Текст книги "Грации и грешники (СИ)"

Автор книги: Александр Шмонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

     Понимает, греховодник, мамку во грех ввёл, мамулю е…ёт чуть не каждую ночь. Мог бы на тот конец к Лизке

     сбегать. Далеко? Тогда Фрося. Правда, она сестра его, но троюродная, седьмая вода на киселе, да и считает он её чужой, моложе меня, дом напротив, – нет, надо на дому, прямо через стенку желанная женщина есть.

     А ведь сама спровоцировала: с Ермолаем е…ёмся, а он через стенку слышит... Вот и дое…лись... А теперь, к чему лукавить, я никому не отдана и готова пуститься во все тяжкие ради экстаза с ним…»

     Миша быстро понял, чего от него хочет Фёкла, и стал ей подыгрывать: мол, к скрипу её кровати я непричастен, это всё Ермолай. И Фёкла довольна: ещё бы, хорошо и на х…й сесть, и рыбку съесть. Правда, Миша никогда её не целовал, не ласкал, не шептал ласковых слов, сразу туда и давай-давай…

     И это её устраивало, видно, поцелуи не главное, иногда вообще не нужны, и это как раз тот случай.

     Кровать вскоре сломалась. Фёкла положила матрас и перину прямо на пол. Скрип прекратился, остальное продолжалось:

     Эх, раз – на матрас,

     На перину белую:

     Не возись, япона мать,

     А то косого сделаю!

     А когда Ермолай вернулся, Фёклина кровать по ночам заскрипела чаще, почти каждую ночь... Хотя Ермолай приходил ночевать всё реже, и Фёкла ожила... И комплекс её отпустил...

     На перине свидания проходили инкогнито, в полной темноте: Миша воображал, что е…ёт Лизу, и шептал её имя; Фёкла убеждала себя, что отдаётся Ермолаю, и шептала его

     имя. Утром оба были довольны, легко общались и делали вид, что ночью не встречались.

     Бывали совсем небывалые случаи, когда Фёкла тайком приглашала Лизу, укладывала её на свою постель, а сама уходила спать на сеновал.

     Кто тогда навещал Лизу на перине, история умалчивает. Некоторые летописцы считают, что Лиза в одну и ту же ночь досталась и Михаилу, и Ермолаю. Ей понравилось, и она стала навещать этот дом чаще. Впрочем, за одну ночь и Фёкла иногда доставалась обоим, и у неё потом дня два болели голова и влагалище.

     И всё смешалось в доме Фёклы Облонской: великолепная разновозрастная четвёрка занималась любовью по ночам то вместе, то поврозь, а то попеременно.

     ***

     Ермолай и Лиза стали догадываться, что между Фёклой и Мишей что-то есть; и она, опасаясь огласки, решила свести Мишатку с Фросей.

     Фёкла легко переключила Мишатку на Фросю, просто предложив ей заночевать на своей кровати.

     К её удовольствию, они в первую же ночь легко поладили, и Миша даже собирается сделать Фросе предложение.

     Когда я расспрашивал Мишу об этой истории, он признавал, что у него было с Лизой и Фросей («Обеих хорошо у…б, обе классно е…утся»), но отрицал инцест с Фёклой:

     – Сплетни распускает Вовка Тихомиров, мой ровесник. У него как раз первый интим-опыт и был с мамулей, он пробирался ночью к двоюродной тёте, что у них гостила и днём дала ему понять, что ночью его ждёт, и

     перепутал кровати. Утром они опомнились, и он перебрался на кровать к тёте; разумеется, она ему поспать не дала...

     Некоторые, правда, говорят, что дамы намеренно легли не на своих постелях, чтобы запутать Вову…

      Ох,уж эти ошибки молодости.Грешник Вовка Тихомиров во время инициации в мужчины за одну ночь поимел обеих граций,обеих сестёр,но проснулся в обьятьях младшей тёти Катерины Масловой и полагал,что у него было только с ней.Сестрицы планировали,что будет разовый интим,а затем Владимир найдёт девушку-сверсницу и с ней будет удовлетворять свои интим-желания.

     Но всё пошло не так.Девушку не нашёл.На сестёр смотрел равнодушно, староваты,никаких желаний,не возбуждают.Всё изменилось,когда Катюша в выходные снова пришла в гости и осталась ночевать.

     Вовка не мог заснуть:по обе стороны на двух кроватях спят две женщины в возрасте «жаркая Африка» и он понимает,немного наглости и нахальства и можно ими овладеть:ведь неделю назад всё получилось ко взаимному удовольствию.Сказано-сделано:и в него вселился бес,

     вот уже он,грешник, поочерёдно е..т двух граций,якобы спящих, переходя с кровати на кровать.И воображает и

     шепчет про себя,что занимается любовью с Надей Тиллер и королевой Шантеклера.

     А утром после бурной ночи все трое делают вид,что было у него только с Катей, проснулся ведь у неё на груди,лицо между сисек,а член у неё в п..де.

     Так возник курьёзный «любовный» интим-треугольник:втроём всё получалось отлично, а вдвоём ничего не получалось.Вовка и хотел заниматься ЭТИМ только

     с Катей,но не получалось,попросту не вставал,а вот ежели сначала по...ёт старшую сестрицу,т.е. мамулю,то как

     бы получал одобрение и благословление на соитие с Катей.При этом делами с Катей он мог смело хвастаться перед сверстниками,а что было перед ЭТИМ скрывал и отрицал,тут хвастаться, нечем– греховное дело.Но постепенно он воспринимал обех сестриц за одну и разницы не чувствовал и это всех троих устраивало.Одна бурная ночь и заряд бодрости всем троим на неделю.

     Года три это продолжалось,пока Вовка на срочную не ушёл.Спустя годы,Владимир был давно женат, субутыльник мог спросить:-правда,что у тебя первой женщиной и первой любовницей была родная тётя и старше тебя втрое.

      -Что было– то было,– отвечал,-ошибки молодости,мне только 15 стукнуло,а ей лет 45,да Катя была несравненна в постели,хоть и старше втрое,но горяча и активна,потом случалось с молодкой, красива,лицом– что полная луна,фигура,что Надя Тиллер,втрое моложе,но в постели никакая,фригидна,пассивна.Такие,брат,дела.

     Что за бестолочь такая:

     У меня ж другие есть,

     Только Катю,мою тётю,

     Из судьбы,брат,не известь!

     Я постоянно отвлекаюсь,вернёмся к рассказу Миши.

     – Я, конечно, не монах, – продолжал Миша, – если есть возможность, случай не упускаю. Всем – и Лизе, и Фросе – говорю: ты у меня первая. Но первой-то, стыдно признаться, была бабуля Прасковья. На селе так принято: в баню дамы приглашают кавалеров, разница в возрасте без ограничений, отказаться нельзя, неприлично, засмеют, считается, чтоб спину друг другу потереть. А я только школу закончил, бабы считают, что выпускник достоин приза натурой.

      Моемся, думаю, не получится с ней, не встанет, старая, несимпатичная. Она попу отклячила, тру мочалкой спину, и вдруг попа показалась мне молодой, симпатичной, упругой, как потом и манда, а всё потому, что у меня встал. Она попой мне по причиндалам егозит, он и встал – и понеслось... до утра… Баня шатается, половицы скрипят... Я как с цепи сорвался, а всё потому, что впервые испытал необычные ощущения близости с женщиной, «снаряды» у меня закончились, а член всё вставал и вставал и устремлялся туда, в женское лоно. Вот тебе, бабушка, и банный день.

     Потом мне сказали: «Баба Параша – твоя бабушка». Ну, не знаю, обеих родных давно нет в живых. Получается трижды я занимался запретной любовью.

     А вот с Фёклой у меня не было этого и быть не могло, и никакая кровать не скрипела, вон она, целёхонькая, а то, что у мамки было с Ермолаем, не моё дело, и ничьё.

     …То же утверждала и Фёкла: поклёп это.

     Осуждать их нельзя. Ты уж, наверное, знаешь, в те годы мужики не вернулись с войны, бабы одиноки. А на селе принято мыться в бане вместе. Мамка (тётя, бабуля) привыкла, что сынуля (племянник, внучек) ей спинку трёт и не ожидает чего-то иного, а ему уже 14, у него впервые встал, а она на карачках, и он вдруг увидел, что перед ним голая женская жопа, о которой так много говорили взрослые. А дальше всё на автомате, само собой: он и спинку ей трёт. и через жопу е…ёт... А как иначе?

     И ни один не поступил иначе в этой ситуации, и ни одна не отвергла, а ведь без спроса, без согласия. Более того, пришли из бани, в доме люди, – парочка, не сговариваясь, уединяется в тёмный закуток и продолжают грешить и любить друг друга… Но это крайне редко, пары, которые продолжили тайком грешить, на селе известны, и я о них рассказал.

      Большинство тех, у кого был первый контакт с роднёй, говорят, что вышло случайно и только раз, желание повторить не возникло, и потом делали вид, что ничего не было. Некоторые уверяли, что долго отбивались, прежде чем это случилось, зато потом возвращались из бани домой под утро поврозь, оба опустошённые, растерянные и в прострации.

     Объясняли наваждением и любопытством. Партнёрша говорила о неожиданности и сочувствии: думала, он ещё мал, не сможет, рано ему, член висит; пока успокаивала себя, батюшки, глядь, а он уже засадил и е…ёт, – пришлось инстинктивно подмахивать.

     Я продолжал допытываться у одного юноши, который был посвящён в мужчины в бане своей взрослой родственницей:

     – Когда ты решил, что пора количество превратить в качество – хватит, мол, шуровать, пора вкалывать? Ведь вы и раньше шалили, плескались водой, толкались, хихикали и похлопывали друг друга.

     – Решил всё же не я, – объяснял он, – а она. Я думал, как всегда, разойдёмся – и спокойной ночи; пять лет вместе мылись – и ничего не было, считалось, что она меня моет как ребёнка, а я спину ей потру.

     Она впервые, как бы ненароком, потрогала меня за писун, он встал, я в ответ впервые ухватил её одной рукой за мохнатый лобок, а другой – за сиськи, мы затаили дыхание и замерли. Как говорится, смех смехом, а п…да уж кверху мехом. Дальше несколько сумбурных, суетливых взаимных движений – и вот уже я ей овладел, и мой х…й у неё в п…де. Она, конечно, как и положено женщине, немного посопротивлялась: «Нет-нет, не надо, ты не так понял, мне просто захотелось подержать тебя за х…й, давай сделаем это в следующую субботу, не сегодня, не сейчас. Хочешь прям

     сейчас? Потом не пожалеешь? Ну ладно уж, вставляй и е…и, бесстыжий нахалёнок...

     И прощай беззаботное детство, теперь я обречён постоянно думать, как добиться этого у другой женщины, родственница больше не даёт и в баню не берёт.

     ***

     Вот такая история про славные эти дела, про банные приключения рассказана мне была Васей Кругловым. Он потом, после банного опыта, активно промышлял до самой армии среди одиноких возрастных сельских тётушек. С ровесницами ничего не получалось: надо долго ухаживать, писать письма, ходить в кино, а она в ответ: только после свадьбы.

     Мальчик просит проводить,

     Проводить можно,

     А попросит: дай разок, —

     Это невозможно!

     Другое дело со вдовыми селянками, они, конечно, не модельной внешности, все как на подбор грудастые и пышнозадые, зато можно сговориться в первый же вечер и даже в первый час, – а что ещё надо пятнадцатилетнему шалопаю.

     – Настёна, у тебя вчера огонёк вечером горел, вроде чай пили с Васяткой Кругловым, а потом свет потушили... Было дело?..

     У Настёны огонёк:

     Знать, Настёна пьёт чаёк!

     – Ну что ты выдумываешь, Марковна, типун тебе на язык! Какой он кавалер, во внуки мне годится! Ну, поговорили за жизнь, ну, поцеловались, может, пару раз, позволила ему титьки потискать, очень страстно меня обнимал, аж кости хрустели, но до этого не дошло, выпроводила его за дверь: ищи бабу для этого помоложе, в свою постель не положила. И то из любопытства, как это такой молоденький, а хочет меня целовать и даже потоптать, но вряд ли он это может...

     – Ну не скажи, Ксюха Мякишева хвасталась, что он её в бане три раза «помыл». Но коли ты с ним не хочешь, присылай его ко мне: у меня чай точно будет с мёдом...

      – Нет ты не спеши, он сегодня ещё раз обещал заглянуть на огонёк. Кто знает, может, всё у нас сладится, на первом свидании я как-то не могу сразу отдаться, но, похоже, он очень серьёзно хочет меня... А я уже предвкушаю, как это у меня может быть с таким молоденьким кавалером... Может, и в постель положу, разделим интимное ложе, а может, прямо на столе ему дам, был такой случай у меня до замужества... Тогда поделюсь...

     Единственный раз на столе у меня случился в юности, лет 35 тому назад. Только что поступила в МГУ, на факультет почвоведения. Мне всего 17, меня пригласил на чашку кофе мужчина вдвое старше, представился лётчиком-космонавтом. Я уже не была невинной овечкой, знала, что надо мужикам: после чашки кофею наверняка попытается затащить меня в постель.

     Невинность потеряла два года назад с ровесником, Славиком Каленовым, на берегу речки Велетьмы: июль, жара, бегали по песочку, целовались, решили искупаться нагишом, прижались в воде друг к другу… И вот оно! О, этот сладкий миг между прошлым и будущим... Вода под нами забурлила, волны от нас кругами, испуганно вспорхнула стая

     диких уток, с другого берега неодобрительно смотрит семейка бобров...

     Так вот, попиваем с космонавтом кофей, он не спускает глаз с моего глубокого декольте, не выдерживает, прихватывает за талию и сажает на стол. Думала, будем целоваться, а он сразу засадил до упора, и стол затрещал и зашатался. Он стоит передо мной, а я сижу, такая странная поза, кофейный сервиз полетел на пол – и вдребезги…

     А теперь вот беспокоюсь, как у нас получится с Васей: как его юный х…й будет чувствовать себя в моей далеко не юной п…де, правда, давно не знавшей мужчину, значит, в сохранности. Но если ему понравилось с Мякишевой, а она старше лет на пять…

     Значит так: чайный сервиз убираем, на стол – новую скатерть… нет, лучше простыню. Я в лёгком халате на голое тело, глубокое декольте, дразнящие зовущие ляжки видны, усаживаюсь на дубовый стол, должен выдержать, и жду гостя Василия... Ой, что-то будет... Хоть ночь, да мой, а повезёт – заведу себе юного любовничка…

     Вот и пойми этих мужиков, чего они хотят: я такая толстуха, втрое старше, ему бы девочку-ровесницу стройненькую, а он меня хочет. Впрочем, возможно, у него синдром первого раза, такую же захотел: Ксюха-то полнее меня, старше меня, жопа у неё о-го-го, габаритнее моей, как брякнется на кровать, пружины чуть ли не до пола, а он её и после бани захотел, подкрался ночью к кровати: «Ксюша, дай ещё». А она: «Вась, ты сдурел, пружины заскрипят, весь дом разбудим, меня осудят. Пока думают, что я тебя мою, всё в порядке, а узнают, как ты меня „помыл“, не приведи хосподи что начнётся: совратила малого, такая-сякая... Прекрати, не суй руку мне меж ног... Ну ладно, выходи из дома в сад, в беседку, я накину тёплую накидку, а ты возьми одеяло,

     постели там, и я мигом к тебе. И заруби на носу: эта ночь у нас последняя...»

     ***

     Вася Круглов остался в истории нашего села как главный специалист по пышкам, охотник исключительно за толстухами. Он до ухода в армию поимел всех грудастых и пышнозадых одиночек на селе. Уверял, что ему с ними легко и приятно. Как раскинет ляжки пошире, п…да открыта, х…й легко входит, и сразу понятно: сама дама большая, на две головы выше, втрое шире, а п…да маленькая, тесная, плотная, горячая. И вот уже она орёт, вся дрожит от блаженства и шепчет слова любви.

     А перед этим он всем говорил одинаковые слова:

     – Ты моя малышка, ты моя крошка, ты прекрасна, а п…да у тебя краше во сто крат...

     Некоторые замужние пышки, которых мужья склоняли похудеть, шептали ему при встрече:

     – Приходи сегодня вечерком на «зады», за баню, на гумно, к лесопилке, у меня для тебя подарок...

     – Ну-ка, показывай свой подарок!

     – Да вот же он, между ног, – задирала подол красавица.

     – Вижу-вижу п…ду рыжу. Это для меня самый дорогой подарок на свете...

     Нае…ётся с замужней всласть, до отвала – и огородами-огородами поврозь крадутся по домам, и ни разу не сознался:

     – Не было у меня с замужними, боже упаси…

     Вася любил е…ать толстушек ещё и потому, что не впивались ногтями ему в спину в порыве страсти, не оставляли засосов на шее, почти не подмахивали, не подкладывали подушку под попу, жопа у них велика, сама

     пружинила, ни разу не надевали резинку на член и не требовали: не кончай в тело.

     Последняя крепость, что пала пред Васей, была набожная толстушка Чугуниха.

     По молодости она много прелюбодействовала и на исповеди призналась молодому батюшке: моему телу от этого очень приятственно. Тот уверил её: не грех это, ежели по согласию, в Писании сказано: любите и услаждайте друг друга. Обрадованная, она тут же отдалась и батюшке, который во время рассказа начал потискивать её титьки и поглаживать её по лобку.

     Сельские острословы говорили про батюшку:

     Наш поп кадит кадилою,

     А сам глядит на милую.

     Таких «милых» у него было – каждая молодая смазливая прихожанка.

     Чугуниха отказывала Васе, ему сказала: все вас знают, но я е…ать тебе не дам... ибо сомневалась и хотела знать, что сказано в Писании, как поступить, если просит о близости такой юный отрок. Но церковь на селе давно не работала. Вася пригрозил, что прыгнет с колокольни и оставит записку: «В моей смерти прошу винить бабу Ч». Чугуниха сдалась и отдавалась со всей страстью, как когда молодушкой была, но шептала:

     – Прости, боже, прелюбодеяние совершаю за ради здравия раба твоего, отрока Василия.

     …И вспомнилась ей встреча прошлым летом с местным дезертиром Лёшкой Пахомовым. Пришёл из лесу днём во двор, весь зарос щетиной, оборванный, истинно лесовик, попросил хлеба. Вынесла из избы полкраюхи.

     – А теперь дай это.

      – Какого ещё этого?

     – Не понимаешь? Чего мужу давала ночью в постели...

     – Лёша, милый, ты сдурел? Всё село знает, ты это получаешь ночами от молодок на сеновале, а я-то старше тебя втрое, тебя ведь в семнадцать призвали. Как ты это представляешь? И подумать не могла, что меня захочешь... Хлеб дала – понятно, голоден, но п…да-то моя тебе зачем? Сыт ты вроде этим...

     – Девки молодые, ещё не налились женскими округлостями, не за что подержаться, меня не вполне удовлетворяют. А увидел твою пышную попку, титьки не меньше пятого номера – и проснулся во мне геронтофил, очень хочется почувствовать тебя... за титьки подержать. Ты только из избы выходила, а у меня уже на тебя встал – гляди, как стоит. Какие-то у тебя движенья и походка такие… Не знаю, как сказать… У дезертира век недолог, напоследок 71.хоть самую на селе крутобёдрую, да самую грудастую, да с такой талией бабу вые…у, а это, конечно, ты, дорогая Прасковья Чугунова, соломенная вдова. А там можно и в тюрьму…

     Лёшка впервые увидел Чугуниху на опушке леса,шла по грибы,сарафан задрал ветер,открылась ослепительная жопа,дебелые ляжки и страсть Пахомова схватила своей мозолистой рукой...

     – Ну, черт с тобой, пойдём, Геронт, в избу, лягу с тобой в койку… Пусть исполнится твоё последнее желание, хоть немного скрашу твою участь, мне ведь тоже любопытно такого юного кавалера попробовать в мои-то годы...

     – Нет, милашка, хочу прямо во дворе, на соломе...

     – Да коза вон смотрит, поросёнок бегает, гляди-ка, петух курицу догнал и топчет... Вон рукомойник, умойся, руки помой... Теперь можно...

     – Плевать на это, очень хочется тут...

      – Ну ладно, уговорил, сама лягу и трусы сниму, я только из бани, ещё не обсохла... Начинай скорее, не тяни, кончай умываться, раззадорил ты меня... Ещё будешь?

     – А то нет! Чтоб такую кралю, да только раз...

     Ну что за молодёжь пошла? В наши годы такие дела так быстро не решались... Месяц, а то и год ждёшь, пока паренёк попросит... Ну а Лёха, едва вышел с Парашиного двора и направился в лес, напоролся на милицейскую засаду…

     …Вася не удержался, похвастался своей победой над Чугунихой приятелям Сёмке и Ромке:

     – Ох, братцы, у неё фигура обалденная: бёдра не обхватишь, а талия – почти осиная.

     Эти ребята не обращали внимания на толстух – им здоровенных мужиков надо, – пытались ухаживать за девочками, и всё зря, дальше поцелуя дело не заходило.

     Параша, пообщавшись с Васей, поняла, что с такими молоденькими вполне можно заниматься любовью, но она всё же не была блудницей, и когда Сёма и Рома, конечно поврозь, обратились к ней с непристойными предложениями, выставила их за дверь. Для неё важны были оригинальность подхода и уважение её религиозных чувств.

     Сёма попросил её научить молитве «Отче наш...», перед этим извинившись за предыдущий приход. Она оживилась: чего только не придумают юноши, чтоб втереться в доверие, – и два дня разучивала с ним псалмы, постепенно одевалась смелее, показывала ляжки и груди, проверяя реакцию. Он испытание выдержал, не повёлся, тогда она разрешила остаться ночевать по его просьбе, он попросил полежать с ней в кровати – благо кровать была одна, – заверяя, что он помолился, чтобы избавиться от искушения и греховодства. Она поверила, но к утру убедилась, насколько коварен бывает даже юный семинарист...

      Рома попросил её научить креститься, то ли справа налево, то ли наоборот, и бить поклоны. Она понимала, что к чему, но вошла в азарт и решила подыграть.

     Кланяясь, юноша постоянно утыкался лицом ей в ляжки и нежно их целовал. Она стала подбирать подол повыше, и он уже целовал ей лобок, входные половые губы и клитор.

     Такого интима ещё не бывало в её биографии. Она застонала, задрожала и попросила достать из широких штанин его орудие.

     – Мою рыжую посмотрел, теперь покажи свой. О-го-го, очарование... Впервые вижу такой большой у такого малого. Какой красавец! В ответ и мне захотелось поцеловать и пососать твою залупу... Ого, сколько налил мне в рот, это впервой, до сих пор мне заливали только туда... Теперь на всю ночь – то воля неба – я твоя, но в рот больше не будем..

     Так что, как поладили они, никакого секрета нет. Главное для её самооправдания: «Они сами пришли, сами меня соблазнили, я вообще не хотела, ну, может, чуть-чуть...»

     Три наших юных витязя, три наших мушкетёра начали потихоньку навещать поочерёдно свою крутобёдрую Констанцию до самого ухода в армию, и все четверо были довольны.

     В их медовый месяц три плюс одна кровать скрипела сутками напролёт. Они разбудили в ней первобытный инстинкт, оказалось, что она ненасытна в блуде.

     Она фантазировала, воображала себя Евой, которая только что познала себя женщиной, и в ту же ночь под злополучным деревом её познали трое: Адам и божьи слуги Мишаня и Гаврюша, – и это было так здорово, так прекрасно, что они обтрясли при этом всю яблоню и яблоки падали им на головы, и на члены, и ей прямо на...

     Или вот она Констанция и в своём шикарном будуаре за одну ночь приняла всех трёх мушкетёров и почувствовала их ласку и буйство солдата – так, что ножки кровати треснули, а полог порвался...

     Или вот ещё: она Василиса Прекрасная, и на широкой печи её ласкают, целуют и, конечно же, е…ут и е…ут три богатыря: Карачаевец, Никитич и Попович, – а она вся такая счастливая: сияет, смеётся и поёт... А печь треснула и задымила, и пришлось вызывать печника…

     А в реальности иногда случалось, когда утром один юноша уходил, в дверях встречался со вторым, который позволял Параше встать и умыться только после второй... перерывчик небольшой...

     ***

     Сон Параши

     И снится ей: она доисторическая женщина мезозойской культуры, белокурая белая стройная спортсменка, кроманьонка и просто красавица, вся одежда – фиговый листок на манде, собирает коренья. К ней крадутся три динозавра с нехорошими намереньями, она бросает плетюху и даёт стрекача, оторвалась – и тут же угодила в лапы лохматых, небритых, на лицо ужасных, темнокожих охотников-неандертальцев из соседнего племени.

     Их двенадцать, все они сразу захотели её, у всех встали на неё здоровенные члены, они окружают её, сопротивление бесполезно, разложили прямо на камнях, сорвали последнюю одежду, выстроились в очередь, и е…ут, е…ут её с первобытной страстью, и орут, как Тарзан в джунглях. Она добросовестно подмахивает. Когда двенадцатый кончил, они утратили бдительность, заспорили, кто будет первый второй раз, решили бросить жребий, она дала дёру. Шансов догнать

     у них не было. На бегу сорвала лист смоковницы и прикрыла наготу, восстановив утраченную одежду.

     Добравшись до своего племени, рассказала о приключении своим подружкам, им оставалось только позавидовать.

     ...Просыпается. Её е…ёт всё тот же Вася.

     – Как же вы мне надоели, каждый день одно и то же, никакой фантазии. И зачем я только сбежала от неандертальцев? Как же нежно они меня любили и хотели ещё и ещё...

     ***

     Никто ни разу не признался, чем они с ней занимались, иногда до утра, на расспросы отвечали:

     – Пьём чаи-лимоны, говорим за жизнь, она знакомит нас с Пятикнижием Моисея и с Ветхим Заветом...

     Мой дом в селе был через два дома от крайнего дома Прасковьи Чугуновой, я был слишком мал, чтобы попытаться быть четвертым, поэтому побывать на пиру буйных интимных страстей не пришлось, пьянящий мёд Параши не вкушал, пиво не пил, усы не мочил.

     Я познал прелесть интима только после восемнадцати – в подростковом возрасте не довелось, – аккурат перед отъездом в город Таганрог: соседка принудила меня в бане, а я перед этим принудил её младшую прямо в её горнице три раза и ошибочно думал, что поимел за ночь всех троих соседских дочек. Потом ещё трижды было с младшей, когда она ходила в лес за орехами, грибами и земляникой. Я выслеживал её, она бросала корзинку и давала дёру, а устав от погони, останавливалась, ложилась на кучу сухого мха и зажмуривалась...

      ***

      Так что случай у нас в Навашине, когда Вовка Мальков поимел свою бабушку Нюру и проболтался Федьке Кочеткову, не исключение, а почти правило:

     – А я уже неделю как бабу Нюру е…у, раз, а то и два за ночь. Первая моя женщина, ох и сладкое, оказывается, дело, особенно в конце, обалденно приятно, а как хочется потом ещё и днём. Она уже бегает от меня, да всегда догоняю; ежели встал, удержаться невозможно, она крутится, вертится, говорит: «Нет-нет, днём не дам, могут застукать, всё видно, подожди до ночи», – но, заполучив х…й в свою п…ду, преображается, лицо молодеет и сияет от восторга.

     – Да как же ты её уговорил? Я своей намекнул – отхлестала мокрой тряпкой. «Охальник, – говорит, – чего удумал – „дай разок“. Грех это, что я на исповеди батюшке скажу? Да и стара я для этого дела».

     – А у нас само собой случилось, я не просил и не надеялся, но знал, что по окончании школы некоторые выпускники е…ут своих тётушек, получают после последнего звонка первый урок интима, но у меня подходящей тёти нет, а чтоб со своей бабушкой – и думать не смел.

     А она пригласила на печку спать, хотя вместе мы на печке спим только зимой. Заснул у неё под боком, как всегда. Просыпаюсь – батюшки, на ней лежу и вместе е…ёмся, только полати трещат. И всё это как-то отвлечённо, будто не с нами происходит, как во сне, будто не мы, оба зажмурились, и тогда нам не стыдно.

     А как оказался мой х…й у неё в п…де, убей не знаю. Утром опять на неё залез, это уже помню, начал её развращать и совращать: «Дай ещё, ещё раз хочу, сил нет как хочу...» И как ляжки ей раздвинул, и как х…й туда вставлял, теперь помню. Она сначала вроде против, но не очень, затем наоборот. Я от волнения промахиваюсь, не получается, а она

     помогла в п…ду вставить и вроде как спит, но чуть-чуть подмахивает, а я уж не чуть-чуть, а на всю катушку дрючу её, и обоим приятно. Оказалось, у неё очень молодой и горячий канал, и х…й очень туго и плотно входил, первый раз думал – целку ломаю, потом, правда, канал разработал и х…й легко заскользил.

     Всё молча, ни слова. Днём потеребил её за подол и помычал, она поняла без слов, села на стол, раздвинула ноги, я пристроился стоя, оба зажмурились – стыдно, но всё равно е…ёмся. И размечтались: она о прошлом, как в юности давала отрокам, а я о будущем, как буду проделывать это с отроковицами...

     Насчёт греха моя Нюра говорит так: нет в е…ле никакого греха, а наоборот, делаем богоугодное дело, мол, даже первая женщина – Ева – подпускала и внуков, и правнуков, и они её познавали, по-нашему – е…ли. Тогда людей мало было, и братья женились на сёстрах, и Еву е…ли, кроме Адама, все родственники, включая правнуков, и бог одобрял – надо же людям размножаться, а тут без епли не обойтись... Ведь бог сотворил мужчину и женщину и повелел, чтоб мужской выступ проникал в женскую впадину без всяких ограничений по возрасту и родству.

     Ну, раз сам бог велел, теперь е…у бабу Нюру смело, не стесняясь и не стыдясь, иногда и ночи не жду, если вдвоём остались в избе... Зажимаю в любом углу, как ни увёртывается... Крупнее меня вдвое, но перед х…ем бессильна... А Нюра призналась, что не моя она бабушка, а просто дальняя родня, потому и не стыдится со мной... А по мне всё равно, и родную бы уе…ал, лишь бы была согласна... А тебе бабушка-то зачем? У тебя же тётя Марфа есть, жопа у неё богатая, небось самая большая в Навашине, титьки – арбузы. Попытка была?

     – Была, да не даёт, сомневается, не рано ли... «Может, после семилетки дам», – говорит...

     – Прояви настойчивость, если, конечно, уже по утрам у тебя встаёт; тут сомненья прочь, лови момент в ночь, тут баба разомлеет, расслабится, и проще ей овладеть... Чего тебе три года ждать? Иногда по обстановке возможно и принуждение к соитию, некоторым это даже нравится... Е…и Марфу сейчас и никаких её отговорок не слушай: «потом», «может быть», «я ещё не готова»…

     Я теперь на соседку по-другому посматриваю. Вижу – краснеет, значит, жду случая, когда останемся вдвоём, будет моей... А ты с Марфой часто вдвоём остаёшься, невзначай хватай её за п…ду, раз-другой обругает, оттолкнёт – терпи, не теряй надежды, на третий раз, глядишь, и получил бесценную награду... У тебя есть все шансы: Марфа одинока, выбора у неё нет, значит, даст, против природы не попрёшь. А добьёшься и постоянно будешь её е…ать, ещё и похвалит… У меня сложнее, у соседки есть муж, и то я не отчаиваюсь, надеюсь захочет разнообразия...

     Так всё и случилось, как Вован спланировал. Когда случай представился и Вова оказался вдвоём с соседкой, уломал её за полчаса банальными словами: ты самая красивая в Ардатове, тебе со мной будет хорошо, приятно и нежно всё сделаю, тебе понравится, – и прочие нужные слова, известные всем ловеласам. Это был у него с соседкой разовый интим, потом делали вид, что ничего не было; молодая, красивая, белая, фигуристая, длинноногая, а п…да холодная, широкая, х…й свободно болтается, второй раз не захотел, вернулся к Нюре... А как мечтал, ночами не спал...

     Марфа на третий раз тоже уступила Федькиной настойчивости, он контактировал с ней два-три года, пока не завёл подружку-ровню.