Текст книги "Лэд"

Автор книги: Альберт Терхьюн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Любой владелец скотины или птицы имел собственные представления о том, как надо добиваться наилучших результатов. И единственным способом выяснить, какая из разнообразных теорий истинна, были местные животноводческие ярмарки. Вот почему воспринимались такие ярмарки как верховный скотный суд.

Свою деятельность в округе мистер Глюр начал с похвальной цели превзойти всех во всем. Душой и сердцем отдался он производству скотины, а поскольку личной теории о разведении животных у него не имелось, он тут же ею обзавелся. Вообще на выработку убеждений в этом деле требовался многолетний опыт, которого у мистера Глюра не было, но он ловко преодолел этот недостаток, покупая за границей призовое поголовье и выставляя его на ярмарках, где остальные участники показывали доморощенных бычков и кур.

Как ни странно, этот способ не принес ему популярности среди фермеров. Еще более странным было то, что и его достижения на ярмарках никак не хотели расти. Судьи упорно вручали ему ленты за второе или третье место, а заветную синюю розетку присуждали собственнику или заводчику какой-то сугубо местной породы.

Спустя долгое, долгое время до Глюра стало постепенно доходить, что узколобые селяне считают неспортивным приобретать призовой скот и выставлять его как свой собственный. Примерно в то же время в образцовых просторных хлевах поместья «Башни Глюра» у недавно привезенных из-за границы коров родились три теленка. И вместе с ними родилась новая идея Глюра.

Никто не сможет отрицать, что эти телята выращены им самим. На свет они появились в его поместье от его собственных чистокровных коров. Трио новорожденных представляло три породы. По своей родословной и основным характеристикам они были вне всякой конкуренции. На этом и строился план, разработанный для участия в местной ярмарке доморощенного скота. Наконец-то, думал Глюр, он дождется заслуженного признания!

Местные жители избегали Глюра после одной собачьей выставки, на которой он попытался выиграть небывалый приз, установив для конкурса такие условия, которые не смог бы выполнить ни один участник, кроме вывезенного Глюром из Англии чемпиона мраморно-голубого окраса.

Но фраза «доморощенная скотина» оказалась той наживкой, перед которой устояли лишь единицы из местных любителей-животноводов. И в день ярмарки в загонах топталось или мычало не менее пятидесяти двух голов стандартных пород.

Днем ранее работник поместья привел к месту проведения ярмарки единственного конкурсанта от Усадьбы – славную маленькую телку Буренку, о которой Хозяин говорил Глюру и которой, забегая вперед, не суждено было выиграть ничего более примечательного, чем ленту за третье место.

Раз уж зашла об этом речь, скажем, что лучший из трех телят Глюра завоевал всего лишь второе место, а все первые призы в этих трех породах получили два неприметных джерсийца, которые сами вырастили шесть поколений предков той скотины, которую привезли на ярмарку.

Утром в день ярмарки Хозяйка и Хозяин прибыли в «Башни Глюра» на единственном автомобиле Усадьбы. Лэд отправился с ними – не потому, что рассчитывал найти что-то интересное на животноводческой ярмарке, а потому, что предпочитал поехать куда угодно вместе с Хозяином и Хозяйкой, чем остаться дома без них. Он всегда и везде ездил вместе с ними.

Во время поездки случилась заминка, вызванная проколом шины. Ярмарка должна была вот-вот начаться, когда машина из Усадьбы наконец остановилась на краю зеленого луга. Хозяйка и Хозяин, сопровождаемые Лэдом, двинулись через луг по направлению к трибуне, заполненной зрителями.

Вскоре их заметили несколько знакомых и замахали со своих мест. Хозяин поместья пошел к ним навстречу. Одетый Прилично Случаю (как всегда, впрочем), мистер Глюр выглядел как помесь шотландца-погонщика с полотен Ландсира[10]10
  Эдвин Ландсир (1802–1873) – английский художник и скульптор. – Примеч. пер.


[Закрыть] и картинки из модного журнала.

Следом за Глюром шел слуга в аляповатой ливрее и вел к судейской площадке огромного быка голштинской породы. Быком он управлял при помощи водила – пятифутовой палки, пристегнутой к кольцу в носу животного.

– Добро пожаловать, други мои! – завопил мистер Глюр, бурно потряс в безответном рукопожатии ладонь Хозяйки и одарил Хозяина неприятно фамильярным шлепком по плечу. – Рад вас видеть! Вы чуть не опоздали на самую интересную часть. Перед тем как начнется судейство, я устраиваю парад моих лучших животных из Европы. Только демонстрация, это вне конкурса, как вы понимаете. Хочу сделать приятное некоторым из этих фермеров, которые считают, будто умеют разводить скотину.

– Да? – спросил Хозяин. Ничего умнее он не смог придумать.

– Возьмите, к примеру, вот этого моего быка, по кличке Сумрак, – провозгласил Глюр, взмахом руки указывая на голштинца. – Лучшая тонна живого веса, что когда-либо стояла на четырех ногах. Взгляните, как он…

Глюр обратил внимание, что и Хозяйка, и Хозяин смотрят не на быка, а на ведущего его парня. Ливрейный слуга на животноводческой ярмарке – это было уже чересчур, и сохранить серьезные лица они никак не могли.

– A-а, вы смотрите на моего парня, да? Чудесный, крепкий парнишка, вы не находите? Добросовестный на удивление. И предан мне. Рабски предан. Не то что эти хмурые, независимые грубияны из Джерси. Он настоящее сокровище, мой Уинстон. Раньше был работником у одного из крупных скотоводов на Востоке, так он говорит. Заполучил я его совершенно случайно, мне просто необыкновенно повезло, где-то с неделю назад. Он встретился мне на дороге, попросил подвезти. Он…

И в этот момент Лэд обесчестил как себя, так и своих божеств, и доказал, что не достоин появляться в столь изысканном обществе. Едва человек в ливрее подвел быка к разливающемуся соловьем Глюру, как спокойно стоявшая до сих пор собака без единого звука, без какого-либо предупреждения превратилась в машину для убийства.

Словно выпущенный из пушки, колли взлетел в воздух, и целью этого лохматого восьмидесятифунтового снаряда было человеческое горло над яркой ливреей.

Среди мириада запахов, издаваемых животными, Лэд вдруг узнал тот запах, который вызывал в нем неугасимую ненависть. Одного взгляда на пестро одетого мужчину Лэду было достаточно, чтобы окончательно увериться – это он.

Лязгнувшие челюсти промахнулись всего на полдюйма – только потому, что человек также узнал Лэда и в смертельном страхе попытался увернуться.

Но еще прежде чем восемьдесят фунтов живой мощи ударили работника в грудь и опрокинули на землю, клыки Лэда нашли за что ухватиться вместо упущенного горла и на всю длину погрузились в покрытое ливреей плечо. Вопя, человек повалился наземь, придавленный сверху разъяренным псом.

– Лэд! – в ужасе закричала Хозяйка. – Лэд!

Сквозь пелену ярости, которая затуманила его мозг, большой пес услышал призыв. Со сдавленным звуком, очень похожим на всхлип, он разомкнул челюсти и медленно отвернулся от своей добычи.

Хозяин и Глюр инстинктивно шагнули по направлению к собаке и распростертому на траве парню. Но, не успев толком завершить движение, так же инстинктивно разом отпрыгнули назад. Они бы не только отпрыгнули, а побежали бы со всех ног, но им помешала натянутая вокруг судейского ринга веревка.

Дело в том, что в сцене неожиданно принял активное участие бык Сумрак.

За время своей победоносной карьеры в Европе гигантский голштинец трижды завоевывал титул чемпиона. И на протяжении трех лет до своей отправки в Америку он забодал насмерть как минимум трех излишне самоуверенных скотников. Именно кровожадный характер быка наравне с баснословной ценой, предложенной Глюром, побудил бывшего владельца продать голштинца заокеанскому покупателю.

В анатомии быка самой нежной частью является его нос. Поэтому бык заботится о его целости и сохранности почти так же бдительно, как о целости и сохранности глаз. Таким образом, прочная палка-водило, разделявшая работника и животное, делала Сумрака вполне безвредным.

Но работник, задавленный колли, невольно отпустил водило. Получивший свободу Сумрак на мгновение застыл в нерешительности.

Потом он резко повернул крупную голову вбок, чтобы посмотреть, что там за суматоха. Этим жестом он качнул тяжелое водило, отчего носовое кольцо пребольно впилось в его чувствительные ноздри. От боли Сумрак буквально обезумел, замотал головой, и вес палки вырвал носовое кольцо из ноздрей.

Сумрак оглушительно заревел. Потом он понял, что избавился от той штуковины, с помощью которой люди контролировали его. Он снова заревел, взрыл копытом землю и низко опустил морду. Налитые злобой глаза искали, кого бы убить.

Вот при виде этого движения Хозяин с Глюром вжались спинами в веревочное ограждение.

Почти сразу же Хозяин ухватил за руку Хозяйку и перекинул ее через веревки внутрь ринга, а потом последовал за ней в это хрупкое убежище с такой скоростью, что было ясно: последнее, о чем он в тот момент думал, было чувство собственного достоинства. Глюр, мгновенно оценив происходящее, протиснулся между веревками ограды вслед за Хозяином.

Сумрак за ними не пошел. Его красные глаза видели только одно: на земле, менее чем в шести футах от него, извивался и стонал человек. Он был повержен. Он был беспомощен. И Сумрак пошел в атаку.

Бык, бросающийся на объект поблизости, всегда закрывает оба глаза. Корова, в отличие от быка, в таких ситуациях глаз не закрывает. Наверное, этим (а может, и нет) объясняется убеждение испанцев в том, что бои быков менее опасны, чем бои коров. Множество матадоров обязаны жизнью этой манере быков зажмуриваться.

Плотно закрыв оба глаза, Сумрак швырнул свою тушу массой в две тысячи фунтов на повергнутого работника. Голова опущена, морда вжата в шею, короткие рога почти касаются земли.

Внезапно он осознал: что-то пошло не так.

И тут же нечто тяжелое упало сбоку на его опущенную морду, при этом новая, невыносимая боль разорвала окровавленные ноздри.

Сумрака повело в сторону. Он отвернул от цели и вскинул голову, чтобы освободиться от невидимого мучителя.

В результате его убийственные рога лишь скользнули по распростертому на траве человеку. Заостренные копыта вообще его не коснулись. Зато исчезла тяжесть на боку бычьей морды, и в ноздри больше ничего не впивалось.

Сумрак приостановился, открыл глаза и стал озираться. В ярде или двух от него поднималась на лапы лохматая собака, сброшенная с головы быка после нескольких резких рывков.

Что же заставило Лэда броситься на помощь человеку, которого он ненавидел, и вступить в поединок с четвероногим созданием, никаких дурных чувств к которому он не испытывал?

Для собак все люди – это боги. И возможно, Лэд почувствовал потребность спасти от нападения животного даже такого бога, к которому питал отвращение. А может, дело вовсе не в этом. В нашем распоряжении есть только факты. И они сводятся к тому, что колли, направлявшийся к зовущей его Хозяйке, повернул назад и стал защищать своего врага.

Со скоростью, невероятной в столь крупной и спокойной собаке, он налетел на быка, вцепился в разорванные ноздри и сломил ураганную атаку.

Тем временем Сумрак переводил пышущий злобой взгляд с подбегающего пса на воющего человека. Пес может подождать. Первым и главным удовольствием для быка было убить человека.

Он опять наклонил морду. Но прежде чем голштинец успел придать своей огромной туше ускорение – прежде чем он успел закрыть глаза, – между ним и его добычей снова возникла собака.

Одним прыжком Лэд очутился у бычьего носа. И опять его белые клыки вонзились в порванные ноздри. Пришлось Сумраку прервать атаку, чтобы придавить колли к земле. Это представлялось ему не более трудным, чем прибить надоедливую муху.

Сумрак боднул прицепившуюся к нему собаку с намерением расплющить ее об землю своим стенобитным лбом и короткими рогами. Но Лэда там уже не было. Каким-то образом он был слева, его корпус находился вне опасности, а его зубы – в левом ухе быка.

Бычья голова дернулась и отправила Лэда в головокружительный полет. Несколько раз он перекувырнулся в воздухе, но едва коснулся земли, как сразу очутился на четырех лапах – и бросился в атаку, пока его неповоротливый противник не оценил расстояние для нового рывка на работника. Молниеносный укус в кровоточащие ноздри, и очередное нападение предотвращено.

Яростно фыркающий бык внезапно сменил план кампании. По-видимому, его первоначальный расчет был ошибочным. Это человек может подождать, а вот с собакой надо разобраться в первую очередь.

Сумрак развернулся на месте и со скоростью курьерского поезда двинулся на Лэда. Колли пустился наутек. Но не так, как подобает побежденному псу – с поджатым хвостом. Нет, хвост весело вилял из стороны в сторону, когда Лэд на полной скорости скакал всего на шаг или два впереди погнавшегося следом быка. Он даже посматривал на бегу через плечо, подзадоривая преследователя.

Лэд был в полном восторге. Редко доводилось ему испытать столь безоглядное, столь безудержное счастье. Все озорство, что сдерживалось в нем воспитанием и Законом, вырвалось наружу.

Слепой натиск, как это водится у быков, был короток. Открыв глаза, Сумрак увидел, что пес всего в десяти футах впереди и что он удирает что есть мочи. И опять голштинец бросился за ним.

Три такие атаки, одна за другой, привели преследователя и убегающего к реке.

Сумрак не привык бегать и начал задыхаться. Ему пришлось остановиться, чтобы перевести дух. Но не успел он отдохнуть, как на него во весь опор понесся Лэд, громко всхрапнув и выбив здоровенный ком земли перед стартом. Шерсть пса вздыбилась, хвост восторженно вилял и вся окрестность огласилась пронзительными фанфарами лая.

Колли носился вокруг быка, играючи уклоняясь от неповоротливой бычьей туши и ни на миг не прекращая лаять и кусать – то за ухо, то за нос, то за голень. Присев на передние лапы и прижав морду к земле, он, словно расшалившийся щенок, весело замахал хвостом и заливистым лаем призвал противника предпринять новую атаку.

Несомненно, бык считал, будто это он управляет сражением – посредством стремительных бросков, прыжков из стороны в сторону, чтобы спастись от острых зубов собаки. Но на самом деле сражением управлял Лэд. Это он выбирал направление, в котором двигался бык. И выбирал осознанно.

В конце концов двое животных оказались всего в пятнадцати футах от воды – в том месте, где берег уступами спускается к реке.

Совершив ложный выпад, Лэд побудил Сумрака склонить усталую морду. Потом он без усилий перепрыгнул через грозные рога и всеми четырьмя лапами приземлился на широкую спину быка. Просеменив вдоль вздымающегося позвоночника, пес куснул Сумрака в бедро и вновь оказался на земле.

Унижение, боль, удивление сложились в душе Сумрака воедино и заставили забыть об усталости. Вне себя от палящего гнева, он зажмурился и ринулся вперед. Лэд угрем скользнул в сторону, и Сумрак, увлекаемый инерцией, перелетел через край берегового уступа.

Бык открыл глаза слишком поздно. Оскальзываясь и кувыркаясь, он обрушился с крутого берега прямо в реку.

Склонив голову набок и вскинув уши, Лэд с высунутым языком стоял на краю уступа и с любопытством смотрел на взбаламученную заводь. Сумрак сумел подняться на ноги и теперь по колено увяз в липкой мягкой грязи, да так крепко, что потребовались усилия шестерых работников, чтобы вытащить ревущего и барахтающегося побежденного из ловушки.

Люди с трибуны заспешили через луг к реке. Лэд ненавидел толпу. Он обежал первых бегущих по широкой дуге и помчался туда, где в последний раз видел Хозяина и Хозяйку. Кроме того, если удача еще не покинула его, он надеялся на поединок с тем человеком, которого на днях загнал на дерево. И это стало бы идеальным завершением на редкость приятной поездки на ярмарку.

Всех интересующих его персонажей он обнаружил в одном месте. Работник после пережитого едва держался на ногах, его поддерживал Глюр.

При виде бегущего колли покусанный им человек издал вопль ужаса и прижался к своему работодателю в поисках защиты.

– Уберите его от меня, сэр! – залепетал он, еле шевеля языком от страха. – Он убьет меня! Он ненавидит меня, этот злобный косматый дьявол! Он меня ненавидит. Он уже пытался убить меня! Он…

– Хм… – задумался Хозяин. – Значит, он уже пытался тебя убить, да? Ты ничего не путаешь?

– Не путаю! – рыдал парень. – Я узнаю его из миллиона собак! Вот почему он набросился на меня сегодня. Вспомнил меня. Я видел по его глазам: он вспомнил меня. Это не собака, это сущий дьявол!

– Мистер Глюр… – Хозяина озарило. – Скажите, когда этот человек попросился к вам на работу, какие были на нем брюки? Не сероватые, случайно? Не из твида? И не были ли они в плохом состоянии?

– Брюки у него были изорваны в клочья, – сказал Глюр. – Это я точно помню. Он сказал, что пока шел по дороге, на него набросился какой-то пес с ближайшей фермы. А что?

– С этими брюками, – ответил Хозяин, – вы не были совсем уж незнакомы. К тому моменту вы уже видели недостающие их фрагменты – возле того дерева, что растет на наших землях. Ваше «сокровище» – тот самый вор, которого Лэд загнал на орех в тот день, когда вы приезжали ко мне в Усадьбу. Так что…

– Чепуха! – вскипел Глюр. – Нет, это же абсурд какой-то. Он…

– Я ничего не украл, – выпалил работник в ливрее. – Я увидел конюшню и пошел туда, чтобы узнать насчет работы. А зверюга эта взяла и накинулась на меня. Мне ничего не оставалось делать, кроме как взобраться на дерево…

– И тебе не пришло в голову позвать на помощь? – со сладкой улыбкой осведомился Хозяин. – Я был неподалеку. И мистер Глюр, кстати, тоже. И по крайней мере один из моих конюхов. Честный человек, ищущий работу, не побоялся бы позвать людей. А вор побоялся бы. Что и случилось на самом деле.

– Убирайся отсюда, ты, пройдоха! – заорал на парня Глюр, наконец внявший доводам Хозяина. – Ах ты змея подколодная! Убирайся, а не то окажешься в тюрьме. Ты притворялся! Попрошайка несчастный!..

Вор не стал слушать дальше. Опасливо оглянувшись – надежно ли удерживают Лэда, – он стремглав припустил к дороге.

– Спасибо, что открыли мне глаза, – сказал Глюр. – Он же мог обокрасть «Башни», если бы я не узнал, кто он такой. Он…

– Да, он мог бы украсть у вас вещей на большую сумму, чем стоит содержание нашего бесполезного Лэда, – подхватил злопамятный Хозяин. – Более того, если бы не наша бесполезная собака, то сейчас у вашего бешеного быка красными были бы не ноздри, а рога. По крайней мере, один человек был бы мертв. Может, больше. Так что, в итоге получается…

Он умолк. Хозяйка потихоньку тянула его за рукав. Хозяин отошел в сторону, чтобы раскурить сигару.

– На твоем месте я не стала бы развивать эту тему, – шепнула ему Хозяйка. – Понимаешь, если бы не Лэд, бык не оказался бы на свободе. Если ты будешь продолжать в том же духе, то через полчаса мистер Глюр, возможно, додумается до этого. Давай пойдем на трибуну. Лэд, ко мне!

Глава десятая
Убийца

Самым веселым моментом в ежедневной прогулке Лэда с Хозяйкой и Хозяином по окрестностям Усадьбы был его подъем на гору Фасга. «Горой» это место только называлось, по сути это был всего лишь небольшой холм, длинным и плавным подъемом выраставший из прилегавшего леса и покрытый короткой травой да редкими кустиками коровяка. Из зерновых на этих склонах хорошо поспевала только гречиха.

Здесь, где ему не мешали деревья и заросли, Лэд с дней щенячества устроил свою собственную гоночную трассу. Как только перед прогуливающимися замаячит холм, колли обязательно вырвется вперед на полной скорости; ничем не сдерживаемый, полетит вверх по склону подобно вихрю, пока не окажется на вершине, и там, часто дыша, беспредельно счастливый, будет ожидать свой куда более медлительный человеческий эскорт.

Однажды утром в начале лета на подходе к горе Фасга Лэд, как обычно, обогнал Хозяйку и Хозяина и радостно помчался вверх по длинному склону. Едва преодолев пятьдесят ярдов, пес внезапно остановился и настороженно замер. Неожиданная тревога встопорщила шерсть на загривке и оттянула назад губы, обнажив белые клыки.

Чуткие ноздри Лэда еще прежде глаз поведали ему, что с его заветным гоночным треком не все в порядке. Ветерок сменил направление с западного на северное и принес запах, который заставил пса прервать беззаботный бег. Этот запах пробудил в мозгу Лэда смутные, бесформенные воспоминания. Неприятные воспоминания.

Нюх у собак в десять раз сильнее, чем зрение. Даже самая лучшая собака близорука. И даже самый никчемный пес обладает волшебным нюхом. Вот поэтому собака почти всегда сначала использует нос, а потом – глаза.

По зеленому склону, где так любил носиться Лэд, тут и там бродили пушистые серо-белые существа, рассыпавшиеся по одиночке и группками.

Остановившись, Лэд едва не столкнулся с ближайшим скоплением овец. При появлении чужака некоторые из них оторвали морды от невысокой растительности и бросились прочь к вершине холма. Этого было достаточно, чтобы оставшиеся через пару мгновений тоже обратились в паническое бегство.

Собака не двинулась, чтобы догнать их. Ее лоб наморщился, в глазах стояло беспокойство. Она смотрела вслед серо-белой волне, затопившей дорогой его сердцу беговой стадион. Хозяйка и Хозяин при виде шерстистой лавины тоже застыли в удивлении.

Из-за гребня горы Фасга появилась невзрачная фигура мужчины в синем джинсовом комбинезоне. Это был некий Титус Ромейн, владелец поросшего скудной растительностью холма. Привлеченный частой дробью копыт своего стада, он выбрался из тени валуна на вершине, чтобы узнать причину бегства овец.

Так вот, за всю свою жизнь Лэд видел овец лишь однажды. Это случилось, когда Хамилькар К. Глюр, Фермер с Уолл-стрит, привел в Усадьбу небольшую отару своих призовых мериносов, чтобы они провели там ночь на пути в Патерсон, на Животноводческую Ярмарку. В тот раз овцы выбрались из загона, и Лэд, движимый древним инстинктом, собрал беглянок, да так, что ни одна из них не потерялась и не испугалась.

Воспоминание о том опыте не доставляло Лэду удовольствия, и он не желал больше иметь дела с такими бестолковыми существами. Глядя на овец, которые помешали его любимой пробежке, он испытывал к ним отчетливую неприязнь. Тихонько заскулив, он потрусил к Хозяйке и Хозяину, туда же направлялся разгневанный Титус Ромейн.

– Я ожидал чего-то в этом духе! – провозгласил владелец земли. – Вот как только пригнал сюда животину этим утром, так и ожидал. Ничуть не удивлен. Я…

– Чего вы ожидали, Ромейн? – спросил Хозяин. – И с каких это пор вы занялись овцами? В нашей местности, в Северном Джерси, овца – такое же редкое животное, как…

– Ожидал, что какой-нибудь бешеный пес напугает их, – возмущенно заявил фермер. – Потому что я читал, как они это делают. И теперь поймал его как раз за этим!

– Поймал – кого? За чем? – спросила озадаченная Хозяйка. Она не заметила ненавидящий взгляд, которым фермер смерил надменно отвернувшегося Лэда.

– Да как «кого» – вашу огроменную псину, конечно же, – воскликнул Ромейн. – Я поймал ее прямо на месте преступления, когда она гналась за моими овцами. Она…

– Лэд ничего подобного не делал, – запротестовала Хозяйка. – Как только он увидел их, то сразу остановился. Лэд никогда не причинит вреда тем, кто слаб и беззащитен. Ваши овцы заметили его и побежали. А он ни на дюйм за ними не последовал.

– Я видел то, что видел, – буркнул Ромейн. – И предупреждаю вас, если хоть одна из моих овец погибнет, я знаю, где искать убийцу.

– Если вы говорите о Лэде… – горячо заговорил Хозяин.

Но вмешалась Хозяйка.

– Я рада, что вы решили заняться разведением овец, мистер Ромейн, – сказала она. – Этим должны заниматься все, кто может. Буквально на днях я читала, что Америка потребляет больше овец, чем может произвести, и что цены на корм вместе с недостатком пастбищ ужасно влияют на поставки баранины и шерсти. Надеюсь, вы преуспеете в этом начинании. И как это чудесно, что вы сами оберегаете своих овец. Но не опасайтесь, что Лэд как-то навредит им – ни за что на свете, обещаю вам. Потому что хорошо знаю Лэда. Пойдем, дружок! – закончила она свою речь и двинулась было дальше.

Но Титус Ромейн остановил ее.

– Денег в это стадо я вложил тьму-тьмущую, – заявил он. – Больше, чем мог себе позволить, честно скажу. И я много читал о том, как разводить овец. В книгах говорится, что для овечек наиглавнейший враг – это драчливые собаки. И если вы хотите сказать, что эта ваша здоровенная псина не драчливая, то уж не знаю тогда, кто драчливый. Так что предупреждаю вас…

– Если с вашими овцами что-то случится, мистер Ромейн, – остановила поток сердитых слов Хозяйка, опережая очередной взрыв эмоций со стороны мужа, – я гарантирую, что Лэд не будет к этому причастен.

– А если будет, то тогда я гарантирую вам, что пристрелю его, а на вас подам в суд, – ответил мистер Титус Ромейн.

На этой дружественной ноте стороны расстались: Ромейн вернулся к своим рассыпавшимся по склону овцам, а Хозяйка повлекла кипевшего от злости Хозяина прочь с поля брани. Лэд трусил следом.

– Ну вот и дождались, теперь от проблем спасу не будет! – досадовал Хозяин на пути к дому. – Я могу тебе точно сказать, что произойдет. Из-за того, что несколько одичавших псов зарежут одну или две овцы, в округе все до единой добропорядочные собаки окажутся под подозрением. Если хоть один баран Ромейна поцарапает ногу колючкой, винить будут Лэда. Если какая-нибудь дворняга из деревни распугает его овец, преступником сочтут Лэда. Столько лет мы мирно прожили в Усадьбе, и вот она – наша первая соседская распря!

Хозяин говорил с пессимизмом, который его жена не разделяла, да и сам он, по правде говоря, не очень-то верил в то, что сказал. Обитатели Усадьбы всегда поддерживали добрые отношения со своими немногочисленными соседями, а также с жителями деревни на противоположном берегу озера, коих насчитывалось несколько сотен. И хотя из девяноста сельских конфликтов восемьдесят девять разгораются из-за домашних животных, собаки Усадьбы никогда не становились причиной раздоров.

Тем не менее не прошло и трех дней, как в Усадьбу, еще до завтрака, заявился шумно негодующий Титус Ромейн.

В ожидании Хозяина он переругивался на веранде со старшим работником Усадьбы. Рядом с Титусом стоял его «наемный человек» – угрюмый великан по фамилии Шварц и с соответствующим акцентом.

– Что ж! – мрачно приветствовал Ромейн Хозяина, когда тот вышел на веранду. – Что ж, я все угадал точно! Он-таки сделал это. Он это сделал. Мы его чуть не поймали, прям на месте преступления. Он разделался с четырьмя моими лучшими овцами! С четырьмя! Негодный барбос!

– О чем вы говорите? – потребовал разъяснений Хозяин.

В этот момент, привлеченная грозными интонациями посетителя, к ним присоединилась Хозяйка.

– Я говорю о вашем здоровущем кобеле! – ответил Ромейн. – Я сразу понял, что он сделает это, как только сможет. Да, понял сразу, когда увидел, как он гоняет моих бедных овец на прошлой неделе. И я вас тогда честно предупредил, вас обоих. А теперь он это сделал!

– Сделал что?

Хозяин на глазах терял терпение.

– Какой еще кобель? – недоумевала Хозяйка. – Вы говорите о Лэде? Если вы…

– Я говорю о вашем громадном коричневом колли! – выпалил Титус. – Он взял и загрыз четыре лучших моих овцы. Сделал это ночью и нынче рано утром. Мой работник застал его, когда он разделывался с последней из них, и прогнал его прочь, но мерзкая тварь уже прикончила овечку! А остальных он втихаря убил.

– Чушь! – отозвался Хозяин. – Вы говорите чушь. Лэд никогда бы не тронул овцу. И…

– Да вы всегда так говорите, когда в чем-то обвиняют ваших собак или ваших детей! – грубо оборвал его Ромейн. – Но на этот раз вам не поможет…

– Вы говорите, это случилось минувшей ночью? – перебила его Хозяйка.

– Да, ночью и на рассвете. Шварц, вот этот…

– Но каждую ночь Лэд спит в доме, – возразила Хозяйка. – Он спит под пианино, в нашей музыкальной комнате. Там он проводит все ночи – еще с тех пор, как был щенком. Горничная, которая подметает комнаты на первом этаже перед завтраком, выпускает его на улицу, когда приступает к работе. Поэтому он…

– Можете выгораживать его как угодно! – перебил ее Ромейн. – Этой ночью он дома не ночевал, что бы вы ни говорили. И утром тоже его тут не могло быть.

– Утром – это во сколько? – спросил Хозяин.

– В пять часов, – подал голос Шварц из-за спины работодателя. – Я это знаю, потому что обычно в это время просыпаюсь. Первым делом я вышел, чтобы открыть ворота скотного двора и выгнать овец на пастбище. И сразу увидел, что тот большой пес рычит над овцой, которую только что прикончил. Он увидел меня и вылез между жердями в изгороди – тем же путем, каким проник внутрь. Потом я пересчитал овец. Одна была мертва – та, которую пес только что убил, – а еще трех недоставало. Мы долго искали их тела, но так и не смогли найти.

– Ага, наверняка Лэд проглотил их, – вставил с иронией старший работник Усадьбы. – И это так же правдиво, как и остальные ваши россказни. Да Старый Пес скорее…

– Ты хочешь сказать, что видел Лэда – видел и узнал его – на скотном дворе мистера Ромейна? Видел, как он рычит над только что убитой им овцой? – спросила Хозяйка у Шварца.

– Вот-вот, – подтвердил Шварц. – И я…

– И он готов принести присягу перед судом! – добавил Титус. – Если только вы не заплатите мне сполна, чтобы я не пошел в суд. Эти овцы стоили мне ровно двенадцать долларов и десять центов за голову, и купил я их неделю назад на рынке в Патерсоне. А с тех пор цена за овцу выросла на целых сорок центов. Вы должны возместить мне стоимость четырех овец, то есть ровно…

– Я вам ни одного цента не должен! – возмутился Хозяин. – Ненавижу суды сильнее, чем краснуху, но я буду бороться с этим идиотским обвинением и дойду до апелляционной коллегии, если потребуется…

Хозяйка взяла маленький серебряный свисток, который висел у нее на поясе, и дунула в него. Не прошло и минуты, как со стороны озера через газон принесся веселый Лэд, весь мокрый после утреннего купания. Он прибыл по призыву Хозяйки и встал перед ней, ожидая команды, не обращая внимания на других людей.

В солнечном свете коричневая с белым шуба большого пса влажно блестела. Каждая линия его тела была упруго напряжена, и он не сводил преданного взгляда с лица обожаемой Хозяйки. Обычно свистком призывали по более важным вопросам, чем просто словом.

– Фот эта самая собака! – вскричал Шварц. От наплыва чувств немецкий акцент в его низком голосе зазвучал сильнее. – Она самая. Кровь смыло водой во время купания. Но собака именно та. Я бы завсегда ее узнал. И я уже наслышан был о ней, федь мистер Ромейн говорил мне, чтобы я поглядывал, не бродит ли она вокруг овец, да. Поэтому я…

Хозяин склонился над Лэдом и осмотрел его пасть.