Текст книги "Коромысло Дьявола (СИ)"

Автор книги: Алек Майкл Экзалтер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 44 страниц)

А-а… чуть не запамятовала, милок, вернемся к твоим секулярам. Понимаю: все мы друзья своих друзей. Тем более эта твоя парочка неудачно попала под раздачу слонов, орехов и бананов от Счастливчика Мика.

Вот что, Фил. Покажи-ка мне выдающиеся прелести этой твоей Катерины в мемуаре инквизитора. Вспоминай, как она однажды на кухне перед тобой голыми сиськами потрясала…

…Ого-го!.. Хватит, Фил, анамнез ясен. Пусть твой дружок сегодня же, э-э… скажем, после двух часов везет обе ее большие сиськи ко мне в стационар на обследование. Анализы, то, се…

Ближе к вечеру я к ней зайду с обходом. В понедельник я их обоих обрадую, что предварительный диагноз "susp. cr. m." не подтвердился. То бишь по-простому – подозрение на рак правой молочной железы не имеет оснований.

Все поверят тому, этому… Фирма у меня знаменитая. Мои спецы лучше всех в этой стране режут бабские сиськи и кое-что понимают в прикладной маммологии.

Будь спок, Фил. Привилегированной пациенткой, ее фиброаденомами и метастазами я сама завтра займусь поутряни.

Гарантирую: ее дамские соблазны вновь будут здоровенькими и красивенькими. Твой приятель останется доволен, будет ему за что подержаться и не лезть сдуру под огонь…

Благослове душе его Господа…

– Спаси вас Бог, арматор. Итого, по-моему мнению, кавалерственная дама Вероника, операцию следует начать уже в вторник или в среду с мирян-попутчиков и провести необходимую санацию в организации небезызвестного нам обоим господина Рульникова.

Как вам нравится, если наше оперативное действо мы поименуем под кодом "Девушка с веслом"?

– Эге… советская парковая скульптура с этакими железобетонными грудями и загребным веслом? Чтоб глушить им супостатов? Годится…

Ох и умеешь же ты, Фил, польстить моей творческой натуре!

– Исполнение превосходит оригинал, мадмуазель Вера Нич. В креативном техногнозисе.

Поэтому Райкой-вешалкой, с вашего позволения, я сам займусь и к порядку ее призову. Аккуратно и без членовредительства.

Есть у меня и другая личная просьба, барышня Ника. Почти мирская. Давай я того нашего гебиста, крышующего уголовников, прикрываясь авторитетом фирмы Рульникова, самолично упраздню и несколько сокращу штаты в службе безопасности моего уважаемого босса.

– Почему бы и нет? Каких-либо возражений не имею. Трех-четырех профи-секуляров в поддержку дам.

– Превосходно! Итак, мне для этой благой цели понадобится российской разработки пистолет-пулемет "90М1" с длинным магазином как шнековая мясорубка. Найдется у тебя в закромах такая машинка?

– Где-то несколько образцов завалялись. Но зачем тебе она? Ей-ей, от нее шуму, грохоту… ажник с глушителем моего дизайна.

– Не боись. Локальную аудиозащиту поставлю и все за собой чистенько приберу.

Зато попробую, что это за штука и с чем ее едят. Мясорубкой сызмальства, понимаешь, пользуюсь. А шнековый магазин только на онлайновой картинке видел во всемирной паутине.

Это суть непорядок и упущение. Надо исправить благочинно…

И последнее. Пал Семеныч советует нынче же настоятельно подумать об обеспечении аноптического прикрытия. Он предлагает обратиться к методике "бегущей волны".

– Принимаю и одобряю. Очень будет уместно во время президентской избирательной кампании…

В этой Белороссии давненько никто этак публично и гласно не пропадал. Даже присяжные оппозиционеры думать забыли об исчезнувших политиках, предпринимателях, журналистах…

Начали мы с Купалевича. Оченно эффектно. Добавим вскорости еще несколько известных имен к реальному черному списку.

Я же запущу в он-лайне длиннейший перечень вероятных кандидатов на исчезновение, дескать, попавших в поле зрения "эскадрона смерти" батьки Лыча. Кое-кто из них непременно крупно наложит в штанишки и по-настоящему рванет в бега, сказавшись в нетях…

– …Меня ни для кого нет, кроме тебя. Сегодня суббота, выходной день, моя маленькая. Исчезаем от мира до пяти часов пополудни, – торжественно заявил Филипп, как только Настя Заварзина пересела к нему в машину.

Оба они решительно и полностью намеревались прогулять три пары вузовских занятий под благовидным документальным предлогом посещения частного врача-кардиолога. Соответственно оплаченными справками на двоих Филипп Ирнеев запасся еще вчера.

– Но шибко не радуйся, Настена. Два академических часа, может, поболе, на аглицкое наречие вынь да положь…

Отметим, что вечерние курсы английского языка, какие три раза в неделю посещала Настя, Филипп старался усилить и превзойти собственным интенсивным обучением. В конечном успехе он не сомневался.

Его любимая и единственная невеста не возражала и сама всему стремилась научиться от Филиппа.

– Фил, я с тобой часто чувствую себя дура дурой. Но это хорошо. Мужчина должен быть умнее женщины, потому что глупость в нем заложена от большого ума.

Говорить туманными парадоксами Настя училась у Филиппа, потому ей пришлось пояснить свою мысль на конкретном примере:

– Скажи, зачем ты меня учишь языку молчаливого тела? Неужто ты хочешь, чтобы на твою красивую жену никто и нигде не обращал внимания?

– А что? Иногда очень полезно. Никто из записных мачо тебя, Настена, не видит, не замечает… И мне от ревности умирать не придется.

– А мне нравиться, когда на тебя другие женщины смотрят и мне до смерти завидуют.

Надо, чтобы тебя видели и любили. Невидимкой, никому не нужной, быть очень плохо…

Хочу, Фил, тебе рассказать. Когда мне исполнилось четырнадцать, и я, ну, ты понимаешь… снизу, сверху… в общем была большой девочкой, моя отвязанная матильда придумала скотский способ, чтоб я не стеснялась своей женственности, и все такое…

Летом в Германии она меня потащила в нудистский клуб на озеро. В кабинке раздела догола в жесть. Сама в трусах осталась. К воде погнала совсем голой….

Она меня в спину толкает. Я глаза закрыла… Думала, умру от стыда и позора… Там ведь была толпа народу, и не все раздетые в жесть…

Потом гляжу: никто из немцев на нас не смотрит… В упор не видит.

– Да, ну?! Не верю!

Сто пудов, ей-ей, не вру. Моя несравненная матильда дынными сиськами трясет, жопой как проститутка виляет, соски у нее кверху неприлично торчат…

А ее ни один немец ни хера не замечает. Даже когда она у воды трусы сняла, задницу оттопырила и давай всем показывать, как у нее там снизу в жесть выбрито…

Меня же только один старичок в стрингах спереди и сзади обошел. Стопудово убедился, что я внизу блондинка, и равнодушно отвернулся, импотент хренов…

После этого, как только домой приехали, я одному мальчику отдалась… Он мне с пятого класса портфель носил… Но он, гаденыш…

– Дальше не продолжай, Настена… Каб ты знала: словцо "невеста" в переводе на современный русский язык означает особу женского пола, уже кем-то лишенную девственности и невинности…

Хочу тебе сказать: вообще-то понятненько, куда и к чему ты клонишь, хитренькая… Трали-вали и все такое…

Ну, нет, моя миленькая, от двух часов занятий аглицким тебе никоим образом и подобием не увильнуть… Ты у меня не отвертишься, Настасья Ярославна.

Уж на что у нас Ванька мелкий большой спец по уверткам и лодырничанью, но и ему никогда меня не уговорить, не упросить.

Сначала урок. Потом посмотрим. Прошу на выход, барышня. Мы приехали.

– Нет, Фил. Погоди. Ты снова меня не понял…

Хочу тебе сказать, любимый. У меня от тебя никаких-таких женских секретов нет. И у тебя не должно быть от меня каких-нибудь мужских тайн.

– Естественно, Настя. Как же иначе? Как Бог свят, обещаю говорить тебе о своей личной интимной жизни одну лишь голую правду и только правду.

– Тогда скажи мне. О чем тебя просил Петя?

– Только ты никому и никогда…

– Клянусь!

– У его Катьки рак груди. Мы ее позавчера положили к Нике на обследование.

– Какой ужас!!!

После обеда и дополнительного урока английского в виде просмотра в американском оригинале одной из частей «Унесенных ветром» Настя, горестно вздохнув, заявила любимому жениху:

– Скучно мы живем, Фил. Сплошная учеба, работа, на физкультуре у твоего сенсея выкладывайся в жесть…

В серости прозябаем, ни ярких чувств, ни тебе острых ощущений, приключений…

Между прочим, ты еще в Риме клялся меня свозить в ваш пейнтбольный клуб.

– Нет проблем. Завтра и поедем. Вчетвером со спецом Гореванычем. После Ванькиного урока.

Как раз вчера мелкий спрашивал: будешь ли ты с нами в воскресенье. Он тебя оченно приглашает пострелять, на войнушку. В пятнашки поиграть.

– Сто пудов я с вами!

– Вот и ладненько. Я было подумал: ты не помнишь.

– Смеешься? Как я могла забыть, что Игорь Иваныч обещал меня учить стрельбе из пейнтбольного оружия?! Помнишь, когда ты меня Раймонду Рульникову встречать пригласил в аэропорту?

– Смутно, но помню.

– У меня для тебя, любимый, кстати, тоже есть пригласительный билетик. Не-не-не! не пугайся, не на концерт в филармонию с теткой Агнессой.

Так вот, мы с рыжей Манькой завтра вечером зовем тебя, любимого в хорошую сауну. В парилке и в бассейне только мы втроем, и никого-никого больше.

Готовься, мы обе будем без всего, сверху и снизу… Но разрешаем тебе оставаться в плавках…

– Го-с-с-поди, я этого не выдержу!

– Что ж, мы с Машей этому будем только рады.

– Чтоб ты знала, моя миленькая! В русскую старину венчанные законные муж и жена, если они накануне трали-вали на сеновале, в церковь к обедне, ни-ни, не смели зайти… На паперти оставались, из рака ноги, с нищими, юродивыми и нехристями…

– Так то было давно. И мы с тобой не какие-нибудь там религиозные фундаменталисты и ригористы жестковыйные. Сам же мне говорил, у нас свобода вероисповедания.

Хочешь сказать, мы сейчас не поедем ко всенощной в епархиальный собор? Я готова. У меня и косынка такая скромненькая в сумочке лежит.

– Почему же? Поехали, коль собирались… Ох-хо-хо… Соборне отмолим как-нибудь грехи наши тяжкие…

– Золотые слова, мой любимый! Я классику помню: не согрешишь – не покаешься, не покаешься – не спасешься…

"Эт-то точно. Видимым же всем подобием и образом невидимого…"

ГЛАВА XX
НЕВИДИМОСТЬ БЕЗГРАНИЧНОГО, ОГРАНИЧЕННОСТЬ ВИДИМОГО

К поздней мирской обедне в церкви Святых княже Димитрия Донского и Сергия Преподобного инквизитор прибыл заблаговременно. Понаблюдал как прихожане слева у распятия батюшке исповедуются, во грехах людских каются. Сам подошел к исповеди в смиренном обличье заурядного старика-мирянина.

В настоятеле храма сего инквизитор Филипп не обнаружил какой-либо магической чародейной порчи. Очевидно, пятидесятидвухлетний священник не имел непосредственной причастности к волховской скверне, но о секте храмовых еретиков догадывался, их боялся и делал вид, что ничего богомерзкого и богохульного окрест него не происходит.

"Робкий в миру человек, он несовершенен и нетверд в катафатическом вероисповедании своем."

Прочно уверовать в сверхъестественное сей мирской священнослужитель не смеет. Таковы все без исключения рационально и земнородно верующие, отрешенно констатировал окружной благочинный инквизитор.

Сейчас он углубился в собственные воспоминания. Но ни на миг не прерывал естественное сосредоточенное наблюдение за прихожанами храма сего…

Вокруг смешавшееся с запахом ладана и свечей гнилостное зловоние заношенной зимней одежды, несвежего верхнего платья и неизлечимых старческих недугов. Согбенные истасканные тела, морщинистые лица…

Трясущиеся головы, платки… Старухи в низко подвязанных дырчатых косынках, которые всем, но только не цветом, похожи на маскировочные армейские сети.

В контраст две простоволосые, крашенные в пегие цвета отроковицы 16 лет отроду. С красными трикотажными лентами-повязками на голове, в одинаковых белых курточках-поддергушках, в чрезмерно коротких ядовито-зеленых юбках. Они мелко и по-старушечьи крестятся. По-другому не умеют.

В церкви им обеим неловко, неуютно, как-то страшновато. Но завтра контрольная по химии. Бабушки говорят: если свечки поставить, Боженьке-Иисусику помолиться, то он определенно поможет.

Вскоре школьницы выходят на улицу, облегченно и просветленно улыбаются, одна другую угостила сигареткой. Обе тут же забыли о том, как со страхом телесным входили в то место, кое они напрасно почитают как храм Божий.

"Прости им, Боже, невольные прегрешения их и скверну природную от умыслов колдовских и волховательских…

На суетной обрядности у малых сих пустосвятов исповедание стоит. Како видят, тако и веруют в заразном поветрии общинном и экклезиастическом…"

Глядя на прочих прихожан, мало кто брезговал благоговейно прикладываться к нечистому стеклу иконы с частицами фальшивых мощей Матроны Московской на аналое. По завершении обедни общинно в очередь встали, дабы исполнить поцелуйную обрядность, принимаемую на веру в стадном подражании.

Иные из них свои жирные животные следы и губную помаду пытались стереть грязноватой белой тряпочкой, лежавшей рядом. Некоторые блюстители санитарии терли стекло, размазывая загрязнение, перед тем как приложиться губами или лбом.

Маленьких внуков по-мирски богомольные старухи поднимали и те звучно чмокали застекленную икону Святой Матроны Московской. Видимо, всуе и в тщете материальной иконописный новодел облыжно почитаем ими в образе чудотворного лика.

Особенно отвратными деревянный оклад иконы и защитное стекло не выглядят, отметил инквизитор. Очевидно, их ежедневно обрабатывают каким-нибудь чистящим составом, согласно правилам государственного санитарно-эпидемиологического надзора.

Изрядно непригляднее окружному благочинному инквизитору-коадьютору Филиппу Ирнееву представлялись лживые земные поклоны, какие очень многие мирские прихожие храма сего отдавали перед иконостасом и аналоем.

"Одной рукой мерзко кланяются…"

Почти все из них в точности на языческий аршин старались, не согнув, не преклонив коленей, прикоснуться пальцами правой руки к полу. Иные немощные старухи, будучи не в силах исполнить волховской обряд, сознательно или машинально давали себе отмашку рукой.

"Прости им, Господи, ворожбу и волхование богомерзкие, яко совершают сие в невежестве и в суеверии своем."

Кощунство усугублялось тем, что прихожане не просто омерзительно собирали десницей поганый прах земной. Но постоянно нечестиво касались заклятой звезды-пентаграммы, злоумышленно выложенной магами-чародеями из колдовской еретической секты, беспардонно обосновавшейся в оскверненном храме.

Прочая обрядовая людская профанация, природная скверна и естественная порча в церкви Димитрия и Сергия также наличествовала в горестном и бесчестном изобилии.

Даже при выносе Святых Даров старухи-кощуньи не отрывали тяжеловесных задов от скамеек, бесчинно расставленных у стен. Какой-то дед-паралитик неустанно крестился левой рукой, призывая то ли на себя самого, то ли на других дьявольскую тьму.

"Помнишь ли, пошто десница у тебя отсохла, старче? Оглох, знахарь-ведун, ты отчего?.."

Несколько раз за время полуторачасового богослужения и литургии церковь оглашали мерзкие дребезжащие и лающие звонки дешевых мобильных телефонов. Хотя на дверях храма висят знаки, запрещающие вход с собаками и мобильниками.

Нисколько не добавляли благочиния церковной службе визг и писк псаломопевческих девиц, верещавших на балконе позади верующих над входом. Не отличались ангельскими голосами и пронзительные старухи-кликуши, в разнобой, вкривь и вкось подвывавшие "Верую" и "Отче наш"…

"Несть благости и благолепия в храме сем."

Фитили лампад у аналоя и на алтарном иконостасе подслеповато мигали и часто гасли в течение обедни. Темные вырезы-поддувала у нескольких лампадок походили на личины, какие американские дети режут в тыквах на нечестивый Хеллоуин.

Некачественные бесчинные свечи у аналоя, – независимо, дешевые тонкие или же толстые дорогие, – криво оплывали. Они уродливо гнулись, непристойно сгибались под собственной тяжестью…

Но, быть может, освященные должным чином церковные свечи тоже склоняются под бременем незримого сатанинского ярма-коромысла? Возможно и так.

Хотя воистину жертвенные храмовые свечи в очевидности отягощены людскими грехами тех, кто их зажигает. И ставит к иконам в тщетной надежде отмолить себе чего-либо весомое, осязаемое, существенное и как-либо обозримое ими…

– 1 —

Филипп Ирнеев с детства верил отнюдь не в некое всем понятное божественное существо, но в непознанную трансцедентальную сущность, непостижимую убогому скудоумию и греховности людской. Он категорически отвергал и отрицал постулаты многих языческих религий, утверждавших будто человек во плоти создан согласно некоему образу и подобию сотворивших его в одночасье античных богов-демиургов.

"Ветхозаветное богохульство и поганское кощунство оно есть!"

Не по душе ему были и догмы катафатического христианского богословия, заявлявшего нечто подобное в силу материалистических аналогий бытия. Он не желал скудоумно приписывать Телу Христову тварные людские качества.

"Никакой человеческий урод не в силах иметь во плоти совершенство образа и подобия Божьего!"

Давным-давно положительной катафатической теологии, погрязшей в несовершенных аналоговых метафорах видимого осязаемого мироздания, он предпочел апофатические трансцендентные богословские истины. А именно: истинную мудрость, императивно отрицающую божественность плоти людской и превозносящую невидимый безграничный Дух Святой и разумность бессмертной души, дарующих надежду на спасение грешному и порочному телу человеческому.

"Человекообразное материальное божество может сотворить только богоравную обезьяну кустарным способом демиурга. Вот тебе неодушевленный кумир, мой обезьяночеловечек!..

Проси не проси у этой бездушной обезьяны, как ее ни моли и умоляй, она не способна бездарно объективную материю субъективно подчинять идеальному духу.

Истинный Господь-Вседержитель идеально располагается вне мира сего. Он Духом Святым творит не здесь и не сейчас. Нечестивым материалистическим молениям Он не внемлет…"

Посему в своем задушевном православии Филипп никогда истово в церковной обрядности не просил, не требовал у Бога чего-либо материального и вещественного. Ни прежде, ни потом, когда стал носителем преподанных ему дарований Святого Духа и Рыцарем Благодати Господней.

"Благодари прежде Господа твоего. За вся и за всё… Ему виднее, как созидать сокровенное и разрушать очевидное…

Твоя суесловная мирская божба не в счет. Коли она земнородна и просит о нечестивом материальном творении.

Не сотвори себе в миру человеческого идеала плотского и низменного. Тогда и гуманистический телесный грех невелик, его и замолить недолго.

Горе имамы сердца, братия!"

Стоя у обедни в истовом благолепии и благочинии монастырской церкви иконы "Утоли моя печали" рыцарь Филипп эпигностически отделял косную мертвую материю и животворящий дух. И то и другое было ему подвластно по малой мере веры его и великого Промысла Божьего.

Ни в себе, ни в Боге он не испытывал сомнений, в сентябре месяце вступая в свои права и обязанности достойно звания окружного благочинного инквизитора…

После воскресного родительского обеда в семействе Ирнеевых Филипп доставил Настю на попечение и обучение Гореванычу. Понятно, что военным делом. А сам неукоснительно и неумолимо занялся дидактическими трудами с Ваней Рульниковым.

Благословенно передохнуть от английского мудрый учитель, конечно, разрешал несколько минут ему и себе, чем его умный ученик по обыкновению воспользовался. А там, глядишь, за посторонними разговорами и, может, урок кончится?

Ваня начал издалека, с подходом:

– Ох, Фил Олегыч, плохо быть маленьким.

– Верно глаголешь, Иван. Потому взрослые напрочь стараются забыть о детстве и младенчестве как о кошмарном сне. Нипочем себя маленькими не помнят…

– Фил Олегыч, я не о том. Вечером после войнушки Снежана опять меня потащит в ванну…

Она оружия не любит и нарочно делает из меня маленького, будто я бесчувственная кукла или младенец какой-то…

– Понял… Дальше не продолжай. Сам закончу.

Ага, значится, трогает девка-дура за разные места. А ты уж почти большой.

Принято. Больше она к тебе ванную не зайдет. Самостоятельно под душем вымоешься сегодня и так во веки веков.

– Обещаете, Фил Олегыч?

– Как Бог свят! Я с ней поговорю.

Ежели чего не поймет, скажу Гореванычу. Он девку-дуру, внучатую племянницу свою быстренько вразумит. По-военному построит.

– Спасибо, Фил Олегыч, миленький! А то я маме говорил, но она меня отругала…

– Брат ты мой, чтоб эти женщины в жизни чего понимали! Умственной благорассудительности в них еще меньше, чем в грамматических категориях рода.

Скажем, младенец для них навсегда останется существом среднего рода. Как в английском языке.

Не обижайся, Иван, я не тебя имею в виду, а филологию.

Ты знаешь: вот этот стол по-испански женского рода, по-русски мужского. Хоть себе ничего такого гендерного в нем на самом деле нет.

Исходить из земнородных аналогий бытия вовсе не следует, если разумное мышление и членораздельная речь нам даны свыше. Скажем, от Бога.

Кому-то дико хочется словцо "кофе" сделать среднего рода в грамматическом подобии. Другой пищом пищит, но желает заменить средний род в слове "настроение" на мужской. Выходит у него уродский "настрой".

Причем оба наших безграмотных лоха ничего женского или мужского в этих словах не находят. Даже для них, Иван, категория рода не имеет значения в приложении к материальной жизни.

Возьмем к примеру словесное описание родственных отношений. Ты у меня знаешь: шурин – это брат жены, а деверь – брат мужа.

Много раз можно встретить у разных глупых писак, будто бы какого-то мужика имеется деверь, стало быть, и где-то прячется его законный муж. Бывает у них, как бы и у женщины есть шурин, и возможно, жена.

Проще-простого лохам-невеждам назвать зятя, то есть мужа сестры, шурином. Они так, брат ты мой, говорят и пишут. Понарошку. Условно.

Вот мы и пришли к тому, что отношения между мужчинами и женщинами, родителями и детьми не всякий раз можно описать в словах. Их надо безусловно понимать и чувствовать.

Чувство языка у тебя, Иван, в наличии. Поймешь, разберешься и что к чему значится неизреченного в этой жизни…

Баста с разговорами, брат ты мой, возвращаемся к английским артиклям. Ажник если в каком-нибудь языке их не видно, они непременно там найдутся в скрытом виде. В английском тоже наличествует невидимый нулевой артикль…

Филиппа очень подмывало «взять и обнулить Настино приглашение в баню вечером, втроем… Аннулировать его, из рака ноги…» Но положение-то обязывало.

А как поаккуратнее избавить рыжую Маньку от ненужной влюбленности в себя, он еще не совсем продумал.

"Шла бы она в баню… И все такое прочее… Хотя нужно попробовать. Рыжая стоит выделки…"

– …Ой, Фил… Какой ты у меня мужественный, мужчина… Стопудово смелости и отваги тебе не занимать, – иронично прижмурившись, Настя сообщила Филиппу, украдкой глянув на реакцию Марии, первой успевшую рассупониться до банной обнаженной кондиции.

К тому времени официантка в элитной сауне, она же банщица с полотенцем вокруг бедер перестала вертеться в предбаннике и скрылась в подсобках. Видимо, устыдилась своего недокормленного аскетической диетой тощего тела, торчащих наружу ребер жесткости и двух полупустых мешочков, заменявших ей грудь. Или наверняка не вынесла сравнения собственной иссохшей анатомии с пышными прелестями и округлостями обеих барышень Филиппа Ирнеева.

– Мы думали, ты у нас истинно добродетельный рыцарь и побоишься разоблачаться при дамах твоего сердца, – проявила гендерную солидарность Мария, игривым тоном поддержав Настю.

– А мне, знаете ли, милые барышни, не привыкать стать к откровенному, как есть без фиговых листочков, общению с противоположным полом. С детства, понимаете, мамой и соседками приучен.

Пошли в парную. Там в тепле дорасскажу…

Так вот, в шесть лет водила меня мама на пляж, недалеко от нашего дома на Молодежном озере. Девочки из нашего двора – черненькая Надя и рыженькая Маня – были в трусиках, их молоденькие мамы – в бикини и купальниках, а Филька как есть, на бережку голозадый, со всем мальчиковым хозяйством наружу.

Откровенно сказать, к тому времени оно было не совсем уж младенческим. Но мама говорила: так надо-де для здоровья и загара.

Поначалу было стыдно, девочки Надя и Маня хихикали из-под ладошки, разглядывали мои причиндалы… Потом перестали.

Глядя на нас, мамы умилялись, как хорошо, мол, голенький Филька с нашими девчонками в песочке играет. Дружно, не ссорясь… А девочкам лучше в трусиках, чтоб песок в нежные женские места не попадал…

– Ой, Фил, ты специально выдумываешь. Выделываешься, потому что я тебе о себе рассказала. Ты был маленьким, и ничегошеньки не мог запомнить.

– Нет, Настена. Он у нас ничего и никогда не забывает. Я тот пляж кое-как помню, но маленького Фильку без трусов, убейте меня, никак…

– Точно, Мань. У твоей мамочки на том пляже из-под узеньких белых трусиков черные курчавые волосики бахромой выбивались. Мужчины на нее острый глаз косили. И насисьник на ней был беленький, просвечивающий, чисто символически соски и ареолы прикрывал.

А ты, я и Надька в то время, пока три молодые мамы с мускулистыми кавалерами кокетничали, по кустам лазили. Там Надька трусики снимала и ноги раздвигала, чтоб мне было все видно. Мы с Надькой друг у друга письки ощупывали, она мне даже головку полового члена обнажала и к себе его примеряла.

Между тем рыженькая девочка Маня испуганно таращила на нас глаза и с розовыми трусиками расставаться боялась.

Но один раз через резинку только мне, не противной Надьке, показала и дала потрогать, как и что у тебя есть под трусиками. Потому как Надька сказала, что у дуры Маньки там пустое гладкое место, и писает она через попу…

Придумывать Филиппу Ирнееву ничего не пришлось. Так оно и было на самом деле четырнадцать с лишним лет тому назад.

Он лишь усилил эмпатическое воздействие на Марию Казимирскую и поддерживал на должном уровне ментальный контакт, возвращая старую подружку ко временам детской невинности, предшествующей половому созреванию.

"Словеса в теургии ритуального значения не имеют, если инквизитор по должности и в финской сауне на отдыхе остается должностным лицом."

К тому же внешняя обстановка в парной благоприятствовала наведенной апперцепции. Влажность, температура, личное откровенное общение…

Не совсем, конечно, приличный метод. Близко к разлучной ворожбе. Но неприятие близкородственного скрещивания, кровосмесительных половых связей он постарался у гетеросексуальной Марии вызвать и по возможности закрепить.

"В натуральном виде влагой истекаем, и все такое. Зато по-братски и по-сестрински."

– Двигаем, сестренки, в бассейн. Не то сваримся в собственном соку…

Тощая банщица вернулась к своим обязанностям уже в пристойной распашонке, прикрывающей грудь. Клиенты явно пришли отдохнуть без секса. Привычно и невозмутимо она взялась за мытье нагих тел, затем приступила к массажу…

За чаем притихшая Мария целомудренно завернулась в простыню, в отличие от Анастасии, непринужденно пристроившейся под простыней у Филиппа. Но и Настю на эротические переживания и аллюзии особо не тянуло.

Двумя сблизившимися женщинами и очень близким к ним мужчиной овладело блаженное чувство молчаливого благоволения, безмятежности и хорошей банной расслабленности. Никто ничего ни от кого не хотел.

"Оба-на! На двоих подействовало отрезвляюще. Эх-ха, аккуратнее надо было. Две сестры, из рака ноги, в баню знатно сходили…"

Значительно позже, в мокрый, серенький, ненастный денек в ноябре Настя, потупив глаза, призналась Филиппу:

– Знаешь, Фил. Ну тогда, в начале сентября, ты должен помнить, в сауне, я очень хотела, кабы мы с Манькой втроем… трали-вали… Чтоб после ты в жесть на нее не смотрел, и я тебя к ней не ревновала…

Но потом передумала. Ты ведь с ней будто старший братан с младшей сестренкой. Зачем мне лезть с сексом в ваши добрые отношения?..

Помолчав, Настя добавила:

– Благословен ты в мужьях, Фил! Ты мне тоже приходишься старшим братом…

– 2 —

– …С пистолетом-пулеметом «бизон», братец Фил, ты у меня знаком. «ПП-90М1» конструктивно не намного от него отличается.

Вчера-позавчера я малость доработала твою машинку. Пошли в тир опробуешь, как она тебе.

Сам знаешь: не к рукам, и вагина не лукошко. Завтра съездим к нам на ферму-полигон. Разомнешься в полевых условиях, милок…

На фирме Филипп появился, чтобы поговорить с Ваниной мамой. Она сама его просила выбрать время между лекциями и заехать к ней сегодня в офис. Кое-что обсудить и поговорить о педагогике.

Однако прежде чем предстать на глаза супруге босса, Филипп ненадолго зашел в один кабинет. Там его не ждали, но он знал: троих нужных ему людей он застанет на месте. Внезапно и врасплох…

Шеф службы безопасности и внутренних расследований фирмы господина Рульникова успел вздрогнуть, отреагировать на дверь, зловеще распахнувшуюся словно сама по себе. У его помощника тоже сработало чувство опасности, и заслезились глаза.

Третий искомый человек в кабинете ничего не почувствовал до того, как на него и на прочих, совещавшихся за столом, ниоткуда обрушился незримо и беззвучно концентрированный град пуль. В четыре ствола из автоматического оружия…

Изумрудный луч, сканировавший помещение, не оставлял за собой следов. А человеческая плоть обращалась в невесомую мелкодисперсную пыль. Четырем телам предстояло надолго исчезнуть в безвременьи.

"Вас ждут ко второму пришествию, мои господа хорошие…"

Какой-либо личной неприязни к упраздненному бывшему гебисту и трем его прихлебателям, только что пущенным в полный распыл, неумолимый инквизитор не испытывал.

"Плоть к плоти, прах к праху. Покойтесь с миром…"

Ну и что с того, что когда-то в миру какой-то глупый Филька Ирнеев в простоте душевной разболтал при приеме на работу, каким компьютерным бизнесом заняты его друзья?

"Вам отмщение, и мне воздаяние…"

Часом позже означенного времени госпоже Рульниковой внезапно стало плохо. Пришлось вызвать карету "скорой помощи".

Слава в вышних Богу, с мадам хозяйкой фирмы все обошлось благополучно. С небольшим сердечным приступом, приключившимся с супругой босса, прибывшие удивительно быстро медики-реаниматоры справились успешно.

На неделю ей рекомендовали полный покой и никаких волнений, связанных с бизнесом…

– …Братец Фил, тебе не кажется, ты с ней занадта жестко разделался?

– Зато ни черта не будет помнить в опус оператум.

– Материа суперабат опус?

– Пожалуй. Бегущая по волнам "Девушка с веслом" продолжается…

В четверг к вечеру у апостола Петра и евангелиста Марка был назначен большой сбор. Явились все в полном составе и парном комплекте.

Апостолы Андрей и Матвей сияли и ходили именинниками. Всякие неувязки и неприятности с бизнесом у них счастливо разрешились. Правда, компьютерную фирму все же придется регистрировать и самим выходить из тени.

По такому случаю Матюша вывел в свет и осмелился показать друзьям свою новую пассию Светочку. И соответственно представить ей неподражаемую благочестивую компанию душевных ценителей подлинных кулинарных удовольствий.