Текст книги "В канун грозных потрясений: Предпосылки первой Крестьянской войны в России"
Автор книги: Александр Зимин
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)
Тем не менее царь объявил о «прощении» всех казненных им вельмож и начал рассылать щедрые вклады в монастыри на помин их душ. В 1581/82 г. в Кириллов монастырь послано было 2 тыс. руб. по наследнике и по убиенным 4754 руб. Краткие списки синодика по убиенным, включавшего 75 человек, отправляются 12 марта 1582 г. в Симонов монастырь, затем в Соловецкий и Псково-Печерский. 12 марта 1582 г. издается указ о наказании смертью всех ябедников, доносивших о мнимых крамолах [345]345
ЗОРСАРАО, т. I. СПб., 1851, с. 47, 62, 68–69; ГПБ, F IV, № 348, л. 19; ЛОИИ, ф. 2, № 125, л. 12 об.; Апухтин В. Р. Псково-Печерский Успенский монастырь и его вкладная книга 1558 г. М., 1914, с. 17; АИ, т. 1, № 154. Текст синодика см.: Скрынников. Террор, с. 289.
[Закрыть].
В 1582/83 г. после большой подготовительной работы разосланы были по монастырям пространные списки синодиков, содержащие поминовение 3300 (2060 безымянно) человек, погибших в годы опричнины и последующее время. Произведен был разбор опричной «рухляди» (конфискованного имущества опальных) и сделаны громадные вклады в монастыри. Так, в Кирилло-Белозерский монастырь на помин душ поступило 10 тыс. руб. В Иосифо-Волоколамский монастырь в 1582/83 г. поступило по царевиче Иване 1243 руб., а по опальным лицам в 1583/84 г. – 4 тыс. руб. В Симонов монастырь на поминовение погибших пожертвовано было в общей сложности свыше 2200 руб., в Троице-Сергиев – 5 тыс. руб [346]346
Веселовский. Опричнина, с. 323–478; Скрынников. Террор, с. 249–306; ЛОИИ, ф. 115, № 1074, л. 18об.-21; Скрынников. Россия, с. 98; Зимин. Вотчина, с. 123; Ивина Л. И. Вкладная и кормовая книга Симонова монастыря. – ВИД, т. II. Л., 1969, с. 237; Горский А. В. Историческое описание Свято-Троицкой Сергиевой лавры, ч. 2. М., 1890, с. 60. Перечень вкладов в 13 монастырей см.: Веселовский. Опричнина, с. 341–342.
[Закрыть]. И все это в условиях жесточайшего финансового кризиса.
Смерть Ивана Ивановича и перспектива перехода трона к слабоумному Федору заставили Грозного задуматься о судьбах престола. Ведь сын Дмитрий у Марии Нагой родился только 19 октября 1582 г. [347]347
ПСРЛ, т. 34, с. 194.
[Закрыть]Царем овладела навязчивая идея породниться с английской правящей династией и с ее помощью возобновить войну за Ливонию. Весной 1582 г. он направил в Лондон своего доверенного Ф. А. Писемского для переговоров о брачных планах царя. В невесты Грозный избрал племянницу Елизаветы Марию Гастингс, о которой рассказал английский доктор Роберт Якоби (Роман Елизарьев), прибывший в Москву 25 ноября 1581 г. Царь поручил Б. Я. Бельскому, А. Ф. Нагому и дьяку А. Щелкалову – своим ближайшим советникам – подробно расспросить Якоби о Марии [348]348
Сб. РИО, т. 38, с. 3; Севастьянова, с. 108–109.
[Закрыть]. Пикантность сватовства состояла в том, что у царя была жена. Но подобные мелочи не смущали Грозного, коль скоро он считал, что речь идет о государственных интересах, а их он всегда отождествлял с собственными.
Одновременно со сватовством царя Ф. А. Писемский должен был добиваться заключения с Англией военного союза (стоять «на всякого недруга заодин»), а также вести переговоры о приглашении в Россию мастеров и ратных людей [349]349
Сб. РИО, т. 38, с. 4–8; Толстой, № 41, с. 189; № 42, с. 192–193; Севастьянова, с. 108–109. Отчет Писемского см.: Путешествия русских послов XVI–XVII вв., с. 100–155. См. также: Willan Т. S. The early history of the Russia company. 1553–1603, p. 157–163. Английские мастера приезжали в Россию и ранее. Так, в 1581/82 г. «заложили город земляной в Ростове, а мастер был немчин, агайских (английских? – А. З.) немец. О[т]тово для опыту делали пять сажен валу» (Тихомиров. Заметки, с. 61; Сб. РИО, т. 38, с. 371).
[Закрыть]. Королева охотно соглашалась отпустить в далекую «Московию» ратных людей и мастеров, но настаивала, «чтоб государь поволил» торговать в России одним англичанам. О Марии Гастингс королева уклончиво говорила, что ее племянница «не красна» лицом, к тому же «неможет добре». Вот когда она выздоровеет, тогда царю будет послан ее портрет («парсон»). Слухи о предполагаемой (теперь уже восьмой!) женитьбе Грозного быстро распространились по стране. Позднее их связывали с кознями Бомелия, уговаривавшего якобы царя «бежати в Аглинскую землю и тамо женитися» [350]350
ПЛ, вып. 2, с. 262.
[Закрыть].
23 июня 1583 г. в бухту св. Николая в устье Северной Двины прибыл английский посол Д. Боус [351]351
ЧОИДР, 1884, кн. 4, с. 96; Севастьянова, с. 109–111. Наказ Боусу датирован маем 1583 г. (Толстой, № 45, с. 202–211; № 46, с. 213–215; № 47, с. 216–217; № 48, с. 218–219). Писемский прибыл в Москву 5 августа (Сб. РИО, т. 38, с. 12). См. также: Willan Т. S. Op. cit., р. 163–169.
[Закрыть]. Навстречу ему высланы были доверенные царя думные дворяне М. А. Безнин и Д. И. Черемисинов. 15 октября посол въезжал в пределы Москвы. На первом торжественном приеме, 24 октября, присутствовали окольничий С. В. Годунов, кн. И. В. Сицкий, казначей П. И. Головин и те же думные дворяне. К переговорам приступили 30 октября. Их вели Н. Р. Юрьев и Б. Я. Бельский, а также дьяки А. Щелкалов и С. Фролов, представлявшие, как уже отмечалось, две группы знати – земскую и опричную (дворовую). Речь шла о широком круге вопросов, начиная от заключения военного союза и сватовства Ивана IV и кончая условиями английской торговли в России и приглашением мастеровых людей. Затянувшиеся заседания (30 октября, 6 и 28 ноября, 8 и 18 декабря, 12 января 1584 г.) не дали ощутимых результатов. В придворных сферах отношение к англичанам было не однозначным. Б. Годунов благоволил к ним. Земская часть знати (во главе с Н. Р. Юрьевым и А. Щелкаловым) решительно возражала против предоставления англичанам исключительных привилегий в торговле, склоняясь к поддержке их соперников – голландцев. Дело дошло до того, что А. Щелкалова отстранили от ведения переговоров [352]352
Сб. РИО, т. 38, с. 82, 85–86, 96, 98, 112, 116, 129, 132; Севастьянова, с. 108–111; РК 1559–1605 гг., с. 201; ЧОИДР, 1884, кн. 4, с. 96, 103–104.
[Закрыть].
И при дворе Елизаветы не было единодушия по вопросу о характере взаимоотношений с Россией [353]353
См. об этом: Лурье Я. С. Английская политика на Руси в конце XVI в. – УЗ ЛГПИ им. А. И. Герцена, т. 61. Л., 1948, с. 124–136; его же. Русско-английские отношения и международная политика второй половины XVI в. – МСР, с. 432–433. [266]
[Закрыть]. Посол Боус принадлежал к числу противников русско-английского сближения. Если Иван IV хотел, чтобы Англия вступила в войну против Батория и иных недругов царя, то Елизавета не стремилась принимать какое-либо участие в вооруженных конфликтах за Ливонию на стороне России. Боус уклончиво заявлял, что королева может согласиться на заключение военного договора только в случае, если англичанам будет предоставлена монополия на морскую торговлю с Россией. В частности, все ее северные порты должны быть закрыты для купцов из других стран. Ссылаясь на болезнь Марии Гастингс и ее возможное несогласие переменить вероисповедание, Елизавета отказала Грозному в его матримониальных планах. Но Иван IV не терял надежды. Он загорелся идеей, подсказанной ему Боусом, найти какую-нибудь другую «племянницу» королевы и даже грозился, что если Елизавета не пришлет ему невесту, то он сам, забрав казну, поедет в Англию, где и женится на какой-нибудь родственнице королевы. Всерьез подобные заявления царя англичане, конечно, не принимали. Не дали результата и переговоры с Боусом, которые с начала февраля 1584 г. велись в узком кругу (с Б. Я. Бельским и С. Фроловым) [354]354
Сб. РИО, т. 38, с. 129–130, 105; Толстой, с. 209; ЧОИДР, 1884, кн. 4, с. 101.
[Закрыть].
Переговоры с англичанами проходили в тревожной обстановке. Неспокойно было на западных рубежах. Предстояла война со Швецией. Продолжалось восстание в Казанской земле. На Рождество собраны были полки во главе с окольничим Ф. В. Шереметевым. В январе 1584 г. они должны были идти из Мурома «луговые черемисы воевать» [355]355
РК 1559–1605 гг., с. 201; ПСРЛ, т. 34, с. 229. Решение о походе принято было еще 7 ноября 1583 г. (Щ, л. 662; РК 1475–1598 гг., с. 340–341).
[Закрыть]. И вот в разгар всех этих событий после очередного приступа болезни 18 марта скончался Иван IV [356]356
РК 1559–1605 гг., с. 202 (18 марта); Щ, л. 133 (18 марта); ПЛ, вып. 2, с. 263 (18 марта); Безднинский летописец, с. 208 (18 марта); НЛ, с. 348 (19 марта); ПСРЛ, т. 14, с. 2 (19 марта), 34–35 (18 марта); т. 34, с. 194 (19 марта), 229; т. 31, с. 143 (19 марта); Изборник, с. 185 (19 марта); Тихомиров. Памятники XVI в., с. 93; Сб. РИО, т. 38, с. 133 (18 марта); Полосин, с. 210 (28 марта). В начале марта 1584 г. разосланы были по монастырям грамоты, в которых царь просил монахов молиться, чтоб бог его «от настоящия смертныя болезни свободил и здравье дал» (ДАИ, № I, № 129).
[Закрыть].
Наиболее подробно рассказал о смерти Грозного Д. Горсей [357]357
Севастьянова, с. 112–113.
[Закрыть]. Незадолго до смерти царь приказал доставить к нему волхвов из Карелии. Распоряжение было исполнено, и 60 колдунов поселили под стражей в Москве. Ежедневно их посещал Б. Я. Бельский. Ему единственному дозволено было узнавать их ворожбу. Чародеи «по звездам» предсказали смерть царя в определенный день. Об этом Бельский доложить царю не осмеливался. Проведав о предсказании, Грозный впал в ярость и сказал, что «очень похоже, что в тот день они будут сожжены». Тем временем царю становилось все хуже. Он не мог ходить. Его выносили каждый день с сопровождающими, чтобы он мог любоваться своими сокровищами. Антрополог М. М. Герасимов, изучавший останки Ивана IV, установил, что Грозный страдал отложением солей в позвонках шеи и спины. Это почти лишало его подвижности и вызывало сильные боли. В костях скелета было обнаружено и значительное количество ртути – след старательного лечения. Оно, очевидно, было безрезультатным, так как царь вряд ли отказывал себе в удовольствиях [358]358
Герасимов М. М. Документальный портрет Ивана Грозного. – Краткие сообщения о докладах и полевых исследованиях Института археологии, вып. 100. М., 1965, с. 139–142.
[Закрыть].
В полдень 18 марта 1584 г., т. е. в день, когда волхвы предсказали царю смерть, Грозный, по словам Горсея, пересмотрел завещание и отдал распоряжение приготовить ванну. Затем он послал Бельского уведомить колдунов, что их зароют в землю или сожгут за ложь, так как царь в день предсказанной ему кончины здоров, как никогда. Однако волхвы продолжали настаивать на своем предсказании, говоря: «День окончится, только когда сядет солнце». Около третьего часу дня, приняв ванну, Грозный приказал Родиону Биркину принести шахматы и позвал к себе Бельского, Годунова и слуг [359]359
По разрядам, Грозный умер «за три часы до вечера» (РК 1559–1605 гг., с. 202). С 1577 г. известен Р. П. Биркин. В 1585 г. он служил в Пронске. Родион Петрович Биркин, рязанец, упоминается в деле 1584 г. (РК 1475–1598 гг., с. 277; Акты Юшкова, № 220). Сцена последней игры Грозного в шахматы ярко изображена в пьесе А. К. Толстого «Смерть Ивана Грозного» и в других произведениях литературы и искусства. См.: Линдер И. Последняя партия Грозного. – Шахматы в, СССР, 1965, № 11, с. 16–17.
[Закрыть]. Однако «вдруг ослабел и повалился навзничь». Произошло замешательство, послали за духовником и врачом. «Тем временем царь был удушен и окоченел». Бельский и Годунов вышли на крыльцо и объявили о его кончине. Ворота Кремля сразу же закрыли и стали надежно охранять. Проходя мимо Горсея, Борис ему сказал: «Будь верен мне и ничего не бойся» [360]360
Севастьянова, с. 113. В ранних переводах было «испустил дыхание», а не «удушен». Дата смерти 19 марта ошибочна (ПСРЛ, т. 14, с. 2; Корецкий. Смерть Грозного, с. 93).
[Закрыть].
Существуют и другие версии смерти Грозного. По сообщению Боуса, царь умер «от пресыщения» [361]361
ЧОИДР, 1884, кн. 4, с. 102.
[Закрыть].
На Руси ходили слухи о насильственной смерти Грозного. «Нецыи же глаголют, – записал один летописец XVII в., – яко даше ему отраву ближние люди». Намек на убийство царя Борисом есть и в новгородской летописи (митрополит Дионисий обвинял его «за некое неправедное убийство»). Совершенно определенно о причастности Годунова и Бельского к смерти царя пишет дьяк И. Тимофеев: «Жизнь же яростиваго царя… преже времени ближний сего зельства его ради сокращения угасиша: Борис… сложившийся купно з двема в тайномыслии о убиении его с… царевем приближеным возлюблюником… Богданом Бельским» [362]362
ПСРЛ, т. 34, с. 230; НЛ, с. 449; Временник Тимофеева, с. 15.
[Закрыть]. Эту версию более подробно изложил И. Масса. Царь, по его словам, «день ото дня становясь все слабее… впал в тяжкую болезнь, хотя опасности еще не было заметно; и говорят, один из вельмож, Богдан Бельский, бывший у него в милости, подал ему прописанное доктором Иоганном Эйлофом питье, бросив в него яд в то время, когда подносил царю, отчего он вскорости умер; так ли это было, известно одному богу» [363]363
Масса, с. 32. Сходную версию передают гетман Жолкевский и француз П. Делавиль из корпуса Делагарди (Записки гетмана Жолкевского о Московской войне. СПб., 1871, с. 3; РВ, 1841, № 3, с. 745). Эйлоф осенью 1581 г. находился в подчинении у главы Аптекарского приказа Б. Вельского (ЦГАДА, ф. 210 (Приказного стола), стлб. 547, л. 74, 75; стлб. 283, л. 252). После смерти Ивана IV был выслан из России (Корецкий. Смерть Грозного, с. 96–97).
[Закрыть].
Иную версию передает П. Одерборн: «Болезнь схватила тирана быстро и цепко. Несколько дней он ничего не говорил, не ел, не пил, не издавал ни звука, как будто бы немой. По прошествии нескольких дней к нему вернулась речь». Не раз он начинал звать сына Ивана. Едва царю стало легче, он захотел овладеть Ириной Годуновой. Та закричала о помощи. Чтобы народ не узнал об этом, царь велел казнить шесть человек, в том числе М. Шуйского (такой, кстати, неизвестен). В течение нескольких дней Грозный трижды впадал в забытье. Сутками лежал он без движений и наконец умер [364]364
Полосин, с. 209–210; ср. Петрей, с. 157–161.
[Закрыть].
Как окончил жизненный путь царь Иван – естественной ли смертью или с помощью приближенных, – наверно, мы никогда не узнаем [365]365
Одни историки считают, что Грозный был отравлен (Корецкий. Смерть Грозного, с. 101), другие отрицают это (Скрынников Р. Г. Иван Грозный, с. 238). С. Б. Веселовский не находил «ничего невероятного» в слухах о насильственной смерти, но полагал, что проверить их, «конечно, невозможно» (Веселовский. Опричнина, с. 48). Я склонен примкнуть к последнему мнению. Наличие большого количества ртути в останках Ивана IV и царевича Ивана «не позволяет полностью исключить возможность острого или хронического отравления ее препаратами» (Антропологическая реконструкция и проблемы палеоэтнографии. М., 1973, с. 184).
[Закрыть]. Обстановка бесконечных придворных злодеяний создавала почву для самых невероятных слухов. Между тем при кончине Грозного присутствовали лишь Борис Годунов и Богдан Бельский, которые могли сказать правду, а могли утаить одну из страшных тайн дворцовой жизни. Но по существу дела это не столь уж важно. О. А. Яковлева считает вероятной причастность Бельского и Бориса к смерти Ивана IV, так как царь хотел развести Федора с Ириной Годуновой, что пагубно отразилось бы на судьбе обоих фаворитов [366]366
Яковлева. Возвышение, с. 279.
[Закрыть]. Если подобные соображения могли иметь место относительно Бориса, то благополучие Бельского зависело в первую очередь от жизни его высочайшего покровителя, и вряд ли Богдану имело смысл ее укорачивать. Но… чего не бывало при дворе Ивана Грозного!
Сохранились немногочисленные, но яркие характеристики внешнего облика и духовного склада Ивана Васильевича Грозного, принадлежащие перу современников этого незаурядного, но не воздержанного в своих страстях исторического деятеля России XVI столетия. Создан М. М. Герасимовым и скульптурный портрет царя. Ясно выраженная асимметрия (левый глаз, ключица и лопатка значительно больше правых), тяжелый орлиный нос потомка Палеологов, брезгливо чувственный рот придают Грозному неповторимо отталкивающий вид. В начале XVII в. кн. С. И. Шаховской пишет: «Царь Иван образом нелепым, очи имея серы, нос протягновен и покляп; возрастом (ростом. – А. З.) велик бяше, сухо тело имея, плещи имея высоки, груди широкы, мышцы толсты; муж чюднаго разсуждения, в науке книжного поучения доволен и многоречив зело, к ополчению дерзостен и за свое отечество стоятелен. На рабы своя… жестосерд велми и на пролитие крови и на убиение дерзостен и неумолим» [367]367
РИБ, т. 13, стлб. 619–620.
[Закрыть].
Побывавший в России имперский посол Д. Принц в 1576 г. писал, что царь «очень высокого роста… большие глаза… у него постоянно бегают и все наблюдают самым тщательным образом. Борода у него рыжая, с небольшим оттенком черноты, довольно длинная и густая, но волосы на голове, как большая часть русских, бреет бритвой». По Одерборну, Грозный был высок ростом, силен, крепок, пропорционально сложен. У него были маленькие, но сверкающие острые глаза. Выглядел он страшно, как мужественный воин. Природа наделила его острым умом и редкой памятью. Челобитья сам принимал и их перечитывал. Самый незначительный человек мог явиться к нему с челобитьем на несправедливо действовавших правителей. Эту характеристику почти повторил шведский агент в Москве П. Петрей. Царь, по его словам, «был горд и надменен… отважен и дерзок, хитер и лукав, имел… наружность, как у сердитого воина; он смеялся только во время опасности и великого бедствия… От природы получил он сметливую и умную голову и хорошую память». Сходное описание Ивана IV дает и датский посол Я. Ульфельд. Для английского посла Д. Флетчера Иван IV «человек высокого ума и тонкий политик». Видел Грозного и Д. Горсей. По его мнению, царь «был приятной наружности, имел хорошие черты лица, высокий лоб, резкий голос. Настоящий скиф, хитрый, жестокий, кровожадный, безжалостный» [368]368
Принц, кн. 3, с. 27; Полосин, с. 211; Петрей, с. 161; Ульфельд, с. 33; Флетчер, с. 30; Севастьянова, с. 117.
[Закрыть].
Изощренная жестокость Грозного достаточно хорошо известна. Тяжелое сиротское детство, самоуправство Шуйских наложили отпечаток на всю жизнь царя Ивана, лишив его какого бы то ни было доверия к подданным. Мнительность царя дошла до патологии. Он считал, что все его подданные – «воры», «состоят в заговоре с поляками и крымцами» [369]369
Флетчер, с. 31, 19. [так. HF]
[Закрыть].
О причудах Грозного современники рассказывали всевозможные истории. Так, якобы получив в подарок от шаха Тахмаспа слона, царь по утрам обучал его становиться перед ним на колени, прокалывая тонким железным лезвием кожу на лбу слона. Поняв безнадежность своих попыток, он приказал рассечь его на части. Однажды царь пригласил к себе бояр и дворян, а когда, напившись, они стали «всяким глумлением глумитися, овии стихи пояше, а овии песни воспевати, и собаки звати, и всякия срамные слова глаголати», велел их речи «писати тайно». Утром протрезвевшим царским гостям их речи были предъявлены, что вызвало у них удивление (и, наверно, испуг). В другой раз Иван IV послал своих людей на торг, где они также тайком записали разговоры обывателей. Когда записи прочли царю, то он «удивишася мирскому волнению» [370]370
Полосин, с. 211; Петрей, с. 162; ПСРЛ, т. 34, с. 194. [267]
[Закрыть].
Храбрость у Ивана IV соседствовала с паническим страхом. Он малодушно стремился во что бы то ни стало к миру с Баторием. Страх перед Девлет-Гиреем побуждал Ивана IV простаивать «на берегу» Оки в ожидании нападения с юга либо гнал его на север под защиту крепких монастырских стен. Страх перед собственными подданными заставлял «грозного» царя то укрываться за стенами Александровской слободы, то возводить укрепления в собственной столице, то отстраивать новую крепость на севере – Вологду, то готовиться к бегству за море.
Тем не менее это был проницательный политик, по-своему понимавший сложные внешне– и внутриполитические задачи России. Грозный боролся со старицким князем Владимиром и его окружением, что на деле означало осуществление настоятельной потребности упрочения единства русских земель. Он много сделал для развития экономических отношений со странами Востока и Запада, а это отвечало насущным интересам широких кругов феодалов. И вместе с тем, воспитанный в обстановке княжеско-боярских распрей, Иван IV черпал средства и формы борьбы с противниками из арсенала прошлого, что наложило отпечаток архаики на его деятельность.
В борьбе за жизненно необходимые для России выходы к главным в то время путям сообщения – морским – правительство царя Ивана не добилось успеха. Ему не удалось дипломатическим путем создать коалицию реальных союзников в войне за Ливонию. Грозный надеялся на эфемерные связи с государствами (в частности, с Англией), не проявлявшими в то время достаточной заинтересованности в прочном политическом союзе с Россией. Осознавая цели своей деятельности, определенные всем предшествующим развитием страны, Иван IV часто не мог найти к ним верного и надежного пути. Его, пожалуй, можно сравнить с неумелым лоцманом, знающим место назначения корабля, но упорно сажающим его то на мель, то на незаметный риф.
На заре самостоятельной деятельности Иван IV умел ценить талантливых и самобытных сподвижников. Но мнительный характер и обостренное чувство собственного величия неизбежно приводили его к разрыву с теми, кто искренне и настойчиво проводил наиболее дальновидные мероприятия.
Грозный был фанатично религиозен. В юные годы он выучил наизусть множество библейских и евангельских преданий, заботился о сохранении и упрочении порядка церковных служб и благоустройстве церквей. Считая себя наместником бога на земле и возглавляя монашеское «братство», занимавшееся беспощадным уничтожением «крамолы», Грозный многословно и напыщенно защищал чистоту православной веры от протестантов и католиков, сочинял церковные каноны, обличал монахов Кирилло-Белозерского монастыря с яростью, достойной истинного реформатора. Искореняя «крамолу» и укрепляя свою власть как помазанник божий, он вместе с тем составлял синодики для поминовения умерщвленных по его велению жертв.
Своеобразный писатель, Грозный любил живое слово, пробивавшееся в его сочинениях искрами истинного таланта сквозь шелуху церковно-нравоучительной словесности. Его политические представления отличались сумбурной смесью обветшавших церковных учений и непомерно гипертрофированных представлений о собственной роли как вершителя судеб подданных.
Иван IV был сыном блистательного, но жестокого века, когда бурное развитие гуманистических теорий совпало с истреблением тысяч инакомыслящих во время религиозных войн и с деспотическим правлением взбалмошных монархов. Это было время тиранов, убежденных в неограниченности своей власти, освященной церковью; оно порождало моральных уродов, прикрывавших маской ханжества и религиозности безграничную жестокость к собственным подданным.
Полубезумный шведский король Эрик XIV запятнал себя не меньшим количеством убийств, чем Грозный. Французский король Карл IX участвовал в беспощадной резне протестантов в Варфоломеевскую ночь 24 августа 1572 г., под покровом которой была уничтожена добрая половина французской аристократии. Испанский король Филипп II с удовольствием присутствовал на бесконечных аутодафе на площадях Вальядолида, где ежегодно сжигалось по 20–30 представителей наиболее родовитой испанской знати. Папа не уступал светским властителям Европы. Гимн «Тебя, бога, хвалим» был его ответом на события Варфоломеевской ночи. Европейские монархи XVI столетия, эпохи формирующегося абсолютизма, не уступали друг другу в жестокости. Грозный отличался от них лишь тем, что стал вдобавок ко всему сыноубийцей [371]371
Зимин А. А., Хорошкевич А. Л. Россия времени Ивана Грозного. М., 1982, с. 125.
[Закрыть]. В последние годы жизни Ивана Грозного можно обнаружить у него постепенный, но неуклонный процесс распада личности, ускорившийся после смерти царевича Ивана [372]372
См.: Ковалевский П. И. Иоанн Грозный и его душевное состояние. Психиатрические эскизы из истории, вып. 2. – Харьков, 1893; изд. 2-е. СПб., 1901; Чистович Я. История первых медицинских школ в России. СПб., 1883, прил., с. 55–60; Глаголев Д. М. Душевная болезнь Иоанна Грозного. Русский архив, 1902, № 7. Ср.: Hellie R. lvan the Terrible Paranoia (Thirtheenth Annual Southern Conference on Slavic studies. November 3, 1975, North Carolina). H. П. Лихачев решительно возражал против того, чтобы считать Грозного душевнобольным (Лихачев. Поссевино, с. 62–101).
[Закрыть]. Психически неполноценными были дети Грозного – Федор и Дмитрий. Болен был «падучим недугом» его дальний родич И. М. Глинский. После смерти старшего сына Грозный почти устранился от реальной политической жизни, проводя дни в молитвах и строя планы, далекие от действительности. Но жизнь шла своим чередом. «Период сумасбродств Ивана» [373]373
Архив Маркса, Энгельса, т. VIII. М., 1946, с. 165.
[Закрыть]. нанес сильный удар по царистской психологии народа. Совпав с резким усилением крепостничества, он сыграл заметную роль в подготовке взрыва классовой борьбы, который привел в конечном счете к гражданской войне начала XVII в.
Московские восстания 1584 и 1586 гг
В ту самую ночь, с 18 на 19 марта 1584 г., когда царь Иван отошел в царство теней, на престол спешно был возведен его слабоумный сын Федор [374]374
Горсей, с. 109.
[Закрыть]. Русские источники начала XVII в. старательно подчеркивали, что он вступил на царство по «благословению и повелению» Ивана IV [375]375
Повесть, како отомсти, с. 241; ПСРЛ, т. 14, с. 2: «..престол предаст благородному сыну своему… отеческим благословением преемник бывает»; с. 34: «..благослови царствовати сына своего»; т. 34, с. 230: «..оставил сына его наследника царствию… И по погребении нарекоша на государство Московское… Федора».
[Закрыть]. Но что реально скрывалось за столь трафаретными формулами? Означали ли они существование письменного завещательного распоряжения Грозного, были ли это отголоски его личного волеизъявления, или они прикрывали решение, не имевшее ничего общего с волей покойного царя? Судя по сообщениям осведомленных современников, непосредственно перед смертью у царя было письменное завещание [376]376
См. также: Skrynnikov R. Das letzte Testament Ivans IV und sein Schicksal. – Osteuropa in Geschichte und Gegenwart. Köln – Wien, 1977, S. 18–33.
[Закрыть].
По словам Горсея, в день смерти Грозный «пересмотрел свое завещание». Англичанин упоминает также «отдельных князей, которых прежний царь по своему завещанию назначил вместе с князем-правителем управлять государством» [377]377
Севастьянова, с. 113, 118.
[Закрыть].
Следовательно, существовало не просто завещание. Зная о неспособности Федора самостоятельно управлять страной, его отец определил состав регентского совета, который и должен был держать бразды правления государством. Правда, попытки выяснить, кто же был назначен регентами, наталкиваются на серьезные трудности.
По «Повести, како отомсти» 1606 г. и другим произведениям этого цикла, Иван IV якобы приказал Федора и Дмитрия «верному своему приятелю и доброхоту благонравному боярину князю Ивану Петровичю Шуйскому, да князю Ивану Федоровичю Мстиславскому, да Никите Романовичю Юрьеву, дабы их, государей наших, воспитали и со всяцем тщанием их царскаго здравия остерегали». Та же версия содержится в «Повести, како восхити» и в «Ином сказании», восходящим к «Повести, како отомсти» [378]378
Повесть, како отомсти, с. 241; РИБ, т. 13. СПб., 1909, стлб. 146.
[Закрыть]. Тенденциозность приведенного отрывка не вызывает сомнений. На первом месте среди регентов помещен с весьма лестной характеристикой ближайший родич царствовавшего в 1606 г. Василия Шуйского. Зато о Борисе – гонителе Шуйских – нет ни слова. По наблюдению Е. Н. Кушевой, весь текст «Иного сказания» (а следовательно, и предшествующих ему памятников) апологетичен по отношению к Василию Шуйскому. Это также подрывает доверие к объективности рассказа о составе регентского совета в «Повести, како отомсти». Позднейшие переписчики «Иного сказания» (не ранее 20-х годов XVII в.), очевидно, заметили тенденциозность рассказа и пытались его подправить, поставив на первое место среди регентов, кн. И. Ф. Мстиславского [379]379
Кушева. Публицистика, с. 64, 41, 42.
[Закрыть].
В Хронографе редакции 1617 г. Н. Р. Юрьев и И. П. Шуйский называются «ближайшими приятелями» Грозного, который им «приказал правити по себе великия Росии царство державы своея и сына своего… Феодора в самодержателстве… умудряти». Эту версию повторил Мазуринский летописец [380]380
Изборник, с. 185; РИБ, т. 13, стлб. 1275–1276; ПСРЛ, т. 31, с. 143.
[Закрыть]. Хронограф составлялся в правительственных кругах при Михаиле Романове, а поэтому, естественно, среди регентов при последнем царе из династии Рюриковичей на первое место поставлен дед первого царя из новой династии. В псковской летописи, где авторитет руководителя обороны от Батория кн. И. П. Шуйского был особенно велик, сообщалось, что Иван IV «приказал… царьство и сына своего Федора хранити» кн. И. П. Шуйскому и митрополиту [381]381
ПЛ, вып. 2, с. 264.
[Закрыть]. В «Новом летописце» (1630 г.) вопрос о регентах обойден молчанием, и только в текст Латухинской Степенной книги 1678 г. (основанной на этом летописце) вставлено, что перед смертью Грозный поручил «соблюдати» Федора и «радети о нем» «шурину его государя царевича болярину Борису Феодоровичу Годунову» [382]382
Васенко, с. 66.
[Закрыть]. Источники этого сведения, как и ряда других прогодуновских, в Латухинской книге не ясны.
Иную картину рисуют свидетельства иностранных современников. Так, лейб-медик Грозного Иоганн Эйлоф 24 августа 1584 г, сообщал папскому легату в Польше Болоньетти о четырех боярах, назначенных правителями. Первым он называет кн. И. Ф. Мстиславского, вторым – Н. Р. Юрьева. Кого он еще имел в виду, можно только догадываться [383]383
HRM, t. II, р. 7; Соловьев, кн. 4, с. 204.
[Закрыть]. Согласно Д. Горсею, «по воле старого царя» правительство составили Б. Ф. Годунов, кн. И. Ф. Мстиславский, кн. И. П. Шуйский и Н. Р. Юрьев. Через несколько страниц, возвращаясь к завещанию Грозного, он назвал Н. Р. Юрьева «третьим» регентом «наряду с Борисом Федоровичем», [384]384
Севастьянова, с. 114, 120.
[Закрыть]. а в более раннем рассказе Горсея о коронации Федора Б. Ф. Годунов, кн. И. Ф. Мстиславский, кн. И. П. Шуйский, Н. Р. Юрьев и Б. Я. Бельский значатся как «бояре, назначенные стоять во главе правления по воле покойного царя, и его душеприказчики» [385]385
Горсей, с. 109; Skrynnikov R. Op. cit., S. 21.
[Закрыть].
Мнение Д. Горсея о Борисе Годунове как душеприказчике Грозного оспаривает Р. Г. Скрынников на основании депеши из Москвы имперского посла Н. Варкоча 1589 г. Варкоч писал, что Грозный перед кончиной составил завещание, в котором назвал своими душеприказчиками некоторых ближних бояр, но в нем «ни словом не упомянул Бориса Федоровича Годунова… и не назначил ему никакой должности..». Р. Г. Скрынников рассматривает эту «дискриминацию» Бориса как следствие неосуществившегося желания Грозного развести Федора с сестрой Годунова Ириной из-за ее бесплодия. При этом он ссылается на сведения И. Массы и П. Петрея о том, что Грозный якобы хотел либо заточить Ирину в монастырь, либо изгнать ее [386]386
Штендман Г. Ф. Отзыв об историческом исследовании проф. А. Трачевского. – Отчет о XXI присуждении наград гр. Уварова. СПб., 1880, с. 101–102; Масса, с. 34; Скрынников. Россия, с. 106; Скрынников. Борьба, с. 49; Скрынников. Борис, с. 184–185; Петрей, с. 158. Масса пишет: «..так как в течение трех лет у него (Федора. – А. З.) не было от нее (Ирины. – А. З.) наследника, она родила одну только дочь, которая вскоре умерла (Масса путает хронологию: Феодосия родилась в 1592 г. – А. З.), то Иван Васильевич пожелал, чтобы сын, следуя их обычаю, заточил ее в монастырь и взял себе другую жену».
[Закрыть]. Эта цепь умозаключений построена на некритическом восприятии источников. Сведение Н. Варкоча появилось под влиянием слухов о завещании Грозным престола одному из имперских эрцгерцогов и имело целью доказать незаконность власти Бориса. Идея развода Ирины с Федором также позднего происхождения – она возникла в 1586 г., когда ее, возможно, и стали приписывать Грозному.
Словом, нет оснований считать, что в регентском совете не было шурина царя Федора, т. е. ближайшего к нему человека. Конечно, Грозный должен был назначить опекунами и кн. И. Ф. Мстиславского и кн. И. П. Шуйского, находившихся в дальнем родстве с правящим домом (по внучкам Ивана III), и дядю царевича Федора боярина Н. Р. Юрьева. Возможно, регентом был и Б. Я. Бельский. Кроме Горсея об этом сообщал посол Речи Посполитой Лев Сапега, находившийся во время смерти царя Ивана в Москве [387]387
Шереметев, с. 43; Петрей, с. 167.
[Закрыть]. Впрочем, полной ясности с Бельским нет.
В Империи распространялись невероятные слухи о завещании Грозного. В апреле 1588 г. имперский агент Л. Паули писал из Москвы в Вену, что бездетный царь Федор находится при смерти и что среди московской знати есть лица, надеющиеся видеть на престоле австрийского эрцгерцога Максимилиана. Об этом-де шла речь в завещании великого князя (Ивана IV), которое до сих пор сохраняется в тайне [388]388
Skrynnikov R. Op. cit., S. 28. Ср.: Übersberger H. Österreich and Rufiland seit dem Ende des 15 Jht. Wien – Leipzig, 1906, S. 494–499, 528–529.
[Закрыть].
Некоторое время спустя Паули сообщил подробности. Грозный будто бы пришел к мысли, что Федор «по простоте и слабости правление над грубыми и непокорными народами с трудом мог воспринять и удержать», и на случай своей смерти «уговорил одного высокого происхождением, дабы управлением около него (Федора).. ему руку помощи действительно дать мог», и «с неким Богданом Бельским, тогда его ближайшим и наитайнейшим будучи, советовался». Не надеясь в скором времени на рождение наследника (Федор 12 лет был бездетным, а Дмитрий – малолетним), Грозный решил назвать эрцгерцога австрийского Эрнста «ежегодным представителем княжеств Твери, Углича, Торжка с ежегодным доходом в 30 000 руб.» и «Богдана Бельского к вашему величеству о том отправить». Последняя воля царя Ивана была известна его «тайнейшему секретарю» Савве Фролову, писавшему завещание. Но оно «не было обнародовано» по причине «болезни и скорой смерти» Грозного [389]389
Штендман Г. Ф. Отзыв… с. 101–102; Шереметев, с. 44–45; Skrynnikov R. Op. cit., S. 28–29, 32–33.
[Закрыть]. В реляции 1589 г. Н. Варкоч сообщал, что Годунов, подавив открытый им боярский заговор (1586 г.), «говорят, разорвал завещание» и велел его сжечь. Л. Паули добавил, что доверенный дьяк Ивана IV Савва Фролов позднее неожиданно умер. Впервые в источниках он появляется 18 октября 1583 г. как подьячий, но уже 30 октября С. Фролов как дьяк участвует в переговорах с англичанами. В мае 1586 – ноябре 1588 г. он был дьяком в Новгороде [390]390
Донесение, с. 109; Веселовский. Дьяки, с. 551; Сб. РИО, т. 38, с. 61, 85; Самоквасов, т. II, № 42, 43, 55, с. 482–483, 500; ААЭ, т. 1, № 332, 334, 335. По мнению В. И. Корецкого, С. Фролов был удален из Москвы «под начало к Трубецкому» в марте 1586 г. (Безднинский летописец, с. 199).
[Закрыть].
Версия Варкоча – Паули недостоверна. Она резко противостоит традициям составления великокняжеских завещаний на Руси. В ней много противоречий. В. И. Корецкий, ссылаясь на сообщение Варкоча, писал, что «Шуйские широко использовали против Годунова это завещание» [391]391
Безднинский летописец, с. 199.
[Закрыть]. Данных в пользу такого утверждения нет. Не менее сомнительна и диаметрально противоположная догадка о том, что версия Варкоча – Паули была создана не при имперском дворе, а при русском и должна была подкрепить план Годунова выдать Ирину замуж за кого-либо из Габсбургов [392]392
Skrynnikov R. Op. cit., S. 33. [268]
[Закрыть]. Поскольку такого плана, как увидим далее, не существовало, то догадка надуманная. Легенда об эрцгерцоге Эрнсте как наследнике русского трона, конечно, появилась в тех кругах, которым она была выгодна, т. е. в среде имперских дипломатов.
Подведем некоторые итоги. После гибели Ивана Ивановича и, очевидно, незадолго до смерти Иван IV составил последний вариант духовной. Наследником он назвал Федора, а в удел Дмитрию отвел г. Углич [393]393
В описи Посольского приказа 1614 г. упоминается «Выписка из духовные… пожаловал царицу свою великую княгиню Марью, что ей написано в духовной» (ОЦААПП, с. 49). Речь, очевидно, идет не о Марии Нагой, а о Марии Темрюковне.
[Закрыть]. С целью обеспечить нормальное управление государством при слабоумном царе Грозный определил состав регентского совета, куда вошли родичи нового царя – И. Ф. Мстиславский, И. П. Шуйский, Н. Р. Юрьев, шурин Федора Б. Ф. Годунов. Был ли в числе регентов Б. Я. Бельский, с уверенностью сказать трудно. Завещание до нас не дошло. Возможно, оно было уничтожено. После того как в 1586/87 г. Борис расправился с Шуйскими, а Н. Р. Юрьев и И. Ф. Мстиславский к тому времени умерли (Б. Я. Бельский находился в опале), завещание становилось неприятным для Годунова документом не потому, что он сам в нем якобы не упоминался, а, наоборот, потому, что в нем наряду с ним упоминались лица, воспоминания о которых становились теперь для него нежелательными.
Итак, Федор вступил на престол в полном согласии с традицией престолонаследия и в соответствии с завещательным распоряжением отца. Расстановка сил в придворных кругах была довольно сложной. Существовали две основные группы знати, хотя внутри их единство не всегда было прочным. Первую представляли княжеско-боярские семьи, связанные с земской средой, вторую – те, возвышение которых определялось не родословными традициями, а придворной, в первую очередь опричной, службой. К 1584 г. в Боярскую думу входило 11 бояр и 5 окольничих. Ее главой формально был маститый старец кн. И. Ф. Мстиславский, которому перевалило за 80. В начинавшейся большой игре за власть он был скорее представительной, чем действующей, фигурой. Зато его сын Федор (также боярин) был в расцвете сил. Мстиславские принадлежали к крупнейшим землевладельцам страны. Их владения (волость Юхоть и Черемха), располагавшиеся на Ярославщине, восходят ко времени, когда Мстиславские находились на полуудельном положении «служилых князей» [394]394
Севастьянова, с. 88; Мордовина. Князья, с. 331–333.
[Закрыть]. Первым браком кн. И. Ф. Мстиславский был женат на дочери казненного при учреждении опричнины виднейшего боярина кн. А. Б. Горбатого и Анастасии Петровны Головиной, вторым – на сестре жены боярина Н. Р. Юрьева, которая была дочерью кн. В. И. Воротынского [395]395
Мятлев Н. В. К родословию князей Мстиславских. – ЛИРО, 1916, вып. 1–4, с. 305.
[Закрыть].
Пожалуй, наиболее влиятельным лицом в Думе был дядя царя Н. Р. Юрьев. Он, как И. Ф. Мстиславский, тоже был «в возрасте», служил при дворе около 40 лет. Первая его жена была внучкой Д. В. Ховрина, а вторая – дочерью кн. А. Б. Горбатого. Дети Никиты Романовича с их мужьями и женами составляли сплоченный клан. Так, второй сын Никиты – Александр женат был на дочери кн. И. Ю. Голицына; дочь Анна была замужем за кн. И. Ф. Троекуровым; Евфимия – за кн. И. В. Сицким; Марфа – за служилым князем Б. К. Черкасским; племянница Фетинья – за кн. Ф. Д. Шестуновым. Через Троекуровых Юрьевы состояли в родстве с Шереметевыми (отец И. Ф. Троекурова был шурином И. В. Шереметева). Известно также, что «Федор Романов и князь Иван Ситцкой и князь Олександр Репнин меж собою братья и великие други» (1598 г.) [396]396
Н. Р. Юрьев появляется в разрядах в качестве рынды в 1547 г., сразу после свадьбы Ивана IV и Анастасии Романовны (РК 1475–1598 гг., с. 111; Сборник материалов по истории предков царя Михаила Федоровича Романова, ч. I. СПб., 1901, с. 282–311). О Черкасских см.: Мордовина. Князья, с. 334–335. Борис Камбулатович Черкасский выехал на Русь в 1576/77 г., где был крещен (РИБ, т. 22, кн. 2. СПб., 1908, стлб. 61). Он приходился двоюродным братом одной из жен Ивана IV – Марии Темрюковне. О родственных связях Юрьевых с Шереметевыми см.: РК 1559–1605 гг., с. 97, 317.
[Закрыть]. К старинной знати принадлежали и свойственники бояре кн. В. Ю. Голицын и кн. П. И. Татев (Голицын женат был на дочери кн. Ф. И. Татева). Примыкал к этой группе и окольничий Ф. В. Шереметев. Несколько особняком держались князья Шуйские, связанные родством с Малютой Скуратовым и опричной службой, хотя боярин кн. В. Ф. Скопин-Шуйский женат был на дочери П. И. Татева [397]397
Кобеко Д. Ф. Родословные заметки о некоторых деятелях Смутного времени. СПб., 1903, с. 4–5. В. Ю. Голицын последний раз упоминается в разрядах летом 1584 г. (РК 1559–1605 гг., с. 206), а П. И. Татев – в ноябре 1585 г. (РК 1475–1598 гг., с. 364). О поддержке Шуйскими земской группы см.: ПСРЛ, т. 14, с. 36; т. 34, с. 195.
[Закрыть].