Текст книги "Вперед в прошлое. Возвращение пираньи — 2"

Автор книги: Александр Бушков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

Еще один крайне существенный нюанс. Кроме государственных наград, у гринго есть куча совершенно неофициальных жетонов всевозможных общественных организаций, наподобие «150 лет принятию револьвера Кольта на вооружение американской армии» или «Первое место в соревнованиях по бегу в мешках среди офицеров 6-го флота». Как-то так. По старому обычаю, не запрещенному никакими уставами, ленточки всех этих, с позволения сказать, регалий (а они все на ленточках) непринужденно присовокупляются к ленточкам государственных наград и преспокойно носятся. Отсюда и фантастических размеров колодки, каких не погнушался бы и дорогой Леонид Ильич...

Адмирал не говорил – вещал. Проникновенно, красивым баритоном, с каким его приняли бы с распростертыми объятиями в любом оперном театре. Играл голосом, как котенок мячиком, то поднимаясь до высот патетики, то подпуская шутку, то саркастические выпады. С неподдельным возмущением клеймил замаскированных врагов Америки, только и мечтающих, как бы подложить свинью светочу демократии и неутомимому защитнику свободы, его милой Родине. Конкретных врагов он не называл, но намеки делал достаточно прозрачные, в стиле «Кошка бросила котят – это Путин виноват». Часть намеков определенно адресовалась и китайцам, и просто безымянным «врагам демократии», которых каждый мог себе вообразить в меру своей фантазии.

Враги демократии совершили очередную пропагандистскую гнусность (слов «идеологическая диверсия» в лексиконе адмирала не было, а то бы непременно употребил). Подняли шум на всю планету, клеветнически утверждая, будто американская эскадра была собрана для того, чтобы совершить вторжение в республику Санта-Кроче. Гнуснейшая ложь, восклицал адмирал. Американская армия в жизни не вторгнется в государство, где у власти находится демократическое правительство – к каковым безусловно относится правительство президента Васкеса, законно избранного народом в результате честных и демократических выборов. Операция «Кальмар» и в самом деле планировалась, эскадра и в самом деле была собрана – но не ради вторжения куда-то, а исключительно для больших учений по высадке десанта, причем строго на американской территории. В связи с этим все грязные инсинуации врагов демократии следует с брезгливостью отмести... И так далее.

– А как это согласуется с реальностью? – спросил Мазур, неделю после визита на нефтепромыслы живший в нешуточном напряжении, пребывая в подвешенном состоянии и не получая никаких приказов.

– Идеально согласуется, – фыркнул Лаврик. – Сам понимаешь, не могли они просто так взять и распустить эскадру по портам приписки – все поняли бы. Так что они второй день гоняют по пляжам Флориды морпехов и бронетехнику, притворяясь, что никаких других замыслов и не было... – и добавил, щурясь, как сытый кот: – Высадку мы им сорвали окончательно и бесповоротно. Ты – тем, что блестяще провел две точечных акции по изъятию нужных персонажей. Дядя Лаврик – тем, что совершенно точно установил, кого именно следует изымать. А это было не самое простое предприятие, уж поверь... И даже твоя Белка чуточку причастна, потому что именно она подвела Хиггинса под твою плюху...

– Ну, а детали? – спросил Мазур. – По-прежнему секрет?

– Ничего подобного, Ватсон. Для тебя, я имею в виду. Вот, полюбуйся.

Он открыл свой богатый на сюрпризы кейс и извлек оттуда толстую цветную газету – одну из самых респектабельных в Эстадос Юнидос. На первой странице красовались две большие фотографии. На одной человек лезет в машину, старательно прикрывая папкой лицо, так что узнать его невозможно. На другой – благообразный седой джентльмен что-то вещает с трибуны (судя по декорациям, выступает в Сенате).

– Если ты еще не понял, это одна и та же персона, – сказал Лаврик. – Сенатор Хэнсфилд сидит в своем заведении дольше, чем Брежнев просидел в кресле генсека... а по совместительству последние лет тридцать вовсю занимался нефтяным бизнесом. Именно у него до национализации было шестьдесят процентов акций нефтепромыслов Санта-Кроче. Именно этот благообразный сукин сын и был главным мотором операции «Кальмар» – жалко ему было нефтепромыслов. Взвыл купец Бабкин, жалко ему, видите ли, шубы...

– Я так понимаю, его вовсе не за это гнобят? – спросил Мазур, взял газету и вслух прочитал два самых крупных заголовка: – «По делу Хэнсфилда создается сенатская комиссия!» «Офис генерального прокурора вручил Хенсфилду вызов на допрос!»

– Ну, конечно, нет, – сказал Лаврик, все так же щурясь с видом, сытого кота. – С чего бы вдруг? Человек, пользуясь влиянием и связями, собирался устроить военное вторжение, чтобы вернуть свою собственность. Каковое вторжение прекрасно отвечало намерениям иных политиков и генералов. Можно сказать, дело житейское... Тут другое. Этот мумрикснус уже год как организовал хищение нефти с промыслов. Процентов пятнадцать годовой добычи ушло на сторону. С помощью как раз твоего... вернее, вашего с Белкой Хиггинса и еще полудюжины экземпляров, сидевших на ключевых постах. Из старых кадров – их же после национализации куча на прежних местах осталась. Главное было – эти самые ключевые посты. При грамотной постановке дела могло еще десять лет не открыться. Ну конечно, всем им гадский папа Хэнсфилд платил процентик – иначе кто бы для него рисковал? Но львиную долю брал себе. Нефть его мальчики продавали в Европе, а прибыль уводили в офшоры на Крокодильи острова... Дальше тебе рассказывать или сам догадаешься?

– Да что тут рассказывать... – проворчал Мазур.

Уводил деньги в офшоры – значит, не платил налоги. Самое жуткое преступление в Эстадос Юнидос – неуплата налогов. Человек с большими деньгами и связями от многого может откупиться, начиная с педофилии и кончая собственноручно совершенным убийством (забытое ныне, но прогремевшее лет пятьдесят назад дело Мерчисона). Одного не простят никому и никогда, сколько бы миллионов у него ни лежало в загашнике, какой бы батальон адвокатов ни стоял в готовности, будь у него в собутыльниках хоть сам президент – неуплату налогов.

– Налоговики, конечно, – сказал Мазур уверенно.

– И не только они, – сказал Лаврик. – Беда никогда не приходит одна. Понимаешь ли, Хэнсфилд – из одного из нефтяных картелей Новой Англии. А они много лет грызутся с собратьями по ремеслу с юга и юго-запада. И когда последним приволокли великолепно воняющий материал на конкурента... Когда к тому же неделю назад люди Васкеса намекнули южанам, что их на определенных условиях могут допустить к участию в разработке новых, только что разведанных нефтяных полей... Тут же взвыла свободная, независимая и неподкупная американская пресса и прочие масс-медиа, Интернет загудел, как пьяный сантехник. Да и двое компаньонов Хэнсфилда на стену полезли, когда узнали, что он год сосал нефть из их общих некогда промыслов, но денежки забирал себе... Большие парни в Вашингтоне быстро поняли, во что могут влипнуть. Предстали бы марионетками нефтяного барона – а уж политики-конкуренты такого случая ни за что не упустили бы. Вот и пришлось благолепия ради срочно разворачивать «Кальмара» на Флориду. Загубил ты, циник, политическую и финансовую карьеру сенатора... – Лаврик ухмыльнулся – Впрочем, это для тебя шаг назад, ты когда-то угробил карьеру кандидата в президенты, имевшего неплохие шансы на Большой Белый Вигвам...

– А та асиенда? – спросил Мазур.

– Элементарно, Ватсон... Дон Франсиско Одриа, коего ты так бесцеремонно стащил с ложа любви, как раз тоже был мотором, только другого мероприятия – переворота в Месаудеро. Человек незауряднейший, следует признать. Двадцать лет отслужил в армии, в отставку вышел два года назад бригадным генералом. По отзывам близко его знавших, отличный военный. И неплохой политик. Все держалось на нем. Вот и представь, что было бы, если бы перед Аустерлицем Наполеон насмерть отравился несвежей колбасой... Именно это и случилось. В Месаудеро введены парочка надежных полков и парашютная бригада, потрошат схроны с оружием, разоружают частные бандочки, вяжут главарей рангом пониже. Одриа был очень словоохотлив...

– Поди, к потолку за ноги подвешивали? – фыркнул Мазур.

– Ничего подобного, – серьезно сказал Лаврик. – Сейчас не осужденные историей времена дона Астольфо. Зачем за ноги к потолку, если есть более гуманные способы? Васкес при беседе с глазу на глаз ему честью поклялся, что за государственную измену конфискует все движимое и недвижимое, оставит только то, что в карманах... а у него и в карманах ничего не было, вы ж его голым приволокли... Лишит гражданства и вышлет за границу – гуманности ради, в сопровождении его симпатии. А наш дон был слишком в себе уверен и зарубежных счетов не держал. Он терял всё. Абсолютно. Оставалось бичевать где-нибудь в Буэнос-Айресе или Каракасе, ради хлеба насущного отправить симпатию на панель... Вот он и запел, как птичка ноле – под гарантии, что половину угодий, как и предусматривается реформой, ему оставят. И амнистируют, – Лаврик усмехнулся довольно цинично. – Есть у меня сильные подозрения, что кто-нибудь из оставшихся на свободе справедливо посчитает дона предателем и постарается загнать ему пулю в спину – но это уже проблемы дона... В общем, все у них благополучно рухнуло. Вторжения в обозримом будущем не случится, сепаратистов придавят. Я не исключаю, что кто-нибудь попробует дернуться – но это будут уже ошметки, художественный свист... А мы все дружненько вертим дырки в клифтах. Тебе президент отваливает Звезду Отваги – это и в самом деле звезда, но аккуратная такая, не то, что африканские с тарелку размером. Мне тоже, – скромно добавил Лаврик. – И твоей Белке светит Почетная морская медаль, причем не серебряная, а золотая, девка визжать будет от восторга... И всем, кто с тобой участвовал в обоих рейдах... – он скорчил грустно-философскую гримасу. – А также – куче народу, совершенно ни к чему непричастному, но ухитрившемуся в нужное время оказаться рядом. Что ж, так было во все времена по всему глобусу, и дальше будет... Ну, а на Родине, как и было обещано, светит тебе золотая звездочка. И мне тоже, бают, – так же скромно добавил он, прищурился: – Рад?

– Как тебе сказать... – пожал плечами Мазур, испытывавший чертовски сложные чувства. – Лет тридцать назад до потолка бы прыгал, а теперь перегорело как-то... Что, можно подавать прошение об отставке и паковать чемодан?

Лаврик по-прежнему щурился:

– Что-то я особенной радости в твоем голосе не слышу... Самому-то хочется домой? Молчишь... – и он словно бы удовлетворенно повторил: – Молчишь, Пиранья... – из его голоса и с лица пропало всякое легкомыслие, он был собран и жесток. – Слушай сюда. Кое-какие сбережения у тебя есть, ты сам говорил. И подмосковная усадебка при тебе. Да еще и местная адмиральская пенсия тебе, если ты не знал, полагается, а она солидная. Одним словом, сухую корочку грызть не будешь... а вот подыхать со скуки будешь. Не приспособлены мы к мирной пенсионерской жизни – ни ты, ни я, ни Глагол... Не про нас она.

– А что, есть варианты? – спросил Мазур как мог нейтральнее.

– Помнишь бардзо талантливый фильм «Кин-дза-дза»? У Прораба была поговорочка: «Значит, такое предложение...» Значит, такое предложение. Остаешься здесь примерно на полгода. На прежнем месте, в том же звании. В ближайшее время отделу предстоит принять пополнение. Президент твердо намерен довести число «марино ладронес» до сотни.

– Кого?

– Это он так прозвал боевых пловцов, – пояснил Лаврик. – «Морские черти». Почти что «морские дьяволы»... На западной границе неспокойно. Ну, предположим, там всю жизнь было неспокойно, но сей раз, режь мне голову, чочо настроены воевать – не сегодня и не завтра, но в исторически короткие сроки. Снова экономика. Восемьдесят лет назад в Гран-Чако дрались за каучук. Сейчас – за нефтяные поля на спорных землях. Восемьдесят лет назад нефти там так и не нашли, но с тех пор методы разведки изрядно усовершенствовались. Так что война не за порогом, но и не за горами. А на той стороне у чочо есть несколько интересных и важных объектов, которые лучше всего разнести как раз с помощью боевых пловцов. Вот Васкес и спешит. Чочо тоже спохватились, наняли за приличные деньги отставника из «морских котиков», но они начинают буквально с нуля, мы их опережаем с большим отрывом. Понимаешь, ты нужен. Грандовский с Бобышевым – отличные ребята, хорошие инструкторы, профи, спецы... вот только командного опыта у них нет. Даже группой ни один из них никогда не командовал. А у тебя такой опыт есть. Моряки тебе дадут парочку относительно молодых, перспективных коммодоров, и со штабным опытом, и с опытом управления эскадрами. Заверяют, толковые ребята. Вполне можешь из них за полгода воспитать более-менее достойную тебе замену. Оба, кстати, дайверы. Да, можешь и сына к себе взять. Он, если ты не знал, тоже хороший дайвер. Ты да не сделаешь из него отличного «марино ладроне»...

– Ему еще год учиться, – хмуро сказал Мазур.

– А тебя никто и не намерен выпихивать в отставку непременно через полгода, – сказал Лаврик веско. – Вот и выбирай: или ты будешь у себя на усадебке всю оставшуюся жизнь сажать... что ты там сажаешь, розы или пионы?

– Я приземленный, – невесело усмехнулся Мазур. – Сажаю редиску, морковку, огурцы на закусь, еще всякую всячину типа помидор с горохом и тыквами...

– Ну, каждому свое. Я вот вообще ничего не сажаю и не горюю по этому поводу – нет у меня крестьянской жилки... В общем, сам выбирай: или всю оставшуюся жизнь будешь сажать горох, или, пока здоровье позволяет, будешь заниматься привычным делом.

К тому же – Белль... Которая, не далее, как вчера, перехватив меня в коридоре, не особенно и хитрыми намеками выспрашивала, знаю ли я что-нибудь про то, когда ты уезжаешь. Она крепилась, но глазенки у нее определенно были на мокром месте. Я уж на правах старого друга и напарника в странствиях по глобусу залезу тебе малость в душу, а? Я могу и ошибаться, но сдается мне, что это у тебя в жизни – последняя такая...

Зазвонил городской телефон, Мазур снял трубку. Послушав немного, поднял глаза на Лаврика:

– У нас еще будут секретные разговоры?

– Да нет.

– Да, конечно, – сказал Мазур в трубку, положил ее на рычажки. – Белль звонила. Спрашивала, можно ли приехать, или у нас с тобой надолго – секретные дела.

– Умная девочка, – сказал Лаврик одобрительно. – И деликатная. И вообще прелесть...

– Я сказал, что можно.

– И правильно, – одобрительно кивнул Лаврик. – Сейчас наберем шампанского и устроим маленькое торжество – заслужили...

– Есть еще один нюанс... – сказал Мазур. – Понимаешь, Белль уже три дня у меня живет...

– Ну, поздравляю.

– И намекала довольно прозрачно, что ей не хочется быть просто сексуальной игрушкой, а хочется ей хозяйничать, готовить и все такое прочее. Домашних хлопот ей хочется.

– Немецкая кровь себя показывает, – усмехнулся Лаврик. – Пусть даже в котором-то поколении коронадо... И что? Тебе это не по душе?

– Ну, почему, – сказал Мазур. – Но жить полгода в гостинице, пусть роскошной... Белль говорила, есть какие-то закрытые охраняемые кварталы для военных и сотрудников спецслужб...

– Ну да, – сказал Лаврик. Как же. «Каса де гуерра». Ну, это не проблема – хоть квартирку вам там подыскать, хоть коттеджик. Значит, согласен? Так и передать президенту?

– Согласен, – сказал Мазур с удивившей его самого легкостью. – Пусть будет полгода, а там посмотрим. Лаврик...

– Аюшки?

– А как насчет того, о чем говорил дон Себастьяно? «Кротик» в «Руслане»?

Лаврик досадливо поморщился:

– Я, конечно, старика уважаю. С большим жизненным опытом старичок, пару раз, когда я здесь начинал, неплохо помог советами. Но на сей раз то ли хватку потерял, то ли пустышку потянул. «Крот» – такое животное, что может выползти где угодно. Коли уж у английской королевы когда-то в библиотекарях наш «крот» ходил... Но только мы с Роговиным – не два года по третьему. Когда «Руслан» здесь только разворачивался, план контрразведывательных мероприятий был уже готов. И с тех пор претворяется в жизнь, и ни единого «крота» не обнаружили. И вместе, и я в одиночку запускали мероприятия с дезой – без толку. «Крот» – это всегда связь. На чем в первую очередь горят разведчики, так это на связи. И я тебя заверяю: ни разу не было ни утечки информации, ни попыток кого-то из «Руслана» наладить предосудительную связь с внешним миром. Конкретики у старика нет, согласись. Поступила непроверенная информация от агента, что кто-то из «Руслана» работает на внешнего супостата. Деталей не было, агента потом убили по совершенно другому делу. Другого не убивали, но конкретики он тоже не дал – ходят слухи, можно судить по некоторым данным, есть подозрения... Общие словеса. Был бы хоть клочок конкретики, буль уверен, я бы за него зубами и когтями уцепился. Но нет ни клочка... И заниматься мне попросту нечем. Печки нет, от которой можно было бы плясать. Вот тебе и весь сказ

– Ну, тут уж тебе виднее... – сказал Мазур. – Не моя делянка. Так что...

Он замолчал – в дверь деликатно постучали, а потом ручка повернулась, вошла Белль. Коридорный нес за ней большую дорожную сумку – ага, привезла кое-какие вещички, как собиралась, – а она сама держала в руке большую картонную коробку наподобие тех, в каких развозят пиццу. Поставила ее на стол. Коридорный тем времени убрал сумку в шкаф, поклонился и вышел.

Лаврик склонился к коробке, бесцеремонно принюхался:

– Что-то вкусно пахнет...

– Это я сама работала, – сказала Белль чуть смущенно. – Фамильный пирог с зайчатиной фон Рейнвальдов... Или я неладно поступила?

– Очень даже ладно, – сказал Лаврик. – У нас тут планы уставить этот стол шампанским и отметить маленькое торжество. У меня и в мысли нет, Белль, что вы откажетесь к нам присоединиться...

– Почему бы мне откаживаться? С удовольствием. С утра по всем телеканалам идут новости... Вторжения не будет, да?

– Не будет, – кивнул Лаврик. – Слово адмирала.

Белль смотрела на Мазура, ее глаза сияли:

– Я понимаю, мне не положено вызнавать секреты... Но это ведь вы его сорвали?

– И даже самую чуточку вы, Белль, – усмехнулся Лаврик.

– Вы надо мной насмешничаете?

– Слово адмирала, нет, – серьезно сказал Лаврик. – У вас была в событиях очень маленькая роль, но она была...

Ее глаза округлились в совершенно детском изумлении:

– Как же это... Неужели нефтепромыслы...

– Довольно о делах, – сказал Лаврик. – Главное, вы внесли свой маленький вклад. А сейчас я заказываю шампанское, и мы беззаботно празднуем. Я даже обещаю романсеро в моем исполнении, если только вы благосклонно отнесетесь к моим певческим упражнениям, Белль...

– Я обязательно отнесусь, – пообещала Белль.

Глава IX
Когда прошлое хватает за ноги

Мазур вынырнул из сна, как выныривают из неглубокой речушки, рывком, моментально. Привычно и быстро постарался привязать себя к окружающей реальности. И в следующий миг понял, что за условный рефлекс заставил его подхватиться.

Условный рефлекс на прозвучавшие совсем рядом выстрелы. И тут же в коридоре раздались новые – парочка пистолетных, две короткие очереди из автоматических винтовок. Рядом пошевелилась Белль, приподнялась на локте, сонно моргая, спросила хрипловатым со сна голосом:

– Что это?

Не отвечая, Мазур кубарем скатился с постели, в секунду натянул «боксеры», взглядом проверил, на месте ли кобура с пистолетом – а куда ей было деться, – и бросился к окну, осторожно отогнул краешек шторы. В коридоре прозвучала еще одна очередь, там слышался топот многих ног в тяжелых ботинках.

Та-ак... Окна его номера выходили на парадный вход. Возле него стояли открытый «Хаммер» с наведенным на дверь крупнокалиберным пулеметом и оливкового цвета армейский грузовик без тента. Тут же топтались солдаты, десятка два, служивый с рацией на спине стоял спиной к офицеру, и тот тараторил что-то в микрофон.

Не было никакой загадки. Если уж на режимный объект военно-морского флота (каковым гостиница и является) бесцеремонно ввалилась пехота (обычная, армейская, без гвардейских шевронов), это может означать только одно. Переворот. Другого толкования попросту нет. Кто-то что-то недоучел, не предвидел, даже Лаврик ни о чем подобном не упоминал.

– Это переворот, Белль, – сказал он, возвращаясь к столику и выдергивая из кобуры пистолет.

В дверь замолотили чем-то увесистым – скорее всего, прикладом, и не одним.

– Только спокойно, – сказал он, видя испуганные глаза Белль. – Ничего еще толком не известно...

В темпе накинул халат, сунул в карман «Глок» и без колебаний направился к двери. Его номер – не бункер, дверь добротная, но несколько прикладов ее вынесут быстро, так что ничего не остается, как встретить неожиданности лицом к лицу... Натолкнувшись взглядом на прислоненную к гардеробу трость, подарок дона Себастьяно, моментально кое-что прикинул, взял ее и пошел к двери, уже старательно имитируя легкую хромоту на правую ногу.

Отодвинул кованую щеколду, сделанную под старину. Открывавшуюся наружу дверь тут же рванули на себя, и на Мазура уставились дула сразу трех автоматических винтовок с примкнутыми штык-ножами. За спинами солдат двое точно таких же провели по широкому коридору справа налево соседа Мазура, коммодора лет пятидесяти (они так и не познакомились, но при встречах вежливо раскланивались). Коммодор был в форме, в фуражке, но без ремня.

– Manos arriba![13]13
  Руки вверх (исп.).


[Закрыть]

Ну, эту-то команду Мазур прекрасно знал. Геройствовать не имело никакого смысла – и ввиду изрядного численного перевеса противника, и из-за полного незнания обстановки. Он поднял руки, не выпуская трость и, повинуясь недвусмысленному движению штыка, отступил на несколько шагов – все так же прихрамывая. Потом, опять-таки без труда поняв, что означает очередной взмах штыка, отступил к подоконнику.

Трое солдат ворвались в прихожую и остановились у порога, целясь в него, держа пальцы на спусковых крючках. Молодые, но на зеленых салаг не похожи – с оружием обращаются достаточно умело, явно не новобранцы. Один резко развернулся к двери в спальню – показалась Белль, в коротком, наспех подпоясанном халатике без пуговиц и, Мазур сразу подметил, с оттопыренным карманом. Тоже прихватила пистолет, от которого сейчас не было никакого толку – дверь ворвавшиеся за собой прикрыли, но в коридоре слышался топот ног: нагнали их сюда немало...

Двое так и держали Мазура на прицеле – а третий, нехорошо улыбаясь, закинул винтовку на плечо, отсоединив предварительно штык и, поигрывая им, надвигался на отступавшую Белль, пока она не уперлась спиной в стену. Двое, не отводя от Мазура ни глаз, ни дул, крикнули ему что-то, судя по тону, поощрительное – а он, ухмыляясь с классическим видом мелкой дворовой шпаны, громко произнес что-то такое, отчего Белль побледнела. Перебросив штык в левую руку, приложил его плашмя к горлу девушки, вмиг справился с небрежно завязанным пояском, распахнул халат, нахально прошелся ладонью по телу девушки.

Мазур зубами скрипнул от злого бессилия. Такого унижения он, пожалуй что, не испытывал. Уж он-то, побывавший свидетелем (и часто участником) не одного переворота, прекрасно знал, сколько гнусностей может в первые дни хаоса и безвластия натворить охмелевшая от безнаказанности солдатня.

И ничего не мог сделать. Пистолет не выхватить – они успеют раньше. Для броска слишком далеко, и годы тут ни при чем – он и в молодые годы не успел бы, изрешетили бы раньше. Солдат, ухмыляясь и что-то негромко приговаривая, лапал Белль неторопливо, самым похабным образом. Взяв ее за плечо, подтолкнул к двери в спальню. Разыграть сердечный приступ, что ли? – подумал Мазур. Спецназом тут и не пахнет, обычная пехота, есть шанс, что бросятся к нему, и дело примет совершенно другой оборот...

Неожиданно распахнулась дверь, вошел четвертый, сразу видно, птица другого полета – лет тридцати пяти, плотный, усатый, на погонах знаки бандерас-сержанта, что примерно соответствует российскому старшине. С одного взгляда оценив обстановку, он бросил пару фраз на испанском, после которых его любвеобильный подчиненный отступил от Белль, сунул штык в ножны и вытянулся. Белль торопливо запахнула халатик. Неторопливо подойдя к ней, старшина с ходу запустил руку в карман халатика, извлек оттуда «Вальтер», продемонстрировал его солдату, после чего легонько двинул его пистолетом по скуле и произнес еще одну фразу. Удивительным образом Мазуру показалось, что он усатого понял: «В первую очередь нужно обыскивать, а не лапать!» Сразу углядел, глазастый. Да, птичка совсем другого полета, военный профессионал...

Повернулся к Мазуру и сказал на неплохом английском:

– Выньте пистолет, держа пальцем за скобу, положите на пол. Иначе мои люди будут стрелять. В девушку.

Так... Следовательно, он знал, что Мазур не понимает испанского. Интересно, что он еще знал? Ничего не попишешь, Мазур поступил, как было приказано. Старшина подошел к нему, держась так, чтобы не заслонять его от солдат, охлопал, убедившись в отсутствии другого оружия. Трость его внимания совершенно не привлекла – мелочь, а приятно...

Подобрав «Глок» и быстро убедившись, что он заряжен, старшина загнал патрон и подтолкнул Мазура дулом в поясницу:

– Идите к гардеробу. Одевайтесь.

Солдаты отступили, сохраняя приличную дистанцию, не дававшую возможности для броска. Распахнув дверцу, Мазур спросил:

– Что именно я могу надеть?

– Что хотите, – сказал старшина. – Хоть кружевное белье вашей подружки, мне без разницы...

Не раздумывая, Мазур стал неторопливо облачаться в адмиральский мундир. Некоторый психологический расчет себя оправдал: теперь волки держались самую чуточку иначе. Бдительность не ослабили и винтовок не опустили, но таращились с явным уважением, особенно старшина – у него-то в подсознание вбито почтение к таким мундирам, переворот там или не переворот...

– Дайте девушке одеться, – сказал Мазур, нахлобучив фуражку, щедро украшенную по околышу и козырьку золотыми дубовыми листьями.

– Да пусть одевается, – проворчал сержант.

Мазур достал вешалку с мундиром Белль, подошел и подал ей. Она пошла в спальню. Старшина двинулся следом и встал в распахнутой двери. Тут уж, конечно, не было ничего от похоти. Мазур на его месте поступил бы так же – под подушкой мог оказаться еще один пистолет...

Когда она вернулась, старшина мотнул головой, и один из солдат подтолкнул Белль к двери. Мазур сделал невольное движение.

– Не скрипите нервами, сеньор адмирал, – проворчал старшина. – Ничего ей не сделают. Приказано собрать всех в ресторане, мы и собираем. А что потом, понятия не имею, приказа нет.

– А я?

– С вами хотят поговорить, – он повел пистолетом в сторону двери. – Ступайте. Направо и в конец коридора, там опять направо...

Старательно прихрамывая и опираясь на трость, Мазур двинулся в указанном направлении. Сержант тяжело топал сзади – на расстоянии, опять-таки исключающем любую возможность броска: опытный, сука, не одну пару казенных башмаков стоптал...

В коридоре уже было тихо, только в трех местах стояли солдаты с винтовками наизготовку. Мазур свернул направо. Он никогда не был в этом крыле – но в Конце коридора виднелась одна-единственная дверь, украшенная табличкой, не требовавшей знания испанского: «Direkcja» Старшина буркнул:

– Идите туда.

Сам он следом не пошел, остался в коридоре. Обстановку Мазур оценил с порога: большой кабинет со стеллажом, уставленным какими-то папками канцелярского вида. За столом отсутствующего хозяина – пехотный полковник, помоложе Мазура, но все же лет шестидесяти с лишним. На одном из стульев, рядком стоявших у стены, примостился второй, армейский капитан лет тридцати. Полковник – с обширной лысиной, обрамленной венчиком черных волос, несомненный гачупино. Второй... Вот второй, светловолосый и светлоглазый – классический юропо. Но не это самое интересное...

Военный со стажем Мазура быстро и безошибочно определит, кто перед ним: такой же «сапог» или одетый в военную форму штатский. Есть множество тонких нюансов, вмиг понятных военному со стажем. Так вот: Мазур готов был поклясться чем угодно, что форму эти двое надели если не впервые в жизни, то не далее, как пару дней назад...

– Проходите, Кирилл Степанович, – сказал по-английски капитан. – Садитесь. Что с ногой?

– Ушиб вчера на полигоне, – сказал Мазур. – Полоса препятствий...

– Ну что же вы так, – сказал капитан, вот смех, такое впечатление, заботливо. – В вашем возрасте и звании бегать по полосам препятствий, как какой-нибудь юный лейтенант...

– Нужно держать форму, – кратко ответил Мазур. – Я на службе.

– Ревностно к службе относитесь...

– Так привык, – сухо ответил Мазур.

– Ну, садитесь, что вам стоять?

Мазур дохромал до стула, поставленного метрах в трех от стола полковника – очень похоже, опасаются внезапного броска. Черт его знает, как там обстоит с полковником – он пока что не произнес ни слова, сидит с брюзгливой физиономией то ли язвенника, то ли попросту мизантропа, поджав тонкие бледные губы. А вот капитан... Какой там, к черту, юропо – у него классический выговор уроженца Новой Англии, никакой ошибки – порой очень многое, и даже жизнь Мазура зависели от умения моментально определять такие вещи... Гринго, к бабке не ходи... Причем обитающий здесь всего ничего...

– Можете не беспокоиться за вашу девушку, – сказал капитан. – С ней не случится ничего плохого. Посидит вместе с другими в ресторане – единственное место, где можно собрать всех обитателей отеля и надежно держать под присмотром... Хотите коньяку? У директора в баре обнаружился отличный коньяк, – он обаятельно улыбнулся: – Я тоже выпью, чтобы не думали, будто вам что-то подсыпали...

– Давайте, – сказал Мазур.

Капитан достал из бара темную бутылку с неброской этикеткой, две серебряные рюмки граммов на сорок, вежливо поинтересовался:

– Сами выберете себе рюмку? Я понимаю, вашей профессии свойственна здоровая подозрительность, и это правильно...

– Не будем устраивать цирк, – сказал Мазур. – Давайте любую.

Капитан ловко наполнил рюмки, поставил одну на край стола, а сам отодвинулся – подальше, к подоконнику:

– Встаньте, возьмите рюмку, снова сядьте. Без резких движений, пожалуйста.

Взяв рюмку и усевшись, Мазур иронически бросил:

– А теперь и вы проявляете здоровую подозрительность?

– Как же иначе, Кирилл Степанович? – весело сказал капитан. – Я хорошо представляю, с кем имею дело, и на что способна такая вот трость в ваших руках...

Мазур подумал, что выход у него один – тянуть время. В надежде на то, что ситуация может резко измениться. Если солдаты ведут себя так нагло, это именно что переворот. Вот только у президента слишком много сторонников в вооруженных силах, причем среди людей гораздо более опасных, чем простая армейская пехота... Только бы не...