Текст книги "Без права выбора"
Автор книги: Александр Поляков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)
ШУТИТЬ ИЗВОЛИТЕ, ГОСПОДИН ПОРУЧИК?
Из всех разновидностей опасности самая неприятная та, как считал Борис, которую заранее не ожидаешь. Это требует действительно большой выдержки. Кажется, чего бы лучше, если обстоятельства дают тебе возможность взвесить все «за» и «против». Но если, при этом оказывается, что почти все «против» и почти ничего «за», а вместе с тем назад пути нет, вот тут действительно становится трудно.
Однако и к этому человек может себя, приучить.
Борис прекрасно понимал, что филатовское начальство неспроста поручает им эту поездку в станицу. Там, под прикрытием банды, офицеры белогвардейского подполья пока еще чувствуют себя хозяевами. Но что именно они собираются предпринять?
Что это за фигура, хорунжий Говорухин? Сведения о нем у чекистов небогатые, а от него, очевидно, многое будет зависеть в ближайшие дни.
Глядя в темный переплет окна, Борис в эту ночь, накануне поездки, долго не мог уснуть. Он старался представить себе, что сделал бы он на месте руководителей подпольного штаба. Да, пожалуй, они поступают правильно, отправляя их из города. Но, может быть, в чем-нибудь будет и промашка. Должна быть! Не может не быть ее.
Только далеко за полночь усилием воли Борис заставил себя уснуть.
* * *
Филатов и Бахарев приехали в станицу Гниловскую на парной пролетке, которую раздобыл где-то сам есаул. Около станицы на дороге их остановила группа казаков. Они были на конях и при оружии. Потребовали документы. Есаул охотно предъявил их и назвал пароль: «Тридцать девять».
Старший разъезда, бородатый казак, мельком просмотрев бумаги, скомандовал:
– Выходьте из пролетки, дальше пешком дойдете.
– Приказываю доставить нас к хорунжему Говорухину, – сказал есаул.
– Куда надо, туда доставим, ваше высокоблагородие, – ответил казак. Борис почувствовал в его тоне что-то скрытое, большее, чем обычная для того времени подозрительность к любым приезжим.
По пустынной в этот поздний утренний час станичной улице казаки провели их к большой хате, стоявшей несколько на отшибе. В сенях стояло еще человек пять вооруженных людей, кто-то грубо подтолкнул их к двери.
Борис перешагнул порог. Первое, что он увидел, был большой портрет Карла Маркса на стене. Под ним, положив на стол могучие руки, сидел краснолицый человек в расстегнутой гимнастерке, открывавшей волосатую грудь. Рядом с ним у стола стоял щуплый человечек с тонкими чертами лица, в кожаной тужурке. На столе перед ним лежал маузер и фуражка с красной звездой.
– Здорово, гости дорогие, – сказал краснолицый, вставая из-за стола. – Иван Егорович! Рад вас приветствовать!
Он пошел навстречу Филатову. Борис быстро взглянул на есаула – тот был совершенно обескуражен.
– Слава богу, добрались благополучно?
– Что это за маскарад? – выдавил наконец есаул.
– Какой маскарад? – сказал Говорухин. – Я теперь, дорогой мой, начальник районной милиции, перешел на сторону Советской власти. Сначала, когда было сообщение о вашем прибытии, решили было вас арестовать, а потом вот приехал сотрудник из екатеринодарского Чека, – Говорухин указал на человека, стоявшего у стола, – и все выяснилось. Рад сердечно!
Есаул все еще не мог прийти в себя от неожиданности. Борис, быстро смерив глазами комнату, толкнул есаула вперед на Говорухина и в один прыжок вскочил на невысокий подоконник.
– Ни с места, – крикнул он, выхватывая из кармана гранату.
Сзади, из-за открытого окна, его кто-то схватил, ударил по голове…
…Он пришел в себя в той же комнате. Над ним склонилось незнакомое лицо.
– Пришли в себя, господин корнет? Я же говорил, черт побери, что это добром не кончится. – Борис узнал наконец в говорившем того, в кожаной тужурке.
– А где Филатов? – спросил Борис, пытаясь приподняться. Его лицо и гимнастерка были мокры. Видно, кто-то плеснул на него водой.
– Есаул здесь, – ответил незнакомец, помогая Борису подняться. – Да вы не волнуйтесь, все, слава богу, кончилось. Я – поручик Милашевский из Ростова. Мы, конечно, сами немного виноваты, но… все обошлось.
– Что обошлось? – спросил Борис.
– Ну, эта проверка.
– Какая еще к черту проверка, где есаул? – Борис пощупал рукой затылок.
В комнату вошел Филатов, а за ним, расплываясь в улыбке, Говорухин.
– Ну, Бахарев, живой! – сказал Филатов. – Представь себе, эти мудрецы задумали устроить вам проверку. Ей-богу, жаль, что ты не успел бросить гранату!
– Это что, у вас всегда так встречают?
– Нам из Ростова приказали, – ответил Говорухин. – Вот пусть господин поручик объясняет.
Оказалось, что еще накануне полковник Беленков, посоветовавшись с Новохатко, послал в станицу поручика Милашевского. Этот двадцатипятилетний деникинский офицер состоял адъютантом подпольного штаба. Беленков поручил ему любым способом проверить, не перешел ли Филатов к большевикам. Ему все еще казалось подозрительным чудесное избавление есаула в Екатеринодаре.
Свой выбор Беленков остановил на Милашевском именно потому, что Филатов не знал его в лицо. А уж способ проверки был придуман самим Говорухиным.
– Возьмем их на испуг, – предложил он. – Раз они тебя не знают, ты выдашь себя за чекиста. Я поддержу, дескать, перешел к большевикам, и все тут. Если Филатова в Екатеринодаре выпустили, они сопротивляться не станут. На испуг – верное дело!
Когда стоявшему за окном казаку удалось оглушить Бахарева, за пистолет схватился Филатов, и двое казаков едва справились с ним. Теперь Милашевский и Говорухин чувствовали, что несколько перехватили через край. А есаул был полон негодования.
– Вы отсиживаетесь в Ростове, на квартире, – кричал он на Милашевского, – в то время когда я, уже приговоренный к смертной казни, делаю основную работу. И вы берете на себя смелость не доверять нам?! Это ваш полковник! Я не оставлю этого. Офицер, которого вы видите перед собой, – он указал на Бахарева, – преданнейший сын родины. Я уверен, что его превосходительство не знает о ваших выходках.
Борис, краем глаза наблюдая за этой сценой, заметил на лице Милашевского неподдельный испуг. «А парень-то трусоват», – подумал он и решил добавить масла в огонь:
– Вы мне говорили, Иван Егорович, что мне предстоит иметь дело с серьезными людьми!
После этого есаул разошелся еще больше. Он бушевал до тех пор, пока Борис, заметив, что Говорухин тоже начинает приходить в ярость, решил замять дело.
– Может быть только одно оправдание: они действовали в интересах дела, – примирительно сказал он.
Однако, оставшись наедине с Филатовым, Борис твердо сказал ему:
– Он еще вспомнит нас, этот поручик!
Вместе с Филатовым Бахарев приступил к «инспекции» разношерстного говорухинского воинства. Оно вело странную и беспокойную жизнь. Кое-кто под видом мирных жителей осел на хуторах, зарыв в огородах винтовки и патроны, большинство же скрывалось в непроходимых зарослях камышей, протянувшихся на десятки верст в пойме Дона.
Борис быстро уловил основное, что определяло настроение людей. Им все осточертело. Хотелось домой, особенно в те дни, когда уже близилось время жатвы; Однако мало кто представлял себе, каким путем это можно сделать. Сложить оружие эти люди боялись. Сказывалась инерция прошлых лет, когда брат шел на брата и отец на сына. Сказывался и воинский уклад, который каждый казак впитывал в себя если не с молоком матери, то с первым словом отца. Привычную дисциплину и круговую поруку не могла разрушить даже та неопределенность, которая царила здесь. Перед каждым из них вставал вопрос: «А что же дальше?»
Присматриваясь к этим людям, Борис все больше понимал правильность и гуманность решения партии – не допустить новых кровавых событий. Собственно говоря, говорухинский и все прочие отряды могли бы в короткий срок быть уничтоженными регулярными частями буденновской армии. Но при этом погибли бы тысячи людей, вся вина которых состояла в неграмотности и темноте. Поэтому советское командование решило ликвидировать эти отряды мирным путем. Для этого нужно было оторвать основную массу казаков от белых офицеров.
Они еще командовали здесь, стараясь внушить своим подчиненным, что наступившее затишье вовсе еще не конец войны и складывать оружие рано. Стремление найти какой-нибудь выход вылилось в требование казаков действовать немедленно.
– Так или иначе – к одному концу! Когда поведете на Ростов?
Однако и сам Говорухин, и заговорщики в подпольном штабе понимали, что немедленное выступление приведет к разгрому.
– Господа старики, – говорил есаул Филатов, собрав в штабе казаков постарше, – я уполномочен вам сообщить, что час нашего выступления близок. Скоро, очень скоро наши братья, получив подкрепления от дружественных нам держав, вступят на свою священную землю.
Старики слушали серьезно, молча. Только один раз, когда Филатов упомянул Врангеля, кто-то из собравшихся сказал:
– Без него обойдемся!
Но есаул сделал вид, что не слышал.
Закончив инспекцию в камышах, Филатов провел в штабе совещание. Бахарева никто не приглашал, но он просто пришел и сел рядом с есаулом, ни у кого не спрашивая.
Речь шла о совместных действиях отрядов Говорухина и Назарова. План сводился к тему, что в назначенный день эти два отряда численностью более двух тысяч сабель должны неожиданно ударить с двух сторон и ворваться в Ростов. Есаул сказал, что каждому отряду будут приданы офицеры, которые помогут найти всех коммунистов и чекистов в городе.
– Они у нас все на учете, – подчеркнул есаул.
Относительно точного времени выступления Филатов сказал, что оно будет определено после прибытия представителя из Софии. Его ждут со дня на день. Слушая выступление есаула, Бахарев старался не выглядеть особенно заинтересованным, ведь в глазах говорухинцев он был представителем штаба, и ему это все должно быть заведомо известно.
Зато он внимательно разглядывал участников совещания. Грузный и неопрятный Говорухин, от которого на всю комнату несло перегаром самогона, старался подчеркнуть свою неотесанность, играя под «народного вождя». Он несколько раз вставлял к месту и не к месту слова «мои ребятушки», «мои молодцы».
Рядом с ним сидел притихший поручик Милашевский. Этот знает много, подумал Борис. Хорошо бы уже сейчас отправить его к Воронову. Видимо, он имеет доступ в самый центр организации, куда и Филатова не очень-то допускают, к этому самому «его превосходительству» князю Ухтомскому. Фамилию князя назвал Борису сам Филатов, который теперь, после говорухинской проверки, считал себя вправе ничего не скрывать от своего спасителя.
Нужно найти какой-то ключ к Милашевскому. Это раз. Потом вот этот – Борис взглянул на начальника штаба говорухинского отряда Антонова. Молодой совсем парень, но с тяжелым пустым взглядом человека, равнодушного ко всему. Этому нипочем расстрелять десяток-другой. Только вот руки у него… Борис отметил, что пальцы Антонова все время находятся в беспрерывном движении. То он теребил какой-то листок бумаги, то взялся за ремень портупеи. Из всех присутствовавших один Антонов был одет в полную военную форму. Борис знал, что он служит в военном отделе окружного Совета делопроизводителем. Вот откуда у них документы. Все это с точностью фотоснимка запечатлевалось в памяти Бориса. А если бы судить внешне, то на совещании сидел несколько скучающий молодой человек, который чувствовал даже некоторое превосходство над остальными офицерами.
– За моими ребятушками дело не станет, давно в Ростов рвутся, – сказал в конце Говорухин. – А вот как будет с полковником Назаровым? Я ему буду подчинен или же он мне? У него людей меньше моего. Недавно мы тут с ним встретились…
– Это еще не решено в штабе, – ответил есаул. И Борис увидел, что ответ не очень понравился Говорухину. Хорунжий не прочь повыситься в звании, решил он.
На следующее утро они собрались уезжать. Улучив минуту, когда хорунжий был один, Борис подошел к нему.
– Да, Говорухин, – сказал он, улыбаясь, – ты был прав вчера, когда спрашивал насчет полковника Назарова.
– А что? – осторожно спросил Говорухин, и в его красных опухших глазах мелькнуло беспокойство.
– А то, что в чинах мы с тобой небольших, рискуем вместе, а там как на нас поглядят те, кто повыше?
Говорухин шагнул к нему вплотную, внимательно глядя прямо в глаза.
– Ты к чему это говоришь? Знаешь что-нибудь?
– Как не знать, – сказал Борис, чувствуя, что теряет нить разговора. – Мне полагается знать…
– Значит, у вас там в штабе знают, – тихо заговорил хорунжий, – а я, признаться, все раздумывал, сказать есаулу или нет. Неделю назад, когда я встретился с Назаровым на мельнице, смотрю – самозванец. Назарова-то я, слава тебе господи, знаю, на моих глазах погиб, царство ему небесное. Но ты учти, я не открылся, а казакам сказал: самый настоящий полковник Назаров, и только…
Борис чувствовал себя как на канате над пропастью.
– Что ж казаки? – спросил он осторожно.
– Казаки верят как один. А что он за человек?
– Нужный человек, – таинственно ответил Борис. – Смотри, пока ни слова. – И подумав, добавил: – В твоих же интересах!
– Понятно! – с уважением произнес хорунжий.
ПОХИЩЕНИЕ КОРНЕТА
Наступил июнь. Лето в том году выдалось знойное, сухое. Ко всем тяжестям послевоенной разрухи прибавился еще и неурожай. В стране не хватало всего, что необходимо людям для жизни: продовольствия, топлива, одежды, медикаментов, соли, мыла, спичек. Казалось, непоправимо рухнула вся система экономических отношений между людьми, сложившаяся за века. Не хватало даже бумаги, чтобы печатать обесценившиеся деньги.
Деньги 1921 года… Тысячерублевый красный расчетный знак. Ни водяных знаков, ни номера. Подделки не опасались: дороже станет напечатать. Цены исчислялись миллионами. Спекулянты этих денег не брали, хоть и стояла на бумажках надпись: «Обеспечивается всем достоянием республики». Какое достояние имел в виду товарищ народный комиссар финансов, ставя на этом расчетном знаке свою подпись? Думается, не опустошенную войной и заграничными царскими займами российскую казну.
Припрятавшие золотишко от прошлых времен с любопытством наблюдали тяжелую жизнь, гадая, когда – сегодня или завтра – от голода падут Советы, не побежденные армиями четырнадцати держав.
Ночи напролет не гасли огни в доме ЧК на Большой Садовой улице. Работы хватало. Волной захлестывала город спекуляция. Армии темных коммерсантов, валютчиков, наживавшихся на голоде и разрухе, казалось, не будет конца. С почерневшим от солнца и недоедания лицом мотался круглосуточно по городу Павел Воронов. Никто не спрашивал его, когда он спит. Да и сам он об этом не задумывался – знал: начальству, Федору Зявкину и Николаеву, приходится еще туже. Но ни на облавах, ни на обысках, ни во время однообразных допросов спекулянтов не покидала Воронова мысль о главном – об операции «Клубок».
Больше всего из сообщений, поступавших от Бахарева, чекистов заинтересовали сведения о полковнике Назарове. Из разговора Говорухина можно было сделать вывод, что человек, который выдает себя за полковника Назарова, вовсе им не является. Но кто же он такой? Разобраться в этом поручили опытному сотруднику Дончека Тишковскому-Борисову, который и выехал в отряд.
А на долю Павла Воронова с его группой выпало ограждение корнета Бахарева от всяких случайностей. Судя по всему, приезжий, хоть он и не приглянулся вначале Воронову, сделал большие успехи и все глубже проникал в организацию заговорщиков. В папке с надписью «Клубок» уже появились адреса господина Новохатко и полковника Беленкова, была выяснена и подлинная фамилия Валерии Павловны – вдовы крупного сахарозаводчика с Украины. На схеме, которую вычертил Федор Зявкин на большом листе картона, все линии тянулись к центральному кружку. В нем крупными буквами была написана фамилия – «Ухтомский».
Еще Семен Михайлович Буденный рассказывал чекистам, что генерал-лейтенант царской армии князь Ухтомский ему известен давно.
Представитель древнего аристократического рода, он считался авторитетом в области военной науки. Одно время его хотели даже сделать главным стратегом белогвардейской армии. Однако из этого ничего не получилось, хотя сам князь Ухтомский был здесь ни при чем. Стратегия и тактика гражданской войны не подходили под мерки классического военного искусства. Операции, отлично выглядевшие на картах, рушились по совершенно непонятным причинам. Правда, белые стратеги проявляли некоторую гибкость. Ухтомский, например, успел приложить руку к созданию крупных кавалерийских соединений, которые потом под командой Мамонтова и Шкуро дошли до Орла и Воронежа, но покатились обратно, когда большевики, бросив клич «на коня, пролетарий!», создали свою красную Конную армию.
Князь Ухтомский был ранен и только поэтому, быть может, не фигурировал в числе командующих какой-нибудь из белых армий наравне с Деникиным, Врангелем или Юденичем. Командование Первой Конной через свою разведку не раз получало сведения, что князя взяла на попечение разведка Деникина.
Буденный считал вероятным, что князь Ухтомский, мог остаться в Ростове после эвакуации города белыми.
– Вспомните, сколько они сюда раненых понавозили, – говорил Семен Михайлович. – Мы ведь с лазаретами не воюем, вот они и спрятали этого князя под чужой фамилией на больничной койке. Или еще где-нибудь. Ясное дело! А расчет у них такой: фигура среди белых известная, поэтому вокруг него можно будет организовать подполье.
Зявкин и Николаев согласились с доводами командарма Первой Конной. Понемногу выяснилось, кто стоял за спиной обманутых казаков и авантюристов, вроде Говорухина и Филатова. Было понятно, что организация, возглавляемая такой крупной фигурой, как князь Ухтомский, должна иметь налаженные связи с заграницей. Ликвидировать ее можно было только после того, как будут установлены все ее связи. Вместе с тем времени оставалось мало. Из Москвы пришло шифрованное сообщение о том, что по сведениям, полученным из Софии, ростовское подполье должно приступить к активным действиям с середины июля. Теперь многое очень зависело от успешной работы Бориса Лошкарева – корнета Бахарева…
* * *
Ближайшим лицом на пути к центру организации Борис считал поручика Милашевского. Нужно было заручиться его дружбой или вступить с ним в борьбу.
Еще на обратном пути из станицы Борис заметил, что есаул Филатов не собирается прощать промаха Милашевского с «проверкой». Он постоянно напоминал ему об этом, пока окончательно не вывел поручика из равновесия. Вспылив, Милашевский сказал есаулу:
– Не знаю, во всяком случае, вам еще предстоит объяснить полковнику Беленкову, почему это чекисты так заинтересовались вашей персоной, что приказали отправить вас из Екатеринодара в Ростов?
Во время этого спора Борис взвешивал возможности: заступись он сейчас за поручика, это будет первый шаг тому навстречу, поддержит есаула – объявит войну Милашевскому.
И он сделал выбор:
– С вашего разрешения, есаул, – сказал он, – я бы взял на себя миссию объяснить все обстоятельства вашего побега господину полковнику, чтобы… – Борис сделал паузу, – никому не повадно было пачкать своими подозрениями честных людей.
Удар был нанесен, враг нажит, но зато приобретен и союзник. Борис увидел, как удовлетворенно улыбнулся Филатов.
– В другой обстановке этот мальчишка схлопотал бы у меня пулю, – тихо сказал есаул.
– Он еще свое получит, – так же тихо ответил Бахарев, – я тоже не люблю, когда со мной шутят.
* * *
Дня через два после возвращения из станицы к Борису пришла Анна Семеновна Галкина. Она была одета наряднее обычного и заметно чем-то взволнована.
– Простите, Борис Александрович, что я так, без приглашения. Была здесь рядом по своим коммерческим делам, – сказала она, – и не удержалась, чтобы не зайти. Вы знаете, я теперь скучаю без вас.
Борис удивленно поднял брови.
– Да, да, не удивляйтесь, – продолжала Галкина. – Вы так много сделали для меня в трудную минуту. Вообще, мне нравятся люди смелые и решительные. Иван рассказывал мне, как вы там, в станице…
– Пустяки! – прервал ее Бахарев.
Галкина наговорила ему еще кучу комплиментов. Борис молчал, раздумывая: что ей от меня надо? Внезапно Анна Семеновна порывисто подошла к нему и положила на плечо руку.
– Я чувствую себя вашей сестрой, – сказала она. – Мне кажется порой, что я знаю вас давным-давно, с детства!
– Я благодарен вам за эти чувства, Анна Семеновна, – ответил Борис, осторожно снимая с плеча ее холодную руку.
– Боже мой, – спохватилась вдруг Галкина, – а ведь уже поздно! Надеюсь, Борис Александрович, вы проводите меня? – Она заглянула ему в глаза.
– Сочту за счастье. – Борис учтиво поклонился. – Сию минуту, я отдам только распоряжения прислуге.
Борис вышел в переднюю и, постучав в комнату Веры, сказал:
– Вера Никифоровна, я вернусь поздно, не запирайте парадную дверь изнутри.
– Куда же вы на ночь глядя? – ответила Вера.
– Я провожу Анну Семеновну.
Когда он вернулся в комнату, Галкина стояла у дверей, покрывая голову черным кружевным платком.
– «Не забудь потемнее накидку, кружева на головку надень…» – шутливо пропел Борис.
На улице Галкина кокетливо взяла его под руку. Было уже почти совсем темно.
– А вы как ребенок, – заметила Анна Семеновна. – Обо всем докладываете прислуге.
– Ну, Вера Никифоровна не совсем прислуга, она мне почти что родственница, – ответил Борис.
– Да, да, я понимаю, – многозначительно ответила Галкина.
Едва они отошли от дома, как Галкину, несмотря на теплый июньский вечер, стала колотить мелкая дрожь.
– Что это с вами? – Борис прикоснулся к ее руке. – Вы не больны?
– Холодно, – голос Галкиной тоже вздрагивал, – и… страшно!
– Чего же бояться, ведь вы не одна!
– Да, я не одна, это вы верно, – ответила Галкина как-то рассеянно. Они свернули в переулок – впереди возле тротуара стоял одинокий извозчик. Борис, не выразив никакого удивления по поводу того, что в глухом переулке вдруг появился извозчик, вообще редкость в Ростове того времени, сказал:
– Может быть, подъедем?
– Нет, нет. – Галкина пошла вперед быстрее, хотя у нее стали подкашиваться ноги.
Они миновали фаэтон. Впереди на улице показались двое. Сзади Борис услышал приглушенный шум, но не оглянулся. Тотчас же со спины его и спутницу цепко схватило несколько рук.
– В чем дело? – успел только выкрикнуть он. Вырвавшись, молча побежала вперед Галкина, стуча каблучками. Кто-то с профессиональной сноровкой сунул Борису кляп, его взяли за руки и за ноги, пронесли несколько шагов, посадили в фаэтон.
– Скорей, черт вас побери! – крикнул кто-то снаружи. – Трогай!
Фаэтон тронулся, крыша его была поднята. Бориса крепко держали два человека, но он не сопротивлялся.
* * *
Оставшись одна, Вера выждала, пока на улице стихли шаги, накинула платок, вышла из дому и перебежала улицу. На невысоком крыльце соседнего дома двери ей открыли без стука.
– Куда это Борис пошел? – спросил встретивший ее в дверях Петя Ясенков. – Что случилось?
– Это Галкина его попросила проводить. Что-то странно.
Из комнаты вышли еще двое.
– Что будем делать? – Ясенков почесал в затылке. – Как бы она не завела его куда. Ну-ка, Свистунов, давай сопроводи. В случае чего отбейте. Ясно?
– Погоди, Петр, может, нечего горячку пороть, – сказала Вера.
– Да мы ничего, сперва посмотрим, – ответил Свистунов.
Через минуту две дюжие фигуры вышли из ворот дома. Они прошли по улице, свернули в переулок, – навстречу им ехал извозчичий фаэтон с поднятым верхом. Был ли кто внутри, они не видели. Впереди по переулку быстро уходили два или три человека.
Когда Свистунов и его спутник догнали их, то увидели, что это Галкина в сопровождении двух мужчин. Перейдя на другую сторону, Свистунов остановился.
– Вот что, – сказал он своему напарнику, – ты беги в Чека, тут дело нечисто, а я пойду за ними.
