355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Насибов » Возмездие (изд.1972) » Текст книги (страница 5)
Возмездие (изд.1972)
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 04:33

Текст книги "Возмездие (изд.1972)"


Автор книги: Александр Насибов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 41 страниц)

– Продолжай! – приказал Канарис. – Расскажи, как вы действовали под килем катера. Рассказывай подробно, я хочу знать все до мелочей.

Пловец откашлялся, деликатно отвернувшись, сплюнул за борт, затем стащил с головы феску и вытер ею рот.

– Нас было трое, – начал он. – Пока мы – обермаат [26]26
  Обермаат – чин в гитлеровском военноморском флоте, соответствует главстаршине.


[Закрыть]
Шустер и я – орудовали у руля, третий пловец работал буравом под днищем моторки. Гайки проржавели, и мы порядочно повозились, прежде чем отделили перо от баллера. [27]27
  Перо и баллер – части руля


[Закрыть]
Потом я помог матросу Руприху просверлить обшивку катера. Только мы управились, как господин корветен-капитэн Абст начал возню с якорем. «Ого, – подумал я, – сейчас заработает винт. Берегись, Густав Глюк!» К этому времени под кормой собралась вся наша тройка – Шустер, Руприх и я. Они отправились домой, ибо задание было выполнено. А я решил задержаться.

– Зачем?

– Любопытство!

– Не понимаю…

– Любопытство, – повторил Глюк, осклабившись. – Уж очень хотелось посмотреть, как вы будете управляться без руля. Вот и остался.

– Где же ты находился?

– Отплыл в сторонку, стал ждать. Видел, как катер тронулся и тут же застопорил. Потом услышал объяснения господина корветен-капитэна Абста. Он сказал правду – всем нам хотелось получше себя показать. И тут черт дернул меня сыграть эту шутку… Кто же мог знать, что на борту именно вы? Я думал, один из этих штабных красавчиков…

И Глюк смущенно умолк.

Канарис видел – пловец сказал не все.

– Продолжай! – потребовал он.

Глюк переступил с ноги на ногу.

– Вы разок чуть не проткнули меня своим гарпуном. Наконечник прошел в дюйме от моего плеча. Я едва увернулся. И я так скажу: ну и глаза у вас!

– Ты слышишь, Артур? – воскликнул Канарис.

Абст улыбнулся и развел руками, как бы признавая свое поражение.

– Говори! – приказал Канарис подводному диверсанту. – Что было дальше?

– Вы напугали меня. И обозлили. – Пловец помедлил. – Вот я и решил… как бы это сказать…

– Отомстить?

– Выходит, что так. – Глюк сокрушенно покачал головой. – Я же не знал, что на катере вы!

Канарис уже не слушал. Он окончательно развеселился от сознания того, что оказался на высоте и все-таки обнаружил пловца. Приятна была и неуклюжая лесть этого здоровенного бородача с круглым лицом и плутоватым взглядом светлых, широко посаженных глаз.

Канарис отечески потрепал его по плечу, усадил рядом с собой, угостил сигаретой.

– Домой, Артур! – распорядился он. – Все хорошо поработали и заслужили отдых.

– Вполне заслужили, – подтвердил Абст. – И особенно вы, шеф. Но у меня просьба. Хотелось бы, чтобы, отдохнув, вы нашли время побеседовать с пловцами. Смею уверить. Они будут счастливы.

Абст выглядел равнодушным, вяло цедил слова. Но это была игра. Канарис не должен был догадаться о готовившемся сюрпризе. Пусть все произойдет внезапно. Тем сильнее будет эффект. Напряженная работа последних лет наконец-то дала результат, и сейчас Абсту предстоял экзамен.

Еще недавно он не мог и мечтать о том, что его замыслы осуществятся. Но теперь, когда война неотвратимо надвигалась, все обстояло иначе. Эта фантастическая история, случившаяся с Бретмюллером и его «Виперой»’ Полгода назад пределом желаний Абста был крохотный уединенный островок в стороне от проторенных морских дорог, на котором можно обосноваться и без помех свершить задуманное. Сейчас же открывались возможности и перспективы неизмеримо большие. Островок, пусть самый уединенный, не шел ни в какое сравнение с обширным убежищем в толще скалы, о котором поведал Ханно Бретмюллер. Грот, наглухо изолированный от внешнего мира! Удивительный тайник под водой!

Логово, находящееся в непосредственной близости от военно-морской базы будущего противника Германии. На кораблях этой базы Абст сможет испытывать все то, что родилось и еще родится в недрах новой, могущественной лаборатории «1-W-1»!

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Было позднее утро, когда Вильгельм Канарис открыл глаза. Он хорошо выспался, и от вчерашнего недомогания не осталось и следа.

Некоторое время он лежал неподвижно, припоминая события минувшей ночи, потом взглянул на часы, потянулся к шнуру у изголовья и позвонил.

Неслышно отворилась дверь. Вошел человек – тот, что накануне обслуживал гостя в кабинете Абста. Он пожелал Канарису доброго утра и поднял шторы. В окна хлынул свет такой яркости, что Канарис зажмурился.

– Ванна готова, – доложил служитель.

Канарис отбросил одеяло, встал с кровати, прошелся по пушистому ковру.

– Что, корветен-капитэн поднялся?

– Коврветен-капитэн у себя, – ответил служитель.

– Чем же он занимается?

– Корветен-капитэн лег очень поздно и еще спит.

– Однако! – Канарис вновь взглянул на часы. – Скоро одиннадцать. Идите и разбудите его!

– Господин адмирал не должен беспокоиться, – сказал слуга. – Корветен-капитэн Абст сделал все необходимые распоряжения. Как и приказано, люди будут собраны ровно в полдень.

Канарис промолчал. В глубине души он был доволен полученным ответом. У Абста хорошие работники. Там, где люди приучены вести себя с достоинством и не раболепствуют перед начальниками, дело идет гладко.

И он проследовал в ванную. Бритье, затем купание и завтрак – все шло по раз и навсегда заведенному порядку, который Канарис ценил больше всего на свете.

Сытно поев, он отложил салфетку и поднялся из-за стола. У него еще осталось несколько минут на то, чтобы постоять на солнышке, подставив лицо струям ласкового весеннего ветерка.

В двенадцать часов Канарис, сопровождаемый Абстом, входил в помещение, где предстоял смотр пловцов.

Двадцать девять молодых мужчин, одетых в толстые серые свитеры и такие же брюки, застыли в строю, вытянувшемся из конца в конец зала. Это были здоровые, крепкие люди – видимо, спортсмены.

Адмирал двинулся вдоль шеренги, внимательно разглядывая пловцов.

– А, старый знакомый! – воскликнул он, дойдя до Густава Глюка, и дружески ткнул кулаком в его широкую грудь.

Можно было ожидать, что Глюка обрадует или, напротив, смутит грубоватая фамильярность начальника. Но в глазах пловца промелькнул испуг.

Впрочем, Канарис не заметил этого.

– Кто вы? – спросил он, останавливаясь перед коренастым человеком с короткой шеей и округлыми плечами.

– Боцманмаат [28]28
  Боцманмаат – чин в гитлеровском военноморском флоте, соответствует старшине первой статьи.


[Закрыть]
Эрих Поппер, – поспешил доложить Абст, ни на шаг не отстававший от шефа.

– Где проходили службу?

За пловца опять попытался ответить Абст, но Канарис жестом остановил его.

– Говорите, боцманмаат! – потребовал он. – Меня интересует, где вам привили любовь к морю.

– Сперва в ваффен СС, [29]29
  Ваффен СС – войска СС.


[Закрыть]
затем на торпедных катерах, – последовал ответ. – Я старшина-моторист.

– Ого! – Канарис значительно покачал головой. – Такой послужной список украсит любого немца. А спорт? Вы занимались спортом? Каким именно?

– Да, я спортсмен. Имею призы и дипломы. Удовлетворенно кивнув, адмирал Канарис двинулся дальше. Вот он остановился возле левофлангового.

– Ну, а вы? – спросил он, разглядывая круглое розовое лицо пловца, его белые волосы и большие оттопыренные уши. – Ваше имя, в каком вы чине?

– Обер-боцман Фриц Фалькенберг! – отчеканил пловец.

– Служили на кораблях? Впрочем, я в этом не сомневаюсь: у вас истинно морская выправка.

– Имперский подводный флот.

– Должность?

– Рулевой-горизонталыцик.

– Кроме того, обер-боцман Фалькенберг – известный спортсмен, – сказал Абст. – Два года подряд он был призером чемпионата страны по плаванию.

Канарис отступил на шаг, с уважением оглядел пловца.

– Подумать только, адмирал Редер уступил мне такое сокровище! – воскликнул он.

– Этого добился корветен-капитэн Абст, – сказал Фалькенберг, улыбнувшись. – Это он перехитрил моих командиров. И еще у нас говорят…

– Продолжайте, – потребовал Канарис, – продолжайте, обер-боцман, выкладывайте все до конца!

– И еще у нас говорят так: корветен-капитэн Абст прошел школу адмирала Канариса.

Все пловцы рассмеялись. Канарис тоже.

– Где же вы проходили первоначальную подготовку? – задал он новый вопрос.

– «Сила через радость». [30]30
  «Сила через радость» – фашистская военизированная спортивная и туристская организация в гитлеровской Германии.


[Закрыть]
Гамбургский филиал. Я провел там более трех лет.

– Великолепно! – воскликнул Канарис. – Я вижу, корветен-капитэн Абст собрал здесь цветник. Клянусь богом, с такими парнями можно брать штурмом резиденцию самого сатаны!

Он смолк, собираясь с мыслями. И вдруг спросил:

– А кто здесь Шустер?

– Я обермаат Йозеф Шустер! – раздалось с противоположного конца строя.

Канарис обернулся на голос:

– Вон вы где!.. Ну-ка, выйдите вперед, чтобы я мог взглянуть на человека, который так ловко провел меня. Выходите, пусть все посмотрят на вас!

Из строя шагнул здоровенный пловец с вытянутым лицом и чуть кривыми ногами. Его тяжелые руки были так длинны, что, казалось, достают до колен. Пловец, сутулился, смотрел исподлобья.

– Ну и ну! – воскликнул Канарис. – Меня трудно удивить, но вы, Шустер, добились этого. А на вид кажетесь таким простодушным. – Он обратился к Абсту: – Этакий безобидный увалень, не так ли?

Шустер стоял и растерянно глядел на начальника.

– Выкладывайте же, как вы все сделали! – потребовал Канарис. – Говорите громче, чтобы я не пропустил ни слова!

– Право, не знаю, что вас интересует… – нерешительно пробормотал Шустер. – Боюсь, что вы ошиблись и принимаете меня за другого.

Канарис упер руки в бока.

– Я ценю скромность, но это уж слишком! Можно подумать, что это не вы в компании с Глюком утащили руль моего катера!

Шустер раскрыл рот. Он был испуган.

Наступила тишина. И в ней прозвучал резкий голос Абста:

– Шустер, отвечайте!

– Но я не знаю, о чем идет речь, – пробормотал пловец.

– Как это не знаете? – Канарис подошел к нему вплотную. – Что вы делали на озере минувшей ночью?

– Я не был на озере!

– Где же вы находились?

– Спал. Спал, как и все остальные. Спал всю ночь напролет в кубрике, от отбоя и до подъема!

Последнюю фразу Шустер выкрикнул дрожащим от волнения голосом. Он стоял, тяжело дыша, покусывая нижнюю губу. Канарис медленно повернулся к Абсту. Тот не сводил глаз с Шустера. Можно было подумать, что этого пловца он видит впервые.

– Обермаат Йозеф Шустер прошлой ночью работал под водой вместе с штабс-боцманом Глюком, – сказал Абст. – Он выполнял задание, действуя против катера.

– Нет, – возразил Шустер, решительно тряхнув головой, – нет, я был в постели! Клянусь, я спал и ни в чем не повинен!

– Глюк! – повысил голос Абст.

Вызванный шагнул из строя.

– Говорите!

– Обермаат Йозеф Шустер работал вместе со мной, – твердо сказал Глюк. – Нас было трое на озере: Шустер, Руприх и я. Мы атаковали катер, в котором находился господин адмирал.

Румяные щеки Канариса потемнели. Он достал платок, вытер им лицо, сунул платок в карман и вновь оглядел строй. Он видел: пловцы озадачены, кое у кого в глазах мелькают веселые искорки.

– Руприх! – резко выкрикнул он.

Третий пловец вышел из строя.

– Я матрос Конрад Руприх!

Канарис посмотрел на него. Руприх был озадачен, растерян не меньше, чем Шустер.

– Так, так! – гневно проговорил Канарис. – Вы, я вижу, тоже сейчас заявите, что провели ночь в объятиях Морфея и ничего не знаете?

Руприх растерянно молчал.

– Отвечайте начальнику! – потребовал Абст.

– Это правда, я спал, господин корветен-капитэн, – сказал пловец. – Мы втроем живем в одном кубрике – обермаат Шустер, штабс-боцман Глюк и я. – Теперь Руприх глядел на Канариса и адресовался к нему: – Мы давно дружим. Наши койки рядом. В столовой едим за одним столом… Отбой был, как обычно, в двадцать два часа. Мы легли вместе, я это хорошо помню. Мы уже были в койках, когда в кубрик зашел корветен-капитэн – он часто наведывается к пловцам… Вот и все. Я спал как убитый. Утром, когда проснулся, на койках находились все трое.

– И штабс-боцман Глюк?

– Я первый открыл глаза, а он еще спал. Храпел так, что дребезжали стекла иллюминаторов. Все это правда, могу поклясться!

– Понятно! – прорычал Канарис, вновь доставая платок и вытирая пот, который теперь уже струился у него по щекам. – Мне все понятно. Как говорится, яснее ясного. Разумеется, я убежден, что ваши слова – чистейшая правда. Ночью, пока все вы мирно храпели в койках, некое привидение проделало дыры в днище моего катера и вдобавок утащило перо руля. А потом оно вымахнуло из-под воды на борт моторки, вцепилось мне в грудь, занесло над головой нож!.. Глупцы, вы действовали великолепно! Я очень доволен. Более того, горжусь такими парнями. И все, что мне нужно, это поблагодарить вас за службу… Глюк, подтвердите то, что я сейчас сообщил!

– Все было так, как вы изволили рассказать, – ответил пловец.

– Слава всевышнему! – Адмирал Канарис поднял глаза к потолку. – А то я уже стал подумывать, что и впрямь рехнулся в вашей компании… Ну, а сейчас пусть говорит старший. Корветен-капитэн Абст, потрудитесь объяснить, что означает нелепое поведение ваших людей. Говорите и знайте: виновные получат свое!

Абст, все еще стоявший в позе напряженного ожидания, будто очнулся.

– Обермаат Шустер и матрос Руприх доложили правду, – сказал он. – Оба действительно спали и ничего не помнят. Катер атаковал штабс-боцман Густав Глюк. Господин адмирал, вы будете удивлены, но этот пловец действовал один!

Будто порыв ветра прошел по комнате. Строй качнулся и вновь замер.

– Однако вы не должны винить Глюка, – продолжал Абст. – Сказав вам неправду, он выполнил мой приказ… Это так, штабс-боцман?

Глюк, не сводивший с Абста широко раскрытых глаз, судорожно сглотнул и переступил с ноги на ногу.

Абст вновь обратился к начальнику:

– Таким образом, я единственный виновник того, что вас ввели в заблуждение. Я признаю это и готов понести наказание.

– Но зачем вы поступили так? – спросил Канарис. – Чего добиваетесь?

– Я объясню… – Абст помедлил, обвел глазами пловцов. – Люди, которые стоят перед вами, – будущие герои. Придет время, и весь мир узнает об их подвигах во славу фюрера и германской нации. Мне очень хотелось, чтобы они понравились вам. И вот, готовясь к ночной проверке, я позволил себе маленький обман. Вам доложили, что ночью на озере действовать будут трое. Я же послал одного. Я знал – он справится, и вы останетесь довольны. И я подумал: тем сильнее будете вы удивлены, когда выяснится, что не трое пловцов, а всего лишь один-единственный диверсант так блестяще работал под водой, атакуя катер. Вот объяснение моих действий. Еще раз прошу снисхождения. Но, право же, слишком велико было стремление заслужить вашу похвалу!

Абст смолк.

Канарис взглянул на Глюка. Тот стоял потупясь, растерянный и озадаченный. Нет, во всем этом была какая-то тайна. Абст явно недоговаривал.

– Хорошо! – пробурчал Канарис. Круто повернувшись, он покинул зал.

– Разойдись! – тотчас скомандовал Абст. – Глюк, вы пойдете со мной.

Когда Абст вернулся в свой кабинет, Канарис сидел в кресле возле камина, рассеянно вертя в руках карандаш. Увидев вошедшего, он порывисто встал, швырнул карандаш в угол.

– Подойди! – приказал он.

Абст приблизился. Канарис взял его за плечи.

– Рассказывай, как все произошло. Я не верю, что Глюк был один.

– И вы не ошиблись. – Абст усмехнулся. – Против катера работали трое.

– Кто же?

– Те самые люди.

– Это серьезно? – тихо проговорил Канарис. – Или ты и сейчас громоздишь ложь на ложь?

– Вполне серьезно.

– Как же все произошло?

– Было так, как доложил Глюк. Его сопровождали Руприх и Шустер.

– Но они отрицают это! Значит, лгали?

– Они не лгали. – Абст вздохнул. – Они забыли…

– Забыли о том, что три часа болтались в холодной воде?

– Они пробыли в воде почти четыре часа.

– И… забыли?!

– Начисто все забыли.

Абст усадил начальника в Кресло, сел сам.

– Это самое важное из того, что я хотел показать вам. Результат долголетних поисков, разочарований, надежд. Итог неистового, бешеного труда… Искра удачи сверкнула совсем недавно. Я проделал десятки экспериментов, прежде чем поверил, что подобное возможно! В клинике вы видели, чего я достиг в опытах над командиром «Виперы». А на озере вам было показано действие другого препарата. Вы присутствовали при очередном эксперименте. Более того, стали его участником.

– Что это за препарат? Он действует на память? Человек теряет ее навсегда?..

– К сожалению, на время.

– Каким образом?

– Я ввожу препарат пловцу. Никаких видимых изменений в психике, физическом состоянии. Препарат влияет только на центры мозга, регулирующие память. В памяти наступает провал. Человек не помнит, где был, что делал. Кроме того, он теряет волю.

– И это надолго?

– Увы, нет! Длительность состояния, когда человек лишился памяти и стал как бы живой машиной, не превышает четырех – шести часов.

Абст вскочил с кресла, вскинув над головой кулаки.

– А мне надо, чтобы так продолжалось месяцы, годы, быть может, всю жизнь! – воскликнул он. – Вообразите: тысячи и тысячи людей, чей интеллект не столь уж ценен для нации, подвергаются воздействию специальных средств в широкой сети лабораторий, клиник, больниц… Вы только подумайте: солдаты, которые не рассуждают и, уж конечно, никогда не повернутся спиной к неприятелю! Идеальные рабочие – живые придатки к станкам, к тракторам и сеялкам на полях, трудолюбивые и покорные. – Абст сделал передышку, покачал головой. – Но это, конечно, только мечты…

– Однако ты уже многого добился, – сказал Канарис – Воздействию снадобья можно подвергнуть любого?

– Почти любого.

– И при любых обстоятельствах?

– Видимо, да. Препарат не действует на неврастеников, на людей с повышенной возбудимостью. Конечно, среди моих пловцов таких нет.

– Как были «обработаны» Шустер и Руприх?

– Я ввел им препарат после того, как вы решили устроить ночной смотр на озере.

– А Глюк?

– Его я не трогал. Через четверть часа, когда Шустер и Руприх были, как говорится, «готовы», они получили задание. Вернувшись с озера, пловцы легли спать. Как они вели себя потом, вы уже знаете. Что же касается Густава Глюка, то…

– Стоп! Ты оставил его вместе со всеми?

– Что вы, шеф! Он в соседней комнате. Для верности заперт. Он будет там, пока мы с вами не поговорим. Да и вообще за него можно не беспокоиться. У Глюка медаль за проплыв через Ла-Манш и… пятнадцать лет каторги за «мокрые» дела. Из каторги его вызволил я. Он превосходный ныряльщик, – продолжал Абст. – Первым освоил управляемую торпеду и буксировщики. И я повторяю: он надежен, ибо знает, что всегда может вернуться в тюрьму…

Канарис кивнул.

– Я бы хотел сообщить вам еще кое-что, – проговорил Абст. – Видите ли, препарат – это только одно направление исследований, точнее, лишь один из путей к достижению цели.

– А их несколько?

– По-видимому, есть и второй путь.

– Какой же?

– Хирургическое вмешательство в деятельность человеческого мозга. Было бы слишком долго объяснять подробности, да вас они и не заинтересуют. А идея такова: если инструмент хирурга в состоянии влиять на больной мозг, то, в принципе, он же способен решить задачу и прямо противоположную.

– То есть воздействовать на какие-то центры здорового мозга?

– Да, именно так. – Абст понизил голос. – Могу сказать: эксперименты уже начаты, и они обнадеживают. Но я ограничен в материале. Присылают мало и не всегда то, что нужно. Мне необходимы здоровые люди, полные энергии, сил. А я получаю лагерников, которые едва волочат ноги.

– Теперь понятно, почему на озере ты завел разговор о чешских водолазах.

Абст согласно наклонил голову.

– Могут сказать: это не очень гуманно… – Канарис покрутил рукой. – Однако не будем изображать святош. Потерпи, Артур, скоро у тебя будет сколько угодно материала: война не за горами. Еще немного терпения – и все устроится.

– Я очень надеюсь на пленных.

Канарис помолчал, потом сделал знак Абсту.

– Ну-ка, – сказал он, – покажи мне еще разок папку Бретмюллера. Дьявольский грот не дает мне покоя. Где-то там, глубоко под водой, покоится «Випера». А в ней портфель с американского самолета!

Абст снова достал из сейфа желтую папку.

Часть вторая. КОНИЧЕСКАЯ СКАЛА
ГЛАВА ПЕРВАЯ

Холод привел Карцова в сознание. Тяжесть сдавливала грудь. Острая боль вонзалась в уши. Задыхаясь, он приоткрыл рот, и в горло хлынула соленая вода.

Он бешено заработал руками. Скорее, скорее!.. Чувствуя, что легкие готовы лопнуть от напряжения, уже охваченный конвульсиями удушья, он из последних сил рвался наверх.

Вокруг светлело. Вот уже совсем рядом ослепительно белая колышущаяся пленка – поверхность воды. Еще миг, и, оглушенный свежим воздухом, ветром, шумом моря, Карцов завертелся в волнах, отплевываясь и с трудом превозмогая тошноту.

Придя в себя, он оглядел изрытое ветром море. Корабля не было. Только вдали, на гребне высоко взметнувшейся волны, мелькнула разбитая шлюпка. Мелькнула и скрылась.

Что-то заставило его обернуться. Он увидел: расплескивая волны, всплывает немецкая подводная лодка. Да, немецкая – он это сразу определил по характерному силуэту рубки.

Не сводя с нее глаз, он сделал несколько глубоких вдохов, погрузился и под водой поплыл в сторону.

Намокшая одежда сковывала движения. Вынырнув и глотнув воздуха, он вновь ушел под воду и сбросил сперва китель, затем ботинки и брюки.

Когда он появился на поверхности третий раз, до вражеской лодки было метров сто. Она разворачивалась в его сторону.

Лодка закончила маневр, и под ее штевнем [31]31
  Штевень (форштевень) – брус, являющийся продолжением киля и замыкающий носовую оконечность судна.


[Закрыть]
вскипел бурун. Тогда Карцов нырнул и поплыл навстречу, рассчитывая, что лодка пройдет сверху, он окажется у нее за кормой, затеряется среди волн. Берег был недалеко, милях в пяти. Он не сомневался, что доберется до суши.

Только бы не заметили!

Случилось иначе. Всплыв, он увидел: лодка с застопоренными двигателями покачивается невдалеке, и с нее спускают надувную шлюпку.

Он хотел было вновь уйти под воду, но вдруг понял: это напрасно, ему не спастись – что бы он ни предпринял, его настигнут.

Вот в мечущуюся на волнах шлюпку тяжело прыгнул матрос. Другой, наклонившись с палубы корабля, подал ему автомат, а затем и сам перебрался к товарищу. Шлюпка отвалила.

Карцов ждал, глядя на немцев, не двигаясь, только чуть шевелил ладонями, чтобы держаться на плаву.

Несколько минут назад произошел бой, короткий и ожесточенный. Из тумана, который с рассвета закрыл и небо и море, неожиданно выскочил вражеский тральщик. Немцы растерялись, моряки советского сторожевика тоже. После секундной заминки мимо Карцова промчался комендор. Развернув носовое орудие, он всадил снаряд во врага. Попадание, видимо, пришлось в боезапас – ослепительная вспышка скрыла германский тральщик, а взрывная волна так швырнула советский корабль, что тот лег бортом.

Последний, кого видел Карцов на палубе своего сторожевика, был боцман: перекошенный в крике рот, рука с растопыренными пальцами, указывающая в море. Боцман раньше других заметил торпеду, но все-таки слишком поздно…

А шлюпка между тем приближалась. Матрос, сидевший на веслах, поминутно оглядывался. Другой готовил бросательный конец. Оба были в желтых клеенчатых куртках и спасательных жилетах, оба в темных пилотках.

В последний раз взглянул Карцов на крутые белесые волны, лохмотья тумана под сизым небом, коротким усилием вытолкнул воздух из легких и – погрузился…

Над головой Карцова механизмы и стянутые в пучки трубы. Переборки подрагивают. Койка, в которой лежит Карцов, тоже. Он в утробе германской подводной лодки, которая плывет неизвестно куда.

Сторожит его тот самый матрос, что сидел на веслах в резиновой шлюпке. Это ширококостный худой человек, на длинном лице которого вечная озабоченность. От него Карцов узнал подробности своего пленения. На лодке думали, что он с германского тральщика, поэтому старались. Длиннолицый прыгнул за ним, настиг на глубине, уже потерявшего сознание.

Откачивали Карцова долго. Каково же было разочарование подводников, когда он назвал себя! Не хотели верить. Ведь он отлично говорит по-немецки. К тому же у него на руке, ближе к плечу, выколото «Ханс». Так звали школьного друга Карцова. В пятом, кажется, классе, начитавшись Густава Эмара, они решили стать побратимами. Придумали специальный ритуал. Иглы и тушь нашлись у знакомого лодочника в порту. И вот Карцов выколол Хансу «Кирилл», а тот ему – свое имя по-немецки.

Вероятно, он допустил оплошность, не попытавшись сыграть на заблуждении фашистов. Очнувшись, он хотел расшвырять тех, кто его держал, бился, кричал. Будто можно спастись из стальной коробки, со всех сторон окруженной водой!..

Впрочем, все это позади.

А что предстоит?

Лодка придет на базу, и его сдадут в морскую разведку. Потом – лагерь, если он выдержит и доживет до лагеря.

Карцов откидывается в койке, закрывает глаза. Итак, тринадцатый день плена. Кормят пленника сносно, не бьют. Более того, его отконвоировали к командиру лодки, и тот пытался завязать разговор, на все лады варьируя тему «Мы честные немцы».

Разговор не получился.

Это произошло дней десять назад. С тех пор пленника не тревожили.

А вчера лодка атаковала корабль. Торпеды нашли цель. Как сообщил длиннолицый, жертвой пиратов был транспорт союзников, пытавшийся в одиночку проскочить опасный район.

Как же рассчитаться с фашистами? Карцов думает об этом день и ночь, изобретает все новые проекты уничтожения лодки и тут же отвергает: их нельзя выполнить. Он часами лежит неподвижно, закрыв глаза. Только бы не видеть тех, кто рядом. Ему все кажется – это кто-нибудь из них убил Глеба.

Глеб – старший брат. Он один поднял на ноги Кирилла. Один, потому что много лет назад отец бросил семью и куда-то уехал, а вскоре умерла мать. Глеб ушел из института, стал чертежником – это позволяло работать дома. Соседи советовали разыскать отца, потребовать помощи. Глеб отмалчивался, хмурился.

Кирилл вспоминает: на плите кипит бак с бельем, Глеб чертит здесь лее, на кухонном столе, уголком глаза следя за братом, который зубрит урок. Глеб все успевал: и хозяйничать, и чертить, и легонько щелкнуть по лбу Кирилла, задремавшего над учебником…

А потом они одновременно поступили в институты: Глеб – доучиваться на инженера-мостовика, Кирилл – в медицинский. Последние годы они жили в разлуке: старший брат служил в одном из городов Украины, младший – на флоте. Уговорились встретиться летом сорок первого, вместе провести отпуск. Глеб погиб в первый же месяц войны…

Медленно тянется время. Корпус лодки подрагивает от работы моторов. Воздух застоявшийся, затхлый.

В отсеке шаги. Карцов узнает шаркающую походку своего стража. Подойдя, длиннолицый толкает в бок пленника:

– Поднимайся!

Вскоре Карцов в крохотной каюте, близ центрального поста, наедине с командиром подводной лодки.

– Я доложил о вас моему командованию. Мне приказано…

Подводник не успевает закончить. В переговорной трубе голос:

– Командира корабля прошу в центральный пост.

Немец поспешно выходит.

Включен сигнал тревоги. По настилу отсеков стучат матросские ботинки. Взвыв, на тонкой ноте гудят электродвигатели.

Затаившаяся в океанских недрах лодка устремляется в атаку.

Каков же объект нападения нацистов?

В каюту, где сидит Карцов, доносятся лишь обрывки команд да голос акустика, пост которого где-то рядом.

А перед дверью в каюту все так же стоит длиннолицый страж.

Уши, привыкшие к шуму моторов, отфильтровывают его. И Карцову кажется – в лодке тихо. Голос матроса, монотонно считывающего показания прибора, усугубляет напряжение.

И вот толчок в носовой части лодки. Ушла торпеда – выброшенный сжатым воздухом длинный стальной снаряд мчится к цели, неся в себе сотни килограммов взрывчатки.

Карцов мысленно считает секунды. На счете «десять» новый толчок: выстрел второй торпедой.

Вновь секунды томительного ожидания. Затем – отдаленный удар большой силы.

Лодка с дифферентом [32]32
  Дифферент – наклон корабля по продольной оси.


[Закрыть]
на нос уходит в глубину.

Вскоре доносится второй взрыв.

На лодке сыгран отбой тревоги. Отдраивают тяжелые двери отсеков. Корабль наполняется шумом.

Дверь каюты распахнута. Слышны приближающиеся шаги. Беседуя, проходят два офицера. До Карцова доносится:

– Красный крест на борту…

Вот, оказывается, кто жертва фашистов – корабль с красными крестами, плавучий госпиталь, по всем законам войны неприкосновенный для любого противника!.. Карцову видится растерзанное торпедами госпитальное судно. Повсюду трупы погибших при взрыве. Уцелевшие – калеки, раненые и больные – облепили трапы, карабкаются на палубу, скатываются оттуда в воду, в окровавленных повязках, беспомощные, беззащитные…

Вскочив с раскладного стула, он стискивает руками голову.

Конвоир кладет палец на спусковой крючок автомата.

– Эй, ты! – предупреждает он пленника. – Веди себя спокойнее!

Еще минута ожидания – и возвращается командир лодки.

– Вот и все, – говорит он, подсаживаясь к столику. – Это был транспорт. Тип «Либерти». Семь тысяч тонн. Один из тех, что сейчас во множестве лепят на верфях Америки. Наглец, он шел без охранения!

– У него были красные кресты на бортах!

Командир лодки будто и не удивился тому, что пленному известно о крестах. Бледное лицо немца, обрамленное бородкой, неподвижно. В глазах равнодушие, усталость.

– Госпитальное судно? Ну и что? Какая разница? Когда русские бомбят немецкие города, они не разбирают, где завод, а где дом или госпиталь!

– Неправда!

– Ну, не русские, так американцы или англичане. Не все ли равно? И они правы, черт бы их всех побрал: больные выздоравливают, у раненых срастаются кости, затем те и другие садятся за штурвалы бомбардировщиков, становятся к пушкам и минометам!.. Вот так, господин гуманист.

Иронически оглядев пленного, подводник склоняется к переговорной трубе:

– Акустик!

– Слушаю, командир.

– Обстановку!

– Чист горизонт, командир.

– Мы подвсплываем под перископ. К тонущему может спешить помощь. Берегись, если прозеваешь фрегат!

К переборке приколота карта. До сих пор ее закрывал висевший рядом клеенчатый плащ командира. Сейчас, обернувшись к переговорной трубе, хозяин каюты задел плащ, и тот соскользнул на пол. На карте извилистая карандашная линия. Видимо, путь, пройденный лодкой. А вот и точка, где она сейчас находится.

В первую секунду Карцов не верит: это очень далеко от места, где погиб его корабль. Впрочем, он уже две недели в плену, и все время лодка движется, причем ночью – в надводном положении; значит, с большой скоростью… Да, за тринадцать дней она могла пройти огромное расстояние.

Куда же она направляется? В этом южном море с крохотными экзотическими островами не должно быть военных объектов гитлеровцев.

Снова взгляд на карту, и Карцов вспоминает: неподалеку, менее чем в двух десятках миль к югу, расположен остров, и на нем база флота союзников. Вот оно что! Теперь понятно, откуда шло госпитальное судно.

Память продолжает подсказывать. Пять суток назад, в ночное время, когда лодка всплыла, на ее палубе долго слышались топот, возгласы, какая-то возня. Будто она пришла в порт и стала под погрузку. Сейчас он не сомневается: да, лодка принимала груз. Где-нибудь в укромной бухте одного из островков, а то и просто в открытом море она встретилась со своим танкером, получила соляр для дизелей, торпеды, продовольствие, пресную воду. Теперь, полностью снабженная и укомплектованная, она займет позицию в районе базы противника и будет топить его корабли.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю