Текст книги "Артуш и Заур (ЛП)"
Автор книги: Алекпер Алиев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)
– Вот видишь? Азербайджан! – вздохнул Артуш. В Армении достаточно заикнуться о свадьбе между гомосексуалистами, как тебя в ту же секунду прибьют на месте. Проклятая страна. А еще, христианская!
– Ладно, не нервничай, – рассмеялся Заур. – Кавказ есть Кавказ, какая разница, христиане или мусульмане? Эти проклятые народы одинаково омерзительны.
(1) Международная Ассоциация геев и лесбиянок.
ВЕНЧАНИЕ
И РАЗЛУКА
4 Сидящий за рулем Додико легко нашел дом, в котором они остановились. Была половина второго. Заур с Артушем прогуливались во дворе и курили.
– И Додико приехал, – подмигнул Заур Артушу.
Они вышли на улицу к машине, Заур открыл заднюю дверцу и помог сойти Клаасу. В отличие от образа бородача, который Заур себе представлял, тот оказался выбритым, полненьким священником лет сорока-сорока пяти. Он был плешив, отчего его широкий лоб казался еще больше.
– Добро пожаловать.
Артуш бросил сигарету и обнялся с Шотой и Додико. Затем поздоровался со священником Клаасом.
– Трудно было найти дом? – спросил Заур у Шоты.
– Да нет, тем более для человека, частенько отдыхающего в этом селе.
– Пожалуйста, заходите,– сказал Артуш.
Все пятеро зашли в дом, сняли куртки и обувь. Гости расселись на полу и подушках в комнате, где не было ни кресел, ни дивана. Молчавший и улыбающийся до сих пор священник Клаас погладил рукой ковер и довольно кивнул головой. Видимо, ковер ему понравился. Артуш прошел на кухню, включил газ под чайником, достал чашки из шкафа и, не глядя на Заура, который беспокойно метался около него, сказал:
– Ну что, места себе не можешь найти?
– Я же не каждый день женюсь, Артуш. Тем более на мужчине. Так что ничего странного в том, что я волнуюсь. А ковер священнику понравился.
– Что будут пить гости, чай или кофе, может, спросишь? – сказал Артуш, пропуская мимо ушей последнюю фразу Заура.
– Да нет, конечно же, кофе. Кофе по-турецки.
– Не по-турецки, а по-армянски. Кофе, изготовленный по древнему армянскому рецепту, – Артуш слегка улыбнулся и подмигнул Зауру.
– Ладно, ладно, пусть будет по-армянски. Давай поживее, – сказал он и вернулся в комнату.
Священник Клаас с интересом рассматривал сельские пейзажи на стенах и всю обстановку в комнате. Заур подошел к Шоте и тихо сказал:
– Как хорошо, что Додико тоже пришел.
– Ведь требуется два свидетеля, – смущенно улыбнулся Шота.
– И правда ведь! Я совершенно об этом не подумал, – шлепнул себя по лбу Заур.
– Ты забыл, но мы помним. Священник Клаас тоже говорил, что без свидетелей брак невозможен, – сказал Додико.
Клаас Хендриксе, уловив, что речь идет о нем, взглянул на молодых людей. В его глазах застыл вопрос.
– Я рассказывал Зауру о важности присутствия свидетелей, – сказал ему по-английски Шота.
– Да, это чрезвычайно важно, – сказал священник. – Без свидетелей брак будет недействительным перед Господом. К тому же один из супругов мусульманин. А ислам требует присутствия двух свидетелей.
Заур подумал, что священник подшучивает над ними, и скептично взглянул на него, пытаясь понять, насколько тот серьезен.
– Вы арендуете этот дом? – спросил Клаас.
– Да.
– За сколько?
– Пятьдесят лари в день.
– Отлично. Прекрасно.
Артуш вошел в комнату и стал расставлять перед гостями кофе. Заур принялся ему помогать. Артуш зачем-то захотел вернуться на кухню, но священник Клаас удержал его за руку:
– Сядь, сынок. И ты тоже, – обратился Клаас к Зауру.
Они оба сели и уставились на чистое, белое, светлое лицо священника.
– Человек должен искать счастья в любимом человеке, а не где-то еще. Это и есть высшая истина. Я узнал у своего друга Шоты, что вы решили пожениться. Признаться, это показалось мне достаточно странным – никогда не думал, что армянские и азербайджанские гомосексуалисты могут вступить в брак. Но, раз вы приняли такое решение, могу лишь поздравить вас. – Он сделал глоток кофе и продолжил. – До сего дня я обвенчал около 20 гомосексуалистов, бесчисленное количество натуралов. Признаться, впервые я чувствую себя абсолютно спокойным, свободным. Ваше венчание станет самым знаменательным событием в моей профессиональной карьере. Еще раз поздравляю вас, желаю долгих лет и счастья. Однако перед тем как приступить к церемонии я дам вам несколько советов, дети мои.
Священник уселся поудобнее, сделал еще один глоток кофе и продолжил ровным, монотонным голосом:
– Не критикуйте друг друга за маленькие либо большие недостатки. Не бывает людей без изъянов. Умейте прощать. Во время споров не раздувайте то, что было в прошлом, не обсуждайте карабахский конфликт, который беспокоит вас обоих. Закрывайте глаза на небольшие недостатки. Не забывайте, ваш брак, основанный на любви и дружбе, может обеспечить вам вечное счастье. Не позволяйте недоразумениям затягиваться. Решайте проблемы в течение короткого срока, на основе компромисса. Не будьте идеалистами, умейте идти на уступки и не ожидайте чуда от противоположной стороны. Объясняйтесь в любви всеми возможными способами. Не сдавайтесь трудностям. Смотрите на жизнь с надеждой. Будьте радостными. Желайте для своего супруга того же, чего желаете себе. Думайте о нем так же, как о себе. Оставьте в прошлом вопросы, на которые уже нельзя найти ответ, и не обсуждайте сегодня те заботы, которые ждут вас в будущем. Вы оба должны помнить, брак – это священный союз и слово, данное Господу. Поэтому вы должны быть абсолютно уверены в этом шаге. Надо семь раз отмерить и один раз отрезать. Не позволяйте вашим родственникам, соседям, друзьям и народам вмешиваться в ваши отношения. Пытайтесь решать свои проблемы сами. Не спешите указывать на ошибки своего супруга. Для исправления некоторых изъянов требуется время. Не раздувайте мелкие недостатки. Вы должны понимать, что семейная жизнь полна трудностей и накладывает большую ответственность на каждого из вас. Не теряйте веры в себя. Старайтесь избегать споров и не допускать недопонимания.
Заур и Артуш улыбнулись. До сего дня они именно так относились друг к другу. Эти оформленные и озвученные заповеди еще более укрепили их уверенность в том, что они на верном пути.
Артуш подобострастно посмотрел на мягкое лицо священника и сказал:
– Наша любовь запретная. Наши общество и народы – заклятые враги. Если даже один из нас был бы девушкой, то наш брак все равно оказался бы невозможным. Хочу сказать: то, что мы являемся гомосексуалистами, усугубляет и так безнадежную ситуацию. Возможно этот брак останется тайным до конца нашей жизни. И поэтому… хочу спросить вас.
– Спрашивай, сын мой. Ты можешь задать любой вопрос.
Артуш посмотрел на Заура. В его глазах читалось сомнение. Он склонил шею, будто ждал помощи от любимого. Заур, увидев, что тот испытывает затруднение, сам задал вопрос:
– Нас интересует одна вещь. Наш брак – это первый тайный гомосексуальный брак или были еще подобные случаи?
Священник призадумался, вдруг решительно взглянул на обоих и ответил:
– Нет. По крайней мере, в моей практике такого не было, да и от других я не слышал. В Европе нет проблем подобных вашим, и поэтому геям не приходится от кого-либо скрываться. Я впервые венчаю гомосексуалистов тайно, в условиях, когда этот самый священный акт может быть воспринят как преступление.
Шота переводил слова священника для Додико, который внимал с умиротворенным лицом, время от времени покачивал головой и с состраданием смотрел на Заура с Артушем.
Ответ священника вдохновил любовников. Заур еле дождался, паузы:
– Значит, в этом случае, можно утверждать, что день нашего венчания может стать днем святого Валентина для геев?
Преподобный Клаас растерялся. Подобного оборота в разговоре он никак не ожидал. Священник снял крест с шеи и начал его поглаживать, казалось забыв о том, где находится. Комната погрузилась в тишину, никто не осмеливался даже пошевелиться. Через минуту преподобный Клаас поднял голову и начал говорить, как бы продолжая проповедь:
– Вы вспомнили день святого Валентина… Да, тут действительно можно допустить аналогию. Как вы знаете, история праздника, дня всех влюбленных гетеросексуалов, уходит корнями во времена римской империи. В древнем Риме 14 февраля отмечался один из главных и популярных праздников, день почитания Юноны – богини женственности и домашнего очага. А 15 марта начинался важный для молодежи праздник Луперкалия. На празднике Луперкалия многие девушки находили своих суженных. Незамужние римлянки писали свои имена на небольших бумажках и бросали эти бумажки в сосуд. А молодые люди вынимали эти бумажки. И по традиции проводили весь праздник с той девушкой, чье имя им выпало во время жеребьевки. Многие из этих пар после праздника вступали в брак.
Римский император Клавдий II был тираном. Самой большой его заботой было найти побольше солдат для своей армии. Император считал, что нежелание мужчин покидать свои семьи мешает ему пополнить свою армию. Потому он запретил в Риме все браки. Валентин был священнослужителем, который жил в ту пору в Риме. Несмотря на запрет императора, он вместе с другим священнослужителем Мариусом продолжал совершать обряды венчания. Спустя некоторое время император узнал об этом. За отказ повиноваться требованию императора, Валентина арестовали, а затем казнили. Его похоронили 14 февраля 269 года после рождества Христова.
Сегодня 18 ноября, день вашего тайного вступления в брак. Значит, выходит, что … – Клаас улыбнулся. Вдруг, глубоко вздохнул и сказал: – Выходит, что 18 ноября может отмечаться среди геев во всем мире, как день святого Клааса... при условии, если меня казнят. Вы этого хотите?
Все от души расхохотались.
– Как вы считаете, можно ли все-таки учредить такой праздник? – спросил Артуш, сквозь смех.
– Это будем решать не мы, а история и люди, – сказал Клаас, смотря то на Артуша, то на Заура. – А теперь, не теряя времени, приступим к венчанию.
Все переглянулись, Шота перевел Додико слова священника.
– Мы готовы, преподобный. Можете начинать, – сказал уверенно Артуш.
Артуш, Заур, Додико и Шота поднялись. Заур протянул руку священнику и помог ему встать.
Клаас поцеловал крест приложил его к глазам, достал Библию из кармана, открыл ее и прочел громким голосом несколько стихов. Затем он обратился к Артушу.
– Ваше имя?
– Артуш Сароян.
– Вероисповедание?
– Формально я григорианец.
– Значит вы – монофизит. Да поможет вам Бог и наставит на путь истинный. Вы уверены, что хотите вступить в брак с этим господином?
– Да, уверен.
– Ваше имя? – обратился священник к Зауру.
– Заур Джалилов.
– Вероисповедание?
– Формально мусульманин. Но считаю себя атеистом.
– Да наставит вас Господь на путь истинный. Вы уверены, что хотите вступить в брак с Артушем Сарояном?
– Да.
– У меня вопрос к вам обоим – обещаете ли вы в присутствии свидетелей быть друг другу опорой, любить друг друга в радости и горе, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас?
– Да, – ответили в один голос Артуш и Заур.
– В таком случае объявляю вас супругами. Можете поцеловаться.
Они испытали на миг некоторую нерешительность, Артуш первый набрался смелости поднял голову и прильнул к губам Заура.
***
После церемонии венчания священник посидел еще с полчаса, поболтал с молодоженами о том, о сем. Затем извинился и сказал, что надо спешно возвращаться в Тифлис, где завтра он должен был сопровождать первую леди Сандру Руловс на открытии детского дома в Боржоми.
– Мы должны сегодня провести совещание с госпожой Руловс по поводу завтрашнего мероприятия. Нужно внести последние штрихи в программу.
– А этот детский дом в Боржоми будет с религиозным уклоном? – не удержался Заур.
– Допустим, – усмехнулся Клаас. – А что тут плохого?
– Конечно, ничего плохого, – сказал Заур, сожалея о своем вопросе.
После того, как все вышли во двор, Шота подошел к Зауру.
– Ты выключил мобильный?
– Да, а что?
– Мне звонил Акиф Таги. Спрашивал тебя. Он беспокоится. Ты говорил ему, что находишься в Поти?
– Нет, – равнодушно ответил Заур.
– Напрасно. Я сказал, что не знаю, где ты, что твой телефон не отвечает со вчерашнего дня и может быть, ты уехал в другой город. Так что при разговоре с ним смотри, не выдай ни себя, ни меня.
– Хорошо, не беспокойся.
Додико открыл заднюю дверцу и ждал священника. Преподобный Клаас попрощался с Зауром и Артушем, обнял их.
– Надеюсь, с позволения Господа, мы еще увидимся, дети мои. Вам я желаю счастливой жизни, а вашим народам – мира. Азербайджан и Армения, у которых есть такие голуби мира, как вы, должны раз и навсегда отказаться от войны, вражды и жить, как братья. До свидания! – Счастливого пути, преподобный, – сказал Артуш и пожал руку священнику.
– Был счастлив с вами познакомиться. Благодарю за все, – сказал Заур, протягивая ему руку.
Заур и Артуш попрощались с Шотой и Додико. Дверцы машины закрылись, и Nissan Sunny помчался в Тифлис.
– Ну, вот и все, – сказал Артуш с грустью, когда машина исчезла за поворотом.
Зауру, смотрящему на печальный профиль своего супруга, стало смешно:
– Ведь все только начинается. Мы семейная пара.
Артуш посмотрел на Заура так, словно видел его впервые.
– Ты прав. Только мы не знаем, кто из нас муж, а кто жена.
– Эти категории к нам не относятся, Артуш, так что не утомляй себя лишними раздумьями. Пошли, – сказал он, взяв Артуша за руку. – Мне холодно.
***
– Артуш, ты помнишь школьный дворик?
Артуш, который делал третью затяжку марихуаны, не переставая смотреть на крыши сельских домов, проворчал:
– Даа. А что?
Заур взял у него косяк с марихуаной, затянулся. Кашлянул и закрыл глаза:
– Самым сложным были упражнения на брусьях. Для меня всегда было так трудно проходить через это испытание. Иногда, когда мне не хватало сил, ты подталкивал меня, чтобы я смог дойти до конца. Мои руки, мои запястья слабели. Помню, однажды я прошел до середины и не мог уже двигаться, а ты мне помог.
Артуш мельком взглянул на Заура, затем вновь уставился на крыши сельских домов и спросил:
– Почему ты теперь все это вспоминаешь? Чтобы помучить меня?
– Почему я должен тебя мучить! Я вспомнил это потому, что сейчас все намного сложнее. Сама жизнь стала испытанием, как лабиринт где нет выхода. И я опять слабею. Но вынужден двигаться вперед, ведь в противном случае могу упасть и разбиться. Иногда устаю, хочу убежать, но… почему-то не получается. Этому лабиринту нет конца, Артуш…
Артуш сделал последнюю затяжку и погасил сигарету в пепельнице:
– Опять ты начинаешь. Опять эти фобии, беспокойство по поводу будущего, страх потерять друг друга… Разве все не в наших руках? Чего ты боишься?
– Утром ты мне говоришь: «доброе утро», а ночью – «спокойной ночи». Между этими двумя предложениями мы ведем столько бесед… Почему мы не можем насытиться друг другом? Не хочу, чтобы это когда-нибудь закончилось. Я боюсь, что все закончится.
– Не надо бояться, Заур. Ведь у нас есть милые, дорогие нам воспоминания, полные скорби и горести прошедших лет. Оглядываясь на них, я понимаю – как хорошо, что мы все это пережили. Не зная вкуса горечи, не познаешь вкуса сладости. Это так, не надо бояться разлуки. Порой разлука нужна для того, чтобы любовь не потеряла в цене.
Заур, чьи глаза наполнились слезами, посмотрел на скульптурный профиль Артуша и спросил дрогнувшим голосом:
– Ты сам-то хоть веришь в свои слова?
– Верю, Заур, верю. Ведь ты тоже знаешь, что эта разлука продлится недолго. Ведь мы уже обрели друг друга и даже больше – мы отныне семья. После того, как разберемся с делами в Баку и Ереване, мы сможем жить вместе в какой-нибудь третьей стране. Да хоть здесь, в Грузии.
***
Прошло еще три дня, напоенных скорбью, радостью, слезами, любовью и смехом.
Жизнь была прекрасна и в них возросла любовь к этой жизни. Они улыбались, смотря на людей, проходящих по сельским улицам, и люди улыбались им в ответ. Все казались счастливыми. И Заур, и Артуш были готовы провести всю свою жизнь здесь, в этом райском уголке.
Заур включил телефон. Из Баку время от времени звонил Акиф Таги.
– Ну что, не приезжаешь?
– Нет. Надо уладить еще пару дел.
– Какие еще дела в Поти? А может, ты в кого-то влюбился, проказник?
– Можно сказать и так.
– Вай, вай, вай. Ух ты какой. Она грузинка?
Заур взглянул на Артуша, который возился на кухне, напевая армянскую народную песню.
– Нет, не грузинка.
– А кто?
– Акиф, можно поговорить об этом в Баку?
– Ладно, ладно. Когда приезжаешь? Ведь куча дел накопилась. Звонили из посольства, они приняли наш проект.
Заур вскочил и начал ходить по комнате из угла в угол:
– Отличная новость. Наверно, буду в Баку через три дня, – сказал он, посмотрев на Артуша, который курил, прислонившись к шкафу, и слушал Заура с каменным лицом. Заур повторил еще раз. – Да, буду в Баку через три дня.
Он выключил мобильный, положил его на подоконник, взглянул на играющих на улице детей, вздохнул и повернулся к Артушу.
– Значит, ты уезжаешь в Баку через три дня?
– Оказывается, ты знаешь азербайджанский лучше, чем я думал, – сказал Заур.
– Не уходи от темы. Ты и правду уезжаешь?
– Мы же должны разъехаться, в конце концов. Ты же сам говорил, что это кратковременная разлука. Какой смысл оттягивать? В Баку у меня незаконченные дела. Акиф только что сказал, что норвежское посольство приняло наш проект. Мне надо им заняться. Да и ты поезжай, разберись с делами. Ведь все равно мы сможем увидеться, когда захотим.
Артуш прошел в комнату, покачивая головой.
– Да, на самом деле ты прав. Только не знаю, почему меня вывели из себя твои слова. Я свою почту уже неделю не проверяю. Наверно весь ящик забит письмами. Сколько можно оставаться в этом селе?
– Да и травка закончилась.
– Да, травка закончилась. Надо было попросить у Шоты.
Заур прошел на кухню, наполнил бокалы вином и сказал:
– А что, Шота нам обязан, что ли? Попросили два коробка и хватит. Ведь уже который день бесперебойно курим. Завтра днем отправляемся в Тифлис. Не возражаешь?
– Нет… Если обещаешь сделать эту ночь перед разлукой незабываемой, не возражаю.
– А какая из совместных ночей тебе не запомнилась? – спросил Заур и протянул бокал с вином Артушу. – Давай выпьем за двух сумасшедших авантюристов!
***
Таким серым Тифлис не был никогда. Черные облака на горизонте, готовые пролиться дождем и смыть все с лица земли, готовились к атаке. Дул легкий ветерок, но захватывало дыхание от морозного воздуха. Зима ощутимо давала о себе знать.
Если это не выглядело бы пошлым, то Заур сказал бы, что даже природа печалится по поводу их разлуки. Он рассмеялся от этой мысли.
– Чего смеешься? – спросил у него Артуш.
– Мы с тобой сейчас разлучаемся не как любовники, а как семейная пара. Я разлучаюсь со своим супругом.
– Но ведь у нас нет колец.
Заур внимательно посмотрел на него, чтобы понять, шутит тот или нет. Рассмеялся, увидев, что Артуш улыбается.
– Кроме нас, лишь трое на всем белом свете знают, что мы женаты.
– Ты уверен в Шоте и Додико?
– Во всяком случае, они тоже не безразличны к мужчинам, – пожал плечами Заур. А в таком случае, почему им надо обличать нас?
Они сидели в осетинском ресторане «Алан». Поезд Заура отъезжал в Баку в 20:35. Артуш же решил возвращаться в Ереван завтра утром, на микроавтобусе, то есть эту ночь он должен был провести в Тифлисе в одиночестве.
– Думаешь, ты поступил правильно, не позвонив Шоте?– спросил Артуш, накладывая хачапури в тарелку Заура.
– Хватит, хватит, я не так уж голоден, – попытался воспротивиться Заур.– Нет, не думаю. Но я не хочу видеть его сейчас. Никого, кроме тебя, видеть и слышать не хочу.
– Понимаю…
– После того, как уеду, позвонишь и извинишься за меня. Ты можешь даже сегодня с ним встретиться, если захочешь, – сказал Заур, и посмотрел на Артуша испытующе.
– Ты что, проверяешь меня? Мог бы открыто спросить, хочу я или нет встречаться с ним.
– Думаешь, я тебя ревную?
– Я в этом уверен.
Артуш рассмеялся и не дал Зауру раскрыть рта:
– Но мне нравится, что ты меня ревнуешь. Нет, можешь быть уверен, мне не хочется спать с Шотой. Вообще, я буду принадлежать только тебе. Всегда.
Заур откусил небольшой кусок хачапури и принялся жевать.
– Не сомневаюсь, Артуш.
– Ладно… кажется, мы не можем расстаться по-человечески. Твой поезд отъезжает через час. Во сколько уйдем?
– Посидим еще полчасика, прошу тебя.
– Ладно, посидим. Я ведь за тебя беспокоюсь.
Заур вздохнул и закурил. Он выглядел нервным и напряженным. Оглянулся вокруг так, будто кого-то искал.
– Что с тобой? – спросил Артуш и наклонился чуть вперед.
– Чем ближе к отъезду, тем больше понимаю, что не могу прощаться по-человечески. Мне так сложно сказать «прощай…». У меня к тебе одна просьба, Артуш.
– Слушаю.
– Не надо провожать меня на вокзале.
-…
– Ты должен понять меня, Артуш. Я ненавижу образ влюбленных, махающих рукой вслед за отъезжающим поездом. Давай попрощаемся прямо здесь, в ресторане…
– Понимаю тебя, – с трудом выдавил Артуш. – Как скажешь.
Кроме Заура в купе находились две женщины и один пожилой мужчина. Все трое – азербайджанцы. Хотя уже было без десяти двенадцать, спать никому не хотелось. Заур лежал на верхней койке и читал роман Платонова с того самого места, где остановился, не обращая внимания на беседу, что велась внизу и на всякую снедь – жареную курицу, помидоры, соления, Кока-колу, которую доставали из сумок и кульков. Два раза ему предложили присоединиться к трапезе, но Заур вежливо отказался. Толстая женщина со сверкающими перстнями на пальцах не смогла уговорить Заура и подмигнула соседке, сидящей с ней рядом. Однако и ее попытка была безуспешной. Тогда вмешался пожилой мужчина.
– Сынок, во-первых, читать лежа нельзя, испортишь глаза. А во-вторых, нам до утра еще ехать и ехать, ты же умрешь с голоду.
– Спасибо даи, я не голоден, перед тем, как сесть на поезд, я плотно поел.
– Сынок, давай-ка спускайся, хватит капризничать! Здесь ведь еды на пятьдесят человек.
– Да не хочу я, – ответил на сей раз Заур жестко. – Ей-богу не хочу. Обещаю, как только проголодаюсь, спущусь и съем все, что у вас там есть.
– Как хочешь, сынок. Наше дело предложить,– пожала плечами женщина.
Мужчина оторвал куриную ляжку и сказал заплетающимся языком:
– Да, молодежь пошла другая. Нынешние читают книги в поездах, а мы знали, где надо читать книгу, где надо есть. Книги надо читать дома или в библиотеке.
На смуглой женщине лет пятидесяти, сидящей рядом с толстой женщиной, были дешевые безвкусные темно-зеленого цвета кофта и юбка китайского производства. «Зеленая» женщина возразила мужчине:
– Эх, уж лучше пусть книги читают. Вот, к примеру, мой сын. Да чтоб ему в землю провалиться, как я из-за него провалилась.
Толстая женщина, проглотившая помидор, с упреком посмотрела на мать, проклинающую своего сына, и спросила:
– Почему ты так говоришь, сестра?
«Сестра» горестно вздохнула:
– Не спрашивай, сестра. Горе у меня, горе.
Женщина, с большим горем, опустила голову и принялась поглаживать дерматиновое покрытие койки.
– Может быть, познакомимся? Раз едем вместе, то и познакомиться не мешает. Меня зовут Тофик.
– Рушвия,– представилась толстая женщина.
Смуглая женщина оставила дерматиновое покрытие в покое, посмотрела сначала на Рушвию, потом на Тофика:
– Меня зовут Джейран.
– А как зовут тебя, сынок? – посмотрел мужчина наверх, пытаясь рассмотреть Заура, однако увидел лишь его локоть. – Ты спишь, сынок? – Меня зовут Заур. – Прекрасно, Заур, – сказал Тофик и вновь прислонился к стенке. – У меня с собой отличная чача, вот не знаю, что делать. Женщины, наверно, не пьют, а Заур занимается чтением.
Джейран, поймав вопрошающий взгляд Тофика, часто-часто замотала головой.
– Нет, братец, я не пью.
Рушвия как-то странно повела глазами и изумила мужчину своим ответом:
– А я пью так, что мало не покажется. Редкий человек может со мной тягаться в этом деле!
Заур, который в течение десяти минут не смог дочитать одну страницу, понял, что никчемная беседа, идущая внизу, все равно не даст ему нормально прочесть роман, закрыл книгу и решил спуститься вниз.
Тофик, заметив свисающие ноги молодого человека, закричал: «Молодец!». Заур спустился и сел рядом с ним:
– Я могу только выпить, есть не буду, потому что сыт.
– Заур, ты не обиделся на меня?
– Нет, почему я должен обижаться?
– Давай забудем о книгах и повеселимся. Хотя Джейран ханум со мной не согласна.
Тофик налил в три пластиковых стакана чачи, а в три других – колу, и поднял свою чачу:
– Выпьем за знакомство!
Рушвия залпом выпила, широко раскрыла губы, сделала «фу» и принялась грызть куриное крылышко.
Тофик запил чачу колой, прочистил горло, посмотрел на Джейран и спросил:
– Сестра, кажется, сын здорово тебе досадил. Да, эта нынешняя молодежь… Не стоит обращать внимания.
– Как же не обращать внимания, братец? Я же говорю, из-за него я сквозь землю провалилась, опозорил он меня. А ты говоришь, не обращать внимания.
– А что с твоим сыном? Что же он тебе сделал, сестра? – искоса взглянула на нее Рушвия.
Джейран сглотнула и помотала головой:
– Ей-богу, даже не знаю, как сказать… Это такой позор, что слов не найти. Ей-богу, я стесняюсь.
– Вы из Борчалы?– спросил Тофик, наливая очередную порцию чачи.
– Да, из Болниси.
Тофик поднял пластиковый стакан:
– Выпьем за древний тюркский край, за Борчалы. Будь здорова, сестра Джейран!
Рушвия тоже присоединилась к тосту и выпила чачу. Заур опустошил стакан в два глотка, прислонился к стенке и приготовился слушать рассказ Джейран о событиях, скрывающихся за скорбным выражением ее лица.
– Извини, сестра, – сказал Тофик, – без выпивки никак. Что же натворил твой сын? Сколько ему лет?
– Пятнадцать лет мерзавцу, да чтоб ему не дожить до шестнадцати, – Джейран достала платок и стала вытирать выступившие на глазах слезы.
Рушвия, которую спиртное уже забирало, легонько стукнула Джейран кулаком по спине:
– Да хватит тебе, не проклинай!
– Ах, ах велико мое горе, – сказала Джейран и еще раз приложила платок к глазам. – На нашей улице парни частенько собираются и играют в войну. А мой мерзавец был атаманом нашей улицы. В общем, что вас мучить. Это случилось три месяца назад. Они играли в войну и условились с парнями соседнего квартала, что … Ей-богу, я готова провалиться сквозь землю от стыда.
Тофик, слушавший женщину с интересом, хотел сказать «Да плевать я хотел на твое чувство стыда!», но удержался и процедил сквозь зубы:
– Сестра, здесь же все свои, – сказал он. – Да рассказывай ты, чего тянешь.
Джейран в знак согласия покачала головой, сказав «Да, да братец, правду говоришь» и продолжила свою речь:
– Они условились, что атаман выигравшей команды сделает… как сказать, даже не знаю… ну, то самое с атаманом проигравшей команды.
Рушвия выпучила глаза и попыталась привнести ясность:
– А что значит «то самое»?
Джейран уже теряла терпение. Она обратилась к Рушвие с нотками мольбы в голосе:
– Ну да пойми ты, то самое… Ну, как мне сказать… Ну сзади…
Тофик зацокал языком и разлил чачу. Рушвия встряхнула крошки с рук, взглянула на Тофика, разливающего чачу из литровой бутылки Фанты и сказала:
– Ну и ну! Что за позор, вот дети пошли! Ничего себе.
Джейран согласилась со словами Рушвии покачиванием головы:
– Да, правду говоришь, сестра, рожаешь ребенка, растишь, воспитываешь, а он вот, в конце концов, совершает такую мерзость! Какая мать может ожидать такого от своего ребенка? Я учительница математики в средней школе. Сын мой с первого класса учился, на моих глазах был, глаз с него не спускала. А теперь я опозорена на весь район, со стыда даже в школе не могу показаться.
Тофик, Рушвия и Заур допили чачу и поставили стаканы на стол.
– Рассказывай, сестра, выговорись, – сказал Тофик и отпил Колы.
– Да что рассказывать, команда моего мерзавца победила. Они отвели атамана другой команды на старую недействующую ферму. Там мой сын изнасиловал в зад четырнадцатилетнего мальчика. Мальчик не смог это скрыть дома, его отвезли в больницу. Вдруг вечером вижу – полицейские ломятся в дверь. Они забрали моего сына в отделение. Вот такие дела…
Джейран зарыдала. Заур смотрел на нее с болью в сердце и вертел в руках пластиковый стакан с Колой.
– Прошел суд, ему дали шесть лет, теперь он в детской колонии. А я еду в Баку к родственникам, ведь в районе не могу показаться среди людей. Мне надо подождать, пока все не забудется. И с работы тоже уволилась.
– А что, мужа у тебя нет? – спросила Рушвия, пронзив Джейран острым взглядом.
-Нет, сестра, нет. Он трактористом был. Восемь лет назад, трактор загорелся и он сгорел в нем. Если был бы жив, наверно ничего такого не случилось бы. Парень получил бы правильное воспитание.
Рушвия откинула голову и зацокала:
– Пусть земля ему будет пухом, но ничего подобного. Сам ребенок должен быть порядочным. Значит, твой ребенок по сути своей мерзавец, не обижайся.
– Не сыпь мне соль на рану, сестра, в чем же я виновата?– взмолилась Джейран.
Рушвия по-настоящему опьянела – зарделись щеки, губы стали влажными, покраснели глаза.
– Как это «в чем я виновата?» Зачем рожать, если не можешь воспитать? Зачем делать других несчастными? Тем более ребенка, тем более парня.
Тофик вмешался, пытаясь успокоить Рушвию, напирающую на Джейран, но Рушвия, подняв руку с золотым браслетом на толстом запястье, сделала ему жест, означающий «А ты не вмешивайся».
– Но что же я могла сделать, сестра?! – плакала Джейран. – Случилось то, что случилось, откуда мне было знать, что мой сын совершит такое?
Тофик налил колы в стакан плачущей женщины и протянул ей:
– Выпей, сестра, выпей.
– Ну почему ты так говоришь, сестра? Надо же быть справедливым, в чем виновата мать?
– Как это «в чем виновата»? – взорвалась Рушвия. – Как это в чем? Родила сына – воспитай его! Вот дожил до пятнадцати, понятно, кровь горяча! Взрослый уже, понятное дело, встает у него, дырочки хочется.
Джейран растерянно посмотрела на присутствующих в купе, будто бы прося о помощи, и в конце концов остановилась на круглом, покрытом толстым слоем косметики, лице Рушвии:
– Ну что могу поделать в этом случае я?
Рушвия, посыпая солью грудинку курицы, ответила с вызовом:
– Ты? Вот, например, сама бы ему подставила свой зад, чтобы парень успокоился. А зачем надо было делать несчастным чужого ребенка?
Заур вздрогнул и пролил Колу на колено. Тофик прикрыл рукой рот и вытаращил глаза. А Джейран стала шлепать себя двумя руками по щекам, царапать лицо и выть:
– Ой, ой! Что ты говоришь! Да что ты такое несешь при мужчинах!
Рушвия повела глазами, отправила в рот грудинку и сказала, жуя:
– Да какие еще мужчины! Все мужчины пропали на Великой Отечественной.
Зауру ее слова были нипочем, но Тофика они крепко задели:
– Сестра, вроде начинала хорошо, но здесь ты допустила оплошность. Если тебе мужчины не встречались, это твои проблемы, а не наши. Перед тобой сидят двое мужчин, а ты несешь всякую ерунду! Вот выебу тебя взад, вмиг поймешь какие еще мужики на свете остались.
