355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Афанасьев » Спасти СССР (СИ) » Текст книги (страница 18)
Спасти СССР (СИ)
  • Текст добавлен: 7 ноября 2021, 14:01

Текст книги "Спасти СССР (СИ)"


Автор книги: Александр Афанасьев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

Глава 18

Где-то в Москве

11–12 марта 1985 года

– Осторожно, двери закрываются. Следующая станция…

– Извините!

Пожилой, средних лет человек – с неожиданной силой ломанулся к дверям, в последний момент подставил ногу – и каким-то чудом протиснулся на платформу, когда поезд уже почти тронулся. За спиной заругались

Плевать!

Рысью, по скользкому мрамору в переход, расталкивая людей. За спиной послышалось возмущенное

– Хам!

И – вот оно, его счастье – отходящий от платформы синий экспресс. В него он втиснулся в самый последний момент, уже под шипение закрывающихся дверей.

Есть. Ушел.

Слежку за собой – он обнаружил еще позавчера. Отрываться не стал – до поры. Следили не свои – дети и внуки Дзержинского, мать их.

Комсомольская!

В поезде – он перевернул куртку, она была двухсторонняя, сменил кепку на темную, слишком уже жаркую зимнюю шапку. Вместе с толпой, спешащих к поездам – вывалился из вагона, толпа увлекла его вверх, к долго идущим эскалаторам. Он шел, повинуясь толпе и не поднимая глаз– опыт заставлял его вести себя именно так. Запоминают того с кем встречаются глазами.

Хрен им.

Нырнул в переход, подстроился под толпу. Вышел вместе с ней к Ярославскому. Рядом – транспортное управление МВД – когда то он тут начинал…

Подошел к расписанию…

– Извините… вижу плохо. На Александров когда ближайшая…

Если за тобой продолжают следить – ты должен максимально запутать след, вступая в максимальное количество контактов с незнакомыми людьми. Просто спроси время, спроси о погоде, спроси, как зовут ребенка.

Пусть отрабатывают…

В поезде было шумно, душно, людно, то и дело хлябали двери, народ входил и выходил. Суббота, все за город, а в обратную сторону тоже толпа – по магазинам.

Опытный мент, он уже знал, сколько человек сидит в вагоне, он распределил их по категориям и выделил опасных. Вон те – явно посидевшие, но ведут себя тихо. Едут с Москвы, может, отработались там. Сообщить в линейный отдел? Нельзя – нельзя себя раскрывать.

Как Штирлицы, е-моё… на своей же земле.

А остальные… из просто граждан за время его работы в органах они превратились в терпил… он зачерствел душой от людского горя, потому что иначе нельзя, сопьешься или свихнешься, если все будешь близко к сердцу принимать. Но он научился и жалеть их по своему – он относился к "честным", когда работал на земле, нелегально принимал заявления от потерпевших, не уничтожал как многие, пытался как то помочь…

Его контактер сел на электричку уже ближе к сто первому километру. Александров – известная столица всякого хулиганья, потому что он был аккурат за сто первым километром. Кого сюда только не выселяли…

В том числе и их. Все они – волки розыска, первыми поняли происходящее – как вынудили уволить генерала Крылова, как застрелился Папутин, как убрали и довели до самоубийства самого Щелокова, как в министерстве воцарился муж Гали Брежневой, Юра Чурбанов. А они ушли… чтобы выжить, они научились перемещаться по системе… кто ушел в провинцию, кто за штат, кто в ГУИН. Но связи они сохранили…

– Здесь свободно

– Садитесь. Доедем…

У подошедшего были удочки в чехле и тяжелый ватник, характерный для рыбаков на льду. На ногах финские желтые сапоги…

– Времени сколько, не подскажете?

– Без семи.

Уточнений не надо было, Без семи – готов к диалогу…

Прошли Струнино. Дальше Александров – конечная остановка московских электричек на этом направлении. Конец пути.

Московскую электричку подали на первую, высокую платформу. Ее не убирали с утра – затоптанный снег, окурки. Народ толкаясь – валил валом к вокзалу, на площадь, где был и автовокзал. На мрачной, серой пятиэтажке – на крыше громоздился лозунг «решения двадцать шестого съезда – в жизнь». Интересно, хоть один человек на площади – знает хоть одно решение двадцать шестого съезда? Вряд ли.

Двое, приехавших с электричкой – неспешно отправились в город, вглубь засыпанных снегом и неубранных улиц, черных обшитых тесом домов, кошек и синиц…

– Ну, как ты?

– Жив как видишь.

– Все там же?

– Ну.

– Что начальство?

– А что, начальство? У нас там, мил друг, как у Христа за пазухой. Козу украли. Мотоцикл со двора свели. Работяги после получки подрались. Как пятница – всем отделом в баньку. Летом овощи свои. Красота…

– Не скучаешь?

– По чему?

– Ну… нас е. т а мы мужаем.

– Чего? Я что, извращенец по такому скучать?

Из-под ног – с недовольным криком брызнула кошка

– Да, Миш. Обуржуазился ты. Огруз.

– Да иди ты! Я второй раз через это все проходить не собираюсь. С..а.

Тогда все действительно получилось по-хамски. Пришла анонимка, явно не случайная, что милиционер такой ездит на Москвиче 2140, просьба принять меры. Начали разбирать по партийной линии. На заседании парткома случился скандал – обвиняемый грохнул на стол документы, из которых следовало, что Москвич он честно приобрел. Сценарий горел – но опытный председатель парткома по-хамски начал спрашивать, почему майор такой то носит буржуйские джинсы. Майор такой то при полном зале снял штаны, чтобы показать, что это не фирма, а самострок, после чего ушел переводом в райотдел в провинцию.

– Миш. Речь не об этом. На тебя Дед выходил?

– Было.

– Ну и?

– Не…

– Что – не?

– Не. Не бывает так.

Москвич покачал головой

– Я тоже думал, что не бывает. Пока Дед не встретил Горбачева во дворе.

– Подстава какая-то

– Зачем ему?

– Птенец гнезда Андропова.

– Сам то себя услышь. Он член Политбюро.

– А теперь Генеральный.

– То-то.

– И все равно – нет, не верю.

– А лучше бы поверить.

Рыбак сплюнул

– Что он говорил

– Я тебе уже сказал. Что готов восстановить всех несправедливо осужденных и уволенных и убрать гэбье из милиции. Дать работать.

– А ему зачем

– А не понял?

– При Брежневе – КГБ и милиция были примерно равны. У нас Щелоков, у них Андропов. А теперь – что?

– А теперь у ГБ руки, по сути, развязаны. Что им мешает, по сути, в один день арестовать всю власть, а?

Собеседники посмотрели друг на друга.

– То-то. Или убить как в Афгане.

– И все равно…

Москвич посмотрел зло и требовательно

– Давай так, Миш. Это не просьба. Это приказ. Теперь понял?

– Допустим.

– Да не допустим. Ждем кадрового решения.

– Потом?

– Потом начнем разбирать что наворотили. Но тебя я хочу на спецгруппу.

– Какую спецгруппу?

– Увидишь.

– Не… я так не играю.

– Какую генерал Крылов хотел.

Генерал Крылов, создатель МВДшных штабов и системы милицейской науки в том виде в каком она есть – планировал создание на базе службы НН управления криминальной разведки. То есть структуры, которая будет работать в своей стране как в чужой. Под видом научной работы и сбора статистики – сбор и обобщение информации. Нелегальные резидентуры в регионах, не зависящие от местных органов, полностью подчиняющиеся Центру и им же финансируемые. Агентурная работа. Внедрения в мафию. В том числе в торговую – активная оперативно-агентурная работа с внедрением агентов с целью борьбы с коррупцией и хищениями в торговле. Понятно, что такое не было нужно ни КГБ ни большим боссам.

– Не разрешат.

– Посмотрим. У меня и первое направление есть.

– Какое?

– Днепропетровск. Что-то там сильно не ладно.

– Ну… стоило ждать.

– Миш. Хватит из себя пикейного жилета разыгрывать. Воняет везде. И неважно, с какой стороны начинать приборку, если все вокруг в говне. С какой стороны не начинай, не ошибешься. Ну, или… давай. Пей водку и парься в баньке, когда жизнь проходит мимо.

Гость задумался.

– Нам по рукам не дадут, как всегда?

– А я откуда знаю? Может и дадут. Ты жизни не знаешь?

– То-то и оно.

– Не перебивай. Может и дадут. А может и не дадут. Только мы не об этом должны думать. Мы – гончие собаки. Догнать и схватить – вот все о чем мы думать должны. А все остальное – это забота хозяина.

Гость вздохнул

– Внятно излагаешь. Звание то очередное хоть будет?

– Не переживай. Тут с этим все в порядке будет.

А я в это время – отложив бумаги, которые мне наспех подготовили к саммиту СЭВ – сидел и думал. И не о саммите – кстати, документы, несмотря на срочность, подготовили прилично, есть у советской бюрократии и хорошие стороны. А думал я о том кого сделать предсовмина.

Лигачев отказался. Может и потянул бы. Не знаю. Назарбаев? Сложно сказать – он все-таки и на республике нужен, а с другой стороны – он тогда во время погромов, когда Колбина назначали сильно непорядочно себя повел. Алиев? Отличная кандидатура, но рано или поздно мы с ним схлестнемся за власть, не сможет он вторым быть. Рыжков – слаб. Ельцин – самодурист, а нужно не самодурство, а знания. Знаний нет ни у кого. Умение хозяйствовать как то с тем, что есть – имеется, за счет опыта. А чтобы придумать что-то новое, нужны знания. А их нет.

Не подходил никто.

И чем дальше я думал, тем больше приходил к выводу, что лучшим предсовмина будет Михаил Сергеевич Горбачев…

В реальности – Горбачев перетянул на себя одеяло с Громыко, технично отправив его на пенсию с поста Председателя Президиума Верховного совета СССР и сам заняв это место. Но это место – при том, что занимающий его формально является главой Советского союза – оно именно что формально. Подписывать документы и не более того. Реальная власть в экономике – у Предсовмина. И ее то мне надо брать, а о президентстве пока даже не думать.

И вопрос не в том, что как только я заикнусь о президентстве, змеюшник под названием Политбюро сразу все поймет и начнет готовить переворот как против Хрущева – хотя и в этом тоже. И не в том, что придется менять конституцию – а я категорический противник что-то делать с конституцией, по крайней мере, сейчас. А в том, что если я захочу стать президентом – региональные первые секретари тоже захотят изменить свои конституции, ввести посты президентов и стать ими. И станут – юридических способов помешать им у меня не будет, потому что у каждой республики своя конституция и свой Верховный совет, юридически неподконтрольный власти в Москве. После чего, конфликт полномочий становится неизбежным, и мы сделаем большой шаг к параду суверенитетов и развалу страны.

А предсовмина – во-первых, такая должность уже есть, менять под нее законодательство не надо. Во-вторых – если они тоже захотят, что не факт, потому что должность предполагает реальную ответственность за положение дел в экономике – я же их и драть буду за упущения в работе. Будет еще один громоотвод для народа: в магазине нет мяса? Так вот – предсовмина ваш. Вот и спросите у него – почему в магазине и того нет и этого.

Почему предсовмина должен быть именно я? Потому что только я знаю, как выглядят и работают институты в нормальной экономике. Если я знаю, то я и могу строить. Потому что знаю что – строить. Перестройка потому и кончилась такой трагедией, что реформаторы с трудом представляли себе конечный результат реформ. Если не знаешь, куда идти, то ты точно не придешь туда, куда нужно. И мало кто знает, что Дэн Сяо Пин перед началом реформ не раз ездил к Ли Куан Ю. и изучал опыт Сингапура, перед тем как начинать реформы у себя дома. То есть он знал куда идти, видел конечный результат своими глазами. А Горбачев куда ездил? Рыжков? Да никуда. Весь их опыт – это взгляд со стороны, нахватались чего-то там по верхам. Буш в своих воспоминаниях написал, как во время визита 1989 года Горбачев спрашивал насчет американских домов, как они продают, как покупаются и сколько стоят. Думаете, он переехать хотел? Да нет, как раз хватал по верхам, пытался понять. Почему тут так а у нас… ж… об косяк. Говорят, что Ельцин принял решение, что так больше нельзя, когда первый раз приехал в США и посетил супермаркет. Знал бы он, какое г… о там продают – например яблоки с каким-то напылением, они шесть месяцев легко лежат, только кожуру есть нельзя, рак заработаешь. Хотя может тогда такие и не продавали…

Или как Лигачев – американцы это вспоминают – уже после падения СССР приезжал в Нью-Йорк. Он все спрашивал у принимающей стороны, кто же отвечает за продовольственное снабжение такого огромного города, а американцы никак не могли понять, о чем этот странный русский спрашивает, и вообще что такое "продовольственное снабжение".

Или, как потом вспоминал банкир Пугачев – как дочери Ельцина получили кредитные карточки, и пошли по магазинам. Они ведь даже не понимали, что карточка это не волшебная палочка и за все покупки кто-то должен будет заплатить. Ну и какие тут реформы делать?

Если начать реформы теми людьми, которые начинали в той реальности – академики Абалкин, Ситарян – к тому же и придем. К краху. Надо строить правильные институты – и только потом предоставлять свободы, чтобы пользоваться ими. Свобода без институтов – это хаос.

Есть и еще одна причина, почему лучше мне идти на предсовмина и не заикаться пока о президентстве. Сейчас система хоть как то работает в условиях советов и административной вертикали партии. Наличие избранного прямым голосованием президента – моментально вызовет вал подражаний: каждый чиновник тоже захочет подобный прямой мандат. Вроде как это демократия, но именно такая демократия и привела в итоге к обрушению страны. Причем и в экономике и в политике механизм был схожий.

Почему то в СССР считается, что если человек выбран всенародным голосованием, то он должен и может подчиняться только своим избирателям, и только они его могут снять. Откуда это – я не знаю. Но это очень опасное заблуждение. Например, введенная Горбачевым выборность директора трудовым коллективом как то сразу привела к тому, что министерство, вышестоящие структуры не могут его снять. А почему? В принципе, и введение поста президента сыграла такую же роль – первые секретари республиканских обкомов моментально избрались и стали кум королю сват министру – федеральный центр их снять как бы уже не мог. В трагедии 1991 года это сыграло огромную роль – раньше они дрожали перед Москвой, а теперь были неприкосновенны и знали это.

В США эти вопросы решаются довольно просто. Губернатор принадлежит либо к одной либо к другой партии. Никто не пойдет на конфликт с президентом страны, если они в одной и той же партии. Если в разных – пойти, конечно, могут. Но есть такая штука как разделение полномочий между центром и штатами. У штатов есть свои прерогативы (и свои налоги), у центра свои, а у муниципалитетов свои. Там кстати нет такого разделения, когда часть налога идет в центр, а часть штату – каждый собирает свои налоги, и каждый налогоплательщик знает, на какой уровень идет его налог. Местные налоги платят в первую очередь, потому что они идут на школы и на полицию. И не может быть такого, чтобы штат решал, сколько денег отправить центру, а забастовавшая шахта – сколько платить налогов. А в СССР это было!

И надеюсь, не будет.

Короче говоря, должность президента обещает больше проблем и рисков, а вот профит от нее не так очевиден, по крайней мере, на первом этапе. Так что решено – на Совмин иду я сам, партией пока пусть рулит Лигачев, а Громыко пусть останется на парламенте. И конечно, никакого Съезда не будет – и так депутатов хватает…

– Зря ты на Совмин идешь

– Почему?

– Крайним будешь. Чуть что – все на тебя будут валить.

– И так свалят. Не думаешь?

– Ну как. Если решение приняли коллективно…

– Так…

– Не согласен?

– Нет, конечно. Коллективное решение это признак безответственности.

– Ну ты и… бонапартист.

– О как! Это ты меня оскорбить что ли так решил?

– Наполеон Бонапарт меньше чем за двадцать лет подмял под себя всю Европу, это никому не удалось, даже Гитлеру потом. А ты за семь лет страну развалил. Лучше уж быть бонапартистом…

– Михаил Сергеевич…

Пономарев…

– Собрались уже все…

– Иду.

Что говорить – я знал. Не совсем то, что мне напечатали в докладе. Совсем не то. Как говорил Гельвеций – знание принципов легко заменяет незнание некоторых фактов.

Ведущий дискуссию секретарь СЭВ Вячеслав Владимирович Сычев, доктор технических наук, ученый и инженер, который тут был совсем не на своем месте – объявил минуту молчания по Черненко, а потом объявил, что слово предоставляется генеральному секретарю ЦК КПСС Горбачеву Михаилу Сергеевичу

Ну…

– Дорогие товарищи. Прежде всего, позвольте выразить благодарность за принесенные соболезнования по случаю кончины Константина Устиновича Черненко, стойкого коммуниста и борца.

– Позвольте так же выразить благодарность за то, что каждый из вас нашел время лично приехать в Москву в такой тяжелый для нас час. Но – все мы смертны, товарищи, и каждый из нас рано или поздно закончит свой жизненный путь на этой земле, и значение будет иметь лишь то, что оставим мы после себя на этой Земле, как будут помнить нас люди – с благодарностью или…

Пауза повисла в воздухе.

– Ни для кого ни секрет, что наше отставание от ведущих капиталистических стран по некоторым экономическим показателям, вызвана страшным ударом войны, который пришелся по нашим странам и заставил нас восстанавливать, в то время как другие могли строить. Но время идет, и чем дальше от нас эта война, тем менее терпимыми являются наши оправдания, почему мы не можем обеспечить наших граждан всем необходимым!

Потрясенное молчание

– Товарищи. Доверие к власти определяется делами, а не лозунгами. Тот Железный занавес, как его назвал Черчилль – истончился и скоро нам придется выслушивать недовольные вопросы своих граждан – почему мы должны стоять в очереди на машину, почему у нас квартиры хуже чем там и так далее. Времени осталось немного товарищи – рано или поздно эти вопросы прозвучат. И нам надо ответить на них, ответить правдиво и уверенно, если мы хотим чтобы люди продолжали доверять нам. Мы должны уже сейчас задуматься о том, как наш союз будет выглядеть через двадцать тридцать лет.

Товарищи! В настоящее время наш союз предполагает торговлю только между странами. Я предлагаю пойти намного дальше и перейти к строительству общего Евразийского экономического сообщества по типу европейского. Я предлагаю перейти от дружеских отношений партий и государств – к дружеским отношениям самих народов, вместе борющихся за дело социализма. Я предлагаю принять за основу стандарты Римского договора пятьдесят седьмого года и начать новый этап сближения наших народов на основе следующих принципов:

Первое – свобода для людей. Если мы все строим социалистический строй – зачем нам границы? Почему люди, которые живут в находящихся в одинаковых исторических условиях и стоящих на одной исторической ступени развития – не могут свободно перемещаться между нашими странами, работать, отдыхать. Что заставляет нас, коммунистов, социалистов закрываться друг от друга границами?

Вижу бледное лицо Хонеккера. Уж он то точно знает, что именно. К исторической вражде немцев и поляков недавно прибавились новые обиды. В ГДР уверены, особенно в приграничных областях, что все товары в магазинах скупают поляки. Уже были массовые драки, избиения поляков, проявления ксенофобии. Сейчас, наверное, Хонеккер представил, как в ГДР рванут скупаться русские…

Вообще, сам по себе соцлагерь – это интереснейший исторический парадокс. С одной стороны пропаганда говорит нам, что мы на одной стороне, что мы вместе там за что-то боремся. С другой стороны – попасть из СССР в Польщу намного сложнее, чем из Франции например в Великобританию. Интересно, а почему так? Почему действительно нас разделяют границы?

Как то это можно вывести из того факта, что в странах социалистического лагеря плановая экономика и планируют все только для своих. Но – неужели нет туристов и туризма, гостей… что это за система такая?

Подспудно объяснений два. Первое – как то неохота лидерам восточного блока, а тем более лидерам СССР чтобы народ массово ездил к соседям и сравнивал, кто и как живет. Очень интересные сравнения могут возникнуть.

Второе – сам просоветский блок в Восточной Европе – строится на гнилом фундаменте восточноевропейского национализма. Почему "гнилом"? Есть и нормальный социализм, согласен – но не там. Страны Восточной Европы получили национальную независимость достаточно поздно и без борьбы, просто по факту массового крушения Империй в ходе второй мировой войны. Они отпали от в общем то неплохих стран. Польша – самая проблемная в регионе – выпала из амбициозной и деятельной русской матрицы. Некоторые другие страны выпали из состава Австро-Венгрии, которая как ни крути – проделывала огромную работу по оцивилизовыванию пространства южной и восточной Европы. На смену имперским администраторам пришли обиженные и мало к чему годные представители "национальной элиты", они вынуждены были искать объяснения тому, что мы в своем собственном государстве живем лучше, чем раньше жили в чужом – хотя достаточно было выйти на улицу, чтобы понять, что это не так. И тогда они начали искать смыслы нового государства. И находили – вражда с соседями, национальное превосходство, насильственное развитие национального языка, преследование евреев, коммунистов и других "нежелательных элементов". На этом пути – почти все эти страны по доброй воле пришли к нацизму.

Потом их всех "освободила" Советская армия. И местные коммунисты, до ВОВ бывшие преследуемыми париями – взяли реванш. Но проблема не решилась. СССР снабжал зерном и энергоносителями, помогал восстанавливать страны после войны, бесплатно передавал технологии – но проблема не решалась. Проблема была скорее психологического плана – ощущение малости, уязвимости, подавляемая враждебность и зависть, зависть, зависть. Вот поэтому они и отгораживались границами… это понимание маленького зверька, которому только и хочется, чтобы забиться в норку и оттуда шипеть на весь белый свет.

И с этим вот – придется иметь дело.

– Второе – это свобода для промышленности и торговли. Мы не просто должны сохранить тот уровень взаимной торговли, какой достигнут между нашими странами, мы должны пойти по пути прямого выстраивания отношений между нашими предприятиями и даже отдельными гражданами. Я не могу понять, почему польский или немецкий гражданин не может работать в Москве, если это необходимо, а советский гражданин – в Варшаве или Дрездене. Что этому мешает? Что произойдет, если польское предприятие откроет свой филиал в Киеве, а ГДР будет шить свою прекрасную одежду в Ленинграде или Риге?

Теперь краем глаза наблюдаю за Ярузельским – тот неподвижен, только капля пота течет по щеке. Для него, человека, который, прежде всего поляк, будь он коммунист, генерал, начальник государства – но прежде всего поляк – это немыслимо. Польша для поляков! Как это так вообще – по Варшаве будут русские ходить как в старые времена…

Как то странно улыбается один Чаушеску. Может потому что думает – хрен они у меня что купят, у меня и для своих то в магазинах пустые полки. А мы сейчас рванем в Молдавию скупаться, все магазины вынесем…

Господи… какие же все заскорузлые ксенофобы. Им про интернационализм можно часами говорить – но это все для них на уровне фестивалей и съездов.

– И третье, наконец. Я думаю, ни для кого из здесь сидящих не секрет, что мир Запада обрушил на страны социализма новую волну агрессии. Польша стала первой жертвой нового наступления. Но если мы ничего не предпримем – то же самое, что происходит в Польше произойдет в каждой нашей стране. Неофашистская клика, возглавляемая Рейганом и Тэтчер, размещает в Европе ядерное оружие, нацеленное на наши города. Преследуются и уничтожаются коммунисты в Чили, Ливане, Турции. В огне Никарагуа. Происходящее требует принципиально иного уровня реагирования, в то же самое время– мы больше не можем позволить себе ничего, что напоминало бы операцию Дунай. Мы не можем дискредитировать себя ни перед развивающимися странами, ни даже перед нами самими. В связи с чем, я настоятельно предлагаю подумать о создании не просто консультативных советов – а общих для всех наших стран структур: в армии, народной милиции и государственной безопасности. Это должны быть структуры, которые в мирное время, поддерживают сотрудничество соответствующих служб внутри нашего социалистического лагеря, занимаются обучением, стажировками, оказанием практической помощи и передачей опыта. Народная же милиция и госбезопасность будет совместно работать и в мирное время, противодействуя общим для всех нас угрозам и приходя на помощь тем из нас, кому сейчас труднее всего.

Я сделал паузу

– … Товарищи. Я прекрасно понимаю, что для воплощения всего этого в жизнь могут потребоваться многие годы. Но тот, кто не двигается вперед – тот откатывается назад. Тот кто не наступает – тот отступает. Через пятнадцать лет – мы будем встречать двадцать первый век. Наши дети и внуки будут его встречать. В каком мире они будут его встречать. Что мы сможем для них сделать, на каком отрезке пути мы передадим им факел. Смогут ли они с уверенностью сказать – наши отцы сделали все возможное для строительства социалистического общества, и теперь мы можем делать новые шаги на пути к коммунизму…

Сказал я много, ответные речи были явно скомканы. Все говорили привычные фразы, означавшие верность – но у всех в голове, как крысы по норам – шныряли мысли. Откуда это? Кто за всем за этим стоит? Как теперь быть? Кто будет за, а кто – против? К кому обращаться теперь в Москве?

Но все понимали, что, так как раньше уже не будет.

Никогда.

После моего выступления, обещавшего наделать столько шума – подошел Громыко. Это его бумажки, точнее, его и Пономарева людей я отложил в сторону – и ему это вряд ли понравилось. В конце концов, в СССР аппаратная традиция предполагала подчинение политиков – аппарату. Даже генеральный секретарь во многих случаях – говорящая голова и не более того. Здесь вообще не привыкли к политике, как индивидуальному действию. Все решения принимаются коллективно. Или… не принимаются…

И понятно, что в него на уровне инстинкта вбито, что Генеральный секретарь непогрешим… если генсек не прав, смотри правило номер один. Но в его понимании – я сейчас сделал дело недопустимое… опасное и недопустимое. Хотя кое-чего я добился прямо сейчас – договорились отдать мои предложения на проработку и создать рабочие группы по каждому предложению. Это вообще-то способ замотать – но только если инициатор не будет продавливать.

– Михаил Сергеевич – сказал он глядя одним глазом на отъезжающих – поговорить надо.

Я кивнул

– Сейчас, как делегации уедут…

Делегации уехали, мы прошли обратно в зал заседаний. Обслуга, уже приступившая к уборке, увидев министра и генерального секретаря – прыснула как пескари при виде щуки.

Громыко сел на место Хонеккера. Налил себе Боржоми из нетронутой бутылки и с шумом выпил. Я сел на край стола и тут же одернул себя – чисто по-американски, дурак, ну где это видано, чтобы генеральный секретарь на столе сидел, еще на подоконник сядь, придурок! Но пересаживаться не стал, чтобы не продемонстрировать уязвимость…

– Миша. Ты широко шагаешь. Ты понимаешь, что такие вещи надо согласовывать с Политбюро?

Я кивнул

– Понимаю.

Да, понимаю. Я смотрел на Громыко, зубра отечественной внешней политики и думал – куда все делось? При Ленине – стратегической важности решения могли приниматься за сутки, а державный корабль иногда такие кренделя выписывал!

А теперь? Как американцы говорят – большие, волосатые, наглые цели – где они?

– Давайте по очереди, Андрей Андреевич.

– Хорошо, давай. Ты понимаешь, что такое свобода перемещения в том виде, какой ты нарисовал? А?

– Понимаю.

Громыко уставился на меня – с таким спокойствием это было сказано.

– Все ринутся туда – сказал он – это для начала.

– Как понять, все ринутся туда?

– Скупаться, ты что как маленький?! – разозлился Громыко – там, в Польше джинсы на прилавках лежат!

Господи…

– Ну и что?

– Ну, хорошо, Андрей Андреевич. Допустим, наша молодежь рванет в Польшу, купит там себе по двое – трое джинсов. Что еще купит? Ну, там косметику к примеру. Что в этом такого страшного? Поляки нашьют еще джинсов.

Громыко смотрел куда-то мимо меня невидящим взглядом и думал. А я тоже сидел и думал – как мы добрались до такого. Говорят, Юрий Владимирович делал все для того чтобы было как можно меньше туризма, даже в соцстраны. Но зачем?!

Чтобы молодежь джинсов себе не купила что ли?

Что мы все такие… перепуганные то?

– Не знаю, как на это Виктор Михайлович посмотрит… – сказал Громыко

– Он посмотрит, так как надо будет. У нас в конце то концов – есть социалистический лагерь или его в помине нет?

– Ну, я не говорю о том, чтобы на самотек пустить. Есть организованный туризм, начнем продавать туры. Посмотрим, сколько мы сможем принять, сколько они. Каждый год будем увеличивать. Но я не понимаю, почему советский человек не может свободно ездить по таким-же социалистическим странам, как и наш СССР.

– И то же самое по открытию предприятий, филиалов, торговле. Почему это невозможно?

Громыко, получив отпор на первый наскок, молча сидел и думал

– Андрей Андреевич…

– Я не знаю, Михаил Сергеевич… – сказал он – не знаю, что тебе сказать.

– Мы жили, так как жили, и сейчас так живем, и вопросов почему – задавать было не принято. Раз так – значит так надо.

Громыко посмотрел в окно на ночную Москву.

– Мы так жили, и с этим – вот это все построили. Как смогли. Как сумели. Но ты, наверное, прав, что задаешь вопросы. Пора их задавать. С нами – всё… годы не те. Пора приниматься за дело уже вам

Громыко помолчал и сказал

– На пенсию мне надо…

– Не отпущу! – резко сказал я

Громыко повернулся и посмотрел на меня

– Почему?

– Вы уйдете, другие уйдут. И что будет? Те кто придут, тут же дров наломают. И вы и я – солдаты партии. Солдаты на мировой войне коммунизма и капитализма. Идет война. Как называется тот, кто уходит с поля боя во время войны?

– Мне нужна ваша помощь. И поддержка. И главное – критика. Не думайте, что я не прислушиваюсь к тому, что вы говорите.

Громыко долго молчал. Потом как то растерянно сказал

– А я и сам не знаю, Михаил, почему например, нельзя в Польшу ездить или в ГДР. Вот думаю сейчас – и не знаю. Все боимся – как бы чего не вышло, как бы какой-нибудь идиот и себя не опозорил и страну заодно. Вот и запрещаем. Чтобы спокойнее себя чувствовать. А так…

– Что делать будем?

– Потихоньку отпускать гайки – сказал я – сразу нельзя, сорвет. Но и оставлять, так как есть – нельзя, по сути, каждый запрет сейчас, скорее, во вред, плодит диссидентов и порождает десяток путей обхода. А с нашими союзниками…

– Мы идем по пути реформ. Реформ не только назревших, но и перезревших. Они либо идут с нами, либо…

Дальше я не сказал. Но все и так было понятно.

Зил – привычно скользил по московским улицам, во тьме и тишине. Давали зеленую улицу, хотя могли и не давать. Улицы – почти пустые, для того кто хорошо знал Москву нового времени – такие полупустые трассы, на которых почти половина трафика автобусы и грузовики – выглядели дико. Ничего, лет через десять тут появятся первые пробки, уж я то постараюсь. Строительство в Елабуге доведем до конца и ЕЛАЗ запустим, расширим производство в Москве… в общем народ автомобилями обеспечим. Кстати, вы знаете о том, что автомобиль Фиат – Пунто, который в начале девяностых выиграл конкурс «автомобиль года» в Европе – это и есть тот самый Елаз, который разрабатывали на советские деньги. Но мы поступим проще – возьмем то, что уже производится, для быстроты и простоты освоения. То, что не сможем быстро освоить – пока будем закупать. И запустим…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю