Текст книги "Несостоявшийся император. Александр Михайлович"

Автор книги: Александр Широкорад

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 32 страниц)

Это было уже официальное благословение. Феликс и Ирина немедленно отправились в Петербург.

22 декабря 1913 г. в домовой церкви Аничкова дворца состоялось обручение двадцатишестилетнего графа Феликса Сумарокова-Эльстон и восемнадцатилетней Ирины Александровны. Ксения Александровна в тот же вечер записала в дневнике: «Очень эмоциональный день... В 4 часа съехались все на молебен – по случаю помолвки Бэби Рины [так в семье называли Ирину] – Юсуповы, Ольга, Татьяна [великие княжны Ольга и Татьяна Николаевны], Ducky [великая княгиня Виктория Фёдоровна, жена великого князя Кирилла Владимировича], Кирилл [великий князь Кирилл Владимирович], Ольга [великая княгиня Ольга Александровна], Петя [князь Пётр Ольденбургский – муж великой княгини Ольги Александровны], Кутузовы. Даже Фёдор Алекс, [князь Фёдор Александрович, младший брат Ирины Александровны] пришёл, к счастью – я так боялась, что он не появится (но такое грустное выражение лица, что мне хотелось плакать). Все наши люди в церкви – очень было хороню. Дай им Бог счастья и любви. Не верится, что Ирина выходит замуж!»

Свадьба была назначена на 9 (22) февраля 1914 г. в той же домовой церкви Аничкова дворца.

Родители жениха тут же начали переделку своего великолепного дворца на Мойке, где должны были поселиться молодые. Феликс приказал сделать для своей семьи отдельный вход. Были роскошно отделаны спальня, будуар Ирины, мозаичный бассейн. Помимо того, Феликс распорядился в подвале левого крыла дома «устроить тёмную залу – столовую в ренессансном стиле». Через три года Феликс там накормит Распутина отравленными пирожными.

Задолго до венчания Ирина начала получать свадебные подарки. 4 февраля 1914 г. Ксения Александровна записала в дневнике: «Мама приезжала и подарила Ирине чудную брошь – бриллианты и жемчуг. Мы потом тоже подарили Ирине подарки – сапфировое колье, мой собственный изумруд – кулон, брошку с рубинами и бриллиантами и тремя жемчужными кисточками и маленькое бриллиантовое колье. Я дала ещё несколько изумрудов Ирине для диадемы, которую Феликс делает».

Николай II спросил Александра Михайловича:

   – Что подарить на свадьбу твоему зятю? Не хочет ли он стать камергером при моём дворе?

На следующий день Сандро ответил Ники:

   – Феликс сказал, что самым лучшим подарком от Его Величества будет дозволение ему сидеть в театре в Императорской ложе.

Николай засмеялся и согласился. Он был слишком хорошо воспитан, чтобы высказывать обиду после щелчка по носу.

В 2 часа дня 9 февраля 1914 г. в домовой церкви Аничкова дворца состоялось венчание Феликса и Ирины. Императрица Мария Фёдоровна и Николай II были посаженными матерью и отцом. Император сказал невесте, что он никогда не видел её такой красивой.

В начале шестого императорская чета покинула церемонию, а Ирина и Феликс посетили дворцы Александра Михайловича и князя Юсупова. В 19 часов молодожёнов ждал отдельный вагон скорого поезда, который умчит их в свадебное путешествие.

Позже Феликс вспоминал: «Наконец отъезд. Толпа родных и друзей на вокзале. И опять пожимания рук и поздравления. Наконец, последние поцелуи – и мы в вагоне. На горе цветов покоится чёрная пёсья морда: мой верный Панч возлежал на венках и букетах. Когда поезд тронулся, я заметил вдалеке на перроне одинокую фигуру Дмитрия».

Все были в восторге от этой пышной свадьбы, красавца-жениха и очаровательной невесты. Николай II записал в дневнике: «Аликс и я с детьми поехали в город в Аничков на свадьбу Ирины и Феликса Юсупова. Всё прошло очень хорошо. Народу было множество».

Никто и не подозревал, что это была последняя торжественная свадьба в Российской империи.

Глава 20
КРИЗИС СИСТЕМЫ

У меня, да, думаю, и у редактора книги было желание дать главе название «Кризис Империи». Это было бы гораздо более эффектно, но и столь же неверно. В стране не было ни экономического, ни социального кризиса. Русская армия не имела шансов на победу, но всё же могла ещё держаться, отступая и даже нанося контрудары, по крайней мере, ещё года два. Все же беды России шли от полностью разложившейся системы управления империей, причём главными виновниками этого стали Николай II и Александра Фёдоровна.

К 1894 г. система управления Российской империей уже не соответствовала времени. Формально в стране существовал Комитет министров, но это была пустая говорильня. Ни председатель Комитета министров, ни все министры вместе не могли повлиять на своего коллегу министра. Каждый министр имел право непосредственного доклада царю и отчитывался только перед царём. Такая система была терпима в XVIII – начале XIX века, когда сильный монарх, имея советников уровня Панина, Потёмкина, Безбородко, Сперанского и других, мог непосредственно управлять министрами. К началу XX в. только объем информации, доставляемой царю, возрос во много раз. Как едко писал в 1895 г. Лев Толстой: «...в коканском ханстве все дела можно было рассмотреть в одно утро, а в России в наше время для того, чтобы управлять государством, нужны десятки тысяч ежедневных решений».

Между тем в Табели о рангах Российской империи существовали чины канцлера и вице-канцлера Российской империи, которые располагали достаточными полномочиями для ведения внутренней и внешней политики. Вспомним, к примеру, какой властью обладал канцлер А.П. Бестужев-Рюмин в царствование Елизаветы. Однако ни Александр III, ни Николай II не желали иметь государственных деятелей со столь широкими полномочиями, и они превратили должность канцлера в почётное звание, присваиваемое министрам иностранных дел за особые заслуги. Но поскольку особых заслуг у наших творцов внешней политики ire было, эти почётные должности так никому и не присвоили.

Формально у царя была «Собственная Его Величества канцелярия», но она выполняла функции на уровне современных секретарш. Канцелярия не обрабатывала и не проверяла отчёты министров, не готовила статистические сводки и т.д.

Вот как происходило типовое решение важной проблемы. Министр принимался царём «тет-а-тет», без посторонних. Министр докладывал, царь молчал, изредка делал малозначительные замечания, но в спор никогда не вступал. Аудиенция происходила считанные минуты, лишь изредка затягивалась, многословных бесед не было никогда. За утро царь мог принять до трёх-четырёх министров, а потом поехать кататься на велосипеде или стрелять ворон. Если доклад затягивался, то царь был недоволен и записывал в дневнике: «Вследствие чего [слушания доклада] опоздал к завтраку». В некоторых случаях царь брал доклад, но и читал его недолго. Ни разу за 23 года царствования Николай II не написал даже пару страниц с анализом какого либо отчёта – редкие пометки крайне лаконичны.

О качестве же отчётов царю автор знает не по мемуарам. Я сам в течение многих лет просматривал все без исключения отчёты по Военному ведомству времён Александра II, Александра III и Николая II, а также документацию, которая шла Сталину в 20-е – 40-е гг. До 1917 г. наиболее подробными были Всеподданнейшие отчёты Александру II. После 1917 г. в правительство шла самая подробная информация по военным вопросам, по объёму в несколько раз превосходящая Всеподданнейшие отчёты.

Когда я, будучи ещё студентом, первый раз взял в руки красивый дорогой том листов на триста «Всеподданнейший отчёт по Военному ведомству» для Николая II, то я чуть не заплакал. Там была полнейшая туфта. Понять, в каком состоянии находилась армия, было фактически невозможно. Ясно лишь было, что всё хорошо. К примеру, говорилось в отчёте за 1902 год, что в сухопутных крепостях имеется около 11 тысяч орудий. Ну, вроде бы неплохо. А когда я через несколько лет обнаружил в Военно-историческом архиве отчёты военных округов, полигонов, Главного артиллерийского управления и т. п., специально написанных для подготовки Всеподданнейшего отчёта, я за голову взялся – точнейшая информация и в очень сжатом виде, где, сколько и в каком виде солдат, лошадей, пушек, пулемётов, патронов, снарядов и т. п. И выходило, что к 1909 г. из 11 тысяч крепостных орудий около 30% – образца 1877 г., 45% – образца 1867 г., 25% – гладкоствольных систем времён Николая I, и ни одного современного орудия.

Из отчётов округов, управлений и полигонов составлялся отчёт для военного министра. Все данные фильтровались и причёсывались, но всё-таки из этого отчёта более-менее можно было представить реальное положение дел в армии. Затем по мотивам отчёта министру делался Всеподданнейший отчёт, написанный простым русским языком. Кое-где были вкраплены развлекательные моменты, например, про низших чинов иудейского вероисповедания, забавные случаи по военно-судной части и др. Понять что-либо о реальном состоянии дел физически было невозможно. Прямо хоть посылай отчёт в Берлин или Вену, чтобы отправить в бедлам их генштабистов. Разумеется, что даже анализ состояния русской армии или сравнение её с армиями вероятных противников в отчётах не производилось.

То же самое автор видел и в отчётах Морского ведомства. Трудно представить иную картину в отчётах других министров.

Ещё в 1900 г. князь Трубецкой писал: «Существует самодержавие полиции, генерал-губернаторов и министров. Самодержавия царя не существует, так как ему известно только то, что доходит до него сквозь сложную систему “фильтров”, и, таким образом, царь-самодержец из-за незнания подлинного положения в своей стране более ограничен в реальном осуществлении своей власти, чем монарх, имеющий непосредственные связи с избранниками народа».

Итак, Николай II получал довольно ограниченную и зачастую неверную информацию. Но на анализ далее этой информации у него физически не хватало времени. Если верить его дневнику, то в Царском Селе он работал с министрами и индивидуально от одного до трёх часов в день, остальное время уходило на развлечения и на представительные мероприятия. Для сравнения, другие монархи – Екатерина II, Фридрих Великий, Наполеон – ежедневно работали от 8 до 16 часов в сутки. Та же Екатерина далее в путешествия брала с собой в карету или возок Безбородко или далее иностранного посла. Кстати, и при такой нагрузке эти монархи находили время для весьма весёлых приключений.

Увы, Николай II не умел ни работать, ни развлекаться. С ним везде было скучно, сановники или ближайшие родственники воспринимали отдых с Николаем как тяжёлую работу.

Чуть ли не большую часть первых 20 лет своего царствования Николай II провёл на отдыхе, охотясь в Беловежской пуще, купаясь в Ливадии, путешествуя на яхте в шхерах Финского и Ботнического заливов, в гостях у своих немецких родственников и т.д. В первые 15 лет царствования Николая радиосвязи не было, а потом она была крайне неустойчивая. Кроме того, до конца 1914 г. радиопередачи практически не зашифровывались. Надо ли говорить, сколько секретной информации вылавливали иностранные разведки при перлюстрации писем, телеграмм и радиограмм.

В первые годы царствования Николай с большим удовольствием отмечал в дневнике, что ему на отдыхе удавалось на несколько дней остаться без курьеров и связи с министрами. Причём, когда царь отдыхал или был за рубежом, ему далее в голову не приходило передать на время отсутствия хотя бы небольшую часть полномочий председателю Комитета министров либо министру. Случись война, Россия могла бы остаться без управления на несколько дней.

Опять сослагательное наклонение, возмутится критик, опять «если бы да кабы...» Позвольте, конкретный пример – царь запретил во время Первой мировой войны выход в море бригады линейных кораблей без его специального распоряжения. Соединения немецких кораблей систематически проводили набеговые операции на Балтийском море. Для уничтожения кораблей противника или для прикрытия отхода лёгких сил русского флота, наносивших удар по немецким крейсерам, крайне важен был быстрый выход линкоров. Скорость линкора тина «Севастополь» 42 км/час, то есть за сутки они могли пройти 1000 км. Успех операций по перехвату отрядов германских кораблей зависел буквально от минут. А на передачу донесения в Ставку четырёх шифровок-дешифровок, пока рискнут побеспокоить Его Величество, пока его Величество найдёт, с кем посоветоваться и т. п., уходили десятки часов, а то и сутки-двое.

В результате четыре самых мощных русских корабля за всю войну не сделали ни одного выстрела по противнику. Зачем тогда их строили? Только тела 305-мм орудий главного калибра стоили больше, чем 600 готовых дивизионных 76-мм пушек обр. 1902 г. А сколько стоили башни, броня, корпуса, машины? Мало того, представим состояние экипажей линкоров. Тревога, подготовка к бою с германской эскадрой, затем долгие часы ожиданий Высочайшего разрешения на выход в море, и, в конце концов, отбой независимо от Высочайшего разрешения – немцы всё равно уже ушли. Стоит ли удивляться, что, узнав о Февральской революции в Петрограде, матросы дредноутов без всякой большевистской пропаганды устроили кровавую расправу над офицерами?

Даже в те немногие месяцы года, когда царь вроде бы находился при исполнении своих служебных обязанностей, он жил не в Петербурге, а в Петергофе или Царском Селе. Подобострастные историки восхищаются: вот по просьбе жены для удобства детей царь покинул Петербург и жил в пригороде. Кто же спорит? Прогулки на природе, свежий воздух, тишина, спокойствие куда полезней, чем петербургский смог. Да и вообще... Представьте себе, что царь стал бы охотиться на ворон или гоняться за кошками с ружьём по Дворцовой площади или Летнему саду. Обыватели от хохота падали бы, а тут ещё интуристы с фотоаппаратами набежали бы. В Царском-то оно всё-таки спокойнее.

А как министрам? Ведь на поездку в Петергоф или Царское Село они тратили минимум три часа. Чтобы сделать 15-минутный доклад царю в Петербурге, министр терял максимум час времени, даже если он шёл пешком из министерства в Зимний дворец. А на такой же доклад в Царском Селе уходил весь день.

Таким образом, решение даже самых срочных вопросов откладывалось на 8 часов, и то, если министерство продолжало работать и ночью.

Но, увы, Николай II не думал ни об удобствах министров, ни о скорости выполнения собственных приказов. Свои удобства были важнее. А министры – это просто холопы со скотского хутора.

Кто же были эти министры? О начале царствования хорошо сказал министр иностранных дел А.П. Извольский: «...можно сказать, что в течение первых пяти лет нового царствования русская империя продолжала управляться почти буквально тенью умершего императора. Увы, с моей стороны не будет преувеличением сказать, что, когда советники Александра III уступили своё место людям по выбору самого Николая II, империя совсем не управлялась или, вернее, управлялась неразумно, что мною уже было описано».

В целом всё верно, но надо отдать должное и молодому императору, который с первых дней царствования начал вносить и серьёзные коррективы в планы своих министров. Другой вопрос, что это было связано не с определённой доктриной, стратегическим планом, а с какими-то импульсами, которые вызывались у царя контактами с разными людьми, зачастую не имевшими никакого отношения к данному министерству.

Тут точное сказать, что первые пять лет царствования решения принимались большей частью по схеме «тет-а-тет»: царь – министр, а позже – большей частью по схеме: царь – стороннее лицо.

Николай II постепенно освобождался от министров своего отца и находил новых людей. И, увы, в большинстве случае критерием выбора министра были не деловые качества.

Сделаем небольшое отступление. Николай II не скрывал своей антипатии к Петру I, про Екатерину II он просто помалкивал. Образцом для подражания Николай избрал царя Алексея Михайловича. Причём, не реального царя, а образ «тишайшего царя», созданный несколькими не особенно добросовестными историками. При реальном царе Алексее Михайловиче Россия десятилетиями воевала с Польшей и другими государствами, страну сотрясали бунты – соляной, медный, Стеньки Разина.

Алексей Михайлович пошёл на кардинальные реформы в церковных делах, что привело к расколу православной церкви, существующему и поныне. Затем он вступил в конфликт с патриархом Никоном – главным вдохновителем реформ. По приказу царя войска 7 лет осаждали Соловецкий монастырь. Большинство петровских реформ началось (пусть часто неудачно) при его отце. Именно при Алексее на Руси дворяне и бояре стали курить табак и брить бороды, появились полки «иностранного строя». На Волге была построена первая в России флотилия морских кораблей (её позлее сжёг в Астрахани Разин). Алексей Михайлович был осторожен, но его планы и мечты шли далее дальше, чем у сына. Так, в 1656 г. государь на Пасху, христосуясь с греческими купцами, прибывшими в Москву, заявил: «Моё сердце сокрушается о порабощении этих бедных людей [т. е. греков в Константинополе], которые стонут в руках врагов нашей веры; Бог призовёт меня к отчёту в день суда, если, имея возможность освободить их, я пренебрегу этим ... и я в своём уме, если Богу угодно, что потрачу во свои войска и свою, пролью свою кровь до последней капли, но постараюсь освободить их». Так что Екатерина II в своём греческом проекте лишь более конкретно указала методы достижения цели, указанной «тишайшим царём».

Люди любят выдавать желаемое за действительность, не говоря уже о прошлом. Николаю II очень хотелось воскресить сказку о временах «тишайшего царя» Алексея.

Это, наверное, и была единственная идея Николая II. Тихо прожить жизнь в Ливадии и Царском Селе, чтобы как можно меньше отвлекали министры, чтобы в жизни страны ничего не менялось (как, по мнению Николая, ничего не менялось при Алексее). Будет возможность – провести небольшие победоносные войны, присоединить к империи новые территории, но, чтобы не было никаких потрясений, и при минимуме отвлечений государя от его основных дел: прогулок с женой и детьми, катаний в байдарке, на велосипеде, на «моторе», полковых праздников, завтраков и обедов с Сандро, тётей Михель и прочая, и прочая.

Придворные мужи держали нос по ветру, и тотчас организовывались балы «а ля Алексей Михайлович» и «а ля бояр рус». Шились псевдоисторические костюмы. Николай играл роль царя Алексея, Аликс – царицы Натальи, великие князья, включая братьев Михайловичей, и придворные играли роли бояр и стольников. О придании представлениям какой-либо исторической достоверности никто и не думал. К примеру, при царе Алексее ни царица, ни боярские жёны или дочери ни на пиры, ни на приёмы не допускались, а балы (ассамблеи) появились лишь в Петровские времена.

Чтобы угодить царю, министр внутренних дел Сипягин переделал в министерстве свой кабинет в апартаменты XVII в. и принимал там Николая, сохраняя неё детали придворного этикета времён царя Алексея. При этих посещениях император представлял себя Алексеем Михайловичем, а Сипягин – боярином Морозовым. Вот в таком опереточном стиле император и министр внутренних дел решали судьбы империи.

Другой кандидат в министры внутренних дела – Маклаков, забавляя Николая и Алису, изображал из себя пантеру. Игра была оценена по достоинству – Маклаков стал министром.

А вот как забавлял царя военный министр Куропаткин: «Я сегодня порадовал государя, вы знаете, во время доклада была всё время пасмурная погода, и государь был хмурый. Вдруг около окна, у которого государь принимает доклады, я вижу императрицу в роскошном халате; я и говорю государю: ваше величество, а солнышко появилось. Государь мне отвечает: где вы там видите солнце? – а я говорю: обернитесь, ваше величество. Государь обернулся и видит на балконе императрицу, и затем улыбнулся, и повеселел».

Увы, всё это не большевистская агитка, а свидетельство людей, стоявших рядом с троном. О «боярине» Сипягине писал министр Извольский, а анекдот о «солнышке» рассказал министру финансов Витте сам Куропаткин.

В 1908 г. на пост военного министра был назначен бывший киевский губернатор Сухомлинов. В Русско-турецкую войну 1877-1878 гг. Сухомлинов был бравым кавалерийским офицером и получил Георгиевский крест. К 60-ти годам Сухомлинов превратился в полумаразматического зубоскала, писавшего забавные заметки под псевдонимом Шпора и Остап Бондаренко. Он осмеивал и пулемёты, и маскировочную униформу войск.

Находясь на седьмом десятке, генерал отбил молодую жену у помещика Бутовича. Обиженный муж отказался давать развод. Тогда Сухомлинов, поддержанный царём, пустился во все тяжкие. Бутович был вынужден уехать во Францию, его вначале пытались отправить в сумасшедший дом, а затем шантажировали угрозами объявить германским шпионом. Специально в Ниццу к Бутовичу ездил агент охранки Мордка Богров (будущий убийца Столыпина). В конце концов, против Бутовича было состряпано обвинение в сожительстве с гувернанткой-француженкой. Святейший Синод, ведавший в то время разводами, уже подготовил все документы, чтобы развести Бутовича, как грянул гром среди ясного неба: мадемуазель Гастон потребовала медицинской экспертизы в Париже. Эксперты единодушно заявили, что мадемуазель действительно девственна. Такой подлости от 33-летней француженки ни Сухомлинов, ни Синод, ни даже сам царь не ожидали. Посол Франции сделал заявление МИДу России, в Думе выступали разъярённые депутаты, откровенно потешалась либеральная пресса. Но что сделаешь против самодержавной власти – мадам Бутович вскоре стала мадам Сухомлиновой.

После такой славной победы 66-летний ловелас в красных кавалерийских штанах гордо заявил: «Мы готовы к войне».

О министрах последнего царя писать очень трудно. Просто заявить, что это было скопище дураков и проходимцев почище, чем окружение городничего в «Ревизоре» – получишь обвинение в очернительстве, в большевистском подходе и т.д. А куда ни ткни, всюду грязь. Что прикажете, описывать подвиги нижегородского губернатора Хвостова, ставшего министром внутренних дел, или обер-прокурора Саблера (настоящая фамилия Цаблер, вероисповедание... уточнять не будем)?

Разумеется, нельзя валить в одну кучу всех министров. Особняком высится могучая фигура Петра Аркадьевича Столыпина. Да, он много сделал для выхода России из кризиса в 1907-1911 гг. Столыпинские галстуки и столыпинские вагоны вошли в историю. Большевики кричат – палач, демократы – строитель «великой России». Только вот никто не расследует и никто не опровергает материалы Витте о заимствовании Столыпиным казённых денег: «Столыпин и его ближайший помощник по делам полиции Курлов тратили на свои нужды или на своё представительство уже не 50 000, а сотни тысяч. Это было одним из последствий так называемого конституционного порядка, который водворял П.А. Столыпин».

Стоит упомянуть немногих и компетентных министров, хотя и у них были какие-то недостатки. Это Витте, Извольский, военный министр Поливанов, министр иностранных дел Сазонов, часто заявлявший послам Антанты: «В России министры не имеют права говорить то, что они думают». Вот и все. А кто и что может сказать хорошего об остальных министрах?

Да, собственно, и сам царь был о них невысокого мнения. Как-то Николай спросил мнение Победоносцева о Плеве и Сипягине, на что Победоносцев ответил, что Плеве – подлец, а Сипягин – дурак. Царь согласился с ним и даже с одобрением пересказал разговор Витте. А затем назначил «дурака» Сипягина министром внутренних дел. 2 апреля 1902 г. Сипягин был убит эсерами по приказу агента охранки Евно Азефа. Тогда очередь дошла и до «подлеца» – министром внутренних дел был назначен Плеве.

Чем ближе Николай подходил к своему концу, тем чаще становилась смена министров. «Министерская чехарда», – как говорил монархист В.М. Пуришкевич. С 1905 по 1917 г. сменилось 11 министров внутренних дел, 8 министров торговли, 9 министров сельского хозяйства и т. и. Министры зачастую снимались прежде, чем они успевали вообще как-либо проявить себя.

Как ни плохи были министры, но ещё худший вред, чем их правление, наносило решение важнейших вопросов царём с какими либо авантюристами типа Безбородко, Абазы, Папюса, а затем Распутина.

Тут возникает вполне резонный вопрос, почему при таком плохом управлении в 1894-1903 гг. и 1908-1914 гг. наблюдался устойчивый рост валового дохода России? Причин тут много. Среди них: дурное исполнение дурных распоряжений, трудолюбивое население, готовое трудиться за жалкие гроши, энергичные предприниматели и купцы, превосходные, я бы даже сказал, лучшие в мире инженеры и учёные, и, наконец, самая богатая природными ископаемыми страна в мире. Гигантский потенциал России компенсировал и огромные хищения, и промахи властей. Значительную роль сыграла специфическая черта русского народа – инертность, или, лучше сказать, инерция, поскольку «инертность» теперь чуть ли не ругательное слово. Между тем инерция народа – вещь страшная для правителя. Ему до последнего момента кажется, что бразды правления у него в руках, а на самом деле они постепенно рвутся, и об отказе приводов управления правитель узнает, лишь когда к нему приходят с текстом отречения, а то и с удавкой.

Завершая разговор о системе управления империей, стоит сказать несколько слов и об управлении православной церковью. Формально царь являлся главой Русской православной церкви. Но из его дневников, писем, распоряжений мы видим, что дела церкви для него были на втором плане. Непосредственно делами церковного управления ведал Священный Синод, возглавляемый обер-прокурором. Назначал обер-прокурора лично царь. Церковь же не имела даже совещательного голоса. Обер-прокурором становился какой-либо чиновник, зачастую очень далёкий от церковных дел. В 1833-1836 гг. обер-прокурором был масон Нечаев. Был обер-прокурором и генерал Н.А. Протасов, писавший приятелю: «Теперь я главнокомандующий церкви, я патриарх, я чёрт знает что...». С 1865 г. до конца 1880 г. обер-прокурором был граф Д.А. Толстой. О правлении Д.А. Толстого его современник митрополит Киевский Арсений сказал: «Мы живём в век жестокого гонения на веру и Церковь под видом коварного об них попечения». А современный историк церкви эмигрант Д.В. Поспеловский писал: «Обер-прокурор Дмитрий Толстой вряд ли был верующим человеком».

Не лучше положение церкви стало при обер-прокуроре Победоносцеве. В годы Первой мировой войны министерская чехарда не минула и Синод – за три года сменилось четыре обер-прокурора Синода.

Про управление церковью при последних царях тот же Поспеловский писал: «...совершенно неканоническое устройство церковного управления, порабощение Церкви государственным аппаратом и, конечно, падение её престижа как института. Церковь превращается в приводной идеологический ремень крепостнического государства. На приходское, особенно сельское, духовенство фактически возлагается роль полицейского, который должен сообщать правительству имена и численность потенциальных рекрутов для армии, доносить об антиправительственных разговорах и даже пренебречь тайной исповеди, если она содержит антиправительственные замыслы. Да и в культурном отношении теократическое мышление и культура Церкви, а следовательно, тех слоёв населения, которые находятся в сфере её наибольшего влияния – крестьянства, купечества (по большей части старообрядческого), мещанства, – оказывается в полном диссонансе с западническо-секулярной абсолютистской империей Петра I и его наследников».

Николай II был, безусловно, верующим человеком. Но вот вопрос – во что он верил? Была ли его вера в пределах канонов православной церкви, или это было «языческое православие», как называют некоторые авторы? Это вопрос очень сложный, чтобы дать однозначный ответ. Но с уверенностью можно сказать, что если бы Николай II был, скажем, купцом в глухой провинции и окружил себя «папюсами» и «Распутиными», то у него могли бы быть серьёзные неприятности от местного церковного начальства. Вмешательство Распутина в дела Синода равно компрометировало как монархию, так и православную церковь.

Результатом церковной политики Николая II было, с одной стороны, охлаждение широких масс к православной церкви, а с другой – раздоры и, по крайней мере, разложение внутри самой церкви. К примеру, семинаристы из опоры режима становились самым радикальным и революционным элементом в среде студенчества. В 1911 г. 2148 человек было выпущено семинариями, но к 1913 г. из них только 574 человека (то есть 27%) приняли сан. Семинаристы играли значительную роль во всех революционных организациях. Думаю, излишне напоминать, откуда пришёл в революцию Иосиф Джугашвили.

Видели ли иерархи, что Николай II компрометирует церковь и увлекает её к краю пропасти вместе с собой? Да, безусловно! Разумеется, священнослужители не могли строить планы военных заговоров, устраивать демонстрации и тайные типографии, не говоря уж о метании бомб. Зато, начиная с 1904 г., значительная часть церковных иерархов начала обращаться в Синод и непосредственно к царю с просьбой созыва церковного собора и учреждения патриаршества.

Уже говорилось, как импонировал Николаю II царь Алексей Михайлович и был нелюбим Пётр I. Но ведь именно Пётр уничтожил патриаршество и учредил Священный Синод. Казалось бы, чаяния иерархов должны были совпадать с мечтами царя. Так почему бы не учредить патриаршество, как это было при царе Алексее?

Но Николай, и особенно Александра, принципиально не хотели делиться ни потой власти с кем-либо – это нага хутор! Созвать Думу царя заставила революция, и царь сделал всё, что мог, чтобы она была декоративным элементом его власти. Другой вопрос, что это не удалось. А вот независимая от государства православная церковь, да ещё во главе с выборным патриархом, могла представлять вполне реальную угрозу беспределу, творившемуся у трона Николая.

В апреле 1906 г. был опубликован «Указ о веротерпимости». Согласно указу все религии получили относительную свободу, кроме православной церкви, которая единственная осталась пленницей госаппарата. Получалось почти анекдотично – раньше законы церкви предписывал православный царь, а теперь должна предписывать почти атеистическая Дума.

Последовали новые просьбы духовенства к царю о созыве собора. И снова отказ. Царь отказал 25 апреля 1907 г. Его просили устроить собор в юбилейном 1913 г. Последнее прошение о созыве собора было отклонено царём в 1916 г.

С восшествием Николая II на престол к кризису системы управления добавился и династический кризис.

5 апреля 1797 г. Павел I издал закон о престолонаследии. Павел писал: «Дабы государство не было без Наследника. Дабы Наследник был назначен всегда законом самим. Дабы не было ни малейшего сомнения, кому наследовать».

Впоследствии этот закон в несколько уточнённой редакции был включён в Основные законы Российской империи.