Текст книги "Земля бизонов (ЛП)"

Автор книги: Альберто Васкес-Фигероа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Растопив воск, он окунул в него кусок веревки для фитилей, и уже через несколько минут изготовил толстую, довольно кривую и некрасивую с виду свечу примерно двадцати сантиметров в высоту и десяти в диаметре.

Затем он связал лианами нарубленные андалузцем сучья и соорудил из веток и оленьей шкуры нечто вроде шалаша.

В центре шалаша он установил свечу, остальное пространство заполнил сухой травой примерно на половину высоты, а под ней разместил четыре своих «грома», которые изготовил несколько дней назад из стеблей тростника.

– Ты не хочешь мне объяснить, что, черт возьми, все это значит? – не удержался от вопроса Сильвестре Андухар, следивший за каждым его движением с таким же любопытством и недоумением, как и вождь навахо с дочерью.

– Все очень просто. Мы зажжем свечу и установим ее на плоту, который пустим вниз по течению, я постарался защитить свечу от ветра, чтобы не погасла раньше времени. Она будет гореть несколько часов, но как только воск расплавится, сухая трава тут же вспыхнет, а за ней загорятся фитили, и, если повезет, парочка «громов» уж точно бабахнет. Услышав шум и увидев дым, все краснокожие рванут в ту сторону, и мы сможем выиграть время.

– Вот это да!

– Думаю, если все получится, мы сможем выиграть три-четыре часа форы.

– Этому ты тоже научился у своего друга Папепака? – спросил пораженный Андухар.

– Нет, друг мой. Это всего лишь плод двадцатилетних скитаний, во время которых на каждом шагу кто-то пытался меня убить. Многие другие, более сильные и храбрые, так и остались лежать на пути, потому что не сумели пользоваться подручными средствами или не умели реагировать на обстоятельства достаточно быстро. Выжить в Новом Свете непросто, он не терпит неповоротливых тугодумов: или ты к нему приспособишься, или погибнешь.

Он зажег свечу, убедился, что она достаточно надежно закреплена, столкнул плот на воду и подтолкнул к стремнине, чтобы пустить по течению.

Он долго смотрел, как плот медленно удаляется на юг, а затем поднял руку и крикнул на прощание, словно живому существу:

– Не подведи! Помни, что от тебя зависит наша жизнь!

За считанные минуты все четверо перебрались через реку, но еще долго им пришлось идти вдоль берега в поисках камней или скал, по которым они могли бы пройти, не оставив следов.

Шеэтта неоднократно предупреждал, чтобы они не ломали веток, старались ступать только по камням и не оставляли никаких следов своей жизнедеятельности.

– Именно это и отличает человека от животного: зверь гадит, где приспичит, даже не задумываясь, что тем самым оставляет следы, по которым его запросто выследит сколько-нибудь приличный охотник, – сказал он. – А уж если воины до сих пор не отстают – значит, охотники они хорошие.

Они продолжали идти, пусть не бегом, но все же быстро, когда девочка внезапно остановилась и, прислушавшись, решительно повернула на юг.

– Гром грянул, – сообщила она.

– Но я ничего не слышал, – признался андалузец.

– Я тоже.

Тем не менее, все повернулись в указанном направлении, и вскоре смогли различить километрах в пяти столб дыма, совершенно не похожий на те костры, которые разжигали воины на вершинах гор.

– А ты точно уверена, что это был именно взрыв? – спросил канарец.

– Белка утверждает, что точно его слышала.

– В таком случае можно не сомневаться, что преследователи тоже его слышали: ведь они гораздо ближе к тому месту. Теперь они побегут туда – и ничего не найдут, потому что остатки плота к тому времени снесет течением. Хотел бы я посмотреть на их лица!

– А я – так нет, – сказал Андухар. – Хватит, насмотрелся на их рожи.

20

С наступлением сумерек они спустились в небольшую долину с покрытыми густой растительностью склонам и ручейком на дне. Сверху долина ничем не отличалась от любой другой из тех, что встречались в предгорьях Колорадо, но беглецы были потрясены, увидев внизу деревья высотой выше ста метров и десяток метров в поперечнике. Многие, похоже, насчитывали не одну тысячу лет.

Это была самая южная роща калифорнийской секвойи, о которой прежде никто не слышал. Секвойи сохранились здесь благодаря особому микроклимату долины, более прохладному и влажному.

Шеэтта вспомнил, что его отец когда-то рассказывал, будто бы далеко на севере, где властвует племя шейеннов, растут огромные священные деревья, в чьих кронах живут боги, но сам он всегда считал, что это лишь красивая легенда, плод фантазии отца, желающего поразить детей волшебными историями о феях и эльфах.

Также он рассказывал, что в стране шейеннов водятся огромные медведи, живущие в покрытых снегом горах, а питаются они рыбой, которую ловят в реках и водопадах, и что будто бы есть люди, способные убить такого медведя одним ударом. Но никто не верил, что это может быть правдой.

– Медведи в снежных горах, которые питаются рыбой, как люди! Кто бы мог подумать!

Теперь стало ясно, что огромные деревья действительно существуют, более того, они оказались гораздо ближе, чем кто-либо предполагал.

Когда канарец устал смотреть вверх, рискуя сломать себе шею, то не удержался от замечания:

– Такое впечатление, что это проклятое место создавалось для великанов! Огромные реки, безбрежные равнины, бездонные пропасти, стада громадных коров, а теперь еще и высоченные деревья! Ты когда-нибудь видел что-либо подобное?

– Даже во сне не видел! – ответил андалузец. – Самая высокая сосна в Андалузии не составит и четверти высоты этих громадин. Эх, сюда бы пилу, топор да молоток – я бы из одного такого ствола построил себе трехэтажный дом.

Сьенфуэгос вновь огляделся, любуясь красотой этого места, напоминающего огромный собор с колоннами красного дерева, среди которых скользят солнечные лучи, так и не достигая земли, где струится ручей с кристально чистой водой. Наконец, он печально развел руками:

– Это и впрямь одно из красивейших мест, какие я когда-либо встречал. Я с удовольствием отдохнул бы здесь хотя бы несколько дней! Вот только боюсь, эти твари по-прежнему висят у нас на хвосте и нипочем не отстанут! Так что давайте поспешим, нужно добраться до равнины до наступления темноты.

С чувством величайшего сожаления покидали он это благословенное место. Понять эти чувства могли бы разве что Адам и Ева, изгнанные из рая: ведь этот лес казался волшебным, где возможны любые чудеса.

А ведь они знали, что впереди ожидает пустыня.

До равнины они добрались уже в сумерках, когда тысячи оттенков серого окутали пейзаж, размывая контуры окружающих предметов и превращая их в призрачные создания. Силуэты огромных кактусов издали казались сказочными великанами, скрестившими на груди руки.

В сумерках равнина впечатляла еще сильнее, чем при свете дня.

И казалась бесконечной.

– Боже! – вырвалось у андалузца. – Нам довелось пересечь океан, прерии, реки, горы и совершенно невообразимое ущелье. Не хватало только пустыни, и вот теперь она перед нами!

– А самое скверное то, что на этой сухой почве мы не сумеем скрыть следы, – вздохнул Сьенфуэгос. – По ним нас даже слепой найдет. – Затем канарец махнул в сторону отца и дочери, о чем-то возбужденно спорящих. – Что это с ними? – спросил он.

– Понятия не имею! – ответил Андухар. – Когда они болтают друг с другом, я не понимаю ни слова, их язык совсем не похож на языки сиу, апачей и других окрестных племен. Индейцы навахо говорят на многих языках, но я не знаю никого, кто умел бы говорить на их языке.

– У меня это не удивляет! – фыркнул Сьенфуэгос. – Похоже не полную тарабарщину.

Окончив спор, который в действительности вовсе не был спором, а лишь своеобразной формой речи, вождь навахо повернулся к Сильвестре Андухару и вновь заговорил на знакомом тому языке:

– У моей дочери возникла одна идея, которую я полностью одобряю, только слишком долго придется объяснять, а тем более, тебе придется переводить своему другу. Мы потеряем слишком много времени, а его и так мало. В общем, нужно убедить преследователей, что в пустыню направились только мы трое, а моя дочь испугалась и спряталась в лесу.

– А если они станут ее искать?

– Не думаю, что она им нужна, – ответил вождь навахо. – Она весит слишком мало, чтобы за нее дали много кукурузы. Мы нужны им гораздо больше, и наша задача – убедить преследователей, что она осталась в лесу.

– И как ты собираешься их убедить?

– Мы понесем ее на руках, – ответил тот, указывая на неизменный шест канарца и свернутый гамак, который индеец всегда носил с собой. – Подвесим его на твою палку, положим в него девочку и понесем ее вдвоем. – Увидев, что Андухар собирается что-то возразить, он добавил: – Доверься нам, до сих пор ты нам помогал, но здесь – наша земля, нам лучше знать, как следует себя вести.

Ни Сьенфуэгос, ни андалузец не стали спорить, понимая, что сейчас не время для расспросов, а потому просто приняли на веру неизвестный план индейцев, рассудив, что они и в самом деле знают, что делают.

С наступлением темноты они снова двинулись в путь, неся в гамаке девочку и оставляя после себя лишь следы троих взрослых мужчин.

Звезды указывали им путь, как уже многие миллионы лет. Ингрид и Росио по-прежнему вставали четко на западе, хотя прерии уже давно остались позади.

Белка уютно покачивалась в гамаке, который попеременно несли двое мужчин. Вскоре она задремала, и ее отец с довольной улыбкой кивком указал на спящую дочь:

– Не мешало бы и нам отдохнуть! – заметил он. – Завтра будет трудный день.

Испанцы лишь подали плечами. Они слишком устали, чтобы просить объяснений, несмотря на естественное любопытство, ведь с каждым шагом девочка, казалось, прибавляла в весе.

Вскоре после полуночи навахо, который то и дело оглядывался, неожиданно выругался на своем непонятном языке и указал на огни, что двигались вдалеке.

– Они следуют за нами.

– В потемках? – удивился андалузец.

Туземец кивнул.

– В пустыне легко разглядеть наши следы при свете факелов, – пояснил он. – Некоторые следопыты даже считают, что в темноте намного удобнее выслеживать оленей, пум и диких кабанов, потому что при тусклом свете факелов их легче застать врасплох.

– Вот черт! – выругался канарец, когда Андухар перевел ему слова краснокожего. – Вот ведь настырные типы! Если нам удастся от них уйти – клянусь, никогда в жизни не стану есть кукурузу!

Они прибавили ходу, рискуя в темноте налететь на какой-нибудь кактус, пока, наконец, звезда, нареченная ими Пострерой, не поднялась на сорок пять градусов к горизонту, напоминая, что близится новый день. Когда наступил рассвет, Шеэтта указал в сторону скопления невысоких скал, возвышавшихся на горизонте чуть правее.

– Нам туда! – уверенно объявил он.

Когда они достигли вожделенных скал, девочка наконец-то проснулась и одарила своего «будущего мужа» такой безмятежной улыбкой, как будто сладко выспалась на ложе из лепестков роз.

– Доброе утро! – поприветствовала она его на превосходном кастильском наречии.

Затем она соскочила на землю, стараясь ступать только по камням, внимательно выслушала последние наставления отца, и, одарив их новой счастливой улыбкой, с обычным проворством пустилась бежать на северо-запад, пока не исчезла среди скал.

– Куда это ее черт понес? – встревожился озадаченный Сьенфуэгос.

– Понятия не имею, – ответил андалузец. – Вот только боюсь, сейчас не время об этом расспрашивать, пора делать ноги.

Освободившись от груза, они ускорили шаг, но слишком устали, так что час спустя, когда солнце стало нагревать равнину и пот стекал с них градом, Андухар резко остановился и сказал, задыхаясь:

– Бесполезно! Они все равно нас догонят!

– Еще немножко!

– Зачем? – возразил тот. – Ты только взгляни! С каждым шагом они все ближе. Это лишь вопрос времени.

– Ну еще чуть-чуть! – повторил индеец.

Сильвестре Андухар повернулся к навахо, который тоже выглядел подавленным, и безнадежно спросил:

– Для чего? Тут кругом чертова пустыня, и ни конца ей, ни края, и спрятаться негде!

– Доверьтесь мне... – настаивал тот.

Они брели еще долгие полчаса, едва переставляя ноги, и тут Шеэтта вдруг с торжеством указал на что-то сзади, примерно в лиге на северо-запад.

– Вон! – радостно закричал он. – Смотрите!

Оба испанца повернулись в ту сторону, куда указывал навахо, и тут же увидели два столба черного дыма. В отличие от тех, что они видели в последние дни, эти столбы не исчезали, а непрерывно стремились вверх, густые и черные, совсем рядом друг от друга.

– Видите?

– Вижу, – ответил Андухар, все еще не понимая причину такой радости краснокожего. – Точно такой же дым, как всегда. Что, черт возьми, он означает на этот раз?

– Это команчи!

– Команчи? – поразился Андухар. – Те самые чудища без тени, одно имя которых наводит ужас? Самые кровожадные воины этих мест?

– Да, команчи без тени, – невозмутимо ответил Шеэтта. – Два столба дыма, черные и непрерывные, оповещают все окрестные племена, что команчи вышли на тропу войны.

– И чему ты так радуешься? Это же еще хуже, чем попасть в рабство.

– Уж конечно, это намного хуже, но сейчас они станут нашим спасением! – индеец протянул руку, указывая на восток. – Как видишь, преследователи тоже заметили дым и повернули обратно, чтобы успеть защитить своих жен и детей.

Сьенфуэгос все это время молча выжидал, пока Андухар переведет ему слова индейца, однако, увидев, что враги действительно повернули обратно, все же поинтересовался:

– Спроси у него, неужели он и впрямь верит, что эти чертовы команчи без тени нас обласкают за одно то, что мы – враги их врагов?

– Конечно! – убежденно ответил тот.

– Почему ты так в этом уверен?

– Потому что единственный команч без тени, которого можно встретить на три дня пути вокруг – это моя дочь.

– Что это значит?

– Эти костры зажгла она.

– Ну не сукин ли ты сын? – воскликнул андалузец, крепко обняв бывшего вождя, после того как перевел канарцу его слова. – Вот это трюк! Здорово вы их надули! Так вот для чего мы тащили ее целую ночь?

– Разумеется! – кивнул туземец. – Преследователи шли по следам троих беглецов – а потому не сомневались, что нас только трое. Им даже в голову не приходило, с нами еще один человек, который и зажег эти костры. Ведь они были уверены, что моя дочь прячется в долине. А теперь они думают, что злейшие враги преследуют их по пятам.

– Хочешь сказать, когда они поймут, что их обманули, мы будем уже далеко? – догадался Сильвестре Андухар, повернувшись к Сьенфуэгосу. – Хитро! Сдается мне, вы с твоей новой женой стоите друг друга.

– Кончай ерунду пороть! Ты же знаешь, что я думаю по этому поводу, хотя признаю, что имя, которое мы ей дали, ей очень подходит. Помнишь, еще Охеда уверял, что принцесса Анакаона «умнее белки»?

– Ну, надеюсь, она все же не будет такой похотливой, как Анакаона.

Спустя два часа на севере показалась худенькая фигурка девочки; она бежала вприпрыжку, словно ее путь пролегал не через пустыню, а через цветущий сад, куда она вышла на увеселительную прогулку.

Глядя на нее, улыбающуюся и пахнущую дымом, Андухар не смог удержаться от ехидного замечания:

– Можешь говорить что угодно, но голову даю на отсечение, либо ты заберешь ее на свой остров, либо она тебя прикончит. Она же настоящая наваха...[1]1
  Испанский складной нож.


[Закрыть] Хоть и небольшого размера.

Белка знала, как добыть воду из стебля огромного кактуса восьмиметровой высоты, она называла их сагуарами. Она умела охотиться и готовить на костре игуан, змей, черепах, горлиц и перепелок, а также маленьких куропаток с черными хохолками, которых ловила ночью в гнездах прямо руками и тут же сворачивала им шеи, не давая даже опомниться.

Именно она построила шалаш из веток и листьев, чтобы мужчины могли отдохнуть в тени, поскольку все трое, и в особенности ее отец, выглядели совершенно измученными. При этом сама Белка кипела энергией, доводя до изнеможения даже тех, кто просто следил за ней взглядом.

– Она может хоть минуту посидеть спокойно? – взмолился обескураженный Сьенфуэгос. – А то она меня уже достала: скачет и скачет, словно у нее шило в заднице...

– Это еще что: ты только представь ее в постели!

– Не болтай чепухи!

– Чепухи? Да ты сам не понимаешь своего счастья!

В этот вечер произошел забавный случай. Андалузец удалился на сотню метров, и Сьенфуэгос решил привлечь его внимание свистом. К его изумлению, при этом звуке Шеэтта и его дочь в ужасе закричали и заткнули уши, словно боясь оглохнуть.

Когда Андухар захотел узнать причину этого странного поведения, они ответили, что никогда не слышали, чтобы человек издавал настолько противные звуки, «больше похожие на вопли дьявола»

– А ведь и правда, – признал андалузец. – За все эти годы я ни разу не слышал, чтобы краснокожие свистели. Они подражают голосам многих животных и птиц, но очень тихо, наш же свист разносится по всей округе.

– У нас на Гомере мы бы просто пропали, если бы не умели свистеть, – ответил Сьенфуэгос. – Это единственный способ передавать сигналы с одной горы на другую.

– А правда, что вы понимаете свист, как будто разговариваете?

– Разумеется! Более того, если будешь просто кричать, твоих слов никто не расслышит уже на четверти того расстояния, на которое слышен свист, ведь резкие звуки распространяются намного дальше.

С этого дня Сьенфуэгос начал обучать спутников азам техники «гомерского свиста», ведь знание таких сигналов, как «Внимание!», «Бегите!», «Спасайтесь!», «Вверх!», «Вниз!», «Опасность!», «Прячьтесь!», «Вода!» никогда не помешает.

– Ингрид как-то мне объяснила, что люди перестали быть животными с той самой минуты, когда научились общаться, – сказал он. – А свист – просто еще один способ общения.

Пока они тренировались, подшучивая над неспособностью Шеэтты сунуть пальцы в рот и дунуть с достаточной силой, чтобы произвести хоть какой-то звук, они потихоньку восстанавливали силы, а неугомонная девочка с большими черными глазами и длинными косичками их кормила и оберегала. На утро третьего дня она прибежала уже без привычной улыбки.

– Команчи! – воскликнула она, махнув в сторону горизонта. – Команчи без тени!

Мужчины как по команде вскочили на ноги и уставились в ту точку, куда она указывала. И действительно, в небо поднимались два столба черного дыма.

– Что это значит? – спросил ошеломленный Сильвестре Андухар.

– Только то, что сюда пожаловали команчи, – ответил Шеэтта, и лицо его помрачнело.

– Хочешь сказать, настоящие команчи – не те, которых вы изображали?

Навахо молча пожал плечами – должно быть, он и впрямь был обеспокоен. Наконец он ответил:

– Думаю, либо кто-то увидел наш сигнал и передал его дальше по цепочке – что, на мой взгляд, не слишком логично, ведь с тех пор прошло уже четыре дня. Либо сюда и впрямь заявились проклятые команчи, они ведь время от времени совершают сюда набеги. Либо, что кажется мне наиболее вероятным, какой-то отряд воинов, бродящий поблизости, увидел наш сигнал, принял его за сигнал настоящих команчей и решил к ним примкнуть, что и дает теперь понять своим дымом.

Тщательно обдумав слова навахо, Сьенфуэгос удрученно произнес:

– Итак, в двух случаях из трех нас поимеют еще более жестокие дикари, чем предыдущие. – Он непристойно выругался и добавил: – Ну что ж, похоже, судьба не оставила нам выбора, а потому мне хотелось бы знать: если мы спрячемся здесь, какова вероятность, что они нас найдут?

Когда андалузец перевел его слова, Шеэтта кивком указал на их следы, четко виднеющиеся на песке.

– Ветра нет, а значит, не стоит надеяться, что песок заметет наши следы. Как только команчи их обнаружат, они тут же нас догонят, они ведь знают пустыню, как никто другой, и понимают, что легче всего захватить нас именно здесь, между горами и лесом.

– В таком случае, что ты предлагаешь? – спросил Андухар.

– А что я могу предложить? – удивился тот. – То же, что и всегда: бежать без оглядки.

– И когда же мы наконец остановимся?

– Да пес его знает!

21

Команчи без тени стяжали заслуженную славу самого жестокого, беспощадного и кровожадного народа и при этом слыли превосходными следопытами и неутомимыми бегунами.

Команчи являли собой своеобразную ветвь, отделившуюся от мощного ствола шошонов, живущих на территории нынешнего штата Вайоминг. Как правило, они кочевали по территории, ограниченной с одной стороны предгорьями снежных Скалистых гор, а с другой стороны – южными пустынями. При этом они нигде не задерживаясь надолго, учитывая, что жили они в основном охотой или грабежами.

Кроме того, не чуждались они и работорговли, что позволило создать своего рода империю страха на обширных подвластных им территориях. Империю, с которой практически невозможно было бороться.

Частенько несколько племен, время от времени страдавших от набегов, объединялись в отчаянной попытке наказать наглецов, но каждый раз их ждал неприятный сюрприз: сколько бы они ни искали команчей, они никогда не могли их найти.

Как гласила древняя легенда апачей, команчи без тени заключили договор с дьяволом – или как его принято называть в этих местах – и он наделил их способностью на некоторое время становиться невидимыми.

Они и впрямь были настолько неуловимы, что даже не оставляли после себя следов.

Проворные и хитрые, они бесшумно и внезапно набрасывались на своих жертв, подобно дьявольским осам-наездникам, любая из которых способна справиться с тарантулом в десять раз крупнее себя, вонзая ему в спину острое жало и впрыскивая парализующий яд, после чего ужаленный тарантул остается живым несколько месяцев, но не может даже пошевелиться.

После этого оса откладывает яйца в тело жертвы и затаскивает ее в норку, а вход тщательно засыпает песком. Когда из яйца вылупляется личинка, она начинает питаться живой плотью тарантула, пока не пожрет его целиком. К тому времени из личинки успевает развиться взрослая оса. Тогда она покидает нору, отправляется на поиски самца, спаривается с ним и начинает новую охоту.

Мало кто сочувствует тарантулам, но еще больше жители североамериканских пустынь ненавидели гнусных ос-наездников, считая их воплощением зла, хуже которого могли быть только свирепые команчи, а потому методично стремились уничтожать их везде и всюду.

А потому неудивительно, что Шеэтта пришел в такой ужас при одной мысли о том, что его дочь может попасть в руки мерзких изуверов – ходили слухи, будто они занимаются извращениями с женщинами из других племен, причем с нечеловеческой жестокостью.

Он не сомневался, что точно так же они насилуют и пленников-мужчин, причем не ради удовольствия, а чтобы унизить и навсегда лишить статуса настоящего мужчины и воина.

Всякий раз, когда Сильвестре Андухар пытался успокоить навахо, объясняя ему, что команчи совсем не обязательно начнут их искать, да и вообще, они еще очень далеко, индеец твердил одно и то же:

– Команчи без тени всегда слишком близко. Только когда ты это понимаешь, становится уже слишком поздно. Бежим!

И они бросились бежать.

Боже, как же они бежали!

Для канарца, равно как и для андалузца, мысль о существовании содомитов, заинтересованных в их задницах, была не только нова, но и вызывала обоснованное беспокойство.

За свою насыщенную событиями жизнь канарцу Сьенфуэгосу приходилось сражаться с множеством врагов. Много раз его жизни и здоровью грозила серьезная опасность, но до сих пор никто не покушался на его священную задницу.

– Правда это или нет, но мне совсем не улыбается угодить в лапы этих козлов, – угрюмо проворчал он. – Моя задница – не игрушка, и вся эта чертовщина меня совершенно не привлекает.

К вечеру стало ясно, что команчи без тени не вполне заслуживают такого определения, поскольку на вершине небольшого холма беглецы разглядели длинные тени семи проворных и ловких мужчин с луками и копьями. Индейцы скользили по равнине так легко, словно их и впрямь несло ветром.

Шеэтта, едва сдержав крик ужаса, тут же принялся уговаривать дочь бежать – у нее у одной был шанс спастись, поскольку бегала она намного быстрее остальных.

– Если уйдешь прямо сейчас, ты еще сможешь спастись! – отчеканил он, не желая слушать возражений дочери. – Они преследуют нас, ты им ни к чему, да и бегаешь ты намного быстрее. Так что у тебя есть шанс уцелеть.

– И куда же я пойду? – тут же резонно возразила девочка. – Что я буду делать одна в огромной пустыне? Рано или поздно я снова стану рабыней в каком-нибудь враждебном племени, а я не хочу к этому возвращаться.

– Лучше умереть, чем попасть в руки этих тварей, – заметил ее отец.

– Постараюсь не даться им в руки живой, – твердо ответила девочка. – Уж будь уверен.

Сьенфуэгос долго наблюдал, с какой невероятной скоростью передвигаются вооруженные тени, а затем молча указал на них андалузцу.

– Думаешь, этой ночью они будут преследовать нас при свете факелов – как те, другие? – спросил он.

– Уверен.

– В таком случае, если мы по-прежнему будем драпать от них, как кролики, толку от этого никакого, а значит единственный выход – сразиться с ними лицом к лицу.

– Сразиться? – изумился Андухар. – Лицом к лицу? Да ты посмотри, сколько их, а нас всего трое! Белка, конечно, бегает, как заяц, и вообще на многое способна, но не уверен, что она сможет противостоять воину-мужчине с оружием в руках.

– Их там семеро, – сообщил канарец. – И первым делом нам нужно применить известную поговорку: «Разделяй и властвуй».

– И как ты собираешься их разделить?

– Если разделимся мы сами, то и им придется разделиться.

Андухар посмотрел на него, как на безумца, покачал головой, словно давая понять, что в жизни не слышал большей глупости, и, наконец, привел убойный аргумент:

– Но если мы тоже разделимся, их все равно окажется больше.

– Совсем не обязательно.

– Черт бы тебя побрал с этими загадками! – выругался андалузец. – Ты можешь объяснить толком, о чем речь?

– Я вспомнил один старый трюк, его часто применяют антильские каннибалы. Это настоящие скоты, которые запросто могут зажарить на костре и сожрать без соли даже родную мать, но в то же время – самые хитрые бестии, каких я когда-либо встречал в жизни, – он помолчал, махнув рукой в сторону бескрайней пустыни, и продолжил: – Сейчас мы выйдем на равнину, и на песке останутся четкие следы. Тогда мы разделимся на две группы: ты и Шеэтта отправитесь на юго-запад, а мы с Белкой пойдем на северо-запад.

– И для чего?

– Мы продолжим путь по звездам, только на этот раз ты будешь держаться на один градус левее обычного курса, а я – на градус правее. Улавливаешь?

– Пока да.

– Пока светят Ингрид и Росио, каждый следует своим курсом, но как только над горизонтом появится Арайя, вы оба свернете вправо, сделаете большой крюк, вернетесь обратно и спрячетесь в пятидесяти метрах от того места, где остались ваши следы, – канарец поднял вверх палец. – И самое главное, не пересекайте свои следы. Тебе по-прежнему все понятно?

– Конечно! Делаем крюк, возвращаемся обратно и прячемся неподалеку от того места, где проходили раньше, чтобы они не видели наших новых следов, когда мы возвращались. Ну и что дальше?

– В ту же самую минуту, когда Арайя покажется на горизонте, мы с Белкой тоже повернем и направимся на юг и встретимся с вами в том же месте. Чтобы мы смогли вас найти в темноте, время от времени давайте сигнал коротким свистом. Я с детства научился определять, откуда именно доносится свист, а слух у меня до сих пор превосходный.

– Насколько я понял, ты предлагаешь нам снова собраться вместе и устроить засаду.

– Именно так! За вами, скорее всего, увяжутся четверо из семерых; они пройдут перед нами, и мы сможем застать их врасплох, поскольку они будут думать, что вы далеко впереди, а мы и вовсе ушли в другую сторону. А мы тем временем нападем на них сзади и безжалостно расправимся, как давят паразитов. Мы используем против них все наше оружие: аркебузу, арбалет, мачете, нож, копье, мои знаменитые «громы», которые их, конечно, не убьют, но, возможно, здорово напугают. А еще мы можем пинать их ногами и пердеть в ноздри, если понадобится. Важно уничтожить их любой ценой до того, как их товарищи подоспеют на помощь. Если мы сможем расправиться с четырьмя, то остальные хорошо подумают, стоит ли продолжать охоту, учитывая, что нас окажется вдвое больше и вооружены мы будем лучше, поскольку нам достанется оружие убитых.

– Неплохой план, – искренне восхитился андалузец. – Устроить охоту на охотников! Так ты говоришь, что научился этому у каннибалов?

– Этот трюк обычно применяют в лесах или прериях – там есть где спрятаться. Но здесь, в пустыне, это можно проделать только ночью. А теперь как можно скорее переведи это им, – он махнул рукой в сторону отца и дочери, – а то сукины дети могут объявиться с минуты на минуту.

Когда Андухар перевел слова друга, Шеэтта энергично закивал, давая понять, что он полностью согласен, после чего бесцеремонно заявил:

– Насколько я могу судить, у твоего друга и мозги выдающиеся, а не только то, что болтается у него между ног. Меня, как отца, тревожило последнее, но я успокоился, убедившись в первом.

Придерживаясь разработанного канарцем плана, они побежали вперед, но старались беречь силы, пока на западе не взошла третья звезда, которую Сьенфуэгос называл Арайей.

С ее появлением Сьенфуэгос и Белка тут же свернули на юг, почти под прямым углом, и помчались еще быстрее, понимая, что их спасение во многом зависит от того, успеют ли они вовремя объединиться со спутниками.

Но главной проблемой для канарца стало не то, как скорее добраться до места, а то, как бы не отстать от девчонки, которая, казалось, летела над землей, легко перепрыгивая через камни и кусты и обходя колючие кактусы с такой ловкостью, словно видела в темноте, как кошка.

– Еще чуть-чуть, и я тебя пришибу! – ворчал он порой. – Вот ведь чертово отродье ящерицы!

Немного погодя они увидели позади две группы огней – пока еще далеких. Канарец на секунду остановился, чтобы перевести дух и сообщить Белке, что трюк удался, словно она могла его понять:

– Они клюнули! – воскликнул он. – Эти козлы и впрямь разделились.

Девочка поняла его слова без перевода и с легкостью повторила одну из тех фраз на кастильском наречии, что неоднократно слышала прежде:

– Чертовы команчи, сукины дети!

Сьенфуэгос посмотрел на залитую тусклым звездным светом пустыню и с улыбкой заметил:

– Ты и впрямь быстро все схватываешь! И вообще, ты самое удивительное существо на свете. Вот только что я буду с тобой делать, когда ты станешь женщиной? – он печально пожал плечами и вдруг решительно махнул рукой: – Ну ладно! Сейчас для нас главное – дожить до той минуты, когда ты ею станешь. А там посмотрим. Беги вперед, только осторожно!

Они снова помчались вперед и бежали почти целый час; затем канарцу вновь потребовалось остановиться, чтобы хоть немного отдышаться и предупредить друзей коротким свистом.

В ответ немедленно раздался другой свист – далекий, но такой же короткий и сухой, его легко можно было принять за крик ночной птицы, и канарец с удовлетворением заметил: