Текст книги "Коромысло Дьявола (СИ)"

Автор книги: Алек Майкл Экзалтер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 44 страниц)

Филипп знал за собой одну примечательную особенность. При возбуждении, волнении его голубые влажно бликующие глаза темнели и заполнялись ультрамариновой бархатной синевой и глубиной, начисто утрачивая блеск. Словно бы на лицо опускалось незримое забрало, делавшее его взгляд совершенно непроницаемым и лишенным всякого отражения.

Сейчас же зрачки изображения его визави в зеркале открыто отражали оригинал, внимательно смотревший себе глаза в глаза.

Никакого сумасшествия, сумасбродства, безумия, как правило, свойственных субъектам, приписывающим себе визионерские способности, в его взгляде не наблюдалось. Наоборот, в глазах присутствовала ирония.

"Ну что, Ирнеев-Зазеркальный? похоже, умом ты не тронулся и мозги набекрень тебе не перекосило. И до инфаркта тебе ой как далеко, лет 300, не меньше…"

Ощущал себя Филипп лучше некуда. Вернулся из холода и сырости, а тут тебе ласковое тепло вверх по ногам, рукам и дальше по телу струится. Как если бы с мороза зашел в теплый вестибюль метро.

Не так чтобы совсем замерз, когда от тепла в дрожь бросает. А так, навроде ты из ледяного бассейна опять в парилке, в бане на полке.

Ну чем не благодать Господня?

Филипп истово перекрестился на красный угол, откуда на него благосклонно взирали лик его тезоименитого святого и каноническое изображение Рублевской Троицы.

– Слава тебе, Господи! Я невредимо жив и непоколебимо здоров. За что Тебе, Боже, тоже отдельное спасибо, – вознес он традиционную хвалу Вседержителю.

Что может быть лучше, когда находишься в отличной физической форме, в здравом уме и твердой памяти? И без труда можешь вспомнить то, что совсем недавно с тобой приключилось. Вплоть до запахов и звуков, каких во сне не услышишь, не почувствуешь, не запомнишь, а только наяву и в трезвом восприятии действительности.

Действительно, запашок в застенках отцов инквизиторов малоприятен. Колдуны, демоны воют и визжат отвратительно.

Да и с видом от первого лица двумя глазами, с бинокулярным пространственным зрением, существовать сподручнее, чем от третьего, когда непонятно кто или что управляет обзорными камерами и ракурсами восприятия.

Филипп подтянул галстук, переобулся в любимые французские полуботинки и пружинисто направился в детскую. Валяться на кровати ему расхотелось.

"Всегда бы так. Несколько секунд курьезных видений, а самочувствие такое, будто покойно и сладко выспался за ночь. Часов 8-10, не меньше…"

Ваню он удивил. Обычно Филипп не мешал ему в одиночестве доделывать письменные задания.

– Иван! Бросай ты это занудное дерьмоедство английское, – по-испански распорядился учитель.

– "Лексус" во дворе. Абуэло Гореваныч с Танькой на кухне лясы точит, чаевничают. Это надолго. Твоя Снежанка еще не объявилась.

Успеешь перед театром в пейнтбольном клубе размяться. Арре, геррилья!

Насчет клуба, деда Гореваныча и совместной игры в геррилью-войнушку Ванька сразу уловил. Он крутанулся на стуле, чуть из него не выпал и радостно возопил с перечислением тысячи чертей, дубинок, буканеров с карамбой и прочим подцензурным пиратским сквернословием на испанском.

Потом нахмурился и вслух обозвал нехорошим кубинским словом, белоросский стишок, который следует выучить наизусть к завтрашнему дню.

Идиотические стихи и сказки для детей, песенки, хороводы у елки Ванька смертельно ненавидел. Так же как и взрослых, до сих пор заставляющих его играть в несмышленного младенца.

Филипп об этом нюансе знал и по-английски успокоил воспитанника:

– Успеется. Завтра с утра, как я тебя учил, с мнемотехникой выучишь, расскажешь и после уроков на всю жизнь забудешь.

Всякий нонсенс запоминать – мозгов не хватит. Поехали! Гоу-гоу, прайвит Джон!

– Йес, сэр!

Гореваныч ключи от "лексуса" Филиппу дал и сам не отказался промять старые косточки. Это же за городом, на свежем воздухе и в хорошей компании!

Характерно: всякие-разные пацифистически настроенные тети-дяди не любят и боятся оружия в руках детей и взрослых. Ванины чувства к ним нельзя не охарактеризовать как взаимные.

Потому как он допускал, что именно они, пацифисты-гуманисты для несчастных детей младшего школьного возраста злоумышленно сочиняют дурацкие стишки, сказки.

Они же, "вруны и обманщики" на иллюстрациях к детским книжкам вооружают пиратов и разбойников дурковатыми пистолетами-дудками с раструбом. Видимо, для того, чтобы заряд летел куда угодно, но только не в цель.

Однажды он с возмущением и негодованием показал Филиппу детскую книжку, которую ему злодейски подсунули в школьной библиотеке. В ней имелось изображение чудовищного пистолета со стволом, изогнутым под углом 90 градусов. А в тексте пояснялось, что это-де для того, чтобы трусливый враг мог стрелять из-за угла.

Вести стрельбу из-за укрытия Ваня умел, потому что сыновнюю нелюбовь к гуманизирующим пацифистам разделял и его отец. Благодаря отцовским усилиям и деньгам, в пейнтбольном клубе была организована детская секция, невзирая на сопливые вопли излишне миролюбивых граждан.

Клуб поменял владельцев, у Вани появилась своя команда, а затем и команда соперников из параллельного "А" класса.

Вскоре к младшим группам "Альфа" и "Браво", пользующихся облегченным, но вовсе не детским оружием, должны присоединиться группы "Чарли" и "Дельта".

Очевидно, не только Ванин отец, но и другие родители полагали, что умеющий писать и читать разумный цивилизованный человек должен еще научиться и стрелять. По возможности из оружия, приближенного к боевому.

В пейнтбольном клубе Филипп тренировался не реже, чем в школе выживания сенсея Тендо. В клубе он всерьез оттачивал боевые навыки с реальными противниками, пользуясь авторитетом парня, какого за здорово живешь на пушку не возьмешь, знающего где чей ствол и у кого откуда дуло, поддувало.

"Как говорят уголовные менты и криминальные урки, где надо возьму и волыну в руки."

Приняв душ и переодевшись в гражданское, Филипп после боя, где они вдвоем с Ванькой сделали чучело из спеца Гореваныча, по плану наладился в гости к друзьям. Гореваныч с Ванькой его подвезли и сами поехали в оперный театр на модную премьеру. Там они должны были присоединиться к боссу с супругой и к Ванькиной бонне Снежане.

"Все путем и всем по пути. Приемлемо…"

Традиционно у Петра с Марком по четвергам к вечеру начинался приемный день. Кому надо, на их суаре прибывают без приглашения.

Конечно, у них не великосветский раут – хата для молодежи, она без стариковских церемоний, она для тех, кто является друзьями своих друзей.

Время от времени там неизбежно появляются всякие дальние. Но надолго остаются только свои, кому суждено стать ближними.

Больших и малых перманентно и феноменально пьяных компаний Филипп недружественно избегал. Он полагал: приятные и симпатичные друг другу люди должны собираться заодно вовсе не для того, чтобы нарезаться, наклюкаться, налимониться, набурболиться, накваситься. Либо как-нибудь иначе напиться и лишить себя человеческого облика и разума.

Или добиваться столь же нечеловеческого обалдения и отупения, обкурившись, обколовшись, наглотавшись, нанюхавшись дряни и дури.

Средства и способы, доставляющие человеку удовольствие путем разрушающего воздействия, Филипп категорически и априорно отвергал. Сам не пробовал и другим того не желал, поскольку видел на ближних и дальних примерах, как отвратительно выглядят тяжелый похмельный синдром и наркотическая ломка.

Не говоря уж о том, насколько невменяемыми со временем становятся субъекты, злоупотребляющие сатанинским зельем – спиртным и наркотиками. Неотвратимо и неизбежно. Тотально и элементарно.

Элементарный эгоизм не давал Филиппу Ирнееву совершать надругательства над собой, а потом же клясть себя самого или же искать виноватых на стороне за бездарно потраченное время, деньги и здоровье.

Меж тем, и то, и другое, и третье никто вам не запрещает употребить себе, ненаглядным на пользу и на радость ближним.

Поэтому Филипп прибыл к Петру и Марку с двумя бутылками хорошего вина не для пьянства ради, но во имя маленьких наслаждений, легко доступных людям понимающим, разумным, умеющим брать от этого мироздания то, что оно так скудно предоставляет чадам своим – мгновения беззаботного счастья.

Мигом взлетев на пятый этаж реконструированной и реабилитированной крупноблочной хрущевки, Филипп сразу же пошел на кухню поздороваться с достославными хозяевами и оказать посильную помощь.

Не так давно Петр с Марком провозгласили своим главным жизненным и конфессиональным принципом удовлетворение потребности хотя бы раз в неделю достойно закусить и малость выпить.

Достоименно, в таком вот порядке. Сначала холодные и горячие закуски, потом основное блюдо. А после уж, кому захочется, или в промежутке за едой можно и выпить.

Благородные тосты и велеречивые спичи, общенародное питие по приказу и по тостуемой общей команде у них находились, если не под строжайшим неписанным запретом, то не очень-то приветствовались.

"Правило есть правило."

Строго говоря, Петр вообще считал красное и белое вино, водку, коньяк, настойки, наливки, шампанское – чем-то вроде специй: горчицы, аджики, соуса "бешамель".

Всяк по вкусу добавляет их, скажем, к жареному мясу. И едва ли найдется правильный человек, способный безмерно и непомерно насыщаться тертым хреном, столовым уксусом или молотым красным перцем.

Суесловным, празднословным и голословным гостеприимцем Петр Гаротник ни в коем разе не был. Хрен и горчица сегодня красноречиво полагались к молочному поросенку, с неповторимым и непревзойденным ароматом доспевавшему в духовом шкафу.

Чтобы заморить червячка, но не перебить аппетит, Филиппу, тщательно по-докторски мывшему руки под горячей водой, тотчас предложили соленую и печеную корзиночку с грибным паштетом, а также запотевшую рюмку легитимно русской водки.

Все ж таки человек только что вышел из боя, знаменитого Гореваныча завалил, а тут еще рассказывает, как в автокатастрофе бедолагу с того света возвращал. Герою требуются законные фронтовые.

– …Ежели 100 грамм не желаете, то примите, батюшка, не откажите, скромные 40 капель…

От добровольной помощи Петя и Марик не отказались. Филька был известным и общепризнанным мастером, если не гроссмейстером, то по меньшей мере магистром кулинарии.

Иной час Филипп магистрально досадовал на судьбу и по-хорошему завидовал Петьке с Мариком, имевшим на двоих восхитительно оборудованную кухню, архитектурно и конструктивно совмещенную со столовой путем категорического евроремонта.

Будучи типичным сапожником без сапог, ему-то горемыке негде приткнуться, по-настоящему развернуться, дабы блеснуть поварскими и гастрономическими талантами.

На каждой кухне, где время от времени ему удается кашеварить и кулинарить, он становился либо подсобником-поваренком, либо калифом на час. У кухонь имелись свои постоянные хозяева, а он – гость с ограниченным временем и правом доступа.

Ни мастерской, ни даже рабочего места у мастера не имелось. Ни тебе инструмент грамотно разместить, ни оборудование поставить так, чтобы удобно и сырье складировать.

О том, чтобы снимать или иметь квартиру с кухней он мог лишь мечтать. Тем более о такой прелести, как у Петра с Марком.

На двоих они арендовали когда-то четырехкомнатную квартиру. Нынче же кухня широкой аркой соединялась с соседней комнатой, ставшей полноразмерной столовой для доброй дюжины гостей. При желании плита и кухонная раковина дивно отделялись от интерьера столовой пластиковым занавесом. И никаких вам посиделок на кухне.

В распоряжении двух полноправных квартиросъемщиков также находились отдельные спальни и обширная гостиная с коврами, диванами и креслами. Две застекленные лоджии и широкая прихожая добавляли простора хозяевам и гостям.

Филипп ничего не имел против того, чтобы за все это благолепие для его друзей-студентов регулярно раскошеливались их знатные родители из провинции. Он даже никак не интересовался во что оно им обходится, как и какие суммы втекают, вытекают…

Однако же прекрасно знал: лично для него это выливается в хорошо проведенное время в отличной компании. А чего еще здоровому и трезвомыслящему человеку нужно?

Оно, конечно, здорово Марику иметь собственным папой несменяемого мэра города, у которого лучший друг – директор и владелец градообразующего предприятия, отнюдь не случайно приходящийся Петру родным отцом.

Но родителей не выбирают. Они сами делают выбор, обзаводиться им или нет отпрысками, чадами, наследниками и на какой жилплощади их размещать, содержать.

С разговорами и попутными размышлениями, не требующими закрытых данных и сведений, Филипп содержательно состряпал вкуснейшую банановую кулебяку из сладкого заварного теста.

"Не хухры-мухры", если под рукой кухонный комбайн и печка с турбонаддувом. Раз-два, намешал, таймер врубил, бряк, звяк и тебе сообщают о готовности.

На чарующую смесь запахов кулебяки и вышедшего из гриль-духовки поросенка в столовую косяком повалил гость внутренний и внешний. Тишком из комнат и с курлыканьем домофона те, кто припозднился.

Последние уверяли, будто народ в подъезде всюду на всех пяти этажах открывает двери и недоуменно принюхивается.

Люди, где, скажите, откуда, у кого такой аромат? Родненькие, какой туточки праздник на дворе? Альбо нынче красный день в календаре?

Иронизировали наши гости не без высокомерного ехидства аристократов, саркастически насмехающихся над простолюдинами. Не красного словца ради, но в силу горькой и малосъедобной фактографии Филипп и его компания гурманов-единомышленников безнадежно выносили за скобки соплеменников и соотечественников, в массе своей вовсе не умеющих и совсем не желающих правильно и вкусно питаться. Как в праздники, так и в будни.

Во все дни недели подавляющее большинство варварской страны Белороссь не имеет ни малейшего понятия о гастрономии и наслаждении цивилизованной пищей. Заткнуть бы чем голодное брюхо, напихать в утробу чего-нибудь, как ни попадя и в темпе отвалиться из-за стола – ничего иного коснеющему в гастрономическом невежестве тутошнему народонаселению и не надо, Оно ему и не требуется.

Национальная белоросская кухня отсутствует как этнографическое и культурно-социологическое явление. Любое блюдо, именуемое белоросским, на поверку оказывается польским, еврейским, русским, литовским…

Упомянуть хотя бы картофельные оладьи-драники. Да и готовят их на исторической родине в Польше не в пример съедобнее и вкуснее, чем в антикулинарной Белороссии.

Потому, вероятно, и местный столичный общепит пребывает в плачевном и горестном состоянии, были убеждены Филипп и его друзья. А их убежденность разделяют многие и многие.

За множеством примеров далеко ходить, ездить не надо. Они тут, у вас в городе, в стране, на соседней улице…

Вот не успеет открыться в Дожинске какой-нибудь расфуфыренный ресторан, смотришь, по прошествии нескольких месяцев, максимум через пару лет, он дьявольским образом превращается в тошнотную фабрику-кухню. Шеф-повар, за большие деньги выписанный из-за границы, от отчаяния пьет горькую, а замызганные официантки в знак траура ходят в стоптанных туфлях и в чулках с затяжками.

Вовсе не случайно американские забегаловки "Макдональдс" в Дожинске пышно величают ресторанами. Однако хваленые заокеанские технологии поточного общепита тоже не силах противостоять антикулинарной социальной среде. Даже булочки для гамбургеров и чизбургеров здесь подают плоскими и сморщенными, как если бы их предварительно обрабатывали катком-асфальтоукладчиком.

Чего уж тут поминать о мясе для якобы американских котлет?

Мифы и сказания гласят, будто до 1914 года от Рождества Христова в старом губернском Дожинске можно было вкусно и недорого по-европейски покушать. Но Филипп с друзьями лично не подтвержденным гастрономическим сведениям не доверяли. Мало ли что, где, когда и главное – кто чего ел и с какими результатами для желудка и нервной системы?

Истинные гурманы в нынешнем Дожинске на людях по ресторанам, трактирам и кабакам не питаются. Разве что по служебной надобности с трудом переваривают бизнес-ланч или деловой ужин.

Тогда как иностранные визитеры – те, кто родом из цивилизованных стран, – спустя месяц, другой малоприятного знакомства с местным общепитом восторженно принимают приглашения на сокровенные домашние обеды и пиры.

– 4 —

Наша компания гурманов-диссидентов, вкусно питавшаяся наперекор варварским обычаям, куда как сочувствовала иностранцам, коим гастрономически не повезло оказаться в Белороссии. Вот потому-то на сегодняшней вечеринке присутствовал новичок Джованни – молодой преподаватель русского языка из Флоренции.

Марк Недбайный его подцепил неподалеку в занюханном продуктовом магазинчике. Там итальянец горестно взирал на знакомые винные этикетки, ни дать ни взять как настоящие в родной Италии. До приезда в Белороссию Джованни и не подозревал, сколь бесцеремонно туземные полугосударственные производители компенсируют относительно низкие цены качеством и степенью фальсификации своей продукции.

Подвели невезучего итальянца природная скаредность и экономическая статистика. Сравнив цены в долларах на вездесущие гамбургеры от фабрики-кухни "Макдональдс" в Москве, Киеве и Дожинске он решил, будто на всем остальном сможет сэкономить изрядные суммы, выбрав местом стажировки Белороссию.

Еще непригляднее, чем с качеством презираемых им гамбургеров, он сурово просчитался с ценами и съедобностью якобы итальянской пицци. И полуфабрикат, пребывающий дико замороженным в магазинах, и то, что зверски размораживается в так называемых пиццериях и тратториях, он счел форменным и содержательным издевательством над своим нежным европейским желудком.

Решив, что здоровье дороже, экономный Джованни переключился на ненавистные гамбургеры днем. По вечерам же пытался себя прокормить на кухне общежития, где вдумчиво исследовал рыночное продовольственное сырье на предмет извлечения из него безвредных питательных веществ.

Однажды он услыхал, что студенческая столовая Политехнической академии в народе зовется Бухенвальдом. Тогда и похвалил себя за предусмотрительный отказ от услуг данного предприятия общественного питания рядом с его общежитием гостиничного типа.

К тому времени Джованни уже нисколько не сомневался: доселе прячущихся от справедливого возмездия нацистских преступников, организовавших лагеря голодной смерти, следует искать среди владельцев иностранных ресторанов и закусочных Дожинска. Тогда как в студенческой столовой "Бухенвальд", он допускал, даже воздух мог быть насыщен отравляющими газами и миазмами.

В понимании итальянца белороссы стали бы совсем погибшим языческим народом, в одночасье вымершим от бескультурья и недоброкачественной пищи, кабы не религиозные меньшинства – католики, иудеи и православные московитского вероисповедания. Только они, согласно его поверхностным обонятельным, вкусовым и глубинным пищеварительным наблюдениям, бережно сберегают тысячелетние традиции вкусного и правильного питания.

"Да хранят их Дева Мария, Моисей и Пресвятая Троица!"

Апокалиптические выводы правоверного итальянца также подтверждал этническо-религиозный состав веселой студенческой компании, апостолически причащающихся хлебом, вином, молочным поросенком на тайной вечере у Петра с Марком.

Положительно, иудейский юноша Марк не причисляет себя к аскетичным хасидам, приверженным замшелым талмудистским запретам. Сам ест свинину и других угощает фаршированной щукой по фамильному, как он подчеркнул, настоящему жидомасонскому рецепту.

Аутентично, надо полагать, черноглазая еврейская девочка Софья Жинович не пренебрегает поросятиной. Чего уж тут подвергать сомнению гастрономическое правоверие ревностной католички Марии Казимирской, потребовавшей к поросенку бутылку белого игристого вина?

Лицемерная скромность отнюдь не красит истинно ликующих, трапезничающих и пирующих. Чтобы не подумали чего-нибудь плохого, не отставал от хорошей компании и флорентинец Джованни. Не то по-евангельски решат: пришел-де аскет Иоанн, не ест, не пьет, в нем – бес.

Не чинясь, итальянец непринужденно встревал в застольную беседу, любезничал, амурничал с дамами, галантно компенсируя недостатки своего русского уместными фразами на английском и на итальянском.

Компанейский гость из Аппенин изящно вписался в белоросское общество, ни с кем не спорил и благоразумно не посмел противоречить самолюбивому, сразу видно, юноше Филиппу, утверждавшему будто бы в Дожинске полуофициально объявились отцы иезуиты.

Джованни сам сегодня имел деловой визит в Дом масонов, какой-либо дубовой двери с орлом, волом, львом и черепом там не видел и доподлинно знал: никакого местного отделения ордена в Дожинске нет и быть не может.

– Ничего подобного! – черному как смоль Филиппу по контрасту резко возразил блондинистый Андрей. Он тоже не верил в присутствие иезуитской резидентуры в белоросской столице.

– Московская патриархия Русской православной церкви такого официозного святотатства не попустит белоросскому экзархату. Да будет тебе известно, апостол Филипп!

Благодушный Филипп бесплодно спорить не стал и молча согласился с правдоподобной версией, выдвинутой апостолом Петром:

– Контора с девизом иезуитов, думаю, наверняка существует, но едва ли, досточтимые леди и джентльмены, она занимается богоугодными делами во имя вящей славы Господней.

Мало что ли в Дожинске фирм с придурковатой кликухой? Вон в турбизнесе, сами знаете, имеется небезызвестная "Суккуб холидэй".

Плевать ей на антирекламу, если публика – дура. Причем с таким кошмарным наименованием фирма не стесняется устраивать дорогие секс-туры в жаркие страны.

Софочку, несмотря на многозначительное имя, репутация премудрой женщины не прельщала. Но обольщать умных мужчин ей нравилось:

– Петенька, я – дура. Объясни как апостол прозелитке безграмотной, в чем тут кошмар?

– Дорогая Сонечка, суккуб есть демон женского пола, губящий неосторожных сексуально несдержанных мужчин. Весь цимус в том, что…

Филипп давненько наблюдал, как ловко бисексуальная и любвеобильная Софочка исподволь подбивает клинья под Петра. Но тот до сих пор держится как подобает мужчине и джентльмену. И ни в какую не желает отбивать возлюбленную у Маньки Казимирской.

Помнится, в прошлом году изрядно подпитая лесбиянка Манька похвалялась и выставлялась приснодевой, уверяя, что однополая сексуальная ориентация позволяет ей хранить девственность. В чем она предлагала всем присутствующим убедиться гинекологически.

На месте. Путем визуального осмотра.

В тот вечер Софочка абсолютно в трезвом уме и в Манькиной медицинской шапочке ей ассистировала. Она не преминула подобно нашей деве Марии скоренько раздеться донага снизу до бюстгальтера и кокетливо демонстрировать роскошную слегка подбритую по бокам вороную интимную шевелюру.

Специально, чтобы соблазнить Петра, сделал сексологический вывод Филипп.

Петька чуть не поддался на провокацию. И очевидно прикидывал: не напоить ли ему Маньку до упора, до окончательного положения риз, а подругу Соньку и ее уже трепещущие от возбуждения бедра поскорей уложить к себе в постель.

Голубой Марик, отдававший предпочтение мужской любви, зная о строгой гетеросексуальной ориентации сожителя, деликатно скрылся на кухне. Незаметно к нему присоединился и Филлит.

Ничего соблазнительного он не видел в том, как дева Мария возлежит на диване с распахнутым настежь рыжим лесбийским интимом под ловкими Софочкиными пальчиками. Подруга детства Манька и раньше ничуть не являлась девушкой его мечты.

К тому же несколько инфантильно смотрится эта детская игра в больничку с разглядыванием и ощупыванием гениталий. Пускай себе и по пьяной лавочке.

"Пора бы и повзрослеть, милостивые государи и государыни!"

Эх, на всякого взрослого хватает подростковой пытливости в вопросах секса. У кое-кого половое самовоспитание и созревание продолжаются до самой глубокой старости, плавно переходя в старческий маразм. Наипаче же всего, когда женщины прикидываются маленькими девочками вплоть до менопаузы.

"Спрашивается, это перед чем таким у них пауза? Если, к примеру, взять Соньку-нимфоманку…."

– …Мальчики-девочки, если кто инкуб, так это наш Фил Ирнеев. От его демонического взгляда любая девушка без ума. Демон любви – вот, кто он!

Софочка стрельнула глазками и спросила:

– Фил, скажи, тебе когда-нибудь девушки отказывали?

– Никогда. Слава в вышних Богу, а в женщинах – благоволение. Оваций не надо.

Тем не менее Филиппа наградили таки аплодисментами. Сам напросился!

Итальянец не совсем понял Филиппа. Петр ему объяснил, и экспансивный итальянский гость бешено зааплодировал:

– Славно сказано, мой друг! Разве что фундаменталисты из протестантов осудили бы вас за вольную парафразу из святого писания евангелиста Луки.

– Вы ведь, синьор Джованни, тоже не относите себя к жестковыйным фундаменталистам, не правда ли? Так вот, мы – свободное библейское общество.

У нас тут вовсе не демоны, Софочка, а евангелисты, апостолы хорошего вкуса и благочестивого времяпрепровождения, – рыжая Манька ортодоксально поставила на место подругу.

– А с Филькой мы обмениваемся апокрифическими евангелиями. У меня – от Марии Магдалины, у него – от Филиппа. Со детской песочницы, со школьной парты общаемся…

За исключением Марии Казимирской с одноклассниками Филипп Ирнеев практически не поддерживал отношений. Так сложилось. Ничего интересного после окончания школы не склеилось. Вернее, бесповоротно расклеилось.

Однако рыжая и бесстыжая Манька исправно продолжила ему исповедоваться в тех грехах, о которых начисто не могла поведать ксендзу на исповеди в костеле. Филипп грехи ей всемилостиво отпускал, и ее это устраивало.

В своем неисповедимом ханжестве Казимирская была показательно благочестива, местами и временами. И беспримерно лицемерила. Почти всегда.

Например, когда "ихнему саддукею" – так она обзывала костельного старосту – требовалось отогнать куда подальше от паперти нищенствующих любителей и профессиональных попрошаек, он просил управиться с ними Марию Казимирскую.

У нее же не заржавеет. Она, повязав черный платочек, выходила и, горько вздыхая и стеная, начинала раздавать малоденежные купюры достоинством в четверть и полкоробка спичек.

В совокуплении с Манькиными ужимками закоренелой в девственности ханжи, молитвенным шепотом, кисло-сладкими увещеваниями вернуться к праведной жизни это действо производило на вымогателей-циников потрясающий эффект. Их как ударной мегатонной волной прочь выметало от костела.

На суеверных обывателей, погрязших в бытовом материализме и во всякое время опасающихся человеческой религиозности как явления сверхъестественного и необъяснимого, показушная набожность Марии Казимирской наводила страх и ужас.

Она могла на час опоздать на лекцию и с фанатичным блеском в глазах объяснить преподавателю-атеисту свое отсутствие не чем-нибудь, а молитвенным настроением.

Когда же ей требовалось на несколько дней освобождение от занятий как бы для свершения благочестивого паломничества к каким-нибудь святым местам, она беспроблемно его получала в деканате.

Лишь с Филиппом она делилась своими апокрифическими соображениями, насколько забавно мыслят испуганные материалисты-атеисты, боязливые суеверы и маловеры.

А ну как она начнет тому, этому католическому Богу молиться, дабы тот их наказал за кощунство и грешную богохульственную жизнь? Проклянет этак по-религиозному.

Лучше от греха подальше. Связываться не стоит. Береженого Бог бережет от этой фанатички…

При всех вариантах Филипп предполагал: Манька парадоксально юродствует, но перед собой не притворяется и зачастую вовсе не играет на публику.

Она искренне убеждена в неизбежности мелких грехов собственной порочной человеческой натуры. А коль не согрешишь, то не покаешься. Не покаявшись, не спасешься.

Каяться Мария Казимирская обожала до самозабвения. Филиппу тайно признавалась в разных содомитских грехах. Потом же в официальной церковной исповедальне настойчиво требовала от ксендзов ходатайствовать за нее перед Богом за мизантропию, фарисейство и злобную ругань в адрес ближних и дальних.

К третьему курсу лечебного факультета медакадемии Манька Казимирская научилась виртуозно употреблять в качестве бранной лексики и проклятий названия неприличных болезней. В основном из области различных патологий моче-половых органов. Как женских, так и мужских.

Причем даже весьма далекой от академической и клинической медицины публике становились весьма понятны ее сквернословные вариации в загиб ущемленной матки или по поводу внезапных приступов женского вагинизма и хирургического лечения мужского фимоза.

"Обрезание лишнего, называется."

Грех страшной медицинской брани гуманитарии-священники ей отпускали так же, как и непочтительное отношение к родной мамочке и ее мужьям, каждый из которых последовательно становился для Маньки отчимом.

Мадам Казимирская, в юности избрав карьеру брачной аферистки, искусно использовала мужей в качестве средства передвижения вверх по социальной лестнице.

Тому 20 с лишним лет назад, начав с заведующего обувным магазином, она нынче добралась до влиятельного заместителя министра. И ни с кем из очередных мужей она не прерывала благожелательных отношений до и после развода.

Являлся ли завмаг, или сменивший его директор треста столовых и ресторанов, ее настоящим отцом, Манька знать не знала и знать не хотела. И практически записала в таковые директора треста, доныне преуспевающего и процветающего владельцем казино.

Но вот несчастливо влюбленный завмаг с горя спился и умер в вытрезвителе.

"По-любому Манька родилась уже при втором мамочкином муже."

При матриархате и полиандрии многомужняя мадам Казимирская, пять раз по расчету профессионально выходившая замуж, сделалась бы руководительницей клана или племени, – давно пришел к такому заключению Филипп.

Он нисколечко не удивится, когда б в один прекрасный день Манькина обожаемая мамочка бракосочетается с премьер-министром или со спикером палаты представителей.

"Боже, прости повторные браки грешницам. Ибо они ведают, что творят и что им нужно от мужчины."

Между тем с подачи Филиппа застольная беседа плотно вошла в религиозную колею. Апостол Андрей и обыкновенно не очень речистый евангелист Матвей, в миру изучавшие информационно-технологические науки в одноименном университете, в унисон с кибернетическим подходом громили доморощенное поганство, самодельное язычество и автокефальную профанацию христианства.

– …Принцип обратной связи требует фарисейской квазирелигиозности в сложной эргатической системе, каковой является общество, пропитанное языческими суевериями, – едва ли нес благую весть евангелист Матвей.