Текст книги "Спасти СССР (СИ)"

Автор книги: Александр Афанасьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

Буш потерял терпение

– Вы хотите сказать, что он взяточник?

Армянин закатил глаза

– Зачем так грубо? Это не взятка, это благодарность, дорогой. Ты сегодня мне немного помог, завтра я тебе немного помогу. Михаил Сергеевич – хороший человек, с пониманием к людям относится. Его люди звали "Миша-конвертик".

Буш допил свой виски. Миша-конвертик, значит…

– Собственно, это все что я хотел знать…

Когда они хотели уходить, вице-президент США придержал за рукав французского атташе

– Играешь в игры? – прямо и жестко спросил он – откуда этот клоун?

– Джордж… ты можешь не верить, но это отнюдь не клоун. Просто вы помешаны на чистоте рук, а в нашей профессии есть только помойка и то что на ней, понимаешь? Трудно уговорить кого-то продать родину, если этот кто-то не является подонком.

– Кто он?

– Работает по обе стороны железного занавеса. Помогает нам по возможности. Хорошо контактирует с румынами.

– У него точно есть связи в СССР?

– У него есть связи везде. Армяне – торговая нация, они не уступят в этом евреям. На той стороне – люди тоже хотят хорошо одеваться, слушать музыку. С той стороны привозят коньяк… если купить скажем в советском магазине столовое серебро – здесь оно уйдет дешевле в три или в четыре раза. Чешский хрусталь, косметика…

– Хватит. Я не сомневаюсь, что ты своего не упустишь.

– Что есть то есть. Эй, Джордж…

…

– Оставь этих русских медведей нам

Буш, уже собиравшийся уходить, остановился

– Это ты к чему?

– Оставь их нам. У нас президент коммунист, но он такой же коммунист как я балерина. Думаю, это лучший способ борьбы с коммунизмом. Если вы начнете бороться в своем стиле – от мира камня на камне не останется. Наши методы пусть не так эффектны, но в долгосрочной перспективе они дадут куда больший эффект. Оставь медведей нам.

– Говорят, у тебя тоже членский билет компартии имеется.

Вместо ответа, Леон достал свой французский дипломатический паспорт – ярко-синий с гербом

– На это имя у меня членской карточки компартии нет – серьезно сказал он – будь уверен.

Буш хотел сплюнуть от досады и отвращения – но понимал, что на его французского визави это не произведет никакого впечатления. Они там все – им плюнь в лицо, и они будут улыбаться, но только пока ты не повернешься к ним спиной.

Европа…

Глава 14

Лэнгли, штат Виргиния

10 марта 1985 года

Продолжение

Здесь, в ЦРУ – если бы кто только знал – была уникальная интеллектуальная атмосфера. По крайней мере в старые добрые времена. Здесь мысль превращалась в действие и наоборот, здесь часто писалась история мира. Убить какого-нибудь мелкотравчатого диктатора или вмешаться в выборы в третьесортной стране – это одно. Ставки бывают намного выше – тут планировали переворот в Турции и кампанию террора в Европе, тут создавали тайные сети на полмира, тут организовывали покушение на преемника Франко, свержение Моссадыка, террор в отношении Кастро и убийство братьев Дьемов. В то время как другие изучали историю – тут ее создавали. И в то же время, тут работали сильнейшие историки и аналитики, способные размотать любой исторический клубок…

– Горбачев, сэр? Вряд ли его можно возвести на трон. По крайней мере, сейчас.

– Почему?

– Слишком молод, не занимал важных постов, не имеет весомой территориальной группы поддержки.

В этом аналитики ЦРУ фатально ошибались – группа поддержки у Горбачева была: все первые секретари из РСФСР, почти все. "Восстание русских" советологи, привыкшие к "днепропетровским временам" банально просмотрели. Как и вообще рост русского национализма– его не видели в упор. А стоило бы.

Рост русского национализма отмечался с начала семидесятых и поддерживался следующими факторами

– Исчерпанием русских центральных областей как источника рабочей силы для городов, и вынужденным привлечением "лимиты" из южных республик, а так же из социалистических стран. Вот эти вот "миграционные процессы" прозевали все – а они сыграли немалую роль в том, что произойдет потом. Китайцы на сборочном конвейере Зила, ангольские гастарбайтеры в ГДР, массовый завоз вьетнамцев в Польшу – все это сыграло немалую роль в подспудном росте ксенофобии и национализма.

– Длительным пребыванием на посту Брежнева с его явным предпочтением кадрам из Украины, Казахстана, Молдавии

– Нарастанием разочарования и неверия в социализме, ростом цинизма и агрессивности в обществе, поиском новой идеологии, позволяющей объяснить и победить несправедливость.

– Циничным и несправедливым перераспределением союзных средств в республики, вызывающим постоянное раздражение русских секретарей

– Нарастанием антисемитизма в интеллигентской среде

– Ростом уровня жизни, позволившим массовый туризм, в ходе которого трудящиеся РСФСР могли сравнивать свой уровень жизни и уровень жизни южных республик

– Вызывающая массовое раздражение спекуляция цветами, овощами и фруктами жителями юга в городах РСФСР

Русский национализм был подспудной скрепой, который начал скреплять разложившееся общество, тайным кодом и языком, опознанием своих. Русские оказались внутри единой страны одиночками, у них не было национальных сетей, диаспор, групп поддержки. Национализм давал все это – и если первоначально он имел ярко выраженную антисемитскую окраску (фильм Тля, типичное додумывание фамилий) то постепенно он все более начал разворачиваться в сторону гостей из южных республик, слишком богатых, наглых, и мгновенно образующих стаю из своих. Появился вопрос, зачем мы кормим этих. И возник вопрос – как русские могут прийти к власти в своей же стране. Одним из ответов была… демократия. Свободные выборы – на них можно просто задавить числом, Россия имела пятьдесят один процент избирателей от всего числа избирателей СССР. Пока мало кто так думал – но на пленуме ЦК у русских было еще более значимое большинство…

А ведь именно пленум утверждал Генерального секретаря. И большой ошибкой было бы считать, что они автоматически проголосуют за любого, кого подсунет Политбюро.

– Да, но если он молод, значит, у нас есть время провести его на самый высокий пост в СССР, так?

– Вероятно, да, сэр

– В таком случае, я хочу, чтобы вы занялись этим.

В коридоре, вице-президента догнала Кондолиза Райс

– Сэр…

– А, Конди… – остановился Буш

– Вы голодны? Здесь неплохой буфет.

– Если ты приглашаешь…

В буфете – они взяли по кусочку торта и кофе. Буфет был похож на обычный университетский, если не считать картины Кремля на стене

– Я что-то не знаю, сэр?

– Прости?

– Чем вам приглянулся этот Горбачев?

– А тебе он не приглянулся?

– Обычный советский партократ. Ничем не выделяющийся

– Я навел о нем справки. Он взяточник.

– Хотите посадить его на крючок?

Буш подмигнул

– Понимаешь, Конди. Может, я и не такой умный, как многие здесь, но мы, техасцы, славимся здравым смыслом. А он подсказывает нам – опасайся фанатиков. Самые жестокие и отвратительные диктаторы – обычно не коррумпированы, по крайней мере, лично. Власть им нужна для другого.

…

– Горбачев берет взятки? Окей. Просто отлично. Значит, у него голова варит, и он не упускает возможности немного отщипнуть от пирога, пока пирог в его досягаемости. По-моему – с таким человеком проще вести дела, он понятнее. Некоторые русские – смотришь им в глаза, а там классовая ненависть…

…

– С ним можно будет договориться. Вот и все.

Москва ЦКБ

Час – Ч

10 марта 1985 года

Как умирал Константин Устинович Черненко, шестой генеральный секретарь ЦК КПСС.

Шестого марта – Черненко посетили Горбачев и Лигачев по заданию Политбюро – заболевших полагалось проведывать. По словам Лигачева Черненко выглядел хорошо, насколько это было возможно в его состоянии и даже думал скоро выйти из больницы.

О чем они говорили – ни тот ни другой не упоминают. В протоколе Политбюро было написано что с Черненко обсуждали подготовку будущего съезда партии – но Генсек был в таком состоянии, что вряд ли бы его на это хватило.

Вскоре после визита, Черненко стало хуже, из-за болезни легких развилась гипоксия, то есть стойкое кислородное голодание мозга. Чазов позвонил Горбачеву и предупредил, что Черненко скоро умрет.

Утром десятого – пришла супруга Черненко, Анна Дмитриевна. Легостаев описывает это так

Лицо и руки мужа были опутаны многочисленными проводами и трубками, они проникали в ноздри, краешки рта, ушные раковины. Пульсировали экраны мониторов. В волнении она приблизилась к нему, спросила: «Костя, что с тобой? Тебе совсем плохо? Совсем тяжело?». Из путаницы проводов и трубок он с трудом выдохнул: «Да». Она сказала: «Ты борись. Ты сопротивляйся». Задыхаясь и клокоча грудью, он снова отозвался: «Да». Подошли врачи и попросили ее уйти, потому что начинается консилиум…

Потом события разнятся у разных очевидцев. Кто-то говорит, что Анна Дмитревна уехала и приехала через пару часов по вызову (это была вторая половина дня), кто-то – что она находилась рядом с палатой все это время. Время смерти разнится – от часа дня до 19–20, как в официальных документах.

Меж тем эти несколько часов играют огромную роль. Чазов и не отрицал, что созванивался с Горбачевым. Если он несколько часов скрывал факт смерти Черненко от всех кроме Горбачева – значит, он давал ему фору, чтобы сколотить команду и договориться о поддержке…

А я, вернувшись в Кремль, в очередной раз подсел на измену.

Куда я, б… лезу?! Куда?

Зачем мне все это? Проще уйти… сказаться больным. Потом дождаться, пока все вальнется, уйти туда… или просто уйти туда. Я же помню все графики – Доу-Джонс, НАСДАК. С этими знаниями я за двадцать лет стану долларовым миллиардером.

И что дальше? Я что не помню, как я попал сюда? Перед войной, которую спровоцировали политики – равны будут все. Можно сколько угодно скупать землю в Новой Зеландии – хрен ты туда успеешь добраться. А если и успеешь – ядерная зима не пощадит никого. В ядерной войне не только не будет победителей. Отсидеться тоже не удастся. Ты или среди тех, кто с ней борется, или ты один из тех, кто в ней будет виновен. Третьего не дано.

И да, а как же Чернобыль? Пусть взрывается?

А как же Спитак?

Да, но какой народ. Какой тут народ!

Ну и какой? Ли Куан Ю достался народ еще хуже. Но он не струсил, не сдрейфил, руки не опустил. Взялся и сделал. А что я – тем более что про него то я знаю, что он делал и как. И могу даже съездить и посмотреть.

Да… чтобы побороть коррупцию, начни с того что посади троих своих друзей. Они будут знать, за что – и ты будешь знать, за что.

Золотые слова…

Ли Куан Ю (не рано ли я лавры на себя примеряю?) оставил великий урок: модернизация обществ восточного типа, не гражданских обществ – успешно проходит только авторитарным путем. Капитализм в экономике – и авторитаризм в политике. Ли Куан Ю никого не расстреливал – но его правилом были драконовские наказания за любую мелочь. Бросил окурок – двести долларов. Надел местную вышиванку не в праздник – три года. Национализм Ли Куан Ю давил жестоко – он европеизировал страну как и Ататюрк, но в отличие от Ататюрка он жестоко подавлял любые проявления национализма. И даже внешне безобидному фольклору места не было – или мы делаем дело или пляшем.

Тут такие правила ввести – все взвоют. К разгильдяйству привыкли.

И все-таки – не рано ли?

Если не я за себя, то кто за меня? А если я только за себя, то кто я? И если не сейчас, то когда?

Это Гилель, мудрец и толкователь Торы. Израиль – еще одна страна, которая сделала себя сама. Еще одна жестокая пощечина всем профессиональным плакальщикам и всепропальщикам. У нас были войны и потому мы у разбитого корыта?

А у них не было войн?

С…а.

Главное доказать самому себе…

Нет, не так. Самому себе я все доказал в той жизни. Эту – можно дожить и для людей. Как получится

Как надо.

Как должно прожить!

Но все же с…а стремно.

Звонок – это правда – раздался чуть ранее одиннадцати. Звонил Чазов, он сообщил, что Константин Устинович Черненко только что скончался.

Что сделал я? Я попросил не сообщать о смерти до того, как будет подготовлено обращение Центрального комитета (конечно, конечно, Михаил Сергеевич… как все тут рады услужить, пока ты в силе) а сам тут же пошел к Лигачеву. Который за счет организованности и работоспособности – весил намного больше, чем его должность – фактически он был на уровне члена Политбюро, не меньше. Тем более на нем были уже не только кадры – он во многом организовывал повседневную работу аппарата, по американской терминологии – старший операционный директор

Лигачев все понял с первых слов – и между нами повис вопрос

Кто?

И первым молчание нарушил Лигачев

– Ну вот что, Михаил Сергеевич – сказал он – партия без руководства оставаться не может… думаю, надо тебе идти.

Я покачал головой

– С такой нагрузкой я не справлюсь

– Справишься – требовательно смотрел Лигачев – а если не ты, то кто? Кто, Михаил Сергеевич? Щербицкий, который спит и видит? Или кто-то из нацменов? Хватит уже этого, партию должен возглавлять русский человек! И это не только мое мнение, это мнение большинства секретарей ЦК.

Так вот оно что!

А потом – думали-гадали, как так – Горбачев. А так. Из предыдущих генсеков – точно русским был только Ленин. Хрущев – он вообще непонятно кто был, по крови вроде русский, но вся жизнь его была связана с Украиной, он там секретарствовал, там же и воевал, там людей набирал. Брежнев – он в анкете писал – украинец. А где секретарствовал? Украина, Молдавия, Казахстан. Черненко – сибирский украинец из переселенцев.

Проблема была не столько в том, кто по национальности генсек, сколько в том, откуда он набирал команду. Команду они все набирали оттуда, где работали раньше – и это всегда была не Россия. Россию обходили постоянно – а ведь там было под восемьдесят первых секретарей, и многие – крутые мужики, обтесавшиеся на работе, чувствующие в себе силу идти выше. А им не дают!

В этом смысле для многих Горбачев – единственный шанс. Из Ставрополя, своей команды нет – значит, шанс многие получат. Плюс – русский, никогда вне России не работал…

– Под огонь вы меня ставите – скорее для проформы сказал я

– Ничего – сказал Лигачев – партия поможет, мы поможем. Не всё сразу, должность понятно, тяжелая…

– Хорошо – сказал я – пишите решение.

Вот так вот.

– … И подумайте – продолжил я – о первоочередных назначениях. Мне разблюдовка полная нужна хотя бы на полгода. Как можно быстрее.

По пути в кабинет – я наткнулся на Громыко. Обменялись взглядами, он все понял без слов.

А дальше все пошло как то просто и по накатанной. Громыко сел на телефон, обзванивать товарищей. Щербицкий, который должен был быть еще после Брежнева – был в США и ему звонок задержали. Я пошел вниз – встречать. Советский союз – это страна символов, знаков и умолчаний. И когда люди подъезжали и видели – встречает Горбачев, сразу все понимали – все решено, все учтено и рыпаться не стоит.

Как только набрали кворум – собрались. Почтили Константина Устиновича минутой молчания, потом выступил Громыко – первым. Ни слова не говоря о мотивах, он коротко сказал, что предлагает избрать генеральным секретарем Горбачева Михаила Сергеевича.

Все понимали, что главный кандидат на должность сам Громыко. И если он отказывается и предлагает Горбачева – значит, так уже решено. В полном молчании проголосовали – было видно, что для некоторых это неожиданность. Ожидали еще одного "временного секретаря", а получилось вот как.

Обменялись взглядами с Громыко, я кивнул едва заметно – помню и благодарен, свой фунт мяса ты получишь. Теперь выступать мне.

– Товарищи…

…

– Благодарю вас… и в вашем лице всю партию, за оказанное доверие. Обещаю продолжить борьбу за наше общее дело…

Я сбился… а потом решил – скажу как есть.

– Не буду скрывать, товарищи – впереди очень много работы. Возможно больше, чем когда-либо…

– Что ты несешь?! Идиот!

– Помолчи!

– В стране… имеются нездоровые явления, пятилетки выполняются с большим трудом, а по некоторым показателям и вовсе не выполняются. Каждый из нас и я в том числе – виновен в этом. Нужно сделать очень многое для того, чтобы переломить ситуацию. Рассчитываю на помощь каждого из вас, кто сидит в этом зале.

Повисло тяжелое молчание. Несмотря на внешне полную безобидность – это выступление означало не меньше, чем в свое время выход на Красную площадь диссидентов. В этом зале возможно никогда не признавали, что в стране есть хоть какие-то проблемы. Можно было говорить об отдельных недостатках, но не о проблемах.

И тут – встал Громыко

– Товарищи – сказал он – то, что сказал Михаил Сергеевич, очень правильно. Нельзя закрывать глаза на тот факт, что программа партии, предполагавшая строительство коммунизма к восьмидесятому году не выполнена, искать оправданий этому – нельзя. Пора признаться самим себе, что мы до сих пор не можем догнать ведущие страны Запада по некоторым показателям, и в сельском хозяйстве и в промышленности. До сих пор не все трудящиеся обеспечены нормальным жильем, имеются очереди на жилье, на автомобили, на телевизоры. Предлагаю поддержать товарища Горбачева, его здоровую критику и самокритику, принципиальное отношение коммуниста к имеющимся недостаткам и, засучив рукава, взяться за работу…

Тяжелое молчание прервал Гришин

– Надо организовать комиссию по похоронам товарища Черненко, товарищи…

И все, думаю, поняли, что впереди – проблемы…

Из зала заседаний я снова прошел в кабинет Лигачева. Тут же появился и он сам…

Во времена оные – наверное, выпили бы коньяку, но тут с молчаливого согласия обоих – пили крепкий чай. Ни Лигачев, ни я – непьющие и это так и надо оставить.

– Зря сказал? – спросил я

Лигачев резко рубанул ладонью воздух

– Не зря!

…

– Михаил Сергеевич, мы с тобой оба – первые секретари. Я что – не понимаю, что ли? Я сам как приезжал сюда раньше – у меня порой в глазах темнело. У меня целая область, люди в бараках еще живут, дороги надо, вторую очередь ДСК – надо, больницу новую надо, и ты еще на театр изыщи, а то люди совсем озвереют. А тут бла-бла-бла. Бла-бла-бла. Обо всем о чем угодно – только не о деле. Деньги просишь – а попробуй, кому правду скажи, что у людей до сих пор туалет на дворе! Тут же и заклюют.

…

– Так что все ты правильно сказал. Молодец. И в обиду мы тебя не дадим, так и знай!

Вот так вот, оказывается. Сложно всё. Одна партия – а какие разные люди. Есть секретари на местах – трудяги при деле, у кого душа за дело, за людей болит, как они живут. А есть и другие… старые маразматики, есть просто проходимцы, есть словоблуды, есть откровенные воры. А есть уже и сепаратисты – предатели, которые нож за спиной держат…

И вот как – разделить?

– На Совмин пойдешь? – в лоб спросил я

Лигачев подумал, потом покачал головой

– Нет. Извини, Михаил Сергеевич, нет.

– Почему?

– Здесь не все сделано – это раз. Два – не потяну я.

– Это почему?

– Потому что Совмин – это не областью рулить. Там хитрости есть, которые мне не под силу. Был Косыгин, вот он понимал.

– Но его – нет. И кого теперь?

Лигачев помолчал

– Надо кого-то с сильным директорским опытом. Очень сильным.

– Найди.

Лигачев кивнул

– Хорошо. А чем Рыжков не годен?

Интересный кстати вопрос.

– Внутренне он слабоват – сказал я – не потянет

Лигачев подумал, кивнул

– Тут ты, наверное, прав. Рыжков все-же интеллигент слишком. Нужен такой, который кулаком по столу – и мать-перемать. По-хорошему с ними никак.

Ну, вот. Похоже, я и серого кардинала себе нашел. В будущем возможно и вице-президента.

Вернулся к себе в кабинет. Домой ехать нельзя, мало ли что. Пока на Пленуме не утвердят – из Кремля ни ногой!

Думаете, удалось покемарить? Как же…

– Ну ты дал! А я не верил, думал, врешь ты все. Молодец. Молодец!!!

– Чему радуешься Михаил Сергеевич. Должность расстрельная ошибешься – эти же тебя и схарчат, которые сейчас ладони отбивают.

– Ничего-ничего, справишься. То есть справимся. По одному на пенсию отправим, своих людей поставим.

– Предают только свои, Михаил Сергеевич. Ты вот лучше мне скажи – с Афганистаном что делать? Там каждый день кто-то гибнет.

– Это ты разберешься. У тебя же опыт есть, как я понял.

– Здорово съехал. По-комсомольски, прямо.

– Это ты на что намекаешь?

– Да ни на что. Знаешь такое выражение – многие знания умножают скорбь. Проблема в том, что ты не знаешь, чем закончились твои инициативы – и потому можешь экспериментировать. А я точно знаю – чем.

…

– Ладно, будем решать проблемы по мере поступления. Ты кого на Совмин предлагаешь?

– Как кого? Рыжкова.

– Почему?

– Он же тебе в верности поклялся. Директор крупного завода, поработал в ЦК…

– Ты что, не видишь, что он слабый.

– Не вижу. Что значит, слабый?

– Понимаешь, люди реагируют на сложности по-разному. Есть те, кто в ответ на сложности будет условно кулаки применять. Есть те, кто будет болтать, уговаривать. Есть и те, кто расплачется.

…

– Так вот, Рыжков – в нем нет внутренней силы, чтобы обстоятельства и людей под себя ломать. Не знаю, почему это другие не видят. Он не справится со сложностями. И решения – он принимать не умеет.

– Ну, Николай Иванович интеллигентный человек. Но зачем так очернять то.

– В том то и дело. Интеллигентный.

– А тебе кто нужен? Бандит какой-то?

– Александр Македонский проверял воинов так – взмахивал перед лицом мечом. Кто краснел – тех брал. Кто белел – тех нет. Белеют от страха, а краснеют от злости. Мне нужны люди со здоровой такой злостью. Спортивной может быть. Кто рвать будет.

…

– Такие есть в ЦК?

– Ну, это подумать надо. То как ты описал.

– Вот потому вы страну то и потеряли. Потому что рвать за нее никто не стал. А клялись революционными идеалами. Эх, вы. Революционеры…

Потом были похороны.

Описывать похороны всегда тяжело. Неприглядное это дело. Ну, подготовили место у Кремлевской стены, лафет (гонка на лафетах), написали некролог – ушел из жизни стойкий борец… я подписал, как и другие.

В этих мрачных приготовлениях, я вспомнил себя в прошлом. Удивительно, но я никогда не праздновал свой день рождения. А что праздновать то? То что ты еще на один год ближе к смерти?

Как говорила моя бабушка: жизнь пережить – не поле перейти.

Вычитывая казенные – с души воротит – фразы некролога, я задумался о том, почему в СССР так слаб пиар и коммуникации. Любой американец, любой кто побывал в Америке двадцать первого века, поварился в бизнесе, моментально поставит такой диагноз – слабые коммуникации на всех направлениях. Нет никакого пиара. Тут и слова то не знают такого, есть пропаганда… но и она откровенно слаба. Непонятно, к кому и с чем она обращается – затверженные фразы, которые никого не интересуют.

Почему нет нормальных воспоминаний людей, которые строили эту страну? Почему никого не интересует их труд? Магазины Америки завалены воспоминаниями крупных бизнесменов, управленцев, директоров фирм – их покупают, на них учатся, на них равняются. Почему ничего этого тут нет – ведь советским капитанам производства приходилось и приходится решать тяжелейшие задачи, по уровню менеджмента они ничуть не уступают американцам, а где-то и впереди. Но про это молчат – хотя именно их повседневный труд обращается во все, что находится вокруг нас.

Говорите, нескромно? Ну, хорошо, а где книги, где рабочие нормально, интересно рассказывают про свой труд. Нет и их!

Почему нет нормальных воспоминаний о ВОВ? И тех, кто сражался, и тех кто ковал победу в тылу, тяжелейшим трудом, в условиях эвакуации, без крыши над головой, порой – давал стране продукцию. Почему только после падения СССР начали как-то собирать и публиковать воспоминания ветеранов. Откуда вообще браться патриотизму?

А ведь ветеранов еще много. Они живы и наверняка многие готовы поделиться своими воспоминаниями с новым поколением.

Посмотреть бы, как еще живут те ветераны, в каких условиях…

Удивительно, но в стране, которая признана самой читающей в мире – по факту… нечего читать. Огромными тиражами выпускается классика (при этом не хватает!) – но вот про современность, про дела сегодняшнего и вчерашнего дня – молчание. По факту, про жизнь СССР нет ни нормальных художественных, ни документальных книг – а те что есть, в основном фальшивка, сразу видно.

Вообще, если так задуматься, существует какой-то исторический провал, литературный облом. В литературе прекрасно описан девятнадцатый век, на этом учатся дети. Но именно это обучение – закладывает в них подспудно представление о том, что реальность – это не СССР, это Россия, СССР это что-то временное, миф, фикция, о чем, и говорить не стоит. И рано или поздно…

Интересно, да…

Похороны государственного деятеля, калибра Черненко – это еще и повод приехать, выразить соболезнования, встретиться. Как только ТАСС сообщил о кончине выдающегося деятеля международного коммунистического движения – так в Москву со всех концов засобирались ходоки…

Их взял на себя Громыко, по молчаливому уговору я ему не мешал – это был еще и намек, что в новом раскладе, он займет более высокое положение. Прилетели Франсуа Миттеран, Джордж Бущ, Маргарет Тэтчер. Но один человек мне был нужен в первую очередь, чтобы поговорить с ним с глазу на глаз. С американцами я еще наговорюсь, но этот нужен.

Вон – стоит. Среднего роста, глаза – маслины, офицерские усики. Красив… похож на Дудаева. Это диктатор Пакистана, Мухаммед Зия уль-Хак.

Крови на нем много. Как тогда и было принято – на Ближнем Востоке во многих странах дивизии и армии возглавляли не свои, а пакистанские офицеры. Уль-Хак служил в Иордании. Вот он и бросил в семьдесят первом танковую дивизию на уничтожение лагерей палестинских беженцев. События эти – получили название "Черный сентябрь" и стали еще одной трагедией в длинной цепи трагедий и потрясений палестинского народа.

В семьдесят девятом он совершил государственный переворот и пришел к власти, приказав повесить законно избранного премьер-министра Бхутто.

А всего год назад – он приказал подавить восстание пуштунских племен Африки и Шинвари – выполняя его приказ, армия Пакистана сбросила на деревни пуштунов бомбы с нервно-паралитическим газом. Американцы все прекрасно знали и были не против – африди и шинвари грабили караваны моджахедов, требуя денег за проход. И еще он в настоящее время предпринимает усилия к созданию атомной бомбы и средств доставки, в том числе и таких которые могут угрожать к примеру Новосибирску. Или Алма-Ате…

Не кажется ли вам что это слишком? Мне вот кажется…

И потому я пошел к нему… уль-Хак, мучивший бокал понял это мгновенно, как то подобрался – военную косточку не скроешь. Поняв момент, ко мне пошел и Павел Палажченко, переводчик… рядом с уль-Хаком мы оказались одновременно…

– Павел Русланович – сказал я на английском – переводчик тут не нужен

Палажченко, который в детстве жил в Англии и английский у него был родной, он русский потом учил – с изумлением посмотрел на меня, но слово Генерального секретаря – закон, и он отошел. Но недалеко, чтобы быть под рукой

– Господин уль-Хак – сказал я, беря диктатора и убийцу за руку и увлекая в сторону окон, завешенных шторами с черным крепом – рад что вы нашли время и прибыли в СССР. Конечно, повод для визита не самый радостный

Пришел в себя и уль-Хак

– Позвольте – сказал он – пользуясь случаем, выразить сочувствие от всего пакистанского народа и от себя лично советскому народу. Аллаху ведомо все и жизненный путь каждого из нас рано или поздно закончится…

Помолчал бы про Аллаха, безбожник…

– Полагаю, господин уль-Хак, что вы выражаете нам сочувствие не только от палестинского, но и от афганского народа. По крайней мере, от той его части, которая в большом количестве скопилась в Пешаваре и его окрестностях.

Диктатор зло посмотрел на меня, понимая, куда выруливает разговор

– Вы прекрасно говорите по-английски – сказал он – а что касается тех, лишенных крова и ищущих спасения на нашей земле мусульман, я не уполномочен говорить от их имени.

– Полагаю, от их имени уполномочен говорить Бурхануддин Раббани – сказал я – кстати, вы знаете, что он вынужден был скрыться из Кабула после того, как правоверные узнали, что он совращал своих учеников, пришедших изучать Коран, и решили убить его. Вряд ли его можно назвать мусульманином, ведь его ждет огонь…

…

– Или это Гульбеддин Хекматиар, который вместе с вашей женой Шафики Зия и генералом Насраллой Бабаром расхищает гуманитарную помощь и продает ее на рынках. Можно ли его назвать мусульманином после такого гнусного поведения? Вряд ли он угоден Аллаху. А что если правоверные узнают, сколько на самом деле приходит гуманитарной помощи?

– Я не понимаю, чего вы от меня хотите – сказал уль-Хак

– Я хочу поделиться с вами жизненной мудростью – сказал я – одно из правил, обеспечивающих долгую и счастливую жизнь таково – живи так, чтобы у окружающих тебя людей не возникало желание тебя убить. Пакистан живет совсем не так. Индия желает вашего уничтожения. Афганистан имеет к вам территориальные претензии, ведь Зона племен – это территория, которая отдана вам в аренду на сто лет, и скоро срок истекает. Наконец мы ненавидим вас, потому что вы продались американцам, убили прогрессивного премьер-министра, который хотел быть другом Советского союза и сейчас с вашей помощью афганские негодяи и бандиты убивают советских солдат. Ваша роль во всем в этом не является тайной для Советского союза. Как и роль конгрессмена США Чарльза Вилсона, который с каждым годом выбивает все больше и больше финансирования для бандитов, закрывая глаза даже на то, что половина этих денег разворовывается пакистанскими генералами и разведчиками. И разумеется, вами лично. И я размышляю над тем, чтобы сбросить на Пешавар атомную бомбу, чтобы прекратить все это. Или помочь палестинцам, которые сейчас появились в Пешаваре – найти своего давнего врага и поквитаться с ним. Или помочь бойцам африди отомстить за гибель их женщин и детей, которых вы отравили химическим оружием.

Пока я произносил этот спич – уль-Хак серел. У него была кожа оливкового цвета, с въевшимся загаром – и он самым натуральным образом посерел от сказанного. Палажченко, чувствуя неладное сделал шаг вперед, но я жестом приказал ему держаться подальше

– Господин… мистер Горбачев… мы… наше правительство, наш народ… не держат зла к великому северному соседу. Мы с уважением относимся к Советскому союзу и никогда не хотели войны с вами.

– В таком случае, вспомните арабскую поговорку: если хочешь чтобы у тебя были друзья – будь другом. Вероятно, вы знаете арабский язык, по службе в Иордании. Это хорошо, потому что и я говорю по-арабски. Может, не так хорошо как вы – но тем не менее. Мы понимаем, что если вы откажете от дома американцам – вас убьют и поставят кого-то посговорчивее. В Пакистане хватает генералов, пусть они и проиграли все войны, которые вели. Выполнять указания американцев можно по-разному. Можно со старанием, а можно и иначе. Например, что вам мешает разворовывать не пятьдесят процентов помощи, а семьдесят или восемьдесят. Или сделать ставку не на отморозков, таких как Хекматияр или Юнус Халес а на более умеренные и готовые к переговорам группы. Или сказать генералу Бабару, чтобы он больше не передавал моджахедам разведданные, а ваши пилоты, чтобы не мешали нашим в воздухе. Тогда мы будем знать, что у нас в Исламабаде есть друг. И если скажем американцы, или палестинцы задумают расправиться с вами, и мы о том узнаем – мы вам сообщим… по неофициальным каналам. А если же вы не прислушаетесь ко мне… то пусть Аллах простит вам ваши прегрешения, и примет ваши ибадаты, и повысит вашу степень и введет вас в высшее общество… если конечно вы того заслужили.