Текст книги "Гомер: «Илиада» и «Одиссея»"

Автор книги: Альберто Мангель

Альберто Мангель
Гомер: «Илиада» и «Одиссея»

Посвящается Крэйгу, жителю Итаки

От автора

Чтобы чтение этой книги было более лёгким, в своей работе я предпочёл пользоваться более распространёнными версиями гомеровских имён, называя Улиссом Одиссея и Ахиллесом Ахилла. Сэмюэль Батлер в своё время отметил: «Не думаю, что вариант Гекаба вытеснит из употребления вариант Гекуба до тех пор, пока не забыты строки “Что он Гекубе, что ему Гекуба”»[1]1
  Samuel Butler, The Authoress of the Odissey: Who and What She Was, When and Where She Wrote [1897], Second Edition With a New Preface by Henry Festing Jones (Jonatan Cape: London, 1922).


[Закрыть] Однако живи он в нашу эпоху, скорую на забвение, возможно, он повременил бы с этим заявлением…

Также следует отметить, что я неверно использую термин «греки» и признаю это. Силы, объединившиеся против Трои, состояли из ахейцев, данаев и аргивян, а собирательный термин «греки» был введён гораздо позже, во времена экспансии Рима. В данной работе я говорю «греки» для большей краткости. Также и слово «эллины» (которое я всё же употребил единожды или дважды) в действительности не соответствует ни историческим, ни географическим данным, приведённым у Гомера, так как относится лишь к небольшому участку южной Фессалии.

Нумерация гомеровских строф различается от перевода к переводу. При написании данного труда я пользовался версиями «Илиады» и «Одиссеи» пера Роберта Фаглза – перевод этот является, на мой взгляд, одним из самых изящных и совершенных. Остальные переводы неанглоязычных авторов выполнены лично мной (в том случае, если не указано иное). [В русскоязычном тексте сочинения Гомера цитируются в классических переводах Гнедича и Жуковского. Перевод цитируемых англоязычных текстов, если в списке литературы не указано иное, выполнен Лидией Кисляковой – прим. перев.]

Хотелось бы назвать тех, кто помог мне в моей работе: Антонио Басанта Рейес, Кармен Криадо, Сильвия Ди Сеньи Обиольс, Лючи Пабель, Готтвальт Панков, Артуро Рамонеда, Марта Ройо, Жан-Кристоф Саладин, Гильермо Шавельзон, Марио Клаудио Викарио – я от всей души благодарю их. Также приношу благодарность Тоби Мунди из Grove Atlantic за то, что он отнёсся к моему проекту с таким вниманием, и Брюсу Вествуду и всем сотрудникам «WCA», которые первыми начали активно продвигать мою книгу.

А что касается литературной критики… А. Э. Хаусман, например, сказал следующее: «Знание – это прекрасно, метод – прекрасно также; однако важнее всего, чтобы на плечах была голова, а не тыква, а в голове – мозги, а не пудинг». Признаюсь, что в долгом процессе создания этой книги мне не раз приходилось задумываться – удовлетворяю ли я этим требованиям?

Альберто Мангель,

Модион,

16 августа 2006

Вступление

Всякое произведение искусства – это либо «Илиада», либо «Одиссея».

Раймон Кено, предисловие к «Бювару и Пекюше» Флобера

Занятно, что те две книги, которые больше любых других питали воображение Запада дольше двух с половиной тысячелетий, не имеют ни чётко выраженного начала, ни неоспоримого автора. Гомер рождался задолго до Гомера. «Илиада» и «Одиссея» никогда не были традиционными литературными произведениями. Вероятнее всего, они возникали постепенно, складываясь как знаменитые народные легенды в неуловимом процессе отсеивания и смешивания подробностей, и, даже обретя единую литературную форму, уже считались чересчур архаичными к VIII веку до н. э., когда, как принято считать, жил и творил Гомер. Гомер – слепой аэд, ради подаяния обходивший со своими песнями города древней Греции, много веков считался автором «Илиады» и «Одиссеи». По прошествии времени его стали считать некой аллегорией поэтического вдохновения, частично собирательным образом, частично просто выдумкой, – воплощённой поэзией древности. В конце концов, мнение о том, что Гомер является не более чем вымыслом, утвердилось, и в 1850-ые годы Густав Флобер сыронизировал над ним в своём «Словаре клише», книге, которая предлагала представителям буржуазии современные остроумные ответы на высказывание собеседника: «ГОМЕР: никогда не существовал»[2]2
  Gustave Flaubert, «Dictionnaire des idées reçues» in Bovuard et Pécuchet, introduction par Rayond Queneau (Editions du point du Jour: Paris, 1947).


[Закрыть].

Мы ничего не знаем о Гомере. Однако дело обстоит иначе с его книгами. Не будет ошибкой утверждать, что наше знакомство с «Илиадой» и «Одиссеей» начинается задолго до того, как мы открываем первую страницу. Ещё не будучи захваченными страстями, бушующими в груди у Ахиллеса, ещё не начав восхищаться отвагой и находчивостью Улисса, мы уже предчувствуем, что книга, повествующая нам о великой войне и великом путешествии, повествует также о неком общем опыте людской борьбы и странствий. Если верны те метафоры, которые уподобляют жизнь величайшей битве и долгой дороге, то, вне зависимости от того, были ли «Илиада» и «Одиссея» написаны с опорой на это знание или сами породили его, читатель и книга оказываются как бы зеркалами, которые бесконечно отражают друг друга. Учитывая неясное происхождение двух этих эпосов, большинство учёных полагают, что «Илиада» и «Одиссея», авторство которых приписывается Гомеру, были сначала разрознёнными текстами разных жанров. «Лишь позже, в слиянии друг с другом, они сформировали два единых масштабных произведения в том их виде, в каком они знакомы нам сейчас. Одно из них повествует о трагедии, разыгрывающейся под стенами отдельно взятого города, Трои, осаждаемой врагом; другое – о приключениях отдельно взятого человека, Улисса, который на пути домой преодолевает множество опасностей. В глазах будущих читателей Гомера Троя стала прообразом всех городов, а Улисс – прообразом самой человеческой судьбы.

Биография книги – не то же самое, что биография её автора. Это, однако, не совсем справедливо в случае Гомера и его творчества. Здесь нити судеб сплетены так плотно, что сейчас уже невозможно точно определить, какие события предваряли другие. Был ли сначала слепой певец, который поведал о разрушении Трои и о долгом путешествии греческого царя к родному дому, или же сначала появились истории о жажде войны и о тоске по миру, которые лишь после записи стали претендовать на достоверность. В глазах читателя автор и его произведение всегда находятся в тесной взаимосвязи. Есть книги, герои которых сотворены столь вдохновенным словом, что затмевают истинную личность самого автора, как, например, Дон Кихот Сервантеса или Гамлет Шекспира. В свою очередь, существуют писатели, чья жизнь, как сам о себе отзывался Оскар Уайльд, есть чаша, переполненная их гением, и чьи книги есть плоды этого гения[3]3
  Cf. André Gide, Oscar Wilde: In Memoriam (Mercure de France: Paris, 1910).


[Закрыть]. В нашу эпоху принято относить Гомера и его поэмы к первой категории, но ведь были и времена, когда читатели не усомнились бы в их принадлежности к последней…

Никто, даже самый страстный почитатель, не способен до конца познать «Илиаду» и «Одиссею». Впрочем, то же можно сказать и о любой другой книге: каждое очередное прочтение накладывается на предыдущие, и интерпретации испещряют страницы текста, словно трещины – скалу; первоначальный, чистый текст (если таковой вообще когда-либо существовал) становится практически неразличимым. Поэтому когда, закрывая книгу, мы думаем: «Ну, теперь-то я разобрался в “Илиаде” и “Одиссее”», – мы имеем в виду лишь то, что разобрались в истории, столькими до нас изученной, пересказанной, переведённой, адаптированной, и в то время, как суждения других о тексте ещё отдаются у нас в ушах, мы пытаемся оценить его с позиций собственных вкусов и предпочтений, подобно тому, как в гуле настраивающегося оркестра вдруг слышится мелодия солиста. Так Китс впервые открыл Гомера в переводе Чапмена. Так Джойс преследовал Улисса в сутолоке Дублина. Для таких попыток вникнуть в Гомера строгое соответствие хронологии не представляет ценности, так как прочтения оказывают влияние друг на друга, преодолевая временные барьеры. Ведь никому не приходит в голову обвинять в непоследовательности Блаженного Августина, изучавшего Гомера по Гёте, или Гераклита, расстроенного комментариями Джорджа Стайнера!

Вуаль предыдущих прочтений не только заслоняет от нас оригинальный текст, или то, что учёные по договорённости признают за таковой. Рассказывают, что один английский священник, потрясая Библией короля Якоба и своим гневом ввергая паству в трепет, кричал с амвона: «Это не Библия! – и затем, после продолжительной паузы: – Это перевод Библии!» Кроме того ограниченного числа счастливцев – учёных владеющих древнегреческим языком, – все те, кто читает Гомера, читают не Гомера, а перевод Гомера. Среди них есть те, кому повезло держать в руках издание Александра Поупа или Роберта Фаглза; но есть и те, кому суждено довольствоваться «дословной» версией Т. С. Брэндрета или напыщенным интерпретационным переводом Ф. Л. Лукаса.

Перевод – по своей сути искусство спорное. Удивительно видеть, как труды, подобные «Илиаде» и «Одиссее», созданные силой слова и потому до известной степени зависящие от точности словоупотребления в языке перевода, преодолевают эти границы и воплощаются в языках, которые даже не существовали во времена возникновения оригинала. Сравним: Mênin aeide, théa, Peleiadeo Achilleos… – «Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына…» – таков знакомый нам перевод первой строфы «Илиады». Но что Гомер имел в виду под aeide «воспой», под théa «богиня», под mênin «гнев»? Вирджиния Вулф отметила следующее: «Кичиться знанием древнегреческого – тщета и тупоумие, и все мы в нашем невежестве подобны самым ленивым и неумным школьникам. Разве знаем мы, как звучали на этом языке слова? Где в тексте нам следует разражаться хохотом? Как играли акт`ры? Колоссальная разница между нами и народом Древней Греции – не столько в расе или языке, сколько в разногласии традиций»[4]4
  Virginia Woolf, «On Not Knowing Greek» in The Common Reader: First Series (The Hogarth Press, London, 1925).


[Закрыть].

«Разногласие традиций» существует даже между современными языками. Старомодное английское «wrath», «гнев», вызывает в памяти образы тигров Блейка и гроздьев Стейнбека; оно отлично от немецкого «Zorn», гремящего военной мощью и яростью, которые так явственно проступают в песне Эммануэля Гейбеля: «Гнев над Родиной священ…»[5]5
  Emanuel Geibel, «Kriegslied» in Heroldsrufe: Zeitgedichte, Gesammelte Werke, Band 4 (Cotta: Stuttgart, 1893).


[Закрыть].Оно отлично и от французского «colére», которое в период экзистенциализма Симона де Бовуар определила как страсть, «рожд`нную любовью, чтобы умертвить любовь»[6]6
  Simone de Beauvoir, La femme rompue (Gallimard: Paris, 1963).


[Закрыть].Что же делать читателю при такой путанице? Читать и продолжать задавать вопросы…

Несмотря на такие сложности, великая книга способна пережить самые неточные переводы. Даже когда мы читаем строки Брэндрета о «многих душу губящих вещах / в таблицы впечатлённых»[7]7
  «many soul-destroying things / in holded tablets», The Iliad of Homer, translated by T. S. Brandeth, 2 volumes (W. Pickering: London, 1846).


[Закрыть], которые и ему самому были не по вкусу, гнев Ахиллеса или тоска Улисса так или иначе затронут наши душевные струны, напоминая нам наши собственные чувства, обращаясь к чему-то в наших сердцах, что присуще не нам одним, но всему человечеству. В 1990 году Министерство культуры Колумбии ввело в действие систему передвижных библиотек, которые развозили книги жителям отдалённых сельских регионов. Для этой цели вместительные рюкзаки с книгами навьючивали на спины ослов, доставлявших их в дебри джунглей и в пустынные сьерры. Доставленные книги на несколько недель отдавались на попечение учителю или старейшине деревни, фактически становившемуся ответственным библиотекарем. Подавляющее большинство книг составляли работы по технике, сельскому хозяйству, а также образцы вышивок и так далее; однако была и художественная литература. Однажды, по словам одного из «библиотекарей», не досчитались одной книги: «Это был единственный случай, когда книгу не вернули, – отметила она. – Мы тогда, помимо обычной для нас литературы, заказали «Илиаду» в испанском переводе. Когда подошло время возвращать её, жители деревни отказались это сделать. Мы решили подарить её им, однако попросили объяснить, почему им так захотелось оставить у себя именно эту книгу. Они признались нам, что история Гомера, как им показалось, отражает их собственную жизнь: в раздираемой войной стране, где безумные боги бродят среди людей, а сами люди не ведают, за что сражаются, будут ли когда-либо счастливы, а если погибнут, то во имя чего»[8]8
  «Mucho más que libros», Semana (Bogotá, 4 June, 2001).


[Закрыть].

В финале «Илиады» Ахиллес, убивший Гектора в отместку за смерть своего друга Патрокла, даёт согласие на то, чтобы отец Гектора Приам пришёл забрать бездыханное тело сына. Это одна из самых сильных, самых проникновенных сцен, какую мне доводилось читать. Внезапно оказывается, что победитель и побеждённый, старик и мужчина во цвете лет, отец и сын – равны. Слова Приама вызывают в душе Ахиллеса скорбь по его собственному отцу; он мягко останавливает Приама, желающего поцеловать ему руки:

 
Так говоря, возбудил об отце в нём плачевные думы;
За руку старца он взяв, от себя отклонил его тихо.
Оба они вспоминая: Приам – знаменитого сына,
Горестно плакал, у ног Ахиллесовых в прахе простёртый;
Царь Ахиллес, то отца вспоминая, то друга Патрокла,
Плакал, и горестный стон их кругом раздавался по дому[9]9
  Илиада, XXIV: 594-599


[Закрыть].
 

В конце Ахиллес говорит Приаму, что оба они должны сложить с сердца печаль, чтобы обрести покой.

 
Сердца крушительный плач ни к чему человеку не служит:
Боги судили всесильные нам, человекам несчастным,
Жить на земле в огорчениях; боги одни беспечальны.
Две глубокие урны лежат перед прагом Зевеса,
Полны даров: счастливых одна и несчастных другая.
Смертный, которому их посылает, смесивши, Кронион,
В жизни своей переменно и горесть находит и радость:
Тот же, кому он несчастных пошлёт, – поношению предан;
Нужда, грызущая сердце, везде по земле его гонит;
Бродит несчастный, отринут бессмертными, смертными презрен[10]10
  Илиада, XXIV: 613-620


[Закрыть].
 

В этом было утешение и Ахиллеса, и Приама; возможно, и для жителей той колумбийской деревушки это звучало утешительно.

Краткий пересказ «Илиады» и «Одиссеи»

«Илиада»

Ещё до того как разворачивается действие «Илиады», жена Менелая, прекрасная Елена, была похищена Парисом, сыном Троянского царя Приама и его жены Гекубы, родителей также Гектора, женатого на Андромахе, и прорицательницы Кассандры. Чтобы вызволить Елену, брат Менелая Агамемнон осаждает Трою с огромной армией; в числе воинов – знаменитые Аякс, Диомед, Улисс, умудрённый годами Нестор, Патрокл и его друг, величайший воин из всех – Ахиллес, сын богини Фетиды.

Осада продолжалась десять лет. В борьбу вступили боги, чьи предпочтения разделились: на стороне осаждённых – Афродита, чей сын Эней – троянец, Аполлон и бог войны Арес; на стороне греков – мать Ахиллеса нимфа Фетида, богиня мудрости Афина, повелитель морских вод Посейдон и жена Зевса Гера.

Песнь I. На десятый год Троянской войны греческая армия под предводительством Агамемнона расположилась на морском берегу недалеко от города. Жрец Аполлона Хрис просит Агамемнона вернуть его дочь Хрисеиду, похищенную Агамемноном и ставшую его рабой. Его просьбы отвергаются. Хрис обращается за помощью к Аполлону, и бог насылает на греков мор. Созвав совет, греки решают: чтобы умилостивить Аполлона, нужно вернуть рабыню троянцам. Агамемнон соглашается, требуя, однако, чтобы взамен ему отдали Брисеиду, возлюбленную Ахиллеса. Ахиллес оскорблён и отказывается от дальнейшего участия в войне. Вслед за ним уходят Патрокл и верные солдаты. Ахиллес просит свою мать отомстить за его унижение, и Фетида убеждает Зевса сражаться на стороне троянцев. Гера возражает против этого, и лишь вмешательство их сына Гефеста мирит супругов-небожителей.

Песнь II. Агамемнон видит сон, предвещающий победу греков над троянцами. Решив проверить, вещий ли этот сон, он предлагает воинам снять осаду и вернуться домой. К его удивлению, воины единодушно соглашаются. Один из воинов, Терсит, вызывает волнение в рядах греков, осмелившись высказаться против их предводителей. Порядок восстанавливает Улисс. Эпизод завершается перечислением воинов троянской и греческой армий.

Песнь III. Воюющие стороны встречаются на равнине неподалёку от Трои и заключают перемирие. Парис и Менелай, однако, не отступаются от Елены. Со стен Трои Елена указывает на греков Приаму. Афродита спасает Париса от смерти и переносит его обратно за спасительные стены города.

Песнь IV. Боги снова вмешиваются в ход событий. Гера требует, чтобы перемирие было нарушено. Афина подговаривает Пандарея, сражающегося на стороне троянцев, совершить покушение на Менелая. Менелай ранен.

Песнь V. Заручившись поддержкой Афины, Диомед атакует троянцев, в том числе Афродиту, помогающую Энею, и Ареса, который пытается воссоединить силы Трои.

Песнь VI. Битва. Грек Диомед встречает Главка, ликийца, сражающегося за Трою, они становятся друзьями и отказываются далее участвовать в войне. Гектор возвращается в Трою и приносит жертву Афине. Он произносит пламенную речь перед Еленой и своей женой Андромахой, а также перед Парисом, упрекая брата, не вышедшего на поле боя. Вняв укорам Гектора, Парис присоединяется к войску.

Песнь VII. Парис и Гектор вновь вступают в битву. Гектор вызывает на сражение Аякса, однако исход боя неясен. Троянцы предлагают заключить перемирие, чтобы обе армии могли похоронить своих мёртвых. В это время греки, следуя совету Нестора, укрепляют свой лагерь.

Песнь VIII. Зевс вдохновляет троянцев, запрещая, однако, другим богам принимать участие в войне. Греки отступают к своему лагерю, в то время как осаждённые занимают позиции за стенами Трои.

Песнь IX. Обеспокоенный продвижением троянцев, Нестор предлагает Агамемнону послать Аякса, а с ним – Феникса, учителя Улисса и Ахиллеса, чтобы те убедили Ахиллеса вновь присоединиться к осаждающим. Ахиллес, несмотря на то, что кроме возвращения Брисеиды ему предлагают руку дочери Агамемнона, отказывается.

Песнь X. Нестор вносит следующее предложение: согласно ему, Диомед и Улисс под покровом ночи отправляются разведать ситуацию противника. Поймав Долона, троянского разведчика, они узнают от него достаточно, чтобы умертвить нескольких воинов Трои.

Песнь XI. Троянцы под предводительством Гектора оттесняют греков к их кораблям, ранив при наступлении Агамемнона, Диомеда и Улисса. Ахиллес замечает, как троянцы уносят одного из своих раненых, и посылает Патрокла узнать, кто это был. Нестор просит Патрокла вступить в схватку в доспехах Ахиллеса, чтобы устрашить врага, заставив его поверить, будто Ахиллес вновь сражается на стороне греков.

Песнь XII. После ухода Патрокла Гектор со своими солдатами проникают в греческий лагерь через пролом в стене.

Песнь XIII. Бой ведётся у самого моря. Троянцы стремятся завладеть кораблями греков. Посейдон вдохновляет греков на активное сопротивление. Гектора и его отряд останавливает Аякс.

Песнь XIV. Зевс засыпает под влиянием чар Геры, которая таким образом помогает Посейдону и далее воодушевлять греков. Аякс наносит Гектору серьёзное ранение.

Песнь XV. Зевс просыпается и укоряет Геру. Затем он требует, чтобы Посейдон оставил своё занятие, а Аполлон излечил Гектора. Под натиском троянцев греки снова отступают к своим кораблям.

Песнь XV/. Патрокл возвращается в шатёр Ахиллеса и облачается в его доспехи. Тем временем Гектор и его войско, потеснив Аякса и его отряд, поджигают один из греческих кораблей. Появившийся Патрокл заставляет троянцев отступить к городу. Забыв о совете Ахиллеса не преследовать врага слишком далеко, Патрокл подходит к самым стенам Трои, где его обезоруживает и ранит своей стрелой Аполлон. После ещё одного ранения, полученного от троянца Эвфорба, Патрокл погибает от руки Гектора.

Песнь XVII. Гектор разоблачает Патрокла, тело которого греки уносят в лагерь. Битва продолжается под предводительством Менелая и Аякса со стороны осаждающих, Гектора и Энея со стороны осаждённых.

Песнь XVIII. Ахиллесу становится известно о гибели Патрокла. Преисполнившись ярости и скорби, он принимает решение отомстить за друга. Фетида обещает, что Гефест выкует ему новые доспехи, однако предвещает, что за смертью Гектора последует его собственная. Тело Патрокла возвращают в греческий лагерь. Ахиллес получает от Гефеста прекрасные доспехи и роскошный щит.

Песнь XIX. Улисс уговаривает Агамемнона и Ахиллеса примириться. Ахиллес облачается в новые доспехи, готовясь идти в бой. Верный конь Ксанф предрекает его близкую кончину.

Песнь XX. Переменив своё решение, Зевс позволяет богам вступить в битву. Разгневанный Ахиллес идёт в наступление на троянцев. Посейдон спасает от смерти Энея, Аполлон – Гектора. Войско троянцев отступает.

Песнь XXI. Ахиллес препятствует отступлению на реке Скамандр, одного за другим умерщвляя троянских воинов. Заполненная трупами, река вздымает свои воды, однако Гефест усмиряет её силой огня. Начинается бой богов друг против друга, Афина наносит ранения Аресу и Афродите. Боги возвращаются на Олимп, но перед тем Аполлон отвлекает внимание Ахиллеса, предоставляя тем самым возможность троянцам укрыться за стенами города.

Песнь XXII. Под стенами Трои Ахиллес встречается с Гектором, ждущим его. При приближении противника Гектор, однако, пытается убежать. Вновь вмешиваются боги: Афина воодушевляет Гектора на гибельную для него схватку с Ахиллесом. Сразив Гектора, Ахиллес привязывает тело поверженного врага к колеснице и тащит по земле до лагеря греков, оставляя Приама и родных Гектора в ужасе и скорби.

Песнь XXIII. Ночью Ахиллеса посещает призрак Патрокла, просящий скорого погребения. На следующий день Ахиллес устраивает другу пышные похороны, сопровождающиеся спортивными играми.

Песнь XXIV. Тело Гектора одиннадцать дней лежит непогребённым. Следуя советам богов, Приам посещает лагерь греков, чтобы предложить Ахиллесу выкуп за тело сына. Победитель соглашается. Разделив с Ахиллесом трапезу, Приам возвращается в Трою с останками Гектора. Поэма заканчивается сценой похорон Гектора и плача троянских женщин, ведомых Андромахой, по погибшим в ходе войны.

«Одиссея»

Действие «Одиссеи» разворачивается через десять лет после падения Трои. По взятии города разбойничье поведение некоторых воинов-победителей возмутило богов, в особенности Афину. Несмотря на то, что на протяжении осады она держала сторону греков, теперь она поднимает на море сильнейший шторм, задерживая корабли в пути. И хотя Афина всё же сохраняет доброжелательное отношение к Улиссу, ему не было позволено вернуться домой к верной жене Пенелопе, которая вот уже семь лет отвечает отказом многочисленным претендентам на её руку. Посейдон и Аполлон стремятся отомстить Улиссу за то, что тот за время своих странствий ослепил сына Посейдона циклопа Полифема, а его товарищи употребили в пищу священный скот Аполлона. И вот Улисс находится на далёком острове, пленённый нимфой Калипсо, которая добивается его любви.

Песнь I. Совет богов. Афина обращается к Зевсу с вопросом, почему тот отвернулся от Улисса. Громовержец отвечает, что виной всему гнев его брата Посейдона, однако теперь, когда Посейдон отбыл к блаженному народу эфиопов, Улисс может продолжить путешествие домой. Афина, обернувшись Ментесом, другом Улисса, предводителем моряков с острова Тафос, посещает Телемаха, сына Улисса, и советует ему предпринять шаги против поклонников его матери. Она также сообщает ему, что он сможет узнать о судьбе своего отца от Нестора, царя Пилоса, и Менелая, царя Спарты.

Песнь II. Телемах созывает совет, где произносит речь, направленную против настойчивых ухажёров Пенелопы. Несмотря на пламенные речи, возбудить гнев против сватающихся к царице не удаётся. Телемах покидает Итаку и отправляется в Пилос в сопровождении Афины, на этот раз принявшей обличье Ментора, друга Улисса.

Песнь III. Поведав Телемаху о возвращении после взятия Трои таких героев, как Менелай и Агамемнон, Нестор тем не менее не может ничего рассказать о судьбе Улисса. Телемах и Афина отправляются в Спарту вместе с сыном Нестора Писисистратом.

Песнь IV. Прибыв в Спарту, Телемах и его спутники получают тёплый приём со стороны Менелая и его жены Елены, ставшей вновь законной царицей. Менелай рассказывает, как по пути на родину из Трои слышал от морского старца о пленении Улисса нимфой Калипсо. В это время в Итаке раскрывается тайный отъезд Телемаха. Ухажёры Пенелопы планируют вероломное убийство её сына, когда тот будет возвращаться в Итаку.

Песнь V. Боги на совете решают послать Гермеса к Калипсо с приказом отпустить Улисса. Калипсо нехотя подчиняется желанию богов. Улисс уплывает прочь на построенной им самим лодке, однако проходит только семнадцать дней прежде, чем Посейдон, обнаружив его, насылает шторм, который топит челн. Израненный Улисс добирается до берега земли феакийцев.

Песнь VI. Царевна Навсикая и её свита, стирающие одежды и играющие на берегу в мяч, находят Улисса. Улисс молит царевну оказать ему гостеприимство, и она дарит ему одежду и приглашает в отцовский дворец.

Песнь VII. Улисс просит помощи у родителей Навсикаи, царя Алкиноя и его жены Ареты, однако рассказывает им лишь о некоторых из случившихся с ним событий, утаивая, кто он такой. Алкиной предлагает ему остаться и взять в жёны Навсикаю.

Песнь VIII. Алкиной устраивает в честь своего гостя роскошный пир, где слепой певец Демодок повествует об Улиссе и его ссоре с Ахиллесом, а также о взятии Трои с помощью деревянного коня. Улисс плачет при воспоминании об этом. Позже, во время спортивных игр Улисс вызывают продемонстрировать свою силу.

Песнь IX. Улисс наконец раскрывает себя и рассказывает, что случилось с ним с момента падения Трои: о том, как он и его товарищи вышли на двенадцати кораблях, об их нападениях на союзников Трои, о землях пожирателей лотосов и об острове циклопов, где греки стали заложниками циклопа Полифема, который держал их в своей пещере и съедал по одному. Улисс объясняет, как избежал смерти, ослепив Полифема, а затем назвавшись никем, и как он совершил побег из пещеры, забравшись под брюхо барана из отары Полифема. До того, как покинуть остров, он назвал своё имя, и тогда Полифем поклялся, что попросит у своего отца Посейдона отмщения.

Песнь X. Улисс продолжает свой рассказ. Он и его товарищи достигли берегов плавучего острова, где жил бог Эол, одаривший их сумкой, в которую были заключены все ветра, кроме западного. Пока Улисс спал, другие открыли сумку, и ветра, вырвавшись, принесли корабли обратно к острову Эола. На этот раз бог отказался помогать им. Достигнув земель великанов-лестригонов, греки потеряли одиннадцать кораблей. Улисс и те из его товарищей, кто был на единственном уцелевшем корабле, прибыли на остров Эя, где волшебницей Цирцеей некоторые моряки были превращены в свиней, а Улисс стал её возлюбленным. По прошествии года Улисс попросил обольстительницу позволить ему отправиться в путь, однако она наказала ему сначала спуститься в Аид и спросить совета у прорицателя Тиресия.

Песнь XI. Улисс рассказывает о своём путешествии в подземное царство. Когда он и его товарищи созвали мёртвых, Тиресий предрёк ему, что по достижении берегов родной Итаки странствия Улисса не окончатся. Кроме Тиресия Улисс говорит с духами своей покойной матери, Агамемнона, Ахиллеса и Геракла.

Песнь XII. Улисс завершает свой рассказ. Пройдя между чудовищами Сциллой и Харибдой, а также проплыв мимо сладкоголосых сирен, пением манивших моряков на погибель, Улисс и его спутники достигли берегов острова, где пасся священный скот Аполлона. Несмотря на запрет причинять вред скоту, голод вынудил их убить нескольких овец. Когда об этом стало известно Аполлону, он пришёл с жалобой к Зевсу. В качестве наказания отец богов уничтожил корабль и умертвил товарищей Улисса, оставив в живых лишь его самого. Улисс провёл девять дней в море на обломках корабля, пока наконец его не прибило к острову Калипсо. Что случилось далее, слушателям уже известно.

Песнь XIII. Алкиной осыпает Улисса щедрыми дарами и отправляет в путь. Заснув на борту корабля феакийцев, Улисс просыпается на берегах родной Итаки. Ему является Афина, одетая юношей; Улисс пытается скрыть от богини, кто он такой, однако она всё знает и обещает помочь ему избавиться от тех, кто сватается к Пенелопе. Затем Афина переодевает Улисса в старого бродягу.

Песнь XIV. Улисс рассказывает выдуманные истории о себе, развлекая свинопаса Евмея, приютившего его в своей хижине.

Песнь XV. Евмей рассказывает Улиссу о своей жизни. Тем временем Телемах покидает Спарту и возвращается домой, взяв в спутники прорицателя Теоклимена. Телемаху удаётся счастливо избежать западни, уготованной ему ухажёрами его матери.

Песнь XVI. Телемах посещает хижину свинопаса, где встречает отца. Улисс объясняет сыну, что чтобы справиться с женихами Пенелопы, им обоим следует соблюдать осторожность. Те же, вернувшись с неудачного преследования Телемаха, строят новые планы.

Песнь XVII. Телемах возвращается во дворец и разговаривает с матерью. В это время козопас Мелант, верный женихам Пенелопы, при виде Евмея и его гостя начинает оскорблять Улисса, одетого бедняком. У дворца пёс Улисса Аргус узнаёт хозяина, и сердце его разрывается от радости. Улисс просит у сватающихся к Пенелопе подать ему какой-нибудь еды, однако вместо этого один из них кидает в царя табуретом.

Песнь XVIII. Бродяга Ирус вызывает Улисса на кулачный бой, в котором проигрывает. Появляется Пенелопа, принимающая подношения от женихов. Девушка из прислуги начинает высмеивать Улисса, однако тот грозит ей, что расскажет о её поведении царевичу. Один из основных претендентов на руку Пенелопы, Евримах, оскорбляет Улисса и, разъярившись, когда Улисс отвечает ему в подобном же тоне, кидает в него скамейкой, однако попадает в виночерпия.

Песнь XIX. Наставляемые Афиной, Улисс и Телемах выносят из зала оружие. Снося продолжающиеся оскорбления прислуги, Улисс рассказывает Пенелопе о том, что якобы когда-то развлекал её мужа и что тот уже на пути домой. Старая няня Эвриклея во время омовения ног Улисса узнаёт царя по шраму, однако Улисс умоляет её не раскрывать тайны. Тем временем Пенелопа говорит, что на следующий день испытает женихов, велев им стрелять из лука её мужа.

Песнь XX. Улисс не может заснуть, с нетерпением ожидая состязания. Появляется верный ему пастух Филойтий. Один из женихов, Ктессип, запускает в Улисса бычьим окороком, что вызывает бурный смех среди остальных ухажёров Пенелопы. Пророк Теоклимен, однако, не разделяет веселья сватающихся, предрекая им скорую смерть.

Песнь XXI. Пенелопа выносит лук Улисса и объявляет, что хочет испробовать женихов в стрельбе: они должны пробить стрелой из лука несколько топоров. Каждый из женихов, кроме Антиноя, который просит отсрочить испытание, делает напрасную попытку. Пенелопа покидает зал. Тогда Улисс, раскрыв, кто он на самом деле такой, Евмею и Филойтию, хватает лук и пробивает стрелой топоры.

Песнь XXII. Сразив стрелой Антиноя, Улисс раскрывает себя женихам, которых затем убивает с помощью Телемаха, Евмея и Филойтия. Верный ухажёрам Мелантий приносит для них доспехи, однако его застигают. Когда у Улисса заканчиваются стрелы, он, облачившись в доспехи, продолжает бой на копьях. Завершают эту кровавую сцену мучительная смерть Мелантия и повешение двенадцати девушек из прислуги.