Текст книги "Над Арктикой и Антарктикой"

Автор книги: Александр Лебедев

Соавторы: Илья Мазурук
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Стоим в нерешительности. Следы есть, а люди не появляются. Может, медведи устроились с комфортом?

– Николай, ты с винтовкой, тебе и в разведку… Зорин деланно улыбается, но деваться некуда – крадучись направляется к полуоткрытой двери. Мы не спускаем с него глаз, оставаясь благоразумно у вертолета. Вот Николай подошел к двери, прислушался, просунул сначала винтовку, потом голову. Какой-то момент колебался, но затем смело скрылся внутри самолета. Проходили томительные минуты ожидания, по нашим соображениям, он задерживался значитель но дольше, чем следовало бы. Наконец, не выдержав, решаемся идти на выручку.

Шагали ровной шеренгой, рассредоточившись по фронту. Петров на всякий случай прихватил в вертолете свой любимый бур, кто-то вооружился пешней и теперь изготовился к штыковой атаке.

– Следы-то медвежьи! – уверенно определил Косухин. – Наверное, Николая медведица прихватила. И не отпускает – побаловаться с ним хочет .

– Нико-ла-ай! Зо о-рин!!!

Молчание. Идем быстрее, подходим к самолету Слышим металлический звук, и в проем двери головой вниз вываливается Зорин…

Мы почему-то тоже рухнули в снег – все, как один! То ли ожидали появления медведя, то ли кого другого. Но Зорин тут же поднимается и хохочет, отряхиваясь. Мы тоже отряхиваемся, виновато улыбаясь друг другу.

– Ну, ты и хорош! – накинулся я на него ~ Не надоело тебе штучки выкидывать?

– Да нет, командир, я на самом деле споткнулся, – хитро улыбаясь, оправдывался Зорин. – А в самолете никого, путь свободен! – Он жестом командира-фронтовика пригласил нас в открытую дверь и сам зашел первым.

Внутри самолета царил беспорядок Создавалось впечатление, что, покидая самолет, возвращаться в него экипаж не собирался. Покидали панически. Каждый из нашего коллектива начал осматривать то, что его профессионально интересовало – по специальности, как говорится Мы с Косухиным и Зориным отправились в пилотскую кабину. Проходя через пассажирский отсек самолета, Николай, уже как хозяин, давал пояснения.

– Медведь, как вы могли заметить по следам на снегу, был здесь не один – парочка. Но в этой комфортабельной берлоге они не задержались не по вкусу, видно, пустые банки из-под пива, к которым язык прилипает .

– Слушай, Николай, а ты-то чего задержался, волноваться нас заставил?

– По-честному? Виноват! Сознаюсь, банку трофейного компота открывал. Замороженный, конечно, но кусок отковырнул – вкусный. Сейчас в кармане оттаиваю, хотите попробовать?

– Нет уж, спасибо… Тоже, сообразил… А может, отравлено? Жди теперь, когда ты концы отдашь! Что мы без радиста делать будем?

– Да нет, Арсентьич, она запаяна была.

– Не мог нас подождать?

– Я подумал и решил: вас много, а банок с компотом мало. На всех не хватит. Пожадничал, больше не буду, – пообещал Николай, скорчив физиономию провинившегося ребенка.

В пилотской кабине все было в порядке – запускай да взлетай. Борис Иванович копался в картах на штурманском столе, английский он знал хорошо.

– Командир! – это опять Зорин. – Как вы смотрите, если я демонтирую приемничек? Не пропадать же ему здесь, а у нас запасной будет!

– Давай, снимай!

– Будет сделано! Тут вот еще целая корзина радиограмм.

– Отдай Иванову, он у нас “англичанин”.

– – Пойдем, Глеб Владимирович, посмотрим, что вокруг самолета делается, – предложил я Косухину, – не будем им мешать.

– Подождите минутку, – остановил нас штурман, – послушайте радиограмму: “Дорогая Элен, потерпели аварию при взлете. Мерзнем в самолете вторую неделю. Под нами пять километров вод Ледовитого океана. Вокруг всторошенные льды и бродят белые медведи. До берега Аляски больше тысячи километров. Никто нам здесь не поможет. Кончатся продукты, тогда все… Твой Чарли”.

Петров с Дралкиным продолжали осматривать экспедиционное оборудование. Самолет оказался летающей лабораторией, в 1952 году, как было определено по документам, он участвовал в высокоширотной экспедиции Соединенных Штатов Америки. В марте 1952 года он потерпел аварию при взлете и был покинут экипажем. Волею судеб вот уже два года льдина с американским самодетом дрейфует бок о бок с оставленным лагерем СП-2, точнее, в восьмидесяти километрах западнее лагеря.

Внешний осмотр американского самолета и окрестностей показал, во-первых, что Зорин прав. Медведей действительно было несколько, и все они пришли с одной стороны, а ушли в другую – вперед от самолета Туда, где в двух километрах от нас темной громадой среди белых льдов виднелся наш родной корабль, на котором скучали в неведении Свинцов и Сычев. А во-вторых, осмотр доказал, что у американского экипажа не было опыта посадок и взлетов в пасмурную погоду, когда вее неровности сливаются, становятся незаметными. По характеру повреждений можно было судить, что при взлете в самом начале разбега они наткнулись на ледяной бугор высотой более метра. Зацепили сначала винтом, а потом сломали левую стойку шасси

Косухин как специалист сделал заключение, что можно продлить жизнь машины, если заменить двигатель и стойку Кстати сказать, и на американском самолете не наблюдалось следов коррозии на металлических частях.

Осмотр “американца” завершился, из чрева самолета выскакивали те, “то уже удовлетворил свое любопытство Мы все были уверены, что самолет будет продолжать свой вечный путь по этому замкнутому кругу антициклонального течения. Поэтому каждый из нас прихватил себе сувенирчик на память. Мне приглянулась металлическая вилка с клеймом “USN”, которая и до сегодняшнего дня находится у меня в эксплуатации, напоминая те далекие, лучшие дни моей жизни.

– Ну и райончик, одни находки, – высказался Дралкин, выходя из самолета. – Придется найти время и облетать все окрестности СП-4 – наверняка машину Леваневского отыщем!

– Товарищи, послушайте, нашел любопытный справочник, – перебил его штурман. – Нечто вроде сборника советов, сейчас прочитаю.

“Как добывать пищу, если случилась вынужденная посадка а) в тундре; б) в лесу, в том числе и в тропическом; в) в пустыне; г) в океане; д) во льдах Арктики и в Антарктиде. Как изготовить рыболовные снасти из обиходных предметов туалета – перочинного ножика, булавки и т. д ”. А вот еще совет: “Как вести себя в церкви после длительного отсутствия в цивилизованном мире”.

– Ну, церковь – бог с ней, – выразил я свое мнение. – А что касается справочника, то и нам бы такой заиметь не мешало Вынужденной посадки никто не хочет, а готовым к ней нужно быть.

Улетая, мы пожелапи “американцу” счастливого дрейфа; никто из нас не предполагал, что. Впрочем, я забегаю вперед.

Дальше у нас все пошло по заранее разработанному плану. Мельников “перепрыгнул” к нашему самолету, где нас уже заждались Свинцов и Сычев. А через пятнадцать минут, почти одновременно с вертолетом, мы уже сели на аэродроме СП-2. Осматривать “мертвый город” я направил из своего экипажа только Иванова (как лоцмана, знающего дорогу). Зорин держал связь с вертолетом и СП-4. Косухин удовлетворял естественное любопытство Свинцова и Сычева, которым не удалось побывать в гостях у “американца”. А я решил побродить хотелось побыть одному.

Мне посчастливилось, можно сказать, повезло. С Масленниковым наткнулись на аэродром СП-2, самому удалось обнаружить лагерь плюс найти “американца”. Теперь завершается последнее задание – Петров в лагере. Остался обычный перелет по не совсем обычному маршруту: СП 2 – СП-4 – Москва.

Я знал, что теперь с полярной авиацией связан крепко. Знал, что каждый год буду рваться весной в высокоширотные экспедиции, ведь правду говорят – Арктика от себя не отпускает…

Мои лирические раздумья прервал шум подлетающего вертолета. Лопасти винта еще не успели остановиться, как из вертолета, широко улыбаясь, первым вышел Петров Безусловно, он выглядел победителем и чем-то напоминал Дон-Кихота – высоченный, худой, в левой руке медный тазик, как щит, а в правой вместо копья ледовый бур.

– Опять что-нибудь открыли – не вытерпел я.

– Точно, Александр Арсентьевич! Открыл свою палатку и.. нашел в ней забытый свой тазик! Теперь, в Ленинграде, он станет немым свидетелем, что я и в самом деле был в нашем лагере . А если серьезно, все наши выводы, сделанные здесь, на аэродроме, подтвердились замерами, сделанными в лагере. Теперь можно и домой с чистой совестью.

Подлетая к СП-4, мы все испытывали чувство удовлетворенности задание выполнена, даже перевыполнено Вререди Москва, лето, отпуск на море.

– Ну, Лебедев, молодцы вы, – встретил нас Толсти-ков. – Я уже сообщил в Москву о новой находке Москва запрашивает, какие неисправности у “американца”. Можно ли его эвакуировать?

Я передал наши с Косухиным соображения, возникшие при осмотре самолета.

– Добро, добро, – покивал Толстиков.

– Евгений Иванович, так что, можно “переобуваться”? Завтра мы в Москву!

Видно, поговорка эта была у него любимой:

– Утро вечера мудренее… Подождите, отдохните. Погостите у нас, нам с вами веселей. В Москву-то вы всегда успеете…

Настрой у экипажа был совершенно определенный – в Москву! Но после туманных намеков Толсти-кова невольно закралась тревога: да неужели может быть еще задержка? Вроде бы и хватит, наверное…

Утром проснулись сами, никто не будил – хороший признак. Но когда уже позавтракали, на “газике” подъехал комендант аэродрома СП-4 А, И. Шутяев:

– Вот вам радиограмма к чаю.

Читаю молча: “СП-4, борт Н.465. Лебедеву. Вылетайте к американскому самолету, готовьте к эвакуации. С запасными частями к вам вылетает Котов”. Под текстом подпись начальника полярной авиации. Теперь уж жаловаться некому.

– Чего молчишь? – мрачно спрашивает Иванов. – Читай уж всем!

Зачитал. Улыбок не было.

– Да, командир, чуть не забыл, – вспомнил Шутя-ев. – Толстиков просил передать, что через несколько часов прилетает Мазурук, он на словах передаст вам все, что нужно. А теперь – это уже от себя – не расстраивайтесь и настраивайтесь…

Ну что ж, была Москва рядом, но теперь новое задание. Как говорится, служба…

Илья Павлович прилетел на Ил-12 и пригласил весь наш экипаж к себе в самолет, где устроил маленький прием. Теперь я понимаю: он прекрасно чувствовал, как нелегко нам вот так перестроиться – вместо Москвы, вместо отдыха ковыряться здесь с ремонтом незнакомое машины. Думаю, он и прилетел только для того, чтобы подбодрить нас (ведь советов по ремонту он и не мог дать, не видя самолет).

– Рад за вас, – говорил Мазурук, – молодцы, отличились! Рад, что вашему экипажу довелось внести такой весомый взнос в актив полярной авиации. Новое задание трудное, но выполнить его нужно не откладывая. Советую не тянуть резину, поторапливаться. Время летнее, начинается таяние снега, скоро пойдут туманы. Так что, чем быстрее, тем лучше! Через несколько дней прилетит из Москвы командир авиагруппы Илья Спиридонович Котов, привезет вам необходимые запасные части для вашего “американца”…

Мазурук доставил почту и какое-то забытое оборудование для СП-4. Со станции он должен был забрать в Ленинград Ивана Григорьевича Петрова со всеми его впечатлениями, результатами исследований и трофеями.

Из Москвы Илья Павлович летел почти без отдыха и теперь на станции решил немного поспать (минуток шестьсот, как говорится). Однако разговорзатянулся из-за неожиданного появления нашего штурмана.

– Илья Павлович! Мы с вами в войну на Аляске не раз побывали, так что вы знаете толк в хорошем виски…

– К чему ты клонишь, Борис Иванович?

– А вот!

Борис Иванович достал из кармана бутылку виски, которую я видел вчера в руках у Зорина. Но тогда она была пустая, а теперь почти полная!

– Вот, Илья Павлович! Видно, забыли американцы на своем самолете. Правда, мы по глотку уже попробовали, но, узнав, что вы летите, решили для вас оставить.

Говорил Борис Иванович без тени улыбки, серьезно, даже с некой официальной торжественностью. Я прямо замер от неожиданности, поскольку прекрасно знал, что ничего, кроме спирта, у нас не было и нет. Наверное, это Зорин чего-нибудь “нахимичил”! Скандал! Я был не настолько близко знаком с Ильёй Павловичем, чтобы позволить такую шутку. Попробует, узнает – обидится.. Но дальнейшее действо разворачивалось уже помимо меня.

– Ну, раз такое дело! – развел руками Мазурук. – Тащи, Володя, бутылку “Армянского”, да летними деликатесами полярников побалуем.

Через минуту бортмеханик Володя Громов уже выставил на стол бутылку коньяка, московскую колбасу, редиску, парниковые огурцы.

– За вашу находку! – провозгласил тост Илья Павлович.

Мы хвалили свежую закуску, экипаж Мазурука – виски. Никто не подал вида, что подозревает подлог, да я и сам начинал верить, то это действительно виски. За столом пошел оживленный разговор – “взлетели”, как говорят летчики. Но все дело чуть было не испортил Федор Иус, второй бортмеханик Мазурука. Повернувшись к Громову, он что-то шептал обиженно. Я расслышал только конец фразы:

– … ведь это же спирт разведенный! А? Громов, к счастью, отвечал тоже шепотом:

– Знаешь что! Привык ты пить всякую дрянь! Тебе и порядочный напиток все спиртом кажется. Пей и наслаждайся!

Иус только пожал плечами смущенно… Поблагодарив хозяев за хорошее угощение, мы пошли готовить самолет. Но по дороге я решил все же выяснить истину:

– Борис Иванович! Скажи правду, кто же инициатор этого “виски”?

– Кто, кто… Конечно, Зорин! Не пропадать же, говорит, красивой бутылке зазря. Развел спирт водой да пожег сахару. Вот тебе и цвет, и вкус.

– Ну, Борис Иванович, если Мазурук узнает, то я – все на тебя.

– Давай, давай. Не волнуйся! Мы с ним старые друзья, посмеемся!

Чувствуя, видно, о чем разговор, подошел и Зорин.

– Товарищ командир, вы уж извините. Не проинформировали вас о подделке – некогда было. Да и Борис Иванович все взял на себя.

– Ладно, знаю уже!

– Товарищ командир, – не унимался Николай, – а ведь все хорошо получилось. Илья Павлович на коньяк “раскололся”, да я за свой рецепт еще пять литров спирта получил. Вы же знаете – у нас его мало осталось, а работать еще долго.

– Это как же? – заинтересовался я.

– А вот так! Подслушал я разговор Иуса с Громовым, когда Федор в подлинности “напитка” засомневался. Улучил момент и потащил его в грузовой отсек. А там говорю ему: “Ты прав, Федор! Это спирт. Но только никому ни-ни. А тебе, – говорю, – я за отдельную плату рецепт выдам – будешь “виски” делать сколько захочешь”. Так мы с ним и ударили по рукам. И вот результат – хорошо поужинали да еще нам с собой пять литров дали!

– Ну и хитер же ты, Коля! Ладно, победителей не судят!

…На следующий день Мазурук улетел в Ленинград, мы занялись подготовкой самолета. А потом погода надолго испортилась: туман, видимость сто – двести метров. И прогноз день за днем не обещал ничего хорошего. Как говорят в таких случаях на Севере, “самолетка есть, пилотка есть, погодка нет”.

К счастью, и самому долгому ожиданию всегда приходит конец. Проснулись – ясно. Быстро попили чаю (завтракать будем потом), быстро собрались, взлетели и через пятьдесят минут уже кружили над “американцем”. Приледнились на наш бывший аэродром, километрах в двух от американского самолета. Для стоянки подобрали паковую льдину трехметровой толщины, и… начались у нас, как говорится, трудовые будни!

Механики получили по радио указание снимать оба мотора и сразу же приступили к делу. Из трех длинных труб они соорудили некое подобие шагающего подъемного крана – связали их тросом с одной стороны, свободные концы развели в стороны. Получилась пирамида, к вершине которой прикрепили таль.

С помощью этого нехитрого приспособления механики за неделю демонтировали оба мотора “американца”. А летчики все это время занимались раскопками. Пришлось перекидать сотни кубометров снега. Откопали крыло, левую часть стабилизатора. Расчистив площадку, выровняли самолет. Потом подняли левое крыло и поставили его на бочки, сняли поломанную ферму левого шасси. Каждое утро мы шли за два километра к месту работы, а на обед и на ночь возвращались в свой самолет.

Как и предсказывал Мазурук, зачастили туманы. Нашей работе они не мешали, но прилет Котова вновь и вновь задерживали. Он сидел на острове Врангеля и сделал уже две попытки пробиться к нам. Однако посадка на необорудованном аэродроме при таких туманах была, конечно, излишне рискованна.

Честно сказать, “великое сидение” изрядно нам надоело. Чтобы закончить ремонт, необходимы запасные части, множество запасных частей. А их-то и не было. Приходилось ждать.

Котов прилетел, как только погода чуть-чуть улучшилась. Солнце, правда, не появилось, но высота облачности была не меньше двухсот метров, и видимость вполне достаточная

Илья Спиридонович был в то время командиром МАГОН – Московской авиагруппы особого назначения. А командиром прилетевшего самолета оказался мой хороший друг Михаил Васильевич Плиш. Он то и предложил, как выяснилось, необычное решение проблемы запасных частей.

Надо сказать, что список их мы с каждым днем поневоле увеличивали, обнаруживая новые и новые неполадки в системах “американца”. И теперь, войдя в прилетевший самолет, я не мог скрыть изумления – грузовой салон был совершенно пуст.

Заметив мой недоумевающий взгляд, Котов рассмеялся

– Не волнуйся, Саша! Запасных частей больше, чем нужно. Полный самолет!

Как хороший актер, Илья Спиридонович выдержал паузу.

– Ладно, не буду говорить загадками. Весь наш самолет и есть запасные части. Все, что нужно, возьмем, а остальное здесь бросим. Идею подал Михаил Васильевич, он тебе и расскажет. А сейчас пойдем разведаем дорожку, чтобы нашим “запасным частям” подрулить поближе к вашему “американцу” …

Взяв лопаты, топоры и пешни (некое подобие лома), мы отправились на разведку. А по дороге Плиш рассказывал мне:

– Я узнал, что военное ведомство списывает однотипные самолеты. Дружок мой, авиаинженер, поделился информацией “по секрету”. Вот я и предложил Илье Спиридоновичу свой вариант – прямо на списанном самолете прилететь к вам. Точнее, на почти списанном, с небольшим ресурсом. Расчет простой – ведь всех запасных частей все равно не привезем, наверняка что-то забудем по мелочи, а в живом самолете все запчасти есть – и крупные, и мелкие… Ну вот, идея моя понравилась. Договорились “в верхах”, и теперь мы здесь!

– Здорово! Молодец, Миша!

– Не стоит благодарности, всегда рад, – рассмеялся Плиш. – Ты находи самолетов побольше, а запасными частями всегда обеспечим!

Нам пришлось немало потрудиться, прокладывая путь. Где нужно, подрубали торосы, а где и подсыпали снежку. Илья Спиридонович командовал парадом

– Вот здесь надо пошире проход прорубить. А ты, Миша, подруливай к этому месту потихонечку…

Наконец, все неровности были сглажены, Плиш благополучно прорулил все узкости и встал рядом с “американцем”. Неприглядно смотрелась наша находка: моторы сняты, одна нога на лыже, вместо другой подставлены бочки. Всем своим видом самолет словно бы говорил – ну, наконец-то! Три года ждал помощи!

И работа закипела. Два экипажа трудились фактически непрерывно двое суток. Уставшие отдыхали кто как мог (обычно лишь на полчаса прикорнув). Надо было торопиться, так как температура воздуха уже стала выше нуля и на льду появились лужи воды. Ничего не поделаешь – десятое июня. Солнца по-прежнему почти не было, но тепло его проникало через тонкий слой тумана. Аэродром наш пока держался, но подвижка льдов или интенсивное таяние могли начаться в любое время. А поэтому скорей, скорей! Другого желания нет ни у кого, ведь в Москве лето уже в полном разгаре. А мы все еще здесь – на юге, как язвили наши шутники, на юге .. района полюса недоступности Северного Ледовитого океана.

На наше счастье, вместе с Котовым прилетел и Федор Павлович Данилов, главный инженер Управления полярной авиации. Прилетел специально для того, чтобы оперативно решать все то и дело возникающие технические вопросы. О его неожиданных волевых решениях давно уже ходили рассказы “в народе”. Однажды, например, – я был тому свидетелем – бригада техников буквально замучилась с мотором. Он стрелял, трясся, но работать нормально никак не хотел. В пустых, как говорится, хлопотах прошел целый день. Уже к вечеру Данилов, случайно проходя мимо, поинтересовался:

– В чем дело?

Надо сказать, что Данилов в то время был инженером авиационной части. Старший техник вытянулся, козырнул, но ответил обреченно, не по уставу:

– Да вот, возимся с утра, и ничего не получается.

– А свечи меняли? – спрашивает Данилов.

– Меняли. Не помогает.

– Магнето меняли?

– Меняли. Результат тот же.

– Тогда его меняйте!

– Кого его? – недоумевая, спросил старший техник.

– Кого, кого! Мотор меняйте! – закончил Данилов и невозмутимо пошел дальше, оставив бригаду переваривать неожиданный совет. И единственно правильный, пожалуй!

Чтобы быть руководителем, мало, наверное, хорошо знать свою профессию. Важно и другое – своевременно; быстро и правильно принимать необходимое решение.

И теперь благодаря Данилову мы сэкономили массу времени. Своим волевым решением, например, он приказал не менять сморщенный стабилизатор и сморщенный Левый элерон “американца”. Когда мы вывесили левое крыло и поставили на бочки, весь “гофр” (морщины на металле) исчез, как по волшебству. Металл, как видно, не потерял своих качеств, пролежав в снегу три года. Точно так же сохранился и бензин. Опробовав первый установленный двигатель, Данилов принял решение лететь на старом горючем. Риск? Да, риск, наверное. Но без риска мы вряд ли бы вытащили “американца”.

Нужно, пожалуй, добавить, что в восстановлении Самолета принимали участие опытнейшие бортмеханики Иван Коротаев и Юра Соколов, что все клепальные и слесарные работы выполнял настоящий мастер своего дела слесарь Николай Шляпин, что вместе с Котовым, наконец” прилетел для налаживания радионавигационного оборудования главный штурман полярной авиации Валентин Иванович Аккуратов. Прилетел с помощником, штурманом Михаилом Фролови-чем Щерпаковым. “Навигатор командных экипажей” – Так можно сказать о Щерпакове. С рядовыми летчиками &н летал редко. Но зато я заметил: прилетит начальник УПА Мазурук – штурман Щерпаков, прилетит командир МАГОНа Котов – штурман Щерпаков. Уже по этому можно было судить о его классе.

В общем, для такого коллектива не было, конечно, нерешаемых задач. Американский самолет мы отремонтировали, но… возникли новые осложнения, изрядно потрепавшие нервы.

Когда работы подходили к концу, Котов отпустил меня на СП-4, чтобы поменять лыжи на колеса. К тому времени наш импровизированный аэродром выглядел продолговатым озером, набитым мокрой снежной кашей зеленоватого оттенка. Задерживаться было опасно– начиналось и здесь лето. Как рассказывал впоследствии Котов, взлетали мы, словно гидросамолет: два “уса” снежно-водяной жижи протянулись по озеру-аэродрому. Но на СП-4 сел вполне благополучно, хотя вместо белого снежного покрова вокруг лагеря и внутри его было множество маленьких озер.

Пока меняли лыжи на колеса, я получил от Котова радиограмму “Доставьте мне две бочки бензина. У нас все готово”.

Зорин передал Котову, что при наличии погоды (у них опять пошли низкие туманы) мы немедленно вылетаем. Но… Прошли сутки, другие, наступило уже 15 июня, а туманы в их районе все не рассеивались.

Вместе со вторым пилотом Свинцовым мы по нескольку раз в день ходили по взлетной полосе, оценивая ее состояние. На полосе уже появились лужи, а это означало, что в ближайшем будущем появятся и промоины. Схема такая лужа становится все глубже и глубже, и на ровном поле аэродрома появляются многочисленные ямы. Летнее тепло медленно, но уверенно выводило из строя наш аэродром. Того и гляди, придется летовать до заморозков на СП-4.

От этих рассуждений становилось прямо таки тоскливо на душе. Чего ж хорошего вынужденно бездельничать два-три месяца?! И на станции мы будем в тягость – дополнительные “ненаучные” сотрудники…

Спасение, как в кино, пришло в последнюю минуту. Котов, перемерив еще раз старое горючее, решил не дожидаться наших бочек и взлетел. Зорин прибежал к нам на полосу.

– Взлетел! Уже полчаса, как взлетел! Идет в сторону Врангеля, а нам дал команду, чтобы ждали его в Крестах, на Колыме.

Мы взлетели немедля, как только собрался экипаж. До свиданья, СП, до осени!

А дальнейшая судьба “американца” сложилась совсем неудачно. В строю действующих единиц полярной авиации самолет прослужил всего полгода. Такова уж, видно, была его судьба – закончить жизнь во льдах Ледовитого океана. При заходе на посадку в сложных метеорологических условиях самолет под управлением Котова и Полякова зацепился шасси за гряду торосов и приледнился на фюзеляж на аэродроме дрейфующей станции СП-3. Здесь, вторично и теперь уже безнадежно покалеченный, он был переоборудован .. в баню! И в этом качестве до самого конца дрейфа служил верой и правдой – уже без всяких происшествий. Зимовщики остались довольны.

СПРАВА ОТ МАЗУРУКА

Полярная станция Мыс Желания расположена на северной оконечности Новой Земли. Два дня назад, когда мы улетали отсюда, нам понравилась крепкая, хорошо укатанная посадочная полоса. А теперь…

Мягко коснувшись основными колесами полосы, самолет почему-то быстрее обычного опустил нос, а затем последовало энергичное торможение с судорожным рысканьем из стороны в сторону.

– Ты тормозишь? – Илья Павлович резко повернулся.

– Нет! – Для наглядности я быстро убрал ноги с педалей.

Наш Ил-12 был флагманским самолетом очередной высокоширотной экспедиции 1955 года, у нас на борту размещался штаб. Мне предложили осваивать новый тип самолета и назначили в экипаж Мазурука, его вторым пилотом. Впервые появилась возможность познакомиться с Ильёй Павловичем вблизи, перенять его опыт, его летные приемы…

Самолет остановился, не пробежав и двухсот метров, и теперь стоял, кланяясь носом. Что с колесами? Может, заклинило тормоза? Быстро открываю боковую форточку со своей стороны. Колеса целы, но… утонули по оси в снегу. За нами глубокая колея.

– Не летчики мы, а прачки! – сердится Мазурук. Почему “прачки”, так и остается неясным, но причину нашего конфуза Илья Павлович тут же объясняет.

– В прошлое наше пребывание здесь, два дня назад, температура воздуха была минус десять градусов. А теперь посмотри вот в этой записочке, что нам написал радист, – указаны те же десять градусов, но… Не минус десять, а плюс десять! Тепло, полоса раскисла. А мы “купились”, как старые воробьи на мякине Теперь, чтобы улететь отсюда, нужно чудо… И немножечко нашей сообразительности!

– Что вы подразумеваете под словом “чудо”? – не утерпел я.

– Чудо – это ветер шестнадцать метров в секунду. И чтобы дул вдоль взлетной полосы!

– Понятно Илья Павлович. Только чудес-то, говорят, не бывает.

– Значит, побольше сообразительности надо’

– Чего ж тут сообразишь? Если уж полоса раскисла, одно остается – ждать мороза.

– Ни в коем случае! Переместим все грузы в хвост самолета и создадим заднюю центровку Это уже в самом начале разбега поможет создать взлетный угол самолета Передняя нога сразу поднимется, значит, мы сможем тут же использовать форсажный режим двигателей.

Тем временем два трактора с трудом выволокли самолет из раскисшей трясины и оттащили в сторону, где каким-то чудом еще сохранился кусок крепкой полосы

– Вот видишь! Несколько десятков метров у нас будет – с задней центровкой, на форсажном режиме должны взлететь!

Заправившись медвежатиной и консервированными деликатесами, которыми нас угостили хозяева зимовки, мы крепко заснули, намаявшись за последние дни.

Проснулся я от какого-то шума – все уже одевались.

– Саша, не волынь! Вставай быстро! – поторапливал Илья Павлович – Ведь чудо-то свершилось! Четырнадцать метров в секунду дует, и под двадцать градусов к полосе. Нам хватит! Если сейчас упустим, то сидеть нам долго-долго, ждать осенних морозов…

Меня как ветром сдуло с постели. Быстро перекусив, собрался идти к самолету, но меня остановил Мазурук.

– Подожди, не торопись, еще пару слов! Сейчас переносите все, что можно, в хвостовую часть самолета. А после запуска двигателей начнешь отправлять в хвост по одному человеку, пока хвост не станет опускаться. Вот это и есть момент крайней задней центровки. Понял?

– Будет сделано.

– Молодец! А на взлете, после отрыва, позовешь всех на свои места.

Понял, Илья Павлович. Все будет в лучшем виде.

– Ну, теперь за дело. Пока все за нас сегодня. А то ведь середина мая подходит, холодов не жди.

Штурман, радист и второй бортмеханик были отправлены в хвост, где за неимением сидячих мест им пришлось крепко держаться за конструкции фюзеляжа.

Мазурук зарулил на самый конец полосы – небольшой относительно твердый кусочек Мое сердце бьется учащенно – удастся ли оторваться с такого “огрызка”? Но у Мазурука уверенный, спокойный взгляд, ровным голосом отдает он команды бортмеханику Его спокойствие передается и мне, но все-таки…

Двигатели уже на взлетном режиме, Мазурук отпускает тормоза – самолет тронулся. За счет сильного встречного ветра на приборе скорость уже восемьдесят километров в час. Мазурук энергично берет штурвал на себя – нос самолета послушно поднимается…

– Форсаж! – командует Мазурук. Моторы ревут на ‘полной мощности, скорость около ста двадцати километров в час

– Закрылки – пятнадцать градусов!

Уже кончился кусок твердого участка, самолет бежит по раскисшему снегу, точнее, не “бежит”, а только касается колесами. Торможения нет, самолет на отрыве, мы в воздухе. Ура!

Мазурук кивает мне, я машу рукой товарищам, стоящим в хвосте фюзеляжа Теперь все на местах, все весело переглядываются Сомнения и волнения позади, вырвались!

Я с уважением поглядываю на Мазурука, он спокойно рассматривает полетную карту Нам нужно выйти на дрейфующую станцию СП-5. Она еще только создается, и связи по какой-то причине пока нет. Недавние их координаты известны, “зайчик” в солнечном компасе вселяет уверенность, что мы идем по заданному штурманом курсу Аккуратов часто подходит к астролюку и секстаном берет высоту солнца. Определяется “До цели около сорока минут”, – объявляет он Связи со станцией пока нет.

Радист Алексей Иванович Челышев беспрерывно стучит на ключе, зовет. Береговые станции отвечают, но СП-5 молчит. Илья Павлович то и дело поглядывает в сторону радиста, но тот, понимая его немой вопрос, отрицательно качает головой.

В пилотскую кабину входит первый бортмеханик Владимир Афанасьевич Громов.

– Илья Павлович! Вам, может, кофейку принести?

– А что я – турок?

Мазурук, даже нервничая, любит поёрничать. Сейчас нужно разрядить обстановку, ведь все волнуются – где будем садиться, если не найдем станцию?

– Тогда, может, чайку? – предлагает Громов.

– Что я – китаец?

– Так какого дьявола вам нужно? – Громов уже рассердился, человек он горячий.