Текст книги "Время Чёрной Луны"

Автор книги: Александр Бондарь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

Глава 10

Армянский исход в направлении краснодарского края начался ещё в 1988-ом – после страшных землятрясений, эхо которых отозвалось по всей стране. В 1989-ом, когда в Карабахе ударили первые выстрелы, поток армянских беженцев, желающих осесть на Кубани, увеличился.

В 91-ом году, в уже независимой Армении, началась демократия, и закончились продукты. Хлеб здесь распределяли по карточкам, и дневная норма на одного жителя напоминала времена блокадного Ленинграда.

А в Карабахе продолжалось кровопролитие. Молох безумной войны требовал новых и новых жизней на свой алтарь. Честные армянские патриоты, часто плохо вооруженные, кое-как отражали атаки отборных частей азербайджанской армии. Их алая кровь навеки впиталась в чёрную карабахскую землю.

А в это самое время в Краснодаре спешили поселиться тысячи выходцев из разорённой демократией и войной армянской республики. Ехали в основном те, кто мог что-нибудь вывезти, и костяк этого нашествия составляли криминальные элементы.

Армянская миграция стала тяжёлым бедствием для Кубани. Наглые и нечистоплотные выходцы из Закавказья, уверенные, будто законы писаны исключительно для того, чтобы их нарушать, в короткий срок сумели внушить местным жителям стойкое отвращение ко всей армянской нации.

С Борисом Самвеловичем Оганесяном Лена познакомилась полтора года назад. Общество Армянской Культуры проводило очередную презентацию, куда была приглашена и местная краснодарская пресса. Борис Самвелович прочитал короткую и зажигательную речь, где было много очень хорошего и очень правильного. И крепкая нерушимая дружба между двумя народами, и любовь армян к своим русским братьям, и близость наших культур, и объединяющая религия, и общая история, которая учит нас всегда и во всём быть вместе.

Борис Самвелович не скрывал своего намерения баллотироваться на пост кубанского губернатора. Лена сделала интервью с ним, но Оганесян был немногословен, коротко рассказал о себе, посмущался, что никогда раньше, до этого, интервью не давал и потому чувствует себя скованно. Он сказал, что только от избирателей зависит, в конечном итоге, станет ли он губернатором Краснодарского края.

На Лену он смотрел с видом состарившегося ловеласа, у которого очаровательная молодая девочка уже не может вызывать ничего другого, кроме чисто отцовских чувств. Борис Самвелович пригласил её в свой партийный офис, где угостил кофе и после интервью звал зайти как-нибудь ещё, что Лена вскоре и сделала. А потом они стали друзьями – настолько, насколько позволяла разница в возрасте. Лена знала, что офис Бориса Самвеловича открыт для неё практически всегда и этим охотно пользовалась.

Разговоры о том, что Оганесян напрямую связан с армянской мафией, до Лены доходили не раз. Она затронула эту тему в одном из своих интервью с ним. Седеющий представитель армянской диаспоры улыбнулся скромно и сказал, что клеветники были всегда и скорее всего уже не переведуться. Лена молча проглотила этот ответ.

Серело. Лена направлялась к большому тёмно-коричневому зданию на Красной, где размещалась штаб-квартира армянского землячества на Кубани «Арарат». Она избегала больших улиц, предпочитая проходные дворы. Вокруг было пусто. Только изредка Лене встречались заспанные прохожие.

Лена не обратила внимания на красный "Москвич", у входа в серо-каменное строение – здесь когда-то в советские годы располагался местный КГБ, а сейчас оно по наследству перешло к контрразведчикам. За рулём "Москвича" сидел усатый кавказец в джинсовке. Он внимательным, пристальным взглядом проводил Лену, потом посмотрел снимки, разложенные на соседнем сиденьи, и достал трубку сотового телефона.

– Я засёк её, – сказал он негромко. – Она идёт к Мира по Красноармейской.

Лена шла быстро. Она чувствовала, что силы её на исходе, и хотела побыстрее добраться. Сквозь молочную слякоть утреннего тумана прорисовывались голые силуэты деревьев. Это – сквер. Здесь, на углу Ленина и Красноармейской, когда-то стоял храм святого Александра Невского, взорванный в тридцатые годы. Напротив – здание крайисполкома.

Рассвело. Красная в это время ещё пуста. Здесь не видно праздных гуляк, и вообще никого не видно.

Когда Лена уже вошла внутрь и поднималась по лестнице, её не отпускала тревожная мысль: а что, если Оганесяна не будет на месте? Должен быть, – говорила она себе. Лена хорошо знала, что Борис Самвелович приходит в свой офис каждое утро и сидит там часов до двенадцати.

Не только на первом этаже здания, но в и коридорах было так же пусто. Никого не встретив, Лена добралась до самого кабинета. Только какой-то армянин в деловом костюме и с кейсом проследовал мимо неё по коридору. Он строго поглядел на Лену, но ничего не сказал.

Как и ожидалось, Борис Самвелович сидел у себя в офисе, наморщив лоб и разбирая какие-то бумаги. Увидев Лену, он посмотрел на неё как на привидение. Потом показал на соседний стул. Оганесян молча глядел, ожидая, видимо, что Лена сама начнёт говорить. И та поняла, вдруг, что он знает если и не всё, то, по крайней мере, многое.

Усевшись напротив, Лена принялась выкладывать историю своих приключений – случившееся с ней за эти полтора дня. Она говорила сбивчиво, спотыкаясь, забегая вперёд и снова возращаясь к началу. Оганесян слушал её, не перебивая и не задавая никаких вопросов.

Когда Лена закончила, он ещё помолчал, потом спросил:

– Как можешь ты доказать, что всё это – правда?

Лена откинулась назад.

– А как я могу доказать?

– Мне рассказывали другое...

– Что?

Оганесян поднялся с места.

– Сиди тут, – сказал он, – и жди, пока не вернусь. Я должен вызвать своих людей. Тебя спрячут, ты побудешь в безопасном месте, пока я не разберусь с этой историей, – он посмотрел на часы. – У нас мало времени. Тебя не должны здесь видеть.

Оганесян вышел, и Лена осталась в кабинете одна. Она сидела на стуле, прислушиваясь к шуму редких машин за окном. Беззвучно передвигались стрелки больших часов. Прошло минут двадцать. Дверь отворилась.

– Быстро пошли, – Оганесян взял её за руку. – Вот-вот ко мне придут люди. Нельзя, чтобы они тебя здесь застали. Посидишь в пустом кабинете, пока за тобой не приедут.

Не выпуская её руки, Оганесян тащил Лену по длинному узкому коридору. Мимо проследовал бородатый армянин с большим портфелем. Он очень вежливо поздоровался, но Борис Самвелович ему не ответил.

Они прошли мимо усатого кавказца в джинсовой куртке. Тот, не отрываясь, смотрел в окно.

Дверь в кабинет была приоткрыта. Оганесян втолкнул туда Лену и вошёл сам. Лена увидела Саркисяна. Инспектор держал в руке пистолет с глушителем. Рядом стояли ещё четверо в штатском. Оганесян захлопнул дверь.

Русский оперативник, шагнув к Лене, быстро её ощупал. Найдя макаров, заглянул в обойму.

От ужаса у Лены перехватило дыхание. Мозг не хотел думать. Оперативник, повертев в пальцах её пистолет, вдруг, развернулся и сильно ударил Лену по голове. Та бы упала на пол, но Саркисян её удержал.

– Сделайте это быстро, – сказал Оганесян. – У вас на всё – минуты три.

Он открыл дверь, и Лену выволокли наружу. Та была в глубокой отключке. Ноги её безчувственно волочились по полу.

– Жди тут, – бросил Саркисян усатому оперативнику.

В коридоре никого не было. Лену быстро потащили к женскому туалету.

Саркисян ногой распахнул дверь и Лену заволокли внутрь. Усатый оперативник остался ждать в коридоре. Двое и Саркисян закрылись в уборной. Лену посадили в угол. Саркисян достал из кармана верёвку и быстро её размотал. Смастерив петлю, он смазал верёвку куском мыла, который ему швырнул стоящий в дверях оперативник. Затем он схватил девушку в охапку.

В этот момент дверь распахнулась. Саркисян вздрогнул. Два дула смотрели в лицо инпектору. Валет сделал шаг вперед, и пистолет его уткнулся Саркисяну в глаз. За спиной у него стоял кавказец в джинсовой куртке.

– Пусти её, – сказал Валет спокойно, – и может быть – я тебя не убью.

Палец его плавно лёг на курок. Саркисян побелел.

– Можешь забирать, – бросил он резко.

Кавказец шагнул вперёд и, подхватив девушку на руки, вынес её в коридор. На полу, у входа, лежал усатый оперативник. Горло его было залито кровью. Глаза неподвижно таращились под потолок. Рядом, в кровавой луже, валялся пистолет с глушителем на конце.

Валет усмехнулся.

– Ну, вот, и всё, – он кивнул и погладил пальцем курок. – Осталось сказать самое последнее слово.

Выстрел громыхнул откуда-то снаружи. Валет вздрогнул от неожиданности, и в этот момент на него бросился оперативник, что стоял слева. Пуля, предназначенная оперу, ударила в оконное стекло. Выстрелить второй раз Валет не успел: у него вырвали пистолет. Он отшвырнул оперативника и выскочил в коридор, хлопнув за собой дверь, которую сразу же продырявили четыре пули...

Кавказец быстро вернул Лену в сознание, хлопнув её пару раз по щекам. Девушка открыла глаза и посмотрела вокруг. Всё было словно в тумане. Лена пыталась сообразить – где она, и что происходит.

– Очухалась?

– Кто вы? – язык у Лены ворочался слабо – как спросонья, слова давались с трудом.

За спиною кавказца она, вдруг, увидела кого-то, и ещё – руку с пистолетом, дуло которого было увенчанно толстым, солидного размера глушителем. Память к Лене вернулась мгновенно.

– Сзади, – прошептала она.

Голос свой она услышала как бы со стороны, как бы – не её голос.

Хлопнул выстрел, и Лене в лицо брызгнула кровь. Она отползла в сторону и прижалась к стене. Кавказец ткнулся носом в паркет, стиснув рукой пистолет за поясом, но оперативник, подойдя, дважды выстрелил ему в спину.

У Лены было ровно полсекунды на всё. Вскочив на ноги, она спряталась за угол. Потом бросилась вниз по лестнице. Оперативник бежал следом, но поскользнулся, неуклюже грохнулся и покатился по ступенькам. Пистолет его улетел вниз. Лена остановилась, увидев оружие в четырёх шагах от себя.

Мгновение решило всё. Оперативник торопливо поднялся на ноги и захромал туда, но поздно: Лена уже подобрала его пистолет. Оперативник замер на месте. Напрягшись, не мигая, он глядел на наведенное дуло.

Продолжая целиться, Лена сделала несколько шагов в сторону и снова побежала по лестнице. В голове у неё шумело, ноги заплетались. Перед глазами маячили пятнисто-розовые облака.

Преодолев ещё два пролета, она оказалась в холле. В тот самый момент, когда до двери осталось всего несколько шагов, перед Леной выросла, вдруг, фигура Саркисяна. Лена успела отскочить за угол. Две пули продырявили стену как раз рядом с ней. Сжимая пистолет в вытянутой руке, опер шагнул вперед и выстрелил ещё трижды. Он не успел заметить подбежавшего сзади патрульного милиционера: двое патрульных, очевидно, услышав стрельбу, появились с улицы. Патрульный милиционер с размаху дал Саркисяну по затылку рукояткой макарова. Словно мешок, опер свалился на пол. Патрульный грубо ткнул нарушителя носом в каменный пол и, заломив назад руки, щёлкнул на запястьях наручниками.

Лена выбралась из своего укрытия и, не задерживаясь, побежала к двери.

...Почти час она сидела здесь, на этой лавочке. Уснула бы, если б не боялась замёрзнуть. Поёживаясь от холода, Лена поднялась и двинулась дальше. Куда – не знала сама.

Она поняла, вдруг, что до тошноты хочет есть. Лена вынула из кармана оставшиеся там деньги и медленно пересчитала их. По крайней мере, на пару пирожков и стакан чего-нибудь в дешёвой забегаловке хватит – решила она.

Лена брела по улице, оглядываясь по сторонам. Город жил своей жизнью. Какие-то прохожие попадались ей то и дело навстречу. Они не обращали на неё никакого внимания. Им хватало своих забот и проблем. У подьезда дома напротив играли дети. Пожилые женщины на лавочке неторопливо обсуждали что-то. Откуда-то доносилась бодрая мелодичная песенка.

...Лена застыла на месте, увидев того, кто вышел из магазина через дорогу. Беляков. Лена вгляделась пристальней. Точно – он. Ошибки быть не могло. Она опустила руку в карман и нащупала там пистолет.

Беляков её не заметил. Он спокойно залез в свою "Тойоту", дожидавшуюся его на улице у входа в магазин, и пристроил на заднем сиденье какие-то покупки. Потом включил двигатель. Лена вышла на проезжую часть и зашагала навстречу. Беляков увидел её и притормозил. Он узнал Лену. Ей показалось даже, что он, вдруг, напрягся.

Лена подошла ближе и вытащила пистолет. Черное дуло единственным своим глазом смотрело в лицо частному детективу.

– Выходи, – сказала Лена спокойно. – Палец её лежал на курке.

Беляков медленно поднял руки кверху. Он попробовал улыбнуться.

– Не горячись. Поговорим спокойно, как взрослые люди. Сейчас я тебя не пойму.

Не опуская ствола, Лена шагнула вперёд. Беляков невозмутимо покосился на дуло, что висело теперь в метре от его лба. У Лены дрожали губы. Она повторила негромко, но внятно:

– Выходи.

Глава 11

Валет ещё часа два бродил по городу, смутно надеясь где-нибудь случайно встретить Лену. Он съел завтрак в дешёвом кафе и, когда проходил мимо гостиницы, на глаза ему здесь попалась девчонка лет восемнадцати. Та стояла у входа и терпеливо смотрела по сторонам, словно бы дожидалась кого-то. Темноволосая, ярко-накрашенная, с большими и грустными, как у бездомной собаки, глазами. Валет подошёл ближе.

– Не меня ждёшь? – спросил он как мог более развязно.

Девчонка изучающе его оглядела.

– Может, и тебя.

Валет усмехнулся и посмотрел на неё с состраданием.

– Сколько ты хочешь?

Девица назвала цену.

– Идём, – Валет взял девицу за руку и повёл внутрь.

Женщина-администратор строго посмотрела на них сквозь дымчатые очки. Валет сунул ей в окошко несколько долларовых купюр.

– Развлечься хочу, – заявил он вальяжно. – На пару часиков.

Администраторша благосклонно подобрала деньги и, не задерживаясь, выписала квитанцию. – Номер тридцать первый, третий этаж.

Валет щелчком отбросил листок назад в окошко.

– Оставь себе.

Девица тоскливо поглядела в сторону коммерческого ларька у входа, где, словно на выставке, красовались бутылки с разноцветными этикетками.

– Ты не угостишь меня выпивкой? – произнесла она томно. – Не будешь таким хорошим мальчиком?..

Наверх поднимались с бутылкой сладкого шампанского и немецкой шоколадкой на закуску.

Номер был одноместный – небольшой, но уютный. Тут – всё, что сейчас требовалось – кровать, аккуратно заправленная и душевая – сразу у входа. Девица томно вздохнула, узнав номер. Ей, видимо, не раз уже приходилось здесь отрабатывать свой хлеб.

– Лет тебе сколько? – спросил её Валет, откупоривая шампанское.

– Четырнадцать, – ответила та, начав раздеваться. – Но ты не бойся: я дело знаю.

По уверенности, с какой это было сказано, Валет поверил: действительно знает. Из душа девица вернулась совершенно без ничего. Валет удивлённо на неё уставился.

– Чё смотришь? – та повела плечами и улыбнулась. – В первый раз, что ли, видишь женщину без одежды?

– С чего ты взяла? У меня полно было женщин разных.

Девица пододвинула стульчик и села напротив. Чуть наклонив голову, хитро прищурилась.

– Сколько?

Валет помялся.

– Да, ну, не помню уже...

– Сбился на седьмом десятке? – по губам её пробежала усмешка. – Так не бывает, – сказала она тихо, почти шёпотом, – это всё равно, как если бы ты забыл, сколько у тебя детей.

– Ну, почему? – Валет поёрзал на кровати. – А если детей много? Например, у шаха какого-нибудь или султана?

Девица сжала полоской губы. Медленно и убеждённо покачала головой.

– Ты не похож на шаха. И на султана тем более. А мужики – они всегда врут, когда про баб рассказывают. Я мужиков хорошо знаю. Они герои – на языке только... А так... – она отмахнулась.

Взяла пустой стакан с тумбочки, где стоял графин с водой и потянулась к откупоренной бутылке шампанского.

– Давай пить.

– Давай, – согласился Валет.

Он забрал у девицы бутылку. Налил себе, а потом ей.

...Содержимое бутыля уменьшилось на треть, и девицу потянуло на разговоры. Похрустев шоколадкой с орешками, она начала:

– Когда меня мой пахан завалил, мне десять лет было...

Валет сморщился.

– Ч-т-о он с тобой..?

Девушка пожала плечами.

– Что – что? Трахнул. Он двинутый был. Его потом всё равно менты посадили; я даже не знаю – за что. А в одиннадцать меня снял один кент. Ему тогда было семнадцать. Мы целый год жили с ним вместе. Потом его тоже менты забрали – говорят, за грабёж или, может – за драку. После у меня столько мужиков было... Я их отшиваю, а они, сука, липнут. И я решила тогда, что если так и так трахаться, то пусть хотя бы бабки платят.

Она ещё что-то рассказывала, но Валет уже её не слушал. Когда допили шампанское, девица замолкла. Она жевала шоколад и молча, с интересом, рассматривала нового своего знакомого. Валет сидел, сложив руки, и тоже, не говоря ничего, глядел на подругу. Его, вдруг, охватила робость, с которой он не мог сейчас ничего поделать.

Девица хмыкнула.

– И долго так будешь сидеть? На смотрины пришёл?

Она пристроила свой стакан с краю тумбочки и подошла ближе к стеснительному своему кавалеру.

– А говоришь, было много женщин... Вставай, – она его тряхнула за шиворот, – иначе я не смогу тебя раздеть.

Валет согласно поднялся и разрешил стащить с себя плащ. Из кармана вывалился пистолет. Он тяжело стукнулся о паркетный пол. Девица с живым интересом глянула на оружие.

– Ты – или мент или бандит, – проговорила она спокойно.

– Я – бандит, – так же спокойно ответил молодой человек.

Подружка стащила с него пиджак.

– А меня в том году, в этой самой гостинице, мент раздевал. Он мне и удостоверение своё показывал и пистолет табельный... Слабенький такой мужчинка – раз всего смог кончить.

Пиджак упал на пол рядом с кроватью, и девица занялась расстёгиванием рубашки.

– А, вот, интересно, – рассуждала она, – вот, когда мы умрём – что будет с нами дальше, что будет потом?

– Что было до того, как мы родились?

– Ничего не было, – девица сбросила рубашку на пол.

– Вот то же самое и потом будет, – мрачно ответил Валет.

– А я бы хотела, чтобы было ну хоть что-нибудь. Пусть – ад, пусть – вечные муки. Это лучше, чем совсем-совсем ничего.

Валет пожал плечами.

– Если ад есть, мы там с тобой точно окажемся.

– Конечно, я бы не ад хотела. Эта жизнь – она, ведь, такая страшная, и я думаю, что может, хоть там будет чё-нибудь поприятнее.

Она чмокнула его в губы. Валет испуганно сжал рот.

– Тебя, чё, целоваться не научили? – девица глядела насмешливо.

– Почему? Я умею, – Валет снова пожал плечами.

– Открой рот... вытащи язык.

– Зачем тебе мой язык?

– Вытащи язык.

...Валет надел плащ и сунул в карман пистолет. Вид у него был помятый. Он удивлённо смотрел на проститутку. Та пересчитала купюры, собрала их аккуратно и сунула в тугой кармашек юбки. Валет взял с тумбочки шоколадную обёртку, смял, потом швырнул в направлении мусорной корзины. Пустую бутылку пристроил рядышком.

– Идём, – сказал он, глянув на дверь.

Девушка взяла его под руку.

– Пошли. Проводишь меня до выхода.

Валет затравленно смотрел на неё. Девица ему улыбнулась.

– Единственное, что мне всё ещё нравится в жизни, это – элегантные мужчины.

Дождь уже закончился. Лена выглянула из дверей и поняла, что зонтик ей больше не нужен. Не торопясь, она сошла по аккуратным ступенькам горисполкомовского здания. Тут только что прошла пресс-конференция мэра города.

Мимо Лены проследовала возбужденная толпа подростков – армянских парней вместе с русскими девицами.

– А я ему ка-ак дал! Как дал! – низкорослый, похожий на маленькую декоративную обезьянку, армянский юноша радостно и горячо размахивал кулаком, продолжая наносить удары невидимому противнику.

– А я ему передний зуб выбил! – кричал другой молодой армянчик, в дорогой джинсовой куртке и в широких спортивных штанах. – Одним ударом выбил!

Русские девушки весело улыбались.

Лена отшатнулась и прижалась к двери. Она стояла так минут десять. Компания удалилась. Потом появились двое – взрослый мужчина, бедно одетый, лет сорока и молодая женщина. Мужчина тяжело встряхивал разбитой головой и покачивался, женщина поддерживала его за руку. На платье ей капала кровь.

– Дурак, – говорила она негромко, – какой ты дурак. У армян курить попросил...

Мужчина ничего не отвечал ей. Он только молча вытирал кровь с лица.

Лена присела на ступеньки чиновного здания. Она смотрела вверх. Там большие мохнатые тучи двигались куда-то вдаль, туда, – где белые шапки гор тихо дремали, обернутые серой вечерней дымкой. Лене сейчас было страшно. Город, где она родилась когда-то, где она выросла, оставался для неё навсегда чужим. Глядя вокруг, Лена думала о том, что жизнь – штука ужасно нелепая: человек, подписывающий контракт верности с творимым им злом, попадает в ловушку, из которой ему больше никогда не выбраться. Ещё думала она, что уже почти вечер, и ей нужно успеть купить хлеба.

Лена поднялась со ступенек и побрела по пустой улице, набрасывая в уме план будущей статьи. Темнело. Всё вокруг окутывал мрак, зажигая на небе первые, ещё неяркие звезды. Похожая на недожаренный блин Луна глядела встревоженно, точно боялась, что без неё весь остальной мир непременно опустится в беспроглядную кромешную тьму. Горы стояли вокруг стеною, возвышаясь над крышами белокаменных зданий и раздвигаясь там только, где за старым причалом, в тишине вечера, перешептывались друг с дружкой холодные морские волны.

– Артёмина! – услышала Лена в тот момент, когда она, только-только свернув за угол, направилась в сторону хлебного магазина.

Вздрогнув невольно, Лена обернулась. Парень в кожанке и в турецких спортивных штанах стоял у входа в коммерческий магазин. Тёмные очки, сигарета во рту, руки в карманах. Лена не могла видеть его глаза, но чувствовала – парень её разглядывает.

Узнала она его сразу же, в ту же секунду. Романов Володька. Отличник и любимчик всех без исключения учителей. Отец Володьки заседал в горисполкоме, и ни у кого не было сомнений, что после школы Володька обязательно поступит в какой-нибудь вуз. В какой – неважно.

На Лену Володька всегда смотрел сверху вниз. Не третировал, как многие в классе, а просто, как если бы Лена была грязью, пустым местом, не замечал. Для Володьки её не существовало.

Сейчас Лена, спрятав руки в карманах, молча наблюдала, как тот подходит ближе. Романов снял очки. Недокуренную сигарету, не глядя, бросил на тротуар.

– Ба! – глаза у него засверкали. – Никогда не думал, что люди так меняются!

"Действительно" – подумала Лена. Она, сощурившись, оглядела володькин наряд. Когда-то Володька Романов носил только аккуратные фрайерские костюмчики.

– Девушка, да вы теперь просто красавица! Да вам теперь только в Голливуд ехать! – продолжал он.

Володька напрягся, пытаясь родить ещё какой-нибудь комплимент – по возможности умный, но, увы, не смог. Лена молчала. Она выжидательно глядела на Романова. И тот решил перейти к делу.

– Сегодня мы пойдём в ресторан! – заявил Володька так, как будто речь шла о чём-то, уже решённом.

Лена медленно покачала головой.

– Думаю, что не пойдём.

Тот опешил. Уверенность, с которой это было сказано, поставила Володьку в тупик. Он не умел получать отказы.

– Почему? – в голосе его звучало сейчас одно только удивление. Обиду он ещё не успел прожевать.

– Мы не знакомы, – холодно проговорила Лена.

Тот аж отошел в сторону. Володька не знал, как ему понимать такое.

– Ленка, ты чё? Придуриваешься?

Лена не отвечала. Она спокойно смотрела в глаза Романову. Тот видел, каким неживым светом блеснули её зрачки.

– Вы обознались, – произнесла она тихо и скучно.

...Валет, в последний раз затянувшись, швырнул на землю окурок. Среди пассажиров, вывалившихся из забрызганного грязью автобуса, он увидел Саркисяна. Инспектор был не один. С ним рядом шагал невысокий рыжий тип в кожанке. Валет узнал ещё одного опера из отдела по борьбе с бандитизмом. Он выяснил уже, что личная машина Саркисяна вторую неделю отдыхает в ремонте, и тот пользуется – когда такси, а когда и общественным транспортом.

Переждав с минуту, Валет двинулся следом. Пальцы его погладили рукоятку макара, что грелся в кармане плаща. Валет не обратил внимание на бородатого типа в шляпе, который тихо сидел у остановки и читал "Кубанские новости", вяло пожёвывая торчащую в зубах спичку. Газета была свёрнута и исчезла в кармане, как только Валет скрылся за углом.

Уже стемнело. Глухие ряды многоэтажек неясно проглядывали сквозь вечерний туман. Дойдя до дома, где жил Саркисян, Валет прибавил шагу. Здесь Саркисян обернулся. И тут же два точных выстрела свалили инспектора на тротуар. Его коллега сунул руку в карман плаща, но Валет опередил опера, дважды надавив курок. Не опуская дула, Валет подошёл ближе. Огляделся. Вокруг – тихо. Прицелившись, он выпустил ещё пулю в одного и пулю – в другого. Опять огляделся и спрятал оружие.

... Минуты две прошло с момента, как силуэт его пропал в темноте улицы, и тут откуда-то образовалась фигура человека в шляпе и со спичкой в зубах. В руке тот держал браунинг. Подойдя к рыжему оперу, незнакомец тяжело пнул его. Опер зашевелился и что-то промычал, как спросонья. В ту же секунду пуля разнесла ему череп. Не опуская дула, бородатый шагнул к Саркисяну. Пожевав спичку, прицелился.

Громыхнул выстрел. Всплеснув руками и выронив пистолет, бородатый рухнул. Саркисян с усилием приподнялся, вытащил из кармана дуло и, ковыляя, подошёл ближе. Тяжело качнулся, перевёл дыхание. Потом приподнял ствол. С расстановкой всадил три пули в распластанное на тротуаре тело.

Тяжело спотыкаясь и придерживая правой рукой простреленную левую, инспектор зашёл в подъезд. Кровь стекала по пальцам и капала на грязный пол. Саркисян негромко скулил.

Войдя в квартиру, он первым делом стащил с себя намокший от крови плащ. Расстегнув рубашку, убедился, что две пули сплющились о пуленепробиваемый жилет, не причинив никакого вреда. Однако боль в ране – тупая, ноющая, заводилась сильнее и сильнее, не думая отпускать ни на секунду. Дрожащими пальцами инспектор потянулся к телефону и набрал "03".

Глава 12

Лена опустила пистолет. Беляков облегчённо вздохнул про себя. Он понял – стрелять в него, по крайней мере, сейчас не будут. Помолчал немного, побарабанил пальцами по кожаной обшивке руля.

– Залезай, – сказал Беляков. – Он смотрел не на Лену, а куда-то вдоль улицы. – Залезай. Поговорим спокойно.

Лена стояла, не двигаясь. Пистолет устало висел, глядя своим тупым носом в асфальт. Беляков сочувственно оглядел девушку. Её одежда, волосы – всё было перемазано грязью.

– Видок у тебя сегодня... – Беляков усмехнулся. – Лезь в машину.

Он неспеша открыл дверцу. Лена медленно подошла ближе. Беляков смотрел на неё внимательно, пока та не оказалась внутри и не пристроилась на заднем сиденьи.

– Хлопни дверь, – сказал Беляков. – И спрячь пистолет.

Машина, заурчав, сорвалась с места и побежала быстро по узенькой кривой улочке вдоль жалких, согнутых жизнью, домишек. Лена сунула оружие в карман куртки и, ничего не видя, смотрела прямо перед собой на дорогу.

– Начнём с того, что мне ничего не известно, – Беляков спокойно повернул баранку.

– Я не верю, – отозвалась Лена глухо. Она знала – Белякова отличала болезненная подозрительность, и тот собирает досье на каждого, с кем его так или иначе знакомит жизнь. Частный детектив, не считаясь со своей занятостью, открывал досье на дворника, подметающего улицу напротив дома и на почтальона, приносящего письма. То, что он, конечно же, имел досье и на саму Лену, та знала наверняка. Но знала она и другое: Беляков никогда не станет ни с кем делиться своей информацией. Всё, что было ему известно – было известно ему одному.

– Откуда я знаю, что там у тебя случилось? – детектив пожал плечами. – Мне хватает своих забот.

– А этот твой ублюдок, который грохнуть меня хотел? – Лена повернула голову.

– Не знаю, про кого ты говоришь, – тот снова пожал плечами, – но догадываюсь. Некоторые мои люди подрабатывают иногда где-то на стороне. У многих – семья, дети. Я к этому отношусь с пониманием, – он очень серьёзно кивнул.

– Бедный, – Лена качнула головой, – тебя завтра прирежет твой же охранник, который захочет где-то, на стороне, подзаработать.

– Все мы смертны, – Беляков, поджав губы, смотрел на дорогу.

– И ты, конечно, не знаешь, что произошло позавчера в редакции "Дем. Кубани"?

– Почему? – Беляков повернул голову. – Знаю. Читал в газете.

– Как свихнувшийся журналист перестрелял редакцию, убил ещё какого-то прохожего и ранил мента, который хотел его задержать?

– Ну видишь, – Беляков пожал плечами, – ты тоже в курсе.

– И что случилось с Ромашовым – не слышал?

– Это кто такой?

Лена молчала, прикусив губу. Они подъехали к большой серой девятиэтажке. У подъезда было пусто. Вокруг тоже – ни души: дома, деревья, лавочки – всё терялось и пропадало в молочно – кисельном тумане. Беляков вылез наружу. Он запер левую дверцу и открыл правую.

– Давай, – бросил он Лене. – Пока тебя никто не увидел.

В подъезд он вошёл первым. Лена брела сзади, держась за рукоятку пистолета и всё время оглядываясь.

У лифта царил полумрак. Беляков повернул выключатель, но ничего за этим не последовало: лампочку опять кто-то выкрутил. Обычно её вымазывали красным, чтобы она уже не представляла интереса ни для кого, но желающие разжиться всё равно находились. Приехал лифт. Дверцы его, заскрипев, распахнулись, и осветили своим мутно-зелёным светом облезлые и покарежённые почтовые ящики напротив. Беляков нащупал в кармане ключи и вошёл в лифт.

– Давай.

Дверцы сомкнулись. Лена молча смотрела на узенькую полоску-щёлку. Беляков размышлял о чём-то. Ключи в руке у него самоуверенно и тихо позвякивали. Обернувшись, он посмотрел на Лену.

– Ты рано обычно встаешь?

Та глядела, не понимая.

– Чего?

Детектив спокойно дожидался ответа.

– Я спрашиваю, ты спать любишь долго?

Лена смотрела на него молча, прожёвывая вопрос, потом скривилась:

– Ты нормальный?

Беляков устало пожал плечами:

– Я тебе пытаюсь помочь, а ты меня обижаешь.

Лифт встал. Двери раскрылись.

– Пойдём, – пригласил её Беляков.

Лена вышла следом за ним.

– Что всё это значит? – спросила она, когда тот открыл дверь. – Зачем ты меня сюда привёл?

– Я думаю, – ответил Беляков, – тебе следует прежде помыться, переодеться, поесть. Потом поговорим об остальном.

Очутившись внутри, Лена поняла сразу – таких богатых квартир она ещё не видела. Стены в коридоре были обиты красного цвета кожей. Пол выложен мозаикой. Под потолком красовалась маленькая хрустальная люстра. Когда Лена разделась, Беляков повел её в ванную. Там в нос ей ударил букет ароматов, в основном незнакомых – мыла, шампуни, одеколоны. В большом зеркале, обнесённом узорчатой железной рамкой, она увидела себя. Рядом с холёным и чистым Беляковым Лена выглядела ужасно.

– Здесь – мыло, вот – шампунь. Возьми эту мочалку.