Текст книги "Лэд"

Автор книги: Альберт Терхьюн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

– Ни крови, ни шерсти! – объявил он. – И посмотрите, как он ведет себя! Если бы ему было чего стыдиться…

– У меня есть свидетель, который подтверждает, что именно ваш пес убил моих овец, – заорал Ромейн. – И раз вам не хватает честности уладить дело без помощи суда, тогда пусть закон заставит вас раскошелиться. Уж не беспокойтесь, закон приглядит за интересами бедного человека. И я не удивляюсь, что так много людей хотят избавиться от всех собак. Подлые твари! Вот газеты твердят как одна, что в стране не хватает овец, и умоляют нас заводить их как можно больше, потому что баранина на открытом рынке ценится в два раза дороже, чем раньше. И я прислушался, купил стадо, а ваша собака в первую же неделю загрызла четырех овечек. Подумайте сами, что значило бы…

– Я очень сожалею о том, что случилось, – перебил его Хозяин. – Очень сожалею. И самое печальное – это то, что где-то в нашей округе бродит убивающая овец собака. Но Лэд никогда…

– Говорю же вам, это он убил! – в конец разбушевался Титус. – У меня есть доказательство. Доказательство, которое любой суд сочтет достаточным. И суд проследит, чтобы мне возместили все мои убытки. Суд сделает даже больше. Он заставит вас застрелить этого убийцу, вот так. Я закон знаю. Специально почитал. И закон говорит, что если собака убивает овец…

– Лэд не убивает овец! – возмутилась Хозяйка.

– Еще как убивает! – рявкнул Ромейн. – И по закону, его надо пристрелить как убийцу. Он…

– Ну и обращайтесь в суд! – не выдержал Хозяин. Последняя угроза лишила его остатков терпения. – А пока убирайтесь прочь со своими обвинениями из моей Усадьбы. Лэд не «гоняет» овец. Но стоит мне сказать ему одно слово, и он «погонит» вас вместе с вашим немцем так, что вы помчитесь быстрее ветра – до самого своего дома! Вон!

Хозяин с Хозяйкой проводили взглядами двух мужчин, которые потопали к воротам, возмущенно переговариваясь. Лэд с острым интересом наблюдал за уходом чужаков. Обученный различать интонации человеческого голоса, он внимательно прислушивался к прощальной речи Хозяина. И тихонько обнажил зубы под хищно изогнутой губой. Его наполовину прикрытые глаза были направлены строго на Титуса, и никаких добрых чувств они не выражали.

– О-хо-хо, – удрученно вздохнула Хозяйка, когда они с супругом вернулись в дом и сели завтракать. – Ты был прав насчет раздора с соседями. Как это ужасно! Но у меня кровь вскипает в жилах при одной только мысли о том, что нашего милого Лэда обвиняют в таких злодеяниях. Это абсурд, разумеется. Но…

– Абсурд? – подхватил Хозяин. – Это самое абсурдное из всего, что я слышал на протяжении всей своей жизни. Если бы речь шла о любой другой собаке, можно было бы посмеяться. Я имею в виду утверждение Ромейна, будто собака расправилась с четырьмя овцами, но от трех из них при этом не осталось и следа. Уже этого достаточно, чтобы его отправили из зала суда под хохот заседателей. Помню, как-то в Шотландии я гостил у одних людей, и их пастух жаловался, будто трех овец задрал какой-то пес. Мы все отправились на пустошь, чтобы посмотреть на них. Зрелище это было пренеприятное, но они там были – все три. Собака не сжирает овцу, которую убила. Она даже не прячет ее никуда, а только…

– Может, расскажешь об этом после завтрака? – поспешно предложила Хозяйка. – Угрозы Ромейна и без того уже лишили меня аппетита…

На следующее утро Хозяину позвонили по телефону.

– Это Маклэй, – услышал он в трубке.

– О, привет, Мак! – ответил Хозяин, слегка недоумевая, почему его старый товарищ по рыбной ловле и по совместительству мировой судья из ближайшей деревни звонит ему в столь неурочный час. – Если ты хочешь сказать, что сегодня удачный день для ловли малоротого окуня, то я с тобой не соглашусь. А не соглашусь я, потому что по уши в работе. Кроме того, на утреннюю рыбалку мы уже опоздали, а для послеобеденного клева окунь еще не нагулял аппетита. Так что не пытайся соблазнить меня…

– Подожди! – сумел наконец вставить словечко Маклэй. – Я не по поводу рыбалки. Я звоню тебе по делу, и дело это чертовски неприятное.

– Что-то не так? – спросил Хозяин.

– Хотел бы я, чтобы у Титуса Ромейна с головой оказалось что-то не так, – сказал Судья. – Он только что был у меня – со своим прусским наемным работником в качестве свидетеля – и подал иск с жалобой на твою собаку, Лэда. И потребовал судебный ордер на то, чтобы старину Лэда застрелили.

– Что? – вне себя закричал Хозяин. – Не мог же он в самом…

– Именно это он и сделал, – сказал Маклэй. – Ромейн утверждает, что позапрошлой ночью Лэд загрыз четырех его овец, а сегодня утром или минувшей ночью еще четырех. Шварц божится, что оба раза заставал Лэда, когда тот приканчивал последнюю из овец. Не повезло тебе, старик, и мне так же тяжело, как если бы это был мой собственный пес. Ты знаешь, как сильно я люблю Лэда. Он лучший колли из всех, что я знал. Но закон в таких случаях однозначно…

– Ты говоришь так, будто считаешь, что Лэд виновен! – перебил его Хозяин. – Уж кому-кому, а тебе следовало бы знать, что это невозможно. Он…

– Шварц выдает убедительную историю, – печально ответил Судья, – и при этом рассказывает ее под присягой. Он клянется, что узнал Лэда еще в первый раз. Говорит, что минувшей ночью вызвался покараулить у скотного двора. Но днем было много работы, он устал и заснул, пока сторожил. Говорит, что проснулся, когда начинало рассветать, и что все стадо было растревожено, а Лэд прижимал одну овцу к земле. И что он уже убил трех. Шварц прогнал его. Трех овец не хватало. Та, которую только что поймал Лэд, умирала. Ромейн клянется, что видел, как Лэд «гонял» его овец на прошлой неделе. Это…

– Что ты решил? – спросил потрясенный Хозяин.

– Я сказал им прийти в суд к трем часам с останками двух мертвых овец, которые не пропали, и пообещал вызвать тебя на то же время.

– О да, я приду! – отчеканил Хозяин. – Не волнуйся. Хорошо, что ты заставил их повременить. Все это дело просто смехотворно! Оно…

– Конечно же, – продолжал Маклэй, – обе стороны могут легко оспорить любое мое решение. Я имею в виду решение о том, что касается возмещения убытков. Но в соответствии с новыми законами относительно овцеводства, увы, решение местного судьи немедленно застрелить убивающую овец собаку невозможно обжаловать. Закон не оставит мне выбора, если я приду к заключению, что собака действительно задрала овец. Я обязан вынести решение о том, чтобы такую собаку тут же прикончили. Вот почему я так огорчен. Я бы отказался от годового заработка, лишь бы не обрекать старого доброго Лэда на смерть.

– Тебе не придется этого делать, – твердо заявил Хозяин, хотя у него неприятно засосало под ложечкой. – Мы сможем доказать его невиновность. Я готов поставить на это все, что ты пожелаешь.

– Обсуди дело с Диком Колфаксом или с любым другим хорошим адвокатом, – предложил Маклэй. – Может, есть какая-то лазейка. Всем сердцем надеюсь, что есть.

– Мы с Лэдом не собираемся искать никакие лазейки, – вскинулся Хозяин. – Мы собираемся доказать, что все эти обвинения – ложные! Вот увидишь!

Закончив телефонный разговор, он отправился на поиски Хозяйки и, все более поддаваясь отчаянию, пересказал ей услышанное.

– Хуже всего то, – закончил он, – что Ромейн и Шварц, похоже, заставили Маклэя поверить их выдумкам.

– Это потому, что они сами этим выдумкам верят, – сказала Хозяйка, – и еще потому что как только самый разумный человек получает звание судьи, он сразу теряет весь свой здравый смысл и интуицию и превращается в ходячий свод законов. Но… тебе кажется, что у них получится убедить Маклэя в том, что Лэда нужно застрелить?

Она произнесла эти слова с едва заметной дрожью в голосе, что немедленно возродило в Хозяине боевой дух.

– Усадьба будет держать оборону против всех законников и всей полиции Нью-Джерси, – объявил он, – но мы не допустим, чтобы Лэд оказался на мушке. Насчет этого можешь даже не волноваться. Но этого недостаточно. Я хочу доказать его невиновность. В наши дни экономии и дефицита уничтожение животного мясной породы – серьезное преступление. И потеря восьми овец за два дня в регионе, где прилагается столько усилий для возобновления овцеводства…

– Ты ведь сказал, что второй раз овец тоже загрызли ночью и на рассвете, как и в первый раз, да? – перебила его супруга.

– Э-э, ну да. Но…

– Тогда, – куда более спокойным тоном заявила Хозяйка, – мы можем доказать алиби Лэда, о чем я вчера и говорила. Мэри всегда выпускает его по утрам, когда спускается на первый этаж подметать. Она никогда не принимается за работу раньше шести, а солнце в это время года встает задолго до этого часа. Шварц говорит, что оба раза видел Лэда, когда только начинало светать. С помощью Мэри мы сможем доказать, что Лэд находился в доме до куда более позднего времени.

Тревожная морщинка на ее лбу исчезла, а на губах заиграла уверенная улыбка. Лик Хозяина тоже просветлел.

– Отлично! – одобрил он план жены. – Думаю, это все решит. Мэри работает у нас уже много лет. Ее слово, разумеется, весит ничуть не меньше, чем показания наемного боша. Даже «ходячий свод законов» Маклэй не сможет ничего возразить против этого. Позови ее, дорогая, ладно?

Когда минутой позже в дверях кабинета появилась горничная, Хозяин приступил к расспросам с важным видом знатока юридических процедур.

– По утрам ты самая первая спускаешься на первый этаж, не так ли, Мэри?

– А как же, да, сэр, – удивилась неожиданному вопросу горничная. – Да, но только кроме тех дней, когда вы идете рыбачить или когда…

– Во сколько ты приходишь сюда утром?

– Ну, где-то в шесть часов, сэр, в основном, – сказала горничная и насупилась, словно уловила упрек в недостаточном рвении к работе.

– Но не раньше шести? – уточнил Хозяин.

– Нет, сэр, – скованно ответила Мэри. – Конечно, если вы считаете, что я начинаю недостаточно рано, то, наверное, я могла бы…

– Нет-нет, это достаточно рано, – заверил ее Хозяин. – Мы вполне довольны тем, во сколько ты начинаешь работу. Скажи, это ведь ты выпускаешь Лэда на улицу, когда заходишь в музыкальную комнату?

– Да, сэр, – ответила Мэри, – я выпускаю его сразу, как прихожу на первый этаж. Так вы сами велели, помните?

Хозяин испустил вздох облегчения. Горничная появилась на первом этаже не раньше шести. Значит, до этого часа пес не мог покинуть дом. Если Шварц видел какую-то собаку на скотном дворе Ромейна на рассвете, то уж точно не Лэда. Однако сколько ни рылся в своей памяти Хозяин, он не смог припомнить другого пса в окрестностях, который имел бы хоть отдаленное сходство с его необыкновенно крупным колли. И он стал склоняться к мысли (подсказанной книгами о пастушьих собаках), что, должно быть, «убийцам» пришлось преодолевать многие мили, чтобы утолить свою страсть к умерщвлению овец.

В любом случае его не должно волновать, что какой-то неведомый ему колли под воздействием своеобразного «шестого чувства» этой породы приохотился убивать овец Ромейна. Лэд оправдан. Искренние и простодушные показания горничной не оставляют сомнений в его непричастности к преступлению.

– Да, сэр, – тараторила Мэри. Поскольку речь зашла о любимом ею Лэде, у нее возник живой интерес к беседе. – Да, сэр, Лэд всегда выходит из-под пианино, как только заслышит мои шаги в прихожей. И сразу же подбегает ко мне, машет пышным хвостом и вместе со мной идет к входной двери, не отстает от меня ни на шаг. Он все понимает, прямо как человек, этот пес, да, сэр, все понимает.

Получив от Хозяина благосклонный кивок, горничная продолжала развивать тему.

– Ах, так приятно спускаться туда по утрам, потому что кажется, будто он рад меня видеть, – говорила она. – И потому в последние дни мне очень уж недоставало его.

Одобрительное выражение на лице Хозяина сменилось полным непониманием.

– Последние дни? – растерянно повторил он. – Что это значит?

– Ну как же, – всплеснула руками Мэри. Быстрая перемена в настрое работодателя опять привела ее в смятение. – С тех пор как эти стеклянные двери оставляют открытыми на ночь – так всегда делается, только наступит жара, вы, должно быть, сами знаете, сэр. Вот с тех пор Лэд не ждет меня. Он сам выходит на улицу, когда просыпается. В прошлом году он тоже так делал, сэр. Он…

– Спасибо, – помертвевшими губами проговорил Хозяин. – Это все. Спасибо.

Оставшись в одиночестве, он тяжело осел в кресле и стал думать. Он был по-прежнему непоколебимо уверен в невиновности своей собаки, но вся его защита в суде должна была строиться на показаниях Мэри. А теперь оказалось, что они не просто бесполезны, а играют на руку обвинителям.

Хозяин с раздражением проклял собственную любовь к свежему воздуху, ради которой и распорядился не закрывать летними ночами высокие стеклянные двери на первом этаже. С Лэдом на страже дом был в безопасности даже без засовов – у воров шансов на успех было не больше, чем если бы внутри их поджидала армия полицейских. А ночной воздух, продувая комнаты, охлаждал стены и помогал переносить жару следующего дня. Но теперь за эту прохладу придется заплатить огромную цену.

Через несколько минут приступ отчаяния прошел, и в Хозяине с новой силой запульсировала жажда битвы. Он быстро пересмотрел защиту и вместе с Хозяйкой тщательно разработал предполагаемый план действий, подготовившись к послеобеденному испытанию. Предложение Маклэя использовать опытного адвоката Хозяин отверг и решил, что сам будет защищать Лэда.

Мировой судья Маклэй проводил ежедневные заседания суда в просторной комнате на верхнем этаже здания местного общества взаимопомощи. Обычно в здешних процессах благоразумие и проницательность играли более значимую роль, чем соблюдение формальностей. Сам Маклэй сидел за небольшим потертым столом в дальнем конце комнаты; его помощник, ведущий скупые протоколы, пристраивался на углу того же письменного стола.

Посреди комнаты в окружении кухонных стульев стоял довольно длинный стол из сосновых досок. Вот там-то и рассаживались истцы, ответчики, заключенные, свидетели и адвокаты – все вперемешку, без какого-либо особого порядка. Вдоль стены стояло еще несколько разнокалиберных стульев на тот случай, если не всем хватит места.

Ровно в три часа дня пополудни Хозяйка и Хозяин вошли в зал заседаний. Рядом с Хозяйкой вышагивал Лэд. Маклэй и Ромейн со Шварцем уже были на месте, кроме них в зале были помощник судьи, констебль и парочка случайных зрителей. В углу были сложены тела двух задранных овец, замотанные в брезент.

Лэд почуял запах жертв сразу же, едва ступил в комнату, и с любопытством принюхался. Титус Ромейн, не сводивший с собаки злобного взгляда, заметил это и ткнул Шварца локтем в бок, чтобы и тот обратил внимание.

С брезгливым отвращением Лэд отвернулся от брезентового свертка в углу. Увидев Судью и признав в нем старого знакомого, колли замахал хвостом в дружеском приветствии и шагнул вперед – он ожидал, что его ласково потреплют за ушами.

– Лэд! – негромко позвала его Хозяйка.

При звуке ее голоса собака остановилась на полпути к столу смущенного Маклэя и послушно повернула назад. Констебль придвинул стул для Хозяйки, и она села. Лэд свернулся у ее ног и положил одну белоснежную лапу на ее ногу в туфельке – в знак того, что Хозяйка находится под его защитой. Судебное заседание началось.

Ромейн повторил свой рассказ о приписываемых колли прегрешениях, начав с первой встречи Лэда и его овец на горе Фасга. Шварц подробно описал то, как дважды стал свидетелем гибели овец от зубов соседской собаки.

Хозяин не прерывал ни одного, ни второго обвинителя, хотя позднее, при перекрестном допросе, вынудил честного Ромейна неохотно признать, что тот на самом деле не видел, чтобы Лэд погнался за овцами в то утро на горе Фасга, а видел только, как бежали овцы, в то время как колли стоял у подножия холма и смотрел снизу вверх на их беспорядочное бегство. И Хозяйка, и Хозяин под присягой подтвердили, что в тот раз собака не выразила ни малейшего намерения гнаться за овцами или как-то иначе им досаждать.

Таким образом, первый пункт дела Лэд выиграл. Но ввиду преступлений, в которых его обвиняли, этот пункт не имел большого значения. Даже если колли не набросился на овец, когда увидел их впервые, две последующие его встречи с ними, по словам обвинителей, закончились гибелью восьми голов. И Шварц видел это своими собственными глазами – Шварц, чьи показания были ясны и просты, как день.

Судья Маклэй бросил извиняющийся взгляд на Хозяйку и распорядился, чтобы останки овец вытащили из их брезентового савана и представили суду для изучения.

Раскладывая вместе со Шварцем отталкивающие вещественные доказательства, Титус Ромейн громко распространялся о стоимости убитых овец и жестокой бессмысленности их гибели. Хозяин молча склонился над столом, чтобы внимательно осмотреть раны. Наконец он выпрямился и прервал надгробную речь Ромейна негромким замечанием:

– Ваша честь, горла этих овец прокушены не собакой. Это сделал не Лэд и не какой-то иной «пес-убийца». Взгляните сами. Я видал овец, которых загрызла собака. Те раны были совсем не такими.

– Эй, что значит – прокушены не собакой? – громко фыркнул Ромейн. – А кем же? Молнией? Или может быть, их комар укусил, а? Ха-ха!

– Их вообще не кусали, – заявил Хозяин. – Посмотрите! Эти порезы достаточно рваные, но при этом прямые, словно след от инструмента. А если вы хотя бы раз видели, как собака рвет кусок мяса…

– Ерунда! – крякнул Титус. – Вы несете полную чушь! Горла овец разорваны. Шварц видел, как ваша псина их рвала. Вот и все, больше не о чем говорить. А разорвал он их прямо или разорвал криво – Закону все равно. Пес их ра-зо-рвал. И у меня есть надежный свидетель, чтобы доказать это.

– Ваша честь, – вдруг сказал Хозяин. – Могу я задать свидетелю несколько вопросов?

Маклэй кивнул. Хозяин повернулся к Шварцу, который встретил его взгляд с бесстрастным спокойствием.

– Шварц, – начал Хозяин, – ты говоришь, что было достаточно светло и ты смог узнать убившую овец собаку оба раза, когда заставал ее на скотном дворе Ромейна. Как близко ты смог подойти к ней?

Шварц задумался на секунду, а потом осторожно ответил:

– В первый раз я бежал на скотный двор со стороны дома, и ваша собака удрала через дальний угол, когда увидела, что я приближаюсь к ней. В тот раз, думаю, я был футах в тридцати. Это не так уж далеко, и я хорошо ее видел, а до того я часто видел ее на дороге или в вашей машине, так что узнал сразу. В следующий раз – этим утром, Судья, – я был в пяти футах от нее или даже ближе. Потому что сумел ударить ее палкой, которую подобрал, и пнуть ее по ребрам, когда она стала убегать. И светло было настолько, что хоть читай.

– Ну-ну, – сказал Хозяин. – Если я правильно помню, ты говорил Судье Маклэю, что минувшей ночью караулил в коровнике, который стоит на краю скотного двора, и что ты заснул, а когда проснулся, то увидел только, как какой-то пес…

– Ваш пес, – поправил его Шварц.

– …как пес рычит над лежащей и блеющей овцой, которую он придавил к земле. На каком расстоянии от тебя находился этот пес, когда ты проснулся?

– Он был прямо перед входом в коровник. Футах в шести от меня. Я вскочил, взял палку и побежал к нему…

– А этот пес и овцы сильно шумели?

– Да они такой гвалт устроили, что мертвеца бы из могилы подняли, – сказал Шварц. – Пес ваш рычал и урчал, бедняжка блеяла, а все остальные овцы…

– Да, ты говоришь, будто он задрал еще три овцы, пока ты спал, задрал и утащил куда-то их тела и вернулся снова. И вероятно, каждое его появление вызывало безумную панику в стаде. Однако ты ничего не слышал, пока не настал черед четвертой овцы?

– Я устал как собака, – пожаловался Шварц. – Весь день провел на южных лугах, десять часов косил, с пяти утра был на ногах. Мистер Ромейн скажет вам, что меня и в обычный день нелегко разбудить. Сплю как убитый.

– Это точно! – подтвердил Титус. – Приходится колотить в дверь и орать до хрипоты, чтобы заставить его открыть глаза. Моя жена говорит, что он самый сонливый из засонь…

– Ты выбежал из сарая с палкой в руке, – возобновил расспросы Хозяин, – и ударил собаку, прежде чем она успела скрыться? А когда она повернулась, чтобы убежать, ты пнул ее?

– Да, сэр. Так и было.

– И как сильно ты ударил ее?

– Припечатал на славу, – ответил Шварц с удовлетворением в голосе. – Потом я…

– И когда ты ее ударил, она захотела убежать, как побитая дворняга? Не попыталась ответить? То есть я хочу сказать – она не напала на тебя?

– Нет, нет, – замотал головой Шварц. – Наверное, хотела только, чтобы больше ей не попало. Так быстро улепетывать стала, что я едва успел достать ее ногой, когда пнул напоследок.

– Вот мой хлыст для верховой езды, – сказал Хозяин. – Возьми его, пожалуйста, и ударь Лэда так, как ударил его – то есть того пса-убийцу – палкой. Так же сильно. Лэда стегали хлыстом только один раз – и то из-за моей ошибки, много лет назад. Никогда не было нужды его наказывать. Но если он, получив удар от чужака, постарается сбежать, то чем раньше его забьют до смерти, тем лучше.

Судья открыл было рот в протестующем крике. Он знал, как сильно любят Лэда обитатели Усадьбы, и не мог понять, зачем наемного работника приглашают отхлестать пса на публике. Он глянул на Хозяйку. Та сохраняла спокойствие и, казалось, забавлялась происходящим. Во всяком случае, просьба Хозяина не привела ее в ужас и даже не удивила.

Короткие толстые пальцы Шварца сжали хлыст, который Хозяин вложил ему в руку.

С истинно тевтонской обстоятельностью Шварц занес оружие кверху и, сделав шаг к лениво дремлющему колли, с силой опустил его.

В следующее мгновение Шварцу пришлось быстро отскочить назад, потому что Лэд, молниеносно уклонившись от летящего со свистом хлыста, бросился прямо к горлу нападавшего. Он не рычал, он не ждал. Он просто прыгнул на врага с яростью, которая заставила Маклэя ахнуть.

Хозяин остановил пса еще в прыжке.

– Лежать, Лэд, – тихо скомандовал он.

И колли, как ни в чем не бывало, послушно растянулся на полу у ног Хозяйки. Но теперь его глаза неотрывно и непримиримо следили за человеком, который пытался его ударить.

– Это немного странно, не правда ли, – подвел итоги Хозяин, – что он вдруг бросился на тебя сейчас, хотя утром, как ты утверждаешь, пугливо сбежал от одного удара.

– Ну, все понятно, – проворчал Шварц. Его доселе несгибаемое самообладание заметно пострадало от неожиданного нападения. – Он тут не один, а с владельцами, и все такое. Вот он и осмелел. А сегодня утром, когда я ему вдарил как следует, все, о чем он мечтал, так это унести лапы подобру-поздорову.

– Хм! – задумался Хозяин. – Ты бьешь сильно, Шварц. Этого у тебя не отнимешь. Сейчас ты промахнулся, хлыст не задел Лэда. Но сам хлыст сломался. И оставил заметный след на деревянном полу. Когда ты бил палкой пса-убийцу, то удар был такой же силы?

– Чуть сильнее даже, – отвечал Шварц. – Я был зол как черт. Я…

– Кожа собаки нежнее, чем сосновый пол, – сказал Хозяин. – Ваша честь, такой удар оставил бы на теле Лэда рубец с дюйм глубиной. Не согласится ли ваша честь провести рукой по его спине, чтобы попытаться нащупать такой рубец?

– Это выходит за всякие рамки! – взорвался негодованием Титус Ромейн. – Вы уходите от сути дела, говорю вам! Я…

– Ваша честь, прошу вас! – настаивал Хозяин.

Судья вышел из-за стола и свистом подозвал Лэда.

Собака с сомнением посмотрела на Хозяина. Хозяин кивнул. Колли поднялся и ленивым шагом подошел к ожидающему его Судье. Маклэй провел ищущей рукой по чудесной рыжевато-коричневой шубе от головы до тазовой кости, потом по обоим лохматым бокам собаки. Лэд ненавидел, когда к нему прикасаются чужаки, однако мягкого слова Хозяйки оказалось достаточно, чтобы он стоял, не шевелясь, и позволил ощупать себя.

– Я не нахожу ни рубцов, ни каких-то иных отметин, – в конце концов сообщил Судья.

Хозяйка счастливо улыбалась. Все разбирательство вплоть до этого момента шло в соответствии с планом, который она сама придумала и предложила супругу. План этот был основан на ее знании Лэда.

– Шварц, – продолжил Хозяин, перебив очередную возмущенную тираду со стороны Ромейна, – боюсь, нынче утром ты ударил не так сильно, как тебе казалось. Или же какая-то другая собака сейчас бегает с огромным рубцом на спине. А теперь что касается пинка, которым ты напоследок угостил колли. Я…

– Я не стану повторять этого на вашем кровожадном псе! – испуганно заорал Шварц. – Даже если Судья арестует меня за неуважение к суду – не стану! Да он просто убьет меня!

– Но ведь сегодня утром он трусливо убежал от тебя, – напомнил ему Хозяин. – Ну ладно, я не буду настаивать на том, чтобы ты пнул Лэда. Но ты говоришь, тот пинок был несильным, потому что пес убегал, когда твой сапог достал его. Мне любопытно все-таки, какой силы был тот пинок. Любопытно настолько, что я готов предложить себя вместо Лэда. Мой сапог для верховой езды – хорошая мишень. Будь так любезен, Шварц, пни меня вот сюда. И постарайся пнуть с точно такой же силой – не больше и не меньше, – с какой ты пнул собаку.

– Я возражаю! – выкрикнул Ромейн. – Это бессмысленное дуракаваляние…

– Ваша честь, пожалуйста! – попросил Хозяин, переводя взгляд с растерянного Шварца на еще более озадаченного Судью.

Маклэй уже подскочил на ноги, чтобы запретить столь странное действо. Но горячая мольба в глазах Хозяина заставила Судью помедлить. И он опять глянул на Хозяйку. Ее лицо освещала довольная улыбка. Судья заметил, однако, что, поглаживая Лэда по макушке, Хозяйка тихонько поворачивает его морду в сторону Шварца.

– Итак, давай! – скомандовал Хозяин. – Как только будешь готов, Шварц! Не каждый день немцу выпадает шанс пнуть американца. И я обещаю, что не брошусь на тебя, как сделал это Лэд. Ну, пинай!

Неловко запнувшись, Шварц шагнул вперед. Движимый врожденным, типично немецким преклонением перед Законом – и при этом, вероятно, будучи не прочь отомстить человеку, чей пес только что пытался придушить его, – он отвел ногу в грубом башмаке, примеряясь, как бы посильнее ударить по голени Хозяина, затянутой толстой кожей сапога.

Пинок не достиг цели. Нет, Хозяин не увернулся, не блокировал удар. Он стоял абсолютно неподвижно и выжидающе ухмылялся.

Но весь зал судебных заседаний потряс дикий рык – рык безумной ярости. Шварц в ужасе опустил свою занесенную левую ногу, но на него по воздуху уже неслась огромная мохнатая фигура.

Пинок, грозящий его боготворимому Хозяину, возымел на Лэда именно тот эффект, на который и рассчитывала Хозяйка, планируя этот маневр. Почти любая хорошая собака набросится на того, кто ударит ее хозяина. И Лэд, казалось, понял, что пинок – это посягательство похуже, чем удар.

Направленный на Хозяина башмак Шварца вызвал в добродушном псе маниакальную ярость. Память о том, как Шварц пытался стегнуть самого Лэда, совершенно померкла по сравнению с таким кощунством. В сердце колли вспыхнула неизбывная кровная ненависть к этому человеку. И Хозяйка знала, что так будет.

Резкая команда Хозяйки и поспешно вскинутая рука Хозяина в самый последний миг остановили атаку Лэда. С налившимися кровью глазами он дрожал в их сдвоенных объятиях, хищно скалился, каждый его гигантский мускул рвался к трусливо съежившемуся Шварцу.

– Все, достаточно! – огласил свою волю Маклэй, перекрывая протестующие возгласы Титуса Ромейна. – У нас неформальные слушания; тем не менее это суд, а не собачий питомник. Я…

– Примите мои глубочайшие извинения, ваша честь, – искренне произнес Хозяин. – Я всего лишь хотел показать, что Лэд – не из тех собак, которые позволяют чужакам бить и пинать себя, а этот человек утверждает, будто сделал именно это – и совершенно безнаказанно. По-моему, я доказал на наглядном примере, что вчера и сегодня скотный двор Ромейна навещал какой-то другой пес – если это вообще был пес.

– Это был ваш пес! – вскричал Шварц, в приступе гнева позабыв о страхе. – В следующий раз, когда я буду сторожить овец, возьму с собой не палку, а ружье. И я…

– Не будет никакого следующего раза, – пообещал столь же разгневанный Ромейн. – Судья, я требую, чтобы вы приказали застрелить этого пса-убийцу. И требую, чтобы владелец этого пса возместил мне убытки за восемь задранных овец!

– Ваша честь! – невозмутимо вступил Хозяин. – Будет ли мне позволено выдвинуть встречное предложение? Предложение, которое, на мой взгляд, будет приемлемо как для мистера Ромейна, так и для меня.

– Единственное предложение, на которое я соглашусь, это судебное решение пристрелить проклятую тварь и возместить мне стоимость овец! – не желал ничего слушать Ромейн.

Маклэй вскинул руку, призывая к порядку, затем повернулся к Хозяину и сказал:

– Я слушаю ваше предложение.

– Оно состоит в том, – начал Хозяин, – чтобы Лэда отпустили на поруки, под мою ответственность, на период в двадцать четыре часа. Я оставлю в суде, здесь и сейчас, долговую расписку на сумму в одну тысячу долларов с тем, чтобы эту сумму выплатили Титусу Ромейну в том случае, если за этот период одна или более из его овец будут умерщвлены какой угодно собакой.

От полнейшей несуразности этого предложения у Титуса отвисла челюсть. Даже Судья громко ахнул, услышав причудливые условия. Шварц тупо молчал, пока мало-помалу его медленный ум не уловил общий смысл сказанного. Потом он позволил себе редкую роскошь – смешок.

– Правильно ли я вас понял? – прищурился на Хозяина Титус Ромейн. – Если я соглашусь отложить это дело на двадцать четыре часа, вы дадите мне одну тысячу долларов наличными за то, что какую-то из моих овец за это время задерет собака?

– Да, таково мое предложение, – ответил Хозяин. – Чтобы не было никаких сомнений, я согласен, чтобы вы оформили его письменно, сами. И я прямо сейчас вручу суду расписку на указанную сумму с указанием, чтобы ее выплатили вам в случае, если в течение суток из-за собак вы утратите хотя бы одну овцу. Более того, я собственноручно застрелю Лэда, если за это время вы утратите одну или более овец, и готов заплатить неустойку в размере еще одной тысячи долларов, если не выполню этот пункт моего предложения. Ну как?

– Согласен! – воскликнул Титус.

Улыбка Шварца к тому моменту грозила разорвать его широкое лицо надвое. Маклэй видел, что щеки Хозяйки слегка побледнели, но в целом ничто не выдавало ее беспокойства.

Когда Ромейн и Шварц ушли, Хозяин ненадолго задержался в зале суда.

– Не могу понять, к чему ты ведешь, – сказал ему Маклэй. – Но лично мне кажется, ты совершил большую глупость. Чтобы заполучить тысячу долларов, Ромейн перевернет всю страну, чтобы отыскать собаку, которая убивает овец. И Шварц тоже – хотя бы ради того, чтобы увидеть, как пристрелят Лэда. Ты заметил, как Шварц смотрел на него, когда уходил? Он ненавидит твоего пса.