Текст книги "Колеса фортуны"

Автор книги: Александр Егоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

«Как Шериф под подпиской о невыезде?»

«Нет. Если Шериф слиться надумает, это его проблемы. Ему и отвечать. А вот если ты лыжи навостришь, то это проблема ихняя, и так просто они этого не допустят».

«И что же делать, а?»

«Хрен на. Откуда я знаю. Ну, например, проводнику дать денег и ехать. Никогда не пробовал?»

«На этом направлении летом не уедешь».

«Значит, много денег дать надо. Но не факт, что они эту тему тоже не отследят. Тебя на коротком поводке держат. Тебе что сказали? Не высовываться. Без тебя разберутся. Звоночки уже сам слышал, громче некуда. Кстати: ты не замечал в доме напротив, на третьем этаже, какого-то перца? Не слишком ли часто он на ваши окна заглядывается? Вот тебе информация, а ты поразмысли».

– Костик, – спросил я. – Ты же детективы читал? Как, по-твоему, человек может исчезнуть из дома, когда его пасут?

– Переодеться, загримироваться, поменять лицо, – откликнулся он, не задумываясь. – Самое простое решение для авантюрного сюжета.

– Для комедии годится разве что. А в натуре, как?

– А ты зачем спрашиваешь? Сбежать собрался? Знаешь, ведь у Светки мама – директор. И еще химию у нас преподает. Она тебя отравит, чтоб не убежал. Она…

– Хватит, я тебе говорю, прикалываться, – разозлился я. – Ты видишь, какая х…йня происходит? Письма загадочные. Пароли. Ты правильно понял, здесь что-то серьезное. Я бы тебе все рассказал, так ведь я и сам толком ничего не понял еще.

– Подожди, подожди. Ты про тех ментов? – Костик нахмурился. – Или про кого?

– Ну, как бы и про них. Они тут меня совсем достали. Только я тебя уверяю, я никого не убивал, не грабил. Так что закон тут ни при чем. Обычный рэкет.

– Тебе надо скрыться? Так поехали ко мне на дачу. Я матери скажу, она даже рада будет.

– Да нет, Костик, спасибо. Мне не прятаться нужно. Мне нужно съездить ненадолго… в одно место. А из города, похоже, не выбраться.

– Хм. Если у тебя мания преследования, тогда помочь нечем. А если…

– Я бы и рад, если мания. Только Димка, Шерифов брат, от такой мании уже скончался.

– Ты чего? Это тот самый Димка-дилер?

Собственно, вспомнил я, Костик и не знал Данияра. Так, иногда встречались.

– Он самый, – сказал я. – Найден мертвым в больнице, на лестнице. Этой ночью. К вопросу о химии.

– И что Шериф?

– Я боюсь, Шерифу тоже придется куда-то деться. Так, чтобы не нашел никто, – сказал я, а сам подумал: ведь так и есть. Не менты, так Арслан. Не Арслан, так менты.

– Это все очень плохо, – сказал Костик серьезно. – Даже не знаю, что сказать. Вот разве что…

Он прошелся по комнате, выглянул в окно, потом обернулся:

– Есть в детективах одна такая тема, которую авторы не очень любят. Точнее даже не тема, а сюжетный ход. Это когда главный герой всю дорогу думает, что сделает одно, а делает в результате совершенно другое. Если ты сам потерялся, кто тебя сможет найти?

– Что-то ты все запутал, – перебил я его. – Автор должен все заранее знать, кто куда пойдет и чего сделает.

– А если сам автор и есть главный герой?

Я только пожал плечами.

И написал ответное письмо:

«Буду выбираться. Пока не знаю, как. До связи».

Эпизод11.На третий день после похорон Данияра мы сидели у Шерифа, ели острый суп с пельменями, вкусные пирожки, которые мать Шерифа называла «баурсаки» – и молчали.

На столе перед нами стояло блюдечко с солью. Макс хотел макнуть туда пирожок, но Шериф прижал палец к губам, и Макс понял, что так делать не надо.

Мать, низенькая женщина в темном платке, не садилась за стол. Она принесла еду, потом скрылась у себя за занавеской и принялась то ли тихонько плакать, то ли молиться.

В последние дни мы почти не видели Шерифа. Он занимался похоронами. Как я догадывался, стоило все это довольно дорого, но у меня не поворачивался язык спросить, где они взяли столько денег. На кладбище я не пошел. Говорят, там было всего человек пять: все – знакомые матери. У Данияра друзей в этом городе не нашлось.

Мне давно не доводилось присутствовать на поминках. Когда хоронили бабку, мне было лет восемь, и церемония почти не запечатлелась в памяти – помню только страшный крематорий и то, как потом взрослые нажрались. Но сегодня все пили только чай.

Когда чай был выпит, Шериф все же предложил нам водки – тихонько, чтобы не слышала мать, – но мы, конечно, отказались. Вместо этого мы уговорили Шерифа пойти погулять: ему просто необходимо было развеяться.

Вечерело. Дом Шерифа стоял на окраине, у речки – недалеко от того самого места, где я видел Данияра в последний раз. За речкой было кладбище, где он лежал теперь. Шериф – я заметил – поглядывал туда с грустью. По железной дороге, там, далеко, за темными деревьями, изредка проносились электрички и с гулом проползали тяжелые товарные поезда.

– Может, поедем наконец куда-нибудь? – вдруг спросил Макс, и все посмотрели на него. – Ну, хотя бы в Питер, на выходные. А то ведь лето пройдет, а потом…

Каждый подумал о своем. Неожиданно Шериф проговорил:

– Можно и в Питер.

– Ночевать можно в автобусе, – вдохновенно продолжал Макс. – Но лучше вписку найти. Хотите, я найду?

– У твоих музыкантов, что ли? – спросил Костик.

– У них.

– Да мы там ужремся в хлам. На все три дня. Нечего и вспомнить будет.

– Да ладно, это же экстрим, – заявил Макс.

– Не надо нам такой экстрим.

– Тогда не будем пить, – не очень твердо сказал Макс.

– А что Пит думает? – спросил Шериф.

– Не знаю, – сказал я.

Костик кивнул.

Это был странный день. Я никак не мог решиться рассказать все своим друзьям, да и чем они могли помочь? Молчал Шериф, хотя у него на душе наверняка было не легче. Молчал и Костик: он ждал, чтобы я начал первым. В воздухе повисла недосказанность.

– Пошли тогда помойку взорвем, – предложил Макс.

Года три назад он очень любил это дело. Теперь новое поколение сменило нас на полях сражений, и было странно: с чего это детство вдруг ударило ему в голову?

Но я не успел об этом подумать. Шериф обернулся и как-то невесело присвистнул. Мы посмотрели туда, куда глядел он: нас нагонял блестящий черный «бмв» с включенным дальним светом. «Бмв» ослепил нас, притормозил, и темное тонированное стекло опустилось. Стала слышна музыка, играющая в салоне: это был восточный мотив, наложенный на идиотскую попсовую подкладку. Певец стонал и рыдал тонким козлиным голосом на непонятном языке, наверно, по-турецки.

А в машине, рядом с невидимым водителем, сидел довольно молодой горец с орлиным носом и цепким наглым взглядом. «Арслан», – почему-то сразу понял я.

И поежился: Арслан смотрел на меня в упор. Потом перевел взгляд на Шерифа и поманил его пальцем. Шериф послушно подошел, склонился к машине и сказал несколько слов; в ответ Арслан презрительно скривил губы и ответил длинной и какой-то лающей фразой. Говорили тихо, за поганой музыкой я почти ничего не слышал. Мы стояли втроем и как-то инстинктивно, не сговариваясь, жались друг к другу. Макс с Костиком умолкли и смотрели на меня, а мне было по-настоящему страшно.

Арслан стоял во главе боевой части диаспоры. Кажется, он контролировал все городские точки, где торговали наркотой, и держал под собой половину местных коммерсантов – в том числе, как вы уже поняли, и моего отца. Я никогда раньше его не видел, и отец старался никогда не упоминать о нем дома. Потом, когда отец начал раскидывать свою торговую сеть в Москве, между прежней и новой крышей, понятное дело, состоялась деловая встреча; в подробности я не был посвящен. С тех пор прошло довольно много времени, и я думал, что все кончилось. Хрен там был. Я недооценивал традиции нового русского бизнеса, в котором было не так уж много новых и не так уж много русских, но зато самого бизнеса было хоть отбавляй – и отбавлять выстраивалась целая очередь. Хорошо, если не автоматная. Потому что в этом бизнесе всё было сосчитано и взвешено, и каждый был кому-то должен, а кое-кто был должен всем.

Эти строки я пишу сейчас. А тогда просто стоял и ждал. Мыслей не было.

Наконец разговор был окончен. Музыка смолкла тоже. «Бмв», рокоча турбированным двигателем, унесся прочь, а Шериф остался стоять. Он смотрел на нас, и я в который раз не мог понять, о чем он думает.

– Это Арслан. Я ему говорил, что сегодня день такой, «очэсе», день поминания, что зря он наехал, – произнес Шериф, обращаясь почему-то только ко мне. – А он ответил… в общем, сказал, что ему очень жаль. Береги себя, сказал.

– Я схожу к следователю.

– Нет, Пит. Не надо. Он еще про тебя спросил.

– Что спросил?

– Да ничего. Спросил: этот молодой – Раевский? Я отвечаю: да.

– И больше ничего?

– Да так… Только усмехнулся.

Шериф замолчал. Макс давно уже открывал и закрывал рот, как будто хотел что-то сказать. Он и сказал:

– Мужики, всё. Валим отсюда. Садимся завтра в автобус – и ходу.

– Куда? – спросил Шериф.

– На трассу. А там разберемся.

Я подумал, что это неплохой выход. Хотя и совершенно безумный. Именно потому, что безумный. Я вспомнил про Светку. И про ее сестру. Тоже сплошное сумасшествие.

– Мне денег прислали, – заметил я. – Докуда-нибудь хватит.

– Это хорошо, – произнес Шериф.

– А я давно готов, – просто сказал Костик.

Эпизод12.Мы двигались по шоссе мимо пустынных высохших полей (далеко-далеко в поле без видимой цели полз одинокий трактор), мимо чахлых перелесков и болот, окруженных серыми, засохшими на корню деревьями, и дальше, мимо веселых зеленых холмов, обступивших извилистую речку (а вот и мост через нее, а под мостом – аборигены с удочками); за рулем сидел Макс, рядом с ним – Шериф, мы же с Костиком расположились сзади, возле складного столика. На столике стояла потрепанная магнитола и лежало еще кое-что по случаю. Радио здесь ловилось плохо, и магнитола проигрывала любимую Костикову кассету с малоизвестными британскими группами.

Хвоста за нами не было.

Сегодня утром я собрал спортивную сумку, покидав туда кое-что из одежды и личных вещей, и бодрым шагом вышел из подъезда. Мне было слегка не по себе, но я нарочно прошелся вдоль нашего дома, открыв всем любопытным, кому только мог, свои намерения: вот, все видят? Я иду на остановку питерской маршрутки. Да, именно на эту остановку, на перекресток возле универсама. Я еду в Петербург. А зачем это у меня такая большая сумка? А это потому, что я собрался не в Эрмитаж, а на Московский вокзал. Для самых продвинутых наблюдателей был готов еще один аргумент: только что я по телефону забронировал на вокзале билет на дневной поезд до столицы. Вот так.

Я не оглядывался по сторонам. На это меня хватило.

Посмотрев на часы, я не спеша подошел к перекрестку. Здесь уже собралось человек десять: маршрутки у нас ходили нечасто. Однако почти сразу к остановке подкатил замызганный микроавтобус с табличкой «на Петербург», дверца открылась, и народ, толкаясь, стал заваливаться внутрь – и я со своей сумкой в числе первых. «Проходим, проходим, рассаживаемся, – объявил водитель. – Мест не хватает? Сколько есть. Стоячих не беру, стоять нельзя». Он взглянул на меня, на мою сумку и мотнул головой: «Назад проходите».

Плюхнувшись на скользкое сиденье, я принялся озираться, и мне показалось, что где-то впереди мелькнула знакомая белая пятерка с мигалкой – обогнала она нас, что ли? А может, мне и померещилось, не знаю.

Автобус двигался по проспекту в сторону трассы. На последней остановке, на выезде из города, он вдруг неловко тормознул, скрипнув колодками, потом еще и еще раз, остановился. Водитель обернулся к пассажирам, сказал: «Минутку, сейчас все исправим» – и вылез из машины. Он открыл капот и углубился в недра мотора. Подождав с пять минут, люди с руганью засобирались на выход. Я видел, как водитель разводит руками, тычет пальцем куда-то под капот, потом с явным неудовольствием возвращает деньги. Вот он уже вытирает руки тряпкой и возвращается в кабину.

– А вы что, молодой человек, уснули? – это он мне. – Поезд дальше не пойдет.

– Это я, я стоп-кран дернул, – признался я, чуть не плача. – Я об него пиво открывал. Не высаживайте меня, товарищ командир, я больше не буду.

– Под трибунал теперь пойдете, – сурово сказал командир и пригладил рыжие волосы. – Бронепоезд вам не хрен, чтоб его туда-сюда дергать…

Этого я уже не выдержал и сполз с кресла от смеха.

– Деньги-то, деньги лохам вернул?

– Так точно, жертв и пострадавших нет, – развлекался Макс. Он уселся обратно на водительское место и завел мотор.

– Пошел ты… Бронепоезд… Нет, блин, как это у тебя: проходим, проходим, рассаживаемся… Стоячих не беру…

– Освободите задний проход! – гаркнул Макс.

– Внимание! Наш водитель без тормозов… Тормозит лаптями…

– Слушай, а дохрена бы денег захалтурили, а? – приговаривал коварный водитель, разворачиваясь прямо перед носом пассажиров. – Мне понравилось. Главное, хоть бы кто докопался.

– Ну да. С виду маршрутка и маршрутка. А табличку где спер?

– У знакомого мужика в таксопарке попросил.

– Кстати, Макс, а ты пятерку ментовскую видел? Может, мне приглючилось?

– Тогда мне тоже приглючилось. Она сразу вперед ушла. Наверно, на посту ГАИ тебя встречать. Или еще где-нибудь.

– Значит, все идет по плану. Даже не ожидал. У нас есть немного времени.

Мы подъехали к дому Шерифа (он жил дальше всех), приняли на борт его с Костиком, по грунтовой дороге через поля выбрались наконец на трассу и двинулись в путь – но не туда, где нас уже стерегли, а в противоположном направлении.

– На Москву! – вопил Макс, вдавливая педаль в пол.

– На Берлин! – вторил ему Костик. – Нихт фергессен Сталинград!

Ящик пива стоял под сиденьем. Интересно, как пассажиры не заметили? Запустив туда руку, я выдал по банке троим членам экипажа, не забыв себя, а Макса хлопнул по плечу:

– Надо хотя бы на полста километров оторваться. Там свернем куда-нибудь, затихаримся до ночи.

– Вас понял, – откликнулся наш бравый рулевой, облизываясь. – Если долго ехать – на легковой могут и догнать. Пока в зеркалах всё спокойно. Отдыхайте.

Услыхав это, Костик полез в сумку за любимой кассетой.

Как будущий художник, Костик долго заставлял себя полюбить альтернативную музыку. После некоторых усилий ему это удалось. Теперь он всерьез собирался нас просвещать и для этого взял с собой целую коллекцию в стиле эмбиент (Шериф называл такую музыку «загробной»).

«Альтернативная музыка, – объяснял мне Костик, – это такая, которую никогда не крутят на дискотеках. Это ритм другой жизни. Музыка для умных», – добавлял он не без гордости. Много позже я догадался: умные люди тут совершенно ни при чем. Они вообще не в бизнесе. Просто спонсоры независимых лейблов, издающих подобные вещи, торгуют альтернативными каннабиатами и галлюциногенами (под которыми, как известно, не потанцуешь), в то время как локомотивы шоу-бизнеса катятся по своему магистральному пути совсем на других колесах.

– Ты слышишь, как бас идет? – беспокоился Костик. – Нет, послушай. Это десятиструнный бас. На нем вообще мало кто умеет играть. Тони Левин, например.

– Десятиструнный? – удивлялся я.

– Да в этих динамиках ничего не разобрать. Надо активный сабвуфер поставить. Макс, мы сделаем сабвуфер?

– Хренуфер, – откликался технически подкованный Макс. – Принесу тебе советские колонки, положим под сиденье. В жопу даже лучше будет толкать. Главное, чтобы динамики не рваные были.

– Или жопа, – подсказывал Шериф.

– Да поставь ты что-нибудь пободрее, – взмолился я через двадцать минут.

Костик порылся в кассетах и врубил с середины какой-то нетипичный для себя, да и вообще нетипичный, старинный панк-рок с хриплой бас-гитарой и перегруженным электроорганом:

 
Whatever happened to
Leon Trotsky?
He got an ice pick
that made his ears burn.
 

– Ты слышишь, тут гитара только на заднем плане, – жизнерадостно комментировал Костик. – Басист поет, Жан-Жак Бурнель.

– Ты что, вообще всех басистов выучил? – спросил я.

– Мне нравится, – отвечал Костик.

А мне вот что-то не понравилось, как этот маргинальный француз пел про Троцкого. По-моему, тема не была такой уж веселой. Я слушал дальше:

 
Whatever happened to the heroes?
Whatever happened to the heroes?
No more heroes anymore.
 

«Вот как, – подумал я. – И что же случилось с нашими героями? Их просто больше нет – и всё тут».

– Неправильная песня, – сказал я.

– Это почему же?

Я не стал объяснять. Костик все равно в школе учил немецкий.

Отмахав на хорошей скорости километров шестьдесят, мы сбросили газ и начали выбирать место для первой стоянки. Я внимательно разглядывал Максову измочаленную карту.

Карта, вроде бы, не врала, но как-то приукрашивала действительность. Несколько боковых грунтовых дорог, которым по карте полагалось уверенно вливаться в асфальтовую реку, при ближайшем рассмотрении оказывались заросшими тропинками с еле заметной колеёй. Поворачивать туда мы не рискнули. Свернув на другой проселок, пошире, мы проехали с километр и уже собрались было устроить привал – но тут издалека послышалось тарахтение трактора, а вскоре показался и он сам. Трактор куда-то тянул полный прицеп навоза, щедро расплескивая его направо и налево. Отсмеявшись и отдышавшись, мы развернулись (едва не заехав в канаву) и выбрались обратно на асфальт.

Солнце уже клонилось к закату, когда мы нашли дорогу поприличнее. Карта обещала через три километра грунтовки привести нас в деревню Старое Колено (нежил.). Это было даже интересно. «Нежил.» нас не слишком огорчало. Опасаться (как сказал Макс) следовало живых людей.

Вскоре мы, и верно, въехали в покинутую деревеньку. Было в ней пять или шесть домов, серых от старости, с заколоченными окнами, да несколько разбитых дощатых сараев. Дворы заросли какими-то высоченными сорняками, иван-чаем, крапивой и бурьяном. Старые, полузасохшие яблони все еще пытались цвести, как будто специально для нас. Макс остановил автобус на широченной поляне посреди деревни. Он выключил мотор, магнитола смолкла, и нас охватила мертвая тишина. Даже кузнечики почему-то не стрекотали.

– Вот моя деревня, – произнес Макс. – Типа, дом родной.

– Не хотел бы я тут родиться, – ответил на это Костик. – Жуть берет.

– Здесь, наверно, конопля растет, – сказал Шериф. – Надо поискать. Хотя и не сезон.

Мы вышли из машины. Дверь хлопнула, и тут же какая-то тварь мелькнула в траве и исчезла в ближайших кустах.

– Крыса, – всполошился Костик. – Дикая. Дрянь какая!

– Дурак ты – крыса, – сказал Шериф. – Это жаба серая, травяная. В конопле отъелась.

– А ты где крыс домашних видел? – спросил я.

– Дома, – сказал Костик.

Мы прохаживались по заброшенной деревне, заглядывая во дворы. Вокруг не было ни души. Ни собак, ни кошек, ни ворон. Какие-то птицы всё же обитали в высоких кустах, но петь, видимо, боялись.

В полузаросшем пруду за домами лежала сгоревшая машина, похоже, жигули-копейка. Над стоячей водой виднелась лишь крыша и верх дверей с выбитыми стеклами. Подобравшись поближе, мы с удивлением заметили, что машину как будто вспучило изнутри – крыша была погнута и усеяна дырками с рваными краями, как от осколков.

– Ничего себе грохнуло, – произнес Макс.

– Не бак. Внутри, – уточнил Шериф, приглядевшись. – Если кто в ней и был, п…дец всем.

Проверять это нам не хотелось.

– А почему посередине пруда? – поинтересовался Костик. – Тушили?

– Да нет. Может, с зимы, – сказал Макс. – На лед заехали, и…

Я сказал мрачно:

– Самое место выбрали покататься.

– Экстремалы, – откликнулся Макс.

– Раз взорвалось, значит, была и взрывчатка, – сказал я Шерифу. Его брат успел отслужить в армии и кое-что об этом рассказывал. Кое-что неприятное.

– Точно. Похоже на мину противопехотную.

– Странно это все, – заключил Костик.

Мы убрались подальше от пруда. Пробравшись сквозь высокий бурьян, подошли к первой заколоченной избе. Макс нес с собой монтировку, и они с Шерифом в два счета отломали трухлявые доски и отворили дверь. Мы заглянули внутрь. Там было темно и пусто – ни стола, ни табуретки, только громадная печь с отломанными дверцами.

Стены затянуло паутиной. Кое-где на них сохранились обрывки обоев (светленьких, в полоску).

Макс достал из кармана фонарик.

Мы прошли во вторую половину дома и остановились перед лестницей на чердак.

– Слазим? – предложил я.

– Чего туда лезть, видно же – все расп…зжено давно, – сказал Макс. – Только шею сломаешь.

– Вот и все так думают. А там иногда всякие старинные штуки бывают, – не согласился Костик. – Иконы, книги…

– Пулемет. И скелет партизана, – проговорил Шериф и ступил на лестницу. Она заскрипела, но выдержала. – А тут ничего, нормально, залазьте, – донеслось сверху через некоторое время.

Мы по очереди поднялись на чердак. Дощатый пол был довольно чистым, через слуховое окно с сохранившимся стеклом виднелось багровое заходящее солнце. Никаких вещей, конечно, здесь не было.

Шериф прошелся по чердаку вдоль и поперек. Ощупал и зачем-то простучал кирпичную печную трубу, когда-то обмазанную известкой. С трудом открыл дверцу, за которой обнаружилось отверстие для прочистки – вьюшка, или как там она называется. Из отверстия посыпалась сажа.

– Что это там? – спросил он вдруг. Засучил рукав и просунул руку внутрь. И вытащил что-то завернутое в черную, заскорузлую, когда-то промасленную тряпку. Тряпка развернулась, и в руках у Шерифа оказался тронутый ржавчиной пистолет.

Макс уронил фонарь.

– Наган, – сказал Шериф.

Из тряпки высыпалось несколько позеленевших патронов. Костик, присев, собрал их с пола и протянул нам.

– Ничего себе зашли, – сказал Макс. – Это был типа сейф. А что же тут в других домах?

– Тут в лесах до сих пор люди роются, – объяснил я. – Это же Костяной Бор. Здесь целая армия в болоте потонула.

– Костян, в честь тебя бор, – сказал Макс.

– Целая армия? – переспросил Шериф. – Немецкая?

– Да сейчас тебе, – сказал я. – Советская. А генерал в плен сдался.

– Врешь ты, – не поверил Шериф. – Генерал бы застрелился. Или свои бы застрелили.

– Пистолета под рукой не оказалось. Один был на всех, и тот в избе спрятанный – только сейчас нашелся.

– У генерала «ТТ» должен быть, – серьезно сказал Шериф.

– Да я так просто пошутил, а ты и не догнал, – уступил я.

– Шутить не надо. Люди воевали. А сейчас…

Шериф сплюнул.

– Костяной Бор, – пробормотал Костик. – А деревня – Старое Колено. Ужас какой.

– Ладно, что не старый череп, – сказал Шериф.

– Пошли вниз, – предложил Макс. – Еще в других местах посмотрим.

– Какой козел в печку наган засунул, – пробормотал Шериф.

– Ну… там все-таки сухо, – предположил я. – Может, надеялся скоро забрать?

Шериф ничего не ответил.

Мы спустились по скрипучей лестнице и вышли, плотно прикрыв за собой дверь. Костик остался стоять на крыльце.

– Почему же так тихо? – спросил он.

– Мертвая земля, – тоже тихо сказал я. – Сюда не скоро люди вернутся.

Макс обошел избу сбоку и толкнул дверь в сарай. Она подалась и со скрипом отворилась. Странно: сарай не выглядел таким уж покинутым. Здесь пахло керосином и еще чем-то очень знакомым, напомнившим мне военные сборы. И действительно, у стены стояла ржавая железная канистра, на полках – какие-то бутылки, а поодаль, в темноте, – несколько деревянных ящиков армейского образца.

Поддев монтировкой пробку, плотно приржавевшую к горлышку канистры, Макс нагнулся и понюхал:

– Бензин. Наверно, для той копейки.

– Заберем? – спросил я.

– Да ну его. Там меньше половины. Только карбюратор загадим.

Шериф прошел в глубину сарая и попробовал открыть ящик. У него не вышло. «Дай-ка», – попросил он монтировку, прицелился, приналег – и откинул крышку.

– Ох…еть, – сказал он. – Видали такое?

Макс посветил фонариком. В ящике, засыпанном потемневшей стружкой, лежало что-то черное и ржавое, похожее на широкую трубу с приделанными к ней ножками и рогульками.

– Миномет, что ли? – спросил Макс.

Я, приглядевшись, вспомнил картинку из какого-то недавно изданного альбома:

– Немецкий. Называется – легкий гранатомет. Несильно и проржавел, сволочь.

– «Ляйхте-гранатверфер», – перевёл Костик. – А где к нему гранатен?

– Слава богу, нету. И прицел отломан. У него сбоку должен быть.

– Надо взять для комплекта, – предложил Макс. – Это же антиквариат, он денег стоит. Не зря его тут складируют.

– Не надо брать, – хмуро сказал Шериф. – Не советую.

– Нахрена он нам в дороге? – спросил я.

– Хорошо. Как насчет вывезти и перепрятать?

Что поделаешь, Макс всегда был азартным. И к тому же любил технику.

– Ты его подними сперва, – сказал Шериф.

Они вдвоем приподняли ящик за ручки. Чуть не уронили другой, в котором что-то тяжело перевалилось. Макс отдернул руку, ящик упал Шерифу на кроссовку, и Шериф произнес на родном языке несколько знакомых мне слов.

– Сам тащи, – сказал Шериф.

– Ну извини, – огорчился Макс. – Просто я кисть потянул. Тяжелый, сука.

Он пнул ящик ногой. Я сказал:

– Ты бы это… не пинал их зря. Тут вон кто-то уже потаскал ящички. Еще до нас. Видел, там, в пруду?

– Ну а что? Просто ржавое железо, – ответил Макс с досадой. И открыл второй ящик.

– Пошли-ка отсюда, – сказал он сразу после этого.

В ящике лежала большая круглая мина.

Мы поскорее выбрались из опасного сарая и перевели дух. Собственно, ничего страшного и не произошло. Автобус стоял там, где мы его оставили. Ну да, вокруг по-прежнему было тихо и тоскливо, багровое солнце почти скрылось за лесом, тени сгустились. И деревья, и дома, и заросли иван-чая потеряли природный цвет и казались теперь какими-то марсианскими, красно-бурыми. А так – ничего особенного.

– Чего делать-то будем? – спросил Костик.

Мы с Максом молчали.

– Скоро спать пора. А сейчас траву соберем, заварим, – ответил Шериф, как ни в чем не бывало. – Я тут на соседнем дворе видел. Беспонтовая, но сойдет, если уметь. А пистолет спрячем куда-нибудь.

Эпизод13.

Everybody needs someone to live by,

Everybody needs someone… – печально повторял чей-то голос, жалуясь на неизбывное свое одиночество. Смысл остальных слов я не мог понять:

 
Rage on omnipotent.
 

Пока совсем не стемнело, Шериф собрал недозрелый урожай и как-то очень быстро произвел из подручных средств мерзкое на вкус варево, которое и предложил нам. Загадочную, медленную, нервно пульсирующую музыку выбрал Костик. Вдобавок он зажег большую свечу, прилепив ее прямо к пластику стола.

Полчаса спустя автобус стал значительно просторнее. Разговоры смолкли. Мы смотрели на пламя, и в темных стеклах отражались измененные лица.

Отраженный в стекле Макс был похож на юного Курта Кобэйна, еще не вступившего в свою нирвану. На лицо Костика упала тень, и оно стало непривычно серьезным и взрослым.

Меня охватила странная тоска и жалость. Возможно, всему виной был голос неизвестного английского интроверта, все еще цеплявшегося за соломинки собственных изломанных строчек:

 
Take my freedom, Lord,
take my freedom
for giving me
a sacred love.
 

Костик чуть слышно повторял слова, как молитву.

Я подумал о том, что вера в бога лежит в нас слишком глубоко. Чтобы отыскать в себе эту веру, нужна английская поэзия, русский рок или хорошая порция дури – а чаще всё вместе. Но надо спешить. Пока тебе шестнадцать, тебе есть, о чем у него спрашивать. Ты вырастаешь, и вопросов остается все меньше. А потом вера кончается. А за ней и жизнь.

Тут я перевел взгляд на Шерифа и вздрогнул. Шериф, не отрываясь, глядел на пламя свечи. Он выглядел очень необычно.

Огонь как будто перенес его на несколько веков назад, в дикую башкирскую степь, где горят костры, а в табунах грызутся и храпят жеребцы. Здесь нет места жалости. Степная конница Юлаева разбита; взмыленная лошадь вынесла из боя юного стрелка: Раиль-мерген ранен в грудь царскими солдатами. Он не хочет умирать, он хочет вернуться и отомстить. Зачем его положили в железную повозку?

Я провел рукой по глазам. Шериф сидел, не двигаясь, и лицо его тоже было неподвижным.

Прижавшись лбом к холодному стеклу, я разглядел сквозь сумрак темные силуэты брошенных домов. Вокруг по-прежнему не было видно ни огонька. Телеграфный столб без проводов торчал между деревьев, как кладбищенский крест.

Это было очень поэтично:

 
Чей-то клад ища,
дошел до кладбища.
 

Рифма показалась мне необычайно интересной. Я тихо засмеялся, поискал, чем бы записать, но карандаша под рукой не нашлось. Тогда мне захотелось прочитать стихи вслух.

Но Костик и Макс полулежали на диванах и не слышали меня. С последними звуками музыки жизнь как будто покинула их. Шериф по-прежнему глядел в огонь. Никто не произносил ни слова.

Мои сомнения вернулись. Цель оставалась далекой и неясной. Да и что это за цель? Понятно, что любой восемнадцатилетний парень в радиусе тысячи километров дорого бы дал, чтобы только оказаться на моем месте: узнать, где спрятаны деньги, найти их и потратить свою долю, особо не беспокоясь. А я все думал о том, смогу ли я вдруг получить богатство, хлопнуть дверью и выйти из автобуса, оставив друзей с их пивом, травой и нехитрым щенячьим счастьем. Я-то стал взрослым. Мой разум был как никогда холоден. Деньги – это предательство? Нет. Я уже был в этой жизни бедным и никому не нужным. Удовольствие ниже среднего.

Магнитола дотянула кассету до упора и со щелчком выключилась. Костик открыл глаза и слабо улыбнулся.

И тут я понял, что оставить их я не смогу. И молчать дальше у меня все равно не получится.

– Давайте поедем по трассе… на юг, – проговорил я и не узнал свой голос.

– Когда угодно, – отозвался Костик.

– Куда угодно, – как эхо, повторил Макс.

– Нет, я о другом хотел сказать, – продолжал я. Мне казалось, что голос не звучит в воздухе, а только резонирует в висках. – Вы меня слышите? Правда, слышите?

– Говори, Пит, мы слышим, – без тени удивления произнес Шериф. – Говори.

– Вы еще не знаете. Только Костик знает… про письмо.

– Да, я помню, письмо на хотмэйле…

– Это было письмо от отца. Он спрятал очень много денег… Со своего бизнеса… Я знаю, где…

– Вот ведь тебя торкнуло. И не отпускает, – сказал Шериф.

– Я не хочу, чтобы это был базар по траве… Вы понимаете? Это было настоящее письмо, я его не придумал…

– Да, я тоже видел…

– Правда?

– Неделю назад…

– А потом он написал ответ. И там говорилось, что надо добраться до города Волгореченска… Там позвонить в телефон… Это на юге. Восемьсот километров.

– Восемьсот километров… Херня, в общем-то…

– И где-то там будут спрятаны деньги. Он сказал: место надо держать в секрете…

– Ну так и держи… Чего ты нам рассказываешь? Мы люди ненадежные, мы травой балуемся…

– Таких не берут в космонавты…

– А круто, наверно, курнуть прямо в корабле. В невесомости.

– Ха-ха…

– Что вы тут херней маетесь? Дайте послушать. Блин, ну почему никто серьезных вещей не догоняет?

– И тогда, он сказал, мы сможем на эти деньги новое дело открыть… Там же дохрена тысяч долларов… Сотни тысяч…

– Да это понятно. Если человек магазины держал…

– Погоди, погоди (это сказал Макс). Я не верю. Чтобы кто-то мог такие деньги просто так отдать. Даже если отец.