Текст книги "Колеса фортуны"

Автор книги: Александр Егоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Документ3. Максимализм(фрагмент, присоединенный позже неизвестным пользователем)

Дорога среди полей.

Рядом – девушка, которая тебя любит. Белокурые волосы треплет ветер. Ты можешь дотронуться до ее плеча, и она не исчезнет. Удивительно.

Жаль, что я знаю: всё это мне кажется.

Мои друзья думают, я счастлив. Ну что, кажется, я ни разу их не разочаровал.

Когда я был младше, мне казалось, что на свете нет ничего лучше дороги. А еще я думал: стоит только сесть за руль, и дорога сама уведет меня подальше от дома, прочь от родных помоек, поможет забыть о том, что всё в этом гребаном мире давно уже решено за меня; но стоило на миг потерять бдительность, как судьба надвигалась на меня, слепая, как поезд, идущий задним ходом – и моя дорога могла окончиться, не начавшись.

Я и сейчас вижу всё это в красках: дальние пути сортировочной станции, кучи сырого угля, ржавые зеленые вагоны с разбитыми стеклами, жуткие нефтеналивные цистерны, все в потеках мазута. Мы прыгаем по скользким вонючим шпалам, пролезаем между вагонами, прячемся от здоровенного мужика в оранжевом жилете. Шумит дизелем невидимый локомотив, состав медленно приближается, и я уже вижу, что дверь на торце вагона приоткрыта, а за ней – черная пустота. Я до сих пор не понимаю, что случилось потом. Только помню, как Пит вытолкнул меня с путей и скатился с насыпи сам. Лязгнули сцепки, дверь распахнулась, потом со стуком захлопнулась. Мы оба чуть не померли со страху, глядя, как под вагонами прогибаются рельсы, а огромные колеса с грохотом катятся по тому самому месту, где мы стояли мгновение назад. Мужик в жилете что-то кричит нам, машет руками, тепловоз оглушительно свистит.

Нам было лет по двенадцать.

Теперь мне говорят: вот, Максим, ты вырос, твердо встал на ноги. Всё это херня. Чем больше ты взрослеешь, тем больше у тебя дрожат коленки. Вот он, поезд, а спрыгнуть с насыпи ты не можешь. Тебя размажет по рельсам, как больную крысу, и никто этого даже не заметит. Да и сам ты не заметишь.

А я… я-то замечал.

Я чувствовал, как медленно и буднично эти колеса наезжают на меня. В утренних ссорах родителей. В жужжании ламп дневного света в школьных классах. В очередях в буфет. В записках от некрасивых девчонок. В первой бутылке сушняка. В последней поездке на нашу убогую дачу, когда я сказал, что с этим покончено, хотя сам же понимал, что это звучит позорно и по-идиотски. В моей чертовой гитаре, на которой я так и не научился толком играть. Тень наползала на меня, вагонная дверь лязгала, и я снова и снова просыпался от ужаса. А самое главное – я боялся об этом рассказать даже своему лучшему другу.

Никому вообще.

Помню эту нашу экскурсию со всем классом в Питер – оказывается, в стеклянном колпаке над нашим городом все же была трещина. Помню свой восторг от того, как быстро автобус летел по трассе (мы потихоньку передавали друг другу фляжку с коньяком, и вскоре всё вокруг стало казаться необычайно смешным: и опрокинутая фура с пивом, которое разлилось по обочине, и ее водитель в свитере, что глянул на нас с ненавистью, и сама эта ненависть).

Ненависть. Вот наше будущее. Я ненавижу это будущее.

Всего неделю назад менты разбили мне морду. Моя кровь осталась на капоте нашего автобуса. Кровью можно нарисовать на нем красный крест. Крест в память о моем долбаном детстве.

Я ненавижу себя. Пит, прости, но я-то всегда знал, что наши дороги когда-нибудь разойдутся. И еще я знал, что никакие деньги не принесут мне счастья. Просто моя мечта оказалась глупостью, как и все остальное. Как и вся жизнь.

Иногда мне снилось: за дверью вагона кто-то стоял, смотрел на меня и захлопывал дверь за мгновение до того, как я просыпался.

Эпизод33. В Хворостове трасса упиралась в море. По крайней мере, так было нарисовано на карте. Это означало, что наши дорожные приключения подходят к концу. Если только мой изобретательный отец не приготовил морскую прогулку в качестве бонус-игры.

Последние две сотни километров мы ехали по самой настоящей степи. Ни Костик, ни Макс никогда в этих краях не были. Они изумленно провожали глазами проплывающие мимо инопланетные пейзажи. А вот Шериф пристально и подолгу вглядывался в бескрайнюю даль, хотя, на мой взгляд, ровно ничего интересного там не было.

После почти суточного перегона, во время которого ничего не случилось (не считая перепалки с бригадой начинающих бандитов на автозаправке), мы прибыли в Хворостов.

Никакого моря поблизости видно не было. Была жара, была пыль, была заполненная народом привокзальная площадь. На площади шла торговля; какие-то темные старухи как раз встречали прибывающий поезд: они сиплым шепотом предлагали приезжим квартиры и комнаты. Но приезжих было немного. Пыльный и скучный Хворостов туристы обходили стороной. Мы с Костиком спросили у одной старухи про море, она затряслась от смеха, потом объяснила: залив в пятнадцати километрах. Ехать надо на автобусе, остановка здесь, прямо на площади. Только делать там нечего, раньше колхоз был, рыбу ловили, а теперь не ловят, потому что море ушло. Река вон и та обмелела. После войны воду пить можно было, а теперь нельзя. А вот комната нам не нужна ли? Но мы и сами не знали – нужна или нет. Пока что нам надо было найти улицу Железнодорожную, дом 15.

Выбрав торговку посмышленее, мы расспросили ее – и услышали всё, что хотели: Железнодорожная проходит, понятное дело, за железной дорогой и начинается прямиком от переезда. Но он неблизко, вон там, за вокзалом. А пешком перейти через железку можно по мостику. За дорогой вообще-то домов не так много, не заблудитесь.

Купив у тетки семечек, мы вернулись в автобус.

– Поехали? – спросил я. – Тут недалеко. Сразу за переездом.

Макс протянул руку за семечками.

– Я чего думаю, – сказал он, глядя в сторону. – Нам бы до ремонта добраться наконец. Сколько можно без стекла ездить.

«Ну да, – подумал я. – Герой выходит на финишную прямую. Дальше ему бежать одному».

– У тебя денег хватит? – спросил я.

– Дай стошку.

– А я схожу на почту, позвоню, – сказал Шериф.

Мы договорились встретиться вечером возле дома пятнадцать.

Перебравшись через мостик над железной дорогой, я некоторое время шел вдоль путей, а потом выбрался на ухабистую, заасфальтированную лет двадцать назад улицу.

Послевоенные дома-бараки, выстроенные по улице в один ряд, были похожи на вросшие в землю громадные двухэтажные вагоны: доски, которыми их обшивали, кажется, и назывались «вагонкой». В их стены, крашенные в бурый железнодорожный цвет, как будто навсегда вросла паровозная копоть. Окна были занавешены скромным выцветшим ситчиком, но на веревках между деревьев сушились разноцветные китайские тренировочные костюмы.

Я не стал спрашивать, где пятнадцатый дом. Ни с кем разговаривать мне не хотелось, а жители, к счастью, не обращали на меня никакого внимания. Привязалась было рыжая собака, повиляла хвостом, заскучала и отошла.

Нужная мне квартира оказалась на втором этаже. Я вошел в пахнущий кошками подъезд (больше похожий на чулан), поднялся по скрипучей лестнице и постучался.

Дверь отворилась.

Девочка лет шестнадцати, темноглазая и светловолосая, в какой-то совершенно нездешней, хорошо сидящей футболке и в летних голубых джинсах, смотрела на меня, начиная уже смущаться.

– Привет, – сказал я, невольно улыбнувшись. – Меня зовут Петр.

Тут из комнаты вышла мать: они были похожи. («Комсомольский значок, белый передничек, – вспомнил я фотку в альбоме. – Как всё меняется»). Мать очень пристально поглядела на меня, потом на дочку, слегка нахмурилась и сказала:

– Здравствуйте, Петя. Я догадываюсь, кто вы и откуда.

Отчего-то при этих ее словах девочка взглянула на меня с тревогой. Но мать перестала хмуриться, распахнула дверь пошире и подарила мне самую доброжелательную улыбку:

– А это Марина. Или вы уже познакомились?

Очень скоро мы втроем уже сидели в несуразно большой, заставленной шкафами комнате у окна, друг напротив друга. Мы пили чай и разговаривали негромко: как мне объяснили, в тесной комнатушке за стеной помещалась больная бабка, которую совершенно незачем было лишний раз тревожить.

– Видите ли, Лариса Васильевна, – очень вежливо объяснял я. – Мне вашу фотографию Олег Анатольевич показывал, еще в Волгореченске.

Лариса Васильевна поглядела на меня удивленно:

– Алик Кураев показывал? И что он этим хотел сказать?

– Не знаю, – честно ответил я. – Просил привет передать.

– А что же твой отец, он-то не поручал привет передать? – прищурилась Лариса Васильевна.

– Нет. Ну разве только… Он мне в письме написал, что тут есть люди, которые ему не чужие…

Я подлил себе еще чаю и скосил глаз на Марину. Она чуть заметно улыбнулась.

– Не чужие? – переспросила Лариса Васильевна. – Да уж. Можно сказать и так. Ладно, не волнуйся, я тебе верю. Николай приезжал сюда с полгода назад. Проездом по какому-то делу. Ну и заодно старых знакомых навестить… Показывал твои фотографии. Вылитый он в молодости. Правда, там ты был помладше. А теперь, оказывается, ты совсем взрослый.

Тут Маринка уже в открытую бросила на меня любопытный взгляд. Мать только головой покачала.

– Я уж и не знаю, где тебя устроить. Сам видишь, мне тут с одной-то не справиться. Тем более, ты говоришь – у тебя еще друзья в машине остались. Хочешь, я позвоню, подыщем вам номер в гостинице? Или комнату где-нибудь в городе?

– Что-то нам в гостинице в прошлый раз не понравилось, – сказал я. – Шумно там. В автобусе даже лучше спать. Заедешь в кусты…

Маринка рассмеялась. А я ведь ничего такого и не говорил.

– Представляю себе этот бардак, – усмехнулась и Лариса Васильевна. – Ну, смотрите сами. Съездите на море, отдохните, искупайтесь. Денег-то хватит на первое время?

Я кивнул.

– Это хорошо. Если что, я помогу. И все-таки: Николай в самом деле тебе о нас ничего не рассказывал?

Я и сам хотел задать сразу несколько вопросов, но в это время за дверью послышались шаркающие шаги. Марина вскочила, чуть не опрокинув столик, но в комнату уже просунулась маленькая, высохшая старушонка в ночной рубашке. Она окинула прозрачным взглядом всех присутствующих, и в ее глазах вдруг появился проблеск мысли:

– Коля вернулся? – невнятно проговорила она. – Бога побойся, бесстыжий. Дочка без отца растет.

Я вздрогнул: она глядела на меня в упор. Я закрыл глаза. А когда открыл, старухи в комнате уже не было. Лариса Васильевна откинулась в кресле и пыталась закурить сигарету. А Марина стояла у двери и, не отрываясь, смотрела на меня.

Вот так я получил ответ, по крайней мере, на один незаданный вопрос.

Эпизод34.Если вы с самого начала читаете мою повесть, то уже наверняка успели удивиться: с самого первого дня история нашего путешествия начала обрастать, как снежный ком, невероятными подробностями, и эти подробности подозрительно точно вписывались в общую картину.

Теперь это не кажется мне странным. Случайные совпадения для того и случаются, чтобы можно было в полной мере насладиться абсурдностью всего остального. Так сама жизнь пытается штопать расползающуюся ткань сюжета.

Хотя, собственно, что нелогичного в том, что брат с сестрой, дети одного отца, не слишком верного семейному очагу, живут в разных городах и даже не знают о существовании друг друга?

Мать никогда не рассказывала Маринке о том, что у нее есть старший брат. А я-то, я-то, который в детстве постоянно просил у родителей завести младшего братца или сестричку (в числе моих детских глупостей была и такая) – я и представить не мог, что моя мечта давно уже сбылась.

Шестнадцать лет назад мой отец преподнес бывшей однокласснице Ларисе и всему родному Хворостову прекрасный подарок.

Видимо, отцу просто нравится делать неожиданные подарки.

Но все же было несколько вещей, которые меня беспокоили. Лариса Васильевна ушла по делам, погрозив нам пальцем. Она работала на станции скорой помощи. Эх, думал я, мне бы кто помог: мы остались вдвоем с самой симпатичной девочкой в этом городе – но, по невероятному совпадению, она была моей сестрой. Поэтому мне срочно нужно было подумать о чем-нибудь другом.

Например, вот о чем: почему отец не рассказал мне обо всем раньше?

И еще: где же все-таки тайник?

Быстро темнело. Неведомо откуда приплыла тяжелая туча, и из-под нее задул порывистый ветер: всё говорило о том, что вот-вот начнется гроза.

Мы с сестрой захлопнули окно, завешенное трепетной ситцевой занавеской, и уселись на диване, поджав ноги.

– Ты мне, Петь, так и не рассказал о себе, – грустно говорила Марина. – Вот у меня вдруг старший брат появился. А я о нем не знаю ничего.

– А может, не надо? – спросил я. – Сейчас так хорошо… просто сидеть с тобой. И разговаривать.

Марина покачала головой.

– До сих пор не могу поверить, что ты нашелся, – сказала она.

«Я и не терялся, – промелькнуло у меня в голове. – Вот разве что сейчас».

– Я…

Горло вдруг пересохло.

– Я не знаю, что тебе рассказать, – бездарно продолжил я. – Я учился в школе… Я даже не знал, что ты есть. Мне отец никогда ничего не говорил про тебя.

– Мне тоже мать ничего не рассказывала.

– Они сговорились. А мы ведь могли вообще никогда не встретиться.

– А почему тогда ты приехал? – спросила Марина. – И почему именно сейчас?

Я не сразу ответил. Встал, прошелся по комнате, уселся на подоконник.

– Отец уехал за границу. Но он спрятал деньги где-то здесь, в городе. В каком-то тайнике. По крайней мере, я так его понял. Он сообщил мне, что нужно найти вас. Но твоя мама, похоже, ничего не знает. Такие дела.

Как только я высказал это, мне сразу стало легче. Я вкратце описал Марине наши дорожные приключения (пока я говорил, она глядела на меня во все глаза, а уж нравилось ей все это или нет – не имею понятия). Я рассказал о том, как мы выехали за пивом, а попались ментам, и как после этого нам с Костиком удалось расшифровать отцовское послание; о том, как я признался парням в истинной цели нашего путешествия, и каким фейерверком мы это отметили; как в Новосволоцке нас захватили бандиты, а на тех бандитов наехали другие…

Внезапно я ощутил, что говорю совсем не то, что нужно. «Всё это вертится вокруг денег. Всё это было только ради денег, – поразила меня мысль. – Мы все чуть не сдохли ради денег, причем по твоей вине. Твоя сестра это оценит, не сомневайся. Нет, ты все-таки полный идиот».

Маринка помолчала, а затем, глядя куда-то в сторону, проговорила грустно:

– Значит, ты приехал не к нам. А за своими деньгами.

– Постой. Ты теперь меня презираешь за это?

– Да ничего подобного.

Я невесело усмехнулся.

Потом за окном сверкнула молния, небо треснуло пополам и рассыпалось обломками. На крышу обрушились первые потоки дождя.

Мы сидели на диване. Разговаривали о пустяках. Скоро ливень стал утихать и наконец прекратился совсем.

– Ты собираешься уходить? – спросила Марина.

– Я к своим пойду. Мы забились в одном месте. Часов на девять.

– К своим. А мы, значит, чужие.

– То есть, ты предлагаешь, чтобы твоя мама меня с тобой на ночь оставила?

– Дурак.

Я рассмеялся.

– А я в кого дурак, как тебе кажется? Это у нас по отцовской линии или по материнской?

– По отцовской, – откликнулась Марина и тут же хлопнула себя по губам ладошкой.

– Вот-вот. Значит, ты сама о том же думаешь!

– Ни о чем я не думаю. Ты мой брат, и вообще заткнись.

– А вот и не подеремся, – сказал я и ошибся.

Как вы видите, моя новообретенная сестра была, в общем-то, замечательной девчонкой для своих неполных шестнадцати.

– Петь, ты придешь утром? – спросила она меня на лестнице.

«А я бы и не уходил», – подумал я. Да так красноречиво подумал, что получил кулаком в бок.

Эпизод35.Когда в девять часов вечера я появился на стрелке, автобус уже стоял там. Сверкал новенькими стеклами, вместо выбитых.

Макс и Костик озабоченно прохаживались вокруг машины. Совсем как когда-то давно, дома, – подумал я невольно. Совсем как в мирное время.

– Смотри, какие стекла, – похвастался Макс. – Едва мужики вставить успели, потом такая гроза началась. Они говорят, давно такого не было.

– Молнии, дождь, – добавил Костик. – Как в фильме ужасов.

– Шериф-то куда делся? – спросил я.

– Он как звонить пошел, так и пропал. Сказал, сюда придет.

Шериф не пришел ни через час, ни через два.

Ночью я спал плохо. Гроза не вернулась, но в воздухе, казалось, до сих пор мерцали и потрескивали электрические искры; в полночь по железной дороге прополз тяжелый состав, и я долго слушал, как гудит земля под его колесами. Вдобавок я жутко замерз.

Уже светало, когда где-то рядом залаяла собака. В окно постучали. Мы разом проснулись. Я протер ладонью запотевшее стекло и в полутьме с трудом узнал Шерифа.

– Привет, – сказал он, забираясь внутрь.

– Ну, с добрым утром, – отозвался я, протирая глаза. – Ты где был-то?

– У знакомых, – глухо произнес он. – У местных знакомых.

Собака продолжала лаять.

Внезапно стало очень светло. Мы услышали шум мощного турбированного мотора, заскрипел под колесами песок, и прямо перед нашим автобусом встал черный «бмв» с включенными габаритами. Еще один запер нас сзади. Четыре ксеноновых фары наполняли автобус нереальным, каким-то рентгеновским светом.

Костик щурился и прикрывал глаза руками. Макс вполголоса бормотал ругательства.

– Я не хотел, я клянусь, – сказал Шериф. – Но они обещали и меня, и мать грохнуть.

Ледяной озноб охватил меня с ног до головы. Он мог ничего не объяснять.

– Это же одна мафия. Здесь, в Хворостове, и у нас. И мы с ними работали. Я им много денег должен, – сказал Шериф, глядя на меня мертвыми глазами. – За старые дела, еще за брата. Ты помнишь. Они обещали подождать.

– А ты?

– А я сказал, что привезу бабки. Что за этим и едем. Я думал: срубим где-нибудь.

– Срубили уже вчера, – не удержался я. – Еле ноги унесли…

– А когда ты нам рассказал про тайник… Я подумал: вот найдем деньги, тогда все вопросы и решим. Я звонил им с дороги. Телефон на почте. Я сказал, что деньги будут. Тогда я им и верну. Кто мог знать, что они за нами поедут?

– Ты врешь, Шериф. Зачем ты мне врешь? – закричал я, сжимая кулаки. – Тогда в гостиницу ночью кто приезжал? Кто московских порезал? Это же они были! Они всю дорогу нас вели!

– Пит, погоди, я все объясню, – Шериф рукавом вытирал пот со лба. – Я когда увидел, что тебя взяли, я подумал… я подумал… что я один остался, кто может хоть что-то сделать.

Я ему уже не верил.

– Вот я Арслану и позвонил на мобильник, – продолжал Шериф. – И сказал, что есть возможность по-легкому на московских выйти.

– Да ты о чем вообще? – схватился я за голову. – Ты же с ума съехал! Одних бандитов на других натравить – это же надо было придумать!

– Они друг друга и так сожрать готовы, – глухо сказал Шериф. – Когда твой отец от наших к московским под крышу перешел, на стрелке такое было… Они мне рассказывали.

– Так ты с ними все время был, – простонал я. – Какой же я идиот.

– Не идиот. Просто зачем тебе про это дерьмо знать, – сказал Шериф. – Или Максу с Костиком. Зачем?

– А зачем тогда вообще всё? – спросил Костик. – Зачем автобус покупали?

– Зачем автобус покупали? – переспросил Шериф. – Нет. Автобус правильно покупали. Я не могу больше этим заниматься. У матери я один остался.

– И чего теперь будет? – снова спросил Костик.

Шериф угрюмо молчал.

Хлопнули дверцы. Арслан, в куртке из тонкой дорогой кожи, подошел к автобусу, держа руки в карманах. За ним шли еще трое темных – несколько мгновений я видел только их силуэты на фоне светящегося тумана, как в видеоклипе. Арслан помедлил, и кто-то из подручных спокойно и уверенно распахнул перед ним дверь.

– Салам, – сказал Арслан.

Мы молчали.

– Или не рады? – спросил он.

Он вполне сносно говорил по-русски. От этого мне стало еще муторнее.

– Здравствуйте, – ответил я.

Он кивнул, глядя куда-то поверх меня.

Шериф медленно поднялся и пошел к выходу. Арслан посторонился. Потом посмотрел мне в глаза, втянул воздух носом.

– Дерьмо машина, – произнес он. – Бензин пахнет. Еще едет?

– Едет, – тихо сказал Макс.

Он опять задумчиво кивнул, не повернув головы. Что-то прошептал беззвучно, как будто пробуя слова чужого языка на вкус.

– Давай за нами, – выговорил он наконец.

И повернулся. Дверь захлопнулась. Я видел, как они вместе с Шерифом усаживаются в «бмв». Шериф что-то говорил Арслану, тот коротко отвечал – и презрительно смеялся. Машина мигнула поворотником. Макс автоматически врубил передачу.

– Спасибо, Шериф, – пробормотал он. – Спасибо, друг.

– Ты видел, этот Арслан совсем обдолбанный, – сказал мне Костик. – Глаза так и блестят.

Я промолчал.

Похоже, наши конвоиры неплохо знали этот город. «С ними кто-то из местных», – понял я. Мы прогрохотали через железнодорожный переезд и понеслись дальше – я успел заметить, что в будке смотрителя горит свет. Там уютно и спокойно, подумал я.

За переездом был вокзал. Всё более ускоряясь, мы по дуге объехали пустынную площадь и, как будто вынесенные центробежной силой, вылетели на главную хворостовскую улицу. «Бмв» сзади мигал фарами. Макс крутил баранку, закусив губу. Он то и дело кидал быстрые взгляды по сторонам. Я догадался: он ищет хоть какой-нибудь проходной двор, куда можно было бы нырнуть, а может, милицейский пост. Не нашел. А вскоре и город кончился. Миновав темные ряды гаражей и ангаров, мы выбрались на незнакомое шоссе. Вокруг тянулись захламленные пустыри.

«Вот тебе и съездили к морю», – подумал я.

Километров через пять ведущий сбросил скорость. Прямо по ходу показались какие-то титанические сооружения, оставшиеся от минувшей эпохи: это были вкопанные в землю цистерны с подведенными к ним толстыми трубами, старые, черные, замазанные мазутом, тут же – кучи слежавшегося угля. Между ними возвышались металлические мачты с погнутыми громоотводами. Рельсы подъездной ветки были наполовину завалены угольной крошкой, наполовину разобраны. Судя по всему, мы подъехали к заброшенной нефтеналивной станции, или к хранилищу, или черт его знает к чему – теперь это больше всего напоминало декорацию к американскому боевику. Все мертво, все пустынно. Почему-то работает один электрический транспортер, и в его-то шестеренки и попадают плохие парни в конце фильма. Вот только что же тут приготовлено для хороших парней?

Хранилище было обнесено забором, сваренным из толстенных железных прутьев. В нескольких местах забор был обрушен, но ворота, как бы в насмешку, были заперты, и на них висел ржавый плакат «Въезд запрещен». Машины остановились, нас вывели из автобуса.

Мои предположения оправдались. Из первой машины вылез громадный, жирный бандит, который держался здесь по-хозяйски. Он обнял Арслана за плечи, что-то сказал, потом расхохотался. Тогда Арслан оглянулся на нас, и мне показалось, что он раздосадован. Бойцы жирного тем временем лениво переговаривались с арслановскими. «Местные одеты похуже наших, – приметил я. – Зато цепухи потолще». И верно: на их мясистых шеях висели золотые шнуры толщиной с палец. А уж на пальцах, как и положено, красовались гайки одна другой тяжелее.

Но рассматривал я их недолго. Кто-то дернул меня за плечо. Надо было идти.

Пробравшись один за другим сквозь пролом, мы побрели куда-то по рельсам узкоколейки. Больше всего я хотел бы закрыть глаза и открыть их уже в следующей жизни.

Макс подвернул ногу на скользкой шпале и громко выругался, кто-то из местных оглянулся и сказал ему:

– Не падай, да? Нога атламаешь, в свой рука панэсёшь.

Макс ничего не отвечал и шел дальше, прихрамывая.

Наконец нас привели к какому-то полуразрушенному зданию – это был длинный барак, сложенный из красного кирпича, с выбитыми окнами, – пакгауз, решил я (дурацкая память подсказывала всякие ненужные слова на ту же тему: газгольдер… деррик… гранатверфер…)

«Эх, гранатомет бы сюда», – подумал я.

– Встали здесь, – сказал Арслан. Жирный бандит, отдуваясь, отошел в тень. Принялся глотать минералку.

Мы выстроились возле кирпичной стены – все четверо в ряд, снова вместе. Земля под ногами была насквозь пропитана мазутом. Прямо перед нами высились ржавые нефтяные танки, как в старинном фильме про белое солнце пустыни.

Арслан стоял, глядя куда-то в пространство выше нас, на провалившуюся крышу склада, в скучное белесое небо – на этом небе не было ни облачка. И ветра не было. Арслан опустил на меня маслянистые глаза и снова заговорил:

– Давно за вами едем. Надоело уже. Тебе не надоело?

– Мы катаемся, – сказал я.

– Если сюда приехал, не просто так приехал. Зачем приехал?

– На море.

– Мо-оре. Море далеко. Отец здесь деньги прятал, да? Где прятал?

– Нет никаких денег.

– Ай, шайтан, – засмеялся он. – Деньги нет? Совсем нет? Я тебя понял. Деньги нет. Потом деньги есть, тебя нет.

Он приблизился, взял меня за подбородок:

– Ты думай, Раевский, думай. Отец твой глупый был. Сын совсем дурак, да?

У него были длинные сильные пальцы, и он чуть не свернул мне челюсть. Я только крепче сжал зубы.

Сейчас Маринка, наверно, уже проснулась, – подумал я. Ждет, когда я приду к ней в гости, как обещал. Она-то думает, что я каждый день теперь буду заходить.

Никогда. Никогда никто про нас не узнает. Пусть лучше у нее снова не будет брата.

Кажется, у меня на глазах выступили слезы. Мне было больно, и мне было жаль себя. Просто мальчишка, – подумал я. – Никакой не герой.

– Не знаю я, где… – начал я, но голос сорвался. – Где эти деньги.

Арслан усмехнулся:

– Не знаешь, да? Может, твой друг знает? Может, он покажет? Ты смотри, хорошо смотри.

Он что-то сказал своим. Жирный тоже услышал, отбросил бутылку из-под минералки, подошел поближе, чтобы все видеть. Двое бандитов взяли под руки Макса, оттащили в сторону. Шериф подался вперед, Арслан внимательно поглядел на него и нехорошо прищурился. У одного из темных, стоявшего ко мне боком, в руке что-то блеснуло.

– Деньги нет? – спросил Арслан еще раз.

Двое держали Макса за руки, третий молча ударил ногой в живот. Макс согнулся, его подняли.

– Говори, сука.

– Нету у нас ничего, идите на х…й, – простонал Макс.

– Ах ты, билядь. Посмотри, какой крутой. А если так?

Арслан щелкнул пальцами. Макса ударили куда-то, я не видел, куда. Он вскрикнул, но тут же умолк и только согнулся еще ниже, повиснув на руках у темных. Я впервые увидел, как человек плачет от боли. Жирный смотрел на всё происходящее с интересом. Он улыбался.

– А если так? – повторил Арслан. Один из его подручных достал ножик-выкидуху и щелкнул лезвием.

– Арслан, – сказал я.

– Ну, что? – обернулся он ко мне.

– Не трогай его. Пожалуйста.

– Вот молодец. Подождал, пока другу… отбили, и заговорил. Подожди, сейчас совсем отрежем, – издевался Арслан. – А потом мальчика твоего спросим. А потом уже тебя.

Я видел краем глаза, что Костик выпрямился и как будто стал выше ростом. Макс корчился на земле. Тот, с ножом, напоследок пнул его ногой и замер, ожидая инструкций.

– Отпусти пацанов, Арслан, – произнес тут Шериф за моей спиной. – Я с тобой поеду. Буду работать, как договаривались. Я тебе всё верну. За брата.

– Мне твои деньги не надо, – проговорил Арслан. – Купи себе мороженое.

– Отпусти их, – повторил Шериф.

Сжимая кулаки, Арслан поглядел на Шерифа в упор, как будто хотел прожечь взглядом дыру в его броне. «Там, откуда расползаются по земле такие люди, – вспомнил я, – для этой цели используется огнемет „Шмель“.

Шериф молчал. Он казался невозмутимым и спокойным, совсем как тогда, после смерти брата.

– Ты свое дело сделал, – выговорил наконец Арслан. – Теперь к другу твоему вопросы будут.

Медленно повернувшись, он сделал шаг в мою сторону. Его рожу перекосило от злости. Он прошипел:

– Деньги нет. Арслан будет ждать, да? Арслан лох, значит? – и выплюнул еще несколько слов, почти понятных.

– Придется подождать, – ответил я угрюмо.

Он обернулся к жирному. Тот презрительно усмехнулся и сказал что-то такое, от чего смуглое лицо Арслана даже не побледнело – оно посерело, как обгоревший кирпич:

– Последний раз спрашиваю. Ты всё мне сказал, козел?

– Козлы все в горах, – ответил я. И тогда он резко, с ноги, заехал сапогом мне в живот. Я перестал дышать и сполз по стене; больше ничего не помню.

Эпизод36.Я лежал на боку, как упал. Болело плечо и шея. Похоже, когда падал, я ушиб руку.

Вокруг было темно. Повернув голову, на фоне черного свода я увидел яркий светлый круг с неровными, как у луны, краями. Свет только слепил глаза и ничего не освещал.

– Макс? Костик? – позвал я.

Рядом раздался стон. Потом – еле слышное ругательство. Значит, жив наш Макс, подумал я.

– Ничего не сломал?

– Вроде нет.

– А ты, Костик?

– Плохо мне. Голова болит.

Макс поворочался в темноте и спросил:

– А что это за чмо тут было налито?

– Пес его знает. Мазут, что ли.

Действительно, воняло мазутом – но еще больше какой-то гнилью, прелыми листьями, – в общем, чем-то невообразимым. Я поковырял пальцем поверхность, на которой лежал: за долгие годы вместо высохшего мазута на дне резервуара образовалась толстенная слоистая корка. Хорошо, что в сгустившейся вокруг вонючей тьме я не видел, что еще, кроме нас, влипло в эту древнюю субстанцию. Впрочем, она была мягкой, как рубероид на крыше сарая, и даже пружинила. Иначе мы переломали бы себе все кости.

Под ладонью что-то хрустнуло, и я отдернул руку.

Память начинала возвращаться. Я вспомнил последнее напутствие Арслана (Шерифа уже увели к машине):

„Сдохнешь – не жалко. Сын пойдет за отца“.

А жирный главарь непонятно усмехнулся и сказал:

„Посидишь. Подумаешь. Скучно не будет“.

И добавил еще что-то специально для Арслана – что-то важное и, как мне показалось, неприятное.

Почему-то стало темнее. Я поглядел наверх. Кажется, солнце скрылось за облаками. „Погода меняется“, – подумал я.

Макс сел, нащупал в кармане свой фонарик, включил. Тут стало ясно: свет из открытого люка ничего не освещал просто потому, что все вокруг было чертовски черное.

Я попробовал подняться. Сделал пару шагов. Под ногами что-то потрескивало.

– Хорошо, что тут сухо, – сказал Макс. – Прикинь, если бы тут солярка была?

– Разъело бы все мясо до костей, – откликнулся я. – А так ничего страшного.

Костик встал и тут же закашлялся.

– Надо выбираться отсюда, – сказал он, сплюнув.

И верно, нужно было выбираться. От вони начинала болеть голова. Не только у Костика, но и у меня. А что, если тут выделяются какие-нибудь особо вредные газы? Так и сдохнешь тут, надышавшись. И насмотревшись вдоволь на далекое и недоступное небо.

„Какая страшная смерть“, – вспомнил я фразу из фильма.

– Должна быть где-то лестница. Как-то ведь залезали сюда, чистили? – предположил Макс.

– Поползли к стене. Пройдем по кругу.

Так мы и сделали. Осмотрели и ощупали каждый метр. Нашли патрубок, через который когда-то сливали нефть. Потыкали туда палкой: узко, пролезть нельзя. Посадили батарейки, но никакой лестницы не нашли.

– Какая-то, бл…дь, фашистская цистерна, – проворчал Макс. – Душегубка.