Текст книги "Падение Порт-Артура"

Автор книги: Александр Широкорад

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 38 страниц)

Японские моряки пробыли на борту «Стерегущего» около 40 минут. Они подняли на миноносце японский флаг, однако предотвратить дальнейшее поступление воды в трюм не сумели. Японский миноносец взял «Стерегущий» на буксир, но с началом буксировки «Стерегущий» стал зарываться в волны, натяжение троса возросло, и он лопнул. Буксировка продолжалась 18–20 минут. Японцы попытались завести новый трос, но поняли, что это бесполезно.

Тем временем адмирал Макаров поднял свой флаг на крейсере «Новик» и в сопровождении крейсера «Баян» двинулся к месту боя. Береговые батареи после непонятной паузы вновь открыли огонь. Японцы решили не испытывать судьбу, сняли свой флаг со «Стерегущего» и начали отход. А «Стерегущий», потеряв запас плавучести, около 9 ч 20 мин затонул в 7 милях от маяка Ляотешань.

Позже этот третьестепенный эпизод русско-японской войны оброс легендами. Причем начало им положили, как ни странно, англичане. Ссылаясь на рассказы японцев, в начале марта 1904 г. газета «Тайме» сообщила: «Тридцать пять убитых и тяжело раненных лежали на палубе русского миноносца, когда его взяли на буксир японцы, подобравшие лишь четверых легко раненных русских, бросившихся в море. Но на “Стерегущем” оставались еще два матроса; они заперлись в трюме и на сдавались, несмотря на все увещевания. Они не только не сдались врагу, но вырвали у него добычу, которую он уже считал своей: открыв кингстоны, они наполнили родной миноносец водой и погребли себя вместе с ним в морских пучинах…» [25. С. 81.]

12 марта 1904 г. о подвиге двух матросов с корабля «Стерегущий» слово в слово сообщила русская газета «Новое время». И пошло-поехало. В 1905 г. Ф.И. Булгаков в двухтомном труде «Порт-Артур: Японская осада и русская оборона его с моря и суши» писал: «Два матроса заперлись в трюме, решительно отказались сдаться и открыли кингстоны, и миноносец вскоре же затонул… Безвестные герои внесли новый неувядаемый лавр в подвиги русского флота» [25. С. 82]. Эта работа вышла большим тиражом и считалась официальным изданием Морского ведомства.

26 апреля 1911 г. в Петербурге в присутствии Николая II состоялось открытие памятника «двум неизвестным морякам-героям» со «Стерегущего».

Уже в ходе работ по созданию памятника в Морском министерстве организовали специальную комиссию для уточнения обстоятельств боя. Никаких подтверждений «подвига матросов-героев» найдено не было. Исполнявший обязанности начальника исторической части Морского генерального штаба старший лейтенант Е.Н. Квашнин-Самарин писал: «Грустно видеть, что в великой России кто-то на авось пропагандирует постановку памятника несуществовавшим морским героям, когда вся история нашего флота… полна настоящими подвигами» [25. С. 84].

В конце концов члены комиссии послали письменный доклад Николаю И. Его резолюция, поставленная на докладе Морского ведомства, была краткой: «Считать, что памятник сооружен в память геройской гибели в бою миноносца “Стерегущий”» [25. С. 85].

Памятник был открыт, и два неизвестных матроса были официально канонизированы. В советское время легенду о «Стерегущем», как и о «Варяге», подвергать ревизии не стали. Первые критические замечания по поводу этой легенды стали появляться уже в ходе «перестройки». Так, историк флота В.Д. Доценко писал: «Техническая сторона вопроса возражений не вызывает. При таких повреждениях, которые получил небольшой корабль (водоизмещением чуть более 240 тонн), он все равно бы затонул, вряд ли надо было открывать кингстоны.

Если обоснованные тактические выводы из-за отсутствия точной информации сделать трудно, то оперативно-тактические – вполне возможно. Ошибки видны сразу. Во-первых, направляя миноносцы в разведку, не оценили их технического состояния: вместо проектных 26,5 узла они развивали скорость не более 20 узлов. Посылать такие корабли на глубину до 90 миль вряд ли было целесообразно: они не прошли и одной трети запланированного маршрута. Во-вторых, ни командующий флотом Тихого океана вице-адмирал С.О. Макаров, ни его штаб не позаботились об обеспечении миноносцев, т.е. пренебрегли элементарными принципами военно-морского искусства. Все знали, что “Решительный” и “Стерегущий” должны были возвратиться на рассвете, но их встречу не организовали. Крейсера не только не были высланы навстречу миноносцам, но даже не имели повышенной готовности к выходу: “Новик” и “Баян” вышли из Порт-Артура только через два с лишним часа после начала боя, когда в Порт-Артуре появился “Решительный”. Ведь все свидетельствовало о том, что где-то рядом находятся японские корабли. Береговые посты еще ночью обнаружили их на внешнем рейде, но не придали этому факту никакого значения. Если следовать логике, то крейсера должны были находиться если не в море, то хотя бы в немедленной готовности к выходу. Имелись серьезные просчеты и в применении береговой артиллерии. Окажись порасторопнее командование, не было бы ни геройской гибели “Стерегущего”, ни выдумки о подвиге “двух неизвестных матросов”» [25. С. 93–95].

Но вернемся к утру 26 февраля 1904 г. В районе Ляотешаня появилась эскадра Того в составе 16 вымпелов. В 8 ч 40 мин броненосцы «Хацусе», «Сикисима» и «Ясима» отделились от эскадры и открыли перекидную стрельбу по внутреннему рейду Порт-Артура и городу. Два японских крейсера, находясь в море против входа в гавань, вне досягаемости крепостной и корабельной артиллерии, по радио корректировали огонь броненосцев.

Японские броненосцы были закрыты холмами Ляотешаня от русских корабельных и береговых орудий. Нашим горе-артиллеристам не приходило в голову, что японцы могут стрелять с дистанции 12–16 км.

Около 11 часов один из японских снарядов разорвался под самым бортом «Ретвизана», осыпав осколками броненосец и стоявший около него буксир «Силач», откачивавший воду из подведенного к броненосцу кессона. Осколками были перебиты отливные трубы и пробит кессон. Через пробоину в «Ретвизан» снова хлынула вода.

Видя, что броненосец неминуемо затонет в гавани, капитан 1 ранга Э.Н. Щенснович приказал отдать швартовы и выбросился носом на отмель. В этот момент второй снаряд попал в броневой пояс «Ретвизана» с правого борта под кормовой башней главного калибра. Броня выдержала, получив небольшую вмятину.

Поврежденный кессон «Ретвизана» был признан негодным. Позднее его передали для ремонта броненосца «Севастополь». А для «Ретвизана» началась постройка нового кессона.

Японцы вели обстрел гавани Порт-Артура более трех часов и выпустили 154–305-мм снаряда. Людские потери русских оказались невелики – убиты 8 матросов, ранены 29, на береговых батареях ранены 2 человека. В городе была убита русская семья и несколько китайцев.

Непонятно одно – почему нашему гениальному адмиралу и никому из офицеров не пришло в голову поставить дымовую завесу между японскими крейсерами в море и входом на рейд Порт-Артура? При этом можно было обойтись и без специальных средств, а использовать мокрую солому, смолу и другие дымовыделяющие материалы. Дымовая завеса лишила бы японские крейсера возможности корректировать огонь и свела бы к минимуму эффективность огня броненосцев. Можно было поставить и радиопомехи японским крейсерам, как тогда говорили: «перебить большой искрой радиопередачу». Но до этого порт-артурцы додумались лишь 2 апреля.

Чтобы не допустить дальнейших обстрелов японскими кораблями через Ляотешань, адмирал Макаров принял ряд мер. Так, уже 28 февраля 1904 г. минный заградитель «Амур» выставил в 3 милях от мыса Ляотешань 20 мин. Минная постановка прикрывалась крейсером «Баян» и пятью миноносцами.

Кроме того, на горе Ляотешань и на других высотах были созданы наблюдательные и корректировочные посты, снабженные специальными морскими картами, разбитыми на пятикабельтовые квадраты. При появлении японских кораблей в районе выбранных ими огневых позиций наблюдательные посты с помощью флажных сигналов, поднимаемых на сигнальной вышке, сообщали на «Ретвизан» и «Победу» номер квадрата и направление движения противника. На основании этих данных русские корабли открывали ответный огонь по заранее пристрелянным квадратам.

Возникает вопрос: а почему бы корректировочные посты не снабдить радиостанцией или, еще проще, не протянуть телефонный провод прямо на стоящие у самого берега броненосцы?

Макаров распорядился установить на горе Ляотешань батарею 152-мм пушек Кане, снятых с броненосца «Ретвизан».

9 марта японская эскадра вновь подошла к Порт-Артуру, адмирал Того, заняв с основными силами позицию против выхода из гавани, направил броненосцы «Фудзи» и «Ясима» для перекидной стрельбы через Ляотешань. После нескольких залпов японцев броненосцы «Ретвизан» и «Победа» открыли ответный перекидной огонь. Перестрелка продолжалась около часа. С «Победы» произведено было 16 выстрелов, с «Ретвизана» – 13. Один из русских снарядов упал в четырех метрах от носа «Фудзи» и засыпал его палубу осколками.

Японцы выпустили 100 снарядов по внутреннему рейду Порт-Артура, но ни одного удачного попадания не добились.

Замечу, что первая перекидная стрельба 26 февраля крайне угнетающе подействовала на личный состав кораблей и гарнизон Порт-Артура. Зато ответный огонь «Ретвизана» и «Победы» был встречен 9 марта как успех Макарова.

Однако в Петербурге думали совсем иначе. 13 марта управляющий Морским министерством адмирал Авелан направил Макарову распоряжение, по которому запрещались «стрельбы на дистанции свыше 10 верст». Мол, попасть все равно нельзя, так зачем же тратить снаряды.

В марте 1904 г. японцы приступили к постановке мин заграждения на внешнем рейде Порт-Артура. Мины ставились с миноносцев в ночное время. По указанию адмирала Макарова было усилено наблюдение за внешним рейдом и организовано траление, которое производилось катерами и специально приспособленными для этой цели минными крейсерами «Всадник» и «Гайдамак».

Для обеспечения выхода кораблей в море применялись два способа траления: предварительное траление выходного фарватера и проводка кораблей непосредственно за тральщиками. Однако далеко не все корабли при выходе в море обеспечивались тральщиками. Не было организовано и систематическое траление как обязательная мера боевого обеспечения флота. Поэтому сохранялась опасность подрыва на японских минах отдельных кораблей при выходе их в море.

В ночь на 14 марта японцы вторично попытались заградить вход в порт-артурскую гавань. Противник был обнаружен в 2 ч 20 мин. «Ретвизана» уже не было на старом месте, но зато в проходе стояли «Бобр» и «Гиляк», а из-под Золотой горы стреляла батарея 120-мм пушек, снятых с «Ангары».

Два заградителя выбросились на берег под этой самой батареей. По пути на эту пару произвел атаку миноносец «Сильный», который, не обращая внимания на сыпавшиеся градом русские снаряды, почти в упор выпустил свои торпеды, к сожалению, не причинив японским пароходам таких повреждений, чтобы они немедленно затонули. У одного из них, например, был снесен взрывом почти весь форштевень, а носовая переборка как-то уцелела, и он продолжал идти вперед. Другая пара заградителей шла несколько левее. Один затонул, не доходя до маяка, а второй выскочил на берег как раз на том месте, где еще недавно стоял на мели «Ретвизан».

В предупреждение новых попыток заградить вход на внешнем рейде по приказу Макарова было устроено два ряда бонов. Однако после того как пароход «Ангара» легко подмял под себя эти боны, Макаров решил дополнительно затопить под берегом Тигрового полуострова пароходы КВЖД «Хайлар» и «Харбин», а восточнее, ближе к выходу, – пароход «Шилку».

С помощью крейсеров и канонерок оборона входа была максимально усилена. Брандер, затонувший на отмели Маячной горы, почти на том месте, куда 26 января выбросился «Ретвизан», был утилизирован как подводный, а частью и надводный бруствер, за которым, вплотную к нему ошвартовавшись, расположился «Гиляк». Вместе с новыми прибрежными батареями (из пушек, снятых с «Ангары»), находившимися от него вправо и влево, получалась первая линия обороны. Дальше, на бочках, по правую и левую стороны пролива стояли канонерки – это была вторая линия. В глубине, имея под своим огнем весь проход, «Аскольд» и «Баян» образовывали третью линию обороны.

Вечером 30 марта Макаров отправил на разведку два отряда миноносцев. Ночью миноносец «Страшный» (командир капитан 2 ранга Юрасовский) заблудился и встретил отряд японских миноносцев. Юрасовский принял их за своих и пристроился за ними. Японцы тоже приняли его за своего, и так они несколько часов бродили в окрестностях Порт-Артура. С рассветом ошибка выяснилась, и японские миноносцы открыли огонь по «Страшному». Тот выпустил торпеду, но промазал, в другой же торпедный аппарат попал японский снаряд и вызвал взрыв зарядного отделения мины. «Страшный» начал тонуть.

На выручку «Страшному» из Порт-Артура вышел крейсер «Баян». Японские миноносцы стали уходить. «Страшный» затонул за несколько минут до подхода «Баяна». Крейсеру удалось спасти из воды 5 человек. Еще несколько человек плавали в воде, но навстречу «Баяну» полным ходом шли японские броненосные крейсера «Асама» и «Токива» и 3-й боевой отряд в составе крейсеров «Касаги», «Такасаго», «Читосе» и «Носило». Поэтому «Баян» прекратил спасательную операцию и дал полный ход в направлении Порт-Артура.

Теперь уже на помощь «Баяну» из гавани вышла русская эскадра, во главе которой был броненосец «Петропавловск» под флагом адмирала С.О. Макарова. В 8 ч 40 мин на горизонте показались шесть японских броненосцев и крейсера «Касаги» и «Иосино». К этому времени русская эскадра находилась в 16 милях от Порт-Артура, вне дальности стрельбы береговых батарей. Макаров повернул эскадру обратно.

Японцы медленно нагоняли русскую эскадру. К 9 ч утра расстояние до головного броненосца «Микаса» было уже 38 кабельтовых (6954 м). Но ни русские, ни японцы по непонятным причинам не стреляли. В 9 ч 15 мин японская эскадра вошла в зону действия крепостной артиллерии. В 9 ч 20 мин Того приказал повернуть назад, так и не сделав ни одного выстрела.

В 9 ч 39 мин «Петропавловск», проходя в двух милях от маяка на Тигровом полуострове, наскочил на одну из минных банок, поставленных ночью заградителем «Кориу-Мару», и подорвался. Над броненосцем поднялся громадный, в два раза выше мачт, столб черного дыма и пламени, в котором исчезла вся носовая часть до передней трубы.

Взрыв произошел под носовой башней главного калибра, вызвал детонацию боезапаса и торпед в носовых аппаратах. Поэтому через три-четыре секунды после первого взрыва прогремел второй взрыв, силой которого были сорваны носовая башня главного калибра, фок-мачта, передняя труба и часть кожуха. При этом мачта и сорванная труба всей своей тяжестью рухнули на развороченный мостик.

Резко накренившись на правый борт, «Петропавловск» стал стремительно уходить носом в воду. Когда столб дыма и пламени несколько рассеялся, вся носовая часть броненосца, мостик и корпус почти до миделя были уже под водой. Объятая пламенем корма быстро погружалась. В это время произошел третий взрыв, более слабый. Видимо, это взорвались котлы, поскольку вслед за взрывом показалось густое облако пара.

На «Петропавловске» погибли командующий флотом вице-адмирал Степан Осипович Макаров, начальник штаба флота контр-адмирал Молас, кроме того, погиб известный русский художник-баталист В.В. Верещагин, а также 29 офицеров и 652 матроса.

Спаслись капитан 2 ранга великий князь Кирилл Владимирович, командир броненосца капитан 1 ранга Яковлев, 5 офицеров и 52 матроса.

После гибели «Петропавловска» русская эскадра до 9 ч 55 мин стояла с застопоренными машинами и лишь потом двинулась к входу в гавань.

В 10 ч 10 мин на мине подорвался броненосец «Победа». В момент взрыва «Победа» разворачивалась по створу в полутора милях от маяка на Тигровом полуострове. Взрыв произошел в подводной части правого борта, в отделении носовых угольных ям, разрушив борт от 54-го до 58-го шпангоута и образовав подводную пробоину размером 8 х 5,3 м с крупными трещинами. Центр пробоины оказался в 5 м ниже ватерлинии. Вода заполнила угольную яму № 6 между 49-м и 54-м шпангоутами, а также угольную яму № 7 между 54-м и 58-м шпангоутами и два отделения нижнего бортового коридора между 49-м и 58-м шпангоутами. Далее распространение воды было задержано водонепроницаемыми перегородками.

Броненосец принял 550 т воды, и через две минуты крен его на правый борт достиг 6°. Командир «Победы» капитан 1 ранга Задаренный приказал остановить машины и готовить шлюпки к спуску. Но вскоре Задаренный пришел в себя и в 10 ч 15 мин дал ход. В проходе около маяка «Победа» была встречена портовыми катерами, которые взяли ее на буксир, ввели в Восточный бассейн и поставили к стенке.

После подрыва «Победы» в эскадре возникла паника. Начавшаяся с «Победы» беспорядочная стрельба по воде оказалась заразительной, и все корабли эскадры начали вести огонь по любому подозрительному предмету или масляному пятну на воде.

Взрыв мины под «Победой» был хорошо слышен на других кораблях, где почему-то решили, что в боевой линии эскадры действует японская подводная лодка, и открыли шквальный огонь сначала по черному пятну, оставшемуся на месте подрыва «Победы», а потом по всему, хоть отдаленно напоминавшему перископ, убивая и калеча при этом немногих спасшихся с «Петропавловска». Чаще всего за перископ принимали плававшие поддоном вниз медные гильзы от 6-дюймовых снарядов и обломки, оставшиеся на поверхности после гибели «Петропавловска». Несколько малокалиберных снарядов попало в свои корабли, к счастью, не причинив больших повреждений. Офицерам пришлось с помощью рукоприкладства отгонять комендоров от орудий.

Надо сказать, что и после войны нашлись любители сенсаций, которые также приписывали гибель «Петропавловска» японским подводным лодкам. Еще более фантастичную версию гибели этого броненосца высказал С.Н. Семенов в книге «Тайна гибели адмирала Макарова. Новые страницы русско-японской войны 1904–1905 гг.» (М., 2000). По его мнению, «Петропавловск» был взорван социал-революционерами. Руководитель боевой эсеровской организации Евно Азеф с помощью инженера Путиловского завода Пинхуса Рутенберга нашел революционеров на строительных работах Путиловского завода, которые были отправлены в Порт-Артур на ремонт поврежденных кораблей и сумели пронести бомбу на борт «Петропавловска». Версия эта, вполне подходящая для приключенческого романа, увы, не подходит для исторического исследования, поскольку у Семенова нет ни единого подтверждающего ее факта.

Несколько слов скажу о дальнейшей судьбе великого князя Кирилла Владимировича. В тот же день (31 марта) Кирилл вместе с родным братом Борисом сели на личный поезд великого князя Бориса Владимировича и отправились в Харбин. Оба брата с началом войны прибыли в Порт-Артур поохотиться на «макак» и пополнить свои коллекции звезд и крестов. Из Харбина Кирилл отправился в Москву, а затем в Петербург. 26 апреля 1904 г. Кирилл был принят Николаем II. Как позже писал Кирилл Владимирович: «К моему удивлению, он (Николай) не расспрашивал меня ни о гибели “Петропавловска”, ни об адмирале Макарове, да и вообще не интересовался ходом войны, обходя эту тему молчанием. Разговор ограничился обменом обычных любезностей, которые, как правило, сводятся к расспросам о здоровье и погоде» [11. С. 204].

Далее в ходе аудиенции Кирилл попросил у царя разрешения на выезд за границу. Получив согласие, он немедленно выехал в Кобург в Германию.

Что же касается великого князя Бориса Владимировича, то он остался в Харбине при Маньчжурской армии, где выполнил важнейшее задание. 30 июля 1904 г. Маньчжурская армия «была осчастливлена» телеграммой царя о рождении наследника Алексея. И великий князь Борис Владимирович был отправлен в Петербург для «принесения поздравления» Его Величеству. Обрадованный Николай пожаловал своему кузену золотое оружие с надписью «За храбрость» и чин штабс-ротмистра, после чего великий князь Борис Владимирович убыл «за бугор» аж до 1908 г. [15. Т. V. С. 15].

Замечу, что больше никто из нескольких десятков великих князей императорской крови не изъявил никакого желания ехать в Маньчжурию или плыть к Цусиме в составе эскадры Рожественского. А ведь какая веселая компания собралась на предыдущей войне в 1877 г., когда на Балканы отправились сам царь Александр II, цесаревич Александр, великие князья Николай Николаевич, Алексей Александрович, Владимир Александрович, Сергей Александрович, Константин Константинович и др. Но японцы – не турки, и все титулованные генералы и адмиралы 1904–1905 гг. провели наполовину в своих дворцах на берегах Невы, а наполовину – на столь любимом Лазурном берегу.