Текст книги "Земля бизонов (ЛП)"

Автор книги: Альберто Васкес-Фигероа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Затем он твердо заявил:

– Скажи ему, что, если он посмеет тебя убить, я подожгу кукурузу, и им целый год придется жрать уголь!

Сильвестре Андухар перевел угрозу достаточно громко, чтобы ее услышали во всех уголках селения, и тут же воздух огласился криками: женщины громко взывали к небу, простирая руки, или рыдали, закрыв лицо.

Очевидно, потеря урожая кукурузы стала бы для племени настоящей катастрофой.

В ответ на стенания женщин вперед вышли три старика; самый старший из них протянул открытую ладонь между топором и головой андалузца.

И тут, как понял Сьенфуэгос, начался жаркий спор между импульсивным воином, решительно настроенным осуществить свою угрозу, и мудрым стариком, пытавшимся ему втолковать, что благополучие племени важнее, чем жизнь какого-то жалкого раба.

Спор между ними настолько затянулся, что канарец в конце концов решил вмешаться и крикнул:

– Пусть решают скорее, а то у меня угли вот-вот погаснут, а если это случится – нам конец!

Андухар жестом попросил его немного потерпеть, затем снова что-то сказал старику и бросился назад в пещеру, из которой его только что выволокли.

Спустя пару минут он опять появился, подталкивая группу рабов в сторону берега.

Сьенфуэгос, не веря своим глазам, в ярости проревел:

– Что ты делаешь? Ты что, совсем спятил?

Андалузец ничего не ответил, и Сьенфуэгосу оставалось лишь наблюдать, как с десяток мужчин и женщин по указанию Сильвестре Андухаром бегут в ту сторону, где кончаются посадки кукурузы, а озеро вновь превращается в реку.

Между тем, сам андалузец бросился в воду и поплыл с такой скоростью, словно за ним гналась целая дюжина аллигаторов, пока не вцепился в борт из каноэ.

– Спасибо! – только и сказал он. – Ты снова спас мне жизнь! А теперь выкинь балласт, я помогу тебе оттолкнуть лодку.

– Но мы не можем тащить с собой всю эту ораву! – заметил Сьенфуэгос. – Они повиснут у нас на ногах, как гири!

– Не волнуйся! Поверь, я знаю, что делаю!

– Боюсь, ты один это и знаешь!

Спустя несколько минут они отвязали все каноэ от двух центральных, скрепленных между собой наподобие катамарана.

Большая часть пленников расселась по свободным лодкам, и принялись отчаянно грести, словно сам дьявол преследовал их по пятам.

Андухар велел какому-то мужчине горделивой наружности сесть перед ним, а девочка лет тринадцати расположилась впереди канарца. После этого, не теряя больше времени, андалузец схватил весло и принялся яростно грести, весело крикнув:

– Счастливо оставаться!

Они уже выбрались на середину реки, когда, обернувшись, канарец увидел, как туземцы носятся по деревне туда-сюда.

– Ты можешь объяснить, какого черта все это значит? – угрюмо спросил он.

– Потом объясню!

– Нет, сейчас! Кто эти двое и почему мы должны тащить их с собой?

– Это вождь племени навахо – мне точно известно, что они мирные люди, – и его дочь. Нам очень повезло, что мне удалось спасти эту парочку: они хорошо знают эти места.

Канарец мотнул головой вслед каноэ, скрывшимся за поворотом, и вновь спросил:

– А кто эти, припустившие с такой скоростью, что даже не удосужились нас поблагодарить?

Андухар лишь пожал плечами:

– Всего лишь рабы, которые не показались мне достаточно сильными, чтобы обтесывать камни до конца жизни. Из плена я их освободил, теперь пусть сами справляются, как умеют. Всё, помолчи и давай налегай на весла, а не то через десять минут эти сукины дети повиснут у нас на хвосте!

– На этот счет не волнуйся, – с улыбкой ответил канарец. – Я проделал дырки в днищах оставшихся лодок.

– Это ты хорошо придумал, да только все равно у меня душа не на месте, – ответил его спутник, изо всех сил орудуя веслом. – Держись подальше от пещер и гротов.

– Не каркай!

– Я-то не каркаю, да вот как бы не пришлось нам закаркать, ежели они нас поймают. А теперь заткнись и греби давай!

Они принялись грести изо всех сил, вождь навахо и его дочь им помогали. Но когда они оглянулись назад на излучине, то увидели, что несколько каноэ с пятью гребцами на каждой уже находятся в паре километров и неумолимо приближаются.

18

Конечно, безнадежное дело – пытаться уйти от молодых воинов, привыкших управляться с подобными лодками, а потому вполне можно было понять бывших рабов, которые бросили каноэ и взбирались на скалы или искали убежища в небольших расселинах, мелькающих по обе стороны главного русла.

Очевидно, бывшие пленники больше полагались на резвость ног, чем на силу рук.

– Может, нам стоит последовать их примеру и попробовать держать оборону в одной из этих расселин? – рискнул предложить Сильвестре Андухар, задыхаясь от гребли. – Такими темпами, да еще и при попутном ветре, они скоро начнут обстреливать нас из луков, и на середине реки у нас не останется никаких шансов.

Ни на минуту не прекращая грести, канарец понял, что опасения андалузца полностью оправданы, но не ответил, пока не разглядел среди скал каноэ, брошенное беглыми рабами.

– Правь туда! – велел он. – Скорее!

– Зачем?

– Увидишь!

Когда до брошенного каноэ оставалось не более трех метров, канарец проворно выскочил на берег с ножом наперевес и, добравшись до лодки, распорол ее ножом на всю ширину.

Затем, столкнув в воду кормовую часть лодки, взобрался на нос и принялся прыгать, как бесноватый, пока не сломал прутья каркаса, после чего перед ним осталась лишь кожаная обтяжка лодки, напоминающая то ли раскрытую книгу, то ли распоротую вдоль рыбину.

Между тем, преследователи быстро приближались. По расчетам Сьенфуэгоса, они были уже в пятистах метрах, но он, не теряя хладнокровия, забрал остатки разломанной лодки и поплыл к сдвоенными каноэ.

Закрепив на носу одной из них конец любимого шеста, он потянул его на себя, прижав нижнюю часть тонкой кожаной обтяжки, и превратил ее тем самым в маневренный парус, который тут же поймал попутный ветер.

– Держите крепче! – взревел канарец, обращаясь прежде всего к Андухару, но индейцы и сами сообразили, что от них требуется. – Держите изо всех сил!

Он столкнул лодку на воду, забрался внутрь и принялся отчаянно грести, пока они снова не выбрались на стремнину.

Первая стрела упала в воду менее чем в пятидесяти метрах за их спинами.

Кривое и некрасивое изобретение при малейшей перемене ветра грозило перевернуть и без того не слишком устойчивый катамаран, но канарец ловким ударом весла сумел изменить курс так, что ветер надул грубый кожаный парус, передав свою силу лодке, и та помчалась вперед.

– Сработало! – не сдержал ликующего крика ошеломленный Сильвестре Андухар. – Сработало!

– А ты как думал? Вспомни, я ведь учился навигации у самого адмирала Моря-океана, дона Христофора Колумба. Право руля! Туда, осел! направо! И скажи этим, чтобы держали парус изо всех сил, потому что от него зависит их жизнь.

Вообще-то отцу с дочерью не требовалось объяснять, что делать, они и сами быстро поняли, что единственный способ избежать рабства – это всеми средствами удерживать чудной парус, то и дело норовящий выскользнуть из рук.

Их скорость нельзя было назвать впечатляющей, но ее хватило, чтобы сохранять дистанцию с преследователями без необходимости грести как одержимые.

Воины гребли без устали, но ветер не стихал.

Сьенфуэгос знал, что краснокожие недолго смогут тягаться с ветром, ведь в борьбе человека и природы победа почти всегда остается на стороне последней.

И правда, через полчаса, убедившись, что беглецов не догнать, индейцы впали в уныние, и хотя вождь не переставал их подгонять ободряющими криками и даже угрозами, в конце концов, они выбились из сил.

Поражение всегда тем больнее, чем ближе казалась победа.

Когда река сделала резкий виток влево, канарец испугался, что ветер перестанет нести их вперед, но вскоре понял, что ветер в каньоне дует совсем не как на плато, а меняет направление вместе с рекой, словно пленник высоких стен.

После полудня они достигли такой скорости, что с каждой минутой всё больше удалялись от преследователей.

Когда в ущелье воцарилась непроглядная тьма, поскольку туда не проникал даже слабый свет звезд, Сильвестре Андухар заметил, что нужно выбраться на берег – или хотя бы уйти со стремнины, поскольку они рискуют напороться на камни на одном из бесчисленных порогов.

Но вождь навахо сказал, что это будет ошибкой.

– Преследователи не остановятся ни на минуту, – произнес он на языке племен сиу. – Будут плыть и в темноте, и за ночь нас нагонят.

– А как мы сможем вовремя узнать, что приближается порог, чтобы успеть выбраться на берег?

Индеец покачал головой и коснулся ладонью каркаса лодки.

– Когда приближается опасный участок реки – водопад или порог – скорость движения воды меняется, кожа каноэ это улавливает и начинает вибрировать и издавать звук вроде барабанной дроби, предупреждая об опасности. Так что, если услышишь, что каноэ начинает «петь» – изо всех сил греби к берегу и вытаскивай его на сушу.

Кадисец, не удовлетворенный этим объяснением, перевел его слова Сьенфуэгосу, которого оно тоже крайне удивило:

– А ты сам-то что думаешь о поющем каноэ? – спросил он Андухара.

– Я тебе уже не раз говорил: даже дурак о своем доме знает больше, чем мудрец о чужом. А наш приятель дураком не выглядит. Он всю жизнь проплавал на этих дерьмовых лодчонках, и уж если уверяет, что каноэ может петь, то лучше его слушаться и играть по его правилам.

– Представляю, какая ночка нас ожидает!

Андухар молча кивнул.

Трижды им приходилось выскакивать на берег, зажигать факелы, чтобы при их свете наскоро осмотреться, разгружать катамаран, сплавлять его вниз по течению, обходя порог, после чего снова грузить в него пожитки, чтобы продолжить плавание.

К рассвету они совершенно измучились, но враги отстали, а сами они уже наловчились управляться с парусом, так что индианка и Андухар смогли немного поспать, поскольку для управления лодкой хватало и двоих.

К полудню окружающий пейзаж начал меняться прямо на глазах. Скалы стали ниже, а их склоны вместо прежнего красного приобрели серый и зеленый оттенки. Река все чаще разливалась в обширные протоки, открывался все более широкий обзор.

Теперь, когда за спиной не нависали скалы, беглецы решили устроить передышку, собраться с силами и поесть без опаски, что преследовали выскочат из-за угла.

Они ясно различали то место, где каньон расширялся, и вода выплескивалась из него, словно вздохнув полной грудью, когда расстегнули тесный корсет.

Теперь оба берега реки покрывала густая растительность, к тому же здесь водилось немало дичи, так что уже спустя полчаса им удалось подстрелить доверчивого олененка, неосторожно приблизившегося к воде.

Удивленный канарец поинтересовался, почему туземцы, которые преследовали их с такой настойчивостью, предпочли построить деревню на дне глухого ущелья, а не в этих благодатных местах, где они сейчас плывут.

Когда Андухар спросил об этом Шеэтту – так звали вождя навахо – тот ответил, что это всего лишь вопрос безопасности – каждые четыре-пять лет дикие кочевники племени под названием «команчи без теней» спускаются с северо-востока в поисках новых рабов и жен. На открытой местности трудно защититься от нападения, но в неприступном ущелье их набеги редко бывали удачными.

Шеэтта когда-то занимал высокое положение: он был вождем объединенных племен семьи навахо. Однако коварный соперник, мечтавший занять его место, предал его и продал в рабство вместе с женой и дочерью банде команчей без теней, которые вскоре ушли на север, уведя с собой его беременную жену, а их с дочкой продали нынешним хозяевам.

После этого он долгих пять лет высекал каменные топоры и наконечники для стрел, о чем красноречиво свидетельствовали сбитые в кровь руки. Долгих пять единственной его отрадой была дочь, и он мечтал когда-нибудь отомстить тем, кто разрушил его жизнь.

Когда Сьенфуэгос захотел узнать имя девочки, ответ андалузца его по-настоящему озадачил:

– Ее зовут так, как тебе больше нравится.

– В смысле?

– Освободив ее, ты стал ее хозяином и будущим мужем, а значит, можешь назвать, как тебе захочется.

– Что за бред? – растерялся канарец. – Я ей никакой не хозяин и уж тем более не будущий муж.

– Таков закон... – с усмешкой ответил Андухар. – А кроме того, я вижу, что она в восторге от мысли стать женой настоящего полубога, высокого, красивого, смелого и рыжего мужчины. Должно быть, она, как и те сискво, считает тебя колдуном прерий.

– Кончай болтать чепуху! Лучше скажи им, что я женат и мне не нужны новые жены.

– Никого не интересует, нужны они тебе или нет. Это твой долг. Таков закон, и если ты отвергнешь эту девушку, то оскорбишь ее отца и всех навахо на пятьсот миль вокруг. Поверь, мы не в том положении, чтобы наживать себе врагов.

– Да ты свихнулся!

– Вовсе нет, – возразил андалузец. – Вспомни старую поговорку: «Новые места – новые обычаи». Если ты породнишься с такой важной особой, как вождь племени, пусть он сейчас и переживает трудные времена, это даст нам защиту, которая нам нужна как воздух.

– Но она еще совсем ребенок!

– Который очень скоро станет женщиной и с этой минуты будет давать жизнь детям. Я тебе уже говорил, детородный период у местных женщин слишком короток, а потому их готовят к материнству уже в том возрасте, в каком наши девочки еще в куклы играют.

Канарец внимательно рассматривал девочку – маленькую, худенькую, почти скелет с огромными черными глазами и двумя длинными черными косами, спадающими на грудь – если так можно назвать два крошечных холмика. Девочка, заметив, что он ее разглядывает, ослепительно улыбнулась.

– Вот видишь? – подмигнул андалузец. – Вне всяких сомнений, она без ума от тебя!

– Кончай придуриваться! – угрюмо бросил Сьенфуэгос. – Ты посмотри на нее хорошенько! Она же мне в дочери годится, моей старшей столько же лет... – он перешел на шепот, как будто не хотел, чтобы его услышала девочка, хотя она и так не понимала ни единого слова. – А кроме того, ты же знаешь, что я... скажем так, несколько крупноват, и если я лягу в постель с этим хрупким созданием, то просто порву пополам.

Андухар убежденно кивнул.

– Учитывая то, что я видел – признаю, ты скорее всего проткнешь ее насквозь, – согласился он. – Но все равно ты должен сделать вид, что согласен, только твои законы велят тебе подождать, пока она достигнет зрелости, и моли Бога, чтобы к тому времени, когда у нее придут первые месячные, мы были уже далеко отсюда.

– А если не будем? Что мне в таком случае делать? Ты хочешь, чтобы я ее убил?

– Послушай! – ухмыльнулся андалузец. – Если, как говорится, даже верблюд может пройти сквозь игольное ушко, думаю, и ты справишься, когда придет время. – Он весело рассмеялся. – На свете порой случаются и более невероятные вещи!

Больше он не успел ничего добавить, поскольку в эту минуту Шеэтта легонько похлопал его по руке, указывая в сторону вершины горы, с которой они недавно спустились.

Там поднимались в небо три толстых столба дыма – два черных и один белый, сначала вертикально вверх, но вскоре ветер наклонил дым в сторону.

Спустя несколько минут столбы дыма исчезли один за другим, чтобы тут же снова взметнуться в небо. Стало ясно, что кто-то при помощи дыма подает сигналы, как это когда-то делал Сильвестре Андухар. Тот невольно выругался:

– Вот же мать их за ногу! Так мы не договаривались.

– Что там еще стряслось? – встревожился канарец.

– Поняв, что им нас не достать, эти сукины дети просят береговые племена убить нас.

– Да уж, повезло, ничего не скажешь! Из огня да в полымя, как говорится.

– Итак, продолжать плыть по реке – значит обречь себя на верную смерть, – после долгих раздумий произнес Шеэтта, стараясь говорить как можно медленнее, чтобы андалузец успевал перевести его слова. – Когда при помощи дыма просят кого-то убить, это означает, что убийцы получат в награду столько кукурузы, сколько весят тела врагов.

– Боже! – не удержался канарец от ехидного замечания. – Всегда, сколько я знал, цену измеряли в золоте, а эти дикари – в какой-то несчастной кукурузе.

– Позволь тебе напомнить, что кукуруза – один из немногих продуктов, которые могут храниться долгое время и не портиться, а в таком жарком климате она стоит намного дороже золота, которое годится лишь на пули, которые краснокожим совершенно ни к чему, ведь у них нет огнестрельного оружия. Здесь кукуруза – главная валюта, потому что она долго хранится, ее легко перевозить, а в случае суровой зимы или неудачной охоты именно от запасов кукурузы зависит жизнь племени. Тогда дети и старики питаются кукурузной кашей, а взрослые вынуждены добывать себе пищу, как умеют. Так что, если бы твою ценность измеряли в мясе, шерсти, когтях и костях животных, это не составило бы и сотой доли той стоимости, которую имеет для них кукуруза.

– А вес моей души – что же, не считается?

– Твоей души? – рассмеялся Андухар. – Да я не дал бы за нее ни единого зернышка! А если серьезно, – добавил он, – то спроси у нашего друга Шеэтты, уж кто-кто, а он прекрасно знает, как обстоят дела в этих краях, и говорит, что за каждым поворотом нас могут поджидать лучники. А ведь достаточно пробить стрелой борт лодки, и нам придется несладко. Что ты на это скажешь?

– А что я, по-твоему, должен сказать? Он прав: если река легко может превратиться в ловушку – значит, у нас нет другого выхода, как идти пешком.

– И сколько придется идти?

– Пока не уберемся как можно дальше от этих проклятых мест, где могут поджидать лучники, – пожал плечами канарец с таким видом, словно речь шла о самых очевидных вещах.

– Вот и я сказал то же самое, и Шеэтта со мной согласен.

– В таком случае, учитывая, что река течет с северо-востока и тянется далеко на юго-запад, мы можем либо переправиться через реку, пойти на восток и вернуться назад в прерии, либо продолжать путь на запад, пока не доберемся до края земли или до тех китайцев, о которых адмирал прожужжал все уши.

– Шеэтта говорит, что он никогда ни слышал ни о китайцах, ни о людях с желтой кожей.

– Так я и думал. А он знает, где находится край земли?

– Нет, этого он тоже не знает.

– Итак, мы вернулись к тому, с чего и начали.

– Ну, кое-что все-таки переменилось к лучшему, – с улыбкой ответил Андухар. – В прериях никто не дал бы и мараведи за наши шкуры, здесь же за нас готовы отвалить кукурузы по нашему весу.

– Прекрасное утешение, ничего не скажешь! – хмыкнул Сьенфуэгос. – Ты лучше шагай, не теряй времени даром!

Набив каноэ камнями, они столкнули их в реку, наблюдая, как лодки медленно исчезают под мутной водой. Беглецы уничтожили все следы своего пребывания и вновь двинулись на запад, стараясь ступать по камням, чтобы не оставлять следов.

Ночь застигла их в небольшой укромной долине, покрытой густой растительностью, но они не решились развести огонь, ограничившись на ужин холодными остатками олененка. В скором времени всех сморила усталость. Канарец так хотел спать, что даже не заметил, как девочка свернулась клубочком у него под боком.

Проснувшись, он прежде всего увидел над своей головой неотрывно наблюдающие за ним черные глаза и очаровательную улыбку в два ряда белоснежных зубов.

– Помоги мне Боже! – прошептал он себе под нос. – Ну и проблемка на мою голову!

19

Покинув долину и поднявшись на горный кряж, они обнаружили к своему разочарованию, что на многих окрестных вершинах на севере, юге и востоке горят костры и вверх поднимается густой черный дым, то исчезая, то возникая снова. Не было сомнений, что это тоже сигналы.

– Что они передают? – спросил канарец.

– Что мы оставили реку, но они пока еще не напали на наш след, – перевел Сильвестре Андухар слова навахо, не упустившего ни одной детали в цепочке дымовых сигналов. – Но нас по-прежнему ищут.

– А почему костров нет впереди, на западе?

– Не знаю, – ответил Андухар. – И Шеэтта тоже не знает.

– Ты думаешь, это ловушка? – допытывался Сьенфуэгос. – Может, нас туда заманивают?

– Понятия не имею, – честно признался андалузец. – Но ясно, что в любом другом направлении нас совершенно точно будут ждать.

Когда они спросили у навахо, что он думает по этому поводу, тот глубоко задумался. Похоже, он и сам не был уверен в ответе.

– Мне доводилось слышать о мертвой земле, покрытой солью. Не знаю, где именно она находится, но если предположить, что впереди, на западе, то вполне понятно, почему в той стороне нет костров: никому и в голову не приходит, что мы можем направиться туда.

– Ты имеешь в виду пустыню? – спросил Андухар.

– Нет! – поспешно ответил тот. – Здесь много пустынь. И команчам, и апачам, и даже сиу, как и нам, навахо, неоднократно доводилось их пересекать, и мы знаем, как выжить в этих условиях. Но, насколько мне известно, мертвая земля – совершенно особенная. Пустыня пустынь.

– Но ты ведь тоже не знаешь, что нас ждет впереди?

Тот молча покачал головой; Сильвестре Андухар, переведя канарцу его слова, спросил:

– Ну, как ты считаешь?

– Могу только порадоваться, что в очередной раз придется выбирать между плохим и очень плохим, – проворчал Сьенфуэгос. – Выбор всегда один: либо ты поимеешь, либо поимеют тебя.

– Послушай, сейчас не время, чтобы разглагольствовать и путать нас своей дешевой философией, – заметил Андухар – Сейчас нужно решить, что делать. Так что выбираем?

Сидящий на камне Сьенфуэгос оглянулся, задумчиво глядя на дымящие вдалеке костры, и решительно указал на запад.

– Такое впечатление, что там, внизу, лежит большая равнина, – сказал он наконец. – А если она совсем плоская, мы сможем снова определять путь по звездам, которые так помогали в прериях.

– То есть будем идти по ночам, а днем прятаться?

– Ну да! Горы не заслонят звезды, как только они появятся над горизонтом, их будет прекрасно видно и мы не собьемся с пути.

– И ты действительно веришь, что там, на западе, есть что-то еще? – спросил Андухар. – Порой мне в голову приходят печальные мысли, что эти чертовы горы никогда не кончатся.

– Я тебя умоляю! Только не начинай опять свою волынку: если адмирал был прав, то скоро мы доберемся до Китая, а если прав ты, то перед нами предстанет пропасть, за которой кончается мир.

– А если мир кончается как раз там, где находится «мертвая земля», о которой говорит Шеэтта?

– Вот доберемся туда, тогда и будем ломать голову, – ответил канарец бесстрастным тоном и добавил: – Но ясно одно – мы не можем позволить себе всю жизнь задаваться вопросами, куда мы идем и что ждет в конце пути. Мы можем лишь это идти вперед и уповать на Господа, который, надеюсь, когда-нибудь все же о нас вспомнит.

– Порой мне кажется, что Господь и сам не знает, что на свете существует подобное место, – заметил Сильвестре Андухар. – А даже если и знает, то давно о нем забыл. Я никогда даже не предполагал, что на свете может существовать что-то настолько огромное. – Немного помолчав, он добавил: – Порой я думаю, что Земля даже не плоская; она просто бесконечна. На одном участке, быть может, и впрямь обитают желтые люди, на другом – белые, где-то еще – черные, здесь вот – красные, а где-то еще дальше на западе живут какие-нибудь зеленые или синие люди. Одним словом, любого цвета и на любой вкус, почему бы и нет?

Сьенфуэгос в ответ лишь пожал плечами, давая понять, что ему это совершенно безразлично, он уже устал выслушивать бредовые теории.

– Вот и я говорю: почему бы и нет? – ответил он, устало махнув рукой. – В любом случае, наша задача – двигаться дальше на запад, стараясь сохранить свою шкуру, какого бы цвета она ни была. – После этих слов он мотнул головой в сторону девочку, которая тут же села у его ног, и с улыбкой добавил: – Вот мало мне было забот, так нет же, теперь в меня вцепился этот клещ с косами и не отстает ни днем, не ночью.

– Кстати, ты так и не дал ей имени?

– Как насчет Вошь?

– Ну не будь такой сволочью! – возмутился Андухар. – Что тебе сделало это бедное создание?

– Ничего, но согласись, это имя ей очень подходит, – Сьенфуэгос помолчал несколько секунд, и вдруг воскликнул, словно ему в голову пришла великолепная мысль: – А ведь мы можем называть ее Ман Давош! Красивое имя, изысканное и звучное! Ман Давош! в конце концов, никто в этих местах понятия не имеет, что такое лобковая вошь. Ты видел здесь хоть одну?

Сильвестре Андухар крепко задумался, а потом покачал головой.

– А ведь и правда: ни одной не видел, хотя у меня было немало возможностей рассмотреть их лобки. Но даже если и так: мне кажется, это все же неуважительно по отношению к будущей супруге. Ну как ты будешь объяснять знакомым, что женат на лобковой вошке?

По правде говоря, он уже и сам склонялся к мысли, что сомнительное прозвище Вошь или даже Ман Давош не слишком подходит этой девочке с живым и непосредственным характером, невероятной ловкостью и способностью взбираться на самые высокие деревья, где она искусно пряталась среди ветвей. А потому канарец решил дать ей более подходящее имя – Белка.

Поначалу они с андалузцем беспокоились, что столь хрупкое создание то и дело будет падать в обмороки, чем доставит им немало хлопот. Однако очень скоро они поняли, что ошиблись.

На самом деле Белка была словно создана из стали, обладая чрезвычайной жизненной силой – любой взрослый утомился бы, пытаясь следовать за ней. Но при этом она была женщиной, прекрасно осознающей свое предназначение.

Особенности ее расы, а главное, долгое прозябание в положении рабыни, когда она вряд ли смогла бы выжить, если бы не потрясающее чутье, породили в итоге совершенно удивительное создание, обладающее зрением орла, слухом ягуара, чутьем ищейки и хитростью лисы.

Она засыпала всегда последней, а просыпалась с первыми лучами зари и, прежде чем другие продирали глаза, успевала оглядеть окрестности и убедиться, что поблизости не притаился враг.

Отец, знающий её как никто другой, всегда спокойно отпускал девочку на разведку, поскольку она могла почуять присутствие врага задолго до того, как тот заметит бродящую поблизости неуловимую тень.

В столь безобидном с виду существе как раз и таилась настоящая опасность.

Когда Сильвестре Андухар впервые увидел, как девочка взобралась на вершину раскидистой сосны, то не смог удержаться от едкого замечания:

– Если когда-нибудь у вас и впрямь появятся дети, это будет помесь обезьяны, козы и белки. Девчонка просто сумасшедшая!

Была ли эта девочка сумасшедшей или нет, но она твердо решила доказать рыжему гиганту-полубогу, что очень скоро станет не только страстной и нежной любовницей, но и надежной и верной подругой, способной взять на себя ответственность за семью и разделить все тяготы и невзгоды, что встретятся на пути.

Именно Белка первая обнаружила, что их преследуют. Однажды, вернувшись с лучами рассвета из очередной вылазки, во время которой она взобралась на дерево и огляделась, девочка растопырила пальцы обеих ладоней и указала на северо-восток.

– Они спускаются вниз по склону, – перевел ее слова андалузец. – Их больше, чем пальцев у нее на руках. – По ее расчетам, они доберутся сюда часа через три.

– Думаешь, они знают, где мы? – спросил канарец.

– Надеюсь, что нет, но возможно, подозревают, что мы где-то неподалеку, ведь это наш единственный выход.

– А что об этом думает Шеэтта?

– Он полностью полагается на силу твоих «громов». Как и она, – андалузец указал на девушку.

– Буду признателен, если ты сможешь им объяснить, что не стоит так уж полагаться на мои «громы». Одно дело – поджечь соломенную крышу хижины или кукурузное поле, и совсем другое – столкнуться лицом к лицу с отрядом вооруженных воинов. Сколько их может быть?

– Я уже говорил, они умеют считать лишь пальцы на руках, а всё, что больше, для них просто «много».

– Стало быть, «много» может означать и десять, и сорок человек, хотя сейчас это неважно, достаточно и пяти, чтобы отправить нас на тот свет. Так что ты предлагаешь?

– Бежать.

– И только?

– А что нам еще остается?

Они начали размеренный бег на запад в отчаянной попытке оторваться от преследователей – по крайней мере, до наступления ночи. Канарец знал, что если к тому времени они успеют выбраться на равнину, то смогут дальше продолжать путь по звездам, которые до сих пор не подводили.

Это означало бежать без остановки больше суток, но все четверо знали, что от этого зависит их жизнь.

Солнце уже нещадно палило, когда они выбрались на берег реки, в этом месте совсем обмелевшей, а в ширину не превышавшей тридцати метров, медленно продолжая путь на юг среди густой растительности, которая так и манила путников остановиться в тени, поесть и отдохнуть хотя бы несколько минут.

Неугомонная Белка не упустила случая взобраться на дерево, однако новости были малоутешительны: преследователи приближались на глазах.

Услышав это, ее отец заявил, что готов остаться и отвлечь на себя внимание. Он был самым старшим, утомился после долгого перехода и теперь винил себя в том, что задерживает остальных.

– Если вы покажете, как пускать эти «громы», я мог бы увести их в сторону и устроить взрыв, когда воины будут переправляться через реку, и тем самым отвлеку внимание, – предложил он. – Пока они будут гоняться за мной, вы сможете выиграть время.

– Ну что ж, неплохая идея, – согласился канарец, когда Андухар перевел ему предложение навахо. – Если мы сможем выгадать хотя бы лигу, дав им понять, что ушли в другом направлении, то выиграем время, и стемнеет прежде, чем они нас догонят.

– Я не согласен, чтобы он жертвовал собой ради нас, – заметил андалузец. – И не думаю, что девочка бросит отца, зная, что его ждет гибель.

– Возможно, ему и не придется собой жертвовать, – ответил Сьенфуэгос, внимательно вглядываясь в окружающий пейзаж.

– О чем ты думаешь? – спросил Андухар.

– О том, кому придется это проделать...

– У тебя появилась идея?

– Когда отряд дикарей собирается порезать тебя на кусочки, волей-неволей появятся идеи, иначе тебе конец, – взмахнув ножом, Сьенфуэгос распорядился: – Разожги костер и наруби толстых сучьев, а я скоро вернусь.

Сьенфуэгосу пришлось подняться довольно далеко вверх по течению, прежде чем он наконец обнаружил то, что искал: множество пчелиных сот, свисающих с ветвей деревьев у самого берега. Он одним прыжком подскочил к дереву, сорвал соты с ветки и швырнул их в воду, как мячик, а потом бросился в реку сам, уйдя под воду прежде, чем пчелы успели сообразить, что произошло.

Он плыл под водой, отдавшись течению, пока не нашел брошенные в реку соты. Хоть канарец и был уверен, что населявшие их пчелы уже утонули, однако на всякий случай еще долго держал их под водой.

В скором времени он вышел на берег – как раз в ту минуту, когда появились его спутники – и произнес с легкой улыбкой:

– Мед на закуску и свечной воск. Старый трюк, которому научил меня добрый друг Папепак, один туземец с Твердой Земли. Если окажешься достаточно проворным, чтобы вовремя сигануть в реку, не получишь ни единого укуса.