольшая речка. И люди прямо на колени попадали и пили эту воду, пока не напились. Потом начали домой воду носить, стариков, малых детей поить.

И стали все просить Ивана, чтоб он остался жить в этом городе. Они-де построят дом для него, найдут невесту, справят большую свадьбу. Поблагодарил он людей, сказал, что ему еще работа есть, и пошел дальше.

Пошел Иван тот город искать, где у царя была дочь больная. Шел, шел и дошел. Пришел Иван во дворец и сказал, что может вылечить царскую дочь. А ему никто не верит, говорят: «Такие врачи знаменитые лечили – не вылечили, а тут какой-то прохожий лечить берется». Но Иван на своем стоит: «Проводите меня в ту спальню, где царевна лежит». Проводили его и оставили там с царевной. Он остатки воды ей выпить дал, и царская дочь зашевелилась, открыла глазки. А была она очень красивая и Ванюше очень понравилась. Он стал с ней разговаривать, и она его полюбила.

После этого стали собирать свадьбу, стали показывать людям царского жениха. При этом показе увидели Ванюшу братья. И такая их зависть взяла, что Ванька царским зятем будет, – решили они его извести. Пришли к царю, упали на колени и сказали, что они этого парня знают, он колдун. А если хочешь, мол, проверить, то заставь его, например, под страхом смерти скирды[57]57
  Скирда – большой стог хлеба, сложенный по особому способу для хранения под открытым небом.


[Закрыть] обмолотить в одну ночь.

Задумался царь, а потом вызвал Ванюшу и говорит: «Не хочу я отдавать за тебя свою дочь. Вот если обмолотишь в одну ночь скирды – тогда отдам. А не то мой меч – твоя голова с плеч».

Заплакал Ваня, идет от царя и все думает: как же обмолотить эти скирды за одну ночь? Вспомнил про мышку, что помочь ему обещалась, и позвал ее: «Пи-пи-пи». Прибежала мышка: «Что тебе надо, Ваня?» – «Мне надо обмолотить скирды в одну ночь». – «Вставай завтра пораньше, иди на ток[58]58
  Ток – место, где происходит обмолот зерна.


[Закрыть], бери лопату и загребай зерно». А сама побежала, всех мышей собрала, и те за ночь все разобрали: зерно в одну кучу, солому в другую. А утром Ваня встал и зерно лопатой подгребает.

Царь увидел это – понравился ему зять. И снова стал он готовить свадьбу.

А братья снова пришли к царю и говорят: «Не отдавай за него дочь: он колдун и похваляется построить восковый замок».

Вызвал царь Ванюшу к себе и говорит: «Не хочу отдавать за тебя свою дочь. Вот если ты построишь в одну ночь восковый замок – тогда отдам. А то мой меч – твоя голова с плеч».

Заплакал Ваня, пошел и про пчелку вспомнил, позвал ее: «Жу-жу-жу». И прилетела к нему пчела. Он рассказал ей про свою беду, что надо в одну ночь восковый замок построить. Пчелка говорит: «Вставай утром пораньше и поколачивай зауголочки молоточком». А сама всех пчел созвала, стали они воск носить и замок строить. К утру построили, а Иван встал и ходит вокруг, зауголочки молоточком поколачивает. Проснулся царь, увидел восковый замок и стал снова свадьбу готовить.

А братья снова явились на поклон к царю и говорят: «Не отдавай дочь: он колдун и похваляется зверей со всего леса собрать».

Царь Ванюшу вызывает и говорит: «Соберешь зверей со всего леса – отдам дочь. А то мой меч – твоя голова с плеч».

Заплакал Ваня, пошел к лесочку. И вспомнил про волка, позвал его: «У-у-у-у». Волк прибежал. Рассказал ему Ваня о своем горе. Волк говорит: «Садись на меня, держись за уши», – и повез его в лес. Там было дупло. «Слезь с меня, возьми из этого дупла плетку и трубу», – говорит волк. Ванюша слез, взял и снова сел на волка. Волк побежал по лесу, а Ванюша в трубу заиграл, защелкал плеткой и всех зверей пригнал к царскому двору. А звери были злые, друг друга кусали, визжали. Царь от этого шума проснулся и закричал: «Отгоните этих зверей обратно». А Иван говорит: «Нет, не отгоню. Пусть они разорвут тех людей, которые мне зло чинили и наговаривали на меня».

Царю деваться некуда. Он и показал Ване его братьев. Они упали на колени перед ним и попросили у него прошения. И царь за них заступился: «Прости их, Ванюша. Я отдам за тебя дочь и соберу большую свадьбу, а когда умру – будешь царем». И простил Ванюша братьев, и была веселая большая свадьба.

И я там была, мед-пиво пила, по усам бежало, да в рот не попало.