Текст книги "Саша, Володя, Борис... История убийства"

Автор книги: Алекс Гольдфарб

Соавторы: Марина Литвиненко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 34 страниц)

У Ельцина не поднялась рука подписать приговор “младореформаторам”. Так и не решив для себя, какая из воюющих сторон права по сути, он с тяжелым сердцем принял решение вмешаться и поддержать Чубайса: “Я настоял на том, что экономический блок правительства имеет в этом вопросе приоритет перед всеми остальными. «Связьинвест» остался у Потанина, – писал он в мемуарах. – Споры закончены, сказал я журналистам”.

Но скандал только усилился. Окончательные удары стороны нанесли друг другу в ноябре. Их схватка напоминала сбывшуюся концепцию холодной войны – взаимогарантированное уничтожение.

Воспользовавшись отсутствием находящегося в отпуске Черномырдина, Чубайс и Немцов 4 ноября прибыли на дачу к Ельцину с ультиматумом. Они потребовали голову Бориса, мотивируя это полным параличом в правительстве.

– Борис Николаевич, информационную войну надо кончать, – сказал Чубайс. – Если вы уберете Березовского из Совета безопасности, он моментально потеряет свой вес, его мнение никого не будет интересовать, и конфликт завершится.

Ельцин пишет, что ему не хотелось “терять” Бориса. Но окончательно его убедил аргумент Чубайса, заключавшийся в том, что Березовский создал себе репутацию «серого кардинала» Кремля, и публика верит, что он манипулирует президентом. Но ведь это же не так?

И Ельцин подписал указ об отставке Березовского.

Удар возмездия со стороны двух олигархов последовал в течение недели: СМИ Гусинского и Березовского сообщили, что некая подставная фирма, принадлежащая потанинскому “ОНЭКСИМбанку”, незадолго до аукциона по “Связьинвесту” заплатила Чубайсу и шести ведущим “младореформаторам” (исключая Немцова) по 90 тысяч долларов каждому, под видом “гонораров” за ненаписанную книгу, то есть астрономическую по тем временам сумму, если учесть, что заработок госчиновника составлял 500 долларов в месяц. Образ бескорыстных и неподкупных борцов с коррупцией рассыпался. У Ельцина не осталось иного выхода, кроме как убрать весь клан Чубайса из правительства. Он уволил ключевых “младореформаторов”, включая министра приватизации Коха, и понизил Чубайса, лишив его портфеля министра финансов, но оставив в вице-премьерах.

Самоуничтожение Давосского пакта создало в коридорах власти грандиозный “кадровый дефицит”. В “Президентском марафоне” Ельцин с горькой иронией вспоминает: “Один из моих помощников тогда сказал: «Не удивлюсь, если через год у нас во главе администрации будет какой-нибудь генерал, а правительство возглавит коммунист». Этот прогноз показался мне чересчур мрачным. Кто бы мог предположить, что через год во главе администрации действительно окажется генерал Николай Бордюжа, а премьер-министром будет явно тяготеющий к коммунистам Евгений Примаков!”

С ТЕХ ПОР ПРОШЛО более десяти лет, и можно только еще шире развести руками перед непостижимостью, как любил говорить Ельцин, “загогулин” российской политики. Знамя государственного капитализма, под которым в 1997 году младореформаторы вышли в последний бой против двух строптивых олигархов, подхватил Путин, слово в слово повторив претензии Чубайса к Березовскому и Гусинскому, и бюрократическая модель взяла в России верх.

Уже после смерти Саши Марина Литвиненко столкнулась на конференции в Лондоне с Борисом Немцовым, которого чекистская власть выбросила вместе с остальными либералами на свалку истории. К тому времени Путин уже вовсю использовал “Газпром” в качестве инструмента политики – от контроля за СМИ до давления на страны Восточной Европы. Разговор зашел о Березовском.

– Он ненавидит меня за то, что я тогда не позволил ему прибрать к рукам “Газпром”, – задумчиво сказал Немцов. – А ведь надо было отдать. Уж лучше бы достался Борису.

^{Слева направо: Ельцин, Рыбкин, Березовский, Удугов, Масхадов, Закаев. Москва, Кремль, 12 мая 1997 года. (Архив Бориса Березовского)}

^{“…подписание чеченского мира стало последним безусловным успехом Бориса”.}

^{Владимир Гусинский и Борис Березовский. (Александр Потапов, Коммерсант)}

^{“…эта малоприятная парочка с их телеканалами – единственные, кто в решающий момент в состоянии защитить демократию”.}

Глава 9. Отдел особых задач

В то время как в Кремле шли баталии вокруг “Связьинвеста”, а олигархи обличали друг друга с экранов телевизоров, в спецслужбах зрел другой заговор, который круто развернул судьбу Саши Литвиненко.

В конце августа 1997 года Сашу неожиданно перевели в некое суперсекретное подразделение под названием УРПО – Управление по разработке и пресечению деятельности преступных формирований. Здесь ему предстояло работать под руководством человека, который совсем недавно сам был объектом его разработки.

Все началось с конфликта с непосредственным начальником в антитеррористическом центре генералом Волохом. Саша только что вернулся с операции, как Волох вызвал его к себе.

– Мне докладывают, что твои люди стреляли в подозреваемого. Что у вас там произошло?

Саша объяснил, что они проводили задержание крупного бандита, за которым числилось несколько убийств. Он пытался скрыться. Один из Сашиных людей, как и положено, произвел предупреждающий выстрел в воздух, а затем прострелил ему ногу. Преступника задержали и доставили в больницу.

Волох бушевал. Он кричал, что ему не хватало только статей в газетах о том, как ФСБ устроила стрельбу в центре Москвы. Он приказал Саше отстранить от работы стрелявшего оперативника. Но Саша лишь огрызнулся в ответ, хлопнул дверью и отправился к директору ФСБ Николаю Ковалеву.

Ковалев знал Сашу много лет. У него была привычка напрямую общаться с рядовыми офицерами, минуя субординацию. В случае необходимости Саша без труда мог добиться приема.

Войдя в кабинет к Ковалеву, он с порога начал доказывать свою правоту: вот, у прокуратуры к нему претензий нет, а Волох начинает служебное расследование. Он не может допустить, чтобы его сотрудников несправедливо наказывали. В конце концов, он не держится за эту работу и готов подать в отставку.

Ковалев внимательно слушал. Он молча кивал головой, когда Саша расхваливал свою команду, “хороших, преданных ребят”, а затем вдруг сказал:

– Я перевожу тебя в УРПО. Будешь в подчинении у Гусака. Я уже говорил с ним, он согласен.

Полковник Александр Гусак был начальником Саши в АТЦ и перешел в УРПО еще год назад.

Саша был поражен: как же он будет там работать, если еще совсем недавно “разрабатывал” начальника УРПО генерала Хохолькова и писал на него рапорт Ковалеву?

В СЕНТЯБРЕ 1994 ГОДА, когда началась первая война в Чечне, полковник Хохольков, крупный мужчина с громадными ручищами, руководил одним из подразделений в оперативном управлении ATЦ, где служил и Саша. После войны его неожиданно повысили до генерала и назначили командовать только что созданным УРПО. Сашин начальник в АТЦ, генерал Волох, был этим очень недоволен. Он считал, что новое управление будет конкурировать с его собственным.

Незадолго до этого между Волохом и Хохольковым случился крупный скандал. По ФСБ тогда прошел слух, что свежеиспеченный генерал только что купил себе ресторан и дачу. Хохольков отказался объяснять Волоху происхождение денег и посоветовал не совать нос в чужие дела. В середине лета 1996 года Волох вызвал Сашу и приказал “нарыть материал на Хохолькова” – все, что он только сможет найти.

Саша начал “рыть” и в скором времени получил информацию о связях Хохолькова с криминальными элементами в Узбекистане, где до распада Советского Союза Хохольков служил в местном КГБ. Потом Сашин источник в МВД сообщил, что в московском УБОП (Управлении по борьбе с организованной преступностью) якобы уже два года лежит компромат на Хохолькова. Речь шла о некой видеопленке, зафиксировавшей Хохолькова в компании с криминальными авторитетами. Менты попридержали пленку в качестве гарантии, что УРПО не станет интересоваться темными делами УБОПа.

A уже в сентябре Саша случайно наткнулся на секретные документы генерала Лебедя, среди которых была справка ГРУ по Чечне, и в ней фигурировал Хохольков. Саша узнал, что незадолго до первой войны тот участвовал в секретной операции, которую лично контролировал бывший директор ФСБ Михаил Барсуков. Тогда Хохольков четыре месяца пробыл в Германии. Обычно операции за рубежом не входили в компетенцию ФСБ; за границей работали Служба внешней разведки СВР и военная разведка ГРУ. Но данная операция проводилась ФСБ, потому что касалась сугубо внутреннего дела – закупок оборудования и программного обеспечения для электронной системы безопасности в Кремле; заказчиком был начальник ФСО Коржаков. Операция в Германии состояла в том, чтобы с помощью подставных фирм обойти ограничения на экспорт в Россию американских военных технологий. Именно тогда Хохольков добыл еще и систему наведения ракеты воздух-земля на сигнал спутникового телефона, которую потом использовали для ликвидации чеченского президента Джохара Дудаева.

Сама по себе эта информация никак не компрометировала Хохолькова. Но в справке ГРУ утверждалось, что в процессе закупки куда-то пропали несколько миллионов долларов. Именно такая информация и была нужна Саше – “нарыть все что можно” на Хохолькова.

По указанию Волоха Саша описал свои “находки” в рапорте директору ФСБ. Ковалев тогда поблагодарил его и сказал, что займется этим сам. Однако через шесть месяцев ничего не произошло. Хохольков по-прежнему руководил УРПО, а Саша в который раз решил, что дело положили под сукно.

А теперь Ковалев приказывает ему идти под командование Хохолькова!

– По поводу Хохолькова не беспокойся, – сказал директор, которого явно забавлял Сашин недоуменный взгляд. – Мы проверили твою информацию и приняли ее к сведению. Мне нужен свой человек в этом отделе. Если заметишь что-нибудь подозрительное, докладывай лично мне. Это приказ.

– Есть, товарищ генерал-полковник! – только и мог сказать Саша.

УРПО, В КОТОРОМ работало около сорока оперов, пользовалось в структуре ФСБ беспрецедентной автономией. У него были собственные автопарк, технические службы, группа захвата и своя картотека агентов. Управление располагалось в отдельном здании без вывески, далеко от Лубянки. Оказавшись в УРПО, Саша достаточно быстро понял, что подразделение создано для внесудебных акций против лиц, подозреваемых в тяжких преступлениях.

В основе деятельности УРПО лежала та концепция, что в чрезвычайных обстоятельствах силовые структуры имеют право действовать вне рамок закона. Это была та же самая логика, за которую год назад поплатился генерал Лебедь, предлагавший дать право на внесудебные расправы своему “Российскому легиону”. И вот теперь подобная структура тайно возникла внутри ФСБ.

Впоследствии в своих статьях и выступлениях Саша развивал мысль, что УРПО возникло как логическое следствие чеченской войны. Война, говорил он, легитимизирует многие вещи, которые в мирной жизни абсолютно немыслимы, включая преднамеренное убийство (противника), произвольный арест (взятие в плен), ущерб для собственности и жизни мирных жителей, которые имели несчастье оказаться в зоне боевых действий. На войне нормальные законы не действуют – людей защищают Женевские конвенции. Однако война в Чечне так и не была объявлена, и то, что там происходило, считалось обеспечением правопорядка, то есть теоретически подчинялось законам мирного времени.

В этом смысле ликвидация Дудаева, к примеру, должна была квалифицироваться как внесудебная расправа, а вовсе не военная операция. А чеченец, захваченный с оружием в руках, должен был считаться взятым под стражу подозреваемым, но никак не военнопленным. Однако сотрудники ФСБ обращались с пленными по своему усмотрению, в условиях полного правового вакуума, в котором не работали ни конституционные гарантии, ни Женевские конвенции.

Привыкнув убивать, похищать и пытать чеченцев без оглядки на закон, в ФСБ быстро смекнули, что такие же приемы будут чрезвычайно эффективны и в мирной жизни для борьбы с организованной преступностью. Так возникло УРПО.

Саша рассказал, что в УРПО, как правило, брали оперов, за которыми “была кровь”. К примеру, один из офицеров “вернулся в строй”, отбыв срок за убийство подозреваемого в изнасиловании. Другая группа сотрудников “пустила в расход” четверых дагестанских бандитов, которые имели неосторожность вымогать деньги у владельца магазина, оказавшегося сыном одного из бывших руководителей КГБ.

С первого дня службы в УРПО Сашу насторожила царившая там неформальная, “полевая” оперативная практика – как на войне. Конечно, ему и раньше приходилось нарушать закон, но всегда по письменному приказу сверху, и кто-то из начальства за это отвечал. В УРПО же все было по-другому. Привыкший скрупулезно протоколировать свои действия в “оперативном деле”, он с удивлением обнаружил, что здесь приказы отдаются устно, письменных рапортов о выполнении не требуют, и операции зачастую вообще нигде не регистрируют, чтобы не оставалось следов.

Когда Саша рассказывал мне все это ночью по дороге в Стамбул, он, конечно, понимал, что его откровения бросают тень также и на него. Меня все время подмывало спросить: вот ты обличаешь Контору, а как насчет тебя самого? Но он ответил, не дожидаясь вопроса.

– Не скажу, что я святой, но на мне нет крови. Я ведь попал в УРПО только потому, что Ковалев определил меня туда. Хохольков никогда не взял бы меня сам. И еще: ведь когда меня посадили в Лефортово и стали шить дела одно за другим, перевернули всю мою деятельность с первого дня службы – и ничего серьезного не нашли, кроме трех смехотворных мелких эпизодов! Если бы на мне была кровь, это точно бы всплыло!

Тогда же он дал ответ и на второй занимавший меня деликатный вопрос. Оказалось, что изначально его конфликт с Конторой был никак не связан с политикой или желанием кого-то обличать. Политическая составляющая появилась гораздо позже. А то, что в конечном итоге все это вылилось в открытый бунт – да у него и в мыслях такого не было. В действительности то был всего лишь акт самосохранения. Он просто понял, что в УРПО ему рано или поздно придется “брать на себя кровь” и стал искать способ этого избежать; к конфронтации с системой его привела неумолимая логика последующих событий – “закон непредвиденных последствий”.

– К тому же я и поработать-то в УРПО толком не успел, – продолжал он. – Я пришел туда в сентябре 97-го; потребовалось два с лишним месяца, чтобы разобраться что к чему. А к Новому году я уже ломал голову над тем, как оттуда поскорее убраться.

Поначалу задания Саши касались того же типа “объектов”, с которыми он работал в АТЦ: банды, похитители, коррумпированные сотрудники милиции. “Первым звонком”, который его серьезно обеспокоил, стало “дело Трепашкина”. Как-то в октябре Гусак сказал: “Есть тут один парень, Михаил Трепашкин. Он – твой новый объект. Пойди ознакомься с делом”.

Саша изучил досье. Оказалось, что Трепашкин, как и он, подполковник, двенадцать лет прослужил в КГБ, разругался с начальством, был изгнан из органов, а теперь пытался отсудить у ФСБ компенсацию. Он опубликовал открытое письмо Ельцину, где утверждал, что спецслужбы погрязли в коррупции. Это была тема, близкая Саше. Теперь Трепашкин работал следователем в налоговой службе. Когда Гусак приказал с ним “разобраться”, Саша прикинулся дурачком:

– Что ты имеешь в виду – “разобраться”?

– Не понимаешь? Ты же знаешь, Трепашкин подал в суд, раздает интервью… Нужно его заткнуть. Это личная просьба директора.

– А как мы можем его “заткнуть”?

– Подбросить ему оружие.

– Не получится! Он же опер, сам знает все эти фокусы…

– Ну тогда просто дать по голове в подъезде, чтоб понял, что мы не шутим, – Гусак начал терять терпение. – В случае чего объяснишь, что пытался отобрать удостоверение ФСБ, которое он так и не сдал. Не прикидывайся идиотом, Саша. Ты что, не знаешь, что мы здесь делаем? Мы – отдел специальных задач. Мы нужны, чтобы решать проблемы, а не задавать вопросы.

– Хорошо. Но мне понадобится время, чтобы разработать объект и подумать, как к нему подступиться, – сказал Саша.

Он совсем не хотел всем этим заниматься и решил потянуть время в надежде, что о нем забудут через пару месяцев.

“ВТОРЫМ ЗВОНКОМ” ДЛЯ Саши стало дело Джабраилова. Где-то в октябре его пригласили на оперативное совещание, на котором обсуждался план похищения младшего брата известного чеченского предпринимателя Умара Джабраилова. Предполагалось получить за него выкуп и использовать деньги для освобождения захваченных в Чечне сотрудников ФСБ. Сашу привлекли к операции из-за его прежнего опыта в делах, связанных с похищениями.

– Я сидел, обсуждал с ними, как взять этого парня, основываясь на своем опыте по освобождению заложников, – вспоминал Саша. – Просто театр абсурда. Но они не видели в этом ничего странного. Ведь похищать чеченцев и требовать за них выкуп было на войне обычным делом.

К декабрю план операции был уже практически готов: опера следили за передвижениями “объекта”, записывали его телефонные разговоры, изучали привычки и проверяли контакты. Уже были определены день, время и место похищения: его собирались взять перед началом концерта Махмуда Эсамбаева, известного кавказского танцора.

Была даже разработана “деза” – дезинформация, которую предполагалось внедрить в СМИ. Умар Джабраилов был совладельцем гостиницы “Рэдиссон-Славянская” в Москве совместно с американцем Полом Тэйтумом, которого в ноябре 1996 года расстреляли неизвестные прямо перед гостиницей. Предполагалось, что “источник в ФСБ” выдаст прессе информацию, что похищение было частью криминальных разборок, связанных с убийством Тэйтума.

С каждым днем Саша все отчетливее ощущал, что загнан в мышеловку. Он знал, что если примет в этом участие, то будет навеки повязан с шайкой УРПО.

К счастью, в последний момент операция сорвалась. На заключительном оперативном совещании группа захвата, которая должна была похитить “объект”, потребовала предоплаты. Бойцы возмущались – с ними ведь так и не расплатились за предыдущую операцию, которая была заказом со стороны. Не станут они больше работать бесплатно. И хотят получить деньги вперед.

ТРЕТЬИМ И ПОСЛЕДНИМ “звонком” стало “дело Березовского”. 27 декабря 1997 года Сашину группу вызвали в кабинет к заместителю Хохолькова Александру Камышникову на доклад по делу, которое они разрабатывали: о коррупции в одном из райотделов милиции.

– Мы не должны заниматься такого рода вещами, – вдруг объявил Камышников. – Мы отдел особых задач. Вы это читали?

Он показал им книжку “Спецоперации. Лубянка и кремль”; это были мемуары Павла Судоплатова, руководителя отдела спецопераций в НКВД при Сталине, который в том числе организовывал убийство Троцкого.

– Вот с кого надо брать пример! – Камышников потряс книгой. – Приказываю всем прочитать! Перед нами стоят новые задачи. Появились преступники, которых нельзя взять обычными способами. Они невероятно богаты и всегда смогут откупиться от суда. Вы знаете, о ком я говорю. Это смертельная угроза для страны. Ты, Литвиненко, ведь знаком с Березовским, не так ли? Вот ты с ним и разберешься.

Саша ничего не ответил, но его мозг лихорадочно заработал. До недавнего времени Березовский был одним из руководителей Совбеза и по-прежнему являлся кремлевским советником. Даже простое упоминание о покушении на человека такого калибра – к примеру, поступи к ним подобная оперативная информация, должно рассматриваться как призыв к террору. А тут такие разговоры ведет его собственное начальство! Ни у кого в УРПО не было личных претензий к Борису. Значит, приказ поступил сверху или же вообще был заказом со стороны. Может, его начальники в сговоре с опальным Коржаковым, который ненавидит Бориса? А что если это провокация для проверки самого Саши?

Камышников снова спросил: “Ну как, Литвиненко, сможешь его убрать?”

Саша покрутил пальцем у виска и показал глазами на потолок, как бы говоря, что не настолько же он сумасшедший, чтобы говорить об этом вслух, вдруг все это записывается…

После совещания Сашина группа собралась у него в кабинете, чтобы еще раз обсудить ситуацию. Было решено посоветоваться с непосредственным начальником, Александром Гусаком, который в тот день находился дома, на больничном.

– А что вас так удивляет? – спросил Гусак. – Хохольков уже говорил мне, что нужно хлопнуть БАБа. Вот уж кого не жалко! Прикажут – сделаем.

И он подмигнул Саше.

ПРАЗДНОВАНИЕ НОВОГО 1998 года было для Саши не в радость. Он ничего не рассказывал Марине, но та чувствовала, что с ним творится что-то неладное. У него не было никакого желания ходить по гостям. Ей даже пришлось возвращать купленные на концерт билеты. Когда же она попыталась хоть как-то его расшевелить, он вздохнул: “Дорогая, если б ты только знала, насколько мне не до веселья”.

После праздников начальство не возобновляло разговоров о Березовском. Тем не менее он понимал, что рано или поздно его задействуют для выполнения “особых задач” политического характера. И уж точно используют для коммерческих заказов со стороны, от которых потом не отмоешься – в этом он не сомневался. Сашу мучили угрызения совести из-за того, что он потянул за собой в УРПО ребят – Понькина, Щеглова, Латышенка; он даже попросил генерала Волоха, своего бывшего начальника в АТЦ, взять их группу назад, но тот не захотел связываться с Хохольковым. Обратиться за помощью к своему наставнику, генералу Трофимову, Саша уже не мог – его отправили в отставку вместе с Коржаковым и Барсуковым.

Весь месяц команда жарко спорила, что же им делать: довериться судьбе и выполнять все, что будет приказано, или доложить о своих сомнениях директору ФСБ и просить перевода в другое управление. Но Сашин заместитель майор Андрей Понькин, крупный, улыбчивый парень, был против: Ковалев не настолько наивен, чтобы не знать, что творится в УРПО. Он поддержит Хохолькова, и их всех сотрут в порошок.

Именно Понькин первым предложил искать поддержки у Березовского. Разговоры о том, что пора “хлопнуть” олигарха, может, и не дотягивают до прямого приказа к действию, однако дают им возможность заполучить мощного союзника. Борис – человек всесильный, он свалил самого Коржакова, одолеет и Хохолькова. Если он согласится поддержать их команду, у них есть шанс. И Саша решил поговорить с Борисом.

ПОНАДОБИЛОСЬ ПОЧТИ ДВА месяца на то, чтобы добиться приема у Березовского. После смещения Коржакова их пути разошлись, и они почти два года не виделись. Саша позвонил в Клуб в середине февраля и выяснил, что Борис находится в клинике в Лозанне, где приходит в себя после травмы позвоночника, полученной при езде на снегомобиле. Пришлось ждать, пока он вернется. Они встретились в субботу, 21 марта 1998 года, на даче Бориса на Рублевке, когда тот только начинал ходить после месяца полной неподвижности в швейцарской клинике. Саша сразу начал с главного.

– Борис Абрамович, мое начальство собирается вас ликвидировать.

Поначалу Борис не поверил; он и раньше слышал подобные угрозы и не принимал их всерьез. Но когда Саша рассказал, откуда дует ветер, Борис задумался. Он слышал о Хохолькове, который считался одним из наиболее активных участников “Партии войны”. У этих людей, безусловно, был мотив убрать Березовского – главного миротворца. К тому же Хохольков принадлежал к клану Коржакова. Борис знал, что Ельцин давно искал повод устроить в ФСБ основательную чистку. То, что рассказал ему Саша, было одновременно предупреждением об опасности, и возможностью нанести сокрушительный удар по его врагам в спецслужбах.

Борис сказал, что хочет поговорить с другими сотрудниками отдела. Договорились, что Саша приведет их в Клуб в понедельник. Однако встречу пришлось отложить: в стране грянул очередной правительственный кризис.

ХОТЯ БОРИС БОЛЬШЕ не работал в Совбезе, он оставался советником Валентина Юмашева, руководителя кремлевской администрации, и был в курсе происходившего в Кремле. Однако отставка всего Кабинета министров, объявленная 23 марта 1998 года, была для него, как и для всех остальных, словно гром среди ясного неба.

Ельцин сообщил о своем внезапном решении Юмашеву в субботу – в тот самый день, когда Саша был у Бориса на даче. Еще два дня приближенные гадали, кто же будет новым премьером. Когда в понедельник выяснилось, что Черномырдина сменит мало кому известный тридцатипятилетний протеже Немцова Сергей Кириенко, ближний круг, а за ним и вся страна впали в растерянность. Зачем Ельцин это сделал? Кажется, не было никаких видимых причин устраивать политический кризис на пустом месте.

Журналисты и политологи выдвигали в те дни многочисленные предположения: от очередного заговора Березовского до желания Ельцина таким способом напомнить всем, кто в доме хозяин.

– Но те, кто так говорил, не имели ни малейшего понятия о том, как действует Ельцин и что им при этом движет, – объяснял мне потом Борис. – Хочешь верь, хочешь нет, но он действительно думал о судьбе страны и о том, на кого он через два года ее оставит. Он категорически не хотел, чтобы это был человек его поколения. Поскольку пост премьера – трамплин к президентству, он решил предоставить его кому-нибудь помоложе, нежели шестидесятилетний Черномырдин.

Страдавший от всевозможных болезней, немолодой уже Ельцин был одержим идеей “передать эстафету другому поколению”, как он отмечает в своих мемуарах всюду, где заходит речь о преемственности власти. В кандидатах в наследники он в первую очередь искал силу и напористость молодости; уйдя на покой, он хотел видеть в президентском кресле человека поколения своей дочери. Может быть потому, что у него не было сына, он переживал эмоциональный подъем всякий раз, когда на горизонте появлялся кто-то “сильный и молодой” – будь то Чубайс, Немцов, Юмашев, Кириенко или Путин.

В Черномырдине его устраивало все, и в первую очередь личная преданность и опыт царедворца. Но “Черномырдин не сможет удержать страну после моего ухода в 2000 году, – объяснял он свое решение отправить кабинет в отставку. – Нужен человек более сильный и молодой… другое поколение, другая косточка – менеджер, директор, молодой управляющий”.

Мартовский сюрприз Ельцина в целом не повлиял на политический вес Березовского. С уходом Черномырдина он лишился влиятельного союзника, но, одновременно избавился от двух главных соперников, вице-премьеров Чубайса и Куликова, тоже отправленных в отставку. Новый премьер Кириенко принадлежал к клану Чубайса, и это Бориса не радовало. Однако два самых близких Ельцину человека – Юмашев и дочь Татьяна считали Бориса своим политическим наставником. Самым главным его ресурсом по-прежнему оставалось ОРТ.

Внезапная смена кабинета повергла в панику чиновников всех уровней. Какой следующий фортель выкинет взбалмошный президент? Поэтому когда директору ФСБ Николаю Ковалеву доложили, что его хочет видеть Березовский, он насторожился. Но он никак не не ожидал услышать то, о чем заявил Борис, переступив порог его кабинета: “Группа офицеров УРПО утверждает, что генерал Хохольков планирует мое убийство”.

САША ПЛОХО РАЗБИРАЛСЯ в интригах сильных мира сего. Его первоначальное намерение состояло в том, чтобы с помощью Бориса избавиться от Хохолькова. Он и не помышлял рыть подкоп под директора ФСБ, которого искренне уважал и который, как он думал, хорошо к нему относился. Он надеялся, что Борис с Ковалевым найдут общий язык. Но все развивалось по “закону непредвиденных последствий”. Вместо того, чтобы навести порядок в УРПО, Ковалев встал на сторону Хохолькова.

– Литвиненко – кляузник, – сообщил Ковалев Борису. – У него производственный конфликт с начальством.

– Сказанное им подтвердили еще несколько офицеров, – отвечал Березовский. – Я настаиваю на расследовании.

К тому времени у него в сейфе лежала видеопленка разговора с Сашей и двумя его коллегами, записанная накануне в Клубе скрытой камерой. Сашины обвинения подтверждал Понькин и неожиданно присоединившийся к их группе Виктор Шебалин, полковник, служивший в УРПО помощником Гусака.

После встречи с Березовским Ковалев вызвал Сашу, Понькина и Шебалина к себе, пригласив на всякий случай и Гусака. Все трое подтвердили, что были у Березовского с рассказом о заявлениях Камышникова. Ковалев пытался обратить сказанное в шутку – мол, разговоры о ликвидации Березовского нельзя рассматривать как приказ. Но они продолжали настаивать на своем: в УРПО приказы именно так и отдаются – неофициально, да и вообще вся атмосфера там неформальная. Гусак молчал, он понимал, что со вступлением в игру Березовского директор не свободен в своих действиях, и еще не известно, чем все это дело закончится. Наконец Ковалев объявил, что вынужден провести внутреннее расследование, а пока приказал им помалкивать и отпустил троицу бунтовщиков. Гусака попросил задержаться.

Через пару часов Гусак прибежал к Саше:

– Я говорил с Хохольковым. Он предлагает мирно уладить вопрос с Березовским. Хочет сам с ним встретиться.

– А зачем ты вообще к нему пошел? – взорвался Саша. – Директор же приказал держать язык за зубами!

– Не будь идиотом! Директор сам ему обо всем рассказал. Видишь, что делает? Тебе говорит, что назначит расследование, а сам отправляет меня к Хохолькову. Они хотят из меня сделать крайнего! Ты знаешь, что мне Хохольков сказал? Ты, Гусак, должен взять все на себя, прикрыть нас с директором. Какого хрена ты пошел к Березовскому, не спросив меня? Теперь ступай к нему и скажи, что все было шуткой.

– Нет, теперь поздно, – подумал Саша. – Теперь они от нас не отвяжутся.

Он поехал домой и оттуда позвонил Борису.

– Борис Абрамович, они все заодно. Директор обо всем рассказал Хохолькову.

– Именно этого я и ожидал, – сказал Борис. – Завтра в десять утра у вас встреча в Кремле с Евгением Савостьяновым, заместителем Юмашева. Приходите все.

Был вечер 14 апреля 1998 года.

Наутро, выслушав Сашу и его друзей, Савостьянов сказал, что им придется дать официальные показания на своих командиров в Главной военной прокуратуре.

^{Генерал Евгений Хохольков}

^{“…нужно хлопнуть БАБа? Вот уж кого не жалко! Прикажут – сделаем.”}