Текст книги "Коромысло Дьявола (СИ)"

Автор книги: Алек Майкл Экзалтер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 44 страниц)

Как ни противно, но лицезреть эту отвратность ему пришлось. Просто наблюдать из солидарности и сочувствия к арматору. Его неловкая помощь была бы излишней и могла повредить предписанному ходу ритуала теургического обезвреживания мыслящего кадавра, каким очень хотелось посмертно стать расстрелянному колдуну.

– Хирург, мой дорогой коллега, в переводе на новые языки означает: человек, работающий ручками, пальчиками…

Все еще шевелящиеся потроха: окровавленную печень, сердце, селезенку, как бы дышащие легкие и прочие члены тела – Вероника раскладывала на ковре и на полу в сложной конфигурации перекрестной декаграммы. Не забывая о расчлененных конечностях и освобожденном от остатка мозга пустом черепе, мячиком подпрыгивавшем в основании мистической фигуры с десятью лучами.

Кровоточащие части невозможного телосложения кадавра типа отрезанных кистей и стоп внове соединиться, прирасти никак тебе не могли. Но вот неприглядную природную магию демонстрировали сполна, сгибаясь, разгибаясь, бурно жестикулируя…

Особенно отвратительно выглядел приподнявшийся, ерзающий над съежившейся пульсирующей мошонкой голый пенис без крайней плоти, обрезанной по восточному обычаю.

Вероятно поэтому, а, может, и по какой иной женской причине, арматор Вероника сию принадлежность расчлененного кадавра первой щедро окропила специальным горючим составом на основе святой воды и этилового спирта.

Случившуюся ненароком бутылку водки она тоже пустила в дело, опорожнив ее в пустой череп:

– Водочка? И водочка сгодится. Выпьешь с нами, хрен лысый?..

Филипп молча смотрел, как занялись бездымным фиолетовым пламенем составные части и комплектующие кадавра под множественным огнем багровых лучей, исходящих из кавалерственных аметистов в серьгах арматора.

Колдовская богомерзость в разных агрегатных состояниях: твердых, жидких и студенисто-коллоидных – сгорала чисто и хорошо, не оставляя на ковре следов. Лишь легчайшая невесомая мелкодисперсная пыль оседала на полу и на мебели…

– Опаньки! Благослове душе моя Господе.

Но разведка доложила точно… Чегой-то тут у нас за диван магически завалилось? Угу, кейс с камешками. В дороге пригодится, будем в бирюльки играть, чтоб скучно не было…

На следующее утро горничные в одном из шикарных отелей Дар-эс-Салама кропотливо стерли пыль и прошлись с влажной уборкой в номере-люкс очень важного постояльца, наверное, отлучившегося в ресторан позавтракать. К вечеру того же дня менеджеры отеля скрепя сердце должны были сообщить в полицию о загадочном исчезновении телохранителей и самой персоны богатого гостя Салеха Абд аль-Айяда, прибывшего из Саудовской Аравии.

– …Вынуждена тебя малость огорчить, братец Фил. Напрасно ты надеялся на чудо.

Я тут по-быстрому проверила: камешки у нашего колдунишки оказались так себе. Два-три апотропея куда ни шло… Остальные – заваль, представляют лишь номинальную ювелирную ценность…

Между прочим, половина твоя, баш на баш. Колдун – бар, брилики – йок…

Вот еще что… Могу в рукоять твоего Регула тот игольчатый сапфир-экстрактор воткнуть. Временно.

Ты, Фил, на удивление достаточно много от своей теургии в него вложил. Не животворит, конечно, но небольшие раны заживлять в реал-тайме ему запросто.

И убежищу твоему этот ясновидческий камешек, ей-ей, должен понравиться, коль скоро он частица от твоих несравненных дарований…

Кстати, крепко подумай, как тебе назвать инициированный ствол. По традиции настоятельно рекомендуется: после ритуала, прежде чем входить в асилум, иметь наготове имя для личного оружия. Они, наши убежища и прибежища, такие знаки внимания ой как ценят…

– Ну ты скажешь! Я в курсе, читал. И триста лет как подумал. Я нарек его Филомат.

– А что? Звучит неплохо: Любящий знание. В самый раз для огнестрела в умных руках, кому-нибудь вышибающих мозги шайтану под хвост…

– Чуть иначе по-гречески написать, получится: Знающий род-племя свое.

– Тоже сверхъестественно хорошо…

– 4 —

То, что в нем так удачно сошлись две ветви харизматического родства, несоизмеримо отдаленные во многих веках и поколениях, наш Ирнеев Филипп, воспринял как изначальный знак свыше. Сверхрационально и предопределенно

Не так ли, мои внимательнейшие и терпеливейшие читатели, благосклонно и разумно допускающие существование сверхъестественного?

Иначе же вам определенно не удалось дочитать наш роман от начала до сих страниц. Будь они видимым образом отражены в распечатанном тираже или навеки оставшимися в цифровой реальности излучающей поверхности компьютерного дисплея. У кого-то, где-то и когда-то.

Стало быть, некогда привидевшийся ему невероятный образ рыцаря-монаха дона Фелипе Бланко-Рейеса наш герой счел собственным благородным прародителем, диахронично удаленным и все же синхронично сблизившимся с ним в едином пространстве-времени сверхрационального и рационального.

Пусть орденскими традициями, уставами и правилами ему настоятельно не рекомендовалась этак думать и рассуждать. Да и прецептор Павел с арматором Вероникой в принципе ему этого никоим способом и методом не советовали. Он все равно упрямо толковал те изначальные видения в свою пользу.

Или же истолковал их на благо тем, кого он считал себе душевно близкими и по-родственному духовно приближенными к нему от мира и века сего.

Потому-то рыцарь Филипп однажды все обдумал, усердно помолясь Пресвятой Троице, пусть и аноптически, в Гефсиманском саду. Точнее, там, где во время оно предположительно или на самом деле находилась Масличная гора.

Тогда, – не суть важно в какое время это произошло, – он окончательно решил посвятить себя принципиально Восточно-Европейской конгрегации. А также продолжать несомненным образом действий исполнять мирские обязанности по месту нынешнего происхождения и кровного родства.

Ищите и обрящете. Да будет так и свершится истинно!..

Филипп не сомневался: во время сиесты Ваню он отыщет в тенистой виноградной беседке у персиковых деревьев.

"Утром наш мелкий хорошо выспался до подъема и упора. Сейчас, должно быть, читает себе в тени…"

С полувзгляда на экран субноутбука учитель похвалил воспитанника:

– Молодца, Иван ты наш Разумник! Гляди-ка, до "Детей Дюны" нынче добрался.

Годится сие чтение, годится, ежели тут у нас взрослый дядя-писатель креативно не делает из детских лет мелких идиотиков…

Так же, как и его любимый воспитатель, вдумчивый Ваня полагал: взрослым и большим педагогический авторитет необходимо заслужить у маленьких мыслящих людей. Они оба без лишних слов соглашались с тем, что авторитетность вовсе не присваивается будто чиновная медаль за выслугу лет к юбилейным возрастным датам.

– Чаще, чем нам бы того хотелось, – издалека начал развивать свою мысль учитель.

– Какой-нибудь писака сам дурак, персонажи у него дебилы, да из читателей он так и норовит придурков сделать…

Похвала и аргументированная критика обязывают. Поэтому понятливый Ваня дал программную команду на отключение хай-тек машинки для чтения.

"Почему бы не послушать Фил Олегыча, если технологически без занудства?"

– Бывает, дурак пишет, как он слышит. К примеру, нынче у нас в Техасщине на дворе стоит вёдро, сухая летняя погода. Значит, у глупца, пользующегося материальными аналогиями бытия, выходит, дождь льет как из ведра.

Либо возьмем другое старинное русское слово "тороватый", то бишь щедрый, покупающий, не торгуясь. Прорва недоумков, не умеющих пользоваться словарями, непременно соотнесут его с тарой-емкостью как материалом для упаковки.

Тем и хорош английский язык, что идеально отделяет написанное от произносимого. Потому лучше один раз увидеть за 5, 10, 20 секунд страничку текста, чем ждать, пока какой-нибудь тугоухий и косноязычный болван тебе ее будет произносить вслух битых пять минут.

Любой правильный язык, Иван, должен быть беспредметен, чтобы работала чистая мысль, не загрязненная соприкосновением с вещами-субстанциями материального мира. А письменная зафиксированная речь намного более информативна и технологична по сравнению с устными рассуждениями краснобаев.

Глянешь по писанному, напечатанному, и сразу их красноречивая дурь тебе ясна бывает…

Учитель задумался, чем и воспользовался его ехидный ученик, невинно спросивший:

– Фил Олегыч, а почему бы вам самому книжку не написать?

Иронию воспитатель уловил, понял, что заехал совсем не туда, сказал не то, чего хотел, и потому сокрушенно развел руками:

– Мозгов и у. е, умственных единиц мериканьских, не хватат мне, Иван…

Чему-чему, а вот такому самокритичному заявлению наставника его воспитанник не смог поверить:

– Нехорошо смеяться над маленькими, Фил Олегыч!

– А ты что, брат ты мой, думаешь, я большой и умный? Побольше и поумнее меня иные люди найдутся.

Каюсь, банальности и трюизмы с важным видом изрекаю. Занудой становлюсь. Наверное, старею…

Я вот что хотел тебе сказать и заодно спросить: теперь ты понял, вьюнош, разницу между чистой мыслью и переводом, когда тебе не надо за каждым словом в карман, в словарь лезть?

– Ну вы скажите, Фил Олегыч! Мы ведь и раньше друг друга на английском понимали. И здесь, на ранчо у грэнди Бармица, мне понятно, о чем мне говорят по-английски и по-испански. Я им в ответ их же словами. Причем тут перевод?

– Ну ты, Иван, у нас исполин филологической мысли. Не обижайся, я серьезно говорю.

Со мной в детстве точно так же было. Как меня спрашивали, так я и отвечал. Хотя не верил, если мне говорили, будто на клетке слона написано "буйвол".

Ни людям, ни буквам доверять нельзя. Но только смыслу и духу высказанного. Тому, что скрыто, или подразумевается.

Еще лучше разумно верить в неизреченное, идеальное… В то, чего ни в глупой сказке сказать, ни умным пером-стилусом описать и на клавиатуре не набрать…

От дальнейших высокопарных рассуждений Филиппа отвлек и спас мобильник. Пришедшее сообщение не позволило ему воспарить духом к философским вершинам и позорно свалиться оттуда. Потому как его воспитанник явно затосковал и мечтал, как бы ему поскорее избавиться от занудствующего воспитателя.

– Ладненько, Вань, потом как-нибудь договорим. Вижу: хочешь к "Дюне" вернуться. Ноу проблемс. Валяй.

Мне письмо на малую родину давненько пора сочинить, срочно и урочно, длинное-длинное.

– Насте?

– Кому же еще?

Филипп не так-то уж очень цинично обманул маленького Ваню. Стыд-позор, но Насте он примерно как с неделю не писал. В то время как эсэмэска пришла к нему от Вероники. Притом с кодом орденского приоритета.

К трейлеру Сан Саныча он прискакал во весь опор, выжав из Карамаза недурной карьер. Пришлось мерина вываживать на берегу озера, давая ему остыть.

– Ты, глупое животное, откуда те соображать, что мне нужно? Небось, эмпатия срабатывает, да? Скотина, своим галопом всю задницу отбил. Иноходец, из рака ноги…

Смысл речей Филиппа для Карамаза оставался темным. Но ласковые интонации коняге были по нраву. Тем более кусок хлеба, посыпанный солью…

– Привет, братец! Тебе чего, Фил, соли на хвост насыпали? Примчался как угорелый на пожар.

– Сама же вызывала по орденскому коду!

– Так это я от полноты чувств шаблон отправила. Лень было самой новый текст набирать, шифровать… Думала, сообразишь: после обеда сообщу тебе радостную весть.

На арматоров и возмутительно пустоголовых девиц не обижаются. Бешеная скачка по жаре, галопом не в счет. Поэтому Филипп недовольно хмыкнул и тактично промолчал.

– Сейчас ты мне все простишь, милый. Отныне ты имеешь невиданную вовеки вещь. Гордись своим арматором и моим бесподобным предвидением…

Филипп не мог поверить собственным глазам. Прежде мутный грязный сапфир, подвергнутый Вероникой теургической огранке, будучи помещенным в рукоять Регула, опять обрел небесно-голубую прозрачность. Мало того, внутри драгоценного камня заиграла множеством сверкающих лучей ультрамариновая игольчатая звездочка.

– Сапфир небесного ясновидения нечасто удается получить в комбинации с клинком, рыцарь Филипп, – прокомментировала свершившееся чудо арматор Вероника.

– Ваш меч Регул, рыцарь-неофит, произвольно видоизменил апотропей, трансформировав его в мультипликатор оружейной прекогниции. Кто как, а я бы не рискнула выступить против такого вот клинка с каким-либо сорок раз сверхрациональным холодным оружием в руках…

Ей-ей, Фил. Я же тебе говорила: рыцарь-адепт Рандольфо круто работал с артефактами. Ума не приложу, какими еще ритуалами старик Альберини мог зарядить этот меч.

В моем предзнании я твой Регул вообще не локализую. Думаю: только уровень адепта позволяет его хоть как-то обозначить во времени и пространстве.

Меч парирует и наносит удары из будущего. Каков у него конкретный временной лаг, как он смещается, доступно одному вам рыцарь-неофит Филипп…

Инквизитор Филипп осторожно взял меч из рук арматора. Он стремился понять, каким же тонким изысканным инструментом с течением веков и столетий стал этот тяжелый древнеримский гладий, ныне подобный на невидимый невооруженным глазом скальпель, предназначенный для проведения микрохирургических операций.

Понимание к инквизитору пришло мгновенно, как и уверенность в благодатном предназначении обоюдоострого меча. Им действительно можно отражать, наносить колющие и рубящие удары. Но зачем?

Инквизитор провел левой рукой по эбеновым ножнам, прикоснулся к лучезарному сапфиру в навершии рукояти и ощутил, что сквозь радостно-торжественный тон арматора Вероники, помимо ее воли выходит наружу, сквозит плохо скрытая ревнивая зависть.

Как же она может так ошибаться!

Регул является совсем иным оружием в вышних. Ибо он есть феноменально меч духовный не от века и мира сего. Такова идеальная сущность рыцарского клинка, по праву обретенного наследником-неофитом на вершине горы.

В истинной горней мудрости он был оставлен там на хранение не рыцарем-адептом Рандольфо, также прекрасно понимавшим сущность данного теургического орудия, но самим достославным архонтом Гаем Юнием Регулом Альберином.

Отрешившись от ипостаси инквизитора, рыцарь Филипп прочувственно поблагодарил арматора Веронику. Объяснять ей он ничего не объяснял. Незачем, если в том он не видел маломальской ситуативной необходимости.

В заоблачном городе на вершине горы он чувствовал себя совершенно одиноким. Но вовсе не страдал от собственного одиночества. Так было и так будет.

"Буди мне явлено отмщение, одному же мне и воздаяние. Всяк влачит тяжесть креста своего и наособицу ярма-коромысла…"

По-мирски явившийся переодеться к обеду прецептор Павел предстал перед рыцарственными коллегами априорно более сведущим и знающим, нежели рыцарь Филипп и арматор Вероника.

– Мне кажется, Вероника Афанасьевна вам стоить пересмотреть сценарий ритуала консаграции и репроприации клинка Регул.

Вмешиваясь в ваши прерогативы, прецептор Вероника, я настоятельно хочу предостеречь вас от пагубного заблуждения и приверженности шаблонным аналогиям…

"Ага! И словесность арматорская и Пал Семеныч явил себя клеротом в неслабом авторитете. По-моему он первый раз при мне дрючит Нику.

Так ей и надо, дурынде. Надо же придумала! Туда-сюда по жаре гонять меня, моего коня, тьфу! мерина…"

– …Неужели вы думаете, барышня, будто способность держать оружие равнозначна умению его использовать достойным образом?

Ужель ваше понимание сего почтенного подобия оружия гнева Господня ограничено созиданием земнородной угрозы и упреждением чужеродного воздаяния?

Гляньте-ка на него вчуже, моим оком, моя многоуважаемая Вероника Афанасьевна.

– Царица небесная, матушка! Благословен Кресте провиденна и провеща!

– Так-то лучше, барышня арматор. Уж не взыщете за резкость и нелицеприятие речей моих.

– На вас, рыцарь Филипп, большой вины нет, – клерот конгрегации уделил внимание другому молодому коллеге.

– Понеже сокровенный эгоцентрический образ мыслей и действий явлен вам в неотъемлемости солиптического дарования инквизитора. Однако в секущих плоскостях теургической реальности вам должно распознавать недомыслие, вас непосредственно касаемое…

"Слава в вышних Богу, а в наставниках благоволение. Глупому неофиту Фильке досталось на его мужские орехи изрядно меньше, нежели девочке Нике по женским придаткам и яичникам. Больно и обидно…

М-да… ну и дела в клеротах конгрегации… Должно быть, в целях и задачах дидактических?"

Неожиданная отповедь и выволочка, устроенные прецептором арматору несколько озадачили неофита. Итого, на обратной дороге в асьенду Пасагуа только что состоявшиеся головомойка и реприманд его заставили ретроспективно поразмыслить над услышанным.

До этого Филипп никоим образом и подобием не задумывался над ситуативной адекватностью применения оружия. Коль скоро он не относил себя к гуманизирующим субъектам, любая тварная плоть не представляла для него духовной ценности.

Огнестрельный ствол наголо должен непременно сделать решето из вражьих телес. Меж тем обнаженный меч-кладенец обязан с размахом создавать ежели не улицы, то переулочки, проделывая в боевых порядках противника инженерные проходы. Наверняка, для пехоты и бронетанковой техники.

Теперь вот выходит, если пренебречь несущественными анахронизмами в метафорах и сравнениях, использованных прецептором Булавиным, всякое орудие ратного труда заслуживает достойного применения. Не считая того, что выбор цели и оружия обязательно должен быть рентабелен.

"Прав Пал Семеныч. Лежа на диване, можно так-таки насобачиться метко бить влет мух из 38 калибра. На стенах и потолке. Хотя лучше взять мухобойку, потому как к упражнениям по стрельбе это времяпрепровождение имеет весьма отдаленное отношение.

Точно так же Регул. Результативно махать им я бы смог довольно продолжительное время. Хватило бы меня, пожалуй, на то, чтобы физически вырезать, расчленить, рассеять полторы-две древнеримских центурии.

Спрашивается, зачем? Если по пехоте, находящейся на открытой местности, можно пройтись из автоматического гранатомета. А ставших притчей во языцех мух от котлет результативнее отогнать химическими репеллентами…"

Ненадолго сходив вечером в асилум, рыцарь Филипп вновь обратился к своему клинку. В благорасположении убежища он осторожно потрогал декоративную нашлепку на гарде, прикрывающую прискорбно пустующее гнездо для апотропея, задумчиво коснулся рукояти…

Потом установил Регул на стол, легким телекинезом предоставив артефакту возможность свободно балансировать на острие, блистая полированным стальным телом.

В таком виде меч открыто и деятельно предстал в своем истинном облике восьмиконечного Кресте Прознатчика Вещего, видящего правду и правоверие.

Оружие действительно требовало особого ритуала, освященного временем и верой в его эпигностическое благодатное предназначение. Согласно регулярным традициям древних Архонтов Харизмы.

"Разумеется, по настоянию прецептора Павла, сведущего и знающего в преданиях истины. Вот те в ритуале veritatis traditionem, неофит…

Свято место консаграции не нами предопределено… Но претором Гаем Юнием и рыцарем Рандольфо…"

Тремя днями позже, стоя на вершине трехсотметровой скалы между двух античных саркофагов, рыцарь-неофит Филипп не чувствовал порывов леденящего ветра и хлестких ударов снежных зарядов по нагому телу. Двумя руками он твердо удерживал на груди обнаженный меч Регул. Им обоим предстоял харизматический рассветный ритуал посвящения и приобщения оружия к его носителю…

"Чему быть, то и свершится. Благослове Кресте провиденна и провеща…"

С благословения прецептора Павла арматор Вероника по-свойски вернула рыцаря-неофита на грешную землю по окончании длительного ритуала.

– Одевайся, милок, поскорее. Не то естество-мужество себе отморозишь. Девки горючими слезами не отогреют…

Чтоб ты знал: мне тоже лиходейно досталось во время посвящения оружия. На морозе на голых сиськах в растопырку клинок держала.

Держу себе и думаю: хорошо, что у нас не прежние времена. Ведь, когда в древности женщин-архонтов приобщали к оружию, то заставляли в раскорячку присаживаться интимным влагалищем прямо на рукоять меча.

Ради чистоты орфической предварительно здоровенным каменным фаллосом дефлорировали, ежели кто в девстве ходил.

А я-то, братец Фил, тогда еще не в девушках девственницей была, когда к личному холодному оружию приобщалась, – сказывала арматорскую быль Вероника, помогая Филиппу застегнуться.

– Не верю!!!

– Пал Семеныч! Гляньте-ка, скоренько же он оклемался… Вы же, мой дорогой, говорили: не меньше, чем четверть часа, после ритуала отходняк.

Добром прошу, нут-ка отдавайте честно мною выигранные 10 евроцентов. Проиграли пари – платите…

– Потом, потом, Ник Фанасивна. Дозвольте, барышня, прежде в теплые края воротимся. Благословясь…