Текст книги "Паутина"

Автор книги: Александр Чубарьян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

Конечно же, Лекс не придал значения словам Алины и понятия не имел о том, кого она перестала бояться.

Глава 0. /dev/null

Подмосковье, деревня Полушкино, июль 2000 года

Когда на улице тридцатипятиградусное пекло и воздух над асфальтом раскален настолько, что невозможно дышать. Когда все подружки разъезжаются по деревням, курортам и спортивным лагерям. Когда в квартире внезапно ломается кондиционер, а у родителей появляется возможность взять отгулы в счет отпуска. Когда все валится из рук, а часы существуют только для того, чтобы отмерять время до пятницы, – нет никаких сомнений в том, что пришло время садиться в папину машину и ехать на дачу.

Восемьдесят километров от МКАДа по направлению к юго-западу. Деревня под названием Полушкино, от нее еще три километра, и далее дачный поселок, называемый садовым товариществом «Зеленоречка». Участки по девять и двенадцать соток, однотипные двухэтажные домики, электричество, колодцы, газ обещают в следующем году, деньги уже собрали.

Отдушина для любого городского жителя, одуревшего от летней жары и каменных джунглей.

Любовь к дачам детям прививается с детства. Раньше это была любовь к садовым участкам и семейным сборам урожая. Теперь фрукты и овощи закупались на рынке, а детям объясняли, что на даче хорошо, потому что свежий воздух необходим людям, живущим в городском смоге.

Некоторые дети, как, например, Алина, не совсем понимали, что такое городской смог. Когда они приезжали на дачу и выходили из машины, то папа обычно делал глубокий вдох и говорил:

– Господи, какой воздух!

– Невероятно чистый, – подтверждала мама, вдыхая его вслед за отцом.

Алина по примеру родителей тоже делала вдох и кивала, но никогда не признавалась в том, что совершенно не чувствует никакой разницы между городским воздухом и дачным. Тем более что она, в отличие от некоторых детей, любила дачу и все, с ней связанное.

На даче девочке нравились три вещи: весельная лодка, смородина и надувной бассейн, в котором Алина готова была плескаться с утра до вечера.

На лодке папа катал Алину и маму, если не рыбалил. Зеленоречка – не зря так прозвали этот дачный поселок. Здесь есть речка с водой, которая действительно почти все время зеленого цвета. В речке водятся окуни, караси, красноперки и даже щуки. Поговаривали, что раньше здесь был рыбный заповедник, в котором разводили осетров, и якобы кто-то из соседей видел, как кто-то вытаскивал… впрочем, рыба Алину не интересовала – ей нравилось исключительно катание на лодке.

Смородина. Красная, белая и черная. Мама говорила, что она очень-очень полезна, но Алина любила ее, конечно же, не за полезность, а за вкусность. Смородины у них на участке было тысяча миллионов кустов, она росла вдоль забора по всему периметру, и Алина могла съедать ее каждый день по тысяче миллионов горстей.

Ну и главная забава, недоступная в городе, – это свой собственный бассейн, стоящий посреди участка. Его доставали из сарая, надували и заполняли водой чуть ли не первым делом, когда приезжали на дачу. Так классно лежать в теплой воде и смотреть вверх, на голубое небо, такое чистое, какого никогда не увидишь в городе.

Нет, конечно, в дачной жизни имеется еще много всяких прелестей – например, баня, после которой так здоровски с разбега плюхаться в бассейн, поднимая целый фонтан брызг. Или люляки – люля-кебаб, который папа готовил на мангале. Еще всякие ежи, дятлы, кукушки и прочая полудикая живность, посещающая их участок в самые неожиданные моменты. Еще бадминтон, вечернее лото, утренняя роса, сверчки по ночам и прочая, прочая, прочая.

Единственное, что Алине не нравилось на даче, – это пауки. Не то чтобы она их боялась – это когда маленькая была, визжала при их виде, а сейчас-то уже взрослая, тринадцать лет как-никак, – но неприязнь к ним оставалась прежней.

Пауки плели свои паутины еженощно и всюду, папа посмеивался, когда Алина, зайдя за смородиной, натыкалась на миниатюрные сети и, фыркая, пыталась стряхнуть с себя невидимые и очень неприятные нити.

А в остальном дача была тем самым местом, куда надо обязательно приезжать каждое лето на неделю. Не больше, потому что через неделю она надоедает, но и не меньше – иначе не успеть в полной мере насладиться природой.

– Как хорошо, что мы ее тогда купили, – сказал однажды папа маме. – Считай, за шапку сухарей. У нас в один год появилась и дача, и доча.

– Папа, а кто нам продал дачу за шапку сухарей? – удивленно спросила Алина. В ее представлении, это должна была быть огромная шапка.

Оказалось, что «шапка сухарей» – означало, что очень дешево, почти даром. А вот кто продал им дачу, родители не знали. Бывшего хозяина они так и не увидели, сделку завершали через агента, который – вот странно – в первую встречу упомянул, что хозяин какой-то индус, а во вторую – что какая-то молодая девушка.

– Да и не все ли равно, кто продал. Главное, что теперь хозяева тут мы. Ты будешь в бассейне купаться или спускать его?

– Не-е-ет! Не спускать! – завизжала Алина и, разбежавшись, плюхнулась в нагретую солнцем воду под смех родителей.

Весело было. Всегда. Пока все не закончилось.

День был как день. Солнце, легкий ветерок, птицы пели, им подпевала старенькая магнитола, а магнитоле подпевала мама, хозяйничая на веранде, которая одновременно служила и кухней. Запах блинов разносился чуть ли не по всему участку. Папа возился в сарае с удочками, а Алина, вдоволь накупавшись в бассейне, пошла к самому дальнему кусту черной смородины, намереваясь не только поесть, но и собрать в туесок ягоды для родителей.

По ту сторону забора проходила тропинка, заросшая бурьяном почти в человеческий рост. Тропинка вела к заброшенному соседскому участку, который уже несколько лет был выставлен на продажу, и явно не за шапку сухарей. На тропинке было много крапивы, амброзии, пауков и противной мошкары. Папа давно собирался выкосить эту поросль, но поскольку бурьян не на их участке, а на нейтральной территории, тропинке, которой к тому же никто не пользовался, то у него все никак руки не доходили.

Алина очень удивилась, когда увидела среди бурьяна чью-то фигуру. Поначалу подумала, что это бродяга из тех, что воруют детей и продают цыганам, и приготовилась было дать деру поближе к родителям. Но, приглядевшись, увидела, что человек не похож на бродягу.

Это оказалась девушка лет двадцати, на груди у нее висел фотоаппарат. Она была одета в джинсы и майку, а еще у нее были дымчатые очки, большие, на пол-лица. В таком одеянии она совсем не была похожа на дачницу. Заметив Алину, девушка приветственно махнула ей рукой и, примяв несколько кустов амброзии, подошла поближе к забору.

– Ты кто? – спросила Алина больше с любопытством, чем с опаской.

– Инна, – ответила девушка. – А ты?

– Алина. Это наша дача. – Алина кивнула назад. – А ты что тут делаешь?

– Фотографирую, – в доказательство своих слов Инна показала на фотоаппарат.

– Кого?

– Ну, разное… пауков, например.

Алина поморщилась, выражая все то отвращение, которое у нее вызывали пауки.

– Фу! Ненавижу пауков!

– Правда? А почему?

Пробравшись сквозь бурьян, Инна подошла вплотную к забору и повторила вопрос:

– Почему пауков-то ненавидишь?

– Они… они… противные, мерзкие… страшные…

– Ты их боишься, что ли?

– Нет… то есть да, боюсь, – кивнула Алина. – Но не сильно.

А ненавижу сильно.

Инна засмеялась.

– Думаю, ты скоро изменишь свое мнение.

– Когда?

– Скоро.

– А почему?

Инна пожала плечами, но не ответила. Вместо этого облокотилась на забор и заговорщицки прошептала:

– А ты знаешь, какой сегодня день?

– Какой? – тоже шепотом спросила Алина.

– День девичьих гаданий. Если сегодня в полночь зажечь свечу и посмотреть на луну, то на луне можно будет прочитать имя жениха.

– Правда, что ли? – засомневалась Алина. – А как такое может быть?

– Ну, я этого точно не знаю, наверное, какие-то силы природы… Говорят, что если в этот момент запах необычный почувствуешь, как баобаб пахнет, то жених этот сто процентов на тебе женится, так-то.

Как пахнет баобаб, Алина понятия не имела, поскольку ни разу в жизни его не видела. Знала только, что это какое-то огромное дерево, которое растет то ли тысячу, то ли миллион лет. Наверное, именно поэтому она и усомнилась в правдивости слов своей новой знакомой.

– Я никогда о таком гадании не слышала, – призналась она. – И баобабов тут у нас нет никаких, только смородина, яблоня и слива.

Инна равнодушно пожала плечами. Потом взяла фотоаппарат, прицелилась и сфотографировала какой-то цветок.

– А ты уже гадала так? – не утерпев, спросила Алина.

– Конечно, – кивнула Инна. – Такой день раз в четыре года бывает, вот я в прошлый раз гадала и узнала имя того, кто мне на следующий день в любви признался. Представляешь?

– И что, он женился?

– Не-а, – вздохнула девушка. – Запаха никакого не было, так что… мы с ним потом поругались, и все. Ничего, сегодня я опять гадать буду, посмотрим, что получится. Это же несложно – всего-то свечку зажечь да на луну посмотреть.

– Хм… что-то не верится мне… – призналась Алина. – Ты меня не обманываешь?

– Вот еще! – фыркнула Инна и даже вроде как обиделась. – Зачем мне тебя обманывать, если я тебя знать не знаю. Не хочешь, не верь, мне-то что. – Она неожиданно сменила тему разговора и кивнула на туесок: – А это что у тебя такое?

– Это для смородины, – пояснила Алина. – Хочу для мамы и папы собрать. Тут ее видишь сколько…

Инна посмотрела на кусты, росшие вдоль участка, прицелилась, сделала несколько снимков. Потом стала рассматривать ягоды.

– Она у вас мелкая какая-то, – сказала девушка. – Наверное, невкусная.

– А вот и нет, вот и вкусная! – задетая за живое, теперь обиделась Алина.

Разговор явно не клеился. Инна вдруг нагнулась, через секунду протянула Алине горсть необычайно крупной черной смородины. Тугие бока с блестящими отливами, ягоды смотрелись соблазнительно вкусно.

– Смотри, тут большая какая, – сказала Инна. – На, возьми, для твоих родителей.

Это было похоже на мировую. Алина, поколебавшись, протянула туесок, и Инна ссыпала в него ягоды.

Когда ссыпала, Алина заметила, что на руке у нее болтается на серебряном браслете какая-то серебряная фигурка, сильно похожая на паука. Но спросить про фигурку Алина не успела. Инна посмотрела на часы, потом по сторонам.

– Все, мне пора на электричку, – сказала она, надевая колпак на объектив фотоаппарата. – Будь осторожна и не бойся пауков, уж они тебе точно ничего плохого не сделают. А гадать если не хочешь, то и не гадай. Ты вообще еще маленькая для женихов, вот через четыре года в самый раз будет.

Мгновение – и новая знакомая Алины исчезла в густой высокой траве. Секунду Алина стояла неподвижно, а затем стала собирать смородину, размышляя над словами, которые только что услышала.

Больше всего ей не понравилось, что ее маленькой назвали. Уж кому-кому, но не этой новой знакомой решать, маленькая Алина или уже взрослая.

Набрав полный туесок (и наевшись смородины до отвала), Алина отнесла его родителям, за что удостоилась заслуженной похвалы. Они тоже любили смородину и за ужином съели собранное дочерью все без остатка.

А после ужина родители необычно рано легли спать. Папа сказал, что устал за целый день, работая на участке, хотя ничего такого не делал, а мама сослалась на магнитные бури. Услышав про магнитные бури, Алина попыталась допросить родителей, может ли это как-то быть связано с днем гаданий, но получила лишь пожелание спокойной ночи и распоряжение не сидеть допоздна.

Алина, пока не стемнело, смотрела мультики по видеомагнитофону, а как стемнело, выключила все и собралась было идти спать, но затем, подумав, пошла на веранду. Из стола, из ящика, где лежит всякая всячина, достала свечу, прихватила с собой коробок спичек. Не то чтобы она поверила в рассказ Инны-фотографа, взяла просто на всякий случай.

Конечно же, она не смогла уснуть. Ворочалась под одеялом, беспрестанно глядя на свои детские, но вполне работающие часы, а когда время приблизилось к полуночи, отбросила одеяло в сторону и подошла к окну.

Луны не было. Конечно же, как она могла забыть – луны никогда не видно из ее комнаты. Для этого надо быть либо в комнате родителей, либо… либо на кухне-веранде.

Осторожно, стараясь не шуметь, Алина вышла из своей комнаты и направилась к лестнице. Проходя мимо спальни родителей, удивилась тишине – обычно, когда папа спал, храп стоял такой, что ого-го, а сегодня ни звука. Наверное, это из-за полнолуния и особенной ночи – девичьего гадания, решила Алина, спускаясь вниз.

Вышла на веранду и сразу же глянула на часы. Без двух минут двенадцать.

Можно было обойти веранду и подойти к другому окну, которое возле печки, но Алина побоялась, что, пока будет пробираться на ощупь сквозь препятствия в виде стола, стульев и всяких тумбочек-табуреточек, опоздает. Да и страшновато было немного в этой темноте.

Осталась здесь, в прихожей. Отодвинула занавески и посмотрела в окно, где по небу плыл идеально круглый серебристый диск луны.

В самом углу окна паучок сплел паутину и замер в ее центре, словно брошка на вязаном свитере. Паук был настолько маленький, что совершенно не вызвал паники или страха. Напротив, даже как-то подбодрил своим крохотно-грозным видом.

Достала свечу, спички. Принюхалась – а ведь действительно, был какой-то странный запах.

Баобаб. Блин, откуда тут баобаб, подумала она, потом посмотрела на часы, снова на луну – а затем чиркнула спичкой.

Она так и не успела рассмотреть имя своего жениха. Вспышка, а затем страшной силы удар, который швырнул ее на шкаф. С грохотом посыпались сверху ящики и чемоданы, набитые старыми вещами и тряпками, дачная одежда, висящая на крючках.

Позже пожарные установят, что стены дома слишком подозрительно быстро загорелись, словно были пропитаны какой-то горючей смесью, – но Алина этого никогда не узнает. Не узнает она и имя своего спасителя, кого-то из соседей, мужественно выбившего дверь в полыхающем доме. Этот неведомый спаситель заметил среди горящих вещей девочку и вытащил ее на улицу прежде, чем случилось непоправимое.

А к дому уже сбегались другие соседи. С ведрами, лопатами… девочку оттащили в сторону, пожар пытались потушить собственными силами, но бесполезно.

На удивление быстро приехала «скорая помощь». Алину положили на носилки, загрузили в машину. Взвыла сирена, и микроавтобус помчался по ухабам в сторону районной больницы.

В машине Алина пришла в сознание. Всего лишь на несколько секунд, во время которых она увидела врача, склонившуюся над ней.

Это была та самая девушка-фотограф, только теперь без фотоаппарата и дымчатых очков, зато в белом халате. Она приблизилась к Алине, держа в руке шприц с темной маслянистой жидкостью.

– Ну наконец-то все получилось как надо, – сказала Инна, поднося шприц к шее Алины.

У нее были глаза разного цвета. Один голубой, похожий на небо, а второй зеленый, точь-в-точь как вода в речке. И это было последнее, что увидела девочка, прежде чем провалилась в бездонную пропасть, в которой не было ничего, кроме тьмы. Она падала, падала, падала – и не было конца этому падению…

Глава 4. Немного конспирологии

Москва, апрель 2007 года

Не сказать, что блестяще, но все же Андерс выполнил тестовое задание Лекса и после оперативного голосования на приватке влился в команду, заняв место Сайбера.

Последнему, кстати, не повезло. Так совпало, что в тот день, когда Лиска объявила Андерсу о том, что он теперь в клане, Сайбера экстрадировали в США, откуда его вызволить не представлялось никакой возможности.

Что ж, он знал, на что идет, к тому же попался по собственной глупости, поэтому угрызений совести Лекс не испытывал. Лишь сожаление о том, что все так печально вышло.

Но, как говорят, свято место пусто не бывает, а жизнь продолжается, и все такое… У них оставалось меньше месяца на то, чтобы выполнить заказ, после которого об их группировке узнает весь мир, – и Лекс рассчитывал закончить этот заказ в срок, чего бы ему это ни стоило.

– У нас дедлайн – середина апреля, – сказал он, общаясь с Андерсом по скайпу. – Ты уже успел посмотреть наши наработки?

– Ага, дружище, успел. Это же вирусы класса «Стакс», я правильно понял?

В голосе Андерса звучало неприкрытое восхищение, и Лекс почувствовал гордость за свое детище. Так и подмывало похвастаться, что это он, Лекс, когда-то разработал первый вирус этого класса. Но воздержался: рано пока новичку еще такое доверие оказывать. Подтвердил лишь:

– Да, правильно понял.

– И под кого делаем модификацию? – спросил Андерс.

– Узнаешь чуть позже. Вот координаты Жана, это наш друг из Франции, стукни ему. Ты по-английски как?

– Нормально. И что ему сказать?

– Вместе с ним вам надо будет написать бэкдоры, совместимые с вирусом. И я тебе отправил кое-какие куски кода, который твой пред… в общем, один наш товарищ писал, пока не покинул нас.

– Сайбер, что ли? Которого в Штаты этапировали?

Лекс поморщился. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, откуда у Андерса эта инфа: Лиска сболтнула.

– Угу, Сайбер. Посмотришь, может, его наработки пригодятся. Ну, так, внезапно.

– Понял, посмотрю.

– В общем, ваша с Жаном задача – бэкдоры.

– Не вопрос, дружище.

– Ты раньше со спамерами из «Честера» работал?

– Да, в прошлом году помогал им, пока они в Москве тусили.

– Нашим лучше не говори. У нас спамеров не очень любят.

– Не вопрос, дружище. Прошлое остается со мной, настоящее с вами, а будущее никогда не наступит, потому что оно будущее…

– Стукни Жану и займитесь бэкдорами.

– Не вопрос, дружище. Сделаем в лучшем виде.

Они действительно сделали все в лучшем виде. Жан, Андерс и не только они. Вся команда сработала на пять с плюсом. Идеальная модификация вируса, идеально выполненная работа.

Дедлайн не наступил, хотя сроки поджимали и кое-какой нервоз присутствовал. Как раз к середине апреля и управились. И хотя никто им не ставил оценки в дневник, вид Севера, с которым у Лекса была встреча уже на следующий день после окончания работ, лучше любого дневника демонстрировал, насколько все прошло гладко и четко.

Толстяк был настолько доволен, что, казалось, еще немного – и он лопнет от радости. Лекс, глядя на Севера, подумал, что тот, скорее всего, не был уверен в в том, что они справятся, и теперь, похоже, шалел не столько от радости, сколько от неожиданности.

– Леша-джан, ты лучший! Зе бест оф зе бест, – пел Север соловьем, порхая вокруг Лекса с бутылкой коньяка. – Твоя команда… вы надежные… вы просто супермены… клянусь, была бы у меня дочь, отдал бы за тебя, не думая. За любого из ваших отдал бы… как жаль, что у меня нет дочери… и сына нет, а так бы обязательно велел ему брать с тебя пример…

Лекс небрежно бросил на стол флешку, и Север осекся, подозрительно глядя на кусок пластика.

– Что это?

– Номера счетов, – ответил парень. – Гонорар в равных долях раскидай.

Услышав про деньги, Север сразу же успокоился. Его подозрение растворилось, он снова запел, разливая по рюмкам коньяк:

– Конечно, Леша-джан. Все сделаю в лучшем виде. Вот, выпей. Вместе выпьем. За победу. За то, что о нас, ну или точнее, о вас, сегодня в каждом выпуске новостей говорят.

Север подозрительно часто смотрел в сторону плазмы, обвешанной несколькими камерами. Экран плазмы был выключен, но это, конечно, ничего не значило.

Камеры-то работают.

Лекс хотел было спросить, кто там, «на другом конце провода», но не стал этого делать. Во-первых, Север стопроцентно соврет, а во-вторых, Лекс и сам знал, кто за ними наблюдает. Ну, то есть он не знал имен или каких-то названий, но понимал, что это те самые «могущественные силы», на которые работал Север.

Еще во время их первой встречи Север несколько раз усердно намекал на то, что в случае успеха их ждут заказы, оплатой за которые могут быть не только деньги, но и небывалые возможности. Конечно же, конкретику Север тогда опустил, поэтому Лекс пропустил эти обещания мимо ушей и Лиске велел сделать то же самое.

Теперь вот вспомнил тот разговор, потому что сейчас самое время выслушивать условия для нового заказа. Если он, конечно, будет. Впрочем, в этом Лекс не сомневался, достаточно было на Севера посмотреть.

– За твое здоровье, Леша-джан. За твое и всех твоих людей… кстати, где твоя девушка? Почему без нее?

– Она не моя девушка.

– О, прости, Леша-джан. Я лишь хотел спросить, все ли у нее хорошо? Или она не захотела прийти, потому что я…

У Лиски было все отлично, и она хотела пойти вместе с ним. Лекс не взял ее на встречу, и не только из-за того, что она могла ляпнуть что-нибудь лишнее, а просто в последнее время появилось такое чувство, что ее следует держать от себя на дистанции. Слишком она стала… назойливой, что ли?

Но болтовня Севера уже начинала нервировать. Потому что он попросту тянул время.

– Когда ты переведешь деньги?

– Сегодня, Леша-джан. Несколько часов, чтобы оформить чистые переводы, к вечеру все деньги будут лежать на счетах. Га-ран-ти-ру-ю. Или… если хочешь, распоряжусь, чтобы перевели сейчас, но тогда могут возникнуть небольшие проблемы с обналичкой.

– Мне не нужны проблемы с обналичкой, – сказал Лекс. – Несколько часов я подожду.

Лекс поднялся, и Север уставился на него удивленно-растерянно.

– Ты куда?

– Видимо, домой, – пожал плечами Лекс. – А что? Мне сидеть здесь и ждать твоего перевода? Я не пью, уж извини.

– Мы же собирались обсудить новую тему.

– Когда бабло переведешь, тогда и обсудим.

– Да к черту бабло! То есть я хотел сказать, деньги вообще не проблема! – Север засуетился, снова бросая искоса взгляды на плазменный экран. – Речь идет о серьезной работе. Леша-джан, ты готов к серьезной работе?

– Как пионер, всегда, – буркнул Лекс. – Но только с теми, кто выполняет свои обязательства. Мы свои выполнили, ты свои пока еще нет. Завтра обсудим.

– Черт, ты тупой? – разъяренно рявкнул Север и тут же сбавил тон: – Ты можешь чисто гипотетически предположить, что деньги уже находятся на твоих счетах, и обсудить новую тему, по сравнению с которой те суммы, что вы получили, покажутся тебе пылью?

Северу все же удалось заинтересовать Лекса.

Как можно равнодушнее Лекс спросил:

– Кого ломать? Ну, примерно уровень.

– Максимальный, – пафосно ответил Север. – Ломать, Леша-джан, мы будем весь мир.

Лекс вздохнул, потом кивнул:

– О’кей. Точку опоры только дай, сломаем и мир.

– Точку чего?

По всей видимости, с высказыванием Архимеда Север не был знаком, чему Лекс даже не удивился.

– Говорю, что любой каприз за ваши деньги.

– Леша-джан! Если дело выгорит, у тебя будет столько денег, что ты будешь их соседям раздавать.

Лекс вздрогнул. То ли Север ляпнул эту фразу для красного словца, то ли действительно намекал на то, что ему известно про соседскую девочку, которой Лекс пытался помочь, – в любом случае, это парню не понравилось.

Буль-буль-буль. Коньяк льется в рюмку, и Север, отправив очередную порцию в свое бездонное нутро, продолжил:

– Да что там деньги, Леша-джан. У нас весь мир будет. Ты веришь мне?

– Конечно, – с едва заметной насмешкой кивнул Лекс.

Насмешки Север не заметил или же не обратил на нее внимания.

– Нам предстоит освободить мир от оков! – произнес он и махнул рукой, видимо ощущая себя Лениным на броневике. – То есть спасти мир, Леша-джан. Не больше и не меньше.

– От чего освободить? – переспросил Лекс.

– Правильнее сказать – от кого. От тех, кто сейчас им правит. От кукловодов, дергающих за ниточки глав государств и уничтожающих целые нации в угоду собственным интересам. От алчных семейств, которые в погоне за прибылями не останавливаются ни перед чем. От тех, кто хитростью, подлостью и коварством загнал человечество в сети рабства…

– Эй-эй-эй! – Лекс поднял руку, пытаясь перекрыть этот фонтан красноречия. – Это что, лекция по кухонной конспирологии?

– Это правда, Леша-джан. Нас уничтожают, каждый день, каждый час, каждую…

– Чушь какая-то, – пробормотал Лекс. – Я пошел домой.

– Подожди! Это не чушь! – воскликнул Север. Плеснул коньяка в рюмку, выпил и сказал: – Сейчас весь мир принадлежит жидам, которые, подобно паукам, запутали нас в своих сетях… Все эти Голдманы, Леманы, Мэрилы, Морганы…

Он вдруг вздрогнул и осекся, замолчав. Как будто невидимая рука отвесила ему подзатыльник. И, конечно же, быстрый взгляд в сторону экрана. Неуверенный, даже немного напуганный.

Интересно, как он получает сигналы, вроде на ушах ничего нет, подумал Лекс, а вслух сказал с недоумением:

– Север, ты же вроде сам еврей.

– Да. У меня есть еврейские корни, – подтвердил Север. – Но я не жид. Я никогда…

Он снова осекся. Помолчал секунду, затем начал медленно говорить:

– То, что вы сделали вчера, лишь малая часть, песчинка в море. Тест, подобный тем, что ты давал своим людям, чтобы проверить уровень их мастерства. Вы получите оплату, сполна, и даже с бонусом. Но прежде чем вы перейдете на следующий уровень и получите действительно серьезную работу, нам надо убедиться в том, что вы готовы к ней. Вы должны понимать всю серьезность нашего дела. Ставкой окажется весь мир, и назад пути уже не будет.

Он говорил так, словно читал по бумажке или повторял слова невидимого и неслышимого суфлера.

– Мы знаем, что это ты написал код первого вируса серии «Стакс», и знаем, для кого ты это сделал. Мы знаем, что на сегодняшний день ваша команда является одной из лучших в области модифицирования вируса. Но мы не знаем, насколько твои люди подчиняются тебе. Мы также не знаем, насколько важны для вас голосования, которые вы проводите, когда принимаете решения по тому или иному вопросу, и еще…

– Кто это «мы»? – нервно перебил его Лекс. Ему категорически не понравилась осведомленность Севера или того, чей текст он сейчас наговаривал. – Может, вы раскроете карты и объясните в двух словах, кто вы и чего хотите? А то меня этот беспредметный разговор уже начал утомлять.

Возникла небольшая пауза, во время которой Север стоял неподвижно, возвышаясь над столом и вроде бы глядя в сторону Лекса, но в то же самое время куда-то в пустоту. Потом Север шагнул к плазме, провел рукой по матрице пульта управления.

Экран включился, и Лекс с любопытством уставился на пожилого седовласого европейца, одетого в серый костюм, который больше походил на униформу, только без знаков различия.

Человек сидел за девственно пустым столом, на заднем фоне – такая же девственно чистая стена зеленоватого оттенка. Он чем-то был похож на популярную тусовщицу Ксению Собчак, и это сходство немного позабавило Лекса.

– Это… – Север смущенно кашлянул и нерешительно посмотрел на него.

– Меня зовут Лотар Эйзентрегер, – представился человек с экрана. Он говорил на каком-то европейском языке, механический переводчик исправно и равнодушно переводил слова, заглушая оригинальную речь. – Кто ты, я уже знаю, поэтому рад визуальному знакомству.

– Взаимно, – буркнул Лекс.

– Алексей Лёвин, русский, родился в России, город Санкт-Петербург. Ведущий разработчик первого вируса серии «Стакс». Модификация вируса для нефтеперерабатывающих заводов «Тексако индастриз», взлом «Китано апгрейд», а теперь еще и вчерашний взлом МК. Хороший послужной список.

– Я в курсе, – кивнул Лекс. – Это ведь мой послужной список.

Эйзентрегер задумался. Кажется, у него возникли трудности с переводом.

– Ранее у меня не было времени, чтобы познакомиться с тобой лично, – сказал он. – Но сегодняшние новости поторопили меня исправить это недоразумение.

– Спасибо за оказанную честь, – сказал Лекс, едва сдерживая сарказм. – Сожалею, что не могу пожать вашу руку.

– Прости, что ты сказал? – переспросил Эйзентрегер.

– Это была неудачная шутка, – сразу же пояснил Север.

Лекс покосился на него недовольно и едва не сказал, что это он, Север, неудачная шутка.

– У вас есть какая-то работа для нас? – спросил он.

– Да. – Кажется, Эйзентрегер сам обрадовался, что они наконец перешли к делу. – Для всех твоих людей, кто согласится с нами сотрудничать.

– А что, думаете, что не все согласятся?

– Не все.

Лекс хмыкнул.

– Ну и что от нас требуется?

– Участие в проекте, связанном с разработками новых модификаций вируса. Контракт на полгода, проект засекречен, поэтому полная изоляция. Кажется, именно в таких условиях был разработан «Стакс»?

– У нас не было полной изоляции.

– Я уделяю больше внимания секретности, и награда моим людям гораздо солиднее той, что платил твой первый работодатель. После того как ты дашь принципиальное согласие, мы поговорим о деталях. Но, как я уже сказал, меня беспокоит, сможешь ли увлечь за собой всех своих людей. Потеряв нескольких членов, будет ли ваша команда столь эффективной, как сейчас?

– Если вы будете хорошо платить, никто не откажется от работы, – сказал Лекс.

– Откажутся. Не по финансовым, а по идеологическим причинам. Видишь ли, несмотря на то что этот проект – исключительно моя инициатива, я рассчитываю, что он послужит нашему общему делу. Делу, которому я отдал всю свою жизнь. И когда твои друзья узнают про нас чуть больше, боюсь, не все захотят с нами сотрудничать.

Может, это действительно топ-менеджер какой-нибудь крупной корпорации вроде Sony, подумал Лекс. Нанимает себе команду хакеров, подобно олигархам, покупающим футбольные клубы.

– С вами – это с кем? – раздраженно повторил Лекс свой вопрос. – Какая-то корпорация?

Эйзентрегер улыбнулся.

– У нашей корпорации много имен, – сказал он, и казалось, эта фраза была чем-то вроде домашней заготовки, визитной карточки. – Возможно, некоторые из них ты мог встречать в сводках биржевых новостей. Но у нее есть одно имя, которое доступно лишь избранным.

И поскольку ты, Алексей, отныне входишь в их число, я скажу тебе его. Четвертый рейх.

Это не Sony, с грустью подумал Лекс. Что ж, по крайней мере это грозно звучит.