Текст книги "Оружие победы и НКВД. Конструкторы в тисках репрессий"

Автор книги: Александр Помогайбо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 30 страниц)

СОЗДАТЕЛИ ТАНКОВОГО ДИЗЕЛЯ

Судьба А.Д. Чаромского, несмотря на все ее перипетии, все же имела «хеппи-энд» (конечно, на советский лад: не расстреляли и даже освободили). Наверное, поэтому фамилию Чаромского иногда можно увидеть в книгах, в том числе и в связи с дизелем В-2. А вот имя К.Ф. Челпана упоминается крайне редко, хотя именно он возглавлял работы над двигателем В-2. Но как напишешь, что инициатор создания дизеля, с которым танки Т-34 сломали хребет фашизму, был расстрелян? А он был расстрелян все в тех же 1930-х...

Константин Федорович Челпан был сыном «раскулаченного», а потом и расстрелянного крестьянина. Несмотря на свое происхождение, Челпану все же удалось закончить Харьковский технологический институт.

В том же Харькове располагался ХПЗ – Харьковский паровозостроительный завод. Пустили его в строй еще в 1897 году; это был первый в России специализированный паровозостроительный завод. Предполагалось, что завод будет выпускать 185 паровозов в год. После Октябрьской революции завод стал многоотраслевым. Наряду с паровозами и тракторами он выпускал дизели. В 1922 году в КБ теплового отдела ХПЗ начались исследования в области бескомпрессорного режима работы двигателей и разрабатывалась топливная аппаратура – насосы и форсунки, с помощью которых можно было осуществлять непосредственно впрыск топлива в цилиндр двигателя без помощи сжатого воздуха. В результате исследований в 1930 году был создан четырехцилиндровый бескомпрессорный дизель Д-40 мощностью 470 л.с. с топливным насосом и форсункой оригинальной конструкции.

К.Ф. Челпан возглавлял тепловой отдел, или, как его называли, отдел «400». Д-40 показал довольно высокие результаты. В частности, хорошо работали насос и форсунка, а расход топлива составлял 175 граммов на л.с. в час. К сожалению, двигатель имел большие размеры, а обороты коленчатого вала не превышали 215 в минуту.

Вот это «к сожалению» и не позволило приспособить Д-40 на танк, которому нужен двигатель гораздо меньших размеров и массы. В докладе на партсобрании Челпан заверил: «Сконструируем свой двигатель, ни в чем не похожий на заграничный». Слово свое он сдержал – за работу по созданию нового дизеля Челпан был награжден орденом Ленина, ему было присвоено звание Главного конструктора...

Здесь надо сделать отступление. Органам НКВД в 1937 году требовалось вскрыть контрреволюционную организацию советских греков. Начались лихорадочные поиски нужных для этого лиц необходимой национальности. Выявить греков было сложно – они жили на Украине и походили на украинцев (а на украинцев фабриковались дела по другому обвинению, в «национализме»). Часто происходили накладки. К примеру, И. Музыченко, который в 1941 году будет командовать армией, на обвинение, что он скрывает свое греческое происхождение, разыскал церковь, где его крестили, и принес нужное свидетельство.

И надо же такому случиться – Челпан как раз был по национальности греком! Мало того, греком известным, то есть годился в лидеры «греческого заговора». Другим «лидером» могла стать Паша Ангелина, но на любимицу Сталина органы безопасности посягнуть не отважились. Постановление об аресте К.Ф. Челпана подписал военюрист первого ранга Блауберг.

Работавший в КБ К.Ф. Челпана и живший в одном с ним доме Леонид Миронович Сойфер увидел, как вечером к дому подъехала машина – «черный воронок», из которой вышли трое. Через некоторое время они вернулись с четвертым – Челпаном.

Придя на работу, Сойфер рассказал кому-то об аресте Челпана. На утро следующего дня Сойфера вызвали в отдел кадров. Там сидел сотрудник НКВД, который сердито спросил:

– Откуда вы знаете об аресте Челпана?

– Я живу вместе с ним в одном доме, все жильцы говорят об этом, да и на двери его кабинета пломба!

– Знаете и молчите! Не распространяйте слух, – последовало угрожающее предупреждение.

Сойфер задумался: кто мог на него донести? Решил спросить об этом у руководителя группы. Тот, услышав вопрос, побагровел и замахал руками:

– Не говорите об этом никому, даже мне...

Согласно установке, требовалось вскрыть «организации», а это значит, что за одним арестом следовала целая серия. Начались поиски «организации» в конструкторском бюро Челпана – конечно, при помощи пыток и избиений.

«Дело» вел следователь Бурксер. На суде сотрудники отдела Челпана отказались от данных под пытками показаний – тем не менее суд вынес приговор. Под протоколом под надписью «Челпана Константина Федоровича – расстрелять» стоит подпись младшего лейтенанта госбезопасности по Харьковской области Янкиловича. На основании приказа заместителя начальника Харьковского управления НКВД майора Рейхмана приговор был приведен в исполнение комендантом Зеленым, военпрокурором Завьяловым и начальником тюрьмы Кулишовым.

Расстреляли и многих других создателей дизеля – Г.И. Аптекмана, М.Б. Левитана и З.Б. Гуртового.

Не надо думать, что майор Рейхман был каким-то изощренным убийцей – он просто претворял в жизнь новую сталинскую установку на возрастание классовой борьбы при укреплении социализма – хотя, надо заметить, подходил к делу «творчески», обратившись к Ежову с просьбой увеличить по Харькову лимит арестов на 8 тысяч человек и лимит на расстрел на 5 тысяч. Только в 1937 году Бурксер арестовал 9850 человек, из которых 3450 было расстреляно.

Поскольку «творчески» к делу подходили многие, Сталин довольно быстро обнаружил, что в его новой гениальной теории есть какой-то изъян. Работать становилось некому, особенно в деле создания новой техники. Поскольку миф о гениальности следовало поддерживать, Сталин в очередной раз свалил свой просчет на чужие плечи, на сей раз – на плечи Ежова. Многие из тех, кто усердно претворял в жизнь сталинскую установку, сами попали под паровой каток расстрелов. Майор Рейхман был арестован, а 26 января 1940 года расстрелян «за измену Родине в отягчающих обстоятельствах».

В результате расстрелов конструкторов и арестов двигателистов, косвенно участвовавших или способных участвовать в создании В-2, начало войны танки встретили с не доведенным дизелем с малым ресурсом. Если бы после 1937 года было всего три-четыре года работы без расстрелов и арестов, этот двигатель, я уверен, был бы доведен. Довели же его во время войны.

СОЗДАТЕЛИ РАДИОТЕХНИЧЕСКИХ СИСТЕМ

При наркоме НКВД Ежове радиосвязи не повезло особенно. Причины тому были личные. Ежов когда-то был военным комиссаром радиошколы 2-й базы радиотелеграфных формирований. В составе базы сложился сильный коллектив специалистов, которые позднее станут столпами отечественной техники военной связи: А.Т. Углов, А.В. Дикарев, А.Г. Шмидт, К.П. Иванов, Л.В. Виткевич и другие. Комиссар не смог вписаться в творческую среду русских интеллигентов. Мало того, показал себя совсем не на высоте своей должности. В приказе, подписанном начальником базы А.Т. Угловым, отмечалось, что «революционный военный трибунал Запасной армии республики своим приговором от 2 февраля 1920 года за принятие в радиотелеграфную школу двух дезертиров без соответствующей проверки военному комиссару Ежову объявляет строгий выговор с предупреждением».

Позднее А.Т. Углов стал первым директором ЦВИРЛ, в этой лаборатории (точнее, институте) будут в 1930-е созданы основные средства связи для РККА. Ежов погубил и А.Т. Углова, и его дело. Погубит и всех прежних своих коллег по работе во 2-й базе радиотелефонных формирований, и множество других специалистов.

Погибнет доктор технических наук Валериан Иванович Баженов, руководитель кафедры радиотехники МАИ, участвовавший в разработке авиационной радиоаппаратуры, погибнет Бронислав Антонович Валюсис, старший конструктор завода 208 в Ленинграде, где разрабатывалась и изготовлялась радиоаппаратура. Были расстреляны начальники отделов НИИС РККА Н.Н. Астахов и А.Н. Шахвердов.

Л.Л. Кербера, который тоже занимал пост начальника отдела НИИС РККА и выпустил наставление по радионавигации, единственное тогда в советских ВВС, арестовали и отправили в лагерь. Ему-то и было суждено стать летописцем «шарашки» Туполева.

Аресты прошли и в Научно-исследовательском институте техники связи разведуправления РККА. Начальник института, Александр Иосифович Гурвич, был также репрессирован. Любопытно, что советские разработки тех времен по скрытой связи – как проводной, так и беспроводной – были лучшими в мире.

Был арестован будущий академик С.А. Векшинский, главный инженер завода «Светлана», где производились радиолампы. Во время отсутствия этого крупнейшего специалиста по вакуумной технике завод будет производить плохие лампы.

В 1936—1937 годах были репрессированы такие крупные специалисты в области средств связи, как А.В. Водар, П.И. Епанешников, Л.Д. Исаков, Ф.А. Миллер, К.Ф. Престин, Г.М. Петухов, Л.И. Сапельков.

Неудивительно, что во время Второй мировой немцы имели лучшую технику связи.

Но наибольший урон Красная Армия в 1937 году, на мой взгляд, понесла из-за арестов, связанных с производством военной радиоаппаратуры.

Николай Михайлович Синявский был расстрелян 29 июля 1938 года. Хотя он был русским, родом из Брянска, польский вид фамилии дал основание причислить его к «Польска организация войскова». (По обвинению в причастности к этой организации были арестованы И.С. Уншлихт, Р.В. Лонгва, корпусной комиссар Я.Л. Авиновицкий, комдив В.Ф. Грушецкий, К.Ф. Квятек и другие.)

Н.М. Синявский был начальником 5-го Главного управления Народного комиссариата оборонной промышленности. Именно здесь производилась военная радиоаппаратура и часть оборудования, которое могло иметь военное применение.

...Перед 22 июня 1941 года в советский тыл было заброшено множество немецких диверсантов, которые еще до начала военных действий начали выводить из строя проводную связь. 22 июня 1941 года, с самым началом войны на колонны людей и техники начали пикировать «Юнкерсы», но весьма странно – не по центру дороги, а с края. Они уничтожали телеграфные столбы. У штабов Красной Армии остались для управления войсками штабные автобусы с радиостанциями – эти автобусы немцы легко замечали с неба и атаковали в первую очередь.

Уже в середине дня 22 июня командующий Западного фронта Павлов доложил, что из имеющихся у него трех радиостанций две уже разбиты, а третья повреждена. Ему пообещали прислать три новых радиостанции – но не прислали. В дальнейшем штаб фронта не только не руководил войсками, но даже не знал, где проходит фронт. В отчаянии Павлов сам выехал в войска. О его местонахождении не знали ни в штабе, ни в Кремле. Фронт потерял управление. Скоро войска четырех армий были окружены. Оставив пехотные части блокировать окруженных, немецкие танки ринулись прямо на Москву...

А вот немецкий пехотный батальон имел бронетранспортеры с УКВ радиостанциями с радиусом приемо-передачи 3 км и – на таких же бронетранспортерах – радиостанции для связи с командованием. В батальоне этих бронемашин было 12. На каждом танке, на каждой самоходке, на каждом самолете немцев была радиостанция. На советских же танках и самолетах их было мизерное число. По сути, каждый советский танк был предоставлен самому себе и не имел представления об изменяющейся обстановке боя в целом.

Немецкие «Ju-87» оставили о себе страшную память у советских пехотинцев и танкистов. Машина была тихоходной и, вообще говоря, ничего уникального не имела – но они блестяще уничтожали цели, поскольку на земле находился специальный офицер, который наводил самолеты. Кроме этого в составе подразделения «Юнкерсов» обычно летели два штабных самолета, которые по радио руководили налетом. Ф. Гальдер в своем дневнике так оценил связь Военно-воздушных сил РККА: «...войск связи ВВС в нашем смысле нет...»

В мире общепризнанно, что в начале 30-х годов практически единственной страной, в которой велись эксперименты в области радиолокации, был Советский Союз. Разумеется, работы велись не энтузиастами, и не в сарае – эти работы курировал и пробивал в высших инстанциях заместитель наркома по вооружению М.Н. Тухачевский. К примеру, вот одно из его обращений:

«Секретарю ЦКВКП(б) тов. Кирову.

7 октября 1934 года

Уважаемый Сергей Миронович!

Проведенные опыты по обнаружению самолетов с помощью электромагнитного луча подтвердили правильность положенного в основу принципа. Итоги проведенной научно-исследовательской работы в этой части делают возможным приступить к сооружению опытной разведывательной станции ПВО, обслуживающей обнаружение самолетов в условиях плохой видимости, ночью, а также на больших высотах (до 10 тыс. метров и выше) и дальностью (до 50—200 км). Ввиду крайней актуальности для современной противовоздушной обороны развития названного вопроса очень прошу Вас не отказать помочь инженеру-изобретателю тов. Ощепкову в продвижении и всемерном ускорении его заказов на ленинградских заводах. Более детально вопрос Вам доложит тов. Ощепков в Ленинграде.

Заместитель народного комиссара обороны Союза ССР Тухачевский М.Н.».

В этом письме Тухачевский ходатайствовал за изобретателя-энтузиаста, который предложил использовать радиоволны для обнаружения самолетов в системе ПВО. Тогда Павел Ощепков не был известен, не имел ни особых званий, ни особых заслуг. По образованию он был инженером и являлся одногодичником Псковского зенитного артиллерийского полка. Высказанную П.К. Ощепковым идею поддержал командир полка В.М. Чернов, который сделал все, что мог, чтобы о ней узнали в Народном комиссариате обороны. В декабре 1932 года Павла Ощепкова командировали в Москву для работы в Главном управлении противовоздушной обороны РККА. Именно Ощепкову в течение последующих 5 лет, вплоть до самого ареста, придется определять политику в области методов обнаружения самолетов.

Следует заметить, что обнаружением самолетов в конце 1930-х занимались и в других ведомствах. К примеру, в Главном артиллерийском управлении Наркомата обороны стремились обнаружить самолет и навести на него зенитные прожекторы, чтобы облегчить уничтожение самолета противника артиллерией. Поскольку удержать самолет в прожекторах сложно, это был тупиковый путь. Немцы сразу начали развивать ПВО с использованием радиолокаторов, и это позволило им довольно быстро прийти к идее зенитных ракет.

Со временем П.К. Ощепков стал руководить разработкой систем радиообнаружения для ПВО. Он же предложил систему обнаружения самолетов «Электровизор», представляющую собой ряд станций кругового обзора с дальностью обнаружения 100—200 км.

По приказу маршала М.Н. Тухачевского он возглавил специальное конструкторское бюро, КБ У ПВО РККА.

В 1934 году специалисты разработали основные теоретические предпосылки для радиообнаружения самолетов. На основе этих предпосылок была создана аппаратура, которая успешно прошла испытания.

После ареста и расстрела М.Н. Тухачевского, конечно, принялись и за П.К. Ощепкова. Он был осужден по «Делу Тухачевского».

Академик А. Иоффе, хорошо знавший Павла Ощепкова, неоднократно предпринимал попытки по его освобождению. Сдвинуть дело с мертвой точки удалось только в 1942 году, когда стало известно о значительных успехах в радиолокации у англичан. Иоффе решил обратиться к Г. К. Жукову, который, тщательно изучив проблему и ознакомившись с мнением специалистов, подписал письмо Сталину. Во время личной встречи с ним И.В. Сталин спросил:

– А вы, товарищ Жуков, знаете инженера Ощепкова?

– Лично не знаю, но наслышан о его таланте изобретателя устройства по обнаружению воздушных целей. Он, товарищ Сталин, необходим для возобновления и продолжения исследовательских работ по радиолокатору. Полагаю, его необходимо направить в создаваемое КБ.

Сталин направил на Жукова свой тяжелый взгляд:

– Вы доверяете изобретателю и тем ученым, которые подписали письмо? Ваша подпись там тоже есть. НКВД не считает нужным освободить этот инженера. Вы берете на себя полноту ответственности?

– Я готов, товарищ Сталин, нести ответственность. Считаю необходимым срочно создать конструкторское бюро, вернув туда тех, кто показал себя там с лучшей стороны. Ощепков таковым и является.

– Хорошо, товарищ Жуков. Вы меня убедили. Хотя товарищ Берия может на вас обидеться. Но дело обороны важнее всех обид.

Создатель радиолокации был освобожден.

В 1970-х годах Ощепков написал книгу воспоминаний «Жизнь и мечта». Наверное, в названии следовало бы поменять слова: «Мечта и жизнь»...

Лидерство (до 1937 года) Советского Союза в радиолокации совершенно не удивительно. Вспомним, что начало было положено в России, когда изобретатель радио Попов обнаружил, что металлический корпус корабля отражает радиоволны. Возникла мысль о возможности применения радиоволн для контроля за перемещением кораблей и для охраны фарватеров.

«Применение источника электромагнитных волн на маяках в добавление к световому или звуковому сигналам может сделать маяки работоспособными в тумане и в бурную погоду; прибор, обнаруживающий электромагнитную волну, звонком может предупредить о близости маяка, а промежутки между звонками дадут возможность различать маяки. Направление маяка может быть приблизительно определено, пользуясь свойством мачт, снастей и т.п. задерживать электромагнитную волну, так сказать, затенять ее» – писал Попов в 1897 году.

В дальнейшем принцип радиолокации был усовершенствован. Предлагалось испустить короткую по времени волну, после чего прекратить передачу и ждать ее отражения. По времени между испусканием волны и ее возвращением можно было определить расстояние до объекта.

Но это легко в теории, в практике же для этих целей требуется использовать очень короткие волны, поскольку длинные просто обогнут препятствие и не отразятся. Источник же коротковолнового излучения на лампах долгое время было создать трудно.

Выход был найден в СССР, Дмитрием Аполлинариевичем Рожанским. В 1920 году он начал исследование процесса управления электронами в магнитном поле, а в 1924 году на съезде физиков в Ленинграде рассказал о возможности получения таким путем колебаний сверхвысоких частот. Этот доклад сыграл роль в появлении важного для развития радиолокации прибора – магнетрона, авторство на который оспаривают несколько стран. Длина коротких волн, получаемых при помощи магнетрона, составляет около одного миллиметра, а мощность импульсов – тысячи киловатт.

Но почему же Рожанский так мало известен у нас в стране?

По очень простой причине: в свое время он был арестован. Но сказать только это – это не сказать почти ничего. Самое важное в этом аресте – его причина.

Когда осенью 1930 года началась подготовка к показательному делу «Промпартии», на предприятиях и в институтах прошли заседания, на которых присутствующие должны были проголосовать за смертную казнь инженерам, обвиняемым по делу «Пром-партии». Сам процесс еще не состоялся, вина не была доказана, но голосовать за смертную казнь участники собраний были уже должны. Рожанский при голосовании воздержался. В результате 5 октября 1930 года ученый был арестован, а 29 ноября и уволен с работы.

Сразу же после этого в одной из газет появилась статейка-доносец, озаглавленная «Рожанским не место в семье советских ученых». В ней говорилось:

«Лучшие представители технической интеллигенции резко ставят вопрос о том, что настало время раз навсегда сейчас покончить с нейтральностью и аполитичностью. Либо – либо. Либо беззаветно отдать все свои силы на службу социалистическому строительству – вместе с партией, вместе с рабочим классом. Либо оставаться в «болоте» и лить воду на мельницу вредителей и контрреволюционеров, на мельницу наших заклятых классовых врагов.

В отдельных высших учебных заведениях отдельные научные работники из так называемого «болота» во время обсуждения сообщения о раскрытой контрреволюционной организации вскрыли свое политическое лицо.

Когда основная масса научных работников требовала расстрела контрреволюционеров-вредителей (...), когда основная масса научных работников голосовала именно за расстрел – отдельные научные работники, прикрываясь либерализмом, гуманизмом, аполитичностью имели наглость воздержаться от голосования по этому поводу. Этим самым они выразили свое сочувствие вредителям, выступившим с планом удушения костлявой рукой голода миллионов трудящихся, строящих свое социалистическое общество труда. Такие случаи имели место в Москве. Имели место и в Ленинграде.

Характерный такой случай имел место (любопытный стиль: три раза подряд слова «имел место». – А.П.) на собрании секции физико-математического института. Профессор института Рожанский во время единогласного (? – А.П.) принятия резолюции о том, что все научные работники объявляет себя мобилизованными на ликвидацию прорыва и считают совершенно правильным расстрел организаторов голода, воздержался при голосовании.

Свою позицию он мотивировал принципиальными соображениями «против смертной казни». Никак иначе, как защитой вредителей, такое выступление проф. Рожанского нельзя квалифицировать. Секция научных работников института должна из этого выступления сделать соответствующие политические и организационные выводы. Подобным Рожанским не место в семье советских ученых».

И здесь следует вспомнить добрым словом А.Ф. Иоффе, который избавил Рожанского от угрозы расстрела. Иоффе отправился к самому Г.К. Орджоникидзе. Через 2—3 месяца Рожанского доставили в одно из первых тюремных КБ – Ленинградское техническое бюро, а 26 июля 1931 года дело было прекращено за недостаточностью улик.

В 1932 году Рожанский предложил конструкцию нового прибора – «клистрона». Клистрон мог генерировать такие же короткие волны, как и магнетрон, но, в отличии от магнетрона, его длину волны можно было регулировать изменением напряжения на одном из электродов.

Клистрон и магнетрон позволили Советскому Союзу развернуть работы по радиолокации.

В декабре 1933 года в Гребном порту в Ленинграде начались опыты с аппаратурой радиообнаружения, созданной Ленинградским электрофизическим институтом и группой Ю.П. Коровина из Центральной радиолаборатории.

В 1934 году П.К. Ощепков представил проект «тепловизора» – одного из первых вариантов радиолокационных комплексов. КБ Ощепкова занялось созданием системы дальнего обнаружения – «Вега» (с непрерывным излучением), которое должно было оповещать зенитчиков о появлении цели, а также системой ближнего обнаружения – «Конус», которая была призвана дать точное целеуказание. КБ Ощепкова определенно было первым, что пыталось поставить радиолокацию на службу ПВО.

21 августа 1934 года под Москвой были проведены испытания первых радиолокаторов. Перед испытаниями М.Н. Тухачевский поинтересовался у специалиста в области электротехники академика М. Шулейкина о перспективе «электровизора». Академик был категоричен: «Все это чепуха! В этом я уверен больше, чем в том, что стою на земле!» Ощепков упросил академика сесть за пульт электровизора. Через полчаса Шулейкин сказал: «Я ошибся. Мы присутствуем при рождении совершенно новой техники и нового направления в науке».

1 апреля 1935 года в Ленинградском физико-техническом институте была создана лаборатория по разработке аппаратуры радиообнаружения самолетов с использованием импульсного метода. В состав лаборатории вошел Д.А. Рожанский. В июле 1935 года к ним присоединился Юрий Кобзарев. В результате работ в Ленинградском физтехе был создан импульсный метод радиообнаружения. В 1935 году на Ленинградском заводе № 209 имени Коминтерна по заказу Управления ПВО были созданы основные элементы системы «Электровизор», основанные на непрерывном методе излучения и приема. Совместно с учеными Ленинградского физико-технического института (ЛФТИ), под руководством Рожанского, была также изготовлена импульсная аппаратура «Модель-2».

В 1936 году Д.А. Рожанский скончался, и работы возглавил Ю.Б. Кобзарев.

А затем...

Завершение работ над системами «Рапид», «Электровизор», «Модель-2» и других не было предусмотрено планами Управления ПВО РККА.

В связи с отсутствием финансирования во второй половине 1930-х годов разработки этих систем прекращены, а скоро арестовали и самого Ощепкова.

Работы Ощепкова продолжил Ю.Б. Кобзарев. Под его руководством в Научно-исследовательском институте связи РККА (НИИС РККА) была начата разработка системы «Ревень» для радиообнаружения самолетов и определения расстояния до них. Испытания прошли успешно, и в 1938 году были изготовлены два экспериментальных образца.

Приказом наркома обороны Климента Ворошилова 10 сентября 1939 года система радиообнаружения «Ревень» под индексом РУС-1 (радиоулавливатель самолетов первый) была принята на вооружение Красной Армии. Следует особо отметить, что РУС-1 была создана на основе идей Ощепкова.

В 1939 году в ЛФТИ (руководитель работ Юрий Кобзарев, разработчики Павел Погорелко, Николай Чернецов) и НИИС РК КА (руководитель работ Шестаков) был создан экспериментальный образец установки дальнего обнаружения воздушных целей «Редут». Разработка опытных образцов «Редута» была поручена ленинградскому НИИ радиопромышленности. Этот институт находился в составе НКВД, работы в нем велись в основном силами репрессированных ученых и конструкторов. Руководил работами А. Б. Слепушкин. Скоро новая система была создана и под названием РУС-2 принята на вооружение.

Но темп был потерян. Начало войны Советский Союз встретил с 44 станциями РУС-1 (из них 28 в войсках) и всего одним-единственным РУС-2. С началом войны было выпущено еще несколько станций РУС-2, но поскольку производство находилось в Ленинграде, его скоро пришлось прекратить.

С самого же начала войны стала ясна важность радиолокаторов.

В июле 1941 года одну систему РУС-1 развернули в составе 1-го корпуса ПВО в Московской зоне на рубеже Ржев—Вязьма. К концу сентября в Московской зоне работали 8 РУС-1. Но РУС-1 могли только оповещать о налете, и не более. Существовала лишь одна опытная батарея со станциями наводки. 21 июля 1941 года НИИ радиопромышленности смонтировал под Можайском опытную станцию «Порфир» метрового диапазона с дальностью обнаружения 200—250 км, с антенной высотой 25 и длиной 7 м.

Как только станция вступила в строй, отвечающий за ее работу В.В. Тихомиров бросился к начальнику станции – экран светился многочисленными точками. Того разобрало сомнение – исправна ли аппаратура. В. В. Тихомирову удалось убедить, что исправна. Информация о приближении большого числа самолетов пошла по команде. Как оказалось, она была совершенно правильной – именно в этот день немцы предприняли свой первый массированный налет. Этот налет был успешно отражен.

Ленинград прикрывали радиолокационные станции из 2-го корпуса ПВО. Ладожскую «Дорогу жизни» прикрывали РУС-2.

Здесь я хотел бы рассказать об одном из ученых, которые работали в войну в свердловской «радиошараге».

Перед войной и в начале войны Лев Термен работал у Мясищева, где занимался явно не своим делом – системами автоматического управления огнем. А этот ученый был весьма большой величиной в области радио и телевидения. О нем вспомнили лишь сравнительно недавно, во время «перестройки», да и то лишь как о создателе «терменвокса» – музыкального инструмента, тоном и громкостью которого можно было управлять движением руки. Менее известно то, что автор «терменвокса» еще в 1920-х годах создал свою систему телевидения. О системе телевидения, разработанной Л.С. Терменом, А.П. Константиновым и другими, академик А.Ф. Иоффе рассказывал корреспонденту журнала «Огонек» 21 ноября 1926 года: «Открытие Л.С. Термена огромно и европейского размаха... Лучшим доказательством практической удачи сконструированного прибора является демонстрационный опыт Л.С. Термена, показанный им в физической аудитории нашего института. Мы видели на экране движение человеческой руки, проходившее в те же моменты за стеною в соседней комнате!» Телевизор Термена имел экран 150 на 150 сантиметров с разрешением в 100 строк. В 1927 году военные лидеры СССР – Ворошилов, Тухачевский и Буденный – видели на экране Сталина, идущего по кремлевскому двору.

Военные поспешно засекретили это изобретение, так как хотели использовать его для погранвойск. В истории телевидения эта система долго не упоминалась, поскольку в конце 1920-х годов Термен был привлечен к разведывательной работе. В 1939 году он был арестован.

Лев Сергеевич Термен родился в 1896 году в дворянской семье. На фамильном гербе выходцев из Франции Терменов были оливковые ветви и девиз: «Ни больше, ни меньше». Род французских дворян Терменов вел свою историю с 1525 года. Представитель двенадцатого поколения Терменов Лев родился в Петербурге. Он получил обычное для тех времен дворянское воспитание. У юного Льва был жгучий интерес ко многим областям человеческой деятельности. Поначалу он заинтересовался механикой. Любящий папа стал покупать маленькому Леве разные механизмы, позволяя их разбирать, чтобы выяснять их устройство. Потом Льва увлекла астрономия, затем заворожила музыка. Он поступил в консерваторию, а чуть позже и на отделения физики и астрономии Петербургского университета.

Наступила война. Закончив высшую офицерскую школу электротехников, Лев Термен стал подпоручиком Электротехнического отряда. После революции его призвали в Красную Армию и назначили начальником Царскосельской радиостанции.

В разгар Гражданской войны А.Ф. Иоффе пригласил Термена в созданный им в Петрограде Физико-технический институт на должность заведующего лабораторией. Здесь и родились система телевидения Термена и его знаменитые устройства электронной музыки.

В 1922 году по специальному приглашению Термен показал свой инструмент Ленину, причем аккомпанировала ему на рояле Фотиева, секретарь В.И. Ленина. В последующие несколько лет, по рекомендации В.И. Ленина, Термен ездил с показами-концертами по России. В 1924 году он получил патент на усовершенствованную систему – «Музыкальный инструмент с катодными лампами», который и получил название «терменвокс».

Скоро Термен понял, что тот же принцип может быть использован для «радиосторожа»: приближение «нарушителя» к скрытому в двери контуру может вызывать сигнал тревоги. Скоро охранные устройства Термена были установлены в Госбанке, ГОХРАНе и в Эрмитаже. Занявшись телевидением, Термен предложил новую систему, которая на то время давала лучшее качество изображения.

Яну Берзину, начальнику 4-го армейского управления (прообраза будущего ГРУ), который был на концерте Термена в Москве, пришла в голову идея: оформить эти патенты в США и создать торговые представительства по эксплуатации изобретения, под «крышей» которых смогут работать спецслужбы.

Термен отправился в США. Там он давал концерты, заводил многочисленные связи и скоро стал знаменит и даже богат. Термен подружился с молодой и талантливой скрипачкой, уроженкой Риги Кларой Райзенберг (позже известной как Клара Рокмор), которую заинтересовал новый инструмент; в последующие годы ее концерты имели большой успех.