Текст книги "Шут и император"
Автор книги: Алан Гордон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)
ГЛАВА 8
Я вставил эти события в мою историю, дабы показать читателям, какой неумеренной бывает злоба и как трудно противостоять ей.
Город Византий. Хроника Никиты Хониата
Там провели тщательный обыск, – сказала Виола. – Все перевернуто вверх дном. Подушки вспороты, и повсюду разбросано их содержимое. Тюфяки тоже разрезали на куски, и даже одежду разорвали в клочья. Я обошла весь дом, надеясь, что они пропустили что-нибудь. Заглянула в каждую щелку, куда только могла пролезть маленькая рука. Безрезультатно. Под конец я нашла тот подвальный люк.
Одним махом она допила вино и вновь наполнила кружку.
– Мне приходилось раньше видеть мертвецов. Но все они были обычными покойниками и лежали, как положено, в приличных облачениях. А с тех пор, как мы встретились с тобой, я успела привыкнуть и к виду насильственной смерти. Но такого еще не видела… Их разрубили на куски. Дикая жестокость. Должно быть, после смерти их еще долго обрабатывали, а потом сбросили останки вниз на поживу подземным хищникам. Я не могу выкинуть из головы это жуткое зрелище.
– Сможешь, – заверил я, успокаивающе коснувшись ее руки. – Время стирает даже самые яркие краски.
Она ухватилась за мою руку.
– Оно все еще стоит у меня перед глазами, – возбужденно продолжила она. – Ты понимаешь? Я спустилась туда, обыскала их, потом пролезла в глубину, чтобы осмотреть весь туннель. И ничего не нашла, Фесте.
– Значит, там нечего было искать. Мне жаль, что тебе пришлось пережить такой ужас.
– Почему их оставили там?
– Наверное, сочли небезопасным оставлять их в доме. Или бросили туда в качестве предостережения.
– Чтобы предостеречь нас?
– Чтобы предостеречь тех, кто придет искать их.
– Не означает ли это, что убийцам известно о существовании гильдии?
– Возможно. Ты, вероятно, заметила, что я пытаюсь изображать обычного бродячего шута, а не члена гильдии. Благодаря этому нам, надеюсь, удастся в свое время обескуражить противников.
– Ты ведь не послал бы меня в тот подвал, если бы знал, что они там? В качестве очередного испытания?
Я решительно покачал головой.
– Обучение в гильдии не отличается такой жестокостью. Да и я тоже.
– Давай уйдем отсюда, – сказала она.
Я расплатился с трактирщиком, и мы направились в сторону дома. Поначалу Виола шла пошатываясь, однако постепенно – медленно, но верно – походка ее вновь обрела твердость.
Остаток дня мы провели в репетициях. Нам предстояло дать два важных представления: одно – завтра перед варяжскими гвардейцами во время их еженедельного банного дня, а другое – послезавтра на ипподроме. У меня появилась идея одного уместного в данном городе номера, и я прикупил в качестве реквизита немного красных кирпичей, деревянных чурок и тележку для их перевозки.
– Ты планируешь построить свою собственную крепость? – иронически поинтересовался Клавдий. – Может, мне пора занять осадные позиции, чтобы добиться твоего внимания?
– Властительница моего сердца, пред тобой я готов капитулировать без боя. Позволь мне показать тебе несколько трюков с кирпичами.
В субботу выдался самый жаркий денек со времени нашего прибытия. Собаки уползали в любую тень и валялись там обессиленные, с высунутыми языками, не способные даже вылизывать собственные шкуры. Я тщательно побрился и высушил лицо перед нанесением грима. Мучная смесь имела отвратительную склонность превращаться в твердую корку на влажной коже.
На выходе из «Петуха» нас приветливо окликнул Симон. Он запрягал в повозку осла.
– Похоже, нам с вами по пути, – заявил он. – Помогите мне загрузить телегу, и я доставлю вас до места.
Четыре дубовые бочки стояли, готовые отправиться к месту их опустошения. Всем вместе нам удалось их поднять, причем Клавдию пришлось поднатужиться. Он устроился рядом с бочками, а я сел впереди с нашим хозяином.
– Какой прок от такого хлипкого слуги? – пробормотал он, хлестнув животину.
– Небольшой, но зато он учится помогать мне в представлениях, – сказал я. – На самом деле у него множество талантов.
Симон оглянулся через плечо.
– Послушай, – тихо сказал он, – то, что происходит между вами двумя, это ваше дело. Просто старайтесь не слишком открыто проявлять это на публике. Тяжесть ханжеского благонравия может раздавить вас в этом городе.
– Намек понял, – сказал я. – А ты просто отвозишь вино или сам будешь виночерпием?
– Я официальный поставщик варяжской гвардии, – с гордостью ответил он. – Бывалые крестоносцы поддерживают друг друга. Именно поэтому они так любят наведываться в мое заведение.
– Они не обходят вниманием и бордель в конце улицы, – заметил я.
– К счастью, там не подают напитки, – ухмыльнулся Симон. – Кто не захочет утолить жажду в предвкушении любовных игр!
– А после них поделиться за кружкой вина победами на любовном фронте. У твоего заведения идеальное местонахождение. Одно из нововведений отца Эсайаса?
Улыбка сползла с его лица.
– Я предпочел бы не обсуждать его, – сказал он.
Я быстро сменил тему, и остаток пути мы кормили друг друга незатейливыми сплетнями. На затяжном подъеме Акрополя осел начал выдыхаться, и мы, решив облегчить его участь, пошли рядом с телегой. Судя по всему, мы приближались к расположенному на холме комплексу Большого императорского дворца.
Однако в этом комплексе не было одного большого дворца. Его территорию заполняли роскошные здания, одно краше другого, и в их великолепии проявлялось все самодурство или самонадеянная дерзость императоров, стремившихся превзойти своих предшественников или ублажить наложниц. Весь комплекс расположился на обширной террасе с видом на Босфор. Слева от нас вздымалась громада храма Святой Софии, чей огромный купол парил в поднебесье, а его близость к небесам наводила на соблазнительные размышления о возможности перебраться оттуда прямиком в рай. Как все новички, Клавдий пялился на собор во все глаза.
– Что же удерживает такую громаду? – удивился он.
– Десница Божья, – пошутил я. – Мы зайдем туда как-нибудь в другой раз.
С древних времен вход на территорию Большого дворца украшали бронзовые ворота, но Исаак, взойдя на божественный трон, в приливе радости затеял ряд неудачных строительных проектов. В ходе так называемых «реконструкций» он беззастенчиво разграбил великолепные древние здания этого комплекса и развез их по кускам по всей империи, в основном воздвигая церкви в честь святого Михаила. При разборке каменных ворот, предназначенных для перевозки в церковь Анапла[17]17
Анапл – предместье Константинополя
[Закрыть], под обломками погибли трое рабочих. Можно сказать, что они пожертвовали свои жизни на священное строительство, но их даже не удостоили надписи на стенах этого храма.
Бани находились около Арсенала, рядом с которым когда-то высился Манганский дворец. Этот дворец стал очередной жертвой Исаака, несмотря на то что его возвели в честь святого Георгия. По правде говоря, святой Георгий никогда не был в особой чести в этих краях. Если бы он когда-нибудь вызвал на поединок святого воителя Михаила, то я сделал бы ставку на Победоносца.
Новые бани были сооружены из разрозненных мраморных блоков, позаимствованных на развалинах других зданий. Исаак приказал построить бани для варяжской гвардии в благодарность за ее пассивное содействие во время мятежа, завершившегося свержением Андроника. Возможно, кто-то даже не побоялся бы назвать это откровенной взяткой. И я, безусловно, причислял себя к таким смельчакам.
Англичанин Генрих, командовавший отрядом варягов, поджидал нас перед входом вместе с тремя подчиненными. Он приветствовал нас, отвесив особый поклон винным бочкам. Потом его молодцы взяли по бочке и легко, но осторожно, словно несли младенцев, направились с ними внутрь вслед за Симоном.
– Какие силачи! – восхитился Клавдий.
– Да, – признал я. – Вскоре ты увидишь все великолепие их натуры. Кстати, Симон подозревает нас.
– В чем?
– Считает, что мы любовники.
– Он догадался, что я женщина?
– Вовсе нет. Но все равно решил, что мы любовники, и выдал мне разумные предостережения.
– Значит, там, внутри, я могу пялиться, сколько душе угодно, чтобы не выпасть из образа, – с усмешкой заявила Виола.
– Но не забудь, что домой-то тебе предстоит возвращаться со мной.
– Все может быть.
Залы легендарных бань Зевксиппа, говорят, украшало множество бронзовых и мраморных статуй, предназначенных для пробуждения благородных и художественных чувств. В этих варяжских банях также стояли статуи, но предназначались они для воодушевления воинского духа. Изваяния можно было подразделить на две категории – воинственная и сладострастная, причем последней отдавалось явное предпочтение. Бассейн окружали статуи Афродиты, Елены, Цирцеи, Клеопатры и многих других невероятно соблазнительных образцов божественной женской красоты, к которым притягивались взоры покрытых шрамами ветеранов, сражавшихся за их благосклонность.
Вода в баню поступала из проложенных в стенах труб, соединявшихся с акведуком Валента, и подогревалась по пути с помощью печей, которые целый день обслуживало множество рабов. Главный банный зал вполне мог вместить несколько сотен человек. В центре бассейна находилась платформа с ведущим к ней мостиком.
– Вон там вы и будете выступать, – сказал Генрих, показывая на эту платформу, – после того как отыграют наши музыканты. Парни мои все понимают по-гречески, но неплохо будет, если вы сможете порадовать их английскими или датскими песнями.
– Ладно, нам знакомы оба языка.
Музыкантами оказались сплошь женщины, и их миловидный квартет мог доставить куда больше удовольствия, чем божественные статуи. Одеждой они себя не слишком обременяли, их легкие туники были настолько прозрачными, что почти не оставляли места для воображения, и это, судя по всему, всех устраивало. Юные музыкантши пробежали по мостику и устроились на сцене. Потом, взяв инструменты, они завязали себе глаза. Нужно же было сохранять благопристойность.
– На редкость хороши, – заметил Генрих, когда они начали играть. – И играют тоже неплохо.
– Они побуждают нас вспомнить, что слово «музыка» означает искусство муз, – похвалил я.
По звуку фанфар распахнулись входные двери, и в зал маршем вошел отряд варягов в полном боевом снаряжении. Поблескивая секирами, отражавшими факельный свет, они выстроились в ряд вокруг бассейна. По команде Генриха все разделись и за считанные секунды сложили вещи рядом с собой в одинаково аккуратные кучки. В ожидании следующей команды обнаженные воины замерли на краю водоема.
Я искоса глянул на Клавдия. Его почему-то вдруг жутко заинтересовали заусеницы на левой руке, и он старательно разглядывал их.
– Да здравствует император Алексей Комнин![18]18
Алексей III Ангел принял имя Комнинов, славной династия императоров XI-XII веков
[Закрыть] – провозгласил Генрих.
– Да здравствует Алексей, наш владыка и благодетель! – хором взревели они.
– Приступить к купанию! – приказал Генрих, и с веселым гиканьем и плеском его солдаты нырнули в воду.
Воинское подразделение вдруг превратилось в озорных мальчишек, скачущих, плавающих наперегонки и осыпающих фонтанами брызг миловидный квартет. Увлажнившись, шелковые туники прилипли к женским телам и стали почти невидимыми, каковое обстоятельство вызвало непристойные мужские шуточки и смех. Артистки стойко продолжали играть, умудрившись не сбиться с ритма, несмотря на внезапный потоп. Вода отнюдь не улучшила звучание арф, но их дребезжание явно устраивало мужчин.
– Эй, парни, не забудьте хорошенько вымыться, – крикнул Генрих, присоединяясь к остальным.
Теперь, когда он тоже разделся, мы заметили, что по части шрамов он превзошел всех.
Симон, пристроившись на скамье у стены, наполнял кружки вином с такой скоростью, что я разволновался, хватит ли на всех четырех бочек. Меня особенно волновало, останется ли вино к концу нашего выступления. Этот виночерпий чувствовал себя как рыба в воде, болтая с солдатами и приветствуя почти каждого по имени.
Через какое-то время Генрих подал нам знак к началу представления. Я прошел в центр сцены.
– Привет вам, доблестные варяги! – крикнул я. – В честь ваших достославных традиций я решил прочитать вам одну героическую сагу, которая восходит к временам зарождения наемных дружин в северных краях. Это очень длинная история. Наверное, ее исполнение займет так много времени, что в конце кое-кто из вас захочет вымыться еще разок. Из бассейна донесся одобрительный гул мужских голосов. Я величественно взмахнул рукой.
– Жил некогда славный король Олаф, – напыщенно произнес я, и они расхохотались, когда меня вдруг треснула по голове неизвестно откуда прилетевшая дубинка.
Я гневно обернулся, но не обнаружил виновных.
– Поистине, господа, – начал я выговаривать им. – Неужели вы не имеете никакого уважения к культурному наследию? Итак, я начну сначала. Жил некогда славный король Олаф, и его заморские походы…
Меня ударила вторая дубинка. Я развернулся. Клавдий стоял с самым невинным выражением лица, держа руки за спиной. К бурной радости купающихся зрителей, я продолжал тщетно выглядывать обидчика.
– Отлично. Попробуем в последний раз, – предупредил я их. – Когда король Олаф…
Я обернулся и подхватил на лету очередную дубинку. Клавдий замер на стадии завершения броска.
– А-а, так значит, это ты решил подшутить надо мной! – фыркнул я. – Ну, берегись же.
Я бросил в Виолу дубинкой. Она приняла ее и еще быстрее вернула мне.
Подобрав две валявшиеся у моих ног дубинки, я последовательно послал их ей. Она поймала их и, вернув мне, добавила еще три, после чего мы приступили к нашему обычному номеру. Солдаты одобрительно захлопали.
– Клавдий, друг мой, по-моему, мы что-то забыли, – крикнул я.
– Чего ж нам не хватает, Фесте? – удивилась она.
– У этих варягов есть правило завязывать глаза своим гостям.
– А нам-то что?
– Да ведь они наверняка поступают так из-за того, что произошло с несчастным Актеоном.
– Наверняка, – с умным видом поддакнула она, потом помолчала, скорчив озадаченную физиономию и от растерянности перестав жонглировать. – А кто такой этот Актеон?
– Это же великий охотник. И он, согласно греческим мифам, умудрился подсмотреть божественную красоту Артемиды во время купания. Да вон, гляди, она стоит там, – сказал я, показывая на статую с необычайно пышными формами и ловко продолжая жонглировать одной рукой.
Виола взглянула на указанную мной статую.
– Ишь ты какая, – восхитилась она. – Неудивительно, что ее выбрали богиней.
– Вряд ли в те времена проводились какие-то выборы, – сказал я, продолжая для разнообразия жонглировать дубинками за своей спиной.
– Так значит, она купалась обнаженной и вдруг увидела этого охотника. Держу пари, я знаю, что произошло дальше, – с вожделением произнесла она.
Послышались одобрительные возгласы.
– А я держу пари, что не знаешь. Она ведь была одной из богинь-девственниц.
– Ну, уж конечно, – иронически хмыкнул Клавдий. – Этим она, небось, просто завлекала Актеона.
– Но это истинная правда. И, разгневавшись, оттого что ее застали обнаженной во время купания, она превратила несчастного охотника в оленя, решив сама поохотиться на него.
Мы совсем перестали жонглировать. Клавдий потрясенно таращился на меня. Потом подбежал к статуе Артемиды и отвесил ей звонкую пощечину. Солдаты захлопали в ладоши, а потом начали хохотать, когда он, подвывая от боли, схватился за руку.
– Как бы не случилось того же с нашими купальщиками! – крикнула Виола. – Эта компания воинственно настроенных охотников, похоже, с удовольствием пожирает глазами ее божественные прелести.
– Я все-таки предпочитаю проявить осторожность, – сказал я.
– Что же ты собираешься сделать?
Я извлек из сумки плотную полоску ткани и завязал ею глаза.
– Неужели слепцу лучше живется, чем дураку? – воскликнула она.
Я нашарил на полу дубинки.
– Да ты, наверное, шутишь, – сказала она.
– Я всегда шучу, – ответил я и начал жонглировать.
Это был несложный трюк. Для жонглирования надо скорее четко улавливать ритм и рассчитывать силу броска, чем видеть полет предметов. Кроме того, в повязке были проделаны крохотные щелочки, хотя я и не нуждался в них.
Закончив жонглировать под бурные аплодисменты, я поклонился.
– Вы видите, господа? – сказал я. – В случае необходимости я сумел бы провести все представление вслепую.
Тут я развернулся и, сделав размашистый шаг, плюхнулся в воду.
Простейшая шутка, но она тоже сработала. Я сумел удержать голову над водой, сохранив грим почти неповрежденным, и вновь взобрался на сцену.
Клавдий притащил на платформу мою лютню, и я, набросив ремень на плечо, взял несколько аккордов. После исполнения старой английской баллады все англичане одарили меня дружными аплодисментами.
– А для нас споешь что-нибудь? – крикнул Кнут, плававший прямо передо мной.
– Можешь подпевать мне, юный датчанин, – ответил я, переходя на его язык. – «Давай проедемся на жеребце морского царя до Византии; к чему нам пахать на тучных полях, лучше мы вспашем просторы морские…»
Все датчане начали подпевать. Эта песня звучит лучше в ее оригинальном виде, братья шуты, и я знал ее с самого детства. За последние тридцать лет мне редко доводилось исполнять ее, и я с удовольствием вспоминал слова, по-новому воспринимая их смысл. Глядя на этих оторванных от родной земли северян, я задумался о выбранной ими стезе.
Бурные аплодисменты свидетельствовали, что выступление нам удалось. Мы начали тихо складывать в сторонке реквизит, а гвардейцы, выбравшись из воды, быстро вытерлись и почти мгновенно облачились в доспехи.
– До вечера все свободны! – крикнул им Генрих и обернулся ко мне. – Отличное выступление, приятель. Теперь ты сам можешь свободно помыться перед уходом. Возможно, тут даже найдется еще чистая вода. Как хорошо, что мы успели застать тебя здесь. Скоро нам придется покинуть город.
– И далеко ли лежит ваш путь? – спросил я, когда он вручил мне кошель.
– Всего лишь к Диплокиону, – вздохнув, сказал он. – Покинем город и пересечем воды ради охраны одного слепого старика. Целое войско отряжено на охрану слепца, прохлаждающегося в тюрьме, больше похожей на дворец. Представляешь?
– Исаака? С каких это пор ему выделили столь внушительную охрану?
– Да с тех самых, как сбежал молодой Алексей, – ответил Генрих. – Хотя сбежал-то он из-за беспечности самого императора. Не следовало ему повсюду таскать этого мальчишку за собой. А теперь он думает, что бегство как-то умудрился устроить его братец, пусть даже слепой. Поэтому мы и охраняем его, чтобы предотвратить очередные заговоры.
– Тогда Бог вам в помощь, и счастливого пути, – сказал я. – Приятно было познакомиться с тобой. Обращайся ко мне по возвращении. Я знаю еще много английских и датских песен.
Он пожал мне руку и сделал знак женскому квартету следовать за ним.
– А разве им не собираются платить? – спросил Клавдий.
– Наверное, они еще не закончили представление, – ответил я.
– А-а, – понизив голос, сказала Виола. – Что ж, мы, во всяком случае, славно развлеклись. Хорошо ли я сыграл?
– Великолепно, – сказал я и начал стаскивать с себя костюм.
– По-моему, ты задумал нечто неуместное, – прошептала она, оглянувшись вокруг.
– Мне хочется помыться, – сказал я. – Прости, что ты не сможешь присоединиться ко мне. А тебе я хочу поручить пока проведать наших лошадок и заплатить еще за одну неделю их содержания.
– Но когда же я смогу помыться? – запротестовала она.
– Я одолжу у Симона ванну и сам натаскаю воды, – сказал я. – Будь умницей, и тогда я потру тебе спинку.
Виола закинула на плечо сумку.
– Интересно, долго ли еще я буду числиться в шутовских птенцах? – спросила она.
Я пожал плечами.
– Ты делаешь потрясающие успехи. Она слегка поклонилась.
– Благодарю тебя, мой великий наставник. Встретимся в «Петухе».
– Передай привет Зевсу, – бросил я напоследок.
Повесив костюм на просушку, я спрыгнул в бассейн и, не ныряя с головой, начал энергично сдирать с себя накопившуюся грязь. Вдруг рядом раздался сильный всплеск.
– Черт, до чего же хорошо, – крикнул Симон, проплывая на спине футах в двадцати от меня.
Без одежды его можно было принять за любого из этих гвардейцев, причем шрамами его тоже судьба не обделила.
– Да ты и правда отчаянный вояка, – заметил я.
– Как и ты, если глаза меня не обманывают, – ответил он. – Где ногу-то покалечил? Похоже, кто-то подстрелил тебя.
– Войны не по моей части, – ответил я. – А вот на охоте я, бывало, сопровождал одного герцога и его свиту. Однажды мой пестрый костюм, мелькавший в кустах, приняли за птичье оперение. К несчастью, обманувшийся стрелок оказался метким. Я провалялся в постели несколько месяцев.
Правда была, конечно, более интересной, но я не видел необходимости рассказывать подлинную историю.
– А как насчет этого? – спросил он, показывая на старые шрамы на боку.
– Ими меня наградила ревнивая любовница, когда я бросил обхаживать ее, – сказал я.
– А вон тот?
– Подарок от ее муженька.
Симон захохотал.
– Поистине, я и не думал, что шутовство столь опасное ремесло, – сказал он. – Ты, часом, не из шутов гильдии?
– Ну уж нет. Их жизнь мне не по нутру. Говорят, у них слишком много дурацких обязанностей, да еще и платить приходится за это привилегированное членство. Чего ради мне посылать часть и без того весьма скудного дохода компании занудных начальников, которые ни черта не делают?
Симон пронесся мимо меня, сильно работая ногами.
– Нужно бы почаще плавать тут, – заметил он.
– А что, твоя нога тоже еще побаливает? – с сочувствием спросил я.
Нырнув под воду, он старательно промыл шевелюру и бороду и вновь появился на поверхности.
– Одиннадцать лет назад ее пробило арабское копье на равнине Арсуфа[19]19
Арсуфская битва 1191 года относится к истории Третьего крестового похода
[Закрыть], – сообщил он и показал еще несколько шрамов на левой руке и плече. – А эти отметины я получил под Акрой еще раньше, в конце восемьдесят девятого года, но они ничуть не умерили моего боевого духа. Охромел-то я только после того злополучного копья. И мне еще повезло. Многим из моих приятелей вовсе не суждено было вернуться, а я выжил и, пока заживала нога, так поднаторел в местных винах, что открыл здесь лавку. А теперь вот еще получил привилегию мыться в банях, как официальный поставщик варягов, да хорошо устроился на ипподроме, поскольку привожу туда по нескольку бурдюков с вином.
– Виноторговцы вообще достойны всяческого уважения, – поддержал его я.
Вскоре мы вылезли из воды и обтерлись.
– А твой слуга что ж не помылся? – спросил он, когда мы оделись.
– У него есть физический недостаток, которого он слегка стесняется, – выкрутился я.
– Ну, здесь на это не обращают внимания, – усмехнулся Симон, наливая в две кружки вино из единственной бочки, в которой еще что-то плескалось. – Ты ведь видел этих парней. Парад увечных. Ежели солдат без шрама, значит, отсиживался в кустах во время сражений.
– Бывают и более серьезные увечья. Мне не хочется распалять твое любопытство по такому пустяковому поводу. Может, ты одолжишь ему ванну, когда мы вернемся в гостиницу?
– Пожалуйста. В моей комнате стоит одна ванна, вы можете ею воспользоваться. Только обязательно вылейте потом воду за окно.
– Ты очень любезен. За твое процветание, хозяин, – провозгласил я тост.
Мы осушили наши кружки, сполоснули их в бассейне и загрузили бочки обратно в телегу.
Однако я не поехал обратно с Симоном, а отправился на Амастрийский форум к надежным менялам, где один из них выдал мне золотой гистаменон за часть заработанных нами серебряных, медных и бронзовых монет. Мне не хотелось, чтобы меня выгнали с ипподрома за то, что я принес фальшивые деньги.
Добравшись до «Петуха», я обнаружил, что Клавдий еще не вернулся из конюшен. Наш знакомый мясник, Петр, притащил после дневных трудов двух молочных поросят, и Симон уже развел огонь в небольшом очаге, чтобы зажарить их. При мысли о вечерней трапезе у меня потекли слюнки. Должен признаться, что, несмотря на порученное дело, я с удовольствием проводил время в Константинополе. Не часто приходилось мне работать в столичных городах, а дальняя дорога сюда с лихвой оправдывалась хотя бы кулинарными изысками.
Я позволил себе помечтать о жареном поросенке. И был наказан за такое легкомыслие. Еще не входя в нашу комнатенку, я должен был заметить, что кто-то поджидает меня там. Но я беспечно подошел к дверям и бросил сумку на пол и лишь потом, подняв глаза, заметил, что в темном углу маячит скрытая под монашеским капюшоном личность.
Не собираясь сразу хвататься за оружие, я пригляделся к нежданному гостю. Но единственной видимой частью его тела оказались руки.
– Приветствую вас, святой отец, – тихо сказал я. – Вы пришли исповедать меня?
– Stultorum numerus, – прошептал он.
– Это латинское благословение? – спросил я. – Магическая формула? Или ругательство? Я не силен в латыни, святой отец: не довелось получить приличного образования в растраченной попусту юности.
– Славно сказано, – вновь раздался шепот. – Stultorum numerus.
Я промолчал. Гильдию явно не жаловали в этом городе, и я не собирался рисковать, обмениваясь словами пароля с незнакомцем. Привалившись к стене, я лениво почесал за ухом.
– Нет нужды тянуться за кинжалом, Тео, – сказал все тот же голос.
Гость шагнул на свет и откинул капюшон. И я едва не упал замертво на месте.
– Что с тобой, Тео? – улыбаясь, спросила Талия. – Почему ты таращишься на меня, как на привидение?
