Текст книги "Багровый молот"

Автор книги: Алекс Брандт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Что бы ни говорили про него, женоненавистником Фёрнер никогда не был. В каждой из них – будь то простая служанка на улице или же обвиняемая в тюремном подвале – он пытался разглядеть что-то светлое. Женщина – существо порочное, слабое, похотливое и неискреннее. Но при всем этом она – создание Божье. Божественный Свет теплится и в ее слабой душе.

Однажды ему пришлось допрашивать молодую девушку, которую обвиняли в том, что она вызывала бурю, подложив в деревенский колодец пучок сгнивших листьев шалфея. Когда ее раздели догола, обрили и подвесили, приготовив к порке кнутом, Фёрнер испытал сильнейшее искушение плоти. Полное, крепкое тело, фон Дорнхайму такая понравилась бы. Маленькие груди, льняные длинные волосы, широкие бедра. После часового допроса она не призналась, потеряла сознание. На следующий день он еще раз поговорил с ней. И приказал отпустить.

Дело было не в том, что она говорила. Все обвиняемые всегда говорят об одном и том же. Нужно научиться не обращать внимания на их пустые слова, а вместо этого видеть то, что скрывает их взгляд.

Взгляд той девушки был чистым и ясным. Ее душа была открыта, и он сумел прочесть в этом взгляде: невинна.

Итак – женщина. Вот ключ ко всему. И имя этой женщины – Катарина Хаан. Кто другой, если не супруга канцлера, стоит к нему ближе всех? Кто, как не она, имеет на него самое большое влияние? Поэтому необходимо узнать о ней все. Все о ее слабостях. Все о ее друзьях и знакомых. Изучить каждый ее шаг, знать каждое ее слово. И тогда, без сомнения, обнаружатся доказательства ее связи – а следовательно, и связи ее мужа – с темными силами. Кажется, госпожа Хаан дружна с Кристиной Морхаубт… Что ж, истину можно поискать на этой тропинке. Его новый помощник, выбравший себе столь странное имя, поможет ему.

Вчера Генрих Риттер приходил к нему снова.

– Я сожалею о неудаче, – сказал он, вставая на одно колено и приложив руку к груди. – Уверяю вас, ваше преосвященство, это не повторится.

– Ты обещал, что отдашь мне Хейера, – глядя мимо него, ответил викарий. – В результате я получил лишь холодный, немой труп. В Вюрцбургском университете я потратил немало времени на обучение логике. И сейчас логический ход рассуждений приводит меня к выводу, что ты сделал гораздо больше для канцлера, нежели для меня. Раз так – канцлер должен тебя вознаградить. Я расскажу ему о твоем недавнем визите и о той клятве, которую ты мне дал.

– Моя судьба в ваших руках, и вы вольны распоряжаться ею полностью.

– Вот как? И ты не хочешь оправдаться, защитить себя?

– Мой долг – защищать не себя, а вас, ваше преосвященство.

– Думаешь, канцлер добрее, чем я? Если так, то ты ошибаешься. Он – человек весьма и весьма опасный. Я расскажу тебе одну историю, о которой в Бамберге знают немногие. Некоторое время назад, в самом начале войны, некий гонец в сопровождении четверых вооруженных спутников вез письмо Фридриху Пфальцскому, Зимнему Королю[36]36
  Зимний Король – Фридрих V, курфюрст Пфальца (1596–1632), избранный чешским дворянством королем Чехии в ноябре 1619 г., но уже через год лишившийся королевского титула после поражения чешской армии в битве при Белой Горе. Имперским эдиктом от 1623 г. лишен также владений в Пфальце и титула курфюрста. До конца жизни находился в изгнании.


[Закрыть]. Дорога этих четверых лежала через земли княжества Бамберг. Господин Хаан узнал о письме. Как ты думаешь, может быть, он просто приказал взять гонца под стражу, отобрать у него письмо и отпустить восвояси? О, нет. Он верно рассудил, что подобные действия озлобят протестантскую партию, которая в тот момент была куда более могущественной, чем теперь. Поэтому никто не арестовывал тех людей. Они просто исчезли, и никто никогда больше не видел их на этой земле. По твоим глазам я вижу, что ты уловил смысл моего рассказа.

– Вы весьма проницательны, ваше преосвященство.

– И это все, что ты можешь сказать мне? – В голосе викарного епископа звучало разочарование.

– Если ваше преосвященство позволит, я хотел бы сказать еще кое-что.

– В таком случае, говори. Но имей в виду: разговор с сильными мира сего всегда имеет последствия.

– Я виноват перед вами, ваше преосвященство. Я недооценил хитрость нашего с вами противника. Поверьте, у меня были самые надежные сведения о том, где скрывался покойный Хейер.

– Что толку от этих надежных сведений? Когда стража явилась в тот заброшенный дом, они его не нашли.

– Однако он был там, был всего за пару часов до появления стражи. Видимо, в самый последний момент кто-то успел предупредить его, или же собственное звериное чутье во второй раз помогло ему ускользнуть. Это никоим образом не снимает с меня вины, ваше преосвященство. И единственный способ искупить эту ошибку – доказать вам свою преданность. Искупление не словом, но действием. Герман Хейер был слугой канцлера, и, без сомнения, он виновен в тех преступлениях, в которых его обвиняли. Но сердце христианина, чуждое злу, подсказывает мне, ваше преосвященство, что в окружении канцлера он был не единственным слугою тьмы.

– Твое urbi et orbi[37]37
  Urbi et orbi (лат.) – «к городу и миру», послание Папы Римского, адресованное католическому миру.


[Закрыть] затянулось, – сказал викарий.

– Хейеру удалось ускользнуть из рук правосудия. Но я сумею выдать вам его сообщников. Я соберу улики, я дам вам законное основание арестовать этих негодяев.

– Все, что ты мне дал до сих пор, превратилось в грязь, запятнавшую мое имя.

– Что ваше преосвященство имеет в виду?

– Не притворяйся глупцом. Хейер убит – убит без суда, без достаточных улик, которые позволили бы осудить его хотя бы посмертно.

– Ваше преосвященство, улики, подтверждающие виновность Хейера, можно получить и сейчас. Его служанка арестована, насколько я знаю. И она наверняка что-то знает о нем. Осталось лишь получить от нее признание.

– Это признание будет стоить не дороже ореховой скорлупы.

– Ваше преосвященство, позвольте мне объяснить. Грамотно составленная бумага может исцелить многие раны. Ее признания не будут стоить ничего, если она назовет себя ведьмой. Но если она – честная женщина, в чем я практически не сомневаюсь, – расскажет господам дознавателям все, что ей известно о преступлениях своего хозяина, ее слова будут иметь совершенно иной вес. Слова, не вырванные под пыткой, а данные добровольно, по велению сердца. Дайте мне поговорить с ней, ваше преосвященство. Наедине, без стражников и писца. Уверяю, она согласится…

Отодвинув шторку, викарий выглянул в окно кареты. Серый дождливый день. Пыльные улицы. Хмурые люди, чей взгляд никогда не поднимается к небу. Все, что он делает, он делает ради того, чтобы изменить их унылую, отравленную страданиями и горем жизнь. И он добьется успеха. Ведь именно об этом говорило его видение наяву.

…В конце, когда костер догорел и от него не осталось ничего, кроме клубов серого дыма, из этого дыма вдруг вышла тень. Тень человека с открытым и светлым лицом. Тень человека, которого еще несколько часов назад называли Георг Адам Хаан. Он преобразился. Огонь сжег все его грехи, смыл грязь, что сплошной твердой коркой облепила его бессмертную душу. И теперь Георг Хаан был чист. И прощен.

В ту же секунду огромная, до краев заполненная людьми площадь стала меняться. Уродливые темные тучи таяли, клинки золотого света резали их насквозь. На лицах людей расцветали улыбки. И белый, сияющий крест вдруг вспыхнул в бездонных голубых небесах, величественных и прекрасных, как купол собора.

Фридрих Фёрнер смотрел на преобразившуюся площадь, на чистое небо, на одухотворенные лица людей. Он был счастлив. И губы его шептали:

– Что не излечит лекарство – излечит железо. Что не излечит железо – излечит огонь.

Глава 8

Осень, вечер, небольшой зал в левом крыле епископского дворца. По стенам – картины: император Генрих Святой[38]38
  Генрих II Святой (973–1024) – император Священной Римской империи, последний представитель Саксонской династии. Основатель епископства Бамберг. Был женат на Кунигунде Люксембургской. Оба похоронены в бамбергском соборе Святых Петра и Георгия. Генрих II канонизирован в 1146 г., Кунигунда – в 1200 г.


[Закрыть] в алой горностаевой мантии указывает своим приближенным место, на котором должен быть воздвигнут бамбергский Собор; епископ Генрих фон Бильферсхайм[39]39
  Генрих фон Бильферсхайм (1242–1257) – первый епископ Бамберга, получивший титул имперского князя, после чего все правители Бамберга именовали себя «князь-епископ».


[Закрыть] получает из рук Фридриха Сицилийского[40]40
  Фридрих II Гогенштауфен (1194–1250) – император Священной Римской империи, король Сицилии.


[Закрыть] сияющий меч с золотой рукоятью, символ власти имперского князя; князь-епископ Леопольд фон Бебенбург[41]41
  Леопольд фон Бебенбург (1297–1363) – князь-епископ Бамберга с 1353 по 1363 г.


[Закрыть] – коленопреклоненный, с обращенным к небу лицом, – молит Святую Деву о спасении города от чумы.

Вольфганг Шлейм готовился к этому вечеру так же тщательно, как полководец готовится к решающей битве. Представлять ходатаев будут четверо. Бургомистр Георг Нойдекер, бургомистр Иоганн Морхаубт, сенатор Георг Генрих Флок, секретарь канцлера Альфред Юниус. С ними не возникнет проблем – прежде Шлейму приходилось сталкиваться с противниками куда более искушенными и опасными. Главное – это начало. Величественный и строгий вид, брови слегка нахмурены. Вполне подойдут цитаты из Аристотеля и Кодекса Юстиниана[42]42
  Кодекс Юстиниана – свод законодательных актов Римской империи.


[Закрыть], которые можно будет разбавить ссылками на трактаты по демонологии. Действовать так: обозначить важность проблемы, подчеркнуть заинтересованность в самом скрупулезном изучении дела, дать им высказаться – а затем, не дав болванам прийти в себя, наголову разгромить все их доводы, поставить эффектную точку. К тому же он не один. Фаульхаммер, Фазольт и Корф играют на его стороне: не бог весть какие ораторы, но каждый из них крепко уверен в собственной правоте и не позволит сбить себя с толку. А если вдруг они и допустят оплошность, он, Шлейм, легко все исправит. Его сиятельство знал, кому поручить столь деликатное дело.

Шлейм улыбнулся. Ему вдруг пришло в голову, что сегодняшний диспут будет чем-то похож на рыцарский турнир. Именно так. Турнир, бугурт[43]43
  Бугурт – рыцарский турнир, в ходе которого сражаются между собою две группы рыцарей.


[Закрыть], воинское состязание – наподобие тех, что так любил устраивать при своем дворе кайзер Максимилиан, последний рыцарь Европы[44]44
  Максимилиан I Габсбург (1459–1519) – император Священной Римской империи в 1508–1519 гг. Провел имперскую реформу и укрепил власть Габсбургов. Благодаря своему браку с Марией Бургундской, дочерью герцога Карла Смелого, присоединил к владениям Габсбургов Нидерланды. Был большим любителем рыцарских турниров.


[Закрыть]. Враждующие партии сойдутся посреди зеленого поля, четверка против четверки, и будут биться до тех пор, пока одна из них не опрокинет другую. Неважно, что вместо травяной площадки и деревянных трибун есть лишь плохо отапливаемый зал, а вместо гербовых щитов и рвущихся на ветру флагов – тускло поблескивающие картины с лицами давно умерших королей. Это будет борьба интеллектов, знаний, ораторского мастерства. Удары здесь будут наноситься не с помощью моргенштернов[45]45
  Моргенштерн – тип булавы, где стальное навершие дополнено стальными шипами.


[Закрыть] и боевых топоров, а с помощью статей из законов. Исход определят не сила мускулов и прочность кирас, а гибкость ума и острота памяти.

И вот – началось. Приветственные слова, зачитанное вслух распоряжение его сиятельства. Вежливые улыбки, надвинутые на лица, словно стальные забрала. Лицемерие, лицемерие, лицемерие. И вот уже Максимилиан Корф бубнит что-то про общеизвестность и изученность колдовства:

– …О нем написано в Библии, и в постановлениях церкви, и в трудах многих ученых мужей. Известно, что ведьмы подкладывают различные предметы – на первый взгляд, самые безобидные – под пороги домов или в другие места, куда заходят люди или животные, и тем самым получают возможность околдовать их, заразить их болезнью или умертвить. Известно также, что темные силы обладают огромной возможностью и властью. Данный факт отражен в «Молоте ведьм», в работах Бодена, Гриландуса, Бартоломео Спина[46]46
  Бартоломео Спина (прим. 1475–1546) – один из теоретиков, обосновывавших существования ведьм и колдовства и описывавших способы борьбы с ними.


[Закрыть] и многих других. Исидор Севильский[47]47
  Исидор Севильский (прим. 560–636) – архиепископ Севильи, канонизированный в 1598 г.


[Закрыть] говорил, что ведьмы при помощи демонов производят смешение элементов и тем самым вызывают бурю и град. Силой одних лишь заклятий, без помощи ядов, они способны погубить человеческую душу.

– Никто из нас не подвергает сомнению существование колдовства, а также ту опасность, которую ведьмы и колдуны представляют для всех живущих на свете, – задребезжал со своего места Георг Нойдекер. – Преступления подобного рода должны расследоваться самым тщательным образом. Вопрос лишь в том, чтобы наказание не пало на головы невиновных. Как один из членов Высокой Комиссии, я могу утверждать: существуют случаи, когда признательные показания недостаточны для вынесения обвинительного вердикта.

– Вот как? – изобразил удивление Шлейм. – И вы, разумеется, можете привести нам какой-нибудь подходящий пример?

– Извольте: дело Амалии Кауперт. Обвиняемая была бедной крестьянкой. Ни одно из преступлений, в которых ее обвиняли: ночные полеты, участие в шабашах, вызывание бури, эксгумация трупов, прохождение сквозь запертые двери, – не было доказано в ходе следствия.

– Амалия Кауперт признала свою вину, – буркнул Дитрих Фаульхаммер. – Шлюха и дьяволова подстилка, вот кто она была.

– На дыбе все признаются, – возразил бургомистр. – Ее показания надлежало проверить, чтобы убедиться, что она не оговорила себя. Если она призналась в вызывании бури в определенной местности, необходимо было удостовериться, случилась ли эта буря на самом деле. Если она созналась, что выкапывала из могил трупы, необходимо было допросить кладбищенских сторожей. Ничего этого сделано не было. Помимо прочего, Амалия Кауперт сообщила, что насылала целые полчища блох, чтобы заразить Бамберг чумой. Однако же в последние годы никто в нашем городе чумой не болел.

Бургомистр закашлялся, его морщинистое лицо побагровело. Дитрих Фаульхаммер выразительно посмотрел на Шлейма, но тот покачал головой: пусть старик договорит.

– Другой пример, – продолжал Нойдекер, придя в себя и разгладив седые усы. – Маргарета Кох призналась, что колдовством умертвила двоих человек: Петера Функа, угольщика, и Клауса Рабенштайна, торговца сукном. Я доподлинно знаю, что Петер Функ был убит во время пьяной драки в трактире «Тирольский грош». Этот факт засвидетельствован в отчете квартального смотрителя и прямо опровергает показания Маргареты. Что же касается Клауса Рабенштайна, я не нашел в деле никаких указаний, умер ли этот человек в действительности. В городских архивах нет упоминаний о нем.

Слушая бургомистра, Шлейм с трудом сдерживал улыбку. Старый человек с морщинистыми брылями и синими прожилками на носу. Кашляет, по-собачьи трясет головой. Кого и в чем он пытается убедить? Неужели он не понимает, что все уже решено? Или же просто желает исполнить свою роль до конца? В любом случае, арию недоумевающей старости пора завершать.

– И какой же вы делаете вывод из сказанного? – поинтересовался Шлейм, ласково глядя на старика.

– Я утверждаю, что Маргарета Кох не совершала этих убийств. И это заставляет сомневаться в справедливости вынесенного ей приговора.

– Если и заставляет, то лишь отчасти, – парировал Фаульхаммер. – В деле имелись и другие доказательства ее вины. Например, ведьмины метки на теле. Что же касается случая Функа, можно ли с уверенностью утверждать, что причиной его гибели было не колдовство?

– Он умер не от колдовства, а от удара ножом в печень.

– Рука, нанесшая этот удар, могла направляться волей колдуньи.

В желтоватых, больных глазах бургомистра мелькнула растерянность.

– Могла? – переспросил он. – Вы говорите «могла»?! И только на этом основании вы посылаете на костер живого человека? Отнимаете данную Богом жизнь?

– Позвольте напомнить вам, господин Нойдекер, что вы также состоите членом Комиссии, – отчетливо произнес Шлейм, хмуря изящные брови.

– Я не подписывал решения по делу Кох и возражал против него.

– Комиссия выносит свой вердикт большинством голосов, и вы обязаны ему подчиниться.

– Мы не призываем к пересмотру дела, сенатор, – вмешался в разговор Георг Флок. – Речь о том, что подобные вещи не должны повторяться в будущем. Статья пятьдесят вторая Каролинского кодекса[48]48
  Каролинский кодекс – свод законов императора Карла V Габсбурга, принятый в 1532 г.


[Закрыть] гласит: если колдовство использовалось против других лиц, то необходимо установить, против кого именно и какой именно вред был нанесен. Только что мы услышали, как ведьма призналась в убийстве человека, о существовании которого – равно как и о факте смерти которого – мы ровным счетом ничего не знаем. Все это заставляет думать, что многие признания ведьм вымышлены. Я уже не говорю о том, что и обвинения, которые против них выдвигают, выглядят подчас надуманными и бессмысленными. Мне известно, что одну из женщин в Кронахе обвинили в колдовстве и подвергли пытке только потому, что в ее доме была найдена колода гадальных карт.

– Господину советнику известно, что среди карт колоды Таро имеются карты с названиями «маг», «дьявол» и «смерть»? – раздался низкий, рокочущий бас Дитриха Фаульхаммера. – Именно такая колода была найдена у обвиняемой.

– Это всего лишь колода карт.

– А пуля – всего лишь кусочек железа.

Но Георг Флок продолжал гнуть свое:

– Абсурдность и откровенная глупость обвинений очень дурно влияют на простолюдинов, туманят их разум. В Цайле сожгли как ведьму женщину за то, что она погладила кота, сидевшего в открытом окне, в то самое время когда у хозяина дома прокисло пивное сусло. В Форхайме толпа обвинила в колдовстве жену портного, Барбару Штайн. Ее завязали в простыню и бросили в реку, чтобы вода помогла определить, ведьма она или нет. Штайн не тонула, несмотря на то, что ее толкали вниз багром. Через несколько минут она умерла оттого, что наглоталась воды и грязи. Наказания никто не понес.

– Полагаю, примеров достаточно, господин Флок, – устало произнес сенатор. – У вас всё?

– Я бы хотел сказать еще пару слов о так называемых «ведьминых метках», которые упомянул господин Фаульхаммер. Обычной практикой при допросе является обривание тела подозреваемого и поиск этих меток – нечувствительных к боли участков на теле, при прокалывании которых не выступает кровь. Недавно я разговаривал с одним знакомым цирюльником. У многих людей на теле имеются жировики, мозоли, заросшие шрамы. В таких местах кожа, как правило, уплотняется. Неужели наличие шрама или рубца можно рассматривать как свидетельство заключения договора с нечистым? Я уже не говорю о распространенных случаях – надеюсь, что такого никогда не произойдет здесь, в Бамберге, – когда при дознании используется не обычное шило или игла, а шило с полой ручкой. При надавливании острие просто уходит внутрь ручки. Приложи такое поддельное шило к телу любого человека, и – пожалуйста: ни капли крови. Значит, колдун!

Вольфганг Шлейм скривился, как от горькой микстуры:

– Все, что происходит за пределами Бамберга, пусть будет предметом забот тамошних правоведов и судей. Мудрость древних учит: a tuo lare incipe – начинай со своего дома.

Дополнив слова примирительным жестом руки, Шлейм откинулся на спинку кресла. Все идет хорошо: спор о второстепенных деталях, обсуждение цитат, мелкие, малозначительные имена. Нужно выцедить из этого разговора время и смысл, оставив только словесную пыль. А в конце – участливо развести руками: «Ваши доводы оказались неубедительными, господа».

Он еще раз обвел взглядом всех, кто сидел за столом. Боже правый, до чего уродливы эти люди… Странное дело – никто из них не принадлежит к бедноте, они образованны и имеют достаток, их лица не загрубели от скверной пищи, холодов и кожных болезней. Но почему он испытывает такое отвращение, когда смотрит на них? Косматая, неряшливая голова бургомистра, с которой при каждом движении сыплется белая перхоть. Расползшееся, жабье лицо Дитриха Фаульхаммера: толстогубый рот, вялые ноздри, глаза как червоточина в яблоке…

Провалитесь вы к черту. Все.

Спор между тем разгорался.

– Ссылки на «Молот ведьм» не должны противоречить здравому смыслу, – восклицал Альфред Юниус. – Ни одна из книг, за исключением разве что Святого Писания, не может считаться абсолютной истиной. Мы не должны игнорировать…

– Да будет вам известно, господин Юниус, – губы Дитриха Фаульхаммера снова пришли в движение, – что авторитет и особые полномочия докторов Шпренгера и Крамера были подтверждены буллой «Summis desiderantes affectibus»[49]49
  «Summis desiderantes affectibus» (лат.) – «всеми силами души», булла Папы Иннокентия VIII, изданная в 1484 г. и провозглашавшая необходимость уничтожения колдовства в Рейнской области. Булла также наделяла чрезвычайными полномочиями инквизиторов Крамера и Шпренгера, авторов «Молота ведьм».


[Закрыть] папы Иннокентия VIII. А текст «Молота ведьм», о котором вы только что выразились весьма непочтительно, был одобрен факультетом богословия Кёльнского университета.

– Неправда, – с горячностью возразил Юниус. – Лишь четверо профессоров в Кёльне одобрили эту книгу. При этом впоследствии Крамер был уличен в обмане: в Тироле он подговорил уличную девку, чтобы та залезла в камин и вещала оттуда будто бы голосом дьявола. На основании слов этой девки Крамер выдвигал обвинения против ни в чем не повинных людей. Что же касается другого автора, Якоба Шпренгера, то репутация его была настолько дурной, что его коллеги по Кёльнскому университету отказались служить по нему заупокойную мессу.

– Никто из нас не может считать себя совершенным, – философски заметил Шлейм. – Взять хотя бы вас, господин Юниус. Многие отмечают вашу одаренность и широту ума. Но ведь и вы небезгрешны. Помнится, после вашего возвращения из Болоньи вы – вместе со своим приятелем Хансом Энгером – были задержаны ночной стражей у дверей публичного дома госпожи Граубах.

– Это было ошибкой с моей стороны, и я…

– В другой раз вы были приговорены к штрафу за участие в пьяной драке возле трактира «Генрих Святой», в которой нанесли удар шпагой одному из своих противников.

– Он оскорбительно высказался о смерти моего отца. Неужели вы думаете…

– Оставим это, – коротким жестом прервал его Шлейм. – Господа, мы потратили много времени, и, кажется, настало время подвести черту. Вы выступаете за то, чтобы изменить порядок рассмотрения дел о колдовстве. Однако ваши требования не могут быть удовлетворены. Чего вы хотите? Отменить конфискации, оставив тем самым неправедно добытые колдунами средства в распоряжении их наследников и возможных сообщников? Это глупость – ведь тем самым мы вырываем лишь верхушку сорняка, оставляя в земле корень, который со временем пустит новые всходы. Далее. Вы упомянули ряд дел, в которых, по вашему мнению, вина обвиняемых не доказана. Это неверное утверждение. Но даже если бы вы были правы, что это меняет? Отдельные ошибки, частные случаи. Древние говорили: abusus non tollit usum, злоупотребление не отменяет употребления. Сгнившая колонна не обрушит кровли, которая опирается на сотню колонн. Если бы мы хотели исключить вероятность появления судебных ошибок, нам пришлось бы отменить вообще любые суды.

– Вы ученый человек, господин Шлейм, – снова затряс седой головой Нойдекер, – и я восхищаюсь вашей образованностью. Но у меня не укладывается в голове: невинных людей раздевают, тычут их тело иглой, заставляют признаваться в том, чего они никогда не совершали и о чем не имеют понятия. Их избивают, сжигают им волосы, тисками дробят суставы. Их унижают, с ними обращаются как с животными. И вы считаете, что это оправданно?!

Шлейм вздохнул:

– Вы поставили передо мной сложную задачу, господин бургомистр. Еще Гораций говорил, что очевидные вещи доказывать сложнее всего… Вы говорите о том, что признания ведьм должны подкрепляться также иными доказательствами, помимо их собственных признаний. Подобная наивность выдает в вас человека, чуждого юриспруденции. Еще римское право разделяло преступления на две категории: delicta facti permanentis, сиречь преступления, оставляющие после себя следы, и delicta facti transeuntis, сиречь преступления, следов не оставляющие. Думаю, мне не следует долго убеждать вас в том, что преступления ведьм по большей части таковы, что не оставляют после себя следов, и улики найти крайне тяжело. И все же в тех случаях, когда это вытекает из характера совершенного преступления, Высокая Комиссия всегда собирает необходимые дополнительные улики. Такие, как, например, показания потерпевших или уже упомянутая колода Таро. Отмечу, что именно такой порядок ведения суда над ведьмой описывал в своих работах многоуважаемый Жан Боден[50]50
  Жан Боден (1529–1596) – французский юрист, автор книги «Демономания», которая должна была помочь судьям в изобличении колдовства. Принимал непосредственное участие в расследовании дел о колдовстве, при этом отличался особой жестокостью к подозреваемым.


[Закрыть].

– Современники называли Бодена идиотом и пьяницей, – обреченно пробормотал Нойдекер. – Кроме того, он был садист, который пытал даже калек и детей.

– Вам, господа, – не обращая внимания на эти слова, продолжал Шлейм, – должно быть известно, каким образом организовано рассмотрение дел о порче и колдовстве в пределах епархии Бамберга. Дела рассматриваются Высокой Комиссией, состоящей из многих достойных людей, и решение выносится большинством голосов. Подобная организация рассмотрения дел не допускает лживых обвинений. Не допускает обмана. Не допускает, чтобы обвинение в колдовстве выдвигалось с корыстными целями. Не допускает, чтобы отряды так называемых «охотников за ведьмами» разъезжали по нашим землям и сжигали тех, кого заблагорассудится, в обмен на золото и имущество жертв. Мы устранили те недостатки процессов по делам о колдовстве, которые иногда встречаются в иных землях Империи. Мы не вправе разрушать это – пусть несовершенное, но крепкое и надежное – здание, защищающее нас от ужасов тьмы.

– Позвольте и мне сказать, господин Шлейм, – раздался резкий, чуть треснутый голос. Эрнст Фазольт медленно поднялся со своего места, прошел вдоль стола и остановился рядом с креслом, на котором сидел Шлейм.

Доктор Эрнст Фазольт был невысок ростом, сутул, а лицо его, шелушащееся и сухое, напоминало головку лежалого чеснока. Он никогда не кричал на подследственных, никогда не прибегал к крайним формам допроса. Но за все те годы, что он состоял дознавателем Высокой Комиссии, не было ни одного случая, чтобы кто-то из его подопечных отказался признать вину.

– По-моему, господа, все ясно, – сказал доктор Фазольт. – Мы потратили свое время, мы были весьма терпеливы и отвечали на любые, даже самые вопиющие и наглые вопросы. И теперь я сам позволю себе задать вопрос. Все, что мы услышали здесь, – все эти вздорные нападки на существующую систему судопроизводства, все эти уловки, все эти нелепые попытки обвинить нас в противоречивости, в несправедливости, предвзятости, – чем продиктовано все это? Желанием блага для жителей Бамберга и епархии? Нет, в противном случае господа, подавшие ходатайство, больше заботились бы о полном искоренении ведовства, а не о его защите. Стремлением к справедливости? Но тогда они тем более заботились бы о наказании для виновных, а не о том, чтобы преступники перед Богом и людьми ускользнули от правосудия.

Доктор Фазольт снял обе пары очков – зрение его было настолько плохим, что ему приходилось надевать сразу две пары, – потер переносицу, осторожно вернул очки на прежнее место и продолжил:

– Все, что мы услышали сегодня, свидетельствует об одном: ведовство очень прочно укоренилось в Бамберге и его окрестностях, и потребуется еще немало усилий, чтобы окончательно выкорчевать эту дрянь. Если даже наиболее уважаемые люди города, собравшиеся здесь, считают необходимым защищать проклятых ведьм, то что же тогда говорить о состоянии умов простолюдинов? Все это очень, очень печально. Мне не хотелось бы думать, что среди управителей города, среди тех, кто призван обеспечивать процветание Бамберга, сохранять в нем мир и порядок, затесались союзники, сторонники, помощники ведьм. Но после сегодняшнего разговора я убедился, что это так. Увы – так. Магистрат и служащие канцелярии занимаются сбором фактов, чтобы очернить деятельность Высокой Комиссии, получая какие-то сведения из не заслуживающих доверия источников. Остается лишь выяснить, чем вызвана такая расположенность к ведьмам: заблуждением или злонамеренным умыслом. Считаю своим долгом заявить, что направлю на имя его сиятельства обращение, в котором попрошу провести расследование относительно причастности членов Сената к актам злодеяний и колдовства.