Текст книги "Грации и грешники (СИ)"

Автор книги: Александр Шмонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

     можешь потрогать.

      А она вдруг завалилась на спину,юбка совсем задралась,

     ляжки раздвинулись.Глаза закрыла и томно задышала.

     Я всё понял,теперь или никогда,у меня встал и дальше всё на автомате.Я только наблюдал за изменениями её лица,оно было прекрасно,умиротворение и нега разливалимсь по нему волнами, но глаза так и не открыла.

      Потом встала,одёрнула подол юбки:

      -Посмотрел?Не проболтаешься,тогда возможно ещё раз покажу..

     И я хранил нашу тайну много лет.

     ***

     Дела давно минувших дней...преданья старины...воспоминания Груни о совращении племянника.

     Вот так е"лись люди в старину.Не про блудницу ли Авдотью и скромницу Аграфену говорили на селе:

      -Каждый искал в ней любви и забавы

      И на груди у неё засыпал...

     На картине:Богиня Груня на печи поджидает отрока Ванюшу для общения.

      ***

     Груня никогда не отдёргивала печную занавеску, а то бы впервые увидела необычную картину: Дуняшка обхватила мои бёдра ногами. Зачем? Чтоб я не вытащил писун из кунки. Так я его и так не хочу вытаскивать. А я уткнулся лицом между сисек и подгрёб их к щекам, и мы слились в одно.

     Как только тётя Груня вышла, какое там поспать – у нас началось такое буйство страстей, которое взрослые называют запрещённым словом «е…ля», так что я даже боялся, что печка не выдержит и развалится; Дуняшка извивалась, покусывала меня за шею, царапала спину, громко стонала и даже под конец заорала. Между печкой и потолком расстояние невелико, поэтому заниматься любовью на печке, точнее на полатях, непросто. Когда Дуняшка в азарте слишком сильно подмахивала, моя попа ударялась о потолок, писун выскакивал из кунки и вновь с размаху входил в неё. Это приводило Дуняшу в восторг, и она каждый такой рекорд поддерживала протяжным стоном «о-о-о», но ни разу не прекращала работу своего таза (или пресса).

     Но главный подарок Дуняши был впереди, был в самом конце, когда я кончил, – это такое, что словами не опишешь. Мой писун обмяк, я слез с Дуняши. Мне всё было впервые, я понял, что у Дуняши давно этого не было, она не рожала, поэтому сиськи были упругие, а кунка тесная, тугая, нежная и горячая.

     – Дуняша, – говорю, – это всё, я пошёл домой, писун теперь мягкий и спокойный. Я понял, какой прекрасный подарок получил от тебя по окончании школы.

      – Глупенький, не спеши, полежим рядышком всю ночь, как прежде. Не думай о том, что случилось, и ты за ночь ещё не раз захочешь насладиться мной, откушать моего мёда; а я хочу ещё лакомиться тобой, чтобы ты отправлял меня в улёт, и, возможно, ты доведёшь меня до экстаза, который я всего раз испытала в девичестве. И твой писун ещё не раз сам собой затвердеет, встанет и ещё не раз будет рваться в меня, туда, где ему было так сладко. Но можно и не ждать.

     Она взяла мою руку и положила себе на титьку, потом своей ладошкой погладила и нежно пожала мой писун – и чудо, он вновь затвердел.

     В следующий раз она уже ласкала губами и лизала языком головку моего члена и добивалась своего. Но вот она снова раздвигает ляжки, а я начинаю любить её второй раз, уже без сумбура. Она тоже не прячет свой канал, а раскрывает своё лоно; моя залупа скользит снизу вверх по промежности, без труда находит нужный вход и погружается в райское блаженство, в нектар и негу.

     Теперь мы всё делаем спокойно и деловито, Дуняша регулировала скорость сама, сначала подмахивала медленно, затем шептала:

     – Я уже трижды кончила, мне довольно, заканчивай и ты, – ускоряла колебания до неистовства и вынуждала меня быстрее кончать.

     И я облегчённо вливал в неё свою силу, затем скатывался с неё, и мы оба замирали. Теперь, чтобы повторить, Дуняша просто толкала меня в бок и шептала матерное слово:

     – Давай ещё, е...и меня.

     От такого слова писун мигом твердел.

     К утру уже я просил:

     – Дуняша, хочу ещё.

      – Нет, – отвечала она, – я довольна, ты справился, молодец. Иди домой, придёшь через день, мамаша уйдёт на целый день в соседнее село, и моё тело на весь день в твоём распоряжении.

     Теперь часто хожу к тёте Груне, она тут же уходит в огород, даёт нам поиграть. А я пристаю к Дуняшке, давай ещё полезем на печку.

     – Вот дурачок, не обязательно лезть на печку, чтоб получить то, чего хочешь. Понимаешь, чего тебе надо?

     – Да, понимаю, хочу вставить бобок в твою кунку и подвигать там – становится приятно и сладко, аж дух захватывает. Удивляюсь, такой он небольшой, а приятная дрожь по всему телу.

     – Молодец, теперь смотри, я встала на четвереньки, заголила сарафан. Нравится моя попка? Видишь нижнюю дырку? Туда и суй, в верхнюю не суй, боженька не велит, туда суют только плохие дядьки, креста на них нет. Бобок-то затвердел уже, торчит?

     – Давно уж твёрдый, как услышал «кунка».

     – Теперь сам двигай туда-сюда. Я помогать не могу. Теперь запоминай: то, что ты делаешь, называется «е…шь тётю Дуню»… Господи, какая я тебе тётя – сестра, а сестру нельзя… Впрочем, и не сестра, а твоя девушка. А бобок знаешь, как называется?

     – Знаю, но нам в школе говорили: нельзя так говорить при тётках, заругают.

     – Теперь, когда вдуваешь мне сзади, буду тебя спрашивать: «Что ты там со мной делаешь, проказник?» Отвечай громко: «Я е…у тебя, красотка Дуняша». А мне и приятно, значит, я ещё молода и даже ублажаю тех, кто на 30 лет моложе.

     И вот мы оба откинулись на половик, обессиленные и запыхавшиеся, а тут и тётя Груня вошла, хорошо хоть мы

     успели, не застала нас, когда я Дуняшке задувал, как бобик с жучкой.

     – Чего это вы на полу разлеглись и затихли?

     – Да на печи жарко, мы на полу играли.

     – Ну-ну, играйте, молодёжь, мне давно всё понятно, дело молодое, не буду вам мешать, наоборот, рада за вас. Гм, Геннадий, смотрю, взгляд у тебя мужской. Ох уж эти мужики, распробовал мою Дунечку, теперь хочешь всех баб поиметь; но я уже не гожусь для этих игр, давно уже отыгралась: теперь болячки да радикулит.

     Но я нутром почувствовал, по глазам понял, что кокетничает, прибедняется, а сама хочет, – но виду не подал, подожду, решил, удобного момента и непременно завалю её, грех упустить такую кралю. При Дуне баба Груня охладила Генкин мужской взгляд, мол, не нужен мне уже мужчина. Как бы не так!

     Вот Дуня ушла в Личадеево, у неё там делишки с мужиками. Генка пришёл, а тут только Груня. Генка недовольно ходит по избе – и вдруг шлёпнул Груню по п…де. И она покраснела: так сразу за самое сокровенное, чуяло её сердце, что придётся подменять Дуню, трусы не надела, чтоб меньше хлопот в случае, если... Какое если, ясно уже – вые…ут тебя, тётя Груня, чего двадцать лет не было... А может, и обойдётся, не решится юноша, всё же разница в возрасте почти 50… А он вона как, без слов за п…ду схватил...

     И по-другому она заговорила, вместо отговорить начала намекать, что не против дать, да как-то стрёмно…

     ***

     И начала она из Генки делать геронтофила.

     – Слышал про бабулю Полину и внука Вовку Туркина? Там вообще разница в 60, но, к счастью для

     Полины, для Вовки хватало одного раза, и он засыпал. Не то, что ты – первое время всю ночь с Дунечки не слезал, потом насытился и тоже одного раза хватало. Но случай между внуком и бабулей на селе не первый. То же проделал мой зятёк Петя с моей мамулей, там, правда, разница всего в 40.

     А было так. В первую брачную ночь постелила молодым на сеновале, сама прилегла в избе, а мамке постелила в сенях, она пришла из соседней деревни. Как чуяла, что Петя сначала ко мне завалится, это объяснялось просто: за полгода до свадьбы мы друг друга совратили, и он иногда подкараулит меня, будущую тёщу, затащит в кусты, нае…ётся и идёт свой трактор заводить. Тут он кончил в меня два раза, я шепчу ему:

     – Знаю, что семь раз за ночь можешь, но пора тебе на сеновал.

     Он пошёл, но в сенях об мамку споткнулся. Нет чтобы извиниться и дальше топать, он ей ляжки раздвинул и «салазки» загибает. Она хоть и пьяненькая, но не ожидала, шепчет:

     – Петюня, ты чего это затеваешь? Никак пое…ать меня хочешь? Так не положено, это неправильно, нет-нет, не дам, куда суёшь, паразит?

     А он:

     – Это в вашей деревне не положено, а в нашем селе только так и принято.

     Слышу, е…ёт мамулю, аж сени качаются. А она бормочет:

     – Ну и нравы у вас на селе, хосподи помилуй! Что деется?

     И сил нет уже противиться, потому что удовольствие поймала. У нас в деревне с этим строго, ни одна тётка племяннику не даст, тем более бабка пареньку, который ей во

     внуки годится – вся деревня осудит. Если только в большой тайне, никто чтоб не узнал. Даже если паренёк ровесницу уговорил и целку сломал, застукали или проболтались, ворота дёгтем обмажут. Так что на меня никто из молодых ни разу не взглянул. Не потому, что не хороша и не привлекательна, очень даже хороша, но юнцы старших уважают и побаиваются отказа. Был, правда, случай, даже в нашей пуританской деревне находятся смельчаки… Соседский мальчишка как-то пристал: возьми в баню с собой, спинку потру за так.

     Знаем мы это «за так», обязательно потребует плату натурой, а в бане скользко, не увернёшься. Вижу, очень хочет, слёзы на глазах, решила пожалеть, ладно, говорю, возьму, но вместе не пойдём, стемнеет – я пойду, а ты чуть позже.

     Что у меня с мальчиком было в бане, сам знаешь…

     Парень слово сдержал, не проболтался, потом как-то сама позвала – нет, говорит, не могу, девушка у меня есть…

     ****

     – Да что ж ты так долго е…ёшь? Я уж дважды кончила. Да не беспокойся ты, не ускоряй, кончить в себя дам, надеюсь, не залечу, а залечу – так мне и надо, старой развратнице.

     Ну, думаю, теперь успокоился, нет не уходит, пообнимал её, потискал и снова начал, кончил. Я не вытерпела, пошла в сени, и вдвоём с мамкой выперли его на сеновал.

      ***

     У Вовки тёти не оказалось, но на печи он спал с бабой Полей. Окончил школу – и у них случилось то же, что у тебя с Дуняшкой, и оба довольны: теперь, пока Полину не вые…ет, не заснёт. А она первый день дала ему пое…ать с интересом и любопытством, на другой день дала по инерции, а на третий стала его отталкивать – не надо ей уже так

     часто. На четвёртый придумала подложить вместо себя помоложе – и преуспела.

     У многих женщин и после семидесяти тело и лицо состарились, а манда молода и в полном чувствии, хорошо откликается, особенно если долго не было.

     ***Интим у бабушки с внуком в те годы в нашем районе случался по разным причинам, но главная причина, конечно: мужчины не вернулись с войны. Учтём, что бабушки были деревенские, довольно молоды, рано овдовели, их женский орган давно не знал мужчину и был активен.

     Если двое оказываются вместе на печи, в бане, в копне сена, Амур забывает о разнице в возрасте и начинает резвиться у них между ног.

     Внук Вова и баба Полина предполагали, что это случится по окончании школы, но каким образом – не думали. Даже поэт не знал: «Знает только ночь глубокая, как поладили они...» Полина оправдывалась, что заснула, приснилось, что рядом лежит муж и она потеребила его елду.

     А Вова вообще говорит, что долго не мог заснуть, его предупредили, что Полина ему даст по окончании школы, он готовился её пое…ать, но у него не вставал. Но когда женская рука его х…й впервые потеребила, тотчас встал, а дальше всё само собой случилось

     Интим у Гены с Груней не планировался, он-то, поимев Дуню, захотел пое…ать и её мамку; увидев в ней вполне привлекательную женщину, пытался уговорить, но Груня отказала. Но постепенно всё же захотела и даже сама стала его уговаривать, узнав, что Вова е…ёт Полину, а я-то моложе... и я так хочу попробовать.

     Но деревенские нравы одобряли, когда Генка поё…ывал Дуняшу, это «законно», но то, что он оприходовал и её

     мамашу, могли не одобрить, это «незаконно» и это нужно было скрывать...

     Ох уж эти метаморфозы и странности любви... То, что эти две известные на селе пары после первого опыта продолжали сожительствовать ещё почти год, говорит о полной гармонии и взаимоудовлетворении.

     Некоторые трения всё же возникали: молодым хотелось почаще, но пожилые позволяли раза два – утром и вечером, а то и раз; разве что Гена иной раз овладевал Груней днём. Она отбивалась, е…лю чуя, смеясь, дразнясь и торжествуя, но тщетно… Генка упорно добивался своего, и Груня, .внешне нехотя, но в душе торжествуя, сдавалась, х…й всё равно прорывался ей в п…ду и делал своё дело весело и азартно... Эх, жизнь бекова, пое…ал бы, да некого, но ежели у кого есть е…учая тётушка, что в бабушки годится, как Поля или Груня, то «и жизнь хороша, и жить хорошо...»

     ***

     – Я вам с Дуней не мешала, теперь расплачивайся натурой, – продолжала Груня.

     – Баба Груня, да я за, давно уже тебя хочу, не надо меня уговаривать. Как увидел твою богатую попу, так места себе не нахожу, всё думаю, хорошо бы к ней сзади пристроиться, но думал, что внук с баушкой, хоть и двоюродной, – это нельзя, да и ты сразу сказала: не дам.

     И Генка обнял Груню сзади, прижался членом к пышной попе, юбка у неё упала, у Гены упали брюки, оба оказались по пояс голые, член застрял меж ягодиц, он начал её нагибать, она всё поняла и стала раком... Затем выпрямилась.

      -Нет.Хочу немного романтики и воспоминаний.Притворись,что я у тебя первая,ты смущён,робеешь,стыдишься,боишься попросить близости. Просишь показать титьки,потом– заголить подол, погладишь ляжки,скажешь,что у меня всё лучше,чем у Дуни,что я самая

     красивая на селе,нет ,на районе,что ты мечтал полежать со мной на печи,вместо Дуни,с первого класса и не верил,что когда-нибудь буду твоей полюбовницей,что завтра достанешь

     мне с неба звёздочку

     А я буду говорить:нет-нет,не сегодня,не сейчас,что Дуне скажем,её не будет неделю,ещё успеем,может быть завтра,потом.И только когда почувствую,что ты весь дрожишь и стучишь своим стояком мне по лобку,я сдамся

     под ласками,разомлею,запылаю страстью,сниму трусики,

     раздвину ляжки и открою тебе моё царство любви, неги

     и райского наслаждения (никогда так не говорила мужчинам,и вот на тебе, завораживаю отрока):

     ну так и быть,дам тебе,циник,то,чего хочешь и столько,

     сколько сможешь взять...

      ….

     – Нет-нет, не хочу здесь, на полу, хочу первый раз на печи, как с Дуней, пусть даже на спине… Ещё как можно, – бормотала она уже на печи, – даже с родной бабушкой, а я-

     то даже не родная, а просто молодая бабуля... ох... ой... о-о-о... Что же ты со мной делаешь, прям как дед Мазай... Свой первый раз вспоминаю... Тоже мой первый мужчина через жопу хотел... Мне тогда было 13, а ему под 60, а сегодня всё наоборот, тебе 13, а мне…

     Дед Мазай пригласил в лесок на зайцев полюбоваться, я любуюсь, один ушастый нахалёнок пристроился сзади к зайчихе и часто-часто дрючит её, на нас ноль внимания, даже косит в нашу сторону с насмешкой. Ах так? Наклонилась как бы за земляникой, руками держусь за берёзку, ветер сарафан взметнул, и оголилась моя прекрасная, рано созревшая попа. Мазай уловил златой момент и сзади взломал мою нежную целку своей грубой оглоблей... Я и охнуть не успела, а он уже за бёдра меня ухватил и е…ёт, только яйца по попе стучат, все зайцы разбежались. Вот что жопа-то животворящая делает, моя попка мужиков завораживает...

     Куда, куда суёшь, паразит? Не смей, не балуй... Не хулигань. Ишь ты, хотел попробовать не туда, мне это не надо. Я тебе дала «через жопу» – это не значит, что в попу, вот так, теперь правильно... Так и е…и...

     Ай да Генка, ай да сучий сын, сам мал, да член как у взрослого, и как е…ёт, аж до донца достаёт... От бабы за уши не оттащишь... Мальчик мой, да ты половой гигант: и дочку, и мамку поимел в очередь, очень я довольна, всегда так поступай, никогда не смущайся, не стесняйся; уловил намёк, что она не против, действуй смело, без оглядки на притворное «нет-нет, не надо, не здесь, не сейчас, жду гостей, можем не успеть, отложим на потом» и ещё кучу отговорок. Не слушай, будь мужиком... Точнее, слушай, да е…и и е…и...

     ***

      Позволим отступление про известный курьёз в нашем подъезде. Любимая отговорка жилички нашего подъезда, красотки Марковны:

     – Муж может не вовремя вернуться из поездки. У тебя, куманёк, уже встал? Ещё бы – после ухи из судака. Ну, тогда давай действуй, семь бед – один ответ. Да потише ты, соседка очень чуткая, через стенку всё слышит, завтра будет ехидничать, и случиться у нас беседа:

     – С кем это ты, Марковна, всю ночь е…лась? Весь подъезд слышал.

     – А я чё? Побойся бога, Матрёна, что ты себе вообразила? Слово-то какое – «е...лась»… Ну, может, позволила в губы поцеловать,

     – А ты?

     – Что я? Тоже поцеловала, кум ведь приходил проведать, судака просил сварить.

     – А он?

     – Чё он? Ну, может, кофточку разрешила расстегнуть, груди потискать.

     – А ты?

     – Постукала пальчиком по ширинке: есть кто живой?

     – А дальше?

     – Что дальше? Ну, опрокинул он меня на диван, ляжки раздвинул, загнул «салазки», помахал своим стояком перед губами, и на лице, и там, на тех губках...

     – Туда?

     – Да я никому, кроме мужа, туда не позволяю, ни-ни... И всё... Дальше не помню, кажись, ничего не было, вот те крест... Хотя... утром кум ушёл довольный...

     – Ну не морочь ты мне голову, Марковна, не помнит она, видите ли, было ли что. Да не бывает так, чтобы мужик помахал стоячим членом у твоей промежности, коснулся

     залупой твоих входных губ, остановился, встал, надел штаны и ушёл.

     Ну да, он уже в четвёртый раз за ночь тебя е…ёт, а ты всё думаешь, что только в губки целует. Ведь говорила же ты ему строго: только поцелуи можно, е…ать не дам. Лифчик расстегнул – ладно, грудь потискать дам – и всё, трусики сдёрнул – ничего, можно… Нет-нет, х…й свой стоячий, грубый, толстый в мою нежную, ласковую п…дину не суй, нельзя… А он прям тебя и слушает, он это за кокетство принимает, за игру, ты чего-то бормочешь, а он молча е…ёт и е…ёт.

     Ты не помнишь ничего, а тебе скажу, как было: всадил кум свой видавший виды х…ище в твою изголодавшуюся недоеб…нную п…дищу и всю ночь драл тебя, свою кумушку с попой-пышкой, кошку мартовскую, невзирая на твои стоны сладострастия; весь подъезд слышал, как диван трещал, а ты ещё и подмахивала во сне. Диван-то цел? Не развалили? Только ножки надломились? И влагалище натёр своим толстым? А ты ему засосы на шее? Ну-ну… Эх, мне б такого кума...

     – Матрён, да не вопрос, он завтра позвонит, поздравит с Яблочным Спасом. Мой-то уж дома будет, так что принять его уже не смогу, так я его к тебе перенаправлю, ты же помоложе, да и попа у тебя поболе моей, и не стесняйся её показать. Он смешной такой, когда говорит, и всерьёз: увидеть твою жопу – и умереть. Эх, как мало мужику надо для полного счастья. Так что жди гостя и яблочко готовь, в смысле свою... эту, ну ты понимаешь... Да я имела в виду кушетку, а не п…день, как ты подумала. Но ты тоже имей в виду: у него как встанет – 19,5 см, сама линейкой замеряла.

     Ох, может, ты и права. Ну конечно, игра, я шутя говорю: «Нет-нет, не дам», – а сама х…й двумя руками держу. А утром он заявляет: «Я в тебя семь раз кончил». А я:

      «Не было у нас ничего, не помню». Он мне пощёчину, а я его целую на прощанье: «Не забывай, милый». Признаюсь тебе, Матрёнушка, как баба бабе, когда остаюсь наедине с мужиком и он достаёт из широких штанин это, я закрываю глаза и затыкаю уши, и только чувствую, что у меня там что-то толстое и длинное, мужское, а короче – х…й, ёрзает-ёрзает. Я его вроде как выталкиваю-выталкиваю, а он не выталкивается, а наоборот, ещё глубже входит и входит мне в п…ду, и я погружаюсь в нирвану, и ничего не помню или стараюсь не помнить, и наступает блаженство, словно я совершенство, будто я идеал. Но вот всё стихло, думаю заснуть, ан нет, оно опять туда легко проникло, ибо ляжки у меня почему-то бесстыже раскинулись и я в прострации, и снова оно начинает там ёрзать быстрее-быстрее, и опять отпад.

     И так до утра, заснуть не удаётся. Ты это называешь е…ля? По-учёному это – половой массаж, полезный для здоровья, а по-моему, это мистика, НЛО из другого измерения посетили меня, а какой с НЛО спрос.

     Вот такая у меня была волшебная ночная романтика, а у тебя, Марфа, одно на уме: кому я всю ночь подмахивала да кто меня всю ночь е…ал? А мне без разницы, кто меня всю ночь любил, хоть пришелец из других миров.

     Я воспринимаю ночного партнёра отстранённо, безучастно, как сказал классик, «наслаждаюсь не любя», пассивно позволяю ему проделывать это со мной всю ночь, даже не подмахиваю: у меня попка классная, габаритная, упругая, сама пружинит.

     Чего скрывать, кум иногда навещает меня, когда муж в отъезде, говорит, что в основном из-за моей попы, полюбоваться на голую днём (третье место после Квитко и Кардашьян) так и просит: «Задери подол, кума, покажи». Я краснею, что ты, как подросток, но не перечу, показываю, да

     ещё и поиграю попою, но мне непонятно зачем. Если б возбудился, наклонил меня, поставил раком и поимел в попу, я б поняла, но он признаёт только спереди и е…ёт только в п…ду. Муж вообще мою попу, главную мою красу, не замечает, но попадались партнёры – просто умоляли начать «через жопу» и в попу, нехотя позволяла разок, чтоб прочувствовал и успокоился, но вторую «палку», уж извини, кинешь только в п…ду. И попружинить на ней ночью – тот ещё кайф.

     Кум-то навещает и пользует меня всю ночь не впервой, но мы всегда делаем вид, что он овладел мной в первый раз, наполовину силой, а я отдалась и уступила ему тоже впервые, и я якобы такая робкая недотрога, не познавшая мужчину, и очень боюсь близости, бегаю вокруг столов, кричу негромко, нет-нет, теряю на бегу кофточку, лифчик, юбку и трусы, волосы летают, сиськи колыхаются, руками размахиваю. Он бегает за мной, теряет на ходу рубашку, брюки, подштанники, член торчит, колыхается, упирается 105.мне в попу, я наклоняюсь и отклячиваю попу, мол, начинай, отсюда, – не хочет. Сгрёб наконец меня, нагую нимфу Хлою (в некоторых сектах есть такие дни, когда сначала поют псалмы, затем тушат свет и в суматохе кто какую сгрёб, тот ту и у…б), развернул к себе передком, прижал к груди мои тугие титьки с затвердевшими сосками, член упёрся в мои ляжки и застрял там. Хватает в охапку, заваливает на диван, я как бы отбиваюсь, но мои ножки уже уютно улеглись ему на плечи, руки поймали его член, он руками ухватился за мои груди, а я осторожно и бережно раздвигаю входные половые губки залупой, отпускаю на волю член, он начинает медленно двигаться известно куда, и замираю на всю ночь. Кому не спится в ночь глухую: петуху, разбойнику и х…ю, ну ещё моей гостеприимной п…дёнке, которая ждала его в гости почти месяц.

      А нам нравится поиграть в фавна и нимфу, люблю, чтоб партнёр за мной побегал в прямом смысле, проявил первобытный инстинкт охотника за дикой самкой из соседнего племени; даже Адам долго бегал за голой Евой (лопушок на п…де не в счёт) вокруг злосчастного дерева, прежде чем она ему дала.

     Потому что хотя Змий-искуситель и нашептал ей на ушко, что и как будет, но увидев, как Адамов кончик, всегда маленький, висел и не вызывал интереса, вдруг вырос втрое и торчит колом, как тут не забоишься. Но Змий ничего не объяснил Адаму, и Еве пришлось его обучать:

     – Не волнуйся, ты его вставишь мне меж ног, и он станет прежним. Дальше не идёт? Ничего, там у меня тоненькая мембранка, нажимай смелей – и порвёшь её. Весь вошёл, теперь не ленись, двигай туда-сюда... Будешь это делать каждую ночь, и не раз... Как это называется, что мы делаем? Позже скажу, не всё сразу. Что? Не будешь ждать ночи? Ещё хочешь? Понравилось со мной этим заниматься? 106.Хочешь днём ещё раз меня пое…ать? Ой, прости Господи, слово-то запретное...

     Тут раздался голос архангела:

     – Ева, ты где? Выйди ко мне.

     – Я в кустах, Гаврюша, не могу выйти, я нага.

     – Вона как, что я тебя, голой не видел?

     – Не могу, меня Адам е…ёт, залез на меня, я к тебе попозже зайду...

     – Понял, как он слезет, подойди, я тоже теперь тебя хочу…

     В тот же день Главный Садовник обо всём прознал и изгнал за периметр из Эдема всех троих – и Еву, и мужа, и любовника: не потерплю, говорит, безобразий в моём саду. Вот такая история про славные эти дела в нашем втором подъезде рассказана мне была.

     Ночью всё наощупь, позы нам не важны, я всегда на спине, главное, что наши важнейшие контактёры – его стержень и мой канал – хорошо чувствуют друг друга, любят друг друга, а другая, возвышенная, абстрактная любовь нам не нужна. Не важны также моё лицо, груди и ляжки, всё, кроме попы. Классик осуждает такой интим, мол, это недостойная забава, даже «разврат». А мы несогласны, и нас большинство: в конце концов, не только мне было приятно, но и кум услаждался мной всю ночь. Не осуждайте, да не судимы будете.

     ***

      Но вернёмся к Геннадию и Груняше.

     – Можно теперь я вас с Дуней буду по очереди?

     – Гена, милый, ну что ты такое говоришь – «по очереди»? Тебе что, всё равно, кого е…ать, что маму, что дочку, что постарше, что помоложе? Ты хоть какую-то разницу уловил? Или ты из тех мужиков, которым не важно, какая баба, лишь бы п…да была на месте? У меня-то и попа пошире, и тити крупнее, а п…да поуже и плотнее, но главное – я стара и думала, что моё время кончилось, а ты вон что удумал – «по очереди». Видно, понравилось, но это потому, что Дуня уже поднадоела, а тут новая, чужая тётя-пышка, у тебя просто азарт на новенькую. Посмотрим, что завтра скажешь, Дуни ещё неделю не будет, приходи завтра; если у меня возникнет желание и буду готова, то дам, а пока говорю: нет.

     Так что нет, нельзя. Дуня может хоть каждый день, а я раз в месяц тебе дам, ну, может, два-три, если очень захочешь. Нельзя с роднёй (инцест), говоришь? Это когда собираются завести детей, а во всех остальных случаях с роднёй можно – это всего лишь баловство, так что не

     стыдись и не смущайся, е…и любую родню, главное, чтоб оба хотели, и тебе и мне чтоб было приятно и никто не знал.

     (Замечу в скобках, хотя Полина и смогла лишить Вовку девственности и разбудить в нём мужчину, соответствовать в плане интима уже не могла и пригласила на помощь молодую доярку, соседку Марфу. Та подоит корову руками на утренней дойке, а затем выдоит Вовкин писун своей кункой: у Вовки по утрам – утренний стояк, нужна женщина. Она нагая шмыг к нему бочком под бочок, он спросонок («Иль это только снится мне?»): ба, рядом лежит нагая баба с голой пышной попой к нему, жаром пышет. Ннежно развернул её на спинку, она не брыкается, а покорно раздвигает ляжки, томно и призывно дышит. Эх, одиножды пять – легли отдыхать, одиножды шесть – он её в шерсть, одиножды семь – он её совсем...

     Тут у него руки тянутся к соскам, е…ло – к вагине, минута – и любовь свободно заскрипит... Почему Вовка не заметил предутреннею подмену, затеянную Полиной и Марфушей? А кто б заметил? Его эротические сны обернулись явью. Его совершенно не занимали черты лица новой пассии, размер её талии и бёдер, номер лифчика – только то, что ниже пояса. Без предварительных ласк и слов он сразу устремился туда, чтобы «спрятать звон свой в мягкое, в женское», как сказал классик, и получить неоценимую награду. И он прошептал:

     – Полежи ещё, милашка, не уходи, будем ещё...

     И услышал ответ:

     – Да-да, милёнок, я твоя до восхода солнца!

     – А что потом, а что потом? – он спрашивает шёпотом...

     Потом... они расходились довольные: он лошадь запрягать, она скотину кормить. Года через три-четыре

     гражданского брака они расписались и ласкали друг друга уже не только по утрам…)

     ***

      Феномен и чудо Геннадия Ивановича (и Владимира Семёновича тоже) в том, что он, «не трудясь и не заботясь», бесплатно заполучил двух прелестниц, двух сельских красоток – дочку и мамку её (а Вовка – двоюродную тётушку и соседку-молодку) – за один день и в самом начале мужских свершений. Многие мужчины, чтобы обмакнуть свой кончик в нектар-амброзию женской волшебной пещерки, тратят полжизни, отдают «златые горы и реки, полные вина», полцарства и даже жизнь (за ночь с Клеопатрой, Эсмеральдой или царицей Тамарой). А Генка и Вовка – всё даром.

     Что будем делать? Завидовать будем...

     Впрочем, чаще бывает наоборот: роковая красотка достаётся в один день нескольким нахальным домогателям. Как сказал классик: «Досталась я в один и тот же день Лукавому, архангелу и Духу...» Не забыл ли классик её мужа Иосифа?

     Дуняша дополнила рассказ последней встречей с Геной:

     – Смотрю в окно: Гена к дому подходит, сняла трусы, пуговки расстегнула и снизу, и сверху, села на лавку с вязаньем, ляжки выставила. Входит Гена, сразу меня за ляжку хвать.

     – Да подожди ты, говорю, давай посидим, чаю попьём, расскажешь, что нового.

     – Я-то, говорит, подожду, да он ждать не хочет, видишь, какой сердитый.

     – Ну, давай его успокоим, куда мне прилечь?

     – Да никуда, сиди, не шевелись, сидячую буду.

     Теперь иногда мы с Дуняшей е…лись при Груне, не стеснялись, но никогда не было втроём, и Груня ни разу не дала мне при Дуне, только тайком, обязательно покраснеет и зажмурится.

      ***

     – Ну школу этого ты прошёл, и мамка мне призналась, что у тебя с ней было, и не раз, а я ревновала до слёз, но пора тебя с девочкой познакомить, могу с Ниночкой Саунькиной тебя свести, она намекает: не прочь взрослой стать.

     – Нет, Дуняша, завтра в школу в Личадеево, похоже, это прощальное свидание. Но знакомиться я буду только с такими, как ты и... твоя маманя, и по возрасту, и по фигуре, мне нравится, чтоб попа была большая и пружинила, тогда отдаёт хорошо.

     …Мне остаётся только добавить, что он западал на таких женщин, которые нравились Кустодиеву и Рубенсу: поэтов, как известно, интересуют и завлекают в основном «ножки Терпсихоры, Дианы грудь, ланиты Флоры...» Но Геннадий смотрит и оценивает исключительно только женскую жопу: лишь «она пророчествует взгляду неоценимую награду»!

 

     Тётя Клава и Генка в бане

 

На фото: тётя Клава в бане («не подходи с плохими намерениями, – веником отхлестаю...,хотя,как выйдем в предбанник оботрёшь меня полотенцем,тогда может быть...чего?хочешь посмотреть,что под веником прячу…

     хочешь меня мокрую,ох уговорил,циник,такой молодой и такой уже наглый... »)