Текст книги "Спасти СССР (СИ)"

Автор книги: Александр Афанасьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

Глава 15

Москва

11–12 марта 1985 года

Джордж Буш приехал в Москву официально для того чтобы отдать дань памяти умершему генеральному секретарю Черненко. Неофициально – для того чтобы попытаться разобраться, что произошло, почему генеральным секретарем стал не Громыко, как хотели в Вашингтоне, а Горбачев. И посмотреть на самого Горбачева, который неожиданно стал лидером сверхдержавы.

Понятно, что о визите Рейгана не могло быть и речи. И даже не столько потому что слишком много чести – сколько потому что Рейган чувствовал себя все хуже и хуже, президентская кампания[42]42
  Интересно, что в этой кампании впервые номинировался Джо Байден. Демократы в тот момент выставили Уолтера Мондейла, который с трудом победил даже в родном штате. Возможно, что более опасным соперником был бы как раз Джо Байден.


[Закрыть] обошлась ему слишком дорого, и полученное от убийцы в восемьдесят первом пулевое ранение сказывалось до сих пор – президент так до конца и не восстановился. Президент с трудом переносил перелеты, и все большее влияние в Белом доме приобретала Нэнси Рейган. По неофициальной договоренности – всю внешнюю политику по максимуму взял на себя вице-президент Буш[43]43
  Это правда. Рейган например, приехал в Боливию, а назвал боливийцев «граждане Бразилии». К концу второго срока он был почти неработоспособен.


[Закрыть].

Когда Борт номер один – огромный 707 в синей ливрее рулил по заснеженным дорожкам Шереметьево, Буш думал о том, как дать понять Горбачеву что он знает про его делишки. Ну не называть же его "Миша-конвертик"…

Миша-конвертик. Надо же…

Поскольку визит был спешный и неподготовленный, Буш прибыл с минимумом охраны и обслуживающего персонала. Приехал его встречать посол Артур Хартман. Бывший посол во Франции, он уже несколько лет работал в СССР. Набирая скорость, разбрызгивая лужи – Кадиллак посла помчался к выезду из аэропорта…

– Погодка тут… – сказал Бущ. Действительно, было не ниже минус десяти по Цельсию, возможно даже выше – но низкое, серое небо и смесь воды, песка и снега на дорогах внушали уныние.

– Просто ужасно – отозвался Хартман – самое мерзкое время года, это поздняя осень и ранняя весна. Ужасно.

– А зима?

– Зима не так плоха, по крайней мере, погода стабильная и можно что-то делать. Например, походить на лыжах или покататься на санях?

– Вы катались на санях?

– Да, было такое.

– А водка? – подмигнул вице-президент

– Да вы что – сказал посол – водки тут намного меньше, чем думают. При Юрии Андропове если тебя поймали пьяным на улице, можно было отправиться в тюрьму.

– Даже так…

– Русские действительно пьют немало, но всегда за закрытыми дверями. Культура общения за бокалом виски тут отсутствует. Кроме того, у них просто нет выбора. Водка или ничего. Мы, например, имеем возможность закупать грузинские вина – они отличные, но их мало.

– Тут всего мало.

– Коммунизм… – сказал посол – у вас есть время отдохнуть? Или сразу – с корабля на бал?

Буш посмотрел на часы

– Заедем в посольство, я переоденусь. Времени мало…

– Хорошо.

– Как так получилось, что лидером стал Горбачев?

Хартман пожал плечами

– На этот вопрос ответа нет ни у кого, все произошло слишком быстро. Это серьезное нарушение традиций.

– Его кто-то знает?

– Почти никто. Но может это и к лучшему. Люди Брежнева дискредитированы. Над ними все смеются.

– Чем же?

– Лизоблюдство, постоянные награждения, презентации книжек, которые не они написали. Люди это все видят. Горбачев, по крайней мере, не успел засветиться среди этих стариков.

В посольстве – Буш быстро переоделся в традиционный черный костюм для похорон. Выходя к машине, обратил внимание на пустующее здание из красного кирпича

– Так и не используете? – спросил он сопровождавшего

– Нет, сэр. Там везде подслушивающие устройства, даже в кирпичах. Там что-то вроде склада, но так это все просто стоит…

После похорон – традиционно давался поминальный ужин, для всех присутствующих гостей, устраивали его в Кремле, но от имени МИД. На ужин давали какие-то традиционные для таких случаев блюда, сытные и тяжелые, потом было еще что-то вроде фуршета на ногах, чтобы можно было переговорить, обменяться соболезнованиями, помянуть. У всех русских и некоторых гостей на рукаве были черные, траурные повязки.

Буш практически ничего не ел, на фуршете взял бокал красного, поминального вина – ему нужно было увидеть Горбачева. Он увидел его – Горбачев на мероприятии присутствовал. И то что Буш увидел – ему сильно не понравилось.

Если вам нужны профессиональные стрелки – вряд ли вы найдете лучше место чтобы с ними познакомиться, чем штат Техас. Оружие в этом штате для многих было так же привычно, как карандаш. Сам Буш не был стрелком – но видал таких с самого детства, как и всякий техасец знал историю штата и хотел походить на своих кумиров детства. Потому Буш, агент ЦРУ, конгрессмен и вице-президент – мог отличить просто человека от человека, знающего что почем. И он с удивлением заметил в своем советском визави привычки, которые его насторожили. Причем дважды.

Первый раз – когда садились за стол, Буш заметил что Горбачев инстинктивно, быстро – глянул назад. Привычка летчиков-истребителей, карманников и профессиональных стрелков – всегда оглядываться назад, знать, что у тебя за спиной. Откуда она могла появиться у советского партийца? Он ведь не участник войны – слишком молод.

Он бы мог счесть это за случайность, если бы не второй инцидент, случившийся почти сразу же. Как только они встали из-за стола и перешли в соседнюю залу, Буш заметил, что Горбачев, когда говорит с собеседником – инстинктивно встает так, чтобы за его спиной была стена, вынуждая собеседника поворачиваться к нему. А это откуда?

Ведь насколько он понял собранное ЦРУ досье – Горбачев не служил в армии, потому что в СССР была отсрочка или освобождение для студентов.

Он решил не подходить в этот раз. Нельзя играть вслепую, надо все выяснить. Последствия могут быть очень и очень невеселыми – на кону интересы двух сверхдержав.

Зато подошли к нему. Железная леди, миссис Тэтчер. В Вашингтоне ее хорошо знали – она была ближе к американскому президенту, чем любой другой британский премьер со времен Черчилля. И даже события на Фолклендах – дружбе не помешали.

– Надо поговорить – процедила она – после всего этого борделя…

Буш заметил, что она подходила к Горбачеву и отошла быстро и явно в недобрых чувствах. Он специально пропустил ее вперед – и теперь убедился, что был прав. Не надо торопиться на рыбалке…

Взаимоотношения Великобритании и США были больше чем просто союзничеством. Эти две страны были связаны множеством связей. Начать стоит может быть с того, что еще в начале века для многих британских аристократов едва ли не единственной надеждой поправить дела был брак ребенка с богатым наследником или наследницей с той стороны океана. У двух стран была фактически общая система образования, причем это не ограничивалось посылкой американских недорослей учиться в Англию. Между британским и американским преподавательским составом существовали тесные, многосотлетние связи, неофициальные группы для согласования интересов, взаимные стажировки и совместные работы. Что интересно, в американской традиции партия, проигравшая выборы, до следующих отправляет своих политиков в основном на преподавательскую работу – там же эти политики присматриваются к студентам и вербуют самых достойных из них в политику[44]44
  Что интересно, такая система отличается от всего что есть, например, на постсоветском пространстве. У нас проигравшие политики остаются в политике, пытаются избраться депутатами и ведут партизанскую или открытую войну против победившей стороны по принципу «чем хуже, тем лучше». То есть, кто бы ни пришел к власти – все остальные будут мешать ему или им проводить в жизнь свою программу в расчете на то, что тот провалится и избиратели откажут ему в доверии. Несложно догадаться, что при такой системе вообще мало что можно сделать. Примером такой вот демократии является Украина и первые десять лет постсоветской России – и там и там реформы были сорваны, а страны превращены в руины. В США эта система сломалась после избрания Трампа, когда проигравшие демократы повели против него войну.
  В принципе, здесь находится и ответ на вопрос, почему на постсоветском пространстве так силен авторитаризм – а попробуйте чего-то добиться при такой демократии.


[Закрыть]. Поэтому британский профессорско-преподавательский состав имел прямой доступ к американским политикам – и следовательно к американской политике.

В восьмидесятом – при сходных обстоятельствах возглавили свои страны Маргарет Тэтчер и Рональд Рейган. Оба они пришли можно сказать на руины. В США – это были все еще последствия Вьетнама, разгром ЦРУ, катастрофическое падение режима Пехлеви в Иране, история с американскими заложниками в Тегеране и провалом попытки их освобождения, падение Никарагуа, инфляция под 20 % годовых. В Великобритании – это было время профсоюзов, забастовок, шахтерского движения, самой острой фазы конфликта в Северной Ирландии, высоких цен на всё. Оба они – президент и премьер – решали одинаковые задачи. Но лидером все же была Маргарет Тэтчер. Согласовывая действия в Белом доме – она никогда не давала понять Рейгану, что умнее его и лучше знает что делать – но всегда манипулировала им. Из кризиса – США и Великобритания стали выходить синхронно, их внешняя политика по отношению к СССР так же ничем не отличалась – но это была лишь надводная часть айсберга.

Подводная часть была куда более интересной. Придя к власти, Маргарет Тэтчер начала дерегуляцию Сити – финансового сектора – и снижение налогов. Одновременно с этим – начали поступать деньги от скважин Северного моря, сильно улучшился платежный баланс и появился интернет, намного упростивший трансграничные банковские операции. Инвесторы из США кинулись скупать Британию, но почти сразу схема стала куда более интересной. В США со времен Великой депрессии действовали ограничения на спекулятивную деятельность, в частности закон Гласса-Стигала, запрещающий одновременно занимать классическим банкингом (выдавать кредиты) и инвестиционным (играть на бирже). Интернет и дерегулирование в Лондоне сделали возможными обход этой схемы – американские инвесторы выводили деньги в Лондон и инвестировали оттуда, но подчиняясь британскому, а не американскому законодательству. Все это привело к тому, что Клинтон отменил закон Гласса-Стигала как не имеющий смысла – но британцы ответили еще большей либерализацией банковского и инвестиционного сектора.

Так, шаг за шагом – и пришли к кризису 2008 года, потрясшему основы западного финансового мира и последствия которого давали о себе знать и десять лет спустя…

Буш и Тэтчер встретились в британском посольстве, окна которого выходили на Кремль, находившийся совсем рядом, на другом берегу реки. Никакого протокола не велось, оба политика должны были в течение ближайших нескольких часов покинуть страну…

Маргарет Тэтчер с бокалом любимого виски стояла на балконе второго этажа и смотрела на светящийся в темноте Кремль. За спиной – с едва слышным шелестом колыхался британский Юнион Джек, горели окна посольства – зная что тут премьер, большинство сотрудников было на своих местах. В сыром, морозном воздухе – пробили куранты…

– Маргарет… – Буш вышел на балкон, одетый в теплую форменную куртку ВВС США – как тебе вид…

– Мне это не нравится – зло сказала Тэтчер

– Что он тебе сказал?

– Ничего хорошего – отрезала Маргарет – но дело не в этом. Мы виделись всего несколько месяцев назад. И я его не узнала…

– Власть меняет людей. Часто не в лучшую сторону.

– Нет-нет. Здесь что-то не то.

Тэтчер была бойцом, политическим бойцом и бойцом по жизни. И для нее было важно, является ли человек напротив нее таким же бойцом. Среди мужчин такие попадались редко. Особенно среди британских аристократов – она вынуждена была взять в кабинет некоторых из них, того же сэра Дугласа Херда. Но она была невысокого мнения о них. Если бы кабинет набирала она, без обязательств перед партией – она бы взяла только выходцев из низов, которые прогрызали путь наверх зубами и ради власти готовы были на все – предать, растоптать, убить. Горбачева она просекла с самого начала – типичный лейборист, который умеет красиво обещать рабочим и за счет этого выезжать. Таких полно, и именно они довели Великобританию до такого состояния, обещая и распределяя, вместо того чтобы работать. Профсоюзы привыкли доить и шантажировать бизнес, а шахтеры – государство. Но тут она увидела перед собой совсем другого человека, пусть и похожего внешне.

Бойца.

– Может, это двойник?

Буш засмеялся

– Перестань, Маргарет это уже слишком. Чтобы подготовить двойника нужно несколько месяцев как минимум. А Горбачев год назад был всего лишь одним из Политбюро.

– Тут что-то не так.

– Что планируешь делать?

– Ты заметил, как он говорил с уль-Хаком. Тот чуть не упал.

– Понятно о чем.

– Нет, не понятно. Уль-Хак военный, он не робкого десятка. Генерал или даже фельдмаршал, не помню. Чем его можно было так напугать?

– Я попробую выяснить через посольство.

– Хорошо. Надо попробовать его на зуб. Интересно такой ли он, каким хочет выглядеть.

Буш благоразумно промолчал. Совсем недавно было планирование по Афганистану – проблема доставки грузов. Часть грузов расхищалась пакистанскими военными, еще часть – агрессивными племенными милициями (караваны были в опасности по обе стороны границы) – а на той стороне границы свирепствовал спецназ. Возникла идея управляемой парашютной доставки – сбрасывать грузы с самолетов С-130 при прикрытии их американскими и пакистанскими F16. Один из аналитиков Совета национальной безопасности спросил – а что если русские собьют наши самолеты и начнут Третью мировую войну? Ответа не нашлось и обсуждение тем самым сошло на нет.

– Это будет твоя попытка, Маргарет.

Тэтчер презрительно посмотрела на долговязого техасца

– Разумеется. Но только до того момента, пока вечеринка не станет по-настоящему крутой…

А я, после поминок, в двенадцатом часу ночи приехал домой…

Там никто не спал. Ирина… с мужем. Раиса. Я в очередной раз понял, что подставляю их и ставлю на кон не только свою судьбу, но и их.

Они все были в большой комнате… там люстра была. Большая, с абажуром. Я пошел на свет из комнаты… и так и остановился на пороге. Я смотрел на них, а они – на меня.

Молчание прервала Раиса Максимовна.

– Миша, ты… ужинать будешь?

– На поминках… поел – сказал я

Раиса Максимовна не выдержала – бросилась ко мне, расплакалась. Нам с большим трудом удалось усадить ее за стол.

– Все нормально… ну что ты… так. Работа есть работа. Мы в Москву, когда переезжали, обо всем говорили, так?

– Миша, ты поешь – каким-то странным голосом сказала Раиса – с поминок… так нельзя. Ты поешь… обязательно поешь. Мы приготовили…

Когда часы давно пробили полночь и Раису Максимовну удалось в комнату увести – подошла Ирина. У них уже в семье пополнение было, внучка родилась. Настоящий Горбачев мне все это подсказал – спасибо ему.

– Папа… как же… мне с работы увольняться?

– Зачем?

– Но как же…

– Работай, как все работают. Ты многого добьешься.

– Дочь генерального секретаря…

Теперь расплакалась и она

– Пап, зачем…

– Сам не знаю – просто сказал я

– А отказаться было нельзя?

– Нет – вот это я сказал твердо – нельзя…

Надо ложиться, но сна ни в одном глазу. Не знаю, как завтра работать буду. Как то придется.

Открыл альбом, смотрю старые фотографии. Вот… я, дед, бабка. Дед – председатель колхоза. В тридцать седьмом арестовали за троцкизм. Не расстреляли – вернулся, снова стал председателем.

Какую страну они строили?

Понятно, что не ту которую построить получилось. Никто и никогда не узнает, какой была бы советская страна без войны. Те, кто погиб… это не просто цифры потерь. Погибли те, кто верил. По-настоящему верил. Те кто готов был отдать все что у него было – жизнь в том числе – за будущее счастье, причем не просто счастье – а счастье в равенстве.

Комунна Макаренко – это ведь не сыграешь.

А еще эти люди верили в братство труда, в то что народы больше не должны воевать, тем более так страшно, как в Великую войну. Они и в самом деле верили, что народы за границей, трудящиеся – ждут что их придут и освободят.

Дорого обошлась эта наивность.

Разбитого не склеить. Той страны не вернуть. Вероятно, коммунизм как они мечтали – уже не построить.

Но есть страна. Неплохая страна. С поголовно грамотным и хорошо образованным населением. С мощной промышленностью и каким-то, но сельским хозяйством (земли, по крайней мере, вдоволь). С армией, которая проиграла только одну войну – Польше.

Это ведь дорогого стоит. И позволить этому всему развалиться…

Дед, не мой дед – сурово, как и все люди того времени – смотрел на меня с фотокарточки. И я даже не мог сказать ему "прости" за то, что предаю то, ради чего он клал свою жизнь. Это ведь был не мой дед, верно?

Глава 16

Москва

14 марта 1985 года

На работу я приехал уставшим как собака (нормально поспать так и не удалось), в расстроенных чувствах и еле живой. При том, что и пил то вчера крайне умеренно.

Надо было выбирать кабинет – но на это не было, ни сил, ни желания. Генсек по традиции каждый раз выбирает себе кабинет, я бы – будь моя воля – не только бы не выбирал кабинет, но и выехал бы из Кремля. Пока обосновался бы на площади Ногина, потом построили бы специальный город по типу Вашингтона, удобный для работы и современный – а в Кремле создали бы музейно-туристический комплекс. Но – так нельзя.

Потом пришли Громыко и Пономарев. Западные гости разъезжались, а вот лидеры стран Восточного блока, СЭВ – оставались. По традиции им надо было встретиться с новым Генеральным секретарем.

А мне надо было решать, что делать.

Ярузельский. Самый проблемный из всех. Во-первых – Польша капитально влезла в долги, живет не по средствам даже сейчас. Долги в основном номинированы в долларах. Никакого заговора тут нет и в помине – просто польский гонор никуда не делся и не денется, наверное. Польские власти, понимая негативное к ним отношение – пытались задабривать население социальными взятками. Население продолжало бунтовать – на каждой забастовке терялись деньги. Потом пришли кредиторы и потребовали деньги назад. Кстати, в этом тоже не было заговора – в США разбушевалась инфляция, долги были в долларах, получить их надо было как можно скорее.

Потом, когда стало понятно, что партия не справляется – Ярузельский устроил государственный переворот, ввел чрезвычайное положение. Сейчас ситуация в своеобразном клинче – активисты кто уехал, кто сидит, расстреливать никого не стали. Самый популярный политический деятель в стране – Иоанн Павел II. За ним – рабочий Лех Валенса. Народ требует построить католический храм в образцовом городе Гута Сталове, где храма изначально не проектировалось (это был город, построенный с нуля рядом с огромным металлургическим комбинатом). В страну поступает копировально-множительная техника по линии церкви, печатаются листовки, пропаганда, воззвания. В общем ситуация на грани потери контроля и страна по-прежнему не сводит концы с концами.

Хонеккер. Второй по проблемности. ГДР так же в долгах как в шелках, разница в том что основной кредитор ФРГ, а денег они пока не потребовали. Но если потребуют – будет дефолт. Есть и плюсы – вторая экономика СЭВ. У них производится полно потребительских товаров, которые имели бы большой спрос в СССР. Если с кем и обсуждать реформы СЭВ по модели ЕС, то это с Хонеккером.

Густав Гусак. Третья экономика СЭВ, с ними тоже можно наладить адекватный обмен. Проблем у них меньше чем в ПНР, а долгов меньше чем у ГДР. Но вопрос 1968 года никуда не делся – это все висит между нашими народами как темная туча. Интересна его "политика нормализации" – отказ от политики в обмен на сносное материальное существование. Гусак кстати интересен многим – в тридцать третьем он, еще двадцатилетним опубликовал хамский фельетон на Сталина, после войны сел в тюрьму как поддерживавший словацкий фашизм, в шестидесятом вышел из тюрьмы, а уже в шестьдесят девятом стал главой государства. Но мне более интересен его премьер – Любомир Штругал, который сумел перезапустить экономику в условиях социалистических ограничений и обеспечить приличный экономический рост, который в общем то и стал тем бархатом, который обеспечил исключительно мирный характер событий 1989 года. Ни Гусака ни Штругала ни кого либо еще даже не судили, а реабилитированный Александр Дубчек был реальным конкурентом Вацлава Гавела на высший государственный пост в стране.

Янош Кадар. Самый веселый бардак в социалистическом лагере, ВНР тоже с трудом сводит концы с концами – но именно венгерский опыт у всех на слуху наряду с югославским как направление реформ. Интересно узнать, чем же он так интересен.

Тодор Живков. С Болгарией проще всего, взять с нее особо нечего, разве только овощей и фруктов побольше и активизировать выездной туризм в Болгарию. Болгария интересна другим – именно там жил и работал Никола Гешев, основатель теории "гэбэшной демократии", который сказал – и через пятьдесят лет мои последователи будут править Болгарией. Суть его теории проста – к выборам можно допускать любого политика, у которого есть куратор, и который дал расписку о сотрудничестве. На территории бывшего СССР – история, в общем-то, опровергла Гешева – не счесть гэбэшных стукачей, которые возглавили народные фронты, которые надрывали глотки на митингах и потом становились отцами нации и голосами совести, мать их.

Ну и Николае Чаушеску. Диктатор Румынии, бывший карманник. Он не наш ни на грамм, ни на йоту. Но он играется в смертельные игры на Востоке и может быть неожиданным нашим союзником. В страну он впустил террористов с Ближнего Востока, на территории Румынии есть лагеря их подготовки, во главе этой системы стоит Андрута Чаушеску, брат президента. Сам Чаушеску относится к типу национал-коммунистов как Энвер Ходжа или Тито – то есть таких которые готовы на жесткий разрыв с Москвой. Сейчас в его стране зреет недовольство, которое может вылиться во что угодно – а армия играет в свою и очень опасную игру. По воспоминаниям участников событий 1989 года, армия поддержала восстание после того, как только что назначенному министром обороны генералу Виктору Стенкулеску позвонил директор ЦРУ. До этого Стенкулеску приказал открыть огонь по людям в Тимошоаре, а теперь он приказал армии вступить в бой с войсками госбезопасности и боевиками Андруты Чаушеску и сыграл ключевую роль в аресте, судилище и расстреле Николае Чаушеску и его жены. Как видите, румынский министр обороны готов воевать и со своим народом, но только пока ему не позвонит директор ЦРУ. Ну не мразь ли.

Решили так – распределяем между нами троими по два человека – а потом общая формальная конференция. Был риск, что тот, кто не попал ко мне, обидится – но товарищи Пономарев и Громыко сказали, что уладят этот вопрос, кроме того – будет и общая встреча, где будут участвовать все.

При распределении я взял себе Ярузельского и Густава Гусака. Почему не Хонеккера? Гусак не менее интересен в плане перспектив реформ, а если бы я встретился с Хонеккером – то все поняли бы, что есть большие страны – ПНР и ГДР – и есть все остальные и именно по этому критерию и распределяется "доступ к телу". А именно этого я и хотел избежать.

Ярузельский приехал первым. Перед ним я поговорил с Пономаревым, так как встреча должна готовиться. Пономарев дал Ярузельскому крайне отрицательную оценку – бонапартист, сталинист, отодвинул партию от управления государством, ситуацией не владеет. Как по мне, такая характеристика скорее негативно характеризовала самого Бориса Николаевича[45]45
  Пономарев был выдвинут на должность видимо Димитровым и Куусиненом. Он кстати был сильным специалистом, иначе, чем официальная точка зрения оценивал многие события на Востоке – Ирак, Иран, Афганистан. Но при этом он – и это признают многие после 1991 года – намного ранее 1985 года отошел от коммунистической идеологии и перешел на позиции скорее меньшевизма.


[Закрыть], воспитанника Отто Куусинена. Если оценивать Пономарева как менеджера, которому доверен участок работы – какой же он менеджер, если так отзывается о тех с кем контактирует по работе. Если Ярузельский его клиент – он должен горой за него!

Ладно, посмотрим…

Ярузельский приехал на площадь Ногина, в аппарат ЦК. Без охраны, традиционная военная шинель, глаза скрыты за стеклами очков – но это не американские Пилоты, похожи на какие-то лечебные, в роговой оправе. Может, глаза болят. По росту он немного выше меня…

Первых десяти минут мне хватило, чтобы понять, кто он. Умеренный националист, скрывающийся за военной формой, основная мотивация действий – чтобы хуже не было. Скорее всего, у себя пытается держать позицию центриста и арбитра, но получается плохо. Неглуп, интересуется искусством. Не сапог армейский.

Валенса кладет его на обе лопатки. Потому что у Валенсы другая мотивация – хотим как лучше. Сейчас общество взбудоражено и Валенса – его народный трибун. Поляки не знают и не хотят знать, что они теряют – да и что им терять, во что они страну превратили своими "страйками". Валенса не пройдет перевыборы – он проиграет перекрасившимся коммунистам, бывшим польским комсомольцам, оперативно ставшим социалистами. Страйковать – это одно, но даже довольно щадящая и проведенная при массированной американской и европейской помощи шоковая терапия за пять лет дискредитировала власть, которая до того взяла в парламенте девяносто девять мест из ста. Валенса не только ушел – он не смог вернуться ни в каком качестве, а его сторонники перегрызлись между собой. Польша – ее рывок к свободе закончился довольно странным кунштюком: безусловно, рыночная, открытая экономика при политике, полной ксенофобии, кликушества и агрессивного консерватизма.

Стоило ли ради такого придурка как Качиньский[46]46
  Качиньского придурком назвал сам Валенса.


[Закрыть]…

Но сейчас Ярузельскому надо перехватывать инициативу в противостоянии

– Генерал, а вы верующий человек? – спросил я

Ярузельский привстал, потом снова плюхнулся в кресло?

– Я?

…

– Я давно не был в костеле… не знаю. Наверное…

Но я видел, что он боится сказать.

– Пан генерал – сказал я – искусство политика не в том, чтобы ломать свой народ. И не стоит во всем повторять наш путь – в нем были и ошибки. Польский народ почитает Деву Марию? Ну что тут поделаешь. Откройте храмы, пустите в них людей. Придите в храм сами, если чувствуете потребность в этом.

– Но как же…

– У нас есть Патриарх – сказал я – с ним встречался товарищ Брежнев, и я собираюсь встретиться. Постепенно мы ослабим религиозные ограничения, и не будем вмешиваться в выбор людей, во что им верить. Следует опасаться не верующих, а тех, кто ни во что не верит. Вот это страшные люди, способные наделать бед.

…

– Сам Сталин молился в сорок первом, когда больше ничего не оставалось.

Ярузельский кивнул

– Хорошо. Но вообще-то остался вопрос об экономическом взаимодействии.

– Денег больше не будет – сказал я

– Мы и не просим, но…

– Предлагаю подумать над расширением товарообмена. Учредить польско-советский банк для кредитования

Ярузельский достал платок и вытер лоб

– Это интересное предложение, но…

– СССР больше не будет поддерживать союзников деньгами на межгосударственном уровне, это исключено. Мы можем прокредитовать какие-то поставки. Мы можем вложить деньги в совместные проекты строительства, в совместные предприятия. Но отныне ни о каком кредитовании не может идти речи. И те деньги, что Польша уже получила, вы должны понимать, что они возвратные…

Ярузельский вышел от меня с таким видом, как будто кто-то умер. И это я ему еще не сказал о том, что после назначения правительства я поставлю задачу постепенного пересмотра политики в области цен на сырье и топливо с постепенным подтягиванием их до мирового уровня. И не только на внешнем, но и на внутреннем рынке.

А иначе нельзя. Все эти плакаты – выключайте свет, когда уходите и все такое прочее – это бла-бла-бла. Советская экономика стоит на двух китах и оба порочные. Это дешевый труд и дешевое сырье. Чтобы экономили – и то и другое надо делать дорогим.

А следом у меня был Густав Гусак, некогда лучший друг Леонида Ильича. Сейчас он можно сказать, уже думает о вечности, но поговорить с ним было бы интересно…

Оказалось – ни черта не интересно. Не буду даже пересказывать.

Гусак – типичный социальный националист с примесью подлости. Он в 1968 году был рядом с Дубчеком, но как только пришли танки – он переметнулся на сторону сильного, и в благодарность за это – получил пост главы государства. На благодарности Брежнева он и выезжал – Брежнев умел быть благодарным. Точно так же он в свое время терся рядом со словацкими фашистами, а потом резко стал коммунистом.

Почему он держится? По факту есть две страны – Чехия и Словакия. Именно Гусак объявил Братиславу второй столицей, начал закачивать в сельскую, по сути, Словакию ресурсы, строить там промышленные предприятия. Словаки ему за это и благодарны. Типичная, подленькая игра на национализме. Словаки его поддержат, потому что свой, а чехи… хоть кто-то поддержит – и будет большинство.

Кстати, Чехословакия так и раскололась. В Братиславе, когда в Праге была бархатная революция – особых восторгов не было. А потом, пару лет спустя, чешские политики сами инициировали процесс разделения, потому что из Словакии пошел на Прагу одиозный бывший министр внутренних дел Владимир Мечьяр. И Вацлав Гавел и другие чешские политики прекрасно поняли к чему идет – в Словакии его поддержат все, потому что свой, а в Чехии хотя бы ностальгируюшее по сильной руке меньшинство – но хватит и этого. Потому то и решили – лучше ужасный конец, чем ужас без конца.

Единственно, чем удалось заинтересовать – это проектом трансграничной зоны на Карпатах. Зоны в которой можно развивать и туризм, и сельское хозяйство. И возможно, какую-то промышленность.

Под вечер появились Громыко и Пономарев. Хонеккер все-таки обиделся и собрался уезжать, пришлось дать обещание, что с новым Генеральным он увидится перед отлетом.

Я коротко изложил Громыко и Пономареву что собираюсь говорить на общем заседании. Удивились, особенно Пономарев. Громыко может, сдержался лучше, но…

– Это интересные идеи, Михаил Сергеевич – сказал он – но воплотить их будет очень нелегко…

– Мы не сможем придать экономике ускорение без действительно резких, радикальных мер. Все полумеры уже испробованы, результата они не дали. Борис Николаевич, что думаешь? Только честно?

Пономарев кивнул

– Интересно. Но будут саботировать.

– Почему?

– У всех своя гордость.

– Работать по собственным стандартам вместо общих это часть гордости?

Пономарев не ответил. Но я знаю, о чем он подумал – да, это часть гордости.

Послал же нам Господь союзничков. Все – свидомые, национально ущемленные, получившие относительно недавно независимость и с болезненным нарциссизмом оберегающие свои "манечки" от зловредного покушения на них со стороны империализма – любого империализма. В том числе советского. Кажется, потом термин придумают – нарциссизм малых различий. СССР они ненавидят не за что-то, а почему то – потому что большой и сильный, какими никогда не стать им самим. Потому да, они все инициативы по созданию единых пространств по типу ЕС – воспримут в штыки. Они и в ЕС то пошли потом, потому что хотели денег, а как только немного отъедятся – так такое полезет…

Ну что делать – легких путей мы не ищем…

Конференция должна была быть завтра. Поехал пока домой…

– Гусака ты зачем оскорбил? К чему такое чванство?

– Я его не оскорблял

– Ты с ним как со слугой разговаривал.

– Я с ним разговаривал вежливо – насколько это возможно. Не люблю попрошаек, но больше чем попрошаек – не люблю пустозвонов.

– Это Гусак то пустозвон?

– Он самый.

– Да… тяжело тебе придется. Может теперь поменяемся?

– И не мечтай

– Я у тебя совета буду спрашивать, клянусь.

– Не надо клясться. Проблема не в советчиках, их тут полно. Проблема в том, что некому эти советы в жизнь воплощать. Вот ты, например

– А что – я?

– Помнишь, межколхозные предприятия. Так ведь и не довели до ума…

– Так там… а откуда знаешь?

– Я тоже в твоей памяти покопался. Так вот, оправданий может быть множество. Но есть люди которые в лепешку – но сделают. А есть те у кого оправдания. Ты – из какой группы?