Текст книги "Лэд"

Автор книги: Альберт Терхьюн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

– У него больше ума, чем у любой другой собаки, за исключением Лэда! – мрачно заявил Мальчик. – Это же должно считаться.

– Должно, – утешала сына Хозяйка. – И я хотела бы, что это так и было. Если бы соревновались в уме, он выиграл бы.

– Мне противно смотреть, как гора кубков уходит собакам, которым не хватит соображения, чтобы съесть свой собственный ужин, – фыркнул Мальчик. – Я говорю не о Лэде или Брюсе, а о тех чистокровках, которых вырастили в питомнике и которые весь свой ум обменяли на экстерьер. Но ведь Волчок самый умный… самый лучший. И у него никогда не будет ни одного кубка, чтобы доказать это. Он…

Мальчик запнулся, махнул рукой и стал торопливо поглощать обед. Хозяин и Хозяйка молча переглянулись. Огорчение сына им было понятно – они тоже очень любили собак. Хозяйка протянула руку и ласково погладила Мальчика по плечу.

На следующее утро сразу после раннего завтрака Лэда и Брюса погрузили в салон автомобиля. Хозяйка, Хозяин и Мальчик тоже уселись, и началось двенадцатимильное путешествие в Риджвуд.

Волчок, оставленный охранять Усадьбу, проводил взглядом удаляющихся участников выставки. Когда автомобиль выехал за ворота, пес вздохнул, свернулся калачиком на коврике у крыльца, уткнулся носом в маленькие белоснежные лапы и приготовился провести день в одиночестве.

В тот День Труда Выставка Красного Креста стала триумфом для Усадьбы.

Брюс выигрывал ленту за лентой в секции колли, в конце без труда завоевал кубок «Победителей» и таким образом добавил к своей коллекции еще один великолепный серебряный трофей. Потом объявили начало главного события дня – кубок «Лучшая собака выставки». Победителей в каждой породе вывели на ринг. Всего минут пять судьи осматривали и ощупывали группу из шестнадцати собак и затем вручили Брюсу темно-синюю розетку и кубок «Лучшая собака».

Зрители громко зааплодировали. Но овация еще громче последовала, когда после краткого осмотра девяти престарелых породистых собак судья указал на Лэда, который стоял с краю ринга словно статуя из красного дерева.

Эти девять собак разных пород все до единой в свое время были прославленными призерами. Но именно Лэда сочли достойным «Кубка ветеранов»! В глазах Хозяйки блестели счастливые слезы, когда она уводила колли с ринга. Ну не чудесная ли это кульминация его долгой достойной жизни! Она, не стесняясь, утирала слезы и шептала похвалы своей собаке.

– Может, вы и автомашину свою выкатите на ринг? – проворчал какой-то недовольный участник выставки. – Глядишь, и за нее получите кубки. За все остальное, что вы привезли с собой, кубки у вас уже есть.

По возвращении в Усадьбу для двух собак-победителей устроили праздничный вечер, но после насыщенного дня все устали, и к десяти часам в доме стало темно и тихо. Из всех обитателей Усадьбы бодрствовал только Волчок, лежавший на своем коврике на веранде.

Он смутно догадывался, что другие собаки совершили что-то весьма похвальное. Пес это понял уже по тому, как грустно обнял его Мальчик перед отходом ко сну.

Что ж, кто-то выигрывает награды, ласки и право спать в доме; а другие должны тянуть лямку той работы, на которую они единственно способны, и спать под открытым небом в грозу и ясную погоду, в жару и мороз. Такова жизнь. Будучи всего только собакой, Волчок был достаточно мудр, чтобы не жаловаться на жизнь. Он принимал вещи такими, какими они давались, и старался радоваться выпавшей ему доле.

В теплой темноте Волчок задремал. Через два часа он поднялся, лениво потянулся от макушки до хвоста, как делают это колли, и потрусил на первый ночной обход владений.

Несколько минут спустя он уже бежал вдоль озера в ста футах от дома. Ночь была темной, только далеко на западе пульсировали редкие зарницы. Посреди озера двое людей в шаланде бросили якорь и ждали поклевки сома. А в пятидесяти футах от берега очень медленно скользил маленький ялик.

Волчок не удостоил ялик взглядом. Лодки ему были не в новинку и не представляли собой ничего интересного – за исключением случаев, когда выказывали намерение пристать к берегу на порученной ему территории.

Ялик к суше не приближался, а шел параллельно кромке воды. Судно ползло не быстрее улитки и совершенно беззвучно. В нем сидел всего один человек и изредка шевелил веслами.

Собака до смешного близорука. Она видит хуже большинства других животных. Ее главные помощники – это тонкий слух и еще более тонкий нюх. При помощи только глаз собака не узнает своего хозяина и не отличит его от чужака на расстоянии всего трехсот футов. Но вблизи и особенно темной ночью зрение ее гораздо острее и точнее, чем у человека в тех же условиях.

Итак, Волчок видел ялик и сидящего в нем человека, хотя сам оставался незамеченным. Лодка его не касалась; и потому он побежал к дальней границе Усадьбы, туда, где к саду примыкал лес.

На обратном пути вдоль озера он снова увидел ялик. Тот немного сменил курс и теперь плыл в каких-то десяти футах от берега – так близко к суше, что время от времени одно из весел скребло по галечному дну. Гребец пристально смотрел в сторону дома.

Волчок нерешительно замер. Рядовой сторожевой пес обязательно залает, если что-то привлечет его внимание. Но Волчок знал, что озеро – общественное место. И лодки часто подгребают близко к берегу, не имея целью нарушить границы Усадьбы. Однако сейчас не ялик заинтересовал Волчка, а подозрительный человек, тайком изучающий дом.

Бледная вспышка молнии на миг окрасила непроницаемо-черный мир в тусклый серый цвет. Гребец в ялике увидел, что в десяти футах от него, среди прибрежной травы стоит колли – тревожный и подозрительный. Человек от неожиданности вздрогнул, и собака ответила ему тихим горловым рычанием.

Казалось, что человек истолковал рычание как вызов и принял его. Он сунул руку в карман и что-то достал оттуда. Когда слабое сияние очередной зарницы осветило берег, человек поднял то, что вынул из кармана, и швырнул Волчку.

С неуловимой глазом быстротой, унаследованной от предков-волков, пес отпрянул в сторону – что-то пролетело мимо и упало на газон позади него. Обнажив зубы в хищном оскале, Волчок бросился через мелководье к ялику.

Но человек, очевидно, уже закончил тут все свои дела. Сильными гребками он вывел ялик на глубину и продолжал грести не останавливаясь. Вскоре расстояние и мрак совершенно поглотили его.

Волчок стоял по грудь в воде и слушал стихающие шлепки весел, пока они не истаяли вдали. Ему хватало ума, чтобы не броситься в погоню вплавь. Он отлично знал, что плывущая собака совершенно беспомощна перед человеком с веслом.

Тем более что нарушителя он все-таки отпугнул, а это все, что было нужно Волчку. Он вернулся обратно на сушу. Его обязанности на ближайшие несколько часов выполнены. Пора возобновить прерванный сон.

Но не успел он сделать и двух шагов, как его чувствительные ноздри наполнились запахом сырого мяса. Там, на газоне, лежал кусок говядины размером с кулак. Так вот что бросил в него гребец!

В предвкушении Волчок вскинул уши, его хвост завибрировал. Раз или два нарушители границ бросали в него камни, но впервые его закидывали аппетитной сырой говядиной! Значит, Лэд и Брюс – не единственные колли в Усадьбе, кому сегодня положены призы.

Волчок склонился над мясом, понюхал его и зажал между челюстями.

Вообще-то из всех животных легче всего отравить собаку (а труднее всего – кошку), потому что обычно пес глотает отравленное мясо не тратя время на его пережевывание или какие-то исследования. Кошка же, напротив, сначала обнюхивает и пробует каждый кусочек, потом вдумчиво жует и только потом глотает. Малейший подозрительный запах или привкус мгновенно отвратит ее от пищи.

Обычная собака заглотила бы это мясо целиком и сразу. Только вот Волчок обычной собакой не был. Все колли необычны, но Волчок был более похож на своих диких предков, чем многие его сородичи.

Ему не доставало разума, чтобы с подозрением отнестись к щедрому подарку от незнакомца, но на помощь пришла одна его особенность.

Волчок был эпикурейцем. Свою порцию он всегда ел в три раза дольше, чем остальные собаки, потому что вместо того, чтобы жадного проглотить пищу, он наслаждался каждым кусочком, пережевывая его медленно и с таким очевидным удовольствием, что приводил Мальчика в восторг и заставлял гостей хохотать до слез.

Это маленькая причуда, вызывавшая столько насмешек, теперь спасла Волчку жизнь.

Он аккуратно отнес кусок говядины на веранду, положил на свой коврик и приготовился попировать в собственной неторопливой манере.

Держа мясо между передними лапами, он приступил к еде, отрывая от шматка крошечный кусочек за кусочком. Исчезла примерно четверть подарка, когда Волчок осознал, что у него щиплет язык и саднит горло. А еще он понял, что середина мясного куска издает терпкую вонь, совершенно не похожую на божественный аромат верхнего слоя. Очень неаппетитную вонь.

Волчок уставился на мясо, перевернул его носом, снова осмотрел, потом поднялся и отошел от него в сердитом отвращении.

Вскоре он позабыл о своем разочаровании, потому что понял, что очень, очень болен. Язык и горло больше не горели, зато тело и мозг как будто налились расплавленным свинцом, который весил не меньше тонны. Он почувствовал себя тупым и слишком слабым, чтобы двигаться. Непреодолимая сонливость охватила его.

Кряхтя от дурноты и слабости, он свалился на пол веранды, чтобы во сне переждать недомогание. После этого какое-то время ничто не имело для него значения.

Примерно час Волчок лежал так, позабыв о долге стража и обо всем остальном на свете. Потом сквозь серый туман, закутавший его мозг, пробился звук – звук, который Волчок давно научился слышать: резкий скрежет лодочного киля о каменистый берег у подножия газона.

Инстинкт пробудил больного пса. Он шевельнул головой. Она была странно тяжелой, почти неподъемной.

Звук повторился – это лодку вытащили повыше на берег. Зашуршала прибрежная трава под человеческой ногой.

Наследие, дрессировка и неизменная преданность взяли верх над осоловелостью, подняли пса на ноги и повели с веранды вниз по ступеням абсолютно помимо его воли.

Каждое движение стоило ему неимоверных усилий. Кружилась голова, неудержимо клонило в сон. Но так как он был всего лишь чистокровной собакой, а не хитроумным человеком, Волчок не остановился и не подыскал убедительных причин для того, чтобы пренебречь обязанностями, когда у него не было желания их исполнять.

Он брел вниз по склону – медленно, тяжело, пошатываясь. Острый слух сообщил ему, что злоумышленник покинул лодку и сделал один или два тихих шага по газону в сторону дома.

А потом порыв западного ветра пробудил к действию и нюх Волчка. Собака помнит запахи так же, как человек помнит лица. Ветер принес к нему запах того самого человека, который бросил на берег кусок мяса.

Запах гребца Волчок уловил, когда часом ранее стоял у озера и принюхивался к ялику, плывущему на расстоянии десяти футов от берега. Тот же самый запах был на мясе, нежданно-негаданно доставшемся Волчку.

Значит, мало того что этот чужак сыграл с ним жестокую шутку, так теперь он еще смеет проникнуть в Усадьбу!

Взрыв ярости разметал вязкий туман в мозгу Волчка и влил в его тело мощный заряд энергии. На какое-то время он из больного пса опять превратился в бдительного сторожа.

Мохнатым вихрем слетел Волчок вниз по склону: все зубы оскалены, шерсть от шеи до хвоста стоит дыбом. Теперь он хорошо видел чужака. Пес заметил, что человек остановился, чтобы поправить что-то в одной руке. Но закончить свое дело он не успел: отвлекся на внезапный топот приближающихся собачьих лап и уставился в темноту.

Еще миг, и Волчок оказался достаточно близко для прыжка. Он бросился на чужака, целясь прямо в лицо. Человек увидел только, как на него из ночного мрака летит что-то большое. Он бросил то, что держал, и вскинул обе руки, защищая шею.

И это было совсем не излишней мерой предосторожности, потому что едва рука преступника поднялась к шее, как зубы колли вонзились ему в ладонь.

Несмотря на дикую боль, человек молча отбивался от собаки здоровой рукой. Но нападающего колли трудно найти в темноте. Бульдог вцепится в какое-то место и больше не разожмет челюсти. А колли одновременно и здесь, и там, и повсюду.

Убийственные клыки Волчка уже оставили разодранную руку грабителя и до кости прокусили его левое плечо. Потом пес сделал еще один яростный выпад к лицу.

Человек потерял равновесие и рухнул на землю. Сверху на него упал Волчок. Чтобы уберечь горло, злоумышленник перевернулся лицом вниз, бешено пиная собаку и в то же время пытаясь дотянуться до кармана брюк. Наполовину в воде, а наполовину на берегу, двое катались, бились, хрипели… Человек задыхался в смертельном страхе, собака рычала подобно дикому зверю.

Раненой левой рукой вор сумел ухватиться за пышный воротник вокруг шеи Волчка. Он толкнул яростно извивающегося пса на спину, прижал к его голове пистолет и нажал на спусковой крючок!

Собака обмякла и бесформенной грудой упала на границе воды и суши. Человек, тяжело дыша, поднялся на ноги – окровавленный, всклокоченный, заляпанный грязью.

Отголоски выстрела все еще разлетались по прибрежным холмам. В нескольких окнах дома вспыхнул свет, потом весь он осветился.

Преступник злобно выругался. Его ночная работа пошла насмарку. Он столкнул ялик в воду. Потом вернулся, чтобы отыскать то, что уронил на газон, когда его планы нарушила внезапная атака Волчка.

Пока он водил по траве рукой, кто-то схватил его за щиколотку. В паническом ужасе человек завопил и прыгнул в воду. Только потом, обернувшись, он понял, что произошло.

Волчок, не в силах встать, прополз несколько футов от того места, где упал, и в последний раз вонзил зубы в плоть врага.

Вор опять взвел пистолет и выстрелил в распростертую собаку, потом забрался в лодку и погреб прочь с отчаянной скоростью. Как раз в это время оглушительный лай оповестил всех, что из дома выпустили Лэда и Брюса. Они понеслись через газон, за ними бежал Хозяин.

Но частые удары весел о воду уже таяли вдалеке, и ночной мрак не оставил ни единого шанса выследить или догнать лодку.

Волчок лежал на боку, по пояс в воде. Он не мог встать, чтобы, как обычно, броситься навстречу Мальчику, который прибежал сразу вслед за Хозяином, отважно сжимая в руке целевую винтовку. Но пес все-таки помахал хвостом в слабом приветствии, потом кинул взгляд на темное озеро и ощерился.

По счастью, пуля царапнула череп Волчка и потом прошла вдоль передней лапы, вызвав кровотечение и онемение. Выстрелы не причинили собаке такого вреда, который не исправила бы неделя хорошего ухода.

Следы на траве и отравленное мясо на крыльце рассказали свою историю, которую дополнили комплект воровского инструмента и резиновая перчатка, найденные в нижней части газона. Хозяин засел за телефон.

На рассвете к одному доктору, принимавшему пациентов в трех милях от Усадьбы, обратился человек в рваной и грязной одежде с просьбой обработать полдюжины собачьих укусов, которые он, по его словам, получил после встречи со стаей бродячих собак на большаке. К моменту, когда все раны были перевязаны, к тому же доктору прибыл шериф с двумя помощниками и взял на себя дальнейшую заботу о покусанном человеке. В кармане последнего обнаружили револьвер и родную сестру резиновой перчатки, потерянной на газоне Усадьбы.

– Вы… вы не пускали Волчка ни на одну выставку и не дали ему выиграть хотя бы один кубок, – всхлипывал Мальчик, пока Хозяин занимался ранами пса, – а он сберег для вас все награды, которые получили другие собаки!

Три дня спустя Хозяин вернулся домой после поездки в город и направился прямо в комнату Мальчика. Там на ковре возлежал выздоравливающий Волчок, а Мальчик сидел рядом и гладил его перевязанную голову.

– Волчок, – торжественно начал Хозяин, – я тут поговорил с несколькими знакомыми. И мы все согласились…

– С чем согласились? – спросил Мальчик, в некотором удивлении глядя на отца.

Хозяин прочистил горло и продолжил:

– Мы согласились, что трофейная полка в моем кабинете пока недостаточно заполнена кубками. Поэтому было решено добавить к нашей коллекции еще один. Хочешь посмотреть на него, сын?

И Хозяин достал из-за спины блестящий серебряный кубок – один из самых больших и нарядных из всех, виденных Мальчиком, крупнее даже, чем кубок Брюса «Лучшая собака».

Мальчик взял кубок из протянутой руки отца.

– Кто его выиграл? – спросил он. – И за что? Разве мы уже не получили все кубки, которые завоевали на выставках? Или это…

Из груди Мальчика вырвался изумленный возглас – он увидел надпись на большом кубке. Обняв одной рукой Волчка, он зачитал эту надпись вслух, запинаясь от восторга:

– «Кубок героя. Награждается Волчок, победитель всех, кто бы ни заявился».

Глава двенадцатая
День Битвы

Это правдивая история о последнем великом приключении Лэда.

Он уже и не помнил, сколько лет длилось его царствование. Он правил Усадьбой от границы до границы, от дороги до озера. Его подданными были многие чистопородные колли и бесчисленное количество иных животных и птиц Малого народца, населявшего Усадьбу. Для всех них он был благородным и милосердным правителем.

Другие собаки Усадьбы признавали лидерство Лэда – признавали без возражений. Никому из них, например, и в голову не пришло бы пройти в дверь прежде Лэда – как не придет в голову ни одному придворному оттеснить своего сюзерена на пути в тронный зал. Точно так же никто не претендовал на «пещеру» под пианино, которая более десяти лет служила Лэду излюбленным местом отдыха.

Велик был Лэд. А теперь он стал еще и стар – очень стар.

Ему исполнилось тринадцать лет, что равнозначно семидесяти годам человеческого возраста. Удлиненные, четкие линии его тела стерлись под обвисшей плотью. Он бесспорно отяжелел. Когда приходилось быстро бежать, он слегка переваливался с боку на бок и уже не мог бегать так же быстро или так же долго, как в былые времена. Одышкой или астмой он еще не страдал, но после бодрой пятимильной прогулки его неуклонно тянуло полежать часик-другой.

Лэд ни за что бы не признался даже самому себе, что возраст становится для него жестокой помехой. И поэтому он старался делать то же, что делал всегда – пока на него смотрели Хозяйка или Хозяин. Но оставаясь один или среди других собак, он воздерживался от любого шага, который не был строго необходим, и много спал.

Тем не менее Лэд был, что называется, крепким стариком. Он не утратил ни капли своего боевого духа и почти сверхъестественного интеллекта. Если не считать засеребрившегося носа – а это первый внешний признак старения у собаки, – его морда и голова оставались классически юными, как раньше. Такими же были и его абсурдно маленькие передние лапы – единственная его слабость, предмет бесконечного тщеславия: на них он тратил по нескольку часов в день, вылизывая до белоснежной чистоты.

Когда Хозяйка или Хозяин возвращались после даже непродолжительного отсутствия, он по-прежнему выскакивал из дому с безудержно громким лаем, который приберегал в качестве приветствия только для двух своих божеств. Он по-прежнему восторженно подпрыгивал при первом же намеке одного из них на веселую возню. Но любая физическая нагрузка была для него… нагрузкой. И все это видели, несмотря на доблестные усилия Лэда вести себя как в молодости.

Он перестал водить остальных собак в стремительные вылазки в лес за зайцами. Поскольку Лэд больше не в силах был равняться с другими сородичами в скорости, он предоставлял им отправляться на эти утомительные экскурсии без него, а сам удовольствовался редкими степенными прогулками в одиночестве по тем местам, где когда-то несся первым, и лениво перебирал лапами с благодушным достоинством какого-нибудь пухлого, краснощекого, пожилого сквайра, обходящего свои владения.

За тринадцать лет правления Лэда в Усадьбе сменилось много собак – всех сортов и видов, включая его боготворимую подругу-колли, грациозную золотисто-белую Леди. Но к этому времени помимо Лэда в Усадьбе проживало всего три пса.

Одним из них был Волчок, единственный выживший сын Лэда и Леди: поджарый, сильный молодой колли, которому досталась часть ума его отца и часть обаятельного изящества матери. Он был идеальным партнером для собачьих игр. Между Лэдом и Волчком всегда существовала теплая привязанность. Лэд сам воспитывал своего сына и обучил его всему, что знал. Из всех собак только с Волчком Лэд иногда позволял себе отбросить неприступную чинность.

Вторым был Брюс (тот самый Ювелир из «Солнечного берега»), коричнево-рыжий, как и сам Лэд, потомок одиннадцати чемпионов международного класса и обладатель множества лент и кубков. Брюс был и оставался безупречным псом во всем, что касалось физического совершенства, послушания и сообразительности.

Третьим был Рекс – гигант, урод, странно неуместный в группе породистых собак. По отцовской линии Рекс был чистым колли, а по материнской – чистым бультерьером. Это было случайное слияние двух пород, которые не могут слиться. Внешне он более всего напоминал немецкого дога желтоватого окраса: короткошерстный, на целых два дюйма выше и на десять фунтов тяжелее Лэда, с мускулистыми челюстями убийцы.

В радиусе двух миль не было такой собаки, которую бы Рекс не одолел бы в драке. Наследственные качества бультерьеров, так неохотно смешивающиеся с кровью колли, делали их обладателя устрашающим бойцом. Он был быстр, как олень, и силен, как ягуар.

При этом Рекс был славным и привязчивым питомцем. Он был рабски предан Хозяину и горько ревновал его к Лэду. В свои пять лет Рекс находился в самом расцвете сил и, подобно остальным собакам, всегда воспринимал лидерство Лэда как данность.

Минувший март был месяцем бесконечных снегопадов. В лесах вокруг Усадьбы слой легкого пушистого снега достиг шестнадцати дюймов. В снежное, ветреное, промозглое воскресенье – в один из тех дней, которые никому не нравятся, – Рекс и Волчок решили поохотиться на зайцев.

Брюс к охоте не присоединился. В столь скверную погоду он не пошел барахтаться в снежных дюнах в поисках добычи, которая таких усилий не стоила, а разумно остался спать перед камином в гостиной. Волчок тоже чувствовал себя распрекрасно на старом меховом коврике у ног Хозяйки.

Но Рексу, который в последние дни стал каким-то беспокойным, наскучил послеобеденный отдых под крышей. Хозяйка читала; Хозяин спал. Не было никаких признаков того, что один из них соберется на прогулку или как-то иначе развлечет своих четвероногих друзей. А зимний лес манил. Могучему псу-полукровке снег едва ли станет помехой во время охоты, тогда как теплое дрожащее тельце свежепойманного зайца является огромным соблазном.

Рекс поднялся, прошлепал через гостиную к Брюсу и коснулся его носа. Дремлющий колли и ухом не повел. Тогда Рекс направился туда, где лежал Волчок. Носы двух собак соприкоснулись.

Нет, это не история Маугли, а рассказ о реальных событиях. Я не делаю вид, будто мне доподлинно известно, есть у собак их собственный язык или нет. (Лично мне кажется, что есть, и при этом весьма сложный. Но доказательствами я не располагаю.) Однако никто из собаковедов не станет отрицать, что две собаки сообщают друг другу о своих желаниях при помощи (или во время) соприкосновения носами.

Итак, Волчок понял приглашение Рекса поучаствовать в охоте. Волчку еще не было четырех лет – в этом возрасте азарт все еще перевешивает ленивое стремление к комфорту. К тому же Волчок восхищался Рексом и подражал ему примерно так же, как самый маленький мальчуган в классе подражает главному школьному забияке.

Горничная внесла с веранды охапку дров, и две собаки прошмыгнули в полуоткрытую дверь наружу. По пути Волчок искоса глянул на Лэда, который посапывал под пианино. Лэд заметил небрежное приглашение. Заметил он и то, что сына не смутил отказ отца присоединиться к походу: Волчок весело убежал следом за Рексом.

Возможно, это отступничество ранило крайне чувствительную душу Лэда. Ведь раньше именно он собирал такие экспедиции за дичью. А возможно, уход двух псов всего лишь пробудил в нем память о радостях погони, и его тоже потянуло в заснеженный лес.

Так или иначе, но в гостиной пару минут было тихо, если не считать царапанья колючих снежинок об оконное стекло, редкого дыхания Брюса да шелеста страниц книги, которую читала Хозяйка. Потом Лэд с трудом поднялся и вылез из своей «пещеры».

Он потянулся и подошел к креслу Хозяйки и положил одну свою смехотворно тонкую переднюю лапу ей на колено. Поглощенная чтением, она рассеянно протянула руку и погладила мягкий мех его воротника.

Лэд часто подходил к ней или к Хозяину за такой вот лаской, после чего возвращался на подстилку. Но сегодня он хотел привлечь ее внимание к чему-то более важному. Ему пришло в голову, что было бы замечательно погулять вместе с Хозяйкой по снегу. А поскольку одним лишь своим присутствием он не донес до нее своего желания, Лэд начал «говорить».

Только с Хозяйкой и Хозяином соглашался Лэд «говорить» – и то лишь в минуты стресса или острой нужды. Но, услышав хоть раз, как он это делает, нельзя было сомневаться в том, что собака пытается имитировать человеческую речь. Его голосовые трели охватывали весь диапазон высот. Бессловесная, но определенно красноречивая, его «речь» порой продолжалась по нескольку минут без перерыва, передавая любую эмоцию, которую пес стремился сообщить – будь то радость, печаль, просьба или жалоба.

Сегодня в его «выступлении» звучали только игривые уговоры. Хозяйка подняла на него глаза.

– В чем дело, Лэд? – спросила она. – Чего ты хочешь?

В качестве ответа Лэд посмотрел сначала на дверь, потом на Хозяйку. Затем он торжественно прошествовал в прихожую – откуда вскоре вернулся с одной из ее меховых перчаток в пасти.

– Нет, нет, – засмеялась она. – Не сегодня, Лэд. Нельзя же гулять в такую метель. А вот завтра мы с тобой как следует погуляем, долго-долго.

Пес вздохнул и грустно вернулся в берлогу под пианино. Но очевидно, образ зимнего леса не давал ему покоя. И чуть позднее, когда кто-то из слуг опять открыл дверь, он ушел.

Снег валил сплошной пеленой и, попадая на кожу, обжигал холодом. Столбик термометра едва приподнимался над нулем. Но снег веками был привычной постелью для шотландских предков Лэда, а холод был бессилен против плотной шубы. Степенно прокладывая путь по заметенной колее, Лэд двинулся к лесу. Для людей в этот день на улице не было ничего, кроме снега, холода, порывов ветра и горького одиночества. Тренированный глаз и невероятный нюх колли находили там множество интересного – и драматичного.

Вот тут заяц пересек тропу – не ленивыми прыжками и не мелкими скачками, а животом к земле, спасая жизнь. Вот, рядом со следом перепуганного зайца, проскочила рыжая лиса. А там, где непрекращающийся снег присыпал завихрение отпечатков, погоня закончилась.

Справа под гребнем заваленной снегом канавы схоронилась горстка перепелок – они услышали медленную поступь Лэда, но не учли его безошибочного дара читать запахи. На той ели чуть впереди ястреб недавно распотрошил голубую сойку. На ветке остался клок перьев, и ветер еще не выдул запах крови. Внизу пробиралась сквозь мерзлую землю полевая мышь. Уши собаки отчетливо различали, как скребутся крохотные лапки.

Тут совсем недавно в погоне за молодым зайчиком проскочили через бурелом и голый кустарник Рекс и Волчок. Даже человеческий глаз не пропустил бы их свежие следы, но Лэд знал, какой оставила какая собака и кто из них бежал впереди.

Да, люди увидели бы здесь только белое пустое безмолвие. Лэд знал, что лес густо населен Малым лесным народцем и что днем и ночью в безмятежных на вид рощах происходят сражения, убийства и пиршества. Здесь так же, как в городе, существует напряженная жизнь, жестокая смерть, борьба, жадность и страх.

В купе хвойных деревьев взмыла ракетой серая куропатка, и ласка с раскрытой пастью осталась озадаченно смотреть ей вслед. У дупла на ветке пристроилась вихрастая сова и подслеповато мигала, выискивая добычу и надеясь на скорые сумерки.

Над головой Лэда неуклюже пролетела ворона. Ее черные лапы стали красными от крови умерщвленной овсянки. Поэт поклялся бы, что неподвижный, окутанный белым саваном лес – это храм пустоты и строгого покоя. Лэд мог бы объяснить поэту, что к чему. Природа (если заглянуть глубже) никогда не бывает пустой и никогда не знает покоя.

Когда собака очень стара, и очень тяжела, и слегка нетверда на лапу, трудно пробираться по шестнадцатидюймовому слою снега, даже если двигаться медленно и размеренно. Поэтому Лэд очень обрадовался, когда вышел на узкую тропу, проложенную работником, который в течение дня несколько раз прошел по этому участку леса в обоих направлениях. Идти по утоптанному снегу было гораздо легче, чем по целине, хотя тропка эта была такая узкая, что едва вмещала одного путника.

Все более и более напоминая пожилого сквайра, обходящего владения, Лэд трусил вперед. Наконец уши и нос сообщили ему, что два его дорогих друга Рекс и Волчок идут ему навстречу – возвращаются с охоты домой. Лэд весело завилял пушистым хвостом. Эта одинокая воскресная прогулка уже немного наскучила и утомила его. Приятное общество сейчас будет как нельзя кстати, особенно Волчок.

Рекс и Волчок не преуспели на охоте. Они вспугнули двух зайцев. Один запутал следы и сумел от них скрыться, но в погоне Рекс сильно порезал лапу об обрывок колючей проволоки, невидимый под снегом. Теперь в рваную рану самым неприятным образом набивалась снежная крупа. Второй заяц нырнул под упавшее дерево. Рекс резко сунул морду в снежный занос в поисках исчезнувшей дичи и левой ноздрей наткнулся на прятавшийся там длинный терновый шип. У собак внутренняя поверхность ноздри в сто крат чувствительней других нежных частей тела, и боль заставила большого пса оглушительно взвыть.

Когда повреждены ноздря и лапа, охота не доставляет никакого удовольствия, и сердитый, разочарованный, страдающий Рекс поковылял к дому. Волчок семенил за ним. Они, как и Лэд, наткнулись на протоптанную работником тропу и воспользовались этим более легким путем.

На повороте они – мордой к морде – столкнулись с Лэдом. Волчок заранее учуял отца, и его хвост приветственно подрагивал. Рекс с покалеченным носом ничего не чувствовал. До поворота он не знал о грядущей встрече с Лэдом, а когда увидел старого колли, то недовольно сбавил шаг. Странная возбужденность, та предвесенняя свирепость, что в последнее время обуяла Рекса, усугубилась от боли в ранах и ударила ему в голову. Он был сам не свой. Его разум помутился.

На узкой тропе двум крупным собакам не хватало места, чтобы разойтись. Одной из них придется посторониться, нырнув в глубокий снег. При обычных обстоятельствах не возникало вопроса, уступит ли Лэду дорогу любая из собак Усадьбы. Это было бы в порядке вещей, и теперь Лэд ожидал того же. Он двигался вперед все той же исполненной достоинства поступью, пока не оказался в ярде от Рекса.