Текст книги "Однажды на реалити-шоу (СИ)"

Автор книги: Алайна Салах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

26

Стоя на крыльце в ожидании Артёма, я ощущаю себя жертвенным баранихой, которого вот-вот кинут в пасть ненасытному футбольному чудищу. Вчера была Лика, сегодня я, завтра Кристина. Его неумного аппетита, разумеется, на всех хватит.

Досадливо тру губы, уничтожая помаду, старательно нанесенную Ольгой. Разукрашенной баранихой быть унизительнее вдвойне.

Бесит, что Котов опаздывает. Всего минут на пять, но и этого достаточно, чтобы в голове маячили картины того, как я с размаху засаживаю ему колено в пах. И дернул же меня черт намалевать этот купон на честное свидание. Скучала бы сейчас преспокойно на диване или собачилась с Кристиной.

Скрежет металла заставляет вздрогнуть и уставиться на расползающиеся ворота. Народная присказка о баранах только что заиграла новыми красками.

Знакомый внедорожник, мигнув фарами, на бешеной скорости залетает во двор и, сделав головокружительный разворот, со свистом вкапывается в гравий. Окно опускается, открывая моему раздраженному взгляду голову Артёма.

–Я приехал за своим подарком, – весело объявляет он. – Что с твоим лицом?

– Во-первых, ты опоздал, – чеканю я, скрещивая на груди руки. – Во-вторых, я вся в пыли благодаря твоему паршивому автомобильному шоу.

– Я опоздал всего на семь минут, – он бросает быстрый взгляд себе на запястье. – За пыль извини. Немного не рассчитал.

Поджав губы, я забираюсь в машину и сразу же отворачиваюсь к окну. Настроение с каждой секундой становится все более склочным и раздраженным, и я не понимаю, почему. Ну опоздал Котов на семь минут – и что с того? И пыли поднялось не так уж и много. Подумаешь, немного попало в рот.

– Выглядишь так, словно хочешь забрать купон обратно, – замечает Артем, выезжая из ворот. – Что случилось?

– Ничего, – буркаю я, уставившись на дорогу.

Может, это белки заразили меня дурацкой беличьей болезнью. В перепадах их настроения вечно виноваты то менструация, то овуляция, то ПМС.

– Ты меня ревнуешь, что ли?

Я оборачиваюсь к Артему, демонстрируя глубочайшее недоумение.

– К чему? К твоей хромой ноге?

– К моему свиданию с Ликой, – в его взгляде появляются отблески веселья.

При звуке ее имени кровь предательски приливает к щекам. Я мысленно матерюсь. Да какого черта происходит? С каких пор я превратилась из свободолюбивой крысы в замкнутую невротичную белку?

– Мне плевать, – отрезаю я, снова отворачиваясь к окну.

– То есть, ты молчишь без причины?

– Я молчу, чтобы не отвечать на глупые вопросы.

Хмыкнув, Артем сосредотачивает взгляд на дороге.

– Хорошо. Оставлю тебя в покое.

Чем дальше мы отъезжаем от особняка, тем сильнее я ощущаю волнительное посасывание под ложечкой. Мы в пути уже полчаса, а машина будто и не планирует останавливаться.

– Не хочешь поделиться, куда ты меня везешь? – буркаю я, все еще верная амплуа невротичной белки.

– Увидишь, – отвечает он, мельком взглянув на меня.

– Если ты планируешь привязать меня к дереву и расчленить – лучше оставь эту идею. У меня очень сильные ноги, и я отпинаю тебя так, что о футбольной карьере придется забыть, как и о намерении завести потомство.

– Может, я просто хочу сделать тебе сюрприз, – усмехается Артем, у которого, кажется, выработался иммунитет к моим колкостям.

– Имей в виду, что твой сюрприз начинает отдавать похищением.

Он задорно играет бровями.

– Похищением? Звучит как начало ролевой игры.

– Ролевые игры вроде битвы средневековья или зомби-апокалипсисиса? – удивленно переспрашиваю, гадая, откуда задроту-спортсмену известно о таких.

Артем встряхивает головой, беззвучно смеясь.

– Все время забываю, что с тобой не стоит шутить на такие темы.

Машина сворачивает на песчаную дорогу, уходящую к лесу, и очередная колкость подыхает у меня во рту, уступая место растущему любопытству. Если Котов не планирует меня расчленять, это может быть даже интересно.

Опустив стекло и высунув наружу голову, я жадно втягиваю в себя запах хвои и нагретой земли. Лучи закатного солнца пробиваются сквозь ветви деревьев, делая атмосферу уютной и сказочной. В последний раз я была в лесу… Уже не вспомню когда.

Вдали показывается черепичная крыша, и машина постепенно замедляет ход.

– Нам сюда, – сообщает Артем, заруливая на импровизированную парковку позади дома. Двигатель глохнет.

На автомате отстегнув ремень, я выбираюсь из автомобиля.

Наша конечная цель – милое шале на берегу озера. Водная гладь слегка подрагивает, отражая сгущающееся небо, вдали виднеется старенький деревянный пирс. Здесь тихо настолько, что я слышу свое дыхание.

– Красиво, – сипло вырывается у меня.

– Ты уже перестала ворчать, – удовлетворенно констатирует Артём. – Попробуй теперь сказать, что я не знаю толк в свиданиях.

Я остаюсь стоять как вкопанная, оглушённая живописностью этого места. После удушающей роскоши особняк, оно кажется невероятным и таким… живым. Читать книгу в кресле-качалке, кутаться в плед с чашкой чая и топить камин – это все о нем.

– Ну что, пойдем? – Артем протягивает мне ладонь.

– И зачем мы здесь? – осведомляюсь я, оценивающе ее оглядывая.

На его лице сияет озорная улыбка, но глаза остаются серьезными.

– Чтобы потратить мой подарочный купон. Остальное – по обоюдному желанию.

27

Внутри дома пахнет древесной смолой, ванилью и немного – прогоревшим камином.

Интерьер – идеальная иллюстрация с Пинтерест. Широкие деревянные балки пересекают потолок, не отягощая пространство, по полу раскинулся пестрый ковёр. Вдоль стен – полки, уставленные книгами, часть из них на вид – самый настоящий антиквариат. Рука так и тянется потрогать их угловатые корешки с золотым теснением.

– Если вдруг станет скучно – сможем развлечь себя чтением, – иронизирует Артем, проследив мой взгляд.

– Или жечь свечи, – машинально говорю я, переводя взгляд на бронзовый канделябр в восковых подтеках.

В углу – кресло-качалка с наброшенным пледом в клетку. Рядом камин из серого камня с поленницами по бокам. Я тру предплечья, смахивая выступившие мурашки. Даже невероятно, что такой дом существует в реальности. Более сильное впечатление на меня мог произвести только визит в Хогвартс.

– Тебе нравится?

– Где ты нашел? – переспрашиваю я, подходя к большому панорамному окну, открывающему потрясающий вид на озеро.

– Один друг посоветовал.

– Ты здесь в первый раз?

– Так ты спрашиваешь, привозил ли я сюда кого-то кроме тебя? – в голосе Артема слышна усмешка. – Да, номер три. Я здесь в первый раз.

– Круто, – хмыкаю я, продолжая смотреть в окно. Радость внутри продолжает множится, выходя на поверхность непроходящей улыбкой и на корню уничтожая недавнее недовольство. Это место слишком прекрасно, чтобы портить его плохим настроением.

– Скажи, когда закончишь любоваться. – Артем с грохотом сбрасывает на пол спортивную сумку. – Мне не терпится получить свой подарок.

– У тебя там кирпичи, что ли? – иронично осведомляюсь я.

– Прихватил на всякий случай сыворотку правды. – С этими словами он извлекает из сумки бутылку вина.

– За кого ты меня принимаешь?! Планируешь напоить меня и…

– Я ничего не планирую, – перебивает Артем. – Планировал бы тебя напоить – притащил бы литр текилы. Я пытаюсь сделать вечер красивым. Так что, блядь, перестань уже мне мешать.

– Извини, – вздыхаю я, ощущая себя склочной истеричкой. – Я пила пару раз в своей жизни и мне не очень понравилось. А так здесь потрясно… Настолько, что напряглась и я не знаю, как себя вести.

– Нужно было еще дорогой на тебя рявкнуть, – ворчит Артем, расстегивая толстовку. – Не пришлось бы столько терпеть твое хреновое настроение.

– Это работает только в случаях, когда я чувствую, что сильно переборщила

– Неужели купон уже вступил в свое действие?

Я с усмешкой киваю.

– А чего тянуть?

Спустя пять минут, мы сидим на веранде, укутавшись в пледы. Откупоренная бутылка вина стоит на столе вместе с раскрытой упаковкой сыра и орехов, но ни один из нас к ней не притрагивается. Я пью сок, Артем тянет минералку.

– Это самый роскошный пикник из всех, на которых я бывала, – признаю я, глядя как свет уличного фонаря смешивается с вечерними тенями, заливая воду густым янтарным свечением.

– А ты часто на них бывала?

– Родители обожали выезды с палатками и часто брали меня с собой.

– Круто. Они до сих пор живут вместе?

– Ага. Нужно быть дураком, чтобы отказаться от маминого борща. Кстати, ты в курсе, – я щурюсь, – что купон на честный разговор работает в обе стороны?

– Хочешь о чем-то меня спросить? Окей.

– И ты ответишь только правду, какой бы она не была?

С небольшой заминкой Артем кивает.

– Сто процентов. И жду того же от тебя.

– Расскажи о себе что-то, чего не знает никто. – Я делаю большие глаза, чтобы усилить значимость своих слов. – Вообще никто. Ни одна живая душа.

– Короче, того, чего нет ни на спортс.ру, ни в википедии, – усмехается Артем. – надо подумать.

– Думать не нужно, – я подаюсь вперед. – Скажи первое, что пришло в голову.

Он не спешит с ответом и, нахмурившись, смотрит вдаль. Я отхлебываю сок. Игра начинает мне нравится.

– Я нахожусь в депре, – тихо произносит Артем. – Примерно полгода.

Это признание действует на меня как мышеловка на крысу. Глаза вылезают из орбит и щемит в позвоночнике. Артем же вечно улыбается так, словно конкурирует с героем Гюго. О каком депре он толкует?

– Депрессия у человека, правой ноге которого поклоняется половина страны, и вторая половина – оставшимся частям тела? Серьезно?

– Депрессия у человека, который из-за травмы, возможно, проебал свою карьеру, – поправляет он. – Ты тогда правильно меня прочитала. Я жутко боюсь, что мне до конца жизни придется сниматься в ебанных рекламных роликах. Настолько, что не могу нормально спать. Как тебе такая правда?

– Что тут скажешь, – медленно произношу я, оценивая румянец, проступивший на его щеках . – У меня есть для тебя две новости, Артем. Одна хорошая, другая плохая.

– Начни с плохой, – он подносит к губам стакан с минералкой, но не пьет, выжидая.

– Сниматься до конца жизни в дурацких рекламных роликах тебе не придется. В случае, если твоей спортивной карьере придет конец, со временем ты перестанешь быть нужным даже рекламщикам.

– Ну спасибо…

– А хорошая новость состоит в том, что у тебя есть все, чтобы вернуться, – перебиваю я. – С тобой не произошло ничего непоправимого. У тебя сильный здоровый организм, который реабилитируется. Подумаешь, хромает нога. Через полгода или максимум год ты вернешься в обойму и тебе вновь будут рукоплескать стадионы.

– Тебе легко говорить. – Артем горько усмехается. – Ты понятия не имеешь, что такое профессиональный спорт.

В ушах поднимается гневный гул .

– Имею больше, чем ты себе можешь представить. Поэтому сейчас ты меня невероятно бесишь. Потому что достиг всего, о чем мечтают все спортсмены, и позорно раскис при первых серьезных трудностях.

Выпалив это, я тоже тянусь к своему стакану. Грудь распирает от учащенных вздохов, жутко пресохло во рту.

Судя по тому, что смятение на лице Артема сменилось подозрительностью, я немного переборщила с напором.

– Твой черед быть честной, номер три, – чеканит он . – Где у тебя так сильно болит, что ты кусаешь весь мир? И какое это имеет отношение к спорту?

28

– Во-первых, я не кусаю весь мир… – начинаю я, чуть отдышавшись. – Ирония – признак психологического здоровья.

– Не тогда, когда ты прикрываешься ей двадцать четыре часа, – сухо замечает Артем. – С нетерпением жду продолжения.

Плотнее закутавшись в плед, я смотрю на озеро.

– Ты здесь не единственный, кто планировал покорять спортивные вершины. Я занималась лыжами с семи лет. Прыжками с трамплина, если быть точнее. Семь в спортивных секциях, и два года в школе олимпийского резерва. Говорили, что у меня выдающиеся способности и есть все шансы принести стране медаль.

– То есть я сейчас сижу в компании почти олимпийской чемпионки по прыжкам с трамплина?

– Почти чемпионов не бывает, – отрубаю я. – Ты сидишь в компании студентки пятого курса архитектурно-строительной академии, которая когда-то всерьез занималась спортом.

– Может налить тебе вина? – уточняет Артем через паузу. – Так будет попроще.

По-прежнему на него не глядя, я делаю небрежный жест рукой.

– Валяй.

Бокал с рубиновым содержимым оказывается передо мной спустя пару мгновений, и я без раздумий подношу его к губам. Тело прилично знобит, несмотря на то что внутри полыхает эмоциональный пожар.

Я не привыкла ни с кем не обсуждать свою почившую спортивную карьеру, и соответственно ни один человек в моем окружении не обвинял меня к воинственности к этому миру по причине ее утраты. Потому что никакой воинственности во мне нет. И если бы не дурацкий купон, я бы с удовольствием отпинала Артема по больной ноге за идиотские домыслы.

– По исполнению восемнадцати я должна была ехать на олимпиаду в составе сборной. – Я проталкиваю в горло глоток вина, не ощущая его вкуса. – А за полтора года до этого знаменательного события на зимних сборах перекувыркнулась через голову на трамплине К-120. И позвоночник – хрясь! Сломался в двух местах. Выдающиеся способности, от которых все твердили, проявили себя и здесь. У меня даже перелом был такой, что врачи еще долго ходили под впечатлением.

Я не вижу реакции Артема, потому что окружающий мир перестает существовать. Перед глазами нестройной чередой плывут кадры пятилетней давности. Трясущиеся носилки, перекошенные паникой лица тренеров, и рот врача команды, который постоянно шевелился, повторяя «Спокойно, девочка, спокойно. Ты главное, дыши».

Я, разумеется, слушалась и дышала, ведь мне нужно было как можно вернуться. На носу была олимпиада. Мечта всей моей жизни.

О том, что вернуться мне не суждено, я узнала на следующий день, когда светило столичной хирургии, которого ради меня выдернули из двухнедельного дачного отпуска, по прошествии многочасовой операции выразил деликатное сомнение в том, что я в принципе когда-то смогу ходить. О возвращении в спорт, конечно, не могло идти речи. Я помню этот момент так, будто он был вчера. Треск разрушающегося мира я слышала куда громче и отчетливее, чем хруст переломанного позвоночника.

– Шрамы на твоей спине из-за этого? – доносится сквозь гул воспоминаний участливый голос Артема.

– Они из-за кучи металла, которыми нашпигован мой позвоночник. – Осушив бокал, я издаю саркастичный смешок. – Я по праву могу зваться Логаном-Росомахой.

– Мне очень жаль, что все так вышло. Но я рад, что тот врач ошибся с прогнозом.

– Тех, кто вынес приговор моему позвоночнику, было не меньше десяти. – Подняв голову, я смотрю на него с вызовом. – Но, как видишь, я пришла сюда своими ногами.

– И даже участвуешь в популярном шоу и получаешь высшее образование. – Артем улыбается, но его глаза остаются предельно серьезными. – Ты охуеть какая молодец, номер три.

Скинув плед с плеч, я вскакиваю. Резко перестает хватать воздуха. В груди тесно, в ушах стоит гул.

– Есения…

– Не подходи! – Я вытягиваю руку, отталкивая от себя темноту. – Я читала статью о твоей травме. Врачи говорят, что ты вернешься на поле уже к следующему сезону. Мне таких прогнозов никто не давал... Пришлось искать новый смысл жизни прямо там, лежа в палате. И когда спустя полтора года стало понятно, что инвалидом в кресле мне все-таки не быть, я грезила возвращением в спорт. Не было ни дня чтобы мне не снилась трасса… Ни единого. Но мои родители едва ли бы они пережили второй эффектный хрясь в позвоночнике своей единственной дочери…

– И тебе пришлось сделать выбор. – звучит совсем близко. Руки Артема обхватывают мои плечи, заставив отчаянно задергаться. – Это было пиздец как сложно… Я даже представить себе не могу.

– Я рассказала это не для того, чтобы вызвать жалость, а чтобы ты, идиот, понял, какой ты счастливчик!!! – выкрикиваю я, пытаясь сбросить с себя его руки. – А не купался в жалости к себе!

– Я понял, понял… – хрипло произносит Артем, прижимая меня к себе крепче. – Ты настоящая чемпионка. Золото бы точно было твоим… Они многое потеряли… Я бы на тебя все свои деньги поставил.

– Заткнись, – сиплю я, с трудом разжимая онемевшую челюсть. – Заткнись, пожалуйста…

Но он не затыкается… Он говорит и говорит… Обнимает меня и говорит, заставляя себя ненавидеть.

– Я тобой очень горжусь… Горжусь тем, что с тобой познакомился…

Последний барьер, отделяющий меня от истерики, прорывает. Изо рта вылетает сдавленное всхлипывание, слезы льются из глаз плотным горячим потоком. Это сильнее стыда и боязни выглядеть жалкой. В последний раз я ревела так, лежа в палате после второй операции. Только тогда без свидетелей.

– Это нормально, нормально… – повторяет Артема, ловя мои дергающиеся кисти, прижимая к себе и слегка раскачивая. – Надо реветь иногда… Даже самым сильным.

У меня не остается другого выхода, кроме того, как поверить. Уткнувшись лицом ему в плечо, я позволяю ему себя обнимать, рыдая без остановки.

29

После выпитой бутылки вина и комфортного молчания, мы лежим на кровати. Свет ночника мягко касается стен, за окном мирно засыпает озеро, воздух вокруг дышит тишиной. Мое тело, вымотанное всплеском эмоций, окончательно обмякло и теперь напоминает спущенный воздушный шар, который хорошенько прополоскали изнутри. Чистота и опустошение – то, что я чувствую. А еще умиротворение – такое, какого не испытывала никогда.

Артём лежит совсем рядом. Его дыхание, ровное и размеренное – часть атмосферы этого вечера, как блики луны на водной глади и доносящееся кваканье лягушек.

– Я почему-то представил тебя ребенком, – его голос звучит очень тихо, словно он, как и я, не хочет разрушать уют, окружающий нас.

Я поворачиваю голову, встречаясь с его мерцающим взглядом.

– Почему это вдруг?

– Не знаю… – Артем делает паузу, будто подбирает слова. – Мне кажется ты была не по годам самостоятельной и очень прямолинейной.

– Хочешь сказать, что я еще с детства тыкала каждого уровнем своего айкью? – беззвучно смеюсь я, перекатываясь на бок, чтобы лучше видеть его лицо. – Но вообще, да, так и было. Я была супер серьезной, и не терпела, когда ко мне относились как к ребенку.

Артем улыбается, чудесным образом переводя вечер в режим легкости.

– А ты? Каким ты был ребёнком?

– Шило в заднице. Представь себе пацана, который на каждую сказанную ему фразу спрашивает «почему?». Этим я всех изводил. А ещё вечно откуда-нибудь падал. Первый шрам у меня появился еще до того, как мне исполнился год. Про ожог я уже рассказывал.

– Типичный мальчишка, – заключаю я.

– Типичный, с уклоном в разрушения, – посмеивается Артем. – Родители страшно злились. Мама говорила, что я либо стану выдающимся спортсменом, либо сяду в тюрьму. Третьего варианта она не видела, так что повела меня в футбольную школу.

– Твоя мама случайно не родственница Нострадамуса? Первый вариант действительно выстрелил.

– А ты? – Он поворачивает голову. – Как ты пришла в спорт?

– Меня никто никуда не приводил, – говорю я, ловя себя на мысли, что впервые за минувшие пять с половиной лет, могу говорить о лыжах без болезненного дрожания в груди. – Я увидела прыжки с трамплина по телевизору, и не могла оторваться. В этот же день потребовала у папы разузнать, где я смогу тренироваться, и через неделю состояла в лыжной секции.

– Сколько тебе тогда было? Семь?

– Ага.

– Пока я в этом возрасте я летал на пиздюлях от деда, ты строила всю свою семью.

– Каждому по способностям, – иронизирую я, дабы держать Артема в тонусе. – Дома меня называли «ее капризное величество».

– А теперь ты крысиная королева, – Артем ухмыляется. – Вот она, сила монархической крови.

Несколько секунд мы просто молчим, но это молчание не напрягает. Оно как флисовый плед – уютное и согревающее.

– А у тебя были какие-нибудь дурацкие привычки?

– Конечно, – Артем кивает. – На тренировках я регулярно создавал голевую ситуацию возле собственных ворот.

Я непонимающе хмурюсь.

– Зачем?

– Чтобы потом героически спасти команду, конечно.

– Придурок, – я громко смеюсь, окончательно выходя из недавнего транса. – Надеюсь, тренер как следует давал тебе за это по шее.

– Так и было. Однажды он почти отпиздил меня в раздевалке, пока никто не видел. Тогда я понял, что в командной игре не место для амбиций одного. А ты? Какие у тебя были заморочки?

– Я, как ты мог заметить, довольно страненнькая. – Я перекатываюсь на спину, уставившись в потолок. – В пять лет я решила, что хочу есть только зеленое. Зеленый горошек, зеленый яблоки, авокадо. Бедные мама и папа не знали, что быть, чтобы их дочь не окочурилась с голоду.

– А как быть с питьем? – Артем смотрит с любопытством. – Вода же прозрачная.

– Мои находчивые родственники капали в нее хлорофилл. Шах и мат.

– Действительно находчивые. Если бы я такое заявил, мне бы просто вломили по шее. Сейчас, я так понимаю, проблема снята?

– Конечно. Но появилась другая: меня тошнит при слове «шпинат».

– Даже меня от него тошнит, хотя я никогда не фанател от зеленого.

Взгляд Артема задерживается на моей щеке, заставляя меня невольно затаить дыхание.

– Ты улыбаешься по-другому, – его голос понижается до шепота, рука находит мою.

Внутри горячо екает. Я не пытаюсь отодвинуться, не пытаюсь убрать ладонь, хотя первый привычный импульс – именно такой.

– Тебе бывает страшно?

– Бывает иногда, – признаюсь я шепотом.

– Почему?

– То, что становится для меня важным, может слишком быстро закончится.

– Риск есть всегда. Но это не повод не жить.

Лицо Артема становится ближе, время замедляется. Сердце гулко стучит, но не от страха, а от предвкушения.

Его губы касаются моих, мягко, приглашающе.

Поцелуй, теплый и бережный – следующий идеальный паззл в картину этого волшебного вечера. Я закрываю глаза, позволяя этому моменту заполнить меня целиком.

– Скажи, когда захочешь остановиться, ладно? – хриплый шепот Артема щекочет мой подбородок.

Обняв его шею руками, я киваю, хотя уже знаю, что останавливаться не захочу.