Текст книги "Кемаль Ататюрк"

Автор книги: Александр Жевахов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 29 страниц)

22 июня 1919 года Амасийский протокол отправляется по телеграфу в Эрзурум, Эдирне, Конью, Стамбул, в штабы главных корпусов армии и некоторым политикам персонально: Иззет-паше, Кара Васыфу и Халиде Эдип.

Проект Кемаля, Рауфа и Фуада предельно ясен: чтобы спасти родину, необходимо создать свободное национальное правительство в Анатолии, так как законное правительство сотрудничает с врагами. Был ли этот призыв из Амасьи революционным? Нет, скорее патриотическим: султана не подвергали критике и тем более не осуждали; в протоколе отсутствовали яростные нападки, бросаемые в 1908 году младотурками против султана – палача конституции. Враг – это правительство, сотрудничающее с «Либеральной Антантой», осудившей юнионистов и бросившей их в тюрьму… Тогда как Али Фуад возвращается в Анкару, Кемаль и Рауф отправляются в Эрзурум, чтобы участвовать по настоятельному совету Карабекира в конгрессе восточных провинций Анатолии.

Глава девятая
«КАК ПРОСТОЙ РЫЦАРЬ…»

По воздуху Самсун от Эрзурума отделяют около четырехсот пятидесяти километров, но по суше расстояние между двумя городами гораздо больше. Самсун расположен на берегу моря, Эрзурум находится на востоке горного хребта, идущего от Сиваса до Эрзинджана, на высоте более двух тысяч метров. В этой части Анатолии нет ни одной железной дороги, и хотя построено несколько автомобильных дорог, покрытых щебнем, путешествие превращалось в тяжелое испытание: от Эрзурума до Сиваса можно было добраться за четырнадцать дней.

Условия жизни здесь были тяжелыми. На плоскогорье и в горах зима была настолько же суровой, насколько изнурительно палящим было солнце летом. Зимой, после обильных снегопадов, сообщение практически прерывалось и экономическая жизнь замирала. К тому же эти восточные провинции, удаленные от Стамбула, страдали во время всех Русско-турецких войн. Экономика здесь была еще в зачаточном состоянии: судоверфь в Самсуне, образцовая ферма в Сивасе и современная школа в Эрзуруме…

С 1914 года жизнь стала просто невыносимой. Наступления и отступления русской и турецкой армий, жестокое уничтожение и депортация армянского населения, возвращение армян с русскими войсками, бесчинства дезертиров и эпидемии гриппа опустошали регион. За пять лет население сократилось в десять раз. Нищета царила повсюду, города Трабзон, Орду, Эрзурум, Ван и Сивас лежали в руинах. В сельской местности, где расплодились волки, крестьяне покидали свои деревни. «Общая атмосфера вилайета Трабзона, – писал английский офицер летом 1919 года, – выражает упадок, нищету, голод и страх». В традиционно непокорном приказам Стамбула регионе царил хаос. В вилайете Трабзона, например, было всего 1200 жандармов на 2100 городов и деревень; еще следует отметить, что жандармы получали настолько мизерную зарплату, что были практически вынуждены грабить население.

Восточная Анатолия, опустошенная земля, находилась под влиянием противоречивого и сложного национализма армян, греков, турок, не говоря уже о курдах и лазах. В этом исключительно бедственном положении Восточная Анатолия летом 1919 года станет центром национального сопротивления турок.

Отставка

После 20 июня, когда Кемаль с соратниками еще только работал над протоколом в Амасье, французский военный комендант Дефранс, а вслед за ним главнокомандующий войсками союзников на Востоке Франше д'Эспрей отправляют в Париж тревожные донесения по поводу Измира. В своей секретной депеше Франше подробно анализировал политическую ситуацию. Как объяснял в своей телеграмме генерал, националисты хотят изгнать греков, свергнуть кабинет министров и султана, провозгласить временное правительство, членом которого мог бы стать наследный принц, и создать федерацию с арабами. Националисты пользуются поддержкой итальянцев, надеются получить помощь немцев и только что заключили соглашение с главным шейхом Ирака, пообещавшим им 300 тысяч человек. Откуда подобная информация? Свергнуть султана, провозгласить временное правительство с наследным принцем, создать федерацию с арабами? По сравнению с этим Амасийский протокол выглядит бледным и академичным. А что думать о помощи немцев или арабов? Телеграмма Франше объявляет о подлинной революции. В ответ Клемансо пожурил Франше и напомнил ему, что только военный комендант правомочен заниматься политикой в Турции…

Реакция англичан более живая, но тоже неэффективная. Многочисленные английские офицеры, внедренные в Анатолию, информировали военного коменданта почти ежедневно о возмущении населения оккупацией Измира; в Фракии, Западной и Центральной Анатолии нарастает движение сопротивления, чаще всего организуемое юнионистами. Министр внутренних дел Али Кемаль в доверительных беседах с англичанами признает, что действия правительства всё больше и больше осуждаются сторонниками юнионистов (партии «Единение и прогресс») и военными. Каждый раз, когда он предлагал правительству обвинить Кемаля во вмешательстве в управление телеграфной службой и перевести его в Конью, военный министр и начальник Генерального штаба выступали против этого и переубеждали большинство кабинета министров.

Калторп многократно обращается к османскому правительству, требуя отозвать Кемаля и Кючюк Джемаля (Джемаль был назначен инспектором войск в Конье), и каждый раз наталкивается на отказ. 25 июня, устав бороться, Али Кемаль подает великому визирю прошение об отставке: «Военный министр и его военные инспекторы проводят шовинистическую политику, противоречащую нашей. Совет министров своими увертками и колебаниями только вдохновляет эти пагубные интриги». Отставка военного министра через несколько часов после отставки министра внутренних дел – лишь слабое утешение; военное министерство легко находит ему преемника.

Через несколько дней после отставки Али Кемаля Ферит-паша, возглавлявший османскую делегацию на мирной конференции, был изгнан из Парижа. Тон, принятый конференцией, был необычайно агрессивным, национальные чувства турок словно хотели растоптать: «Не было ни одного случая в Европе, Азии или в Африке, когда установление турецкого правления в стране не привело бы к упадку материального благосостояния и снижению культурного уровня; и не было ни одного случая, когда устранение турецкого правления не привело бы к улучшению материального благосостояния и расцвету культуры. Будь то христиане Европы, мусульмане Сирии, Аравии и Африки, турки не сделали ничего, кроме как разрушали то, что завоевали; нигде они не смогли продемонстрировать свою способность развивать в мирное время то, что они завоевали». Следует признать, что Ферит-паша произнес исключительно неудачную речь, больше похожую на речь победителя. «Я никогда не слышал ничего более тупого», – прокомментировал Вильсон, тогда как Ллойд Джордж расценил предложения великого визиря как «забавную шутку».

Через десять дней Клемансо объявляет османскую делегацию как «нежелательную» во Франции. В Стамбуле изгнание из Парижа Ферит-паши и его помощников вызвало крайнее сожаление.

5 июля, после очередного требования Калторпа, третьего или четвертого по счету, Блистательная Порта приказывает обоим инспекторам вернуться в Стамбул. После изгнания османской делегации с Парижской конференции, постоянного давления со стороны британского военного коменданта и вмешательства греческого и армянского патриархов, осудивших «режим террора, к которому снисходительно относилась Блистательная Порта», правительство стремилось утвердить свой авторитет, вызвав в Стамбул Джемаля и в первую очередь Кемаля. Великий визирь на пути из Марселя в Стамбул решает вмешаться, так как считает себя ответственным за назначение Кемаля в Анатолию, как он заявит об этом французскому военному коменданту Дефрансу. Ферит хочет напомнить паше об обещании, которое тот дал перед отъездом: бороться с юнионистами и верно служить султану и правительству. Султан не выступает против отзыва Кемаля и в то же время направляет Калторпу личное послание: «Армяне готовятся атаковать Эрзурум, вилайет Айдын превращается в бойню, у меня нет военных средств противостоять реакции анатолийцев, если продвижение греков будет продолжаться». Он в отчаянии или хочет произвести подобное впечатление: его империя распадается, а трон «зашатался». Он тоже отвечает ударом на удар; его опыт с Кемалем не увенчался успехом. Кемаль должен вернуться.

В Конье Кючюк Джемаль подчиняется приказу, очевидно, не согласовав это с Кемалем, который, как и прежде, не прислушивается к приказу вернуться и даже уезжает еще дальше. 8 июля он отправляет две телеграммы – военному министру и султану, заявляя, что подает в отставку и покидает армию: «Как простой рыцарь, сражающийся за свою нацию, я решил преодолеть все преграды вплоть до победы во имя нашей высшей цели…» Кемаль выбрал свой путь: он больше никогда не будет таким, как все. Этот человек, для которого армия значила так много, решительно покидает ее, добровольно лишившись всех привилегий генерала, став простым гражданским мятежником, кому тут же отказывается служить начальник его штаба: «Мой паша, вы вышли в отставку. Больше я не смогу выполнять ваши приказы. Кому я должен передать свои документы?» Лицо Кемаля покраснело, затем побледнело. Хусейн Рауф, бывший свидетелем этой мучительной сцены, рассказал: «Я знаю Кемаля с 1909 года… Я никогда не видел его настолько морально подавленным, как после этого разговора». Когда адъютант вышел, Кемаль повернулся к другу и бросил: «Рауф, ты видел? Ты видел цену мундиру и должности?»

И всё же Кемаль не остается в одиночестве. С 9 июля Рауф отправляет во все вилайеты телеграмму поддержки действиям Кемаля: «Я буду служить интересам нации, как простой гражданин… Я торжественно подтверждаю мое решение сражаться до конца рядом с Кемаль-пашой до тех пор, пока мы не добьемся независимости и свободы нашей земли и нашей нации, а также неприкосновенности султаната и халифата». Но главная поддержка пришла от Карабекира. Возможно, он был недостаточно образованным и неспособным разработать какой-либо политический проект; возможно, его любимым словом было слово «я», но Карабекир был командующим 15-м корпусом армии. И как дисциплинированный генерал он мог бы и даже должен был бы предпочесть Стамбул. Командуя мощным армейским корпусом, он мог бы противостоять Кемалю и контролировать его. До сих пор Карабекир всегда был на стороне Кемаля. Будет ли он продолжать поддерживать Кемаля даже после того, как тот получил назначение военным инспектором, о чем мечтал сам Карабекир? И Карабекир без колебаний снова поддерживает Кемаля, всё еще находящегося в шоке от того, что его покинул начальник штаба: «Как и прежде, вы – наш высокочтимый командир. Я прибыл с машиной, предназначенной для командующего армейским корпусом, и с эскортом кавалерии. Мы все в вашем распоряжении, паша!» Какой потрясающий сюрприз для Кемаля!

Отчаянный, романтический поступок Кемаля был очень рискованным и требовал немедленных действий. Назрел час решительного наступления после изгнания великого визиря с мирной конференции в Париже и накануне конгресса в Эрзуруме. Если Кемаль хочет создать широкое движение сопротивления и организовать национальный конгресс, он должен мобилизовать все силы. Многие не ожидали его прибытия в Анатолию для организации национального сопротивления. Чтобы завоевать их доверие, чтобы руководить ими, имидж «простого гражданина, борющегося за интересы нации» дает много преимуществ, особенно если гражданский костюм прикрывает военную форму…

Эрзурум

Заручившись поддержкой военных, Кемаль ищет политической законности и получает ее, когда Ассоциация защиты национальных прав Эрзурума предлагает ему пост президента. Ассоциация Эрзурума, созданная в марте 1919 года, подобна любой другой ассоциации по защите национальных прав, появившихся во Фракии и Анатолии. Ее задача – показать, что турки составляют большинство местного населения и что они способны создать свою организацию в соответствии с цивилизованными законами. Руководители этих ассоциаций – видные местные юнионисты или близкие интересам организации «Единение и прогресс». Ассоциация выпускает свою газету, проводит объединенные с другими муниципальными ассоциациями заседания и ведет подготовку конгресса для всех восточных провинций вместе с ассоциацией Трабзона.

На следующий день после прибытия в Эрзурум Кемаль выразил свое почтение ассоциации, посетив ее в форме адъютанта султана. Этот демарш был искренним и впечатляющим: персональный представитель султана, герой Дарданелл, освободивший от русских войск Муш и Битлис, посещает скромную провинциальную ассоциацию и выражает одобрение ее деятельности! Видные юнионисты Эрзурума были тронуты подобным вниманием. Отставка Кемаля не разочаровала их, напротив, инспектор, увенчанный наградами и окруженный почетом, стал одним из них, он предпочел честь своим званиям. Кемаль становится президентом ассоциации.

Открытие конгресса перенесли на 23 июля, чтобы предоставить делегатам время добраться до Эрзурума. Эта непредвиденная отсрочка позволила Кемалю освоиться с новой ситуацией. В Эрзуруме, за крепостными стенами, защищающими город, он находился в безопасности, небольшая горстка христиан, уцелевших в Эрзуруме, не представляла никакой опасности. Вокруг Эрзурума тоже не назревало никакой угрозы. На Кавказе продолжались бои между белогвардейцами Деникина и большевиками. В Армении Вашингтон согласился взять на себя функцию межсоюзнического военного коменданта, но для начала направил туда миссию, чтобы оценить подобный мандат.

На севере маневры полковника Рефета приостановили передвижение британских войск. Рефет – «одна из наиболее привлекательных и противоречивых фигур движения сопротивления». Необычайно энергичный и изобретательный, Рефет оставался загадкой для англичан. Одни из них были уверены, что «Рефет никогда не поддерживал Кемаля», другие считали его «главным соратником Кемаля», хотя Рефет критиковал Кемаля, упрекал его за отставку и осуждал его поведение по отношению к Стамбулу. Экзальтированный и истеричный, Рефет имел по меньшей мере одно достоинство: он эффективно защищал доверенный ему регион. А так как на западе и юге враг был далеко, то конгресс в Эрзуруме мог работать в относительно спокойной обстановке.

Конгресс

23 июля 1919 года около шестидесяти мужчин собрались в саду старинной армянской школы. Несколько убеленных сединой бород и тюрбанов оживляли общий мрачный ансамбль светских костюмов и военных мундиров. В ожидании прибытия Кемаля и Карабекира делегаты конгресса слушают игру военного оркестра. Практически половину делегатов составляют жители Эрзурума. Обращает на себя внимание отсутствие представителей Вана и Битлиса. На самом деле конгресс восточных провинций скорее похож на конгресс вилайетов Эрзурума, Трабзона и Сиваса, представленных 51 делегатом из 56 присутствующих.

В десять тридцать прибывают три машины с офицерами; Кемаль и Кязым Карабекир выходят первыми. После традиционного жертвоприношения барана конгресс может приступить к работе.

Кемаль, единственный кандидат на пост президента конгресса, получает необходимое большинство голосов: 38 – согласно одним источникам, 48 – согласно другим.

В форме адъютанта султана он поднимается на трибуну. Вспомнил ли он конгресс «Единения и прогресса» на следующий день после революции 1908 года? Пересмотрел ли он речь, которую произнес тогда? Несомненно одно: Кемаль в интересах страны и своих личных не имел права на поражение.

Он тщательно подготовил свою речь, учтя состав аудитории. Не считая Кемаля и Рауфа, половина делегатов были лицами гражданскими или в отставке, а также религиозными и государственными деятелями. Остальные были врачами, адвокатами, журналистами, коммерсантами; что касается простого народа, то его представляли только четверо крестьян.

Поблагодарив делегатов за оказанное ему доверие, Кемаль сразу приступил к главному: к ситуации в стране. Она настолько драматична, что вызывает крайнее беспокойство и возмущение патриотов. Акты агрессии учащаются: союзники не соблюдают условий перемирия, их примеру следуют армяне; слабое правительство Стамбула неспособно приостановить агрессию. Кемаль более подробно останавливается на вопросе, важном для восточных провинций, – взаимоотношения с армянами. Он обвиняет армян в расправе с мусульманами в городах Восточной Анатолии и в стремлении создать свое собственное государство. Драматизируя ситуацию, преувеличивая происходящее или окрашивая факты по-своему, Кемаль добивается желаемого эффекта. Но он не останавливается на этом. Истинная цель его выступления проявилась тогда, когда он стал описывать движение за национальное освобождение в Египте, Индии, Афганистане, Сирии, Месопотамии, России, заражая этими примерами анатолийцев. Речь его была яркой и убедительной, ему оставалось только подтвердить Амасийский протокол: столица находится под контролем иностранцев, поэтому национальное сопротивление следует организовать вне Стамбула, а именно – в Анатолии. И наконец он завершает речь призывом: «Да защитит Аллах родину, султана и халифа!»

Триумф? Нет, успех. Выступление Кемаля покорило аудиторию, но один инцидент, произошедший в первый день, характеризует атмосферу конгресса. Когда Кемаль председательствовал, облаченный в блистательную форму имперского адъютанта, два делегата из Трабзона потребовали, чтобы президент конгресса снял эту форму, дабы «не оказывать давления на делегатов». Попытался ли Кемаль объяснить какими-либо патриотическими обстоятельствами желание сохранить эту форму, на ношение которой он уже не имел права даже до отставки? Нет, он соглашается с требованием делегатов: он будет председательствовать в гражданской одежде. Так проходил конгресс, завершившийся 6 августа.

Воззвание, принятое конгрессом, – пример классического патриотизма: главная задача – защита родины и ее национальных интересов; никакого протектората или привилегий для «христианских элементов». Конгресс подтверждает превосходство нации, вставшей на защиту родины с помощью «национальных сил», и «национального конгресса», призванного преодолеть недееспособность османского правительства.

«Национальные силы» многим обязаны Кемалю. Одни, как, например, делегаты Трабзона, предложили заменить армию милицией, что вызвало гнев Карабекира. Другие хотели отдать приоритет армии, и только ей. Кемаль не хотел ни того ни другого. Он понимал, что родина не может быть спасена только армией или только гражданскими лицами из Ассоциации защиты прав: необходимо объединить всё население, а значит, в первую очередь крестьян. Солдаты и крестьяне, производящие хлеб и продовольствие для снабжения армии, – важные составляющие национального движения. И Кемаль направляет в деревни офицеров, которые должны объяснять крестьянам: «Продавайте ваше имущество, покупайте оружие; в любом случае при союзниках вы потеряете всё».

Крестьяне, уставшие от непрерывных войн и грабежей, не всегда с энтузиазмом встречали посланцев Кемаля. Мобилизовать крестьян на защиту родины или нации оказалось сложной задачей: родина, нация – эти понятия интеллектуалов Стамбула были далеки от повседневных проблем крестьян. Мир крестьян – это мифический султан, это Аллах и Пророк, это греки, армяне, курды, а также жандармы и землевладельцы.

Нужно было мобилизовать крестьян, не вызвав беспокойства землевладельцев, – Кемаль нуждался также в финансовой поддержке, которую они могли ему оказать. В этих восточных провинциях крупные землевладельцы (ага) зачастую определяли политику. Согласно рапорту одного из английских офицеров агитация националистов вызвала бурное недовольство землевладельцев. «Землевладельцы, – пишет капитан Слайд в конце июля, – считают, что единственное решение – немедленно отозвать главарей националистов; если это будет сделано, то они смогут контролировать крестьян и приостановить движение. Но в настоящее время они не решаются ничего предпринимать, так как опасаются за собственную безопасность». Французские спецслужбы тоже не сомневаются в сдержанном поведении всех состоятельных граждан, а не только землевладельцев: в донесении от 10 августа 1919 года по поводу развития националистического движения отмечалось, что «обязанность оказывать финансовую поддержку снижает патриотический пыл состоятельных граждан».

У Кемаля не было возможности выбирать друзей. Состав комитета, избранного конгрессом, чтобы представлять Ассоциацию защиты прав восточных провинций, – хороший пример складывающейся ситуации. Наряду с Рауфом и Бекиром Сами, бывшим мэром Бейрута, в состав комитета вошли четыре «региональных» депутата, ничем не обязанных Кемалю, и еще два очень влиятельных человека. Один из них – шейх крупного братства Накшбенди; другой – глава курдского племени. Восемь лет спустя Кемаль назовет их «жалкими типами, лишенными какого бы то ни было политического или военного опыта и каких-либо способностей в этих областях». Но в Эрзуруме было не время для оскорблений. Когда Кемаль пишет курду, сообщая о своем избрании, или когда он обращается к тому или иному шейху, тон его послания любезный, даже заискивающий. Кемаль не может обойтись ни без курдов, которых активно «окучивают» англичане, обещая им независимый Курдистан, ни без руководителей братств или других сект, столпов народной религии, агитирующих Анатолию против официальной религии Стамбула или, напротив, в ее поддержку.

Во время закрытия конгресса Кемаль игнорирует колебания одних, недовольство других и собственную неудовлетворенность. В своей заключительной речи, очень эмоциональной, полной надежды и готовности к борьбе, Кемаль желает долгой жизни нации, родине и государству и подчеркивает историческую важность конгресса.

Возвращение Энвера

Не всё так просто в поведении Кемаля. Незадолго до выступления на закрытии конгресса он в течение двух часов беседует с английским подполковником Роулинсоном. В ходе всей войны за независимость он продолжает встречаться с врагами своей страны, за исключением греков, с противниками националистов, он предпочитает оставаться с ними в контакте: сегодняшние враги завтра могут стать друзьями.

Роулинсон, опытный пятидесятилетний подполковник, был направлен в Восточную Анатолию, чтобы проверить выполнение условий перемирия. Уверенный в себе, прямой, резкий Кемаль производит впечатление и даже удивляет своего посетителя. Несколько раз Кемаль использует слово «революционный»: революционное движение националистов, революционная армия, которая сможет противостоять территориальным претензиям армян за пределами турецко-российской границы. Роулинсон, в свою очередь, начал разговор о взаимоотношениях с большевиками. Англичане были уверены, что все азербайджанцы, ассирийцы и дагестанцы, присутствующие на конгрессе в Эрзуруме, – «агенты большевиков». Кемаль категорически отверг любую связь национального движения с большевиками. Англичанина это не убедило: он остался уверенным во влиянии Ленина, «в частности финансовом».

В конце беседы Роулинсон затронул вопрос, не оставивший Кемаля равнодушным: он заговорил об Энвере. С момента побега из Стамбула бывший генералиссимус не оставался в бездействии. Вынесенный ему смертный приговор, а также требование Турции об экстрадиции его из Германии не затронули Энвера. Вместе с Талаатом, Джемалем и другими видными юнионистами Энвер много разъезжает, располагая значительными финансовыми средствами и полной свободой. Веймарская республика принимает Энвера и его друзей, которые, похоже, не сожалеют об исчезновении Германской империи в результате поражения. Постреволюционное возбуждение молодой Германии даже открывает им новые горизонты. Весной 1919 года турецкие студенты создают движение «Куртулуш» («Спасение»). Один из них рассказывал, что профессор Зомбарт им объяснил, что Османская империя – типичный пример колониальной эксплуатации; для этих студентов рождение национального движения – как «появление солнца и предвестник освобождения от империализма». А Энвер находит свое «солнце» в Берлине, где посещает в тюрьме друга Талаата – Карла Радека. Будущий секретарь Коминтерна обсуждает с ним союз между исламом и большевиками, помощь турецким националистам и даже поездку в Москву и встречу с Лениным. Счастливый от мысли снова вершить историю, Энвер несколько раз посещает Радека, а затем пишет Джемалю, что «готов стать социалистом при условии адаптации его к религиозным доктринам, определяющим внутреннюю жизнь мусульманских стран».

Когда Роулинсон стал расспрашивать об Энвере, Кемаль не вспылил, но его ответ был однозначным: «Энвер мне писал, я отказался от какого бы то ни было сотрудничества с ним, и, если бы он приехал в Эрзурум, я бы его арестовал». Можно представить себе презрение, обиду, огорчение, испытанные Кемалем при чтении письма Энвера с изложением его нового мусульмано-социалистического увлечения.

Кемаль, несмотря на враждебное отношение к Энверу, не подвергал такому же остракизму дядю Энвера – Халиля, бежавшего из стамбульской тюрьмы, куда он был брошен союзниками по обвинению в жестокой расправе с армянами и военнопленными. Прибыв в Анатолию, Халиль предлагает свои услуги Кемалю и Карабекиру. Посредственный персонаж, он, как и другие «жалкие типы» Эрзурума, может быть полезен: он хорошо знает азербайджанцев. Кемаль с Карабекиром решают отправить его в Баку. «Наша главная задача – объяснить правительству Азербайджана нашу позицию, чтобы предотвратить оккупацию Азербайджана Россией». Сложная задача: Карабекир был убежден, что «Россия не может существовать без Баку», так как «нефть, мазут жизненно необходимы для промышленности и флота России». Впрочем, Кемаль просит его вступить в контакт с большевиками: «В 1918 году вы руководили операциями нашей армии на Кавказе и тогда лично познакомились с большевиками. Поэтому вы можете оказать нам неоценимую услугу. Вы поможете нам выяснить ситуацию на востоке и в случае успеха обеспечить нам очень важную помощь».

Кемаль, Энвер, Ленин: каждый по-своему, эти три человека намерены определить будущее Турции. Через две недели после донесения Роулинсона высокопоставленный сотрудник министерства иностранных дел записывает: «Недавно мне описали Кемаля как турецкого Ленина, но отличающегося большим практицизмом, и похожим на Энвера по способности заражать энтузиазмом свои войска, но гораздо более умным».

Прагматизм, обаяние, незаурядный ум – вот оружие Кемаля, «простого рыцаря».