Текст книги "Грации и грешники (СИ)"

Автор книги: Александр Шмонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

      Письмецо это к подруге Виолетте случайно обнаружено в её старом сундучке.

      Вот оно без отточий и купюр.

      "Милая Летточка, на днях я с помощью Божией уепала самого Пушкина:это 40-й номер в моем Манонлесковском списке. Поэт, как ты знаешь, весьма слаб на передки: завидев мою крутую линию бедра, начал прикалываться изысканно до неприличия.

      Два дня я косила под невинную недотрогу /как выражается моя дворовая девка Дуняшка, строила из себя целку. O,the vulgar!/.На третий прогнулась и оттянулась по полной. Ты же знаешь, in position «амазонка в седле» мне нет равных во всей Курляндии.

      Как говориться в одной из этих terrible дуняшкиных припевок:

      Мы с милёнком целовались

      Ночью,днём и вечером.

      Целовались бы ищо,

      Да болит влагалищо.

      Как у тебя с 41-м, помниться он из кавалергардов.

      Уложился ли он в твой малый

     норматив непрерывности: «ночь – день – ночь штрих».Отпиши.Целую.

      Твоя Нюрочка.12.06.29. Vale."

      Пришли ко мне.

     – Мужики,– говорю,– что тут спорить: оба хуже. Суть не в том -

      кто был «сверху»,а в том, что растрепались на весь свет.

      Задумались мужики.

      И то верно. Никто ещё не избежал соблазна похвастаться своими

     успехами «в этом».Даже А.Пушкин. И... А.Керн.

     г.Рига.А.П.Керн– вавилонская блудница ,»гений чистой красоты» поджидает поэта и он навсегда

     запомнит «чудное мгновенье»

     Три грации и племянники

На фото: сёстры Полина, Клавдия, Евдокия в ожидании племянников

     Жизнь надо прожить так, чтоб было что вспомнить,

     но стыдно рассказать.

     Народная мудрость

     ***

     Роясь в давних интим-историях нашего большого села, нельзя пропустить историю трёх двоюродных сестёр, трёх граций: Полины, Клавы и Дуни, – и их племянников: Вани Ласанкина, Жени Шарова и Сани Шамшина.

     Сёстры были замужем в трёх разных сёлах: Левашово, Круглово и Саваслейка, что на реке Велетьма, – и нередко собирались в семейном кругу в большом двухэтажном доме у Дуни. И они удумали помочь своим недорослям, окончившим школу, расстаться с девственностью с помощью их самих, а не за счёт самоудовлетворения. Чтобы закрепить у юношей в голове, что заниматься интимом с женщиной на порядок приятнее, чем суррогатом и паллиативом и спускать своё интим-желание в анал, орал или в руку.

     Сами-то они потеряли невинность в 15 лет с 35-летними мужланами, а теперь договорились проделать это с 15-летними племянниками, а самим-то уже 35. Да так, чтобы в том же месте, где был их первый интим-опыт, и более этого с племянниками не повторять: сделали дело, направили их на правильный путь – и дальше пусть сами, со сверстницами, разведёнками, вдовушками, ну а повезёт – и с замужними, но с другими.

     Дуне целку сломал случайный купальщик на реке Велетьма. Она загорала на одном из многочисленных речных песчаных диких пляжей.

     Ох уж эта речка моего детства: она тянется на 100 километров от Выксы до Навашино и впадает в Оку где-то под Муромом. В начале пути это сосновые боры, интимом пропитан воздух, природа шепчет... Молодёжь из прилегающих сёл назначает там романтические свидания, взрослые приходят за разовыми любовными приключениями.

      Краеведы пока не могут подсчитать, сколько на её берегах сломано целок.

     Туда заходила и известная нам Светлана Ивановна, устраивалась чуть в сторонке, чтоб побыть одной. Но вот поблизости расположился подходящий партнёр. Она снимала лифчик и трусы, купалась и медленно выходила из воды прямо на него, проверяя неотразимость своего тела. Тот вставал, снимал трусы, и его член торчал ей навстречу. Она опускалась перед ним на колени и на миг касалась члена губами; она не брала в рот, ей это было противно, но делала это, чтобы подчеркнуть согласие и укрепить его уверенность, к тому же член становился твёрже...

     Там бывал и я, но был ещё молод и глуп и ни разу не воспользовался ситуацией, когда оставался один на один с незнакомкой. Я полагал, что надо познакомиться, поухаживать, и, может быть, через год дойдём до этого, а сразу – боялся опозориться, не встанет в нужный момент...

     Одна, видя мою робость, предложила познакомить с мамой. У неё такая же фигура и манда. Ей нравятся робкие, неумелые, молоденькие, нецелованные, не допускающие небрачного интима. Она их терпеливо раскрепощает, развращает, и когда наконец они отваживаются её пое…ать, то краснеют и сгорают от стыда, а она испытывает двойное удовольствие – и от самóй несмелой е…ли, и от их смущения, – наблюдая за их лицами. Они зажмуриваются и отворачиваются, но она постепенно приучает их смотреть ей в глаза.

     – В глаза мне смотри. Что сейчас со мной делаешь?

     – Ну, занимаюсь любовью.

     – А точнее, как в народе говорят?

     – Ну, е…у тебя.

     – А поконкретнее: что куда вставил?

     – Ну, свой х…й тебе в п...ду...

     – О боже, наконец-то! Клещами из тебя правду вытаскиваю. Какая же я дура! Учишь-учишь иного неумеху, а он потом всю ночь с меня не слезает...

     Но как только они смелеют и е…ут её по-хозяйски, она их бросает, ну а наглым и самоуверенным вообще не даёт: я, мол, не такая, я жду трамвая...

     Другая:

     – Я в залёте. Дай денег на аборт – и е…и сколько хочешь...

     Третья:

     – Дам, но пообещай, что женишься.

     – Не могу обещать, живу от стипендии до стипендии...

     – А ты соври.

     – Как можно?

     – Тогда иди в жопу!

     Вот Дуня лежит на песочке. и почему-то ей вспоминается срамной детский стих. В нём говорится, что как-то к девице на песочке подошёл заезжий бандит и предложил отдаться за полтора рубля, и она, дурёха, согласилась. А он:

     ...Е…ёт, е…ёт – устанет,

     На камушек присядет,

     Газетку почитает

     И снова начинает...

     «Разве так можно, я бы убежала...» Но вот рядом с юной Дуней расположился мужик (то ли лесник, то ли грибник, но скорее прапорщик с Саваслейского военного аэродрома) и голым пошёл в реку. Выходил медленно, уже напротив Дуни, пристально смотрел на её юное тело, и у него, о боже, торчал длинный толстый писун. Такое она видела впервые, и вместо

      того, чтобы убежать, оцепенела; ляжки раздвинулись, трусы

     как-то сами снялись, лохматая промежность открылась,половые губы замерли в предвкушении и ожидании непонятного, ноги согнулись в коленях, лифчик расстегнулся...

     В 1955 году на Саваслейский военный аэродром пытался совершить посадку терпящий бедствие гражданский Ту-104, недотянул два километра до полосы, и мы, студенты Кулебакского техникума, всей группой ездили зимой посмотреть на это чудо, застрявшее на просеке.

     Вот так и Дуня лежала расхристанная, распластанная на песке, как этот лайнер. Теперь она женщина, а виновник исчез, будто и не бывало.

     «Ну как так можно? Неужели ему не понравилось? Мог бы поговорить после этого, познакомиться, предложить встречаться. Через год я получу паспорт, и мы бы подали заявление...» И у неё полились слёзы. «Это глупое детство прощается с тобой...»

     Минуло 20 лет, теперь Дуня лежит под тем же кустом, и рядом Саня Шамшин.

     – Санёк, ты воспринимаешь меня как женщину или только как родственницу?

     – Дуня, что ты говоришь! Да я хочу тебя чуть ли не с первого класса. Ты моя богиня чистой красоты. В третьем классе ты стала мне сниться по ночам, и мы с тобой занимались любовью. По окончании четвёртого ты последний раз мыла меня в бане, я надеялся, у меня впервые встал, но ты не дала, плеснула на член холодной водой – и он упал, и себе плеснула между ног. Я заплакал, а ты поучала меня: мужчина не должен огорчаться, когда женщина отказала, а должен переносить это мужественно и достойно. – Продолжай, мне приятно слышать, как ты меня любиш

     – Когда ты была у нас в гостях с мужем, я слышал ночью через стенку, как он тебя е…ёт, кровать долго скрипит,

      26-

      и ты стонешь от сладострастия; а я плакал в подушку, хотел быть на его месте, царапал стенку... Вы затихали, скрип прекращался, и я засыпал. Ан нет, ещё за ночь два-три раза. Вы будили меня своим скрипом, а утром кошмар начинался снова, снова целый час у вас скрипит кровать… Сколько же можно тебя терзать?! Но ты счастливо хихикаешь, а я, несчастный, снова в слезах... Если сегодня откажешь, не заплачу, подожду ещё...

     – Вон какие дела открываются. Но сознаюсь: так долго он «терзал» меня в ту ночь потому, что в чужой кровати, в чужом доме, в другой обстановке и воображал, что е…ёт твою мамку, шептал её имя – весь вечер на неё зыркал, а желание вые…ать сестрицу сорвал на мне. А дома обычно раз в неделю, по субботам... Эх, откровенность за откровенность: мамаша твоя признавалась, что у неё с моим было, и с Клавиным тоже было. Чего уж там скрывать, были мы моложе, и как-то остались с твоим отцом вдвоём. И как ты думаешь, он упустил момент? Ещё чего! Не слезал с меня полночи. Что было в остальное полночи? Ну как что: уговаривал меня... А как-то и Полинин муж уговорил меня, уже на всю ночь. Должен ты знать: каждый из этих трёх мужиков хотя бы раз попробовал каждую из моих сестёр, и, соответственно, каждая сестра хотя бы раз переспала с каждым мужем сестры, а семья только прочнее, такова жизнь...

     Такой периодический «обмен» мужьями оказался полезен для сестёр: только муж охладел – как «случайно» оказался наедине со свояченицей. Полночи её уговаривает, она отталкивает его: «Нет, нет, так нельзя. Да не лапай ты и не целуй. Убери руку с лобка, потрогал – и хватит, а х…й мне в п…ду вставить не дам. Так сильно встал у тебя, так -

     сильно меня хочешь? Тебе сестры мало, что ли? Только один раз, говоришь, и угомонишься, оставишь меня в покое? Ну. ежели обещаешь... Ты действительно считаешь, что я самая красивая из сестёр? С этого бы и начинал. Полине так не говорил, когда её три месяца назад уговорил… Ох, Парис ты мой, где твоё яблоко? Ну ладно, давай вставляй, какой горячий. А у меня погорячее, чем у Полины... Ну, теперь-то всё, успокоился? Нет? Ещё хочешь? Зачем поворачиваешь меня на живот? Через жопу хочешь? О-хо-хо, коготок увяз – всей птичке пропасть... Что, ещё? Бог троицу любит... Хочешь, чтоб я сверху? Вот так свояк! За одну ночь во всех позах меня поимел...»

     И вспомнился ей её первый опыт и первый мальчик, по прозвищу Хохон. Прозвенел последний школьный звонок, они шли домой из Личадеева в Левашово через рощицу, и он начал читать ей стихи:

     Шли мы лесом-просеком,

     У ней п…да с волосиком.

     Попросил всего разок,

     А наё…ся как бычок!

     Она села на пенёк, сняла трусики, раздвинула ножки: смотри, у меня уже есть волосики... И они начали отмечать окончание восьмилетки...

     – Ох уж эти мужики! Какие все вруны и обманщики, что Хохон, что свояк, что первый, что последний: обещали всего «разок», а е…ли меня один весь день, другой – всю ночь. Ни стыда ни совести... Через два-три месяца они забывают об обещании: больше ни-ни, – и всё повторяется, и Клава– – снова новая, чужая жена, и у них всё впервые. А 28.налево сходить уже ни у кого ни желания, ни сил, ни возможностей, остаётся -только крепче любить свою жену.

      А тебе совет, : не будь однолюбом, не зацикливайся на мне, не обедняй интимную жизнь, попробуй и другую мою сестру, . ну Ну, бывают сверх продвинутые – и мамку не пропускают, но я б не советовала, замучают угрызения совести... ну Ну а самые хитрые мамки дают сыну втёмную, обустраивают всё так, что он думает, что отъепал отъе…ал соседку... -Нет-нет, сегодня я твоя, я просто хотела это сделать с тобой под этим кустом... Тебе осталось выполнить мою последнюю просьбу – и твоя мечта детства исполнится: я буду твоей первой женщиной... и можешь «терзать» меня целый день, . ну Ну а чтоб всю ночь, это у тебя всё впереди, с молодой женой, а сейчас надо пройти в воду голышом и вернуться ко мне.

     Когда Саня возвращался, она расстегнула лифчик, медленно сняла трусики, раздвинула ляжки, согнула ноги и показала ему промежность, половые губы её затрепетали, соски титек затвердели... У него встал, она увидела, что это не меньше, чем тогда у прапора, и просияла, а он опустился на колени перед царицей Велетьмы…

     Повторив, они искупались и покинули пляж. Он шёл чуть сзади, смотрел, как она виляет попою, и у него встал снова. И он ткнул его ей в попу через платье. Она оголила великолепную попу, нагнулась, ухватилась руками за сосенку и отклячила попу. Яйца застучали по ягодицам, его живот шлёпал ей по упругой жопе... Дважды спереди на пляже, на песке, и дважды через жопу в сосновом бору, под пение щеглов – так отметил он расставание с девственностью...

     Клава потеряла невинность в бане. Ей пошёл шестнадцатый. Она напросилась в баню с двоюродным дядюшкой Петей, 35-летним верзилой – мол, похлещу тебя веничком...

     – Ну, пойдём, да без глупостей, мала ещё для этого, хотя у тебя вроде уже всё есть...

     Как там в детском стихе:

     Истопила Дуня баню,

     позвала соседа Ваню

     Париться с собой...

     «Ваня, что торчит меж ног такое,

     Толстое большое, – просто чудеса?»

     Отвечает Ваня: «Это „колбаса“.

     Если хочешь «пообедать»,

     Колбасы моей отведать,

     На спину ложись, ляжки раздвигай,

     Вкусно ль – отвечай!..»

     Клава закусила губу: «Мала ещё, говоришь? Ну, я тебе покажу...» Помылись, она встала напротив, подставила п…ду – нет реакции; взяла обвисший его член в нежные девичьи ручки и провела залупой по волосикам на кунке... Встал как железный.

     Последнее время жена ему поднадоела; она потолкает его в бок, он вроде хочет, да не может – не встаёт. Идёт в ванную, берёт лохматую мочалку, трясёт перед членом – чужая-чужая, пощекочет мочалкой залупу – член встал; проткнул и нанизал мочалку, идёт к жене, е…ёт через мочалку и шепчет:

     – Чужая-чужая жена...

     – Петюша, ты чего мне мочалку на п…ду пристроил? А, понимаю, фетиш, вроде возбуждающего белья... Ну и молодец, довольна я…

      Между тем, пока Петя удивлялся, чего это у него так крепко встал, Клавочка вставила его здоровенную стоячую х…ину себе в п…дёночку, поднажала и сама себе сломала свою мембранку. И, не останавливаясь, продолжала нанизывать и дрочить его х…й своей п…дой стоя, пока он не кончил... Теперь ему ничего не оставалось, как поиметь юную женщину, лёжа на банной лавке и на карачках через жопу... Сразу весь ассортимент при потере девственности.

     Минуло 20 лет, и теперь тётя Клава пригласила племянника Женю Шарова в баню, якобы веником похлестать, а на самом деле инициировать в мужчину. Помылись, у Жени встал.

     – Тёть Клав, что делать-то?

     – А ты не знаешь? Не придуряйся. Объясняли тебе мужики, куда его вставлять, чтоб он упал.

     – Говорили, да я стесняюсь, стыдно мне, ты вроде родня. Ой, мочи нет как хочется е…ать, прости, Клава, раздвигай ляжки... иль умру...

     – Ну-ну, не дури, забудь про стыд, это святое дело. Какая я тебе родня – седьмая вода на киселе. Я твоя первая женщина, а это на всю жизнь... Ещё хочешь пое…аться? Понравилось? Ну, значит, сделала тебя мужчиной, как и обещала твоей мамане... Нет-нет, это первый и последний раз, такой был уговор, на завтра у меня муж есть... Ну а сегодня я твоя, е…и сколько сможешь…

     У Полины первым мужчиной был дядя Вася: его жена ушла по делам и попросила Полю посидеть с ребёнком. Она укачала малыша в кроватке, постояла под душем, надела халат, застегнула его на одну пуговку, забыла надеть трусы и

     уселась в кресло рядом с детской кроваткой читать старинный роман С. Ричардсона «Кларисс

     «Это как же так? Сэр Ловелас овладел юной леди Клариссой, когда она спала. Как интересно, мне бы так».

     Она задремала, прикрыв лицо раскрытой книгой. Пришёл с работы дядя Вася, умылся, зашёл в гостиную —что такое? В кресле у кроватки спит юная красотка леди Поля, титьки вывалились из халата, ляжки обнажены до лобка, видна шёлковая шёрстка. У дяди Васи сработал мужской инстинкт; он осторожно, чтоб не разбудить, загнул ей «салазки» и вставил свой стоячий х…й ей в п…ду. Поняв, что стала женщиной, Поля открыла глаза: что это было – сон или явь?

     – Если тебе понравилось, можем повторить.

     – Дядь Вась, жена твоя скоро придёт, не успеем...

     – Это мои проблемы...

     Поля закрыла лицо книгой и притворилась спящей... Жена их застукала, но сцену устраивать не стала: она выходила замуж не целкой и, хотя муж её ни разу не попрекнул, считала себя виноватой и подстроила так, чтоб муж в качестве компенсации сломал целку племяннице…

     Минуло 20 лет и Полине предстояло совратить племянника Ваню Ласанкина на том же месте и в тот же час... Она пересеклась с Ваней у колодца и прошептала:

     – Заходи вечером, буду одна, будем кушать мёд. Вижу, давно хочешь... Мой подарок тебе по окончании школы...

     Ваня знал, что значит есть мёд с женщиной... Пришёл, она читает роман Ричардсона, закрыла лицо, вроде спит, развалилась в кресле, титьки вывалились, ляжки оголились до лобка, видна манящая шёрстка, раздвинула и согнула ноги, промежность открылась, виден вход в п…ду... Совершая соитие, Ванюша потихоньку читал детский стих:

     К тебе пришёл я, ты читала,

     Мой взгляд упёрся в твой перёд,

      Моё дремавшее шептало,

     На боевой вскочило взвод…

      И твой канал моим затвором

     Надёжно, плотно запер я!

     Заперев её канал ещё два раза – она постоянно закрывала лицо книгой, даже когда он имел её через жопу, —он спросил:

     – А как насчёт завтра?

     Полина неожиданно ответила стихами, знала, видать, этот стих:

     Теперь вдвоём мы изучали

     Курс подготовки боевой

     И каждый день в лесок ходили

     Канал ствола прочистить мой!

     – Нет, дорогой Ванюша, это невозможно, муж не позволит, да и зарок я твоей мамаше давала: только раз тебе дать. Хотя на то они и интим-обещания, чтоб их нарушать... Очень уж хорошо ты прочистил мой канал, а лесок манит... Ой, пропадаю я…

     Если женщина говорит «нет», это значит «может быть», если она сказала «может быть», это значит «да»; ну а если она сразу сказала «да», то какая же это женщина…

     ***

     Но любопытно, как сложились дальнейшие отношения этих трёх пар – трёх граций и трёх юношей: Саня и Дуня, Женя и Клава, Ваня и Поля.

     Саня с детства был пылко и страстно влюблён в Дуню, но, овладев ею, тут же забыл, и больше у него с ней ничего не было. Женя вообще считал интим с Клавой недоразумением и более не пересекался с ней нигде, тем более в бане.

      Длительные и странные интим-отношения завязались только у Вани с Полей. Конечно, не на любви к поэзии и не потому, что Поля воспылала («пропадаю я»). В этом случае Ваня попросту бы избегал её и ничего бы у них не было, перебесилась бы и всё, муж бы её окоротил. Но у них возникла «химия» – взаимное притяжение, непостижимое для ума: умом интима не понять, аршином общим не измерить. Они не стали любовниками, не назначали свиданий, не искали встреч, но мир на селе тесен: они пересекались на свадьбах, гулянках, на полевых работах, на сенокосе, даже на похоронах, и их неудержимо тянуло друг к другу, они молча уединялись в укромном уголке, каковых на селе предостаточно, и тихо и счастливо предавались краткому совокуплению.

     Даже зимой, минус тридцать: она в шубе, тёплых шерстяных рейтузах, валенках; он в полушубке, в стёганых ватных брюках, подштанниках с начёсом, тоже в валенках, – невозможно представить, что это возможно в таких условиях. Но она распахивает шубу, он – полушубок, прижимаются друг к другу и падают в сугроб; метель-завируха пытается их остановить, но тщетно, и Ванин х…й непостижимым образом находит щёлку, лазейку, дырочку среди всех её одёжек – прореху в рейтузах в самом нужном месте – и прорывается прямёхонько в Полинину п…ду, чтобы там погреться... и получить – в который уж раз – неоценимую награду за свой нелёгкий труд... В этих условиях Ванюше удаётся вставить в п…ду Полине

      Васильевне только половину х…я, но оба они всё равно счастливы, получив райское наслаждение...

     Насколько же велико желание заполучить эту награду, что даже такие экстремальные условия не останавливают Ивана Петровича; Полечка это понимает и всячески способствует, чтобы х…й Петровича пробрался ей в п…ду.

     Интим в сугробе – наивысшее достижение Вани, достойное занесения в книгу рекордов в этом виде спорта. Но заявку никто не подавал, только Полина похвасталась сёстрам, но те не поверили. Известно ведь, что в области интима все врут даже больше, чем рыбаки и охотники.

     Что было дальше?

     Скорее налейте стакан мне вина, рассказывать нет больше мочи...

     ***

     На этом можно было бы и закончить рассказ о трёх грациях нашего района и трёх их верных поклонниках, если бы не было третьего сезона этого сериала…

     Неугомонные сестрицы решили устроить совместный праздник, то ли яблочный Спас, то ли 8 Марта, и с мужьями и племянниками собрались в большом доме у Дуни в Саваслейке.

     Они хорошо напоили своих мужей самогоном, те быстро заснули, и сестрицы, зная, что не проснутся сутки, принялись плясать, целоваться с племянниками, и каждая со своим «крестником» уединились на приготовленных лежанках в сенях, на втором этаже и на сеновале и занялись любовью. Ровно в двенадцать, по уговору, во всех трёх местах ритмично заколыхались лежанки, послышались стоны сладострастия, шёпот, робкое дыханье:

     – Да не спеши ты так, на всю ночь я твоя... Не успела прилечь, а х…й уже в п…де... Целый год, говоришь, ждал, после первого раза... тогда у речки... Ох и сладкое было времечко... Ну, дождался, зачем же так частить? Не успеваю я подстроиться под ритм...

     Всё бы ничего, но они затеяли «чейндж» – обмен партнёрами: одна уходила, чтоб якобы подмыться, а другая занимала её место. Утром всё стало на свои места, и Ваня, Женя и Саня обнимали своих Полину, Клаву и Дуню, не заподозрив подмены, и доё…вали их утренним стояком. А девочки спохватились:

     – Бабоньки, что мы наделали? Ведь, возможно, племянники е…ли своих мамок.

     – Да не может быть! Это невероятно. Будем считать, что этого не было. С другой стороны, фигуры у нас одинаковые, манды тоже одинаковые, а у них х…и одинаковые. Но на всякий случай в очередной праздник, на Троицу, никаких обменов.

     – А я думаю, что мы просто перепутали лежанки и из трёх раз у нас два раза было с «крестником», так что успокойтесь, инцеста не было, а если и был, это ж нечаянно и это не считается. Да и чего, собственно, страшного случилось, если сынуля в темноте перепутал и мамулю отъе…л? Так что в следующий праздник я за «пересменку»: так приятно воссоздать проделки юности.

     – Ой, девоньки, дайте и мне сказать: я заметила, что наши юноши тоже менялись, когда мы их покидали, поэтому понять, у кого с кем было за ночь, кроме первого раза, невозможно. Известно, к примеру, что Ваня е…ёт тебя, Поля, уже год в самых неподходящих местах, в крапиве, в сугробе, на мешках с чечевицей – все знают об этом, кроме мужа. Поэтому Ваня, возможно, провёл ночь только с

     тобой,можетдля разнообразия с мамулей, а она сейчас скажет, что у них ничего не было, спала как с ребёнком в детстве.

     – Да что ты говоришь? Я точно заметила, что лежала на разных лежанках, нигде не засыпала, во всех трёх местах меня е…ли одинаково страстно и азартно, а уж кто – не могу сказать, темно, но никто не целовал, не тискал титек, только шуровал в моей п…де своим х…ем. И сознаюсь, сестрицы, за ночь посетила двух ваших мужей, они крепко спали; я потеребила их пиписьки, они затвердели и

     поднялись вверх, я на них села кункой и попрыгала, мужики так и не проснулись.

     – Ой, девки, что же это было: ночь любви или ночь ужаса? Получается, что, возможно, сынуля всю ночь е…ал мамулю втёмную, а думал, что е…ёт любимую двоюродную тётушку, по сути чужую женщину, а мамуля всю ночь думала, что е…ётся с любимым двоюродным племянником, по сути с чужим мужчиной, активно подмахивала и отклячивала попу... А по мне – у меня была ночь сладострастия, я чувствовала, что мне всего семнадцать лет и меня всю ночь любили попеременно трое незнакомых юношей. Теперь мне заряд на весь год, до следующего раза...

     Тут Полина загадочно улыбнулась, предчувствуя, что ежели до вечера не уедут с мужем домой, то Ваня сегодня же зажмёт её где-нибудь в курятнике или в хлеву... И сердце почему-то сладко таяло в груди...

     (Предчувствие не обмануло Полину, и она после этого осторожно спросила Ваню:

     – Мог бы ты проделать то же самое, что со мной, со своей мамашей?

     У Вани округлились глаза.

     – Полина, ты очумела что ли? Это абсолютно исключено, хотя я видел маман и неглиже, и полуодетой, но никогда и мысли не было, и член не поднимался, и не

     поднимется никогда, в отличие от тебя, стóит тебе расстегнуть две пуговки на халате и показать чуть грудь или ляжку – х…й мгновенно напрягается, просится в полёт и вот уже летает у тебя в п…де, торопя последний сладкий миг. А ты что чувствуешь?

     – Ага, так тебе и скажу, разбежалась, в краску меня вогнал... Ещё разок будешь?.. А если жопу покажу?)

     – Ох, девоньки, а со мной что было – ни в сказке сказать, ни пером описать: эти сорванцы сегодня ночью е…ли меня одновременно втроём во все дырки, в три х…я, они мне везде совали... В рот никогда не брала, мужу в попу никогда не давала, а тут в темноте и суматохе кто-то засунул. Сначала-то я на его х…й сама села сверху п…дой, нагнулась, отклячила попу, а другой сзади пристроился и уже в попу сует. Повернула голову, а третий в рот вставил... Ну и пьяна уже была... Пришлось уважить... Очень волнительное дело. Я чувствовала, как их х…и везде меня трут, а с вами они это проделали? Чего молчите? Стыдно признаться?..

     – Позвольте и мне вставить свои три копейки: все мы были поддатые, поэтому кто с кем лёг и кто с кем встал, точно никто не скажет. Возможно, втроём навалились на одну; все мы ровесники и похожи, поэтому исключать вариант, что всю ночь каждый сыночек е…ал и спереди и сзади только свою мамашу, нельзя. А теперь сознавайтесь: было ли у кого за ночь раком, через жопу? Меня так е…ли только раз, а кто не знаю... Было так клёво, приятнее, чем спереди, потому что жопы у нас клёвые, загляденье просто (см. фото), посимпатичнее передка, полюбить через них всякий не прочь...

     И то правда: что х…й, что п…ду менять – только время терять. А то, что меняли х…й мужа на х…й племянника, так это – один х…й...

     Так они себя уговаривали, а нам остаётся только им поверить и позавидовать смекалке... в деле оправдания своих проделок.

      Ты уже понял, уважаемый читатель, что в своих текстах я ратую за утоление своих интим-желаний с дальними и ближними родственницами (кроме кровных, конечно) любого возраста – конечно же, по уговору. Подойдёт и золовка, и сватья, и тёща, и свояченица, тётушки, племянницы, сёстры двоюродные и троюродные, и даже бабушки, ежели молоды и полны желаний, и пр. и пр.

     Ежели родная пассия чрезмерно упрямится и не даёт, иногда допустимо принудить её к совокуплению наполовину силой: реже пойдёт в органы с заявлением, чем чужая давалка. Это надёжнее и спокойнее, чем познакомиться с партнёршей на улице, на корпоративе, в ночном клубе, в соцсетях и т. д. Поэтому прошу принять собранье моих рассказов про Эрота…

     «...полусмешных, полупечальных,

     простонародных, сексуальных, —

     небрежный плод моих забав...»

     «...Три сестрицы под окном

     Сели как-то вечерком...»

     (Продолжение следует...)

 

     Генка и богомолки

 

На фото: богомолка Елизавета на отдыхе в Личадееве по пути в село Дивеево,успела согрешить с неутомимым Геной

     и полна раскаяния.

     К числу интим-курьёзов Геннадия Ивановича – Генки (а про нормальный интим мы не говорим) отнесём его интимы с тремя богомолками, случившиеся в Личадееве в доме тёти Клавы, разумеется в разное время. Через Личадеево ведёт дорога в село Дивеево, по которой идут богомольцы на богомолье, чтобы в Дивеевском монастыре замолить грехи. Некоторые оставались переночевать у тёти Клавы.

     Одна богомолка, Надя, была весьма хороша на мужской взгляд, но очень стеснительна и набожна. Она познавала мужчин крайне редко, разве что пару раз в год: один раз давала мужу исключительно для зачатия, как и предписывала ей вера, второй раз – на сенокосе, когда, отложив в сторону грабли, она как бы дремала на свежей копне у дальнего овина, подол сарафана высоко задрала, выставила приманку для своего сенокосного любовничка и поджидала своего героя сенокосного романа – косца Тимоху.

     Тимоха увидел у неё то, что мог видеть ещё Адам у Евы в Эдеме, остановился, загляделся, залюбовался... воткнул косу-литовку в землю и... как это было не раз в прошлом году, был пленён её прелестями...

     Нежелание богобоязненной богомолки Надюши видеть срамное дело, которое вытворяют с ней мужчины, и особенно их мужской инструмент (поэтому она отдавалась зажмурившись), привело её к ошибке. Она полагала, что дала три раза одному косарю Тимохе, а на самом деле её поимели трое по разу. Тимоха предал её и предложил двум приятелям: она с закидоном, не хочет видеть, кто её пользует, заранее зажмуривается. Причём последний из троицы повернул её на живот и поимел сзади, в просторечье «через жопу», это ей понравилось только потому, что можно было не зажмуриваться, а только не оборачиваться, и она лишь удивилась:

     – Тимоша, ты чего меня раком поставил? Вроде за тобой этого не водилось? В прошлом году мы с тобой занимались любовью в нескошенной траве, и в скошенной.

     тоже, только лицом к лицу, хотя я твоего лица и не видела и ты мне трижды «загибал салазки».

     – Захотелось разнообразия, – глухо ответил последний охотник до чужих жён, и она голос приняла за Тимошкин.

     Этому, видите ли, нравилось, чтоб жопа была перед глазами и как бы участвовала в процессе, он тискал её вместо грудей... Задница возбуждала его ярче, чем передок, он воображал, что суёт в обе дырки одновременно... Когда он имел дело с Варварой, то сначала совал в верхнюю дырку, вынимал и кончал в нижнюю; с Надей на это не решился, боясь разоблачения – поднимет крик.