Текст книги "Вперед в прошлое. Возвращение пираньи — 2"

Автор книги: Александр Бушков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

Глава VI
Лирическая интермедия со стрельбой

Пробуждение оказалось не таким уж тяжелым – Мазур никогда особенно не маялся с похмелья. Хотя, конечно, некоторое неудобство в голове присутствовало. Ну, на сей счет имелось отличное средство – та самая «волшебная шкатулка», плод трудов засекреченных врачей. Небольшой пластмассовый футляр, где лежали разнообразные таблетки в прозрачных блистерах без всякой маркировки, отличавшиеся лишь видом, цветом и размером. На лакированной тумбочке у изголовья стояла бутылка минеральной французской воды в ведерке с подтаявшим льдом – Мазур не помнил, чтобы ее туда ставил, скорее всего, Белль позаботилась. Он проглотил четыре таблетки, подумав, добавив пятую, овальную, оранжевую, выпил стакан минеральной, полежал немного и почувствовал себя другим человеком. Туфли он вчера снял, а вот раздеться не озаботился – зато был прикрыт легким покрывалом так тщательно, как сам вчера ни за что бы не смог. Скорее всего, опять Белль – с некоторых пор верный адъютант. А вот пистолет под подушку он по давней привычке положил, конечно, сам, едва только пришла Белль – это-то он помнил.

Сходил в ванную, принял контрастный душ – горячий-холодный-горячий-холодный и почувствовал себя заново родившимся. Переоделся в адмиральскую форму и вновь стал своим человеком в Южной Америке. Подумав, перенес минералку на стол в гостиной и расположился там, включив телевизор. До прихода Белль было еще достаточно много времени, так что он включил телевизор, поискал какой-нибудь англоязычный канал, но с ходу не нашел. А местные давали ему только картинку с непонятным текстом – нефтяные вышки неподалеку от побережья, панорама городских улиц, какой-то явно приключенческий фильм, но не импортный, а здешний: все, и свои, и чужие, гонявшиеся друг за другом вскачь и палившие что есть мочи, были одеты поместному. Правда, понять, где свои, где чужие, он так и не смог.

Стук в дверь, показавшийся Мазуру уже знакомым, раздался в семь пятнадцать. Ну так и есть – перед дверью стояла Белль, в аккуратном синем мундире с адъютантским аксельбантом и еще какими-то нашивками, в лихо сдвинутой направо пилотке с эмблемой ВМФ. Некоторым красивым девушкам военная форма категорически не идет почему-то. С Белль обстояло как раз наоборот.

Мазур пропустил ее в номер, посмотрел пытливо – нет, ее лицо было улыбчивым, даже безмятежным. Значит, расстались вчера вполне мирно, так что никаких угрызений совести он испытывать не должен.

– Я специально приехала немножко раньше, – сказала Белль с чуть заметной лукавинкой в глазах. – Нужно было узнать, как вы себя чувствуете.

– По-моему, прекрасно, – сказал Мазур, указывая ей на кресло и наливая минералки. – Зря беспокоились...

– Qien sabe? – сказала Белль. – Мне раньше как– то не приходилось выпивать с русскими, и я не знала, как на вас воздействует спиртное. Но, кажется, вы и в самом деле себя прекрасно чувствуете... впрочем, это, я успела понять, нравы всех моряков... Наши тоже любят выпить и умеют выпить... правда, некоторые при этом ведут себя... несколько раскованно.

– Признаться по секрету, наши тоже, – сказал Мазур. – Белль... Надеюсь, я вчера не сделал и не сказал ничего такого... чтобы выпасть из образа истинного кабальеро?

– О, что вы! – Она лучезарно улыбнулась. – Вы до самого конца оставались кабальеро во всех смыслах. А это не с каждым случается. Правда, я не поняла многое из того, что вы говорили, слова-то я понимала, а смысл оставался туманен...

– И что же я такое говорил? – спросил Мазур.

– С какого-то момента вы определенно замкнулись, – улыбнулась Белль. – Положительное впечатление, вы просто замкнулись, чтобы случайно не выдать каких-нибудь тайн. Так и повторили несколько раз, подняв указательный палец: – «О работе ни слова». Но я и не собиралась изведывать у вас никаких тайн...

– Выведывать, – машинально поправил Мазур. – А что я вообще говорил?

– Вы несколько раз повторяли одно и то же, – сказала Белль. – С пьяными людьми это бывает, я знаю на себе, когда перебралась на вечеринке по случаю получения офицерских погон. Вообще-то и сейчас следовало бы, как у вас говорят, умыть...

– Обмыть, – машинально поправил Мазур.

И только теперь обратил внимание на ее погоны: там, кроме двух поперечных полосок – красовалась уже не одна золотистая пятиконечная звездочка, а две. Лейтенант-коммандер, то есть капитан-лейтенант по-нашему. Ну да, военная бюрократия не дремлет. Адъютант адмирала должен находиться в звании не меньше, чем лейтенант-коммандера. Не зря адъютант президента, несмотря на свои тридцать четыре года, носит звание коммодора, то есть капитана первого ранга, а сухопутный и военно-воздушный – полковники.

– Поздравляю, Белль, – сказал Мазур, указав глазами на ее погон. – Так ты и меня скоро обгонишь.

– У нас в военном флоте никогда не было женщин– адмиралов, – грустно сказала Белль. – Боюсь, и мне нарушить традицию не придется... А вот в сухопутных силах есть сразу три женщины-генерала...

– Ну, любые традиции не вечны, – сказал Мазур. – Обмыть, действительно, следовало бы, но, боюсь, день у нас будет насыщенный... Так что же я все– таки говорил?

– Вы несколько раз повторили: «Но ведь все было не зря!» Иногда обращались ко мне словно с вопросом. Я вам поддакивала, – ее глаза смеялись. – Не дискутировать же было с вами в таком виде, к тому же я не представляла, о чем идет речь... Еще вы повторяли: «Они все – у Лунного Бегемота». И снова обращались ко мне за подтверждением. Я старательно подтверждала... – Она спросила с любопытством: – А кто такой лунный бегемот? Никогда о нем не слышала. И почему они все должны быть у лунного бегемота? Вы говорили с таким видом, словно очень на это надеялись. И кто это – все? Если это не секрет, конечно...

– Никакой не секрет, – сказал Мазур. – Просто рассказывать об этом было бы слишком долго. Будет достаточно времени, расскажу... И это все?

– Нет, – сказала Белль. – Попозже, когда вы уже были очень хорошим, вы взяли гитару и сказали, что хотите петь романсеро. Я охотно согласилась – интересно было послушать русские романсеро. Правда, вы пели только одну песню, зато несколько раз.

– Несколько – это сколько? – спросил Мазур с некоторым смущением.

– Четыре, – сказала Белль.

Хорош, подумал он.

– Я даже запомнила мотив.

– Ну-ка, ну-ка... – сказал Мазур.

Он уже убедился, что музыкальный слух у нее отличный. Белль старательно насвистела мотив так, что Мазур сразу его узнал. Взял так и стоявшую у стола гитару, убедился, что струны не расстроены после вчерашнего окаянства, взял пару аккордов:

Лишь только бой угас,

звучит другой приказ,

и почтальон сойдет с ума,

разыскивая нас.

Нас ждет огонь смертельный,

но все ж бессилен он,

сомненья прочь, уходит в ночь отдельный

десятый наш десантный батальон...

– Вот эта самая – сказала Белль. – Судя по тому, как яростно вы пели, это какое-то военное романсеро?

– Угадала, – сказал Мазур. – Тебе не понравилось?

– Мотив, конечно, бравурный... Только мне хотелось бы когда-нибудь послушать и русское романсеро о любви... Они ведь у вас есть?

– Конечно, – сказал Мазур. – Как только будет свободная минутка, обязательно спою. Что ты смотришь как-то странно?

– Сеньор адмирал... Вы не будете осерчать на меня за то, что я сделала?

– Заранее обещаю, что не буду, – сказал Мазур.

Пока он валялся в отключке, она могла сделать одну-единственную предосудительною вещь: порыться в его секретных бумагах. Вот только ни единой секретной бумажки у него в номере не было.

Потупившись, Белль поведала:

– Когда вы... устали, я помогла вам лечь. Поставила вам минералку и накрыла покрывалом, потом... Потом достала из шкафа запасной комплект белья и застелила себе на этом вот диване. Будильник на телефоне поставила на шесть утра и тихонечко ускользнула. Поехала переодеться в мундир.

– Зачем? – спросил Мазур.

Белль улыбалась:

– Это Южная Америка, сеньор адмирал. Мне не хотелось вас компрометировать. Видите ли, если девушка приезжает к мужчине вечером, а потом уходит задолго до полуночи, о мужчине начинают сплетничать всякие разности. Мне не хотелось, чтобы о вас сплетничали. Конечно, так вела бы себя путанилья, которую вы не хотели оставлять на ночь, все было бы в порядке. Но здесь знают, что не путанилья, еще когда я оформляла вам номер, показывала удостоверение и спецпропуск...

– Ну, спасибо, Белль... – покачал головой Мазур. – Ты и в самом деле верный адъютант... – он спросил озабоченно: – А для твоей репутации ущерба не будет? Вот уж чего мне не хотелось бы. Я в прошлый приезд слышал о ваших жестких правилах: девица из благородного семейства не должна оказываться в спальне офицера. Вот наоборот – никакого компромата. Наоборот, освящено многовековой литературной традицией: романсеро, плутовские романы, пьесы для театра...

Белль засмеялась;

– Ну, это было двадцать лет назад. И потом, родители у меня не бедные, но понятие «благородное семейство» к ним никак не относится – дедушка был бакалейщиком в Барралоче. – Она улыбнулась не без грусти. – Знаете, получилось занятно. Младшая ветвь Рейнвальдов, бедная, когда сюда перекинулась... нет, перебралась, здесь разделилась на старшую и младшую. Владельцы шахт, генералы и сенаторы, так получилось, были как раз из старшей. А дедушка и его потомки остались младшей, небогатой. Это старшая вошла в высшее общество, а моя младшая так и осталась не особенно богатой, не аристократами... К тому же женщинам-военным прощают некоторую раскованность, эта традиция еще с прошлого века сохраняется...

Мазур хмыкнул:

– А здешняя обслуга не будет ухмыляться у тебя за спиной... или у меня?

– Вот уж ничего подобного, – серьезно сказала Белль. – Вам будут завидовать, а на меня смотреть даже с уважением: как-никак пленила адмирала, да еще иностранного...

Чертенок, подумал Мазур. Но очаровательный...

– Ну, спасибо, – повторил он. И серьезно спросил: – А на дуэль меня из-за тебя никто не позовет? Хотелось бы заранее подготовиться...

– Дуэли – тоже в прошлом, – сказала Белль, как ему показалось, с некоторой грустью. – Разве что где-нибудь в глуши... Прежняя романтика помаленьку исчезает и скоро исчезнет совсем... Я так подозреваю, не раньше, как женщин начнут допускать на боевые корабли.

– Интересно, а гражданских кораблей это тоже касается?

– Вот уж нет, – сказала Белль. – На рыболовных траулерах плавает много женщин, и рыбачки одни, без мужчин, выходят в море на баркасах, – она фыркнула. – Знаете, у нас есть лентяи, пусть немного, которые так и сваливают рыбную ловлю на жен, а сами, как это... прохладятся на берегу.

– Прохлаждаются, – машинально поправил Мазур.

– Да, вот именно, прохлаждаются. Но настоящие рыбаки их немного презирают. Есть даже обидная кличка – не из тех, за которых тут насаживают нож в бок, но все же достаточно обидная... Вы знаете, я ведь несколько раз выходила в море на яхте. Отец не держит свою яхту, он считает, что это – забавы для благородных семейств, но несколько раз мы ездили на один из курортов Тукуманьи, и он нанимал там яхту. Мы уходили довольно далеко в море и ловили рыбу. Там, в Тукуманье, чудесные пляжи, не хочется и думать, что там могут высадиться гринго...

Мне тоже, подумал Мазур. Только американцев здесь не хватало.

Белль чуточку помрачнела:

– Брат говорит, что они будут драться, но наш флот все же гораздо слабее...

Ничего, подумал Мазур. Сюда вот-вот придет наша эскадра. С точки зрения большой стратегии пустяки, всего три вымпела, но не так давно здесь же, на этом континенте, подобное уже прокатывало: наши военные корабли в порту, наши советники... Иногда моральное воздействие не уступает военному...

Телефон Белль тоненько засвиристел. Она достала его из накладного кармана аккуратного кителька, взглянула на экран:

– Нам пора, сеньор адмирал. Очень желательно, чтобы к началу служебного дня вы были уже в отделе. Правда, там еще далеко до полного обустройства, но все бумаги для вас готовы... – она с комическим ужасом подняла глаза к потолку. – Если бы вы знали, сколько там бумаг! Хорошо еще, потом, когда вы примете дела, их будет гораздо меньше. Но сначала, когда вы будете вступать в должность, вам их столько придется перепрыгнуть...

– Перевернуть, – машинально поправил Мазур, завязывая темно-синий галстук с эмблемой в виде мифологического морского чудища, обвившегося вокруг якоря. Белль наблюдала за ним с некоторой грустью – у нее на галстуке красовался только якорек без чудища, означавший береговую службу...

Как порой с военными объектами случается по всему свету, отдел Мазура со стороны выглядел совершенно безобидно: четыре больших здания, на вид – старинной постройки, окруженные неизбежной чугунной оградой с небольшим парком, мощенными камнем дорожками и, в противоположность гостинице, где обитал Мазур, с вывеской справа от ворот. Белых букв на черном он прочитать, конечно, не смог – но сверху красовалась эмблема ВМФ (правда, здесь еще украшенная и двумя обвивавшими ее змеями).

– А змеи здесь при чем? – поинтересовался он, когда ворота еще только медленно распахивались.

– Символ медицины, – безмятежно пояснила Белль, улыбнулась. – Вывеска гласит. «Психоневрологическая клиника номер три Военно-морского флота». Кто-то наверху решил, что так надежнее во всех смыслах: во-первых, подобные заведения люди стараются обходить стороной, как это... истен... икстин...

– Инстинктивно, – подсказал Мазур.

– Да, вот так. И потом это объясняет, почему сюда то и дело въезжают и выезжают моряки – на своих закрытых санитарных фургонах. А на них много чего можно ввезти и вывезти...

У небольшой кирпичной будочки у входа торчал моряк самого что ни на есть разгильдяйского вида (только такого и поставят караулить третьестепенный военный объект вроде психушки) – но под расстегнутым кителем у него угадывался автомат, а сам парниша был чересчур крепок и остроглаз для простого военного вахтера. Внутри Мазур увидел еще двоих, столь же собранных и остроглазых. Никаких документов проверять не стали – видимо, знали их уже в лицо. Но честь привратник отдал со всем прилежанием – даже разгильдяй знаком с уставом...

Аукнулись Мазуру привольные дни безделья... Едва они приехали, началась прямо-таки стахановская работа. Сначала появился комендант здания, кряжистый усатый лейтенант-коммандер, судя по возрасту, изрядно засидевшийся в этом звании – с комендантами такое бывает. Часа полтора водил Мазура по территории, показывая все три здания, кроме штабного, которое вполне можно было оставить на потом, как самое малоинтересное. К концу осмотра Мазур нашел, что дело поставлено на совесть, и придраться абсолютно не к чему, даже будь он ревизором из Главного штаба. Одно из зданий целиком занимал громадный бассейн с системой подводных препятствий, как с первого взгляда определил Мазур, скопированный с российских. Казармы, богатый арсенал, всевозможная хитрая техника, столовая, лазарет. Все это, если прикинуть, было рассчитано человек на сто, а не тридцать, как сейчас. Судя по всему, президент не собирался останавливаться на достигнутом. Время от времени Белль подсовывала ему бумажки из толстенной папки – акты приемки и тому подобное, старательно переводила содержание, и он подмахивал.

Потом только он пошел в штаб и познакомился со своим кабинетом. Роскошный был кабинет, поистине адмиральский: с обутым натуральной кожей креслом за полированным столом, короткий стол для совещаний, комната отдыха с душем и баром, два неизбежных портрета по стенам: президент и генерал Фуэнтес, основатель государства в те времена укромные, теперь почти былинные. Висела еще большая картина с изображением старинного броненосца – как объяснила Белль, лет сто пятьдесят назад отличившегося в войне с чилийцами.

Потом пришел еще один лейтенант-коммандер, но этот был лет на пятнадцать помладше коменданта, годочков тридцати пяти – местный особист. Хороший особист, сразу отметил Мазур – глаза не колючие, во взгляде ни малейшего желания подозревать всех вокруг в шпионаже, начиняя с самого Мазура. По многолетнему опыту он знал: такие вот улыбчивые, общительные, разговорчивые, даже вроде бы чуточку недотепистые гораздо опаснее хмурых типов с кислыми физиономиями и навеки впечатавшейся во взгляде подозрительностью. Да и работают гораздо лучше – да что там далеко ходить, достаточно вспомнить Лаврика, с ангельской физиономией готовившего очередную хитрую каверзу. Или покойного полковника Мтангу, по облику – добродушного деревенского дядюшку.

С безопасностью обстояло наилучшим образом: электронные системы наблюдения за окрестностями с автономным генератором, средства выявления посторонней электронной слежки и защиты от таковой и еще многое, необходимое в таком хозяйстве. Правда, во всей этой великолепной системе имелось одно слабое место, о котором особист не преминул упомянуть: все они вместе взятые и каждое по отдельности бессильны против «крота» в собственных рядах. Конечно, и против «кротов» есть свои методики, но они отнимают много времени и требуют нешуточных усилий – это не кнопки нажимать в уютной комнате с чашечкой кофе под боком...

Со всем этим провозились до обеда. Обедать, правда, не стали – выпили с Белль кофе в комнате отдыха. Белль, как оказалось, вообще, никогда не обедала, следила за фигурой, а Мазура, хотя он и чувствовал себя прекрасно, есть после вчерашнего как-то не тянуло.

После обеда появились Грандовский и Бобышев, только что прилетевшие с озерной базы. Вот тут уже Белль оказалась совершенно не нужна и откровенно скучала в приемной. Они беседовали часа три, и Мазур лишний раз убедился: ребята толковые, хотя и из другой системы. Пару раз они намекали: нельзя ли хотя бы в общих чертах узнать, чем предстоит заниматься? Уж с их-то допусками и положением в отделе можно было хотя бы намекнуть...

Напустив на себя загадочно-многозначительный вид, Мазур сказал: они люди военные и прекрасно должны понимать – всему свое время. До поры до времени каждый знает ровно столько, сколько ему следует. Парни были дисциплинированные и больше намеков не делали. Не говорить же им, что Мазуру и самому чертовски хотелось бы знать, чем ему здесь предстоит заниматься – такими вещами с подчиненными не делятся, считается, что командир знает все, но по высшим соображениям молчит, как рыба...

После их ухода появилась Белль с очередной папкой: списки личного состава, точное количество и ассортимент оружия, снаряжения и медикаментов в лазарете, первые его приказы по отделу, утверждавшие штабных на их нынешних должностях, статьи ассигнований, с которыми тоже следовало тщательно ознакомиться. И тому подобная канцелярщина, несложная и в переводе Белль не таившая никаких засад, но отнявшая неимоверно много времени. Мазур утешал себя тем, что так бывает только в суматошные первые дни приема дел – а потом работа пойдет совершенно другая. С превеликим облегчением подмахнул последнюю бумагу – лимиты расхода бензина, о превышении которых полагалось непременно докладывать коменданту. Откинулся на спинку кресла, ослабил узел галстука и с надеждой спросил:

– Ничего больше нет?

– Ничего, – с таким же облегчением ответила Белль. – Вы все перегорбатили... так говорится?

«Перелопатили» – по привычке хотел поправить ее Мазур, но промолчал – неожиданно она придумала очень даже неплохое словцо. В самом деле, перегорбатили...

Мазур посмотрел на часы:

– Молодцы мы с тобой все-таки. Управились точнехонько за пять минут до конца рабочего дня. Ну вот. Начальник отдела и его адъютант поработали на совесть. Могут это и отпраздновать. Как ты смотришь, если мы поедем в какой-нибудь хороший ресторан?

Белль улыбнулась

– Очень полагательно...

– Положительно, – машинально поправил Мазур.

– Да, положительно... – она улыбнулась чуточку смущенно: – А я выберу сама?

– Конечно, – сказал Мазур. – Я же тебе давно сказал: выбирай по своему вкусу. Я местных ресторанов совершенно не знаю.

– Тогда... – она по-прежнему выглядела смущенной. – Можно, мы поедем в клуб «Коралл»? Это офицерский клуб, у нас таких много – но туда ходят в основном контрразведчики, и из нашего отдела тоже. Адмиралы там редко бывают, у них свои клубы, роскошнее, но такие уж порядки – офицеру, особенно в невысоких чинах, не положено ходить в чисто адмиральский клуб, а вот адмирал может пойти в любой офицерский, ему положено. Так что это нисколечко не будет нарушение субординации. – И она глянула с нескрываемой надеждой.

Мазур внимательно посмотрел на нее, и она на миг отвела глаза, но было ясно, как божий день. Женщины любят покрасоваться на людях в новом платье. Тот же самый случай: девочке хочется пощеголять в новых погонах перед бывшими сослуживцами – и быть может, с тем неприятным типом, что хлопал ее по заднице и обещал за благосклонность всякие сладкие пряники. Да еще вдобавок появиться в компании импозантного, не побоимся этого слова, адмирала, причем в качестве его адъютанта. Ну что ж, почему бы и не доставить ей такое удовольствие, если это ему ничегошеньки не стоит?

Везде одно и то же, под всеми широтами, думал он в машине, вспоминая, как они сами, новоиспеченные лейтенанты, чуть ли не часами болтались по городу без всякой надобности, фасоня золотыми погонами и кортиками. Как когда-то свежевыпущенные офицеры российской императорской армии наносили визиты всем знакомым подряд. А у полковников, только что произведенных в первый генеральский чин, была привычка прогуливаться возле пожарных частей. Такой уж был порядок в царские времена: при появлении генерала весь личный состав выскакивал к воротам, выстраивался и дружно отдавал честь, а барабанщик вдобавок отбивал что-то бравурное. Свежеиспеченный генерал, козырнув в ответ на приветствия, проходил мимо с таким пресыщенным видом, словно все это уже давно знакомо и осточертело хуже горькой редьки. Ничего удивительного, что и Белль хочет пощеголять среди своих при новых погонах и адъютантском аксельбанте, в сопровождении целого адмирала... Особенно если учесть, что до этого она выполняла роль скромной канцелярской мышки-норушки, не представляя, где знание русского применить и поможет ли оно вообще в карьере...

Улица была довольно широкая, но тихая, сразу видно, застроена не новоделами, а настоящими зданиями старых времен. Когда они вышли и машина отъехала, Мазур огляделся с любопытством. Да, очень похоже, что этот квартал отведен морским офицерским клубам: «Русалка», «Жемчужница», «Морская звезда», «Коралл»... Среди прохожих было много военных моряков, и Мазуру то и дело приходилось отдавать честь в ответ на приветствия. Белль тоже – что она, как Мазур подметил, делала с особым удовольствием, особенно когда ей козыряли младшие по званию. Ничего, пусть девочка развлечется и потешит самолюбие, она сегодня хорошо поработала, вообще, как помощница достойна всякой похвалы. И микрофоны по углам не рассовывает, не то, что некоторые...

– Вот это и есть «Коралл», – сказала Белль, показав на двухэтажный красивый домик с каменным кружевом по углам и гнутыми чугунными балконами. – Между прочим, здесь очень хорошо готовят чабраско – это такая жареная колбаса. Вы ее никогда не пробовали?

– Может, и пробовал двадцать лет назад, – сказал Мазур. – Только запамятовал.

– С красным уасарским – просто великолепно. Вы не гурман?

– Не особенно, – сказал Мазур.

И подумал: рассказать бы тебе, что иногда приходилось есть в жизни – от древесных лягушек и пауков– птицеедов до болотных червей и пустынных ящериц. Но это рассказ не для милой девушки, особенно перед хорошим ужином... Что?!

Он резко, машинально обернулся на визг тормозов, большая, потрепанная американская машина остановилась посреди пустынной улицы, обе задних дверцы распахнулись, оттуда высунулись усатые типы в черных капюшонах с дырками для глаз и носа, и в руках у них...

Мазур не потерял ни секунды. Подсек ноги Белль, без малейшей галантности повалил ее лицом вниз на вымощенную каменными плитами мостовую, прикрыл собой. И вовремя – прямо-таки над головой прогремела автоматная очередь, со звоном, ливнем осколков обрушилась высокая стеклянная витрина «Коралла», и на другой стороне улицы зазвенели отчаянно выбитые стекла, и кто-то кричал от боли, кто– то распластался на тротуаре так, как живые не лежат...

Пистолет уже был у него в руке. Мазур выстрелил по израильской методике – два раза подряд. Тип с автоматом, словно отброшенный назад, ударился спиной о кабину, медленно сполз на землю, выпустив трещотку. Еще две пули Мазура достались шоферу. Третий, явно не ожидавший столь молниеносного развития событий, на несколько секунд перестал стрелять, неловко затоптался на месте, лихорадочно пытаясь сообразить, как жить дальше в столь хреновом положении. И тут же по нему из разбитой витрины клуба на противоположной стороне улицы открыли огонь сразу из трех пистолетов.

Мазур медленно поднялся, засовывая пистолет в кобуру. Все в порядке. Трое лежали на мостовой сломанными куклами, шофер, видел отсюда, признаков жизни тоже не подавал. На обеих сторонах тротуара кричали от боли раненые, а несколько человек – в основном в морской форме – лежали неподвижно. Отовсюду выскакивали моряки с пистолетами в руках, поблизости пронзительно завыли приближавшиеся сирены. Оглянувшись на дом, Мазур оценил выбоины от пуль на старинных кирпичах – ну да, если бы они остались на ногах, их срезало бы обоих к чертовой матери. Все-таки не потерял еще хватку, убивец старый...

Помог подняться Белль, подал ей испачканную пилотку. Лицо у нее было примечательное – то ли заплакать собралась, то ли истерически хохотать. Мазур не раз видел такие лица у людей, впервые оказавшихся под огнем. Крепко встряхнул ее за плечи, прикрикнул:

– Все кончилось! Как ты?

Губы у нее подрагивали, лицо было бледным, но Мазур пока что не видел первых признаков истерики, которую следует обрывать оглушительной пощечиной – самое лучшее лекарство в таких случаях. Она была ошарашена, испугана, но держалась лучше, чем следовало ожидать от девчонки, первый раз в жизни, оказавшейся под автоматным огнем.

– Как ты? – повторил Мазур.

– Х-хорошо... Все так быстро случилось...

И прижалась к нему, содрогаясь всем телом. Подлетели две полицейские машины, из них выскочили бравые стражи порядка в немалом количестве и обступили убитых, расставив ноги, целя в них из коротких автоматов так, словно они еще представляли какую-то опасность. Машина «скорой помощи» въехала прямо на тротуар, и из нее посыпались эскулапы в зеленых халатах, кинулись к раненым. Не было ни особой суеты, ни спешки – как помнил Мазур по прошлой командировке, дело прямо-таки житейское, рядовое. Очередная шайка герильеро пошла в набег – и к какому фронту они принадлежат, нет никакого интереса выяснять. Этих фронтов здесь, как собак нерезаных...

Появились еще две «скорых помощи», раненых бинтовали, укладывали на носилки, проверяя пульс у тех, кто не шевелился. Из зевак на улице остались только немногочисленным штатские – моряки, возбужденно переговариваясь, повалили назад в свои клубы, плюхались за столики, наливали себе, переливая через край, а те, кто пришел только что, громко подзывали официантов, и те носились по залу, как черти. Вот это по-нашему, подумал Мазур, запить такое дело не помешает...

Легонько отстранив Белль, он заглянул ей в лицо:

– Ну, как ты?

– Н-ничего, – сказала она, отчаянно пытаясь придать себе бравый вид. – Правда, ничего... Я уже немножко вспомнилась...

– Опомнилась, – машинально поправил Мазур. Поправил на ней пилотку. Роскошный аксельбант оказался полуоторванным, а новенький мундир – довольно перепачканным (хотя улицы здесь подметали чисто, но черт его знает, откуда в таких случаях берется всякий мусор). Сам он почти и не испачкался – весь мусор собрала на себя Белль, и Мазур старательно ее отряхнул, насколько удалось. Она улыбнулась – бледная тень улыбки:

– Новенький мундир пропал... Только сегодня надела...

Вот теперь Мазур за нее совершенно не беспокоился – если женщина начинает думать об одежде, с ней все в порядке. На улице рядом с полицейскими появились еще две машины без всякой боевой раскраски, и проворные типы в штатском принялись суетиться среди зевак – явно пытались хоть что-то узнать, но зеваки, как частенько случается, прибыли к шапочному разбору, лишь растерянно пожимали плечами и мотали головами.

Мазур к публичности никогда не стремился, а потому крепко взял Белль за локоть:

– Пойдем-ка в зал.

И провел ее внутрь, не дожидаясь, когда полицейские в штатском обратят внимание и на них. Рапорт, конечно, потом написать придется, но общаться с сыщиками не было никакого желания. Высмотрев свободный столик, прямиком провел туда Белль, усадил. На него с любопытством косились, но в упор не таращились – уважение к адмиральским погонам срабатывало. Подозвав жестом официанта, сказал Белль:

– Скажи-ка ему, чтобы принес две больших рюмки коньяка и что-нибудь закусить.

Она кивнула и почти спокойно затараторила по-испански. Мазуру нравилось, как она держалась – все же девочка с характером. За высоким выбитым окном продолжалась деловитая полицейская суета. Моряки гомонили и пили. В клубы сыщики пока что не совались.

Официант обернулся вмиг. Бокалы и в самом деле оказались большими, грамм на сто – вполне подходящая доза для русского человека, медленно отходившего от напряжения. Мазур одним глотком отпил добрую половину (Белль глядела на него с восторженным ужасом), сказал:

– Тебе, конечно, такими дозами не стоит, но хороший глоток сделай. Помогает, верно тебе говорю...

Она добросовестно отпила, почти не поперхнувшись. Мазур торопливо подсунул ей сочный ломоть ветчины. А сам разделался с остававшимся в бокале. Присмотрелся к напарнице: как и следовало ожидать, народное средство подействовало, щеки Белль раскраснелись, на губах появилась не такая уж и бледная улыбка.

– С вами первый раз вижу, как пьют русские, – сказала она почти весело. – Хотя инструктор рассказывал...

– Про водку из самовара? – усмехнулся Мазур.

– Да, примерно так...

Мазур не стал ей говорить, что водку из самовара он пил один-единственный раз – да и то в Африке, в компании взбалмошной тамошней принцессы.

– Я, пожалуй, выпью еще, сказала Белль и второй глоток сделала гораздо более храбро. – Что-то в этом есть...

Мазур присмотрелся к ней без всякой тревоги: выпила всего-то грамм пятьдесят хорошего коньяка, да с хорошей закуской. На ногах устоит, кренить ее не будет.

– Вы мне спасли жизнь, сеньор адмирал, – сказала Белль, глядя на него прямо-таки преданно.

Ну, что ж, случается иногда и такое – не все же класть жмуриков по глобусу...